Учителю — с любовью

Глава 21

Наступил конец семестра. После демобилизации из ВВС я никогда еще не был так счастлив. Моя жизнь была полна работой, полна Джиллиан. День ото дня мы становились все ближе друг другу, потому и мир вокруг нас становился богаче и интереснее. Как было условлено, я познакомился с ее родителями. Эти несомненно милые люди из-за меня попали в очень сложное положение, но старались не терять достоинства и вести себя как подобает «цивилизованным» людям. С детства они воспитывали в дочери самостоятельность — в образе мышления, в поведении — и теперь не пытались как-то повлиять на нее. К тому же они безмерно ее обожали, и счастье дочери было для них превыше всего на свете. Я, пожалуй, держался с ними несколько замкнуто, все ждал — вот сейчас проявится их враждебное или покровительственное отношение. Они тоже были слегка не в своей тарелке.

Сторонники расового неравенства очень любят задавать вопрос: «А вы отдали бы свою дочь за негра?» В Англии мне часто приходилось говорить на эту тему, и английские родители, надежно застрахованные от такой перспективы, без всяких колебаний утверждали, что, конечно же, их чада могут выходить замуж за кого им вздумается, но сама быстрота их ответа заставляла усомниться: а так ли это? И вот теперь этим милым людям, родителям Джиллиан, приходилось отвечать на этот вопрос не вообще, а по весьма конкретному поводу. Все у них было в порядке, дела шли неплохо, имелись связи и обязанности, соответствующие их положению в обществе. Я задал им нелегкую задачу и в душе очень им сочувствовал.

До встречи с Джиллиан я никогда не думал, что могу связать жизнь с белой женщиной, да мне этого и не хотелось. У меня были белые подруги, некоторых я знал довольно близко, но мысль о женитьбе на ком-то из них никогда не приходила мне в голову. Я ничего не имел против них, нет, это были симпатичные, умные, общительные девушки. Просто я знал, что к смешанным бракам общество относится с глубоким предубеждением. И вдруг словно гром грянул — я встретил Джиллиан, и все мои логические построения рассеялись как дым. С первой встречи она вошла в мою жизнь так естественно и гармонично, что будь она синяя или зеленая — это ничего бы не изменило. Мы оба верили, что созданы друг для друга, и никого и ничего не желали слушать. Но мы согласились, что ее родители, как и мои, имеют право обо всем узнать заранее. И вот я предстал перед ними, опасаясь, не будут ли они вмешиваться в нашу жизнь?

Мы вместе пообедали, поболтали о том и сем. Они расспрашивали обо мне, моих родителях, об образовании и службе в армии, о планах на будущее. Кажется, мои ответы их удовлетворили, но что-то оставалось недоговоренным, не хватало катализатора, который помог бы нам сблизиться.

Позже мы перешли в гостиную, уселись возле веселого каминного огонька и закурили, мистер Бланшар заговорил о Южной Америке. До войны он по делам службы бывал в южноамериканских государствах и на островах. В частности, на Арубе.

Арубу я знал очень хорошо, потому что после университета работал там технологом на нефтеочистительном заводе в Сан-Николасе по контракту с фирмой «Стандард ойл». Мы беседовали об этом острове, его людях, экономическом значении в нефтяном мире — в Сан-Николасе большая естественная гавань, а не так далеко, в Маракайбо, есть богатейшие залежи нефти.

— Местные жители говорят на каком-то странном языке. Что это за язык? — спросил он.

— Папиаменто. Это местный говор, состоит из смеси голландского, испанского и диалекта аборигенов-индейцев. В последнее время в него проникают даже американизмы.

— Вы говорите на этом языке? — поинтересовалась миссис Бланшар.

— Вполне сносно. Главное — знать испанский, остальное просто.

— Помню, как-то в Ораньестаде я видел, как местные жители ездят на маленьких осликах, — продолжал мистер Бланшар.

— Они называются буро.

— Да, верно, буро.

— Жители Арубы — люди степенные, держатся с достоинством.

Ни к чему не обязывающая болтовня, только бы отдалить серьезный разговор насчет Джиллиан и меня.

— А какой прекрасный клуб на Лаго-Хайтс, — сказал я.

— Да, я играл там в баскетбол и волейбол.

— Настоящая мужская игра.

— Это ведь город мужчин. Везде мужчины, мужчины и снова мужчины. — Вдруг он засмеялся, вспомнив что-то забавное. — Hija del Dia[7], — сказал он.

Я уставился на него, мысленно благодаря бога, что он наделил меня темной кожей — она скрыла краску, залившую мое лицо.

— Вы помните? — настаивал он.

Его жена и Джиллиан переглянулись.

— О да, — пробормотал я, делая ему глазами знак сменить тему.

— Да вы не беспокойтесь, я им об этом рассказывал.

Боже мой, эти англичане — удивительные люда! Как могут порядочные люди рассказывать об этом, слушать это?

— А внутрь вы когда-нибудь заходили? — Мое смущение его явно забавляло.

— Нет, я обходил это место стороной.

— А очереди помните? — И, предавшись воспоминаниям, он затрясся от смеха. Сейчас он стал самим собой, забыл, что нужно взвешивать, оценивать, присматриваться. Именно этот катализатор и был нам нужен — общие воспоминания об Арубе, мужском клубе и очередях.

Более длинных очередей я за свою жизнь не видел и, уж конечно, никогда их не забуду. В них стояли мужчины, старые и молодые, белые и черные, одни в чистой, свежей одежде, другие прямо после восьми часов работы — в пропитанных грязью и потом спецовках. Кто-то болтал с соседом, кто-то молчал, но все терпеливо ждали, когда подойдет очередь, и они войдут в большое, выкрашенное яркой краской здание, где за высокую плату продается самый дефицитный на острове товар — женщины.

Для таких, как я, еще не отвыкших от удобств нормальной американской жизни, тяготы бытия на Арубе переносились легко и даже казались романтичными, потому что терпеть их приходилось недолго. Вопрос поставок был решен на современном уровне, и арубские магазины были завалены продуктами не только консервированными — фрукты, овощи, мясо вынимались из огромных холодильников свеженькими, в хрустящей упаковке. На острове росли только кактусы, гигантские кактусы с колючками по десять — двенадцать сантиметров — очередная шутка природы, ведь на Арубе не росла даже трава. Даже пресную воду на остров привозили в специальных танкерах — одряхлевшая водоочистительная станция острова перерабатывала морскую воду в безвкусную, чуть солоноватую, идущую на все нужды жидкость и со спросом уже не справлялась.

Но по-настоящему не хватало женщин. Нефтеочистительный завод, который был построен американцами и принадлежал им, дал работу десяткам тысяч белых и цветных американцев, жителей Карибских островов и Южной Америки, и местному населению. День и ночь эти тысячи текли через ворота нефтеочистительного завода нескончаемым потоком — работа велась в три смены. Они наводняли магазины, рестораны, винные погребки и кафе.

А женщины были большой редкостью. Никто не подумал, где разместить семьи мужчин, приехавших на заработки из дальнего далека, вплоть до Монтевидео. Сами они жили как сельди в бочке, в крохотных, наспех сколоченных клетушках, с общей столовой и уборной. Правительство Арубы проявило дальнозоркость и практичность и разрешило (а может, и предложило) принять меры для смягчения тягостной ситуации. На остров разрешили въезд проституткам. Это были невинного вида юные создания, приезжали они из разных портов и крупных городов континента на две недели и после нестрогого медицинского обследования брались за свое ремесло. Привозил их внутриостровной пароход, заходивший в Сан-Николас два раза в месяц и прозванный вскоре «мясокомбинатом». Почти всех женщин селили в большом вычурном здании недалеко от главных ворот завода, на здании висел огромный щит с надписью «Hija del Dia» — «Лучшая девушка дня», и как только проходил слух, что «приехал мясокомбинат», возле дома выстраивались очереди мужчин, они шутливо поторапливали уставших за две недели барышень и с энтузиазмом приветствовали новеньких.

Я взглянул на мистера Бланшара, пытаясь представить его в этой очереди. Словно прочитав мои мысли, он улыбнулся и сказал:

— Я тоже не был внутри. Я приезжал на Арубу на два дня, по делам англо-голландской фирмы «Шелл» в Оранье стаде. Приятель предложил съездить в клуб «Лаго» чего-нибудь выпить, тогда я в увидел это своими глазами. Господи, чего только не встретишь в жизни! Никогда не забуду эти очереди.

В воскресенье после обеда мы наконец-то сели поговорить на тему, которая не давала всем нам покоя. Родители Джиллиан высказали свое мнение очень откровенно. Мистер Бланшар сказал:

— Не буду ходить вокруг да около, Рики. Когда мы с матерью впервые услышали, что Джиллиан встречается с вами, мы с ней решили не вмешиваться, думали, что просто увлечение и скоро оно пройдет. Но когда Джиллиан написала, что хочет привезти вас познакомиться с нами, мы поняли: ваши отношения куда серьезнее, чем нам казалось. Мы хорошо знаем дочь, Рик, и нам стало ясно, что речь идет о чем-то очень для нее важном. Теперь мы видим, что так оно и есть. — Он поднялся, раскурил трубку и сел на ручку кресла Джиллиан. — Не скрою, даже сейчас мы предпочли бы, чтобы Джиллиан полюбила человека с тем же цветом кожи, что у нее самой. Для нее, да и для нас все было бы проще. Я всегда считал, что свободен от предрассудков, расовых или любых других. Но теперь, когда дело коснулось меня лично, я знаю — я бы постарался расстроить этот брак, будь я уверен, что мне это удастся. Ведь речь идет не только о вас двоих, Рик. У вас могут быть дети. Какая судьба их ждет? Кому они будут нужны?

Я сидел и терпеливо, с должным уважением внимал ему — он старше меня, а главное, он отец Джиллиан. И вот, пожалуйста, этот добрый и уверенный в себе человек прибегает к тем же набившим оскомину отговоркам и сентенциям, бьет ниже пояса. Сколько раз я все это слышал!

— Думаю, мистер Бланшар, вопрос о детях мы с Джиллиан решим сами, — возразил я как можно спокойнее. — Если мы поженимся, надеюсь, дети у нас будут и они будут нужны нам.

Я взглянул на Джиллиан — согласна ли она со мной, прав ли я, говоря за двоих. Она улыбнулась мне глазами, губами и сердцем — она со мной.

— Не беспокойтесь о нас или наших детях, сэр. Наверно, в свое время и вы не могли гарантировать миссис Бланшар, что дети ее будут крепкими, здоровыми и нормальными. Мы рискнем, хотя я прекрасно понимаю, что иметь цветных внучат вам будет не очень приятно.

При этих словах он вспыхнул, но решимость оставаться цивилизованным человеком взяла верх. Он поднял руку — не стоит разжигать страсти.

— Давайте не будем горячиться, молодой человек, свою точку зрения вы уже высказали. Не забывайте, что Джиллиан — наша дочь и, выйдя за вас, все равно ею останется.

Я сидел и ждал, что он скажет дальше.

— Я говорю вам все это на трезвую голову, как ее отец. А как отнесутся к вашему браку остальные? Они могут не пожалеть желчи. Я хочу, чтобы вы оба хорошо поняли, какой ответственный шаг собираетесь сделать. — Он вдруг улыбнулся мне и продолжал: — Вы нравитесь нам, Рик, и мы верим, что все у вас с Джиллиан будет хорошо. Все же нам кажется, что лучше немного подождать, минимум полгода, а уж потом окончательно связывать свои судьбы. За это время вы привыкнете друг к другу, к совместному общению с людьми. И вот еще что, — сказал он поднимаясь, — раз уж вы вступаете в нашу семью, не худо бы нам подружиться, а? — С этими словами он протянул мне руку, и я пожал ее.

— Спасибо, сэр, — сказал я.