Ужасный ребенок

Мое открытие футбола

Когда я приезжаю куда-нибудь, меня всегда спрашивают, не знаком ли я с Капличным.

— Нет, — злобно отвечаю я. — А что?

— Ну, а с Копейкиным? — не умолкает собеседник. — Или вот Хадзипанагис?

— Копейкин? — бледнею я. — Хадзипанагис? Нет, пожалуй, не знаю...

После этого интерес ко мне в обществе категорически падает, а когда вечер кончается, все уходят, стараясь не подать мне руки. Будто я болен каким-либо инфекционным заболеванием. Мало-помалу меня начали бойкотировать даже ближайшие друзья. Человек, не отличающий стоппера от диспетчера, представляется им по меньшей мере скотиной. И даже, по мнению наиболее радикальных, «богом ушибленным». Ха-ха-ха!..

В конце концов я решил пойти на стадион посмотреть что к чему. С трудом втиснувшись на свои два квадратных сантиметра трибуны, я очутился между вихрастым пареньком и беспокойным мужчиной в панаме.

— Матч века, — пропыхтел толстяк, ставя пудовый ботинок на мою ногу.

— А кто сегодня играет? — спросил я.

Толстяк посмотрел на меня с подозрением и даже отодвинулся, насколько позволяло место, а потом спросил:

— А вы кто сами будете? Откуда?

Я ничего не ответил, так как сзади громко сказали:

— Эй ты, козел в очках, сними шляпу!..

Я посмотрел по сторонам, стараясь угадать, к кому обращены эти мужественные слова, но в это же самое время по мне ударили чем-то невыносимым. Я думаю, зонтиком. На секунду я лишился чувств, а когда очнулся, увидел, что моя шляпа, превратившись в подобие кепи без козырька, валяется где-то под скамьей, среди плевков и окурков.

Впрочем, я почувствовал, что на трибуне стало малость свободней: парень с вихрами куда-то исчез. «Ну и господь с ним, — кротко подумал я. — Легче будет».

Я оглянулся туда-сюда и с радостью заметил по соседству изящную, миловидную девушку, трепетно перебиравшую розовыми пальчиками свой платочек. «Как хорошо, — подумал я, — хоть она немного облагораживает здешнее окружение...»

Девушка привстала и каркнула:

— Судью — на мыло! Расстрелять его, подлеца!

Раз-раз, она быстро развернула платочек, в котором оказалась увесистая картофелина, и, закряхтев, метнула ее в сторону гаревой дорожки. Не знаю, попала ли она в судью, но кто-то внизу, стеная, потирал макушку. Я поискал глазами милиционера. Ага, вот он, обрадовался я. Пробирается к нам между рядами.

За милиционером поспешал мой исчезнувший сосед, вихрастый парнишка.

— Этот, — ликующе заявил парень. — Хватайте его, дяденька милиционер.

— Документы! — потребовал сержант.

— Я тут ни при чем, — запротестовал я. — Это она бросила нечищеную картошку!..

Милиционер досадливо махнул рукой, тщательно сверяя фотокарточку в паспорте с моей физиономией.

— Фальшивый, — заметил парень из-за спины милиционера. — Он вражеский разведчик, дяденька! Не знает, кто сегодня играет...

— Какой еще разведчик?! — возмутился я. — Дайте на футбол посмотреть...

— Ну, ладно, — зловеще сказал милиционер. — Смотрите.

Он посверлил меня глазами и ушел, ловко увертываясь от яблочных огрызков, кульков и банановых корок, летевших в сторону поля. Парень снова втиснулся между мною и толстяком, и я наконец-то спокойно взглянул на поле. Правда, в эту же секунду раздался всеобщий громовой вопль. Толстяк вскочил и долго танцевал румбу на моих ногах. Девушка рыдала. Вихрастый конвульсивно вцепился в мою шевелюру.

— Гол! — орали они. — Гол!

Толстяк плюхнулся на место, утирая лоб.

— Жарко, — сказал он, — не желаете ли просвежиться?

Его лицо сияло. Он достал из кармана бутылку «Ситро» и поделился со мною. Я сделал глоток, еще глоток, еще. Клянусь, напиток толстяка не был похож на водичку... После этого мне все очень понравилось.

Для начала я чуточку придушил своего соседа слева. Затем я вырвал бутылку у толстяка и долго с ее помощью рубил чью-то лысину, мерцавшую впереди.

— Во дает! — восхитился кто-то сзади. — Свой парень, настоящий болельщик!

Я вместе со всеми скандировал: «Оф-сайт! Оф-сайт!» — хотя с непривычки, наверное, произносил «овца, овца!» Теперь мне это было все равно. Я пел вместе со всеми и плясал на чьей-то согбенной спине. Помнится также, что мы дружно разнесли в щепки несколько скамей, а на прощание подожгли стадион.

...Я пишу эти строки, пользуясь утренними лучами солнца, пробившимися сквозь решетчатое окно в моей новой обители. За эти пятнадцать дней и ночей я должен решить: идти ли мне на хоккей?