Убийство девственника

7

Старший инспектор Плишанкур объяснил своему помощнику:

– Приезд Пьюсергуи свел на нет все наши планы. Мы не можем больше держать Дебору под замком. Отправляйтесь к Нантье и под тем предлогом, что вам нужно зарегистрировать жалобу на их обидчиков, сделайте так, чтобы они жалобы не подавали. У Пьюсергуи и без них неприятностей хватает.

Жирель побежал выполнять поручение и, чтобы получше вжиться в роль, решил сначала проведать узников. Он нашел их абсолютно спокойными и невозмутимыми, как будто они не в тюрьме сидели, а отдыхали у себя дома.

– Господин Пьюсергуи, я инспектор Леон Жирель.

– Инспектор чего? – уточнил своим обычным звучным голосом Эзешиа.

– Как чего… полиции.

– С полицией я дела не имею.

– Ваше здесь присутствие скорее говорит об обратном.

– Горе праведника не доказывает правоты неправедного.

Леон предпочел сменить тему:

– Я пришел сообщить вам, что вашу дочь скоро отпустят.

– Почему?

– Что почему?

– Сударь, если вы и ваши друзья посадили мою дочь в тюрьму, значит, вы считаете ее виноватой. Так зачем же вы собираетесь ее отпускать?

– Подозрения оказались ложными.

– И вы думаете, сударь, что этого достаточно? Вы обесчестили мою дочь и теперь умываете руки.

– Но Дебору не обесчестили.

– Это по-вашему так. Вы здесь, в городе, забыли о том, что такое нравственность, а у нас в горах никто не захочет жениться на девушке, которая побывала в тюрьме.

– У вас, может быть, и нет, а у нас точно захочет. Я люблю вашу дочь и хочу взять ее в жены, поэтому, пользуясь случаем, прошу у вас ее руки!

– Вы смеетесь надо мной?

– Я не смеюсь, господин Пьюсергуи. Я люблю Дебору и хочу на ней жениться.

– А она? Что она говорит?

– Она согласна.

– Значит, она осмелилась встречаться с мужчиной, не спросив у меня разрешения?

– Но вы были далеко.

– Это не оправдание!

– Но мы не сделали ничего плохого!

– Дебора позволила себе слушать вас, не узнав, что думают об этом ее отец и ее мать.

– Но она же совершеннолетняя, черт побери!

– У вас одни законы, а у нас другие. Дебора должна меня слушаться. Как только мы выйдем отсюда, я заберу ее домой, и больше она никуда не поедет. А вам приказываю оставить ее в покое, иначе…

– Иначе что?

– Я проломлю вам череп.

По дороге к Нантье Жирель думал о том, что все не так просто, как он себе представлял, и что свадьба его будет еще не завтра. Странный он человек, этот Пьюсергуи, да и сын его тоже… Они как будто не в двадцатом веке живут, а в Средневековье… Пойдет ли Дебора на то, чтобы ослушаться своего отца? Он был в этом далеко не уверен.

Инспектор вошел в комнату, где Жорж Нантье под строгим присмотром супруги потихоньку приходил в себя. Показывая на больного, мадам Нантье возмущенно воскликнула:

– Подумать только, стыд-то какой! Чтоб они сгнили там в тюрьме, эти мерзавцы! У Жан-Жака сломан нос, у Патрика выбита челюсть. С дочерью случился нервный припадок, а Эдуард слег с температурой, Агате пришлось…

– Успокойтесь, мадам, я затем и пришел, чтобы вместе с вами составить жалобу на Пьюсергуи.

Жорж перевернулся на другой бок.

– Давайте, что я должен сделать?

– Прежде всего я должен обратить ваше внимание на некоторые детали.

– Какие еще детали?

– Во-первых, мы скоро отпустим Дебору, поскольку уверены в ее невиновности.

– Ну и что из этого?

– А то, что мы вынуждены будем продолжить следствие, и продолжить его в вашем доме.

Генриетту передернуло.

– Значит, это еще не конец?

– Это даже и не начало. Только до сих пор нам удавалось действовать, не привлекая внимания общественности. Никто в Анси даже не догадывался, что на вилле Нантье скрывается убийца. Если вы сейчас подадите на Пьюсергуи жалобу, нужно будет объяснять журналистам, почему мы их задержали и, следовательно, то, что мы так долго держали в тайне, станет достоянием прессы. Хорошенькая реклама, особенно когда у каждого из вас и так положение не из веселых.

Супруги переглянулись, и Жорж робко спросил:

– А что вы нам посоветуете, господин инспектор?

– На вашем месте я бы постарался забыть об этой неприятной истории. Кстати говоря, если о ней вдруг узнают, она окажется не очень-то лестной для вашего сына и вашего зятя. Двух именитых спортсменов проучили деревенские мужики. Вот уж где злым языкам раздолье!

Генриетта сдалась не сразу:

– Но нельзя же это так оставить!

– Решайте сами. Боюсь только, как бы ваше справедливое желание отомстить не обернулось против вас. Ладно, вы подумайте, а я пока схожу в офис.

В офисе все были в сборе. Поинтересовавшись здоровьем господина Эдуарда, Жирель объявил:

– А у меня для вас есть новость! Дебора скоро к вам вернется. Мы убеждены, что она не имеет никакого отношения к грустным событиям, которые произошли в этом доме.

Моника радостно захлопала в ладоши.

– Я же говорила!

– Мы поможем ей забыть тягостные часы, проведенные в камере, – подхватила Агата.

Как всегда встревоженный, Эдуард потребовал подробностей:

– Извините, господин инспектор… вы отгадали, каким образом бриллиант оказался в сумочке Деборы?

– Мы с шефом пришли к следующему выводу: кто-то проник к Деборе в комнату и подложил ей в сумку бриллиант, чтобы отвести подозрение от себя. Если кто-нибудь из вас в воскресенье утром случайно видел на этаже, где живет прислуга, кого-то, чье присутствие в такой час совершенно там неуместно, тогда у нас появится…

Мадам Нантье толкнула дверь офиса.

– Господин инспектор, мы всей семьей посоветовались и решили простить этих двух мужланов. Дебора и так уже достаточно настрадалась. Вы можете передать своему начальнику, что жалобу мы подавать не станем.

Дебору освободили в тот же день, что и ее отца и брата. Последним недвусмысленно намекнули на то, что неплохо им было бы побыстрее вернуться в родной Севен.

Встреча Деборы с отцом состоялась в кабинете старшего инспектора Плишанкура. Девушка со слезами радости на глазах бросилась навстречу Эзешиа:

– Папа!…

Но Пьюсергуи отстранил ее.

– Дебора, это правда, что вы любите этого юношу? – и он показал пальцем на Жиреля.

– Я пока еще не могу сказать.

– Тогда по какому праву он осмелился просить у меня вашей руки?

– Потому что он меня любит.

– Откуда вы знаете?

– Он мне сказал.

– И вы его слушали?

– Мне приятно было это слышать.

– И вам не стыдно?

– Отец, если я собираюсь выйти замуж, должна же я разговаривать с тем, кто желает взять меня в жены.

– Не спросив у меня разрешения? Вы имели наглость выбрать себе жениха, которого ни ваш отец, ни ваша мать, ни даже ваши сестры и братья не знают!

– Отец, с моим мужем жить мне, а не вам, и не моей матери, моим братьям и сестрам!

– Дебора, вы что, не доверяете своему отцу?

Сама еще не понимая того, Дебора была влюблена, первый раз в жизни она была влюблена и первый раз в жизни она шла против отцовской воли:

– Отец, простите меня, но я выйду замуж за того человека, которого выберу себе сама.

Эзешиа выпрямился:

– Несчастная, вы забыли, что сказано: «Господь праведен, – любит правду, лицо его видит праведника…» Пойдемте, Атаназ. Я отрекаюсь от вас, Дебора, и с этой минуты двери моего дома для вас закрыты.

И не оборачиваясь, он покинул комнату; сын его последовал за ним, успев тайком пожать Деборе руку.

Они ушли. Дебора тихонько плакала в углу. Ни Плишанкур, ни Жирель не осмеливались к ней подойти. Потом она поднялась со стула, и старший инспектор спросил:

– Вы хотите вернуться к Нантье?

Она только развела руками:

– А куда еще мне идти?

Леон посмотрел на начальника, и тот кивком головы разрешил ему проводить девушку.

После ухода Жиреля прислуга не сразу разошлась из офиса. Моника выразила общее мнение:

– Я как подумаю, что мы живем под одной крышей с преступником, мне сразу хочется куда-нибудь убежать.

Эдуард попытался ее успокоить:

– Но вы-то ему зачем?

– А зачем ему нужны была Дебора?

– С этого дня, уходя, мы будем запирать комнаты на ключ.

Для поднятия настроения Агата предложила своим друзьям выпить немного портвейна. Они не возражали. Дворецкий сделал несколько глотков и вдруг изменился в лице. Он опустил стакан с видом человека, которого внезапно посетила чудовищная мысль.

– Что с вами? – испугалась Агата.

Он ответил глухим голосом:

– Вспомнил… В воскресенье утром, когда вы, Агата, вместе с Моникой готовили завтрак, а Дебора ушла в булочную, я поднялся к себе в комнату и у нас на этаже встретил того, кому абсолютно незачем было там находиться…

– Кого?

– Это страшно, Моника… слишком страшно. Я не могу назвать вам его имени, пока…

Моника взорвалась.

– Но это же глупо! Вы слышали, что сказал инспектор? Немедленно сообщить в полицию!

Рассудительная Агата поддержала девушку:

– Она права. Позвоните в полицию.

– Нет.

– Почему?

– Потому что за тридцать лет службы я ни разу не предал ни одного из своих хозяев, ни разу. Не сделаю этого и сейчас.

– Но речь идет об убийце!

– Я должен быть в этом уверен.

– А как вы узнаете?

– Я у него спрошу.

– И вы думаете, он вам признается?

– Нет, но ответит, что он делал на этаже у прислуги в воскресенье утром.

Спор разом прекратился, когда в дверях показалась Дебора. Девушке устроили праздничную встречу, а Эдуард побежал оповестить хозяйку. Сострадательная Генриетта велела дворецкому быть с малышкой поласковее и освободить на день от всякой работы. Мадемуазель Армандина пригласила горничную к себе и подарила маленькие коралловые бусы, которые сама носила в молодости. Только Гюнье и Жан-Жак еще дулись на Дебору, но когда узнали, что Пьюсергуи выгнал свою дочь из дому, смягчились и они. Мадам Нантье, подумывавшая о том, чтобы отослать домработницу, чьи родственники чуть было не изувечили ее близких, решила оставить ее у себя, ведь бедняжке некуда было идти.

В половине седьмого Дебора договорилась встретиться с Жирелем. Они могли провести вместе целый вечер!

Ни преступления, ни отцовский гнев не волновали больше влюбленных. Отстояв свое право на нежность, Дебора знала теперь, что любит Леона. Он же привязался к ней еще больше, понимая, что, кроме него, у малышки никого не осталось. С этого дня он чувствовал себя за нее в ответе. Быстрым шагом, как будто хотели убежать, спрятаться от людей, они удалялись все дальше от виллы. По дороге Королевской Башни поднялись до Райской Площади и долго стояли, задумчиво глядя на огромный город, засыпающий у их ног. Дебора тихо сказала:

– Отец сейчас в поезде и, наверное, глаз сомкнуть не может, у него на душе тяжело, как и у меня.

Жирель бережно погладил ее по руке.

– Отец простит вас, вот увидите.

– Нет.

– Но он же вас любит.

– Еще больше он любит Бога!

– Дебора… если вы согласитесь стать моей женой, мы поедем к вашим родителям, как только мне дадут отпуск, месяца через два-три.

– Они нас не примут.

– Там видно будет. Неужели за нас некому заступиться?

Дебору осенило.

– Господин Верван! Как же я о нем забыла!

– Кто это?

– Пастор из Сан-Андре-де-Вальборн. Единственный человек, к чьим советам прислушивается мой отец… иногда.

– Нужно срочно ему написать!

– Я займусь этим завтра утром.

Им обоим стало легче, и, взявшись за руки, они побрели дальше, наслаждаясь счастьем быть рядом друг с другом.

Прощаясь с Деборой у ворот виллы, Леон попытался поцеловать девушку, но она ласково его отстранила.

– Нет. Не сейчас.

Уже дома Жирель долго ворочался в кровати, каша в голове не давала ему заснуть, наконец он забылся и проснулся от громкого стука в дверь. Приоткрыв глаза, Леон увидел, что часы показывают семь. Он вскочил, накинул халат и побежал открывать.

– Меня прислал старший инспектор. Вас вызывают на виллу Нантье, – доложил с порога сержант.

– Вы случайно не знаете зачем?

– Из-за дворецкого.

– Что-нибудь случилось?

– Он мертв.

– Мертв.

– Ему проломили череп.

Первой, кого увидел инспектор, была мадам Нантье. Она лежала без чувств в передней, а склонившаяся над ней Моника безуспешно пыталась вернуть хозяйку к жизни.

– Из сил уже выбилась. Она только один глаз откроет, а потом хлоп – и опять.

– А что с ней такое?

– Что с ней такое? Скажете тоже! Вилла превратилась в настоящую бойню! Или вы считаете это нормальным? Не забывайте, что это уже третий по счету труп!

– Ну хорошо, хорошо. А где старший инспектор?

– За домом. У черного входа.

Все уже были в сборе. Приехал даже комиссар Мосне. Жирель заметил двух журналистов, один из которых был к тому же и фотографом: на этот раз вмешательства прессы избежать не удалось.

– Плохи дела вашей подружки. Не успели ее выпустить – и новое убийство, – встретил Плишанкур своего помощника.

– Но Дебора до одиннадцати часов была со мной!

– Врач установил, что смерть наступила около часа ночи.

– Но что делал дворецкий в такое время на улице?

– Дураку понятно. У него было свидание.

– С кем?

– С убийцей, черт побери!

– Выходит, он ни о чем не догадывался?

– Или догадывался, но думал, что на него не осмелятся поднять руку. По-моему, дело было так: Эдуард Боссю договорился о встрече с кем-то, от кого не ждал ничего плохого.

– И ошибался?

– Да. А когда прозрел, было уже поздно.

Толпа потихоньку разошлась, и Плишанкур со своим помощником смогли, наконец, приступить к работе. Первым делом они допросили Дебору. Девушка оказалась немногословной: вернувшись домой, она сразу легла спать, проснулась по будильнику в семь часов и только в офисе узнала о смерти Эдуарда, тело которого обнаружила кухарка.

С Моникой полицейским повезло больше. Не успев войти, она воскликнула: «Если бы он меня послушался, ничего бы не случилось!»

Ее попросили объясниться, и она рассказала о том, что произошло накануне в офисе. Жирель вздохнул с облегчением: Дебора была невиновна.

– И он не сказал вам, о ком идет речь?

– Вы представляете? «Я ни разу не предал ни одного из своих хозяев». Зато хозяева предали его!

– И как он намеревался действовать?

– Поговорить с подозреваемым, спросить у него, что тот делал на этаже прислуги. Поступить таким образом он считал своим долгом. А ведь еще меня успокаивал! Похоже, пора писать завещание…

– Или уезжать из этого дома?

– Это было бы умнее, но я очень любила Эдуарда, хоть и виду не показывала… поэтому я должна остаться и помочь найти убийцу.

– А вы храбрая девушка!

– Храбрая? Не очень. По правде говоря, мне безумно страшно.

– Тем ценнее ваш поступок. Вы могли бы позвать мадам Вьельвинь?

Появилась кухарка.

– Я встаю раньше всех. Варю кофе горничным и господину Эдуарду – он любил начинать день с чашечки вкусного кофе, – потом готовлю завтрак… Так вот, сегодня утром Эдуард не пришел, как обычно, на кухню, и я попросила Монику сходить постучать ему в дверь. В ответ – ни звука. Тогда она вошла и увидела, что постель его не разобрана. После всего, что он нам наговорил, мы сразу испугались и не знали, что дальше делать: позвонить в полицию или предупредить хозяина? И вдруг мне померещилось, что кто-то постучал в дверь офиса. Я открыла и… вся голова в крови… на камнях… бедный, бедный Эдуард. Хорошо, что у меня здоровье крепкое, другой бы на моем месте тут же и помер бы, увидев такое. Сама удивляюсь, как сердце выдержало!

– Скажите, мадам Вьельвинь, а в дверь действительно постучали?

– Да. Но не так, как вы думаете.

– То есть?

– Это была душа Эдуарда!

– Понятно. А что потом?

– Девушки принялись кричать, а я присела на стул и долго не могла прийти в себя. Хорошо, что у меня в запасе всегда имеется бутылочка… На крик прибежали хозяева, первым Жан-Жак… за ним остальные.

– Спасибо, мадам Вьельвинь. И вам, мадемуазель, тоже спасибо. Вы нам очень помогли.

Плишанкур обнял своего помощника за плечи.

– Я рад, что Дебора оказались вне подозрений. Эдуард, без сомнения, разгадал убийцу, и из его слов следует, что слуги тут ни при чем. Хоть это знаем. Я как подумаю, что убийца где-то здесь, совсем рядом… Но ничего, если Эдуард его нашел, неужели мы не найдем! А теперь пойдем поболтаем с нашими приятелями Нантье.

Полицейские имели счастье созерцать сразу всех членов семьи. Мужчины, стыдясь своих синяков, теперь и носу из дома не показывали. Но что-то в них сегодня насторожило Плишанкура, и он не смог удержаться от вопроса:

– Что-нибудь не в порядке?

Они посмотрели на него, и Жан-Жак с издевкой ответил:

– Да нет, все в порядке, господин инспектор. Только нашего дядю убили, прикончили горничную и проломили череп дворецкому, а так ничего. Такое в каждой семье бывает, не правда ли?

– Господин Жан-Жак, по-моему, сейчас не время шутить.

– Тогда валяйте, задавайте ваши глупые вопросы.

– Хорошо. Прямо сейчас и начну. Имеются ли у кого-нибудь из вас соображения по поводу событий этой ночи?

Молчание. Плишанкур настаивал:

– Ну хоть какие-нибудь предположения?

Ирена начала:

– Я думаю, господин инспектор, вы обратили внимание на то, что убийства происходят каждый раз, когда в доме появляется Дебора.

– Позвольте вам напомнить, что Дебора в этом доме не единственная…

– Может быть, и в то же время стоит ей приехать, как на вилле совершается новое преступление.

Жирель хотел ответить, но Плишанкур одним движением руки его остановил:

– Мадам, могу вас заверить…

И он спокойным голосом рассказал о попытке дворецкого выяснить истину, попытке, которая стоила ему жизни. Он заключил:

– Видите, мадам, Дебора не имеет никакого отношения к этой истории, а убийцу, выходит, нужно искать среди вас.

Генриетта возмутилась:

– Да как вы осмелились такое сказать!

Не теряя хладнокровия, полицейский объяснил:

– Посвятив в свои планы коллег, Эдуард Боссю тем самым снял с последних всякие подозрения, поэтому убийцей Жерома Маниго, Сюзанны Нанто и Эдуарда Боссю является кто-то из вас.

– Почему тогда не я, уж коли дело до такого дошло?

– Я не исключаю этой версии, мадам.

– Что?

– А теперь я хочу задать вопрос всем присутствующим: кого из вас встретил Эдуард на этаже у прислуги в воскресенье утром? Другими словами, кто из вас убийца?

В ответ последовала гробовая тишина. Жирель прислушивался к шуму их дыхания, в надежде, что учащенное сердцебиение выдаст виновного. Но это было бы недоказуемо… После затянувшейся паузы Плишанкур продолжил:

– Я и не рассчитывал на то, что один из вас добровольно согласится пойти на эшафот… однако рано или поздно мне придется его туда проводить.

Жорж запротестовал:

– Да вы просто чудовище, инспектор.

– Господин Нантье, я от природы человек спокойный, но всякому терпению бывает предел. Не советую доводить дело до крайностей. Пойдемте, Жирель.

В прихожей Леон заметил Дебору. Он подошел к ней шепнуть на ухо несколько ласковых слов. Потом опять заговорил о смерти дворецкого и о том, как сложно разоблачить преступника.

– По-настоящему злой человек, к которому Господь будет беспощаден, – не тот, кто кричит, извергает ругательства и размахивает кулаками, а тот, кто улыбается и целует того, чьей погибели желает, – ответила девушка и ничего к этому не добавила.

Устроившись за столом «Столетней Таверны», ресторана, что на Вокзальной площади, Плишанкур в компании своего помощника потягивал «Крепи» и закусывал бофором. Ни тот, ни другой пообедать не успели. Жирель поделился с шефом последними замечаниями своей невесты.

– Странная девушка эта ваша Дебора. Она всегда так туманно выражается, как будто по-другому не умеет.

– Дебора – замечательная девушка!

– Так я и не возражаю. Как по-вашему, на что она хотела нам намекнуть?

– На то, что убийца не обязательно тот, кто разговаривает с нами грубо.

– Значит, Жан-Жак отпадает.

– Это уж точно.

– Остаются Патрик и Жорж, я не думаю, чтобы женщины…

– А Ирена Гюнье?

Плишанкур покачал головой:

– Нет. Вы что, ее не видели? Она же тщедушненькая! Нужно обладать недюжинной силой, чтобы нанести такие удары, а ни одна из женщин на вилле этим похвастаться не может. Ну, а если выбирать между Жоржем и Патриком, то я предпочту первого.

– Почему?

– Ему надо спасать свое положение, а оно у него более солидное, чем у Гюнье. Если Патрик обанкротится, это обернется неприятностью для семьи, но не более того. Вот если Жорж прогорит, тогда они все пропали… Я с нетерпением жду дня, когда Жорж вынужден будет признать себя не в состоянии выплатить миллионные долги.

– Может быть, тогда на помощь ему придет убийца?

– Значит, тут-то мы его и поймаем.