Убийца для Пономаря

Глава 37

Штурмовики потратили еще пять драгоценных минут на обыск всего здания, включая и подвал. Они подходили к Игорю Сергеевичу и он отмечал на содранных со стен планах этажей все обследованные помещения.

Вскоре стало ясно где именно скрывается ГУЛ. Ни одна из обследующих групп не зашла в одно из подвальных помещений.

– Что там находится? – Спросил Пономарь у ближайшего человека в белом халате. Тот взглянул на схему подвала, нахмурился и произнес:

– Барокамера.

– Внимание! – Опять прогрохотал мегафон. – Даю последние три минуты! Сложить оружие и выходить по одному с поднятыми руками. А пока – предупредительный выстрел! Бухнуло какое-то орудие и во дворе стационара вздыбилась и опала земля вперемежку с асфальтом. На месте попадания снаряда осталась неправильной формы воронка.

Дарофеев знал куда идти, но что-то как будто удерживало его. Он знал, что это всего лишь не направленное ни на кого лично желание ГУЛа но от этого осознания было не легче. Через минуту, которая показалась целителю не одним часом, он сделал шаг, другой. Его воля боролась с огромной силой желания ГУЛа.

Но через пару минут Пономарь, сжимая в руке шлем, был в подвале. Он вошел в необследованное помещение. Там горел свет и большее пространство подвальной комнаты занимала бочка из толстого металла. Барокамера.

Обойдя ее со всех сторон, Игорь Сергеевич убедился, что она заперта изнутри. Внутри же нее, если верить всем видам зрения, доступным Дарофееву, никого не было.

Время шло, а Пономарь никак не мог попасть внутрь толстостенного сосуда. Наконец, целитель обнаружил трубу, которая, когда в барокамере должно было повышаться или понижаться давление, присоединялась к насосам. Сейчас же конец трубы был свободен.

– Выходи! – Крикнул в него Игорь Сергеевич. – Я знаю, что ты там!

Ответа не было.

И вдруг целитель вспомнил об еще одном, кроме защитного, свойстве состояния “Жалюзи”. Сев на трубу верхом, Дарофеев изменил вектор действия блока и быстро стал уменьшаться в размерах. Когда его рост стал позволять пройти через трубу, целитель схватился руками за верхний край металла, спрыгнул внутрь. Расстояние было небольшим, но для уменьшившегося Пономаря оно составляло десятки метров. Стараясь ступать как можно тише, Игорь Сергеевич промчался по трубе и очутился внутри барокамеры. И увидел забившегося в угол мальчишку.

Целитель быстро привел себя к нормальному росту. Пока он это делал, ГУЛ смотрел на него расширившимися от ужаса глазами. Дарофеев не раз видел этого паренька в своих астральных путешествиях. О нем рассказывала и Роза-Света. Он, как думал Пономарь, являлся одним из трансляторов воли ГУЛа. Но чтобы сам мальчишка, один, мог устроить такое по всей стране!? Это казалось невероятным.

Сверху что-то громыхнуло и здание затряслось.

“Начали обстрел.” – Понял целитель. Медлить было нельзя. Игорь Сергеевич разблокировал защелки, открутил штурвал на люке, ведущем из барокамеры. Потом, схватив паренька за руку, вытащил его, упирающегося, но молчащего, наружу. Там, на трубе, через которую Игорь Сергеевич попал в последнее убежище ГУЛа, висел шлем.

Через считанные мгновения голова мальчишки оказалась внутри этой конструкции. Сам Дарофеев подкрепил, как ему было сказано в Информаториуме, шлем его энергетической копией. Раздался еще один взрыв. С потолка обильно посыпалась отсыревшая известка.

Отряхиваясь, но не отпуская руку ГУЛа, Игорь Сергеевич пошел с ним наверх. Его встретили ликующие штурмовики.

– Они прекратили осаду! – Весело крикнул Константин Сергеевич. – Все уходят! Ты нашел его? Где он?

Только сейчас Дарофеев-младший заметил жмурящегося от страха паренька.

– Вот этот?!..

– Судя по всему... – Пожал плечами Пономарь. – Сам ведь говоришь – все прекратилось...

Подскочил радостный Изотов.

– У меня осталось! – Закричал он.

– Что осталось? – Не понимая спросил целитель.

– Способности! Я все вижу. И энергию, и все!.. А где ГУЛ?

– Вот он. – Усмехнулся Игорь Сергеевич и, обратившись к пареньку, полюбопытствовал:

– Ты хоть понимаешь, что ты делал?

– Да он не ответит. – К говорящим подошел мужчина в пижаме, один из бывших помощников ГУЛа. – Он слепой, глухой и немой. Только глазами хлопает, но все понимает...

Объяснить врачам, которые лишились своих программ, что делают в стационаре люди с оружием оказалось непросто. Еще большее недоумение вызывал тот факт, что вся эта стрельба поднялась из-за одиннадцатилетнего немого пациента, который на секунду оставшись без присмотра, уже пробовал стащить с головы блестящий шлем, который ему зачем-то надели на голову.

Пациенты разбрелись по палатам, обсуждать странное событие. Врачи направились ругаться с такими же, как они сами, ничего непонимающими военными, которые устроили обстрел из гранатометов территории института, повредив при этом подъездной пандус. Более серьезных разрушений, к счастью, не оказалось.

Пришедшие в рассудок милиционеры тоже не могли разобраться, зачем они здесь. Правда, работа им нашлась. Везде лежали трупы убитых граждан, которые по проказу ГУЛа, не разбирая дороги, шли спасать своего “хозяина”. Но их сразили именно милицейские очереди, пули штурмовиков лишь усыпляли.

Сергей Владимирович разбирался и с милицией, и с военными. Он размахивал своим фээсбэшным удостоверением, доказывая, что эта операция санкционирована с самых верхов власти. Как подозревал Дарофеев, убедить и тех и других майору помогла оставшаяся у него способность к владению биоэнергией.

Целитель взглянул на часы. Была всего четверть второго. Прошел лишь час с высадки штурмовиков в Хумске. Пономарю же казалось, что прошло куда больше времени.

ГУЛ, которого, как оказалось, звали Виктор Матюшин, прекратил попытки справиться с замком на шлеме и, сжавшись в комок, настороженно и затравленно одновременно, поглядывал на Игоря Сергеевича.

– Так это он мочканул Кропаля? – Сурово сверкая глазами спросил у целителя Корень.

– Он...

– Так он же пацан!

– Вот именно. – Подтвердил Дарофеев. – Я тут прочитал его карточку. Понимаешь... Он слепоглухонемой.

– Но смотрит же?! – Удивился Репнев.

– Не глазами... Хотя ими и двигает... И слышит не ушами, а всей поверхностью тела... Его зачали в момент Чернобыльского взрыва. Электромагнитный импульс не повредил его генетическую структуру, но заставил ее работать чуть по другому, чем у обычных людей. Он мощнейший природный биоэнергетик. Телепат. Не знаю, что там еще. Этому, может и названия пока нет.

– И чего с этим ублюдком делать? – Разочарованно спросил Николай Андреевич, понимая, что с ребенком ему не позволят ничего сделать никакие воровские законы. – Не мочить же его?

– Не мочить. – Согласился целитель. – А если наказывать, то как?.. Не по попке же отшлепать? А для суда он мал еще. Родители умерли... Да и бандуру эту с него снять когда-нибудь придется. А то запаршивеет. В общем, не знаю, что делать... – Резюмировал Игорь Сергеевич.

– А, может, с ним просто, по-мужски побазарить? – Предложил от безысходности Корень.

– Наверное, так и надо...

Витя был уверен, что как только Дарофеев найдет его, то тут же изобьет до полусмерти. Как иначе, ведь по его ГУЛовской наводке, москвича столько раз пытались убить? Но все случилось совершенно не так, как он себе представлял. Конечно, это был полный крах. Крушение всех надежд и мечтаний о лучшем будущем всех людей, но, странное дело, Витя чувствовал от своего пленения только непонятное облегчение.

Первое время он страшно боялся. Дарофеев-гном вылез из какой-то щели, моментально вырос и тут же надел на него железный шлем. Хорошо, что не маску.

Потом он сидел в холле, все вокруг него громко разговаривали, и он путался в этих голосах, они сливались для него в один неразборчивый гомон. К москвичу подходили его друзья. О чем-то с ним беседовали, бросая злобные взгляды на него, поверженного ГУЛа.

И вдруг, у него в голове послышался чей-то голос:

– Ты меня слышишь? – Спросил он.

Витя поискал зрением говорящего и понял, что это Дарофеев. Экстрасенс прямо смотрел на него, и был теперь видим во всех частях, не только твердой.

– Ответь, пожалуйста. – Повторил Дарофеев.

– Слышу...

– Не бойся... Я хочу объяснить тебе, что именно ты хотел сделать. И какие это вызвало бы последствия. Хочешь?

ГУЛ мысленно пожал плечами:

– А я могу отказаться?

– Я думал, тебе это будет интересно...

Витя согласился и тут же, непрерывным потоком в его мозг потекли разнообразные сведения. И о сталинских репрессиях, и о расплате за свои поступки, и о ценности любой жизни, и о карме, и об ответственности, и об энергетических законах социального развития, и об эгрегорах, и о внеземных кураторах человечества.

С каждым полученным знанием, Витя все сильнее внутренне съеживался. К нему, наконец, пришло понимание. Понимание и абсурдности своих замыслов о всеобщем равенстве и счастье, и дикости своих собственных методов. В какой-то момент он мысленно закричал:

– Не надо больше! Это же жестоко!

И горько разрыдался.

– А каким жестоким был ты сам? – Услышал ГУЛ мысль москвича. – Подумай...

– Я!.. Я не хочу быть таким! Я хочу быть как все! Ты когда-нибудь страдал от полного одиночества? Было у тебя такое, что тебя не понимает ни единая тварь во всем свете? Было? – Тело Виктора билось в рыданиях, но мысль работала достаточно четко, чтобы Дарофеев мог улавливать и ее саму и интонации.

– Так ты хотел всех сделать такими, как ты сам? – Удивился Игорь Сергеевич. – Разве ты не понимал, что это невозможно?

– Я не знаю... Я хотел, чтобы все были счастливы... Но я... Я не могу больше...

Пономарь прочитал в сознании мальчика мысль о самоубийстве и немедленно погрузил паренька в глубокий сон. Действительно, даже взрослый, зрелый человек, узнав о том, какие колоссальные, неисправимые глупости он натворил, подумал бы о наложении на себя рук. Чего же взять с еще не до конца сформировавшегося ребенка?

Целитель представил себя на его месте и ужаснулся. Да, действительно, он поступил с ГУЛом слишком жестоко.

Но, с другой стороны, рано или поздно ему все это надо было объяснить...

В общей сложности, штурмовики потеряли всего двух человек. Самого первого мафиози, которому в голову попал чугунок и фээсбэшника, прошитого очередью из милицейского автомата. Все остальные остались живы. Было пятеро с легкими пулевыми ранениями, у двоих сломаны ноги, у четверых – ключицы от попадания на них тяжелых предметов.

Тем, у кого были мелкие увечья, первую помощь оказали в стационаре. Остальных, тех, кто не мог самостоятельно передвигаться, оставили в Хумске лечиться.

Штурмовики ехали назад, в Москву радостные и разочарованные одновременно. Тот светловолосый пацан в блестящем шлеме, который спал на плече своего злейшего врага – Дарофеева, никак не ассоциировался со страшным всемогущим ГУЛом.

Сам же Игорь Сергеевич пытался разобраться в своих чувствах. Да, мальчишка причинил ему, да и не только ему, массу хлопот, множеству людей его безрассудные эксперименты стоили жизни, но ведь сказано в Святом Писании: “Прощайте врагов ваших.” А Пономарь, как только узнал, что ГУЛовские программы перестали функционировать, уже был готов простить несчастного гения от биоэнергетики Витю Матюшина.

Ему бы с самого начала попасть в хорошие руки, а не вариться в собственном соку в клинике, где над тобой ставят всякие эксперименты. Естественно, что будучи слепоглухонемым, но одновременно все прекрасно видя и слыша, только не говоря, Витя испытывал страшный комплекс неполноценности, который и деформировал его талант в черную сторону.

“Может, – Подумал целитель, – Еще не все потеряно? Кундалини у малыша на месте... Безоговорочно черным он пока не стал. Так, может, еще не поздно?”

Потом пришла мысль об усыновлении, за ней – о том, сколько же придется потратить усилий, чтоб ликвидировать все свои программы, но Пономарь только улыбнулся им. Он все сделает правильно. А если и ошибется, то вовремя исправит. Разве не так?