Убийственный маскарад

13

Утром следующего дня светло-серая «субару» остановилась у дома номер десять по улице Элиягу-Цедек в Рамат-Гане.

– Думаешь, нам стоит с ним поговорить именно сейчас? – спросил Маркин, не выключая двигателя. – Все-таки, у человека траур, наверное, сидит шив'у. Между прочим, последний день. Седьмой. Как раз сегодня, – он посмотрел на черную ермолку, надетую начальником по такому случаю. Поправил точно такую же, чудом державшуюся на его коротко стриженой голове.

Натаниэль, между тем, с интересом разглядывал уже знакомых ему пожилых еврейских представителей черной и желтой расы. Старички продолжали резаться в нарды.

– Интересно, у них перерыв бывает? – задумчиво спросил он помощника. – Такое впечатление, что они отсюда даже ночевать не уходят.

Маркин посмотрел на игроков, пожал плечами и выключил двигатель.

– Мне подождать? – спросил он. – Или пойти с тобой?

– Пойдем, – Натаниэль выбрался из машины. – Вместе поговорим. Выразим соболезнование. Ничего, нормально. Насчет удобно, неудобно – как-нибудь переживем. И не такое переживали. Пусть лучше нас считают нахалами, чем… – он не договорил.

Розовски остановился у лавочки. Китайский еврей (или еврейский китаец) поднял голову и приветливо посмотрел на сыщика. Глядя на него, Натаниэль вспомнил недавно слышанную историю. В середине сороковых, а может быть, тридцатых годов ассоциация американских раввинов получила письмо из Китая. Оно оказалось написанным на средневековом иврите и отправлено в Штаты еврейской общиной провинции Сычуань. Из письма американские раввины с немалым для себя удивлением узнали, что в далекой загадочной стране вот уже на протяжении чуть ли не пяти столетий жили их единоверцы, хранившие язык и религиозные традиции. В письме излагалась просьба – прислать раввина, так как последний знающий литургию член общины скончался и заменить его сычуанским иудеям было некем. Туда отправился молодой раввин, выпускник Иешивы-Университета,[5] о чем американцы, естественно, известили сычуанских собратьев. На аэродроме, выйдя из самолета, посланец из-за океана обнаружил прямо на летном поле странную группу людей, державших плакатик с его именем. Подойдя ближе, он слегка обалдел. Встречавшие его люди ни внешностью, ни одеждой не походили на евреев – длинные шелковые халаты, странные для европейского взгляда головные уборы. Желтые, почти лишенные растительности лица, узкие глаза-щелки.

Встречавшие смотрели на раввина с неменьшим подозрением. Но, после обмена приветствий – на иврите, – отправились вместе с ним прямо в синагогу, больше походившую на пагоду. Правда, внутри американский раввин нашел все необходимое – и арон-кодеш[6] со свитком Торы, и изображение Моисеевых скрижалей, и шкаф с молитвенниками. После некоторого молчания, завязалась беседа. Сычуанские евреи наперебой задавали приезжему вопросы, связанные с галахическими[7] постановлениями, причем вопросы, как он впоследствии признавал, оказались весьма каверзными. Своеобразный экзамен длился несколько часов, и американцу пришлось здорово попотеть. Наконец, желтоватые лица расцвели приветливыми улыбками: видимо, ответы молодого раввина удовлетворили сычуанцев. И один из них – самый старший по возрасту, – сказал: «Простите, ребе, нашу недоверчивость. Но она вполне понятна: ведь вы совсем непохожи на еврея!»

Тут Натаниэль обнаружил, что стоит, по-идиотски уставившись в доску, и что оба пожилых господина уже несколько раз вопросительно поглядывали на него. Маркин вдумчиво дымил трубкой чуть поодаль.

Натаниэль приветливо улыбнулся игрокам и сказал:

– Жарко сегодня. Опять хамсин.

Старики согласно качнули головами и с интересом воззрились на детектива, ожидая продолжения столь многообещающего начала. Натаниэль сел на лавочку напротив. Маркин, после некоторого раздумья, остался стоять, но подошел ближе.

– Вы в этом доме живете? – спросил Натаниэль.

– В этом доме, в этом. На первом этаже, слава Богу, в хорошей квартире, – ответил темнокожий. В его речи звучала легкая шепелявость, характерная для амхарского акцента выходцев из Эфиопии.

– И я на первом, – сообщил возможный репатриант из провинции Сычуань. – Как раз напротив.

Больше всего Натаниэля удивило то, что китайский акцент был почему-то очень похож на амхарский – то же отсутствие шипящих. Но тут он вспомнил, как давным-давно, двадцать лет назад, изучая в студии-ульпане иврит, вся группа, в которой он занимался, вдруг заговорила с очень сильным испанским акцентом. Легко понять удивление учителей, с учетом того, что группа почти полностью состояла из выходцев из СССР, слегка разбавленных жителями Центральной Европы. Объяснилось все достаточно просто: на переменах учащихся добровольно консультировала репатриантка из Аргентины.

– Вы знаете хозяина шестой квартиры? На третьем этаже? – спросил он.

– Который жену похоронил? Знаем, конечно. Он шив'у сидит, никуда не выходит, – сказал постаревший Хендрикс.

– У человека друзей нет, – подхватил постаревший Чан. – Никто не приходит.

– Говорят, она с ним крепко поссорилась. В день смерти, – сказал Натаниэль. – Не слышали?

– Слышали, – ответил Чан. – Как же не слышать! Они так кричали – ой-ва-вой! На всю улицу. Окна открыты – все слышали. По-русски ругались, громко-громко.

– Только не в тот день, – заметил Хендрикс. – Совсем не в тот день. Накануне они ругались. А в тот день тихо все было.

– Вот как? Понятно. Значит, совсем никто не приходит? – уточнил сыщик.

Старики задумчиво посмотрели друг на друга и покачали головами. Натаниэль поблагодарил и направился в подъезд. Маркин на ходу вытряхнул из трубки горящий табак и устремился за ним.

Дверь с пластмассовой шестеркой была прикрыта неплотно. Николай Ройзман сидел на низенькой скамеечке у окна – как и положено человеку, сидящему шив'у по умершему родственнику. Был он основательно небрит, голову покрывала черная ермолка с двумя блестящими заколками. Красные воспаленные веки четко выделялись на бледном нездоровом лице. Он молча уставился на сыщика, видимо, не узнавая его. Маркин вообще не был удостоен взглядом. Натаниэль прошел в комнату, пододвинул к себе такую же низкую табуретку и сел напротив хозяина. Саша постоял в некоторой растерянности, огляделся и, не найдя ничего подходящего, уселся прямо на пол – в углу, рядом с входной дверью.

Ройзман безразлично посмотрел на него, потом на Натаниэля. Моргнул. Лицо его сморщилось.

– А, это вы… Частный детектив, – сказал он неприязненно. – Все вынюхиваете. Высматриваете. Что вам нужно? И кто это с вами? Полицейский?

– Это мой помощник, его зовут Саша. Вообще-то я мог бы сказать, что мы пришли выразить вам свое соболезнование, – ответил Натаниэль. – Но не буду, хотя доля истины в таком утверждении содержится. Откровенно говоря, я пришел за другим. Я хочу получить от вас ответы на несколько вопросов.

Из угла, в котором сидел Маркин, послышалось легкое покашливание. Натаниэль коротко глянул на своего помощника, которому явно было неловко за чересчур жесткий, по мнению Саши, тон начальника. Вновь повернулся к неподвижно сидевшему Ройзману.

– А если я не отвечу? – спросил тот глухо.

Розовски пожал плечами.

– Тогда мы уйдем. Настаивать не имеем права. Вы можете в любую минуту позвонить в полицию и потребовать, чтобы нас вышвырнули отсюда, – сказал он спокойно, даже благожелательно. – В этом случае вы останетесь один на один со своими проблемами. Я не уверен, что вам удастся их решить. Так как? Могу я задавать свои вопросы?

– У меня телефон отключен, – угрюмо произнес Николай. – Так что никуда я звонить не собираюсь. Спрашивайте. Не думаю, что смогу ответить на ваши вопросы, но – задавайте. Мне на все наплевать.

Прежде, чем последовать этому разрешению, Розовски окинул внимательным взглядом книжные полки. Подошел, провел рукой по корешкам. Нашел нужный том, принялся листать его. Разочарованно закрыл.

– Тут была цветная вклейка, – сказал он. – Я вчера очень внимательно просмотрел такую же книгу. У моего друга Давида Гофмана. Вы не слышали его имени? Он специализируется на истории Византии. Вы, кажется, тоже. Во всяком случае, кто-то мне говорил об этом… Ах, да, Виктория Смирнова.

Николай ничего не ответил на это, опустил голову. Натаниэль подождал немного.

– Николай, – мягко произнес Натаниэль. – Вы ведь не работаете на автостоянке в Бней-Браке, верно? Вы работаете… вернее, работали садовником на улице Пальмах в Кфар-Шауль. Приходящим садовником. Дом номер двенадцать. Это рядом с домом номер десять, в котором жили Смирновы. Почему вы солгали – тогда, при нашей первой встрече?

Ройзман не ответил. Он сидел, чуть раскачиваясь на своей крохотной скамеечке, больше похожей на подставку для обуви, уставившись в пол. Ноги его, несмотря на духоту, были укутаны тонким клетчатым пледом. Натаниэль вернул книгу на место. Вновь сел напротив раскачивавшегося хозяина.

– Вы и сами знаете, – едва слышно ответил, наконец, Ройзман, по-прежнему глядя в пол. – Это я ее убил. Это я убил Дину. Если бы не моя глупость, она была бы жива. А о том, что я работал садовником, знала только Дина. Кроме Аркадия, конечно. Аркадий знал. Он меня и устроил туда, к соседям.

– Почему же ничего не знала Виктория? – спросил Натаниэль.

– Я попросил Арика никому об этом не говорить. Достаточно и того, что я стал ночным сторожем на автостоянке.

– Ну да, понятно. А видеть она вас не видела – Аркадий приглашал вас подстричь газоны только в ее отсутствие… Маскарадный костюм в комнате для садового инвентаря, – задумчиво произнес Розовски. – Концентрат Е-5000Х, который вы обычно использовали для опрыскивания деревьев и которым был отравлен Аркадий Смирнов. И вот эта книга – тоже. Так куда же делась вклейка?

– Сжег. Я испугался. Я хотел избавиться от всего, что… – тут он впервые посмотрел на Натаниэля. – После того, как вы спросили насчет повода вечеринки и маскарада, – ну, тогда, через день. Когда мы пришли к Виктории, я вдруг понял, что меня очень легко выставить убийцей. Вы тогда сказали: «Отравление ядом». А у меня несколько пластиковых ампул из-под концентрата. И две пустые. Две! Я очень редко пользовался этим инсектицидом. Одной ампулы хватало надолго, и я точно помнил, что использовал именно одну – за весь сезон. И то – не полностью. На самом видном месте лежат. И маскарадный костюм этот…

Натаниэль кивнул – то ли принимая к сведению сказанное, то ли стараясь приободрить говорившего. Но Николай вновь уткнулся взглядом в пол.

– Это я ее убил, – повторил он безжизненным голосом. – Я ей рассказал – насчет ампул, насчет костюма. Дина сказала, что пойдет вечером к Смирновым – якобы в гости. А когда будет уходить, постарается пройти через ту виллу, рядом со Смирновыми. На которой я работал. И забрать все это. Туда можно было пройти через дом Аркадия…

– Вы там и переоделись для вечера? – спросил Розовски. – После того, как встретили паланкин с носильщиками?

– Конечно, где же еще? – Николай вяло повел плечами. – Там и переоделся. Оставил костюм и вернулся назад в обычном.

– И вы не ссорились в день ее смерти, так? – произнес Натаниэль. – Поссорились вы накануне.

– Да, накануне, – Николай тяжело вздохнул. – Я ведь знал о том, что у Дины с Ариком когда-то был роман. Ну вот, мне и показалось, что она чересчур уж убивается по бывшему любовнику. Черт меня дернул сказать, что, мол, по мужу она так убиваться не будет… Знаете, я тогда крепко поддал, завелся. Как оно бывает… Ну, поругались. Покричали, потом помирились. А на следующий день пошли навестить Викторию. Неудобно как-то, на похоронах мы не были. Тут-то я и услышал. Насчет отравления. От вас. То, что это не самоубийство, я сразу понял – слава Богу, характер Арика я узнать успел, никогда бы такой человек не покончил с собой, тем более – вот так, на людях. Значит либо несчастный случай – уж не знаю, какой, ошибка, еще что-то… Либо убийство. А у меня в подсобке, как назло, этот чертов костюм и баллончики с отравой… – он замолчал, потом спросил – как показалось Натаниэлю, с надеждой: – Меня арестуют?

– Чего вас арестовывать… – буркнул Розовски, рассеянно перебирая лежавшие на журнальном столе книги. – Сами говорите – не виноваты. Не виноваты – значит, не виноваты… Вы уверены в том, что она разговаривала с Викторией? В тот вечере?

– Нет, не уверен, – ответил Николай. – Я ведь был уже под хорошей банкой. Может, и не с ней.

– Долго длился разговор?

– Не очень.

– Ну а кому принадлежала идея маскарадного вечера?

– Мне, – угрюмо ответил Николай. – Аркадий хотел, чтобы все выглядело ярко, эффектно.

– Что именно? – спросил Натаниэль, отвлекаясь от книг. – Что должно было выглядеть ярко и эффектно?

– Ну как – что? – Ройзман выглядел удивленным. – Коронация, разумеется!

Розовски, до того сидевший вполоборота, развернулся так, что у крохотной табуреточки едва не отлетели ножки. Он ругнулся, уставился на Николая. Маркин, не вставая с пола, тоже подался вперед. Это выглядело комично. Натаниэль посмотрел на вытянутое лицо помощника и вновь обратился к Ройзману.

– Диплом, – сказал он. – Что за диплом Аркадий держал в руке перед смертью?

Теперь Николай Ройзман выглядел слегка сбитым с толку.

– Там же написано! Вы что, не читали?

– Он исчез, – терпеливо сообщил Розовски. – Остался лишь клочок. Без каких бы то ни было надписей. С водяными знаками в виде герба династии Палеологов.

– А, вот в чем дело, – пробормотал Ройзман. – Понятно.

– Зато мне непонятно! – разозлился Натаниэль. – Если вы хотите, чтобы вас признали невиновным, уж давайте. Расскажите мне все, что вы знаете. И не заставляйте тянуть из вас слова, у меня и так времени нет. У вас, кстати говоря, тоже. Полиция интересуется исчезнувшим садовником, – Натаниэль, разумеется, не стал говорить, что определенную роль в интересе полиции сыграл он и его сотрудники. – По порядку: что за диплом, что за вечер, при чем тут Византия и ее чертовы императоры. И какая еще коронация? Давайте, Коля, давайте.

– Простите, – сказал Ройзман. – Я думал, вы знаете. Его величество император Юлиан Оттон VI присвоил Аркаше титул короля Греческой Индии.

Розовски подумал, что насчет добровольной сдачи в психушку он был давеча абсолютно прав. Интересно, их с Ройзманом поместят в одну палату? Или в разные?

– Коля, – ангельским голосом произнес он. – Давайте еще раз. Значит, его императорское величество Оттон какой-то там сделал Аркадия Смирнова королем.

Ройзман кивнул.

– Понятно, – сказал Натаниэль. Он оглянулся к слегка ошарашенному Маркину и пояснил со счастливой улыбкой: – Все очень просто, Саша. Наш покойный клиент был, оказывается, королем Греческой Индии. То-то, я думаю, он расхаживал в дранных джинсах и мятой футболке. Помнишь, я еще говорил: «Миллионеры так не ходят». А вот короли, оказывается ходят. Короли. Греческой Индии. Действительно, с кем не бывает? Я мог бы и сам догадаться. И как же такая напасть с нашим покойным другом случилась? – спросил он у Николая.

Ройзман пожал плечами.

– Ну, как… Подробностей я не знаю. Кстати, с чего вы взяли, что Аркадий был миллионером? Он был достаточно обеспеченным человеком, это верно. Но уж никак не миллионером.

– Ладно, это я так. Вы лучше насчет короля объясните. Хорошо?

– Вообще-то, согласно протоколу обладатель этого титула должен оказать серьезные услуги его императорскому величеству.

– Вот! – обрадовано воскликнул Натаниэль, вновь обращаясь к Маркину. – Вот! Я-то, дурак, ломаю голову – как да что. А оказывается наш знакомый изобрел эту… как ее… машину времени. И решил слетать ко двору императора. Там ему удалось оказать царственной особе некие неоценимые услуги и получить в награду королевскую корону. Вот только короноваться он решил в наше время. И благополучно вернулся из прошлого.

Маркин неуверенно улыбнулся. Николай Ройзман некоторое время смотрел на Натаниэля, потом серьезно спросил:

– Вы сумасшедший?

Натаниэль от вопроса онемел на добрых три минуты. Саша коротко хохотнул и тут же замолчал под суровым взглядом шефа.

– Э-э… ну… вполне возможно. Не исключаю, во всяком случае, – осторожно ответил Натаниэль. – Бывшие мои сослуживцы, полагаю, ответили бы на ваш вопрос положительно. Но все-таки: как иначе можно оказаться при дворе императора Византии?

– Никакой машины времени для этого не нужно. Аркадий воспользовался обычным «боингом» компании «Эль-Аль», совершавшим рейсы в Швейцарию, – сухо ответил Ройзман. – Его императорское величество Юлиан Морис Оттон VI Палеолог проживает в пятидесяти километрах от Цюриха. Есть там такой маленький городок Айсбург. Так вот, в Айсбурге и находится императорская канцелярия ныне здравствующего императора Византии.

Если бы Натаниэль в этот момент стоял, он бы наверняка сел. Но поскольку он сидел, то ему ничего не оставалось делать, как вскочить. Глядя на него снизу вверх, Николай невозмутимо добавил:

– Диплом, о котором вы говорили, – это патент на королевское звание, присланный императорской канцелярией. Можете проверить.

– Погодите, погодите, – Розовски присел на корточки и искательно заглянул в небритое осунувшееся лицо Ройзмана. – Давайте-ка еще раз. Вы хотите сказать, что в наше время живет себе и здравствует в швейцарском городке с таким смешным названием самый настоящий император Византии?

– Конечно. Чему вы удивляетесь? В Париже, например, по сей день живет человек, имеющий титул короля Константинопольского – потомок крестоносцев, завоевавших Византию в XIII веке и правивших ею в течение нескольких десятков лет. Господин Юлиан Палеолог самый что ни на есть настоящий император Византии, прямой потомок династии Палеологов. То есть, он, конечно, номинальный император. Тем не менее, присуждение всех титулов, входивших некогда в регистр титулов византийского двора, по-прежнему остается в его юрисдикции. В том числе, например, титул короля Иерусалимского. Или графа Эдесского. Этот порядок сохранился со времен первого крестового похода, когда вожди крестоносцев принесли ленную присягу императору Алексею Комнину.

– Так-так-так… – пробормотал Натаниэль. – И чем же этот, с позволения сказать, император занимается? Кроме раздачи слонов? В смысле, титулов?

– Тем же, чем занимается большинство подобных же эфемерных организаций – благотворительностью. При императорской канцелярии существует несколько фондов, выполняющих различные гуманитарные программы.

В голове Натаниэля начало проясняться. Он даже подумал, что, возможно, рано записался в будущие пациенты сумасшедшего дома.

– Гуманитарные программы, – повторил он. – Слышишь, Саша?

– Слышу, конечно, – Маркин, похоже, тоже немного пришел в себя. – Аркадий Смирнов в последнее время занимался гуманитарными проектами, я же тебе рассказывал.

– Верно, – подтвердил Николай. – Он как-то сказал, что ему надоела коммерция, тем более, ни черта он в ней, по-моему, не смыслил. И тут ему предложили разработать парочку интересных гуманитарных программ – таких, которые могли бы привлечь внимание международных организаций. Ну вот, стало быть, он этим и занимался все последнее время. И с большим удовольствием… – он замолчал, нахмурился. – Я так понимаю, что именно с этой деятельностью вы связываете его гибель?

– С чем я ее связываю, это другой вопрос. Вы пока что расскажите-ка, в чем заключался последний проект и при чем тут… Ну, в общем… – Натаниэль не мог заставить себя произнести: «Император Византии». Это все еще звучало для его слуха дико. – Этот… Эта…

– Швейцария, – тихонько подсказал Маркин.

– Вот-вот, – облегченно подхватил Натаниэль, – Швейцария.

– Ну хорошо, попробую, – Николай помолчал немного, собираясь с мыслями. – Значит, дело обстояло так. Я собирал материалы для статьи о позднем периоде истории рыцарских орденов. Сидел безвылазно в Интернете, скачивал материалы. И наткнулся на страничку Византийского императорского дома. Кстати говоря, – сказал он, немного оживляясь, – не знаю, почему вас так удивляет факт существования византийского императора. Но ведь продолжают существовать и Тевтонский рыцарский орден, и орден госпитальеров, даже орден Храма! Я обнаружил и объединение потомков первых крестоносцев, и прочие, столь же экзотические учреждения. Просто известны они куда меньше, чем, скажем, российский императорский дом. Так вот…

– Очень интересно, – перебил его Натаниэль. – Действительно, очень интересно. Когда-нибудь я с удовольствием послушаю ваш рассказ. О крестоносцах и прочем. Но пока что давайте, все-таки, о византийском императоре. И о вашем друге. Хорошо?

– Да, понимаю. Все эти организации – и Византийский двор тут не исключение – существуют преимущественно как благотворительные и научно-просветительские организации. Выступают спонсорами при проведении исторических исследований. Проводят гуманитарные акции. Ну, там… – Николай сделал неопределенный жест рукой. – Финансируют помощь беженцам. В Руанде, а до того – в Камбодже. Проводят научные конференции – по истории восточного средневековья, по истории православной церкви. Учреждают премии. И так далее.

– И вы рассказали об этом Аркадию? – подсказал Розовски. – Я имею в виду – об этой организации.

– Да – как курьез. А он как раз искал идею для очередного проекта. И прямо вцепился в мой рассказ. После этого у него родилась идея создания международного фонда, который он назвал «Регина Бизантейа».

– Что это значит?

– «Византийская царица». Гуманитарный фонд, призванный оказать помощь России в условиях разрастающегося экономического и политического кризиса, – объяснил Николай. Он отбросил, наконец, плед, в который кутался, скорее, машинально. Голос его окреп – видимо, он сам увлекся рассказом. Даже появились лекторские интонации. – Фонд, учрежденный императорским двором при деятельном участии и по инициативе российского бизнесмена Аркадия Смирнова. Дело в том, что Византия всегда была связана с Россией – когда Византийская империя еще существовала. Одна из византийских принцесс – Софья Палеолог – стала женой Ивана III. Вот так, кстати говоря, в гербе России появился двуглавый орел. Идея Аркадия была изящно упакована: потомки властителей Второго Рима помогают народу Рима Третьего. Он поделился этой идеей с императорской канцелярией. Проект их заинтересовал. Они уже сами связались с Аркадием, предложили выслать подробную разработку. Что тот и сделал. После этого его пригласили в Швейцарию… Есть в регламенте двора одна особенность. Люди, входящие в попечительские советы и тому подобные органы, связанные с деятельностью Византийского императора – как я уже сказал, это благотворительная деятельность, – так вот, перечисленные мною люди обычно получают титулы, право присваивать которые принадлежит Юлиану Оттону VI. Вот почему, став директором-распорядителем фонда «Регина Бизантейа» – именно это ему предложили в Айсбурге, он получил право на такой экзотический титул. А когда вернулся, мы решили устроить из этого шумное празднество – знаете, не каждый день обычные люди становятся королями…

– Директором-распорядителем фонда, – задумчиво повторил Натаниэль. – Вот это уже интересно. И велик ли бы уставной капитал? Не знаете ли?

– Что? – рассеянно переспросил Ройзман, роясь в разбросанных на нижних полках стеллажа папках. – Что, простите? Капитал?… – он выпрямился. – Мм… кажется, пять миллионов долларов…

– Хорошенькие игры, – озадаченно сказал Натаниэль. – Значит, став директором-распорядителем фонда, Аркадий получал контроль за очень солидными суммами, которые должны были уходить в Россию на финансирование гуманитарной помощи? Вот так-так. Маскарад…

Николай уселся на прежнюю скамеечку. После внезапного прилива бодрости, вызванного византийско-швейцарской историей, он вновь впал в оцепенение.

Натаниэль подошел к двери, молча поманил за собой Маркина. Они спустились вниз в маркинскую «субару».

– Куда едем? – осведомился Саша, поворачивая ключ зажигания.

– Никуда, – ответил Натаниэль. – Выключи. Я просто хочу подумать. Недолго, минут пятнадцать. Можешь пока вздремнуть. – А потом?

– А потом будет потом, – Натаниэль закурил, высунув руку с сигаретой в окно. – Потом мы посмотрим.

Маркин послушно заглушил двигатель. Натаниэль пускал дым, глядя рассеянным взглядом на стариков, продолжавших свою бесконечную игру в нарды. Сделав несколько затяжек, он отбросил щелчком недокуренную сигарету и извлек из бардачка пакет из плотной желтой бумаги.

– Это у тебя что? – поинтересовался Маркин.

– Фотографии, – коротко ответил Натаниэль. – Еле выпросил. Хочешь взглянуть?

Маркин кивнул. Розовски распечатал пакет.

– Вот, погляди.

Маркин внимательно изучал фотографии. Их было десять, все – сделаны во время злосчастного вечера. Некоторые Саша сразу же отложил в сторону – на них были изображены различные моменты торжества, показавшиеся фотографу интересными, но с точки зрения Маркина, ничего собою не представлявшие: музыканты в обезьяньих костюмах, слегка растерянные лица депутатов Кнессета, неведомым ветром занесенных на странную вечеринку, небольшие группы гостей.

Он отобрал четыре фотографии. Натаниэль одобрительно кивнул.

На одной из фотографий, сделанных с относительно большого расстояния – из дальнего угла двора, – четко был виден паланкин и человек в маске в знакомом Маркину костюме. Рядом стоял еще один маскированный. Сидящим был Аркадий Смирнов, а стоящим – Николай Ройзман, только что ими оставленный. На другой – хозяин виллы, лежащий и без маски, с искаженным гримасой лицом. Та же фотография, но крупным планом. И еще одна – плачущая Виктория, рядом – Дина и Николай.

– И что ты на них разглядел? – спросил Маркин.

– На этих – ничего, – невозмутимо ответил Натаниэль. – Ничего нового, – он отобрал фотографии у помощника, сунул их в конверт. Вместо этого взял отбракованные Маркиным. Выбрал одну из них. – Лучше присмотрись вот к этим, – сказал он, – ну-ка!

Маркин послушно ткнулся в снимок. Обследовав с максимальной тщательностью каждый квадратный сантиметр глянцевой поверхности и даже попытавшись заглянуть на обратную сторону, он отрицательно покачал головой и вернул фотографию Натаниэлю.

– Ничего не видишь? – спросил Розовски разочарованно.

– Ничего.

– А то, что в руках у какой-то дамы, скрытой от камеры чьими-то спинами, тот самый псевдогреческий керамический бокал, который затем оказался у покойника? Тоже не видишь?

– Где? – Маркин снова уткнулся в фотографию. – Где ты это усмотрел?

Натаниэль молча ткнул пальцем в правый верхний угол. После этого вытащил из бардачка лупу в пластмассовом футляре, протянул ее помощнику:

– На, смотри как следует.

– Да, похоже, что так… – чуть пристыжено протянул Саша. – Похоже.

– Не похоже, а он и есть! – Натаниэль сунул помощнику под нос ту из фотографий, которая запечатлела момент обнаружения несчастья. Возле руки лежавшего Аркадия Смирнова можно было разглядеть опрокинутый бокал. – Вот тут и тут, – Розовски черкнул ногтем по обеим фотографиям. – Да ты лупу возьми, не стесняйся! Видишь рисунок? Один и тот же. Во всяком случае, второго такого бокала там не было. Видимо, еще одна деталь игры. Бокал – имитация античной керамики. Греческой. Или что-то в этом роде.

– Совпадает с показаниями бармена, – заметил Маркин. – Насчет того, что бокал взяла женщина.

– Вот-вот. Ну, а теперь посмотри сюда, – Розовски протянул Саше очередную фотографию. На этот раз перед Маркиным оказался существенно увеличенный участок еще одного изображавшего общий план снимка. Маркин присвистнул: на увеличенном снимке кубок перекочевывал из женской руки в мужскую.

– Нравится? – спросил Натаниэль. – То-то. Художественная работа, что ты хочешь – профессионалы, хоть сейчас на выставку…

– Откуда картинки? – полюбопытствовал Саша.

– Ты забыл – Аркадий ведь хотел подразнить прессу. Там на вечере имел честь присутствовать Амнон Герцог из «Хадашот а-ир». Вместе с фотографом.

Маркин вспомнил индийского раджу, бегавшего по двору с фотокамерой и вспышкой и всем действовавшего на нервы.

– Вот так, – закончил Розовски, вновь складывая фотографии в пакет. – Хорошо поддерживать с прессой теплые отношения. Он мне отпечатал копии. В обмен на обещание рассказать о результатах расследования.

– Ты ему расскажешь? – недоверчиво спросил Маркин.

– Может, и расскажу. Мало ли что придет в голову… – уклончиво ответил Натаниэль. – Вот что, поехали в контору. По дороге заглянем на пару минут к Баренбойму. Что-то у меня… – он вдруг замолчал.

Маркин встревожено посмотрел на шефа.

– Зеев… – пробормотал Розовски. – Зеев – это же Владимир, правильно? А Натаниэль – Анатолий. Старая израильская традиция… Знаешь, Саша, можешь назвать меня идиотом. Загадка-то на поверхности лежит! Боже мой, как же можно быть таким слепцом… – он нетерпеливо похлопал Маркина по плечу. – Вылезай-ка из машины!

– Зачем? – опешил Маркин.

– Затем, что мне нужно уточнить кое-какие мелочи, а ты сейчас отправишься в контору и пригласишь на завтра вот этих господ, – он вырвал из блокнота лист и написал несколько имен. – Держи. На завтра, на десять утра.

Маркин покорно уступил место за рулем начальнику. Больше всего он расстроился из-за того, что не успел воспользоваться великодушным разрешением Натаниэля – обругать того от чистого сердца.