– Вот сука, ну и живучий! – бормотал Савелий Мерзлов, наливая из двухлитровой бутылки в высокий стакан виски. – Ну и живуч! Как тот кот помойный, ему хвост отрубят, с крыши на асфальт сбросят, он еще под колеса машины угодит и после всего этого бегает. Да, живуч, гаденыш! Ну, ничего, и на тебя найдем управу, угомонишься наконец-то.
Деньги, которые Савелий Борисович Мерзлов давным-давно задолжал Сергею Дорогину, он отдавать не собирался. Мерзлов со стаканом в руке и с зажженной сигаретой расхаживал по большому грязному кабинету, заставленному черт знает какой мебелью. Ходил по грязному, вытоптанному ковру, сбивая пепел с сигареты прямо себе под ноги. Столы, компьютер, кресло – все было завалено бумагами, коробками с пестрыми надписями.
«Живуч, живуч, каскадер долбанный, будь ты неладен! Свалился же ты снова на мою голову. Мы уже тебя, гада, давным-давно похоронили, а оказывается нет, жив пока. Ну, ничего, допрыгаешься, доиграешься. С Мерзлова решил деньги сорвать. Да если бы сейчас воскресли мой отец вместе с матерью пришли ко мне в контору и сказали: «Савва, Савва, нам есть нечего, дай денег», так я бы даже им не дал. А тебе, каскадер долбанный, я и не подумаю отдавать».
Долг был немалым, – пятнадцать тысяч долларов задолжал Савелий Борисович Мерзлов Сергею Дорогину, задолжал давно. И если бы Мерзлов был порядочным человеком, хотя бы на йоту, то он бы прекрасно понимал, что за четыре года эта сумма должна была по крайней мере удвоиться, а то и утроиться. Ведь он брал деньги у Дорогина под проценты, твердо обещая отдать все до последнего цента. Но Мерзлов поступал так всегда: брал деньги в долг, а затем не отдавал.
За последние четыре года, которые он не виделся с Дорогиным, дела его пошли в гору. В общем, сумма в тридцать тысяч долларов для него была не очень большой, ведь Савелий Мерзлов мог проиграть в карты за ночь десять, а то и пятнадцать тысяч. Но одно дело оставить деньги на столе, оставить тем, кто выиграл, тем кому повезло больше, и совсем другое отдать заимодавцу-неудачнику. Тут уж Мерзлов не мог пересилить себя. Он скрежетал своими вставными челюстями, кривил тонкие губы и сплевывал на пол, делая глоток за глотком, поглощая сорокатрехградусную золотистую жидкость.
– Фу, какая мерзость! – сплюнув после очередной порции виски, пробормотал Мерзлов, пригладил редкие волосы на крупной голове. – Что б ты сдох, каскадер долбанный! – в который раз как заклинание повторил одну и ту же фразу Мерзлов.
Затем подбежал к телефону, нервно сорвал трубку и принялся вдавливать клавиши.
– Ну, ну, ну, – говорил он, подгоняя самого себя.
Телефон не отвечал. Тогда Савелий Борисович выскочил из кабинета в комнату поменьше.
– Эй, слушай, – зло крикнул он своей секретарше, та сидела за столом, заложив ногу за ногу и хохотала, слушая очередной пошлый анекдот, который рассказывал водитель Мерзлова.
Тот, увидев шефа, смолк.
– Соедини меня с Бирюковским. Набирай, пока не ответит. Он должен быть на месте. А ты никуда не уходи, сиди тут.
– Что, куда-нибудь едем? – осведомился водитель.
– Едем, не едем, не твое дело. Места своего держись.
Хлопнув дверью, Мерзлов вновь скрылся в своем кабинете.
«И когда в конце концов у меня здесь порядок будет? Грязь несусветная, коробки, ящики, бутылки. Надоело, не могу все это видеть».
Он зло ударил ногой по ящику с сигаретами. Тот раскрылся, перевернулся, покатился, содержимое высыпалось на пол. Прямо по пачкам Мерзлов буквально побежал к письменному столу.
«Где же этот козел, мудак? Должен же сидеть на месте. Когда не надо, он всегда держит задницу в кожаном кресле, бумажки читает. А тут, когда вопрос надо решить, ему не дозвониться!»
Савелий Мерзлов еще налил виски, налил почти половину стакана и, сделав несколько глотков, плюхнулся в кресло. Он был невысокий, широкоплечий. Очки в тонкой золотой оправе абсолютно не гармонировали с его грубым мясистым лицом, одутловатым, землистого цвета и с розовым большим носом. Маленькие мутные глазки поблескивали под стеклами.
«Вот незадача. Думал, все сложится хорошо, а тут, на тебе… И говорила же мне жена, что по гороскопу именно на сегодняшний день, именно на двадцать третье сентября мне придется рассчитываться с кредиторами. Вот уж угадала, как в воду смотрела. Дура жирная, свинья! Накаркала!»
Ни жену, ни детей Савелий не любил. И вообще, он на этом свете не любил никого. Даже самого себя и то презирал.
Наконец ярко вспыхнула лампочка на пульте большого телефонного аппарата, и раздался гудок.
Мерзлов схватил трубку:
– Алло, алло! – буркнул он в микрофон.
– Бирюковский говорить с вами будет, – прочирикала секретарша.
– Савелий, я как узнал, что ты меня ищешь, сразу же все бросил.
– А, ты? Вечно тебя где-то носит.
– Собрание акционеров, я сказал, чтобы меня не беспокоили, пока не кончится.
– А меня не колышит, Лева, что там у тебя было – собрание акционеров, онанистов, мудаков, коммунистов – не колышет.
– Что стряслось? – прозвучал из трубки вопрос. – Ты что, опять в дрезину нажрался?
– Да нет, я почти трезвый. А вот у тебя проблемы могут быть. Уже начинаются.
– У меня проблемы? – взволнованным голосом спросил Лев Данилович Бирюковский.
– Да, да, Лева, у тебя.
– Ну, и что же это за проблемы?
Услышав голос своего партнера, сумев с ним связаться, Мерзлов немного успокоился, пришел в себя и, поудобнее устроившись в кресле, вытряхнул из пачки сигарету, закурил, и сопя в трубку, принялся объясняться.
– Хороших новостей у меня для тебя, Лева, нет. А плохих сразу несколько.
– Ну, давай, давай, что ты тянешь, Мерзлов, говори! Вечно ты напустишь туману.
– Какой на хрен туман, тут такое…
– Какое такое? ФСБ на тебя наехала или налоговая инспекция прижала, что стряслось?
– Налоговая инспекция. ФСБ!.. С этими я разобрался бы, даже не ставя тебя в известность, не засоряя словами телефонную линию.
– Тогда что, жена с другим переспала?
– Пусть бы она хоть со всей Москвой переспала, мне это до задницы, ей за мной в этом вопросе не угнаться.
– Тогда что, война началась?
– Не шути так, Лева, дело серьезное.
– Так не тяни кота за хвост, говори дело.
– Каскадер объявился, – выдавил из себя Савелий Мерзлов. Ты меня слышишь, Лева, каскадер объявился.
В трубке воцарилось молчание. Затем тяжелый вздох и сопение.
– Как объявился? Мы же деньги заплатили! Я лично заплатил, чтобы он больше не шлялся по приличным людям.
– Ты заплатил, я заплатил, а он объявился, живой и здоровый.
– Ты его видел?
– Нет, не видел, но зато слышал. Слышал так же хорошо, как и тебя.
– И что ты думаешь делать? – задал довольно-таки глупый вопрос Бирюковский.
– Как это что? Исправлять ошибки надо.
– Я у тебя конкретно спрашиваю.
– Ах, конкретно. А что ты собираешься делать?
В трубке опять послышалось натужное сопение, словно бы из продырявленного баллона выходил воздух.
– Да не сопи ты, как паровоз, говори.
– А что тут скажешь?
– Ты ему много торчишь? – задал вопрос Мерзлов.
– Ну, раза в два или три больше тебя, это если без процентов.
– Тогда тебе и принимать решение. Я уже принял один раз, – Мерзлов подвинул к себе стакан, сделал один большой глоток виски и тут же закашлялся прямо в трубку.
– Хватит пить, – сказал Бирюковский, сказал так, словно бы они находились в одном помещении, будто бы он сидел напротив Мерзлова.
– Допинг, допинг, Лева, нервы сдают.
– Не волнуйся, – уже более спокойным голосом сказал Бирюковский, – с ним мы разберемся.
– Ну, ну, мы уже пробовали с ним разобраться, а он как кот помойный, ничто его не берет. Вилами его коли, кирпичом бей, а ему хоть бы что.
– Про кота это ты хорошо придумал. Люди у тебя есть?
– Какие люди? – спросил Мерзлов.
– Твои, которые как пионеры – всегда готовы.
– Конечно есть, куда же им деться, я плачу деньги, они при мне.
– Я тебе оплачу половину расходов, только пусть не ходит.
– Не понял, – сказал Мерзлов.
Хотя все он прекрасно понял. Подобная мысль, подобное решение проблемы было и у него в уме, но он до поры до времени боялся произнести эти слова. А вот Лев Бирюковский не испугался и произнес.
– Да, да, Савелий, нет человека и нет проблемы.
– Это ты хорошо говоришь. И вообще, хорошо тебе говорить.
– Да не очень, ведь сразу же после тебя он ко мне придет.
– Конечно, придет, Лева, и тогда мало тебе не покажется. А если ему еще кто-нибудь шепнет о том, как ты ему удружил и какие услуги оказал…
– Хватит, хватит, – быстро заговорил в трубку Бирюковский, – ты еще вспомни, что сто лет назад было.
– Причем тут сто лет, я говорю о недавнем прошлом, о твоем, моем, его…
– Хватит, ударился в воспоминания. Если ты разберешься с ним, то после, считай, что ты мне, Мерзлов, ничего не должен.
– Маловато будет, маловато, – сказал Савелий в трубку, сказал нагло и громко.
– Что? Маловато? Да я тебя, Мерзлов.
– Ладно, Лева, успокойся, не гони волну. Мы же с тобой партнеры, так сказать.
– Партнеры, партнеры, – пробурчал Бирюковский и выругался прямо в трубку.
– Вот видишь, значит, правду я говорю. В общем, ты меня понял.
– Да, понял, понял, чего же здесь не понять.
– Тогда сразу же позвонишь, мой номер ты знаешь.
– Хорошо, позвоню.
– А расписочку ты порвешь.
– Порву, порву прямо на глазах, не сомневайся.
– А я и не сомневаюсь.
Савелий Мерзлов, довольный собой, положил трубку и быстро прошелся по кабинету, наступая на рассыпанные пачки сигарет. Они хрустели целлофаном под подошвами башмаков, Мерзлов отбрасывал их в сторону так, будто бы это был ничего не стоящий мусор. Он еще минут пятнадцать ходил по кабинету от стены к стене, размышляя о том, как все лучше устроить.
Наконец решился, открыл дверь в приемную.
Его секретарша тут же загасила сигарету, а шофер повернул коротко стриженую голову с крепким затылком и посмотрел на хозяина, готовый тут же броситься выполнять любое его желание.
– Где сейчас ребята?
– А кто нужен, Савелий Борисович?
Мерзлов назвал несколько имен.
– Думаю, на месте, на складе.
– Позови сюда и скажи, чтобы пришли быстрее, у меня для них есть работа.
– Будет сделано, – вскакивая с мягкого кресла, ответил водитель и бросился выполнять приказание.
Он дошел до лифта, резко вдавил кнопку и стал ждать когда кабина спустится с двенадцатого этажа на седьмой. Лифт подъехал, створки дверей разошлись, водитель шагнул вовнутрь кабины прямо к своему отражению, чуть не столкнувшись с ним нос к носу. Сам себе подмигнул и поправил ворот кожанки. На его шее поблескивала золотая цепочка, подарок хозяина ко дню рождения.
Лифт пополз вниз.
А Мерзлов вытащил из кармана связку ключей на длинной серебряной цепочке с дурацким брелоком в виде черепа, открыл сейф, не глядя запустил туда руку, и вытащил пачку долларов. Мерзлов знал наверняка, в этой пачке, перетянутой черной аптечной резинкой, ровно десять тысяч. Можешь хоть двадцать раз считать, денег не прибавится и не убавится. Он подержал ее в руке, подержал так, как рыбак держит рыбу, не желая ее отпускать.
«Ну, ну, каскадер, денежки с меня хочешь получить? – на всякий случай Савелий Мерзлов положил деньги во внутренний карман своего дорогого, но изрядно поношенного пиджака. – Может, я тебе их и отдам».
Затем из верхнего ящика письменного стола он вытащил черный пистолет, настоящую «беретту», не поддельную, не газовую, а привезенную ему на заказ, проверил патроны и сунул в карман кожаного плаща.
Минут через двадцать в дверь постучали.
– Кто там? Заходите! – уже прекрасно зная, кто за дверью, крикнул Мерзлов, подошел к бутылке с виски, налил себе на два пальца и уселся за стол.
В кабинет вошли трое. Мужчины все были крупные, одетые в черные кожаные куртки. В прокуренном помещении мгновенно распространился запах сырой кожи.
– Вот что, орлы мои, мы с вами поедем на мост. Там я должен встретиться с одним человечком. Трое мужчин слушали Мерзлова внимательно. – Так вот, я с ним встречусь. Он хочет получить с меня деньги, а я не хочу их отдавать. И ваша задача, орлы мои, соколы любимые, сделать так, чтобы он больше никогда меня не беспокоил, никогда не звонил, никогда ко мне не приходил. И вообще, будет лучше, чтобы он исчез навсегда. Ну что, вам все понятно или нужны разъяснения?
– На каком мосту? – немного сипловатым голосом спросил самый низкий из этих трех великанов. Правда, даже этот низенький, этот коротышка был на полторы головы выше Савелия Мерзлова.
– На том мосту, по которому мы с вами ездим за город ко мне на дачу. Ясно?
– Ясно, ясно, ясно.
– Вот и хорошо, если вам троим все ясно. Но смотрите, соколы мои, чтобы все было чики-чики, без проблем и без последствий. Иначе вы сами знаете, пойдете на биржу стоять в очереди. И будьте уверены, там для вас работы не найдется.
– Да ладно, Савелий Борисович, ведь знаете, не подведем.
– Знаю, знаю. Это я так, на всякий случай, чтоб ухо держали востро и были ко всему готовы. Мужик, с которым придется разбираться, крутой.
– В каком смысле крутой? В смысле бабок? – спросил «коротышка».
– В смысле голову оторвать – крутой. Так что будьте ко всему готовы.
– Он придет один?
– Скорее всего, да.
– Ну, тогда нет проблем.
– Нет проблем, нет проблем, – пробурчал Мерзлов, – проблемы-то как раз есть. Вот именно их и надо решить, за тем вас и позвал. В общем, будьте готовы ко всему, он на самом деле мужик стреляный, крученый-перекрученный.
– Видали мы таких.
Мерзлов посмотрел на часы. До встречи еще оставалось тридцать минут.
– На чем поедем, – спросил «коротышка», – на вашей машине?
– Вы поедете на своей, а я на своей.
– Ясно.
Савелий Мерзлов подошел к шкафу, снял с вешалки кожаный плащ, в кармане которого лежал заряженный пистолет, потрогал рукой пачку денег во внутреннем кармане пиджака. К встрече с Дорогиным он был готов.
«Ну, каскадер, держись, мало тебе не покажется!»
– Пошли, мужики, – бросил он своим людям, направляясь к выходу. – А ты можешь быть свободна, – сказал Мерзлов секретарше, – и завтра чтобы появилась на работе ровно в девять утра.
– Будут звонки?
– Всем отвечать, что босс скоро приедет.
– Ясно, Савелий Борисович, – ответила девушка, быстро собирая на столе бумаги и ручки, а также маникюрные ножницы, пилочки, бутылочки с лаком.
«Надо ее уволить», – шагая по коридору, подумал Мерзлов.
Сергей Дорогин стоял на мосту и смотрел вниз, на воду, до которой было метров двадцать. Река напоминала ему черное, медленно текущее стекло. Иногда под центральным пролетом проплывала длинная баржа, груженая песком, который светился в темноте. Сергей провожал взглядом красные огоньки буксиров, быстро проплывающие моторные лодки и не спеша курил, стряхивая пепел вниз, на черное стекло неторопливо текущей реки.
Стоя на мосту, по которому проносились автомобили, и глядя на темную воду реки, Сергею Дорогину пришла в голову мысль, что когда-то давным-давно, может, даже в одной из предыдущих жизней, с ним такое уже случалось. Он так же стоял и смотрел на реку. Только тогда в темном стекле воды отражались не огоньки буксиров, а высокие звезды. Да, да, когда-то такое с ним было.
И тут же он вспомнил, что случилось это не в предыдущей жизни, и даже не очень давно, каких-то лет десять тому назад. Тогда он тоже стоял на мосту в другом городе и его ладонь лежала на холодном железе перил, пальцы подрагивали, отбивая такт простенькой мелодии, и он весь был в предвкушении счастья.
Вера тогда появилась неожиданно. Услышав хлопок дверцы, он обернулся. Вера выпорхнула из машины, бросилась к нему на шею. Они целовались на мосту и им было безразлично кто на них смотрит, что говорит. Они были молоды, счастливы.
«Да, это произошло со мной. Но… действительно… в другой жизни», – подумал Дорогин и услышал сигнал клаксона.
На звук Сергей резко повернул голову. Фары машины несколько раз моргнули.
«Вот и Савелий», – подумал он и не спеша направился к черному джипу.
Из джипа на высокий мостовой тротуар вылез Савелий Мерзлов в черном кожаном плаще. Он уже издалека замахал руками, изображая радость встречи.
– Сколько лет, сколько зим! Серега, а ты не изменился, – громко заговорил Савелий Борисович, раскидывая руки для дружеских объятий.
Сергей прореагировал на этот жест холодно. Он сделал несколько шагов навстречу и замер.
– Да что ты, Серега, как будто меня боишься? Ведь мы же не виделись с тобой целую вечность.
– Да, да, давненько я тебя не видел.
– Ну, не так уж и давно. Четыре года – это не срок.
– Это кому как. Это тебе, Савелий, хорошо рассуждать, ведь ты не лежал на нарах, не валил лес, не ходил по тюремному двору от стены к стене, не слышал лая собак и окриков конвойных.
– Да ладно тебе, Дорогин, расписываешь так, словно бы ты в сталинском ГУЛАГе двадцать пять лет оттрубил, а не в колонии демократической России.
– Я и не расписываю – обозначаю.
– Ну и ладно, здорово, что встретились, – подал мясистую ладонь Мерзлов.
Сергей пожал руку.
– Что скажешь?
– Ты меня, конечно, извини, Серега, что не пригласил к себе в офис, что не сели мы с тобой за стол, не выпили за встречу…
– Мерзлов, не стоит об этом. Давай лучше поговорим о деле.
– О деле, так о деле. Ты не волнуйся, деньги я тебе принес.
– Это хорошо, – коротко бросил Дорогин, – на большее я и не рассчитывал.
– Как ты, чем собираешься заняться?
Дорогин пожал плечами. Ему не хотелось разговаривать с Мерзловым, не хотелось рассказывать о том, чем он собирается заниматься.
А Мерзлов заглядывал Дорогину в глаза, крякал, как большое жирное животное, мерзко хихикал и похлопывал Сергея по плечу.
– Ну, ты, брат, совсем и не изменился, будто в санатории отдыхал, словно бы на Багамы или на Канары слетал.
– Да уж, и не говори. Канары и нары рифмуются.
– То-то я и смотрю, еще шире в плечах стал, да и руки крепкие.
– Подержал бы ты, Мерзлов, с мое топор, помахал бы им с утра до вечера и у тебя мозоли появились бы.
– Нет уж, нет уж, лучше от топора подальше держаться – от топора, пилы, конвойных, собак и всего прочего. Ты уж меня извини, это я так, от смущения и от радости. Кстати, Серега, как ты меня нашел, а? Расскажи.
Сергей Дорогин ухмыльнулся, закурил сигарету и смерил Мерзлова взглядом от начищенных башмаков до кепки, маленькой, кожаной.
– Я смотрю ты, Мерзлов, очки носить начал. Что, зрение подводит? Или читать много стал?
– Да нет, ты знаешь, со зрением все в порядке. Так, для солидности. Я же бизнесмен, а не дерьмо собачье.
– Бизнесмен, говоришь?
– Да, бизнесмен, контору имею, фирму.
– И чем же ты занимаешься в своей фирме?
– Всякой всячиной – сигареты, водка. Всем, на чем можно деньги сделать.
– Понятно. Значит, при деле? Хорошие и быстрые деньги.
– При деле, при деле, Серега. Плохими деньги не бывают, а вот насчет быстроты, я бы с тобой поспорил. А ты-то чем заняться думаешь? Может, ко мне пойдешь работать?
– Нет уж, Мерзлов, я с тобой поработал и больше не хочу. Деньги где?
– Деньги все в деле крутятся, выдернуть их проблема. Поверишь ли, временами сделку на сто тысяч проворачиваешь, а у самого в кармане сущая мелочь. С колес живу. Вот и теперь, ты мне про долг напомнил, я друзей напряг, сам в долги залез, мне прямо сюда бабки и привезут.
– Так ли?
– А что так, Серега? Я же тебя не обижал, относился к тебе, как к брату. Кстати, вот и мои ребята прикатили, денежки тебе несут. Все, что смогу, сполна верну, все, как ты говоришь, до капли.
– Ну-ну, – улыбнулся Сергей.
В это время к нему приблизился «коротышка», держа руки в карманах кожанки, за ним подошли еще двое.
– Кстати, вот твои деньги, пересчитай, – Мерзлов вытащил пачку из внутреннего кармана пиджака и подал Дорогину. – Хотя можешь и не считать, здесь все чики-чики, тютелька в тютельку, так что не волнуйся.
Сергей взял деньги, ощутив пальцами, как свежие купюры захрустели, переломил пачку надвое и, глядя в глаза Мерзлову, сказал:
– Слушай, так ведь это не все.
– Я же тебе и говорил, что сразу все не смогу вернуть. Ты свалился как снег на голову. Мне же их тоже где-то надо взять, а банки, как ты понимаешь, уже закрыты.
– Да, да, закрыты, Савелий.
– Эти деньги у меня на руках были, а ребята еще подвезли. Чего ты так на меня смотришь?
– Когда все отдашь, тогда я по другому и смотреть стану.
– Ребята, вы мне деньги привезли?
– Сейчас, сейчас…
Сергей расстегнул молнию куртки и уже хотел было спрятать деньги, как в это время в руках «коротышки», стоявшего справа от Сергея, сверкнуло лезвие выкидного ножа. Сергей успел среагировать, но все равно опоздал на какие-то доли секунды. Острый нож распорол куртку и лезвие по самую рукоятку вошло ему в бок. Савелий ухватился за пачку денег, Сергей бросился в сторону, пальцы разжались, деньги выпали. Он побежал по мосту, понимая, что далеко уйти не сможет.
– Ну, что ты, козел! – раздался у него за спиной крик Мерзлова, который был обращен к бандиту, нанесшему удар. – Добейте его, добейте! Уйдет же, гаденыш, уйдет!
Сергей почувствовал, что еще несколько шагов и преследователи его настигнут. Заурчал мотор машины.
– Нет, не бывать по-вашему, не дам себя зарезать, как овцу, не дам!
И из последних сил, схватившись руками за холодные мокрые перила, Дорогин навалился на них животом, на мгновение забыв о страшной ране, оттолкнулся ногами и полетел в темноту, вниз, к черному стеклу воды.
– Ну ты и козел, урод! – кричал Мерзлов на «коротышку».
Четверо мужчин стояли, уцепившись руками в перила, и вытянув шеи, смотрели на реку.
– Ты что, не мог уложить его на месте?
– Да он, мать его… заметил и дернулся. Я бил наверняка.
– Да кто так бьет? – кричал Мерзлов.
– Да не волнуйся, Савелий Борисович, все равно ему кранты. Нож по ручку вошел, я ему дырку сделал – рука влезет.
– Рука, рука.
– Да он разбился – наверняка. Разбился, а потом утонул. Даже кругов нигде не видно.
– А что ты там в темноте увидишь? Сколько здесь метров высоты?
– Метров двадцать, не меньше, а внизу камни. Он же прыгнул здесь, над самой опорой, бетон и камни. Так что будьте спокойны, считайте, он труп.
– Хорошо бы, чтоб так было. Слушай, спустись вниз, оттуда посмотри, может, он лежит там, под опорой, на камнях.
– Ладно, сейчас сделаем. Пойдешь со мной? – спросил «коротышка», обращаясь к крепко сбитому мужчине, сидевшему в автомобиле.
– Сам сползаешь.
– Как хочешь…
– Не как хочу, а так надо.