Ронда Холлоуэй обрадовалась мне. Ей даже удалось изобразить довольно убедительное подобие улыбки.
— Привет, Рэнди. Все закончено?
— Да, все, — ответил я.
— С ним все в порядке?
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду. — Она мне нравилась, и мне не хотелось ее расстраивать, но в конце концов я рассудил, что лучше ей узнать, что Чарльз умер такой смертью, как сейчас, а не какой ему предстояло умереть потом.
— Рэнди, я имею в виду, он... — Девушка запнулась. — Ты сам знаешь, что я хочу сказать.
— Он не предстанет перед судом и не будет казнен. Кажется, это не самый худший вариант.
— Значит, он умер. — Ронда произнесла эти слова точно и уверенно, словно школьница, излагающая правильное решение задачи. Казалось, она почти испытывает чувство удовлетворения от самостоятельно найденного ответа.
— Кто-то убил его, — потирая до сих пор нывший затылок, уточнил я.
В ее широко распахнутых глазах появилось смятение.
— Но ведь ты...
Я покачал головой и рассказал о случившемся.
— Но почему? — Она сцепила руки. Ее застывшие глаза говорили о том, что она никак не может поверить в полный крах своего безопасного, уютного и благополучного мирка.
— По той же самой причине, по какой Чарльз расправился с остальными. Инстинкт самосохранения.
— Но я не понимаю...
— Потом поймешь. Только, пожалуйста, не пытайся сделать это прямо сейчас. Твой отец дома?
— Они с мамой поехали в участок. И Ричард с ними. Им позвонили часа три назад. Я решила, что и так все знаю, и не стала расспрашивать, а они ничего мне не сказали.
— Ты не рассказала о том, что произошло?
— Нет.
— Ну ладно, почему бы нам не присесть? — Мы все еще стояли в дверях, и я кивнул на оранжевую кушетку.
Ронда улыбнулась. На этот раз ее улыбка не слишком убедила меня.
— Конечно, Рэнди. Садись, я принесу чего-нибудь выпить.
— Мне бурбон со льдом.
— А как насчет двойного?
— Тебе или мне?
— Нам обоим. Хотя твои нервы, конечно, покрепче моих.
— Это же не мой брат.
Я уселся на кушетку, и через пару минут Ронда вошла в комнату с двумя толстыми хрустальными бокалами, стоившими, должно быть, по несколько долларов за штуку.
Белое ажурное платье обтягивало ее налитую фигурку и заканчивалось как раз там, откуда начинались стройные округлые бедра. Крепкие грудки напоминали две покрытые снегом вершины, только было непонятно, почему снег на них не таял!
— А твой отец в курсе, что ты носишь такое платье? — вздохнув, спросил я. — Или он передумал блюсти твою невинность и ждет не дождется, когда тебя изнасилуют?
— Но не в моем же собственном доме? — засмеялась Ронда. Она уже заметно оправилась после потрясения. Мужское внимание явно шло ей на пользу.
— Не имею в виду себя, — чистосердечно признался я. — Я достаточно стар, чтобы годиться тебе в отцы, — если предположить, что в девять лет я уже достиг половой зрелости.
— Так, посмотрим. — Ронда задумчиво уставилась в потолок. — Выходит, тебе двадцать восемь. — Она тряхнула головой, весь ее вид говорил о том, что она осталась довольна полученной информацией. — А может, ты и вправду созрел в девять лет?
— Вполне, — сознался я. — Но, к счастью, мои мысли опережали темпы моего развития, а то у меня уже могла быть такая хорошенькая дочь, как ты.
Ронда застенчиво улыбнулась.
— Мне бы хотелось, чтобы так и оказалось.
— Ты хочешь сказать, что хотела бы другого отца?
— Не совсем так.., ой, даже не знаю. — Ронда помолчала. — Рэнди?
Я заметил неожиданную сумасбродную искорку в ее глазах и отхлебнул из своего бокала. Ронда не стала дожидаться моего ответа.
— Рэнди, я приняла решение, — срывающимся от волнения голосом начала она. — Я уже не маленькая, и тот период, когда я хотела другого отца, у меня прошел. Мне нужен любовник.
Я согласно кивнул.
— По-моему, ты и вправду достаточно взрослая. Ну и что же случилось с твоими бывшими дружками? Сжав в обеих руках бокал, Ронда уставилась в пол.
— Я просто.., просто трепалась. Не слишком-то лестно признаваться в собственной девственности...
Неожиданно внутри меня все опустилось — будто бы в плескавшийся там бурбон бросили камешек. Я чувствовал, как он медленно опускается на дно.
— Ты хочешь сказать, что твой отец прав? И ему удалось все эти годы оберегать твою девственность?
— Вот именно! Хуже того, своими разговорами он почти убедил меня, что хранить целомудрие — это так прекрасно и возвышенно. Но теперь я понимаю, что все это сказки для маленьких девочек. Женщине необходимо любить и быть любимой. Единственная проблема — найти настоящего мужчину.
— Ну да, — пробормотал я, глотая бурбон. — Это действительно очень важно — надо найти настоящего мужчину. И кто же у тебя на примете?
— Ты.
— Можно еще? — спросил я и сунул ей в руки свой бокал. — Теперь тройной.
— Рэнди, тебе хватит бурбона. — Ронда осторожно поставила оба бокала на пол и, склонив голову ко мне на плечо, смотрела на меня невинными, поблескивающими глазами.
— Ты права, детка, — как можно непринужденней ответил я. — Для женщины существует лишь одна проблема — когда начать? И для меня тоже. Это для всех проблема.
— Я решила свою.
— Брось. Я не тот парень.
Напряженно выпрямив спину, словно она проглотила аршин, Ронда спросила:
— Но, Рэнди, — почему нет?
— Хотя бы потому, что от девственниц у меня по всему телу начинают бегать мурашки. И потом я чешусь после этого по несколько недель.
Ронда рассмеялась, будто я удачно пошутил.
— О чем ты говоришь? Тебе не о чем беспокоиться. Я же не говорила, что хочу за тебя замуж. Я только хочу заниматься с тобой любовью, вот и все.
— Занятия любовью с девственницами никогда не доводят до добра, — заявил я, наливая себе еще виски. — Они потом или ненавидят тебя, или безумно влюбляются. Давай лучше оставим все, как есть, — я тебе нравлюсь и все, хорошо?
— Какая же ты скотина! — расстроенно воскликнула Ронда. — Я просто хочу стать женщиной, а ты только и делаешь, что разглагольствуешь о моей девственности, будто это.., это.., предмет купли-продажи или что-то в этом роде.
— Ты не сможешь стать женщиной за одну ночь, — заметил я, глотая неразбавленный бурбон. — В том-то вся сложность с девственницами — они почему-то считают, что могут.
Я посмотрел на часы. Было восемь часов пятьдесят минут.