Удивительные истории нашего времени и древности

Ли-небожитель, пьяный, пишет письмо, устрашившее варваров

Говорят, что в эпоху *Тан, во времена императора *Сюань-цзуна, жил талантливый человек по фамилии Ли, по имени Бо, *второе имя его было Тайбо. Это был уроженец области Цзиньчжоу, что в провинции Сычуань, внук в девятом поколении Ли Хао, императора *Западной Лян. Однажды матери Ли Бо приснилось, что звезда Чангэн упала ей на грудь, и она зачала. Звезду, которую она видела во сне, называли еще и «Тайбо», так что и *первое, и второе имя мальчику дали исходя из названия этой звезды. Ли Бо от рождения был красив и изящен, телосложения удивительно правильного, а в его манерах и во всем его облике было что-то от мира бессмертных. В десять лет он уже прекрасно разбирался в *классических книгах и династийных историях, а из уст его так и лились поэтические строфы. Все хвалили его и говорили, что у него *«уста узорчаты и ум цветист»; были даже такие, которые считали его бессмертным духом, спустившимся на землю. Поэтому его и прозвали «Ли-небожитель».

Стихи, которые в честь него написал *Ду Фу, свидетельствуют обо всем этом:

Сам Ли Бо называл еще себя «отшельником из *Цинляни». Всю жизнь он любил вино и, нисколько не стремясь к служебной карьере, мечтал только о том, чтобы обойти всю страну, побывать на всех знаменитых горах и перепробовать все лучшие вина на свете. Сначала он поднялся на горы *Эмэй, потом поселился на *Юньмэне; жил отшельником в Чжуци, что в горах *Цзулайшань, где с *Кун Чаофу и другими — всего их было шестеро — дни и ночи пил вино. Всех их так и прозвали «шесть отшельников из Чжуци». Кто-то сказал Ли Бо, что самое лучшее вино в области *Хучжоу, в Учэне, и он направился туда, не посчитавшись с расстоянием в тысячу *ли. Там, в винной лавке, он дал себе волю и пил, не обращая ни на кого внимания. Как раз в это время мимо проезжал помощник начальника области. До его слуха донеслась громкая песня, и он послал одного из своей свиты узнать, кто поет. Ли Бо ответил стихами:

— Уж не сычуаньский ли это Ли-небожитель?Давно наслышан! — воскликнул помощник начальника области, удивленный таким ответом, и тут же пригласил Ли Бо к себе.

Десять дней они вместе пили. Расставаясь, помощник начальника щедро одарил поэта и на прощанье сказал ему:

— С вашим высоким талантом получить *синий или бордовый шнур у печати не трудней, чем подобрать с земли былинку. Почему бы вам не поехать в *Чанъань и не принять участие в *столичных экзаменах?

— При нынешних правителях, — ответил Ли Бо, — в государственных делах царят беспорядок и хаос, честность и справедливость совершенно исчезли; те, кто низкопоклонничает, поднимаются на высокие посты; тот, кто дает взятки, получает ученую степень. Если не прибегнуть к этим средствам, то, обладай ты мудростью *Мэна и *Куна или талантами *Чао и *Дуна — все равно ничего не достигнешь. Поэтому я предался поэзии и вину — по крайней мере не придется терпеть обид от невежд-экзаменаторов.

— Все это, конечно, так, — заметил помощник начальника области, — но кто вас не знает? Стоит вам только приехать в Чанъань, а там, несомненно, найдутся люди, которые о вас позаботятся.

Последовав его совету, Ли Бо отправился в Чанъань. Однажды, прогуливаясь по двору Полярной звезды, он повстречался с придворным ученым *Хэ Чжичжаном. Каждый назвал свою фамилию и имя. Новые знакомые очень понравились друг другу. Хэ Чжичжан пригласил поэта в винную лавку, снял там с себя соболью шапку, украшенную золотом, и обменял ее на вино. Пили они до самой ночи. Затем ученый пригласил поэта к себе и оставил у себя ночевать. Новые знакомые настолько сблизились, что решили побрататься. На следующий день Ли Бо перенес свои пожитки к Хэ Чжичжану. Ежедневно друзья беседовали о стихах и пили вино. Хозяин и гость получали истинное наслаждение от общения.

Время летело быстро, и незаметно подошел срок столичных экзаменов.

— Этой весной, — сказал Хэ Чжичжан, — главным экзаменатором будет *Ян Гочжун, старший брат *Ян-гуйфэй и наставник императора, а надзирателем — президент Военной палаты Гао Лиши. И тот и другой падки до денег. И если у вас, дорогой брат, не найдется золота или серебра, чтобы подкупить их, то пусть ваши познания достигают небес — все равно не удастся вам повидать императора. И тот и другой мне знакомы; попробую написать им письмо, чтобы предупредить о вас и попросить их покровительства: может быть, они посчитаются с моей просьбой.

И хотя Ли Бо не нуждался в покровительстве, так как был человеком необычайно талантливым, ему все же пришлось согласиться с предложением друга — таков был век; к тому же ему не хотелось перечить человеку, который всей душой желал ему помочь. Хэ Чжичжан написал письмо и послал наставнику императора Ян Гочжуну и президенту Военной палаты Гао Лиши. Те прочитали и возмутились.

— Хэ Чжичжан сам получил от Ли Бо деньги, а нам посылает пустое письмо и хочет за наш счет быть добрым, — холодно усмехнувшись, заметил один из них. — Ладно, возьмем себе на заметку: если среди экзаменационных сочинений попадется подписанное Ли Бо, сразу же отвергнем его, какое бы оно там ни было — хорошее или плохое.

В третий день третьего месяца широко раскрылись ворота императорского дворца, куда собрались все таланты Поднебесной, чтобы представить свои сочинения. Ли Бо, превосходивший других своими знаниями и способностями, не отрывая кисти, мигом написал свое сочинение и первым сдал его. Ян Гочжун, увидев на нем имя Ли Бо, даже не стал читать сочинения, перечеркнул все и сказал:

— Такой ученый годится разве только растирать мне тушь!

— Куда там! Ему впору только сапоги с меня стаскивать! — добавил Гао Лиши и приказал вытолкать Ли Бо вон. Действительно: правду говорят: «Не стремись, чтобы твое сочинение угодило Поднебесной, а стремись, чтобы твое сочинение угодило экзаменаторам».

Ли Бо, до предела возмущенный подобной несправедливостью, вернувшись домой, поклялся: «Если в конце концов мне удастся добиться своего, непременно заставлю Ян Гочжуна растирать мне тушь, а Гао Лиши стаскивать с меня сапоги. Только тогда успокоюсь».

— Не стоит волноваться! — уговаривал его Хэ Чжичжан. — Оставайтесь пока у меня. Через три года снова будут экзамены; сменят экзаменаторов — и вы, безусловно, выдержите.

Друзья целыми днями пили вино, сочиняли стихи, и незаметно — день за днем, месяц за месяцем — прошел целый год.

Случилось так, что однажды в столицу прибыли с письмом послы из далекой страны. К Хэ Чжичжану был послан гонец с высочайшим приказом от императора встретить иноземных послов и сопроводить их в гостиницу. На следующий день ведающий приемами иноземных послов принял от них письмо. Сюань-цзун приказал созвать всех ученых, состоящих при императорской Академии. Послание распечатали, но никто не мог ничего в нем понять.

— Все письмо написано знаками, которые не что иное, как *отпечатки лап животных и птиц. Наши познания слишком ничтожны, и мы не можем разобрать ни одного слова, — доложил императору один из придворных ученых, отбивая поклоны перед *золотыми ступенями.

Тогда император велел позвать главного экзаменатора Ян Гочжуна и приказал ему прочитать письмо. Тот уставился на письмо, но тоже ничего не мог понять. Тогда император опросил все гражданские и военные чины при дворе, но не нашлось никого, кто мог бы прочитать грамоту, и оставалось неизвестным, добрые или злые речи содержатся в послании. Император пришел в ярость и обрушился на придворных:

— Что толку, что при дворе полно гражданских и военных чинов, если среди них нет ни одного настоящего ученого, который мог бы вывести своего императора из затруднительного положения! Если не сумеем прочесть письма, то как ответить, с чем отпустить послов? Только опозорить себя и стать посмешищем для варварской страны. В пренебрежении к нам она еще дерзнет поднять щиты и копья, чтобы напасть на наши границы. Что тогда будет? Даю три дня. Если за этот срок никто не сможет прочесть послание варваров, все будут лишены жалованья; если за шесть дней никого не найдется, всех лишу должностей; если и за девять дней никто не прочтет, все будут строго наказаны, а посты займут другие — мудрые и достойные, которые смогут быть опорой государства.

Чиновники безмолвствовали, никто больше не осмеливался ни о чем докладывать. Император был в отчаянии.

Хэ Чжичжан, вернувшись с аудиенции, рассказал обо всем Ли Бо. Выслушав друга, Ли Бо с усмешкой заметил:

— Жаль, что в прошлом году мне не повезло на экзаменах — не пришлось получить чина, и теперь я не могу облегчить положение нашего императора.

— Значит, ученость и таланты моего брата столь велики, что он может прочесть это послание?! — немало удивленный, воскликнул Хэ Чжичжан. — Непременно доложу о вас императору.

На следующий день во время аудиенции Хэ Чжичжан вышел вперед из рядов придворных и обратился к императору со следующими словами:

— Докладываю вашему императорскому величеству, что у меня в доме живет *сюцай по фамилии Ли, по имени Бо. Это талантливый и знающий ученый, и если кто может разобрать письмо варваров, то это именно он.

Император тут же послал к Хэ Чжичжану гонца с высочайшим повелением Ли Бо явиться во дворец.

— Я простолюдин из далеких краев, без талантов и знаний, — ответил Ли Бо императорскому гонцу. — Ныне при дворе императора много чинов, и все они люди глубокоученые. Что же обращаться к такому невежде, как я? Я не осмелюсь явиться ко двору — боюсь, как бы не оскорбил этим знатных сановников.

Словами «боюсь, как бы не оскорбил этим знатных сановников» Ли Бо намекал на Ян Гочжуна и Гао Лиши.

Посол вернулся во дворец и доложил обо всем императору.

— Скажите, почему же Ли Бо не пожелал выполнить приказ и явиться во дворец? — спросил император у Хэ Чжичжана.

— Я знаю, что Ли Бо превосходит любого своими талантами, а глубине его познаний приходится лишь изумляться. Но вот в прошлом году на государственных экзаменах его сочинение было отвергнуто экзаменаторами, а его самого позорно вытолкали за дверь. И сегодня, когда вы послали за ним, ему, конечно, было стыдно в одежде простолюдина явиться ко двору. Прошу вас, ваше императорское величество, оказать милость и послать за ним какого-нибудь знатного сановника. Не сомневаюсь, что он тогда явится.

— Принимаю во внимание ваш доклад и жалую Ли Бо степенью *цзиньши, — произнес император. — Пусть он явится на аудиенцию в *фиолетовом халате, при золотом поясе, в шапке из тонкого шелка, имея при себе дощечку из слоновой кости. А вас, — продолжал император, обращаясь к Хэ Чжичжану, — попрошу лично отправиться за ним и привести его во дворец. Надеюсь, что вы не откажетесь.

Вернувшись домой с императорским указом, Хэ Чжичжан попросил Ли Бо прочесть указ, а затем рассказал ему, как искренен император в своем стремлении иметь мудрых людей при дворе. Ли Бо надел платье, пожалованное ему императором, поклонился в сторону дворца, сел на коня и, следуя за Хэ Чжичжаном, отправился во дворец.

Сюань-цзун, сидя на троне, ожидал прихода Ли Бо.

Приблизившись к золотым ступеням, Ли Бо по всем правилам церемониала пал ниц перед императором, пожелал ему многих лет жизни, поблагодарил за оказанную милость и замер в поклоне.

Увидев Ли Бо, император обрадовался так, словно бедняк обрел богатство, словно слепец увидел свет, словно голодный получил еду, словно над высохшей землей появились дождевые облака. Сюань-цзун раскрыл свои царственные уста и обратился к поэту:

— К нам прибыло послание из чужеземной страны, но нет человека, который смог бы прочесть его. Поэтому я специально послал за вами, достойнейший, чтобы вы вывели нас из затруднения.

— Знания мои так ничтожны, что я даже не прошел на экзаменах: наставник императора отверг мое сочинение, а президент Военной палаты приказал вытолкать меня за дверь, — отвечал Ли Бо, низко кланяясь императору. — Теперь, когда получено это письмо, можно было приказать экзаменаторам ответить на него, и тогда не пришлось бы задерживать чужестранных послов. Я всего лишь отвергнутый сюцай, и если я не угодил экзаменаторам, то смею ли надеяться, что смогу угодить самому императору?

— Я знаю все о вас, достойнейший. Не отказывайтесь! — возразил император и приказал одному из придворных подать Ли Бо послание. Пробежав его взглядом, Ли Бо ухмыльнулся и, обращаясь к императору, стал переводить послание. Читал он плавно, без запинок:

Когда чтение письма было закончено, чиновники невольно переглянулись друг с другом и в ужасе забормотали: «Как они посмели?!» Лицо императора стало грустным, он долго вздыхал и наконец обратился к придворным:

— Страна эта намерена поднять войска и идти на Когурё. Что же нам следует предпринять, чтобы дать отпор?

Придворные в ряду гражданских и в ряду военных чинов стояли как истуканы, никто из них не осмеливался ответить. Тогда Хэ Чжичжан обратился к императору:

— Император *Тай-цзун трижды ходил войной на Когурё. Невесть сколько народу погибло тогда, победы не одержали, а государственная казна опустела. Хорошо еще, что *Гай Сувэнь умер, а его сын Наньшэн, поссорившись из-за власти со своим младшим братом, стал нашим проводником; и хотя тогда император *Гао-цзун послал миллион отважных солдат во главе с прославленными генералами Ли Цзи и Се Жэньгуем, победить удалось лишь после сотни мелких и крупных сражений. Теперь, когда наше государство уже давно находится в состоянии мира, когда, можно сказать, нет ни генералов, ни солдат, трудно поручиться за безусловную победу, если копья и щиты снова придут в действие. Война повлечет за собой лишения и бедствия, которым неизвестно когда настанет конец. Хотелось бы, чтобы ваше величество приняло это во внимание.

— Если так, то какой же ответ послать им? — спросил император.

— Попробуйте, ваше императорское величество, спросить Ли Бо, — посоветовал Хэ Чжичжан, — он, безусловно, сумеет ответить как надо.

Император подозвал к себе Ли Бо и обратился к нему с тем же вопросом.

— Почтительно докладываю императору, — произнес Ли Бо, — пусть это дело не тревожит вас. Прикажите послам завтра прийти во дворец. Я при них же напишу ответ на их языке. В этом ответе я так унижу и устыжу иноземцев, что их кэду будет вынужден смиренно покориться.

— А кто это такой —«кэду»? — спросил император.

— У бохайцев принято называть своего князя кэду, — ответил Ли Бо, — все равно как уйгуры называют своего князя *кэхань, *туфани — цзаньпу, *лу чжао — чжао, а *хэлины — симо. Каждый — по-своему.

Обрадованный столь обстоятельным ответом, император в тот же день произвел Ли Бо в члены Придворной Академии. Во Дворце золотых колокольчиков в честь Ли Бо был устроен пир. Мелодии *гун и шан сменяли друг друга, цитры и гусли звучали в гармонии; наложницы императора подносили вино, красавицы служанки передавали кубки.

— Пейте вволю, не церемоньтесь, — сказал император, обращаясь к Ли Бо.

Ли Бо пил, не стесняясь, и, незаметно охмелев, совсем ослабел. Тогда император приказал евнухам проводить Ли Бо в соседний зал и уложить его спать.

На следующий день в пятую *стражу император вышел в зал аудиенции. *Плеть тишины ударила три раза, гражданские и военные чины выстроились по обе стороны трона.

Ли Бо еще не успел протрезвиться, а евнухи уже торопили его на аудиенцию. После того как была закончена церемония приветствия, Сюань-цзун подозвал к себе Ли Бо. Заметив, что лицо поэта все еще носит следы опьянения и глаза полусонные, он приказал одному из придворных слуг распорядиться, чтобы в императорской кухне приготовили кислый рыбный суп, отрезвляющий от вина. Вскоре придворный слуга на золотом подносе принес чашку рыбного супа. Из чашки шел пар. Тогда император царственной своей рукой, взял *палочки из слоновой кости, помешивая ими, долго студил суп, а потом сам поднес его Ли Бо. Ли Бо опустился перед императором на колени, выпил суп и сразу же почувствовал себя бодро и легко. Видя, до чего дошел император в своей благосклонности к Ли Бо, чиновники удивлялись и радовались. Их удивляло, что император нарушил правила этикета, а радовало то, что он нашел нужного человека. Только Ян Гочжун и Гао Лиши были мрачны, и на их лицах отражалось недовольство.

Император приказал ввести послов. Те вошли, совершили обряд приветствия императора. Ли Бо, в своем фиолетовом платье, в шапке из тонкого шелка, взял послание бохайского князя и легкой походкой, словно небожитель, плывущий на облаках, отошел в сторону, стал возле колонны и начал читать. Прочел он все письмо громко, без запинки, не ошибаясь ни в одном знаке.

Послы были ошеломлены.

— Ничтожное государство ваше вышло из рамок приличия, — обратился Ли Бо к послам, закончив чтение. — Но великодушие нашего мудрого императора широко, как небо, и он соизволил не обратить на это внимания. Вам будет дан ответ. Извольте его смиренно выслушать!

Послы, трепеща от страха, опустились на колени перед ступенями престола. Император распорядился поставить рядом с троном небольшой столик для письма, украшенный драгоценными металлами и редкими камнями, принести тушечницу из *хотанской яшмы, *кисть из чжуншаньской кроличьей шерсти с ручкой из слоновой кости, палочку ароматной туши, пятицветную бумагу, разрисованную золотыми цветами. Когда все это было приготовлено, император пригласил Ли Бо приблизиться к трону, занять место на парчовом табурете и набросать ответное послание.

— У вашего слуги запачканы сапоги, и он не смеет осквернить сиденье вблизи вас, — доложил Ли Бо. — Прошу вас оказать величайшую милость и разрешить мне снять сапоги и подвязать чулки, лишь тогда я осмелюсь занять приготовленное мне место.

Император, вняв просьбе Ли Бо, приказал младшему евнуху снять с Ли Бо сапоги.

— Ваш слуга еще хотел бы сказать слово, — снова обратился Ли Бо к императору, — но я решусь говорить лишь в том случае, если ваше величество заранее простит мне мою дерзость.

— Говорите, почтеннейший, я не стану вас винить, — пообещал император.

— Когда в свое время я вошел в *Весенние дворцовые ворота, чтобы держать экзамен, наставник императора Ян отверг мое сочинение, а президент Военной палаты Гао прогнал меня прочь. Теперь, когда я вижу, как эти два человека возглавляют придворных вашего величества, мне очень не по себе. Прошу вас приказать Ян Гочжуну держать для меня тушечницу и растирать тушь, а Гао Лиши снять с меня сапоги и подвязать чулки. Только тогда слуга вашего величества воспрянет духом, уверенно поднимет кисть, набросает ответ, достойный нашего императора, и сможет оправдать доверие моего владыки.

Император, нуждаясь в Ли Бо, не решился ему перечить и потому был вынужден приказать Ян Гочжуну держать тушечницу, а Гао Лиши снять с поэта сапоги. Оба сановника отлично понимали, что Ли Бо, пользуясь временным расположением императора, решил таким образом отомстить им за оскорбление, нанесенное ему на экзаменах. Но делать было нечего — ослушаться императорского приказа они не смели: оставалось только, как говорится, гневаться, но молчать. Вот уж поистине:

Ли Бо, радостный и торжествующий, наспех подтянул чулки, вступил на коврик и сел на парчовый табурет. Ян Гочжун густо растер тушь и стал подле Ли Бо, как слуга, держа в руке тушечницу. Вы скажете, положения их так неравны: как же могло получиться, что ученый Ли сидел, а наставник императора Ян, стоя, прислуживал ему? А это потому, что устами Ли Бо должен был сейчас говорить сам император, и император одаривал поэта исключительной милостью. И раз император приказал наставнику Яну растирать тушь, не разрешая ему сесть, то ему ничего другого не оставалось, как стоя прислуживать поэту.

Самодовольно погладив бороду, Ли Бо взял кисть из кроличьей шерсти и безостановочно стал водить ею по пятицветной бумаге. Мгновение — и письмо, устрашившее варваров, было готово. Знаки были написаны ровно, один к одному, и без малейшей ошибки. С почтением положил Ли Бо письмо на стол перед императором. Тот взглянул на письмо и изумился: все оно было написано на языке варваров, и ни одного знака он прочесть не мог. Он передал письмо придворным. Те тоже были поражены. Тогда император приказал Ли Бо прочесть письмо вслух.

Тут же, перед троном, громко и четко Ли Бо начал читать свой ответ по-китайски:

Император был чрезвычайно доволен таким ответом. Он приказал Ли Бо прочесть письмо бохайским послам, а затем распорядился, чтобы к посланию приложили императорскую печать и упаковали его.

Ли Бо велел Гао Лиши надеть ему сапоги и только после этого, сойдя со ступеней, приказал послам выслушать ответ императора. Ли Бо читал внушительным и громким голосом.

Послы Бохая с землистыми от страха лицами замерли, безмолвно слушая Ли Бо. Затем, когда Ли Бо кончил, они откланялись, отвесив низкий поклон императору, и покинули дворец. Академик Хэ Чжичжан провожал послов до ворот столицы.

— Кто это только что читал приказ императора? — спросил один из послов у Хэ Чжичжана.

— Это знаменитый ученый по фамилии Ли, по имени Бо, член императорской Академии, — ответил Хэ Чжичжан.

— Как же высок должен быть его чин, если президента Военной палаты заставили снимать ему сапоги, а наставника императора — держать тушечницу! — удивлялись послы.

— Видите ли, наставник, конечно, знатный вельможа, президент Военной палаты — приближенный императора, но и тот и другой не больше, чем самые знатные чины среди людей, — ответил на это Хэ Чжичжан. — А ученый Ли — это бессмертный, спустившийся на землю, чтобы помочь нашей небесной династии. Кто же с ним может сравниться?

Послы понимающе кивнули и, простившись с Хэ Чжичжаном, покинули столицу Танской империи. На родине они рассказали своему князю, как все происходило при танском дворе. Напуганный письмом танского императора, князь Бохая стал держать совет со своими людьми. И они порешили, что раз небесной империи помогает бессмертный святой, то устоять в борьбе с ней им не удастся. Танскому императору тут же была послана грамота, в которой кэду объявлял о своем смирении, о готовности из года в год присылать дань и раз в год являться на поклон ко двору. Но оставим это и вернемся к нашему рассказу.

Глубоко уважая Ли Бо, Сюань-цзун хотел предоставить ему высокую должность при дворе.

— Я не желал бы никакой высокой должности, — сказал Ли Бо императору, — я хотел бы только не знать никаких забот, быть вольным, делать что мне вздумается и, как *Дунфан Шо, служить императору.

— Если вы не желаете служить, то вашему выбору предоставляю все, чего вы только ни пожелаете: золото, белый нефрит, редчайший жемчуг, драгоценные камни и прочее, чем я владею сам.

— Ни золота, ни яшмы я тоже не хочу, — ответил Ли Бо. — Я бы желал только быть возле вас и ежедневно иметь возможность выпивать тридцать кубков лучшего вина. Больше мне ничего не надо.

Император знал, что Ли Бо был выше славы и почестей, и потому не стал принуждать его.

С этих пор Сюань-цзун часто удостаивал Ли Бо приглашениями на пиры, оставляя поэта ночевать во Дворце золотых колокольчиков, советовался с ним в делах управления государством и с каждым днем все больше удостаивал его своими милостями.

Как-то раз Ли Бо ехал верхом по улицам столицы и вдруг услышал звуки гонгов и грохот барабанов. Это приближалось шествие охранников и палачей, окружавших арестантскую повозку. Ли Бо остановил процессию и спросил, кого везут. Оказалось, что это военачальник из *Бинчжоу, осужденный за неудачу в военных действиях, и сейчас его везут казнить на главную площадь. Человек в арестантской повозке показался Ли Бо бравым и полным достоинства мужчиной, и он попросил арестанта назвать себя.

— Фамилия *Го, имя Цзыи, — ответил тот голосом, подобным звуку колокола. Примечательная внешность этого человека говорила о том, что он из тех, кто безусловно мог бы стать надежным столпом государства.

— Подождите! — приказал Ли Бо конвоирам. — Я лично отправлюсь ходатайствовать перед императором.

Ослушаться никто не посмел. Все знали, что это член императорской Академии Ли, небожитель, которому сам император царственной рукой размешивал рыбный суп.

Ли Бо повернул лошадь и поехал прямо во дворец. Добившись аудиенции и получив указ о помиловании, он вернулся на главную площадь, сам зачитал высочайшее повеление, открыл арестантскую повозку и освободил Го Цзыи, которому было разрешено искупить вину будущими подвигами. Го Цзыи поклонился Ли Бо, поблагодарил его за спасение и поклялся, что не преминет *отблагодарить его, как говорится, «с кольцом во рту» или «с лассо из травы».

Однако оставим пока Го Цзыи.

В то время при дворе больше всего ценили пионы, привезенные императору в дар из *Янчжоу. В императорском дворце их было четыре куста, и цвели они каждый своим цветом: ярко-красным, темно-фиолетовым, бледно-розовым и чисто-белым.

Сюань-цзун велел пересадить эти цветы к Беседке ароматов. Как-то раз, когда он здесь любовался цветами вместе со своей фавориткой Ян-гуйфэй, а музыканты из *Грушевого сада исполняли при этом различные мелодии, император заметил:

— Что же мы здесь, перед Ян-гуйфэй, любуемся новыми цветами, а слушаем старые мелодии?

Император тут же приказал распорядителю Грушевого сада Ли Гуйняню найти Ли Бо и привести его во дворец. От одного из евнухов Ли Гуйнянь узнал, что Ли Бо пошел на чанъаньский рынок в винную лавку, и он прямым путем направился туда. Не успел он подойти к площади, как услышал, что наверху, в одной из винных лавок, кто-то поет:

«Кто же это, если не Ли Бо?» — подумал Ли Гуйнянь и стремительно стал взбираться по лестнице. Наверху он увидел Ли Бо, одиноко сидящего за маленьким столиком; на столике стояла ваза с веточкой лазоревого персикового цветка. Поэт пил, любуясь цветком. Он был уже совсем пьян, но все еще не выпускал из рук огромного кубка.

— Император сейчас в Беседке ароматов и ждет вас там. Идите скорей! — сказал Ли Гуйнянь, подойдя к Ли Бо.

Услышав, что речь идет об императорском приказе, посетители винной лавки повскакали с мест и подошли посмотреть, в чем дело. Не понимая, что происходит, Ли Бо приоткрыл глаза, пьяным взором обвел Ли Гуйняня и проскандировал ему строфу из стихотворения *Тао Юаньмина:

Затем он закрыл глаза и задремал. Но Ли Гуйнянь твердо решил добиться своего. Он подал знак из окна своим людям, и человек семь-восемь мигом поднялись наверх. Без всяких разговоров они тут же взяли Ли Бо на руки, понесли его к выходу, посадили на пегую лошадь и двинулись в путь, поддерживая поэта.

Ли Гуйнянь, подстегивая лошадь, ехал сзади. У Башни пяти фениксов их уже ожидал евнух, посланный императором специально, чтобы поторопить Ли Бо. Поэту было высочайше разрешено въехать во дворец прямо на лошади. Тогда Ли Гуйнянь, не заставляя Ли Бо сходить с коня, вместе с евнухом препроводил поэта через внутренние покои, мимо Пруда процветания и радости, к Беседке ароматов. Увидев, что Ли Бо сидит на лошади совершенно пьяный, с крепко сомкнутыми глазами, император велел евнухам рядом с беседкой расстелить цветной ковер, снять поэта с лошади и уложить немного отдохнуть. Потом он сам подошел взглянуть на Ли Бо и, увидев слюну, текущую по лицу поэта, стер ее своим рукавом.

— Говорят, если холодной водой спрыснуть лицо, то это отрезвляет, — сказала Ян-гуйфэй.

Тогда император приказал, чтобы евнух зачерпнул воды из Пруда процветания и радости, а одна из придворных девиц набрала бы этой воды в рот и побрызгала ею лицо поэта.

Ли Бо очнулся. Перед ним был сам император. Не на шутку перепугавшись, поэт пал перед императором ниц и произнес:

— Я заслуживаю смерти и десять тысяч раз смерти! Но вино — это моя стихия, и я прошу вас простить меня.

Император сам поднял Ли Бо с колен и сказал:

— Сегодня мы любуемся прекрасными цветами, и хотелось бы слышать новые песни. Я призвал вас, уважаемый, чтобы вы написали три строфы на размер *«Чистых и ровных мелодий».

Ли Гуйнянь подал поэту бумагу с золотыми цветами. Ли Бо, все еще хмельной, взмахнул кистью — и три стихотворения тотчас были готовы. Первое из них гласило:

Второе гласило:

Третье гласило:

— С таким талантом как не превзойти всех ученых из Академии! — сказал Сюань-цзун, просматривая стихи и не переставая хвалить их прелесть. Затем он приказал Ли Гуйняню переложить стихи на музыку. Музыканты из Грушевого сада заиграли, император вторил им на флейте. Когда песнь была окончена, Ян-гуйфэй поправила на голове вышитый узорчатый платок и несколько раз поклонилась императору в знак благодарности.

— Не меня следует благодарить, а нашего ученого! — сказал ей император.

Тогда она взяла драгоценный кубок, наполнила его *силянским виноградным вином и приказала своей служанке поднести Ли Бо. Император дозволил Ли Бо свободно гулять по дворцовому парку и распорядился, чтобы его постоянно сопровождал евнух с лучшим вином, дабы поэт мог пить, когда и сколько ему будет угодно.

С тех пор император часто приглашал Ли Бо на пиры, которые устраивались в гареме. Ян-гуйфэй тоже оценила и полюбила поэта.

Гао Лиши, который всей душой ненавидел Ли Бо за историю с сапогами, ничего теперь не мог против него предпринять. Но однажды, когда фаворитка императора пела куплеты «Чистых и ровных мелодий», сочиненные Ли Бо, и, опершись на перила, вздыхала от восхищения, Гао Лиши подошел к ней и, убедившись, что поблизости никого нет, воспользовался удобной минутой и сказал:

— Ничтожный раб ваш сначала предполагал, что, как только вы услышите эти куплеты Ли Бо, обида и негодование переполнят ваши чувства. Почему же получилось наоборот?

— Что же в них могло меня обидеть? — удивилась фаворитка.

— «Только Летящая ласточка та, в новом наряде своем», — процитировал Гао Лиши строку из «Чистых и ровных мелодий». — Ведь Летящая ласточка, — продолжал он, — это Чжао, жена Чэн-ди, императора династии *3ападная Хань. И теперь на картинах рисуют воина с золотым подносом в руках; на подносе изображена женщина, она танцует, и в танце развеваются ее рукава. Это и есть та самая Чжао, Летящая ласточка. У нее была тонкая и гибкая талия, а поступь такой изящной и легкой, что казалось, это не женщина идет, а цветок дрожит на веточке. Любовь к ней Чэн-ди, милости, которыми он ее удостаивал, были ни с чем не сравнимы. Но оказалось, что Летящая ласточка тайно встречалась с неким Янь Чифэном и прятала его у себя в тайнике. Однажды, когда Чэн-ди вошел в ее покои, он услышал чей-то кашель за занавесом, нашел Янь Чифэна и казнил его. Хотел казнить и Летящую ласточку, но ее младшая сестра Хэдэ спасла ее. До конца своей жизни Летящая ласточка больше не входила во дворец. И вот теперь Ли Бо сравнил вас с Летящей ласточкой — ведь это явное оскорбление. Как вы об этом не подумали?

Дело, собственно, в том, что Ян-гуйфэй в то время усыновила чужеземца *Ань Лушаня. Он пользовался правом свободно входить во дворец и тайно встречался с Ян-гуйфэй, находясь с ней в любовной связи. Во дворце об этом знали все, в неведении оставался лишь один Сюань-цзун. Своей историей о Летящей ласточке Гао Лиши уколол Ян-гуйфэй в самое сердце. Теперь она при каждом свидании с императором с затаенной злобой твердила, что Ли Бо со своим легкомыслием, сумасбродством и пьянством утратил всякое понятие о должном поведении подданного перед монархом. Почувствовав, что Ян-гуйфэй недолюбливает поэта, император перестал приглашать его на пиры и оставлять ночевать во дворце. А Ли Бо, догадываясь, что император отдаляет его от себя в результате наговоров Гао Лиши, стал просить у императора разрешения покинуть столицу. Император не дал согласия, и Ли Бо стал еще больше предаваться вину. Друзьями его по чарке стали Хэ Чжичжан, *Ли Шичжи, Ван Цзинь, Цуй Цзунчжи, Су Цзинь, Чжан Сюй и Цзяо Суй. Современники называли эту компанию «восемь бессмертных пьяниц».

Следует сказать, что император Сюань-цзун на самом деле любил и ценил Ли Бо и несколько отдалил его от себя лишь из-за того, что гаремная часть дворца относилась к поэту не совсем дружелюбно. И вот после того как Ли Бо уже в который раз просил у императора разрешения вернуться на родину, давая понять, что не лежит у него сердце к придворной жизни, император обратился к поэту со следующими словами:

— Вы мечтаете уйти от света; что ж, разрешаю вам, уважаемый, на некоторое время удалиться, с тем что по первому моему зову вы снова явитесь ко двору. Но после неоценимых услуг, которые вы мне оказали, я не могу отпустить вас с пустыми руками. Скажите, в чем вы нуждаетесь, и я вам дам все.

— Нужды ни в чем у меня нет, — ответил Ли Бо, — мне лишь бы иметь при себе немного денег, чтобы раз в день обрести опьянение, — и все.

Тогда император подарил Ли Бо золотую дощечку с надписью, которая гласила:

«Высочайше пожаловано Ли Бо звание беспечного и свободного ученого, вольно странствующего сюцая. В любом винном заведении страны Ли Бо вправе требовать вино, а в государственной казне — деньги: в областном управлении связку в тысячу монет, в уездном — в пятьсот. Военные, гражданские чины и простолюдины, не оказавшие ученому должного уважения, будут рассматриваться как нарушители высочайшего указа». Сверх того, император подарил поэту тысячу *ланов золота, парчовый халат, яшмовый пояс, лошадь из императорской конюшни, украшенное золотом седло и дал ему свиту из двадцати человек. Ли Бо, земно кланяясь, благодарил императора за милость. На прощание Сюань-цзун подарил поэту два *золотых цветка и поднес три кубка дворцового вина. На глазах императора Ли Бо сел верхом и покинул дворец. Всем придворным был дан отпуск, чтобы проводить Ли Бо. Поэта провожали целых десять ли от самой Чанъани; шли они, беспрестанно наполняя и поднимая прощальные чарки вина. Только Ян Гочжун и Гао Лиши, ненавидевшие поэта, не участвовали в проводах. Семь друзей по вину во главе с Хэ Чжичжаном провожали Ли Бо за сто ли от столицы и расстались с ним только через три дня.

В собрании Ли Бо есть стихотворение «Возвращаясь в горы, расстаюсь с друзьями по *Золотым воротам».

Есть в нем и такие строки:

Ли Бо, в парчовом платье, в шапке из тонкого шелка, сел на коня и отправился в путь. В дороге его называли «молодым сановником в парчовой одежде». Казна отпускала ему деньги, и он пил вино в любой встречавшейся ему на пути лавке.

Так в конце концов Ли Бо добрался до родных мест в области Цзиньчжоу, где свиделся со своей женой, госпожой Сюй. Когда в областном управлении стало известно, что академик Ли вернулся на родину, все стали являться к нему с поклоном и поздравлениями, и не проходило дня без вина. Так текли дни, за ними месяцы, и незаметно прошло полгода.

Однажды он сказал жене, что хочет побродить по стране и полюбоваться красотами. Переодевшись простым сюцаем и прихватив с собой золотую дощечку, дарованную ему императором, он сел на осла и в сопровождении слуги направился куда глаза глядят. В каждой области, в каждом уезде по золотой дощечке он получал вино и деньги. Однажды, когда Ли Бо подъезжал к границам уезда *Хуаиньсянь, до него дошли слухи, что начальник уезда жаден до денег и наживается за счет народа. Ли Бо решил проучить его. Подъехав к уездному управлению, он велел слуге отойти прочь, а сам сел задом наперед на осла и стал так разъезжать туда и сюда перед самыми воротами управления. В это время начальник уезда сидел в зале присутствия и разбирал дела.

— Безобразие! Какое безобразие! Как смеет он насмехаться над *«отцом и матерью народа»? — закричал начальник, когда увидел эту картину, и тотчас приказал своим подчиненным задержать бесчинствующего человека и привести на допрос. Ли Бо притворился пьяным и ни на один вопрос не отвечал. Тогда начальник уезда приказал тюремщику взять Ли Бо под стражу и препроводить в тюрьму, с тем чтобы, когда он протрезвится, как следует допросить арестованного и решить это дело. Тюремщик привел его в тюрьму. Увидев там начальника тюрьмы, Ли Бо погладил бороду и громко рассмеялся ему в лицо.

— Сумасшедший он, что ли, или взбесился? — произнес тот вслух.

— И не сумасшедший, и не взбесился, — сказал Ли Бо.

— Раз ты не сумасшедший и не бешеный, изволь дать подробные показания: кто ты такой и как посмел разъезжать здесь на осле и оскорблять достоинство нашего начальника? — заявил начальник тюрьмы.

— Хочешь моих показаний, так подай бумагу и кисть!

Тюремный надзиратель положил на стол бумагу и кисть.

— Ну-ка, отойди немного, — сказал Ли Бо, отталкивая начальника тюрьмы в сторону, — дай я буду писать.

— Посмотрим, что напишет этот сумасшедший, — ухмыльнулся начальник.

Ли Бо написал:

Окончив писать, он передал листок начальнику тюрьмы.

Тот прочитал, и душа у него ушла в пятки.

— Уважаемый ученый! — взмолился он, низко кланяясь Ли Бо. — Пожалейте глупого, ничтожного человека, который только выполняет чужие приказания и не свободен в своих поступках. Возлагаю все свои надежды на то, что вы будете великодушны и простите меня.

— Ты тут ни при чем, — ответил Ли Бо. — Передай только начальнику уезда, что я приехал сюда, имея при себе золотую дощечку с распоряжением от самого императора, и хочу знать, за какую вину меня подвергли аресту.

Начальник тюрьмы с поклоном поблагодарил Ли Бо, поспешил представить его показания начальнику уезда и сообщил, что у Ли Бо есть золотая дощечка с повелением императора. Начальник уезда в этот момент напоминал собой дитя малое, которое впервые слышит гром и не знает, куда спрятаться. Ему ничего не оставалось, как последовать за начальником тюрьмы и представиться Ли Бо. Земно кланяясь поэту, он стал жалобно просить его:

— У ничтожного чиновника хоть и есть глаза, а горы *Тайшань не узнал, поступил так опрометчиво, так необдуманно! Умоляю вас пожалеть и простить меня.

По городу разнесся слух об этом происшествии, и все местные чиновники пришли к Ли Бо с поклоном. Они попросили поэта пройти в присутственный зал и занять там главное место. Когда церемония представления всех чиновников была закончена, Ли Бо достал золотую дощечку с императорским указом, дал ее прочесть присутствующим и сказал:

— Здесь написано: «Военные, гражданские чины или простолюдины, не оказавшие ученому должного уважения, будут рассматриваться как нарушители высочайшего указа». — Какого же наказания вы заслуживаете?

— Тысячекратной смерти! — говорили они, склонив головы, кланяясь поэту и смотря на него жалким, умоляющим взором.

Глядя на них, Ли Бо с насмешкой произнес:

— Ведь все вы получаете казенное жалованье, зачем же ради собственного обогащения грабить и терзать народ? Я вам прощу, если вы пообещаете прекратить свои безобразия и исправиться.

Чиновники смиренно сложили на груди руки и обещали больше никогда не совершать ничего подобного. Затем в зале присутствия устроили большой пир и угощали Ли Бо. Три дня подряд пили они с поэтом и только тогда расстались. С этих пор начальник уезда, как говорится, «омыл сердце, очистил ум» и стал добрым правителем. А когда об этом случае прослышали в других областях, то стали поговаривать, что Ли Бо специально послан императором из столицы для тайных наблюдений за нравами и обычаями в стране, за порядком управления, и все правители и чиновники, как один, из жадных превращались в бескорыстных, из жестоких — в добрых.

Ли Бо объездил уделы *Чжао, Вэй, Янь, *Цзинь, *Ци, *Лян, *У и Чу, и не было ни одной живописной горы или речки, которую бы он не посетил и где бы он, вдохновленный вином, не отдавался поэзии.

В стране в то время восстал Ань Лушань, и император пребывал в Сычуани; в войсках был казнен Ян Гочжун, а в буддийском монастыре задушили фаворитку Ян-гуйфэй. В эти тревожные дни Ли Бо скрывался в горах *Лушань. Именно в это время князь *Ли Линь, занимавший пост военного губернатора юго-восточных провинций страны и замышлявший, пользуясь удобным моментом, захватить престол, прослышал о незаурядных талантах Ли Бо, заставил поэта, как говорят, *«покинуть горы» и предложил ему у себя должность сановника. Ли Бо отказался, но князь держал его при себе и никуда не отпускал. Вскоре в городе *Линъу на престол вступил *Су-цзун. На должность главнокомандующего императорскими войсками был назначен Го Цзыи, и через некоторое время *обе столицы были возвращены. Когда до Су-цзуна дошли слухи о мятежных планах Ли Линя, он приказал Го Цзыи двинуть армию на изменников. Войска князя были разбиты. Воспользовавшись этим, Ли Бо бежал из плена. Ему удалось добраться до устья реки *Сюньянцзян, где на заставе он был схвачен как мятежник и доставлен к главнокомандующему императорскими войсками Го Цзыи. Увидев перед собой Ли Бо, Го Цзыи велел солдатам отойти прочь, сам снял с Ли Бо веревки, усадил его на почетное место, поклонился ему до земли и сказал:

— Если бы тогда в Чанъани вы, милостивейший государь, не спасли мне жизнь, разве могла бы сейчас произойти эта встреча?

Затем он приказал подать вино и устроил пир в честь поэта. Этой же ночью Го Цзыи написал доклад императору. В докладе он доказывал, что Ли Бо был жертвой клеветы, напомнил о заслугах поэта перед троном, когда он написал письмо, устрашившее варваров, и рекомендовал Су-цзуну использовать талант Ли Бо на службе трону.

Вот пример воздаяния за совершенное благодеяние. Правильно говорят:

Теперь уже Ян Гочжун был казнен, а Гао Лиши сослан в далекие края. Сюань-цзун вернулся из Сычуани в столицу и жил при дворе как отец правящего императора. Сюань-цзун тоже говорил сыну об удивительных талантах Ли Бо, и в конце концов император Су-цзун призвал поэта на должность советника. Ли Бо находил, что человек, отдавший себя службе и вовлеченный в пучину придворной жизни, лишается независимости, и потому отказался от должности.

Простившись с Го Цзыи, он на маленькой лодке поплыл по озеру *Дунтинху к *Юэяну. Оттуда направился к *Цзиньлину и однажды причалил возле скал Цайши. Луна в эту ночь сияла так ярко, что кругом было светло как днем. Распивая на лодке вино, Ли Бо вдруг совершенно отчетливо услышал звуки музыки, исходившие откуда-то сверху и постепенно все приближавшиеся. Никто из лодочников этих звуков не слышал, слышал их один лишь поэт. Вдруг над рекой пронесся сильный ветер, поднялись громадные волны, и из воды, шевеля усами, показалась рыба кит длиною в несколько *чжанов.

И тут к Ли Бо подошли два бессмертных отрока с бунчуками в руках.

— Верховный владыка приглашает владыку звезд занять свое прежнее место, — сказали они, обращаясь к поэту.

Лодочники со страху попадали с ног; через какое-то мгновение они пришли в себя и увидели, как Ли Бо, сидя на спине кита, взвился в воздух и стал удаляться. Звуки музыки сопровождали его. На следующий день об этом происшествии рассказали Ли Янбину, начальнику уезда *Дантусянь, а тот написал по этому поводу доклад императору. По приказу императора на горе Цайши был выстроен Храм небожителю Ли. Два раза в год — весной и осенью — приносились в нем жертвы.

При династии *Сун в годы под девизом *«Тай-пин син-го» какой-то ученый в лунную ночь плыл на лодке по реке возле скал Цайши и заметил приближающийся с запада парчовый парус. На носу лодки виднелась белая дощечка с надписью: «Дух поэзии».

Тогда ученый громким голосом произнес стихи:

Человек в лодке сразу откликнулся:

Ученый был крайне удивлен таким ответом. Только собрался он подъехать к лодке и поговорить с поэтом, как лодка причалила к берегу. Из нее вышел человек в парчовом платье, в шапке из тонкого шелка; легкой и свободной, как у небожителя, походкой он направился прямо в Храм небожителя Ли. Ученый вошел в храм за ним, но там не оказалось и следа человека. Лишь тогда ученый понял, что отвечавший ему поэт был Ли Бо.

До сих пор, когда говорят «Пьяница-бессмертный» или «Дух поэзии», то в первую очередь имеют в виду именно Ли Бо.