Угонщик

Глава 22 Каждый сам за себя

— Если нам заявляют о угоне автомобиля, наверное, необходимо принять соответствующее заявление. Выставить машину в розыск, принять неотложные меры. Вы тут быстренько с адвокатом набросайте коротенько, вот присаживайтесь к столу. Можно же, товарищ майор? А на меня не обращайте внимания, считайте, что меня тут нет.

— Громов, ты что творишь? — начальник уголовного розыска освободил место на столе для Славы и адвоката, но после этого понял, что происходит что-то неправильное.

— Александр Александрович, вы только что мне сказали, что меня обвинили в угоне принадлежащего этому гражданину автомобиля, значит, что я не имею права принимать у него заявление, это как-то некрасиво будет. А вот вы, получив сообщение о совершенном преступлении, просто обязаны принять заявление о преступлении, уголовно-процессуальный кодекс это однозначно говорит.

Подмигивать шефу даже не пришлось, он понял, что я задумал очередную хрень и похлопал по столу, приглашая Славу с адвокатом.

— Так может быть, Громову лучше уйти? — адвокат даже замахал на меня ладошкой «кыш, кыш».

— Так куда я пойду, вдруг убегу от ответственности. — я поплотнее уселся на стул.

Минут через пять заявление было закончено. Шеф подтянул его к себе, бросил короткий взгляд, после чего толкнул бумажный листок в мою сторону.

— Посмотри, все правильно? Ты, все-таки у нас специалист по угонам автотранспорта.

— Вот именно, специалист по угонам! — захихикал адвокат своей шутке, но его поддержал только Слава.

— Тут вам надо дописать — к заявление прикладываю документы, подтверждающие мое право собственности на угнанную у меня машины у перечислить эти документы.

— Но это же мои документы?! — Слава растерянно посмотрел на адвоката.

— Нет, вы конечно можете не давать документы, но тогда последует отказ на ваше заявление. И, кроме того, если машина пропала, зачем вам документы на машину? Они в материалах дела будут, найдется машина, возвратим вам ваши бумаги. Ну так что? Давайте решайте, даете документы или нет.

На стол шлепнулись ожидаемый комплект — техпаспорт на автомобиль в темно серой, коленкоровой обложке и рукописная доверенность на право управления автомобилем, что продаются в любом киоске «Союзпечати» по рублю за штучку.

— Сами писали? — я повертел в руках маленький квадратик.

— Нет, конечно, хозяин писал. — Слава попутался вырвать у меня из рук документ, но у него не получилось, в добавок я легонько стукнул его по затылку.

— Да ты… — ну да, двухметровый Слава, с рычанием отбрасывающий от себя стул, может кого-то напугать, но на выручку мне бросился адвокат, повиснув на плечах рэкетира.

— Вы видели?! Вы видели, что он творит даже при вас? — патетически орал адвокат, прижимая Славу к двери и одновременно успевая некультурно тыкать пальцем в мою сторону.

— Громов, ты, блин, что творишь?

— Как что? Этот гражданин предъявил документы на чужую машину, смотрите — я подошел к начальникам и ткнул пальцем в строку «Владелец»: — видите? А у нас несколько дней назад заявление поступило, что владелец машины пропал без вести с мая, как раз с того момента, как у этого гражданина появилась чужая машина. И когда наш опер по безвестникам работал по этому заявлению, он получил показания, что этот заявитель, Антипенко Вячеслав Юрьевич, угрожал хозяину машины вместе со своей любовницей Кузнецовой Людмилой. Он требовал, чтобы хозяин машины, фамилия его Старостин, женился на Кузнецовой, с которой Старостин встречался до марта и женился на ней, признав себя отцом будущего ребенка Кузнецовой, а иначе Кузнецова подаст заявление на Старостина о имевшем место, якобы, изнасиловании. Только дело в том, что судя по срокам беременности, установленной женской консультацией, срок зачатия ребенка Кузнецовой — апрель, а после восьмого марта Кузнецова сожительствовала с Антипенко, чему также имеются свидетели. И, так как, несмотря на угрозы Славика и его друзей, которые у нас сейчас в камерах сидят, несмотря на побои, Старостин жениться и становится отцом чужого ребенка не хотел, он в мае исчез, а машина Старостина оказалась у Антипенко. А потом, при вас всех, на мой вопрос, сам ли он писал доверенность, Антипенко попытался напасть на меня с целью завладеть важным документом, подтверждающим его вину, уверен, он хотел его уничтожить, на что и получил применение физической силы с моей стороны.

Я оглядел охреневшие лица присутствующих и подумал, что я чуть-чуть перебрал.

— К-хм. Так ты что, Громов, хочешь сказать, что у нас может иметь место убийство?

— Ну, я не утверждаю, я просто факты привел. Но вы же все сами видели, какой этот Слава агрессивный.

— Ты, блин, блинский идиот. — адвокат взмахнул пальцем перед лицом растерявшегося Славы и резко вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

— Но Борис Семенович, я же ни в чем… — Слава так и замер с трагически протянутой, в сторону за хлопнувшейся двери, рукой.

— Александр Александрович, я этого забираю? — я положил на плечо растерянного Славы тяжелую длань закона.

— Да, давай, коли его там до жопы. Можешь хоть до посинения с ним работать, я тебе потом отгулы дам.

— Понял вас. Пошли, болезный. — я прихватил Антипенко под локоть и поволок его из кабинета руководства.

— Начальник, ну я бля буду, я этого, как его, короче хозяина, не убивал… Машину взял, на время, покататься, ноя его пальцем не…короче не убивал его. — бормотал мне Слава, пока я тащил его в подвал.

— Ну ты же не один был, когда вы со Старостиным на разборки ездили… — я усадил Славу на табурет, напротив своего стола: — Пиши…

— Что писать?

— Все, что ты мне сказал. Что ты лично хозяина машины не убивал, машину взял покататься… хотя давай, я лучше сам все напишу, а то у тебя руки дрожат. И, это, ноги не вытягивай, а то у меня по столом собака. Пнешь ее, она может укусить.

Слава заглянул под стол, и, очевидно, впечатленный улыбкой, лежащего калачиком под столом, Демона, отодвинул стул буквально на метр назад.

Минут пять я заполнял бланк объяснения, после чего протянул его Славе.

— Внимательно прочитай и распишись здесь, здесь и еще здесь.

— С моих слов записано и мной прочитано? — Слава решил показать свою грамотность и бывалость.

— Нет, на этих бланках этого не надо, потом, когда следователь будет допрашивать.

— Да? Ну ладно. — Слава отложил ручку: — Меня сейчас куда, в камеру?

— Сейчас посмотрим. Пошли наверх. При входе в дежурку я, по-дружески приобнял рэкетира с правой стороны, довел его до стола дежурного, где, широко улыбаясь и похлопывая Славу по плечу, заставил дежурного по РОВД зарегистрировать заявление Славы об угоне принадлежащего ему автомобиля в книгу сообщений о происшествиях, а затем быстренько вытолкал, ничего не понимающего, Антипенко на улицу. Все это время я чувствовал, как мое правое плечо тлело от тяжелых, ненавидящих взглядов, сидящих в разных камерах, коллег — Кости и Левы. На крыльце я придержал Славика, ухватив его за толстую цепочку с крестом и заставляя наклониться ко мне с высоты своего двухметрового роста.

— Я вот что хотел тебе сказать Слава — под суд ты все равно пойдешь, что бы тебе не говорили твои адвокаты, ты уже накосорезил выше крыши. Из смягчающих обстоятельств у тебя может быть только наличие на руках иждивенца в виде только что родившей жены и грудного ребенка. Вот и думай, стоит ли дальше от Люськи бегать. Все иди.

Дальше мой путь лежал вновь в кабинет начальника.

— Александр Александрович, Владимир Николаевич, я пришел покаяться — я робко вошел в кабинет начальников, низко склонив повинную голову.

— Что там у тебя еще, Громов? Ты жулика упустил? — взревел начальник УРа, мне кажется я помешал им пить пиво, во всяком случае, краешек трехлитровой банки, с содержимым карамельного цвета, из-за краешка стола выглядывала.

— Я его сам выпустил.

— Да ты епанулся, он же в убийстве подозревается?

— Да нет, убийство не было. Мы «потеряшку» нашли в городе Находка, от него там заявление взяли, что у него машину эти архаровцы отобрали… Ну, короче, остальное все так и есть, как я рассказывал. Только потерпевший живой. Вот.

— Скажи, ну вот скажи, Громов, на хрена ты все это замутил? — Александр Александрович мученически закатил глаза: — Ну на хрена?!

— Нет, ну там конечно долго рассказывать, но если есть время и желание…

— Уйди с глаз моих! — начальник вскочил на ноги, но я успел покинуть кабинет, прежде, чем он выплеснул свой гнев. Судя по стуку изнутри в дверь, он в сердцах что-то кинул, но промахнулся. В любом случае, вечером надо что-то раскрыть. Александр Александрович — человек горячий, но отходчивый, должен простить.

Минут через пятнадцать я спустил в подвал подвижного, как на шарнирах, цыганистого и злого, как ни знаю кто, Леву.

— Присаживайся. И поаккуратнее ногами под моим столом, там злая собака сидит. Будешь плохо себя вести — пол ноги откусит.

— Я не собак не боюсь, не их хозяев. — гордо ответил Лев, но на всякий случай, чуть отодвинулся.

— Ну давай, рассказывай, как докатился до жизни такой.

— Какой жизни?

— Вымогательство, тяжкие телесные, возможно убийства…

— Ты что такое говоришь? Что за чушь ты несешь?

— А знаешь, что, дорогой? А не пойти ли тебе в камеру. Ты мне, в принципе, не интересен. Уговаривать тебя я не буду. Сейчас верну в камеру, потом тебя следователь допросит и поедешь ты в тюрьму. А выйдешь ты из нее лет через десять, а с твоим характером поганым, то и через пятнадцать. Тебе же уже под сорок будет, да? И будешь ты никем, потому что даже по воровскому ходу ты подняться не сможешь, слишком ты тупой и никого, кроме себя, слышать не хочешь. Все, вставай, вали обратно в камеру…

— Я не знаю кто ты — Лев откинувшись на стуле, презрительно цедил слова: — Но я знаю, что сегодня вечером я буду в кабаку сидеть и телок центровых снимать, а ты будешь ходить и оглядываться, потому что завтра с тебя погоны снимут и тогда тебе…

— Давай-давай, не задерживай — я ухватил наглеца за шиворот и потащил к лестнице. В любой компании найдется такой тупой тип, раздувшийся от собственного самомнения. Вменяемыми и договороспособными они становятся несколько позже, когда уже ничего изменить нельзя. К сожалению, единственный, с кем можно работать из этой группы — отморозок Костя Боев, он во всяком случае способен слышать аргументы.

— Ну что, Константин, как сидится? — я кинул на стол пачку «Опала», и Костя жадно вытащил из упаковки две сигареты, одну прикурил, вторую сунул за ухо. Вот, как действует на людей вонючая камера. Два часа просидел, и уже не хамит, не угрожает, ментовские сигаретки молча курит, аккуратно сбрасывая пепел в хрустальную пепельницу.

— Как помощь адвоката? Я почему спрашиваю — мне, когда вещи собирать в связи с предстоящим увольнением?

— И зачем издеваться? — как-то надломлено пробубнил парень, гася выкуренную в три затяжки сигарету.

— Ты еще бери, тебе пригодится. — я подтолкнул пачку поближе.

— Спасибо. — Костя выгреб еще три штуки и зажал сигаретки в кулаке.

— Я не издеваюсь. Я думал, что у вас все серьезно, даже испугался немного. А теперь получается, что вы не банда, а так, пацаны не пуганные. Один лежит в больничке, шишечку на лбу растирает и плачет, что у него попа болит. Второй сдал всех с потрохами и с легким сердцем домой пошел. Третий ладно, дебил тупой, я с ним даже разговаривать не буду, он слов человеческих не понимает вообще. Остался только ты, не понятный науке зверь. Вот и у меня вопрос — что с тобой делать?

— И что со мной можно сделать?

— Ну, судя по показаниям Славы, посадить на пятнадцать лет, а может быть расстрелять…

— За что? Не мог Слава ничего на меня такого сказать.

— Так он не сказал, он написал. Вот читай. — я показал два листа бумаги, Славиного объяснения.

— А поближе можно?

— Нет, поближе нельзя. Я тебе поближе документы поднесу, а ты их вырвешь и съешь, например. Подписи Славины видишь? На обоих листах…

Каюсь, Слава подписывал только один лист объяснения, второй исполнил за него я, а подделать подпись с помощью модного листа стекла, что было можно в эти годы ложить на стол, раскладывая под прозрачной поверхностью различные справочные материалы, типа номеров телефонов или списка паролей на месяц, и светящейся снизу электрической лампы — очень просто. Во всяком случае, подписи в моем исполнении были идентичны натуральным.

— И вот ваш подельник пишет…ну тут не интересно, это он про меня написал… а вот «… куда делся хозяин машины я не знаю, но Лев, и Константин высказывали намерения еще раз съездить к нему и его избить, чтобы выбить из него расписки, что он должен им денег, а после этого владелец машины, которого я знал, как Сергея, пропал, больше я его не видел.» и еще вот тут — «Своих знакомых характеризую как людей вспыльчивых и жестоких, способных на необдуманные поступки». Так что сам понимаешь, после таких показаний выпустить мы вас не имеем право. Будете сидеть до тех пор, пока мы труп не найдем и не разберемся. И вот сейчас мы поедем с обыском в тот частный дом, где вас пару недель назад опера наши приняли. Это ведь ты его нашел, правда? Мне во всяком случае так слава сказал. Кстати, а куда хозяина дома дели? Может быть в подвале закопали, а? Вместе с хозяином машины. Ты же с родителями живешь? То есть, у себя в квартире ты ничего криминального хранить не будешь, ведь так? А вот в том доме можно хоть десять трупов закопать. Ты что побледнел?

— Товарищ начальник, я это…заявление хочу сделать. Этот дом Лев нашел, сказал, что у знакомого за долги забрал. И я это…ну короче в подвал этого дома не спускался ни разу. Если что там найдете, то это ко мне отношение не имеет.

— Да? А Лев потом скажет, что этот дом твой? Просто сейчас вы начнете друг на друга валить, так, что мы концы не найдем. Не вы первые, не вы последние.

— Да я честно говорю, нас Лева в этот дом всех позвал, еще холодно было. Мы туда телок возили, пока снизу…

— Что снизу?

— Короче, запах в доме появился, нехороший. Мы теперь туда чужих не возим и окна стараемся не закрывать. Но я больше ничего не знаю.

— Да успокойся ты, не знаешь и не знаешь. На, пиши пока, что знаешь, чужого на себя не бери. Все равно все выяснится.

— Гражданин начальник, я нельзя мне все-таки в тюрьму не садится? — Костя закончил писать коротенькое объяснение по поводу того, что к нехорошему запаху в доме напротив базы ОМОНа, он Боев Константин Николаевич, никакого отношения не имеет, и сейчас смотрел на меня с затаенной надеждой.

— Пока никак, потом может быть, но сам понимаешь. Лотерея счастливчиков имеет ограниченное количество выигрышных билетов. Вот Слава все рассказал и пошел домой, к своей бабе, будет еще несколько месяцев жить свободной жизнью. А теперь тебе надо меня очень заинтересовать, чтобы я тебя вытащил из этой заварухи. Так что думай, что можешь мне предложить. Ладно, пойдем в камеру.

Усадив Костю в тесный отсек за толстой дверью, где никогда не бывает свежего воздуха, а стены на полметра пропитались запахами человеческого пота, рвоты и мочи, я открыл соседнюю дверь.

— Лева, мы сейчас с обыском поедем в тот частный дом возле ОМОНа. Ничего не хочешь мне рассказать?

— Костя сука! — темпераментный и несдержанный Лева со всей дури ударил кулаком в толстую цементную «шубу», которой были покрыты стены камер. — А при чем тут Костя? Обыск обязательная процедура. Я об этом Косте сказал, а он сообщил, что он к этому дому отношения не имеет, его ты им подогнал.

И вообще — мне хотелось поставить щелбан по затылку согнутого в три погибели и баюкающего отбитый кулак, Льву от всей души, но я сдержался: — кто виноват, что ты всякую дрянь в погреб скидываешь, кроме тебя самого.

— Александр Александрович, у нас труп, наверное. — Доложил я, робко заглядывая в кабинет начальника розыска.

— Ты ж, Громов, нам с Владимиром Николаевичем — начальник УРа ткнул пальцем в сидящего на стуле с закрытыми глазами и закинутой головой, своего заместителя: — говорил, что хозяин машины жив? Опять напел?

— Да нет, тот то жив был три дня назад, я с ним сам по телефону разговаривал. Тьфу, Александр Александрович, вы меня совсем запутали. Это другой труп. Я «прокинул» жулику, что, мы на обыск в частный дом поедем, который эти задержанные, непонятно, на каком основании с февраля месяца заняли, а он мне начал рассказывать, что в погреб не спускался не разу, а теперь в этом доме мертвечиной пахнет, так что они туда баб перестали возить и вообще окна на закрывают.

— А! Так чего ты мне мозг колупаешь? Бери следователя, постановление на обыск и вперед, езжайте.