Удар! Ещё удар!..

ОДНА СЕКУНДА

В этот день с самого утра у Кости Темрюка трезвонил телефон.

— Ну, как? Не подведут?

— Твое мнение? Вмажем?

— Слушай! А говорят, Названов немного того… Насморк. Правда?

Голоса болельщиков — тревожные и уверенные, робкие и начальственно маститые, детски торопливые и по-стариковски медлительные, — как всегда, будоражили и радовали Костю.

Костя Темрюк — судья по хоккею. Судья — это звучит жестко и холодно. Сразу видится пожилой человек, бесстрастный, неприступно суровый, похожий на неколебимый гранитный утес.

Костя вовсе не напоминал такого судью.

Во-первых, он был молод.

Во-вторых, смешлив.

В-третьих, весь в веснушках.

Больше всего на свете Костя любил хоккей. И сегодня, в день такого важного матча, Костя волновался, как и все звонившие ему друзья. Он и сам принадлежал к этой славной семье, к этому всемирному племени болельщиков, члены которого узнают друг друга тотчас же: по двум-трем репликам, по азарту в глазах, по удивительной для постороннего осведомленности во всем, что касается «своей» команды.

Соседи по квартире в дни таких вот крупных хоккейных матчей знали: к телефону не подходи! Звонят Косте. К счастью, соседи тоже «болели» и не жаловались на этот сумасшедший трезвон.

Костя не раз хвалился друзьям: с соседями ему сказочно повезло. Сплошные болельщики. Даже старенькая бабушка, хоть на ледяное поле и не ходит, но по телевизору регулярно смотрит хоккей. Правда, бабушка исправно смотрела по телевизору все подряд, без каких-либо прогулов и опозданий.

А ее восьмилетний внук уже был подлинным болельщиком. И бабушкину клюку звал не иначе как «клюшкой». «Старушка с клюшкой», — в рифму дразнился он. Взрослые смеялись, а находчивый внучек радостно повторял: «Старушка с клюшкой, старушка с клюшкой».

Когда положение на поле слишком уж накалялось, бабка тихонько покидала затемненную комнату, выползала на кухню и тут драматическим шепотом оповещала всех:

— Наши-то… проигрывают… Три-один… — и потихоньку совала под язык огромную белую таблетку.

…Под вечер Костя Темрюк поехал на стадион.

До начала матча было еще больше часа. Но автобус — уже битком. Пассажиры только и говорили о хоккее.

С редким единодушием весь автобус болел за одну команду, за «Авангард».

Впрочем, это понятно.

Матч предстоял удивительный. Принципиальный. Решающий.

Местная, верхнереченская команда «Авангард» в последние два года совершила сказочный рывок. Если бывают чудеса, — то сейчас, на глазах у всех болельщиков, происходило именно чудо.

Еще три года назад верхнереченский «Авангард» ничем не выделялся. Команда как команда. Группа «Б». Середнячок. Без особых взлетов и перспектив.

Но в прошлом году эта серенькая команда неожиданно захватила первое место в своей группе и перешла в класс «А».

А сейчас, играя в чемпионате страны, этот никому неведомый новичок внезапно стал одерживать победу за победой и даже вырвался в лидирующую тройку.

Это «Авангард»-то! Тот самый «Авангард»!

Во всей стране хоккейные болельщики были потрясены. Но особенно — верхнереченцы. Еще бы! Их команда, их родная, милая, замечательная, великолепная команда, впервые за всю историю хоккея уверенно пробивалась к золотым медалям.

Это было чудо! И каждый из болельщиков по-своему объяснял его.

Одни утверждали, что всему причиной — Названов. Как только его ввели в тройку вместо Филатова, тройка преобразилась и стала играть с удивительной результативностью.

Названов — игрок мужественный, резкий, большой любитель силовых приемов. И вес, учтите, — 98 килограммов! Почти центнер! С таким столкнуться на третьей скорости — не шутка!

Другие, горячась, доказывали, что Названов — это, конечно… Названов — это класс. Но главный козырь — новый старший тренер Морозов. Он сумел вдохнуть веру в игроков, как-то уже привыкших к поражениям. Он заразил команду своим мужеством, своей непреклонностью.

Третьи говорили, что и Названов, и Морозов — это, конечно… Но главное — сами «мальчики», сами игроки как-то встряхнулись. И всем нутром впитали «канадскую» манеру: смелую, боевую, хоть иногда и чересчур грубую. Впрочем, хоккей — это хоккей. Эта игра — не для трусов. И не для кисейных барышень.

И сейчас, пока Костя ехал на стадион, весь автобус гудел о том же.

— Названов-то… В прошлом матче… Сам от ворот и до ворот прошел. И сам заложил шайбу!

— О, Названов — сила!

— А Варламов?! Как выкладывает на «пятачок»?! Только добивай!.

И все сходились на одном:

— Эх, если бы и сегодня наши навтыкали!

Да, сегодняшняя игра была, по существу, решающей.

«Авангард» шел в лидирующей тройке. Выиграй он сегодня у главного своего конкурента — у ЦСКА, и до золотых медалей — рукой подать!

Останется всего одна игра, и притом — с не очень-то сильными ростовчанами.

А проиграй «Авангард» — и сразу отвалится на шестое-седьмое место. Команды в голове таблицы расположены кучно. Как всегда на финише, каждое очко стало очень весомым.

Костя Темрюк слушал разноголосый гомон автобусных пассажиров и молчал. Судье неловко выказывать пристрастие к какой-либо команде.

А как быть, если судья — тоже верхнереченец и тоже болельщик? И тоже больше всего на свете жаждет, чтобы «Авангард» выиграл?

«Раздвоение личности!» — усмехнулся Костя.

Вскоре матч начался.

На ледяной четырехугольник, окантованный четкими деревянными бортами, плавно выкатились хоккеисты.

В своих боевых доспехах они всегда напоминали Косте старинных рыцарей, — такими еще с детства запомнились они ему по красочным иллюстрациям к «Дон-Кихоту». А неуклюжий вратарь в огромных щитках, в нагруднике, в нескольких одетых одна на другую защитных «кольчугах» и в шлеме с забралом, опущенным на лицо, походил не то на космонавта в ракете, не то на таинственного пришельца с другой планеты.

Костя Темрюк сидел за столиком, расположенным очень удобно, на возвышении, рядом с ледяным полем. В руке он держал секундомер, а на столе перед ним лежал еще один секундомер. На всякий случай. Машинка точная, но… Вдруг закапризничает?

Судьи бывают разные. Есть знаменитые, чьи имена известны всем болельщикам. Они вихрем мелькают по полю, и их грозный свисток быстро гасит страсти, когда хоккеисты не на шутку разгорячатся.

А есть судьи неприметные. Зрители не обращают на них внимания. Они — не на поле, а где-то в стороне, сидят за столиком и аккуратно что-то пишут, пишут. Пишут и считают. Как бухгалтеры.

Один из таких судей ведет протокол матча. На форменном бланке он скрупулезно точно записывает все: когда и кто из игроков был оштрафован и за что; кто забил гол, на какой минуте и с чьей подачи.

Костя был одним из таких неприметных судей. Официально он именовался так: судья-хронометрист. Его обязанность — следить за временем. Точно учитывать, сколько длились всякие остановки, перерывы в игре, вычитать это время из игрового. Каждый из трех периодов должен продолжаться ровно двадцать минут. «Чистых» двадцать минут. Ни на секунду больше, ни на секунду меньше. И вот древним Хроносом — богом времени — и был на матче Костя.

Матч начался, и сразу стадион забурлил, закипел, загремел. Еще бы! На трибунах сидели верхнереченцы. И они уж вовсю старались помочь своей команде. Не щадили ни голосовых связок, ни легких, ни нервов. Недаром говорят, что «хороший» болельщик теряет за матч до полутора килограммов собственного веса!

Каждую атаку верхнереченцев стадион тотчас подхватывал все нарастающим криком, и этот мощный крик, как гигантская вздыбившаяся волна, нес нападающих «Авангарда» на ворота москвичей. А когда атака разбивалась, тотчас затухал и крик, будто опадала эта волна. Но ненадолго.

Костя за своим столиком старался сохранять спокойствие. Вот был бы номер, если бы он, судья, тоже стал кричать и плясать, как вон тот толстенький гражданин в роговых очках. Или сунул бы пальцы в рот и засвистел, как вон тот морячок в бушлате. Лихо свистит! Аж в ушах резь…

Но хотя Костя и сдерживался, и делал строгое, бесстрастное лицо, и не забывал ни на миг о секундомере, — всеми мыслями, всей душой он был заодно с болельщиками.

Что за черт! Седьмая минута, а счет все еще не открыт! Шайбу! Нужна шайба!

— Шайбу! — заорал кто-то сзади.

— Шайбу! — взревели трибуны.

— Шайбу!

Это Названов, подхватив черную литую шайбу, рванулся к воротам противника.

«Шайбу!» — чуть не закричал Костя, но тотчас опомнился и сделал чинное лицо.

— Шайбу!

— Шайбу!

— Шай-бу!

Трибуны просили, требовали, умоляли.

И вдруг все зрители разом удрученно выдохнули: «Э-э-эх!»

Это защитник самоотверженно принял на себя могучего Названова. Они оба упали, а шайбу уже подхватил другой защитник и тотчас отпасовал своему нападающему.

В обоюдных атаках прошло еще четыре минуты. А счет по-прежнему не был открыт.

«Ну, Вадимушка! Названчик! — ласково упрашивал Костя. — Ну, постарайся, милый!»

Вообще-то он недолюбливал Вадима Названова. Тот был высокомерен и грубоват. И имел противную привычку: то и дело хохотал. Гулко. Как в бочку. Но сейчас Костя обо всем этом забыл.

Вот Названов снова прорвался в зону противника. Стремительно обошел ворота сзади и хорошо выложил шайбу на «пятачок».

— Э-эх!

Казалось, весь стадион схватился за голову, закачался из стороны в сторону, горестно запричитал, застонал.

— Шляпы!

— Мазилы!

— Пен-тю-хи!

Вот обида! Такой удобный момент для взятия ворот — и никого! Как назло! Никто из верхнереченцев не подоспел к шайбе.

«Бывает, — сам себя успокаивал Костя. — И не то еще случается. Игра есть игра».

Он посматривал на секундомер. Почти четырнадцать минут прошло! Неужели первый период так и кончится нулями?

И едва он так подумал, как Демидов — самый опасный форвард москвичей — вдруг пулей проскочил в зону и «щелкнул» издалека.

Это был любимый бросок Демидова. Далекий, но зато неожиданный, резкий и мгновенный, как выстрел.

И вратарь не успел среагировать. Гол!

Все случилось так внезапно, — болельщики даже разглядеть толком не успели и очнулись, лишь когда москвичи бросились обнимать и целовать Демидова.

Трибуны, и без того возбужденные, теперь совсем разволновались.

— На-зва-нов!

— Вадимчик!

— Шайбу!

— Шай-бу!

Гол, как это часто бывает, подхлестнул верхнереченцев. Они рванулись в атаку.

И раз, и два, и три бросали по воротам. Но все напрасно.

Чугунно неподвижный вратарь москвичей, казалось бы, неповоротливый, как тумба, наглухо закрыл ворота.

Костя краем глаза смотрел на секундомер. Тонкая черная стрелочка короткими прыжками перескакивала с секунды на секунду.

Вскоре первый период кончился. Один-ноль.

В перерыве к Косте подошел знакомый инженер. Глаза у инженера были жалостливые, обиженные. Они будто говорили:

«Как же это, Костя? Ой, нехорошо! И куда только ты, Костя, смотришь?»

Словно он мог помочь верхнереченцам и не помог.

Потом подошел еще один знакомый парень. И еще. Подошел и главный технолог с Костиного завода. И сосед по квартире. И все смотрели на Костю…

Нет, они не обвиняли его, но глаза… Глаза у всех были укоряющие. Или это только казалось Косте?

Второй период начался бурно. Команды сразу же обменялись голами. Потом верхнереченцы в суматошной свалке У ворот сумели пропихнуть еще шайбу. Уже на четвертой минуте счет стал два-два.

Трибуны ликовали.

Чувствовалось: «Авангард» оправился и теперь полон желания победить. И надо тут же, немедленно, поддержать этот боевой порыв.

О, болельщики тонко чувствуют те психологические нюансы, когда игрокам особенно требуется их моральная помощь.

— На-зва-нов!

— Вар-ла-мов!

— Ми-шень-ка!

Трибуны бесновались, орали, выли, свистели.

Однако кончился второй период, а счет не изменился.

В перерыве Костя прошел в раздевалку. В большой комнате, где расположились на отдых верхнереченцы, слышался хрипловатый голос старшего тренера. Даже не разобрав слов, по одному лишь голосу — напряженному, нервному — было понятно: тренер требует нажать, усилить натиск, во что бы то ни стало вырвать победу.

Костя оглядел игроков. Некоторые сидели устало откинувшись. Кто-то, сняв коньки, натягивал другие носки. Кто-то маленькими глотками отхлебывал боржом. Названов полулежал в углу и в такт словам тренера тихонько постукивал коньком по полу.

«Да, — подумал Костя. — Вырвать победу. А как?»

И еще он подумал, что в соседней раздевалке, вот тут, рядом, за стенкой, тренер москвичей сейчас, конечно, так же жмет на своих парней. И так же твердит им: «Вырвать победу во что бы то ни стало». Может быть, даже теми же словами.

Костя вздохнул. Да, сейчас победа нужна просто позарез. В перерыве диктор на стадионе сообщил: получено известие — в Ленинграде команда «Динамо» проиграла. Зрители встретили эту весть бурей радостных криков. Еще бы! «Динамо» было одним из трех лидеров. Проиграв, динамовцы сразу отвалились. Теперь шансы на золото имели лишь нынешние соперники: ЦСКА и «Авангард».

Кто из них сегодня выиграет, — тот и откроет себе зеленую улицу к почетному званию.

Третий период начался нервно. Именно эта нервозность и мешала игрокам забить гол. Обе команды поочередно кидались на штурм, но атаки были сумбурные и, главное, завершающие броски потеряли точность. Шайбы летели или мимо ворот, или прямо во вратарей.

Прошло пять минут… Десять… Двенадцать… Счет не менялся: два-два.

Костя сидел за судейским столиком. Автоматически останавливал и снова включал секундомер, делал нужные пометки, но сам думал лишь одно:

«Ну же! Миленькие, ну! Постарайтесь!»

Знакомые хоккеисты как-то, вернувшись из Швеции, рассказывали: во время матча группа болельщиков вдруг стала дружно молиться, призывая бога даровать победу их команде. Костя тогда удивлялся. Но сейчас, будь он верующим, и сам, пожалуй, стал бы шептать молитву!

Трибуны бесновались. Ничья не устраивала их. Нет, тогда все решит последний тур. Это рискованно. Нет, надо сейчас выиграть, обязательно.

— Названов!

— Родненький!

— Шай-бу!

— Шай-бу!

Шла уже последняя минута матча.

«Да, ничья», — огорчился Костя.

Очевидно, так решили и трибуны. Зрители уже шевелились, ерзали, готовясь покинуть стадион.

И вдруг!..

В спорте часто решает это магическое «вдруг»!

Вдруг Названов получил шайбу, на полной скорости проскочил в зону, передал шайбу Варламову, тот быстро вернул ее Названову… Бросок! И красная лампочка вспыхнула над воротами.

Гол!

Трибуны словно обезумели.

Какой-то солидный дядя, вскочив на скамейку, сорвал с соседа шляпу, вертел ею над головой и свистел дико, заливисто. Так свистят мальчишки, гоняя голубей.

Какая-то молоденькая женщина, видно, зазевалась и не поняла, что случилось. Она дергала мужа за рукав, пыталась спросить его, но муж не слушал, лицо у него было хмельное от счастья. Он вырвал рукав и кричал что-то громкое, бессмысленно ликующее.

И вдруг… Вдруг оглохший от восторга стадион увидел…

На поле, размахивая руками, выскочил Костя. Он бежал по льду, поскользнулся, чуть не упал. Врезался в самую гущу игроков, что-то кричал, однако в этом сплошном реве слов было не разобрать.

Но уже одно то, как он, нарушив все правила, перескочил через борт, как взволнованно махал руками, заставило зрителей постепенно утихнуть.

И тогда все услышали.

— Время! — плачущим голосом кричал Костя и протягивал «судье на поле» секундомер. — Время! Лишняя секунда!

Никто ничего не понял. Какая секунда? Что за секунда? И вообще — кто этот взбалмошный парень?

— Секунда! — кричал Костя. — Лишняя!

Судья наклонился к нему. Что-то спросил. Костя ответил и опять сунул ему под нос секундомер.

К ним подкатил встревоженный капитан верхнереченцев. И вратарь. И другие игроки.

— Не считать! — сказал судья и сделал рукой тот выразительный знак, который без перевода ясен всем болельщикам мира. — Не считать!

И тут только зрители поняли. Гол был забит поздно. Секундой раньше кончилось — игровое время. Названов опоздал. Всего на секунду, но опоздал.

…Казалось, Названов сейчас заплачет. Он стоял возле Кости и рукавом размазывал полосы грязи по усталому лицу. И лицо у этого могучего детины было жалкое, растерянное, почти плачущее.

Еще бы! Победа была уже совсем рядом. И победа, и золотые медали… И вот — на тебе!..

— Ты… — сказал Названов Косте. — Ты… Это ты…

Он не находил слов.

В ярости он взмахнул клюшкой. Казалось, сейчас ударит Костю…

Но нет… С маху хрястнул он клюшкой об лед. С такой силой, что «крюк» отлетел и запрыгал по льду.

Названов швырнул на поле оставшуюся в руке палку и, рубя лед коньками, ринулся прочь.

И лицо у него по-прежнему было горестным, почти плачущим.

…Костя исподлобья глянул на трибуны. Ему казалось, ярость зрителей сейчас лавиной обрушится на него. Но трибуны молчали. Горестно, скорбно, будто где-то рядом лежал покойник…

В судейской Костя быстро поставил свою подпись под протоколом, переоделся и, стараясь не встретиться ни с кем из игроков, торопливо вышел из раздевалки.

На стадионе толпа уже поредела, но все-таки тут и там еще виднелись кучки болельщиков.

Надвинув кепку пониже на лоб, подняв воротник своего легкого пальтеца, Костя быстро шагал к воротам.

Главное сейчас — не столкнуться ни с кем из знакомых (а приятелей на стадионе у Кости — сотни!). Быстрей, незаметней — уйти, уйти…

Он прошел мимо одной из групп и уже свернул в темную аллею, как вдруг… Вдруг тишину прорезал пронзительный свист. Кто-то свистел в два пальца — резко, яростно, по-разбойничьи.

У Кости сердце на секунду остановилось, потом застучало часто, как отбойный молоток.

«Мне, — подумал Костя. — Это мне…»

Он еще участил шаги, уже почти бежал. К счастью, в аллее было темно — и никто не мог видеть его.

И только возле выхода со стадиона он замедлил шаги.

«А может, это вовсе не мне? — вдруг подумал он. — Может, просто так свистели? Свистят же просто так?»

Он враз остановился. В самом деле, почему он решил, что именно ему, непременно ему адресовался этот свист?

Покачал головой:

«Нервочки… Все нервочки…»

Он уже вышел со стадиона и с облегчением подумал, что теперь-то уж никого не встретит, но тут его окликнули.

Костя обернулся. Это был парень с его завода, из штамповочного цеха.

Несколько шагов они сделали рядом. Парень молчал. Костя тоже молчал.

— Обидно! — сказал парень.

— Конечно, — хмуро подтвердил Костя.

Парень снова умолк.

«Ну! Скажи же… Мол, я один виноват. Мол, если бы не я, все было бы чудесно… Ну!» — мысленно подталкивал его Костя.

Но парень молчал.

Они дошли до развилки — здесь широкая, как река, аллея растекалась на три асфальтированных ручейка; парень, все так же молча, пожал руку Косте и свернул направо. Костя пошел прямо.

Он так и не понял: упрекал его парень? Или нет?

Костя сделал еще несколько шагов по аллее, как вдруг со скамейки, где маячил огонек папиросы, кто-то крикнул:

— А, товарищ Темрюк!

Навстречу поднялся плечистый мужчина. У него было скуластое, резкое лицо; косой шрам, пересекая лоб, тянулся к уху.

Лицо мужчины было знакомо Косте, но вспомнить, как его зовут и кто он, Костя не смог.

— Значит, в таком разрезе? — сказал мужчина со шрамом. — Лишняя секунда? Не считать?

Только теперь Костя заметил, что мужчина «под парами». Костя сделал шаг в сторону, пытаясь уйти, но мужчина с пьяной настойчивостью загородил дорогу.

— Э, нет! — ухмыльнулся он. — Простой советский болельщик желает, значит, потолковать с судьей, с товарищем Темрюком… Да, в таком разрезе…

Он приблизил свое лицо к Косте, и тот увидел, как глаза его вдруг налились гневом.

— Счеты сводишь? — прохрипел мужчина. — Грызешься с Названовым, и, значит, лишняя секунда? Ловко!

Костя вздрогнул. Это как-то совсем не приходило ему в голову. В самом деле, все знают, что он с Названовым — не очень-то… Могут решить — именно поэтому и не засчитал шайбу.

«Весело!» — подумал Костя.

Мужчина стоял перед ним и еще что-то говорил — резкое, ядовитое.

Костя не слушал.

— Отойди! — рукой он отстранил пьяного и зашагал по аллее. А вслед ему неслись крики, угрозы…

Медленно брел он по улицам. Сыпал мелкий, как крупа, снежок. Стоял легкий морозец. Костя шел не торопясь. Да и куда спешить?

Он понимал: дома на него сразу хлынет ливень телефонных звонков. И со всеми надо будет говорить, всем объяснять, что-то доказывать, убеждать.

Слова пьяного все торчали в мозгу. Костя пытался вычеркнуть их, забыть. Но они впились цепко…

Прошел мимо кино. Видимо, вскоре начинался сеанс. Люди суетились. Несколько человек спросили у него, нет ли «лишнего билетика».

«А они и не знают о матче», — подумал Костя.

Это было поразительно. Он еще всей душой был на состязании. Все еще переживал эту несчастную секунду. Ему казалось: случилось что-то ужасное, непоправимое, а вот выясняется, есть люди, которым никакого дела нет ни до этой секунды, ни до хоккея вообще.

Костя свернул на бульвар, пошел узкой, протоптанной в снегу тропинкой.

Да, обидно все получилось. Это надо же! Уже была победа. И вот…

«А надо ли было?.. Из-за какой-то паршивенькой секунды, одной секунды. Ну, в конце концов, эка важность! Ну играли бы не шестьдесят минут, а шестьдесят минут плюс одна секунда…»

Костя на миг представил себе, как хорошо бы все было, если б не он, и вздохнул.

Да, сколько людей были бы рады, почти счастливы! Все игроки «Авангарда» и тренеры… Да что игроки?! Для всего Верхнереченска настоящий праздник настал бы!

Картина была такой заманчивой, — Костя снова вздохнул.

«Но нельзя же… Нельзя! — строго возразил он сам себе. — Точность в нашем деле — самое главное».

Он шел и шел петляющей по бульвару тропинкой.

«А между прочим, — подумал он, — трибуны не очень-то… разъярились. Бывает хуже…»

Он вспомнил — однажды Названов рассказывал — на матче в Канаде судья не засчитал гол. Зрителям это не понравилось. И кто-то с трибуны дважды выстрелил в судью.

«Да, — покачал головой Костя. — А если бы и в меня? Пиф-паф!»

Он долго бродил по улицам. Пришел домой уже ночью. И сразу раздался телефонный звонок.

«Ну конечно», — подумал Костя.

Взял трубку.

— Небось не спишь? — спросил Названов.

— Не сплю.

— Я так и знал, — Названов усмехнулся. — Переживаешь?

Костя промолчал.

— Я так и знал. Слушай, мил-человек. Сердишься? Не сердись. Вадим Названов — горячий человек. Порох. Понял?

Костя молчал. Потом не без ехидства сказал:

— А клюшка-то рубля, поди, три стоит?

Названов захохотал. Гулко, как в бочку. Он всегда так смеялся. Как в бочку.

— Если бы три! — воскликнул он. — Канадская клюшечка! Все десять потянет.

— Придется платить, — сказал Костя.

— Ага, придется, — откликнулся Названов. Так охотно, будто предстоящая потеря десяти рублей доставляла ему истинную радость.

Они заговорили о каких-то пустяках. Названов то и дело гулко хохотал. И этот его смех, всегда раздражавший Костю, сейчас не казался ему таким уж неприятным.

— А вот знаешь, — сказал Названов, — нам, игрокам, после каждого матча тренеры ставят отметки. Как в школе. Кому — четверку, а кому и двоечку! А вам, судьям? Ставят?

— Ага.

— Интересно, что тебе нынче влепят?! Кол? Или пятерку с плюсом? Это у нас немка пятерки с плюсом ставила!

И Названов снова захохотал. Гулко. Как в бочку.