Удар судьбы

Глава 15

Йемен.

Весна 532 года н.э.

— Это произойдет сегодня ночью. Точно, — заявил Менандр. Ашот покрутил рукой в воздухе. Движения означали гораздо меньшую уверенность.

— Может быть. А может, и нет. — Менандр твердо стол на своем.

— Это произойдет сегодня ночью, — повторил он уверенно.

Молодой катафракт сделал два шага к входу в полевой штаб и откинул кусок материи, закрывающий вход. Лагерь римской армии находился в полумиле к востоку от небольшого оазиса. Менандр смотрел в том направлении, но его глаза скорее были прикованы к горизонту, чем к самому оазису.

Мгновение спустя к нему присоединился Евфроний. Молодой сириец — одного возраста с Менандром: двадцать с небольшим — разок взглянул на небо и кивнул.

— Солнце зайдет менее, чем через час, — сказал он. — После этого до полуночи будет светить луна. Арабы подождут, пока не зайдет луна. Затем атакуют.

Антонина сидела на стуле недалеко от центра шатра. Она улыбнулась. Как только поняла, что делает, убрала с лица улыбку. Но недостаточно быстро: Ашот ее заметил.

Ашот ей улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, одновременно сохраняя суровое выражение лица, подобно строгой учительнице, которая укоряет старшего в классе ученика за насмешки над младшими.

И примерно с тем же успехом. Да, Ашоту хватило благородства сжать губы. Однако он все равно выглядел подобно кошке из пословицы, которая сожрала канарейку.

Ашот командовал пятьюстами катафрактами, которых Велисарий отправил вместе с Антониной в экспедицию. Ее муж выбрал армянского офицера для выполнения этого задания, поскольку считал, что Ашот — конечно, после Маврикия — является лучшим полевым командиром среди его букеллариев. По большей части решение Велисария основывалось на врожденных качествах Ашота. Но на Велисария также повлиял и опыт этого человека. Даже хотя Ашоту было только тридцать с небольшим, армянин успел поучаствовать в большем количестве сражений и кампаний, чем любой другой офицер среди букеллариев Велисария (и снова, конечно, за исключением Маврикия).

Из собственного опыта, накопленного за последний год, Антонина поняла, почему это так сильно повлияло на решение мужа. Она сама все еще оставалась новичком в военных делах. Снова и снова направляющая рука Ашота появлялась рядом, когда предположения Антонины оказывались неправильными.

«Враг не делает того, что ты от него ожидаешь? Да, обычно не делает. Нет проблем. Мы с этим справимся».

Евфроний и Менандр отвернулись от входа. С абсолютной уверенностью, которой обладают только молодые люди, они объявили о своем мнении.

— Сегодня ночью, — предсказал Менандр.

— Сразу после того, как сядет луна, — постановил Евфроний.

— Основная атака будет с востока, — заявил Менандр. Евфроний кивнул. Ну просто Солон, одобряющий суждение Хаммурапи18. — Единственное возможное направление. Они смогут воспользоваться садящейся луной, свет которой направит их на нас во время приближения. И они не заблудятся в оазисе.

Антонина расправила плечи.

— Хорошо. В таком случае проследите за приготовлениями. — Двое молодых офицеров вышли из шатра, откинув в сторону кусок ткани, закрывающий вход, с силой, словно пассаты19. Когда они ушли, Антонина посмотрела на Ашота. Армянин снова широко улыбался.

— Хорошо, — проворчала она. — Теперь скажи мне, что ты думаешь.

Продолжая улыбаться, армянин пожал плечами.

— Не знаю. И что касается этого дела — мне все равно. Они могут атаковать сегодня ночью — хотя я и подхожу к этому скептически, поэтому нам в любом случае следует подготовиться. Подготовку можно рассматривать, как хорошее учение.

Ашот взял стул и удобно расположился на нем. Теперь он одобрительно улыбался.

— Мне нравятся самоуверенные и дерзкие молодые офицеры, — сказал он. — Если только они — надежные парни. А на этих двоих определенно можно положиться. В них есть стержень. — Он снова пожал плечами. — Достаточно скоро вся чушь вылетит у них из голов. А пока я могу рассчитывать, что они выстоят во время бури. Когда бы она ни пришла, и с какого бы направления ни пришла.

Антонина подняла кубок со стола, стоявшего рядом со стулом, и отпила глоток. Кубок был наполнен водой из ближайшего оазиса, разбавленной небольшим количеством вина.

— А почему ты не думаешь, что они атакуют сегодня ночью? — спросила она.

Ашот почесал щеку, потом провел руками сквозь жесткую бороду.

— Просто это не кажется мне вероятным, и все. Нам предстоит столкнуться с бедуинами-номадами. Они способны передвигаться быстро — после того как приняли решение. Достаточно быстро, даже по пустыне. Поэтому они в самом деле могут оказаться на месте сегодня ночью.

Он склонился вперед и поставил локти на колени.

— Но я знаю эту породу. Могу почти гарантировать: они потратят два или три дня, споря и ругаясь, перед тем как решат, что именно делать. — Ашот усмехнулся. — Именно поэтому мы встали к северу от Саны, вместо того чтобы находиться прямо на побережье с Эоном и его сарвенами.

Антонина кивнула. Тактику этой кампании изначально разрабатывали Ашот и Вахси. Конечно, Антонина с Эоном одобрили план. Но ни он, ни она с самого начала не считали себя достаточно квалифицированными, чтобы его разрабатывать.

И она знала, что если бы они все-таки занимались разработкой плана, то никогда бы не придумали этого. Ашот с Вахси были ветеранами кампаний, а не только сражений, и мгновенно увидели слабость в стратегической позиции предателя Абрехи. Его проблема являлась в большей степени политической, чем просто военной.

Абреха держал Йемен с только двумя восставшими полками из армии Аксумского царства. Эти два полка, Метин и Фалха, забаррикадировались в столице провинции Сане. Третий полк, Хален, расквартированный в Аравии, в Марибе, все еще сохранял нейтралитет в гражданской войне.

Поэтому основная часть сил Абрехи — более трех четвертей его людей — состояла из арабов — солдат нерегулярной армии, воинов из различных племен бедуинов в Южной Аравии, под неустойчивым командованием разрозненной горстки вождей. По отдельности арабские кочевники были яростными бойцами. Но у них практически отсутствовала дисциплина, и их концепция войны была концепцией разбойников и пиратов. Они собрались под знамена Абрехи не потому, что их волновало, кто из Аксумского царства станет править в Южной Аравии, а поскольку таким образом у них появлялся шанс поучаствовать в грабежах.

Поэтому Антонина предлагала им сочную сливу — свою небольшую армию из римлян, которые отделились и находились на удалении от основных сил аксумских сарвенов, высадившихся на побережье рядом с Саной. В этой части света Рим считали богатой землей. Те немногие золотые монеты, которые имелись у арабов, были солидами20, отчеканенными в Константинополе. Среди племен ходили слухи, что улицы знаменитого города, столицы Римской империи, вымощены золотом. (Конечно, среди них иногда встречались скептики, которые считали рассказы невероятными. Наверняка — серебром, но не золотом.)

И вот теперь на их земле оказалась группа богатых римлян, не больше двух тысяч человек. Да они просто просятся, чтобы их обчистили! В глазах бедуинов количество воинов, способных оказать сопротивление, на самом деле было гораздо меньшим. По крайней мере пятьсот из этих римлян — женщины!

И это, конечно, служило еще одним побудительным мотивом к атаке. Бедуины вместе с сокровищами захватят наложниц. К тому же ходили слухи, что римские женщины — самые красивые в мире. (И конечно, снова встречались скептики. Но они сами были женщинами, и ими руководили ревность и злоба.)

Это был хитрый план. Даже если Абреха попытается остановить арабов из нерегулярной армии, те проигнорируют его приказы. Но Ашот с Вахси думали, что Абреха, по всей вероятности, не станет возражать. Чисто с военной точки зрения атака на римский лагерь покажется ему хорошим шагом. Приближаясь к Сане с севера, отдельной колонной, римляне были изолированы от аксумской армии под предводительством Эона. Абреха увидит шанс разбить врагов по частям.

Хитрый план — и рискованный. Под знаменами Абрехи собралось по меньшей мере пять тысяч бедуинов. Они будут иметь численное превосходство над римскими силами в пропорции, по крайней мере, три к одному.

Антонина перевела взгляд в угол шатра. Там на небольшом столике лежала ее собственная ручная пушка. Несмотря на то что она терпеть не могла это приспособление, вид оружия помог ей восстановить уверенность.

Ручная пушка была меньше, чем тяжелые орудия, которыми вооружилась ее Когорта, и гораздо более изысканно сделана. Иоанн Родосский сделал эту ручную пушку лично для нее. Сказал, что это — прототип вооружения, которое он планирует разрабатывать для кавалеристов. Иоанн называл эту ручную пушку пистолетом.

— Для точности тут у нас двустволка, причем стволы расположены один под другим, — пояснял он Антонине, когда вручал оружие за неделю до ее отплытия из Александрии. — Это первое оружие, которое сделано с использованием новых ударных капсюлей-детонаторов. Красивая штука, да?

Повертев оружие в руке, Антонина подумала, что определение «красивая» — абсурдно. Для нее оружие выглядело гротескно, уродливо, неудобно и, черт побери, оно было тяжелым! Женщина с трудом могла держать его одной маленькой ручкой.

— Нет, нет, Антонина! — воскликнул Иоанн. — Нужно его держать обеими руками! Вот — сюда левую, под ствол. Именно поэтому там деревянная часть. — Его выражение лица изменилось с гордого на отчасти смущенное. — Пока это, конечно, еще не настоящий пистолет, ну если только для очень крупного мужчины. Но он — лучшее, что я мог сделать за такое короткое время.

Несмотря на невысказанные вслух мысли, Антонина поблагодарила Иоанна за подарок. Очень долго благодарила тогда, когда он ей его вручал. Через два дня, после того как она провела несколько часов на стрельбище — Иоанн на этом очень настаивал, благодарила она его менее сердечно. Антонина не сомневалась, что проклятая штуковина выполнит свою смертоносную работу, если настанет момент и когда он настанет. Но у нее болели руки, и к тому же задница вся была в синяках, поскольку она многократно валилась на землю от отдачи. Более того, у нее имелись мрачные подозрения — черт побери врачей, мало ли что они там говорят — что по крайней мере одно плечо у нее выбито. Причем постоянно, судя по ощущениям.

Ашот проследил за ее взглядом.

— Чертова уродливая штуковина, — проворчал он. — Как я рад, что мне не приходится стрелять из этих ручных пушек. Даже из этой, не говоря уже про те костеломки, которыми пользуется Когорта.

Однако, несмотря на всю мрачность слов, выражение его лица было достаточно веселым. Он откинулся на спинку стула и положил руки на колени.

— Расслабься, Антонина. План сработает. Он кажется значительно более рискованным, чем на самом деле, если только мы сами все не испортим.

Антонина выдохнула воздух.

— Ты так уверен в ручных пушках? — спросила она. Ашот фыркнул.

— Антонина, у меня нет уверенности ни в каком оружии. Оружие — это просто орудия труда, и меня совершенно не волнует, насколько они усовершенствованы и прекрасны. Не лучше, чем люди, которые ими пользуются.

Он махнул рукой.

— Но я уверен в этих сирийских ребятах. И их женах. Но больше всего я уверен в полководце.

Под словом «полководец» Ашот имел в виду Велисария. Как и большинство букеллариев, Ашот так никого другого не называл. Поэтому Антонина удивилась, когда Ашот добавил:

— Обоих полководцах.

Она вопросительно посмотрела на него. Ашот усмехнулся.

— Неужели твой муж никогда не упоминал тебе о нем? Я уверен, что должен был бы.

Тогда Антонина поняла, на кого ссылается Ашот. Велисарий делал гораздо больше, чем «упоминал» ей этого другого полководца. В течение недель перед его отправкой в Персию, в прошлом году, Велисарий проводил половину времени, готовя жену к экспедиции. Он часами тренировал ее, день за днем, обучая тактике того полководца. Он даже настаивал — единственный раз настаивал — чтобы она взяла Эйда в руку и вошла в мир видений кристалла. Антонина почти содрогнулась, вспомнив сцены жуткой бойни. Но, вспомнив сражение под Ватерлоо, она также приобрела уверенность. Там снова и снова отбивали французскую конницу, которая выступала против пехоты Веллингтона у горного хребта Лесант.

— Может, сегодня ночью, — услышала она бормотание Ашота. — А может, и нет. Не имеет значения. Мы сломаем ублюдков, когда бы они ни пришли.

Он хрипло рассмеялся.

— Единственное, что я знаю точно, Антонина, это следующее. Через месяц эти горячие бедуинские головы будут грустить у себя в шатрах. И называть тебя Железным Герцогом.