— Здравствуйте. Меня вас очень рекомендовали. — Маргарита села на предложенный стул, положила ногу на ногу, поправила юбку из люрекса, так что обнажилась круглая коленка и с интересом огляделась.
Казенные стены районной юридической консультации не поражал богатством, что будет присуще успешным юридическим конторам всего через пару лет. Сейчас же здесь царили ободранные бумажные обои и потрескавшийся линолеум коричневого цвета. Стулья и столы резали глаз своей дешевизной, а завершал этот парад скромности написанный черной тушью на ватмане плакат, призывавший граждан, в случае, если адвокат требует передавать плату за юридические услуги минуя кассу юридической консультации, немедленно обращаться к заведующему.
— Итак, чем могу быть полезен? — адвокат Кружкин Борис Семенович, улыбающийся Маргарите красивыми и ровными зубами, резко контрастировал с окружающей обстановкой, да и с его коллегами. Крупный, одышливый толстяк, с прядкой полос, зачесанной через голову, чтобы скрыть лысину, громко сопя, третий пытался объяснить глухой бабке в простеньком белом платочке, что заверять покупку частного дома, в одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, у председателя уличного комитета ее покойному мужу не стоило, и теперь, чтобы вступить в наследство…
Бабка, однако, терпеливости юриста не оценила, и в очередной раз перебивала его:
— Нет, ты, если с меня три рубля взял, то объяснить мне должон. Почему, если здеся печать стоит, то ты говоришь, что договор неправильный? Ась! Я сейчас к твоему начальству пойду!
Рядом, с отсутствующим видом, сидела за своим столом, погруженная в себя, дама с бусами из крупных белых жемчужин, которые должны были закрыть ее морщинистую шею, и лихорадочно выписывало что-то в блокнот из казенного вида папки с документами.
Адвокат Кружкин был лощеный и дорогой, даже на вид. Темно-зеленый импортный костюм, о заграничном происхождении которого всем встречным ясно говорила, модная в этом сезоне, этикетка иностранного производителя, вшитая в рукав пиджака снаружи, отлично гармонировал с белоснежными манжетами рубашки, скрепленными запонками желтого металла, что дополнялось массивным металлическим браслетом того же цвета и часами, которые просто криком кричали — я из золота.
— Видите ли, Борис Семенович, у меня маленькая неприятность произошла. Я магазином заведовала, комиссионным. И один сдатчик оказался не совсем честным человеком. Пришла милиции и оказалось, что очень много товара, ворованного. А еще, так как этот человек паспорт потерял, то я сданные им вещи оформляла на имена моих знакомых. И тут на меня уголовное дело возбудили…
— Маргарита…
— Если можно, то просто Рита. — Маргарита пару раз хлопнула старательно накрашенными ресницами. За последние несколько месяцев она последовательно похудела, сбросив килограмм семь, в тот момент, когда Громов подвергал ее репрессиям. Потом, когда он пообещал ей новые перспективы на новом рабочем месте и даже, возможно, свой магазин в собственность, и Маргарита ему поверила, женщина перестала пить, что тоже пошло ей на пользу. Как результат, перед адвокатом сидела и смотрела на него особым, заинтересованным женским взглядом, не сорокалетняя тумбочка, а тридцатипятилетняя женщина с приятными округлостями в нужных местах.
Кружкин Борис Семенович, успешный и уверенный в себе мужчина, мгновенно принял вызов.
— Вы курите? Может быть, сделаем перекур, у меня есть вкусные, американские…
— Конечно, Борис Семенович… — Маргарита произнесла это таким тоном, как будто давала согласие на любые непотребства.
— Пожалуйста! — выйдя на крыльцо, адвокат ловким щелчком выбил из пачки «Мальборо» кончик сигареты с золотистым фильтром: — Пожалуйста, угощайтесь, не кишиневские!
— Что вы! Я бросила. — Маргарита отмахнулась маленькими ладошками: — Мне показалось, что гораздо лучше, когда от губ женщины не пахнет, как от пепельницы. Мне просто захотелось с вами постоять.
— Хорошо. — адвокат щелкнул золотистой зажигалкой и вкусно затянулся, распространяя вокруг себя аромат хорошего табака: — Давайте обговорим перспективы. Вы же понимаете, Маргарита…
— Рита. — мягко и чуть застенчиво улыбнулась женщина.
— Хорошо, Рита. Вы же понимаете, что у вас несколько путей. Вы можете заплатить в кассу пятьдесят рублей, и любой адвокат из нашей консультации посидит на вашем судебном заседании, и вы спокойно получите свои два года и ненадолго съездите в женскую колонию, та, что сразу за вещевым рынком. Два года пролетят практически мгновенно…
— Борис Семенович, вы говорите ужасные вещи.
— Ну, если вы Рита, то я Борис. Вам не нравится предложенный мной вариант? Ну тогда есть другой путь. Вы находите не любого, а хорошего адвоката, оговариваете с ним свои желания, вносите оговоренные деньги в кассу консультации согласно прейскуранта, после чего какую-то сумму передаете этому хорошему адвокату, так как предстоит очень много беготни и расходы. Но, как результат, вы получаете условно свои два года и, всякий раз, приезжая на вещевой рынок, с облегчением смотрите на восток, где за колючей проволокой сидят менее умные и предусмотрительные женщины.
— Борис, а вы хороший адвокат?
— Я один из лучших. — скромно улыбнулся Борис Семенович: — Без лишней скромности скажу, я вхожу в золотую десятку города…
— Ну тогда я хотела бы поработать с вами. Но, мы, очевидно, немножко не поняли друг друга. Мне не нужен условный срок. Мне не нужен запрет на работу в торговле. Мне нужен иной вариант.
— Рита, а вы понимаете, что это уже совсем другие деньги?
— Безусловно. — ладонь женщины доверчиво и беззащитно легла на обтянутую импортной тканью грудь мужчины: — Но вы понимаете, я очень долго шла к тому, что имею и у меня осталось множество нереализованных планов. Мне опереться не на кого, остается надеяться только на себя. Поэтому мне крайне необходимо прекращение дела.
— По реабилитирующим обстоятельствам… — задумчиво пробормотал Борис Семенович.
— Что? — Рита с надеждой, как смотрит беззащитная самка на могучего самца, снизу вверх посмотрела в глаза адвоката.
— Да нет, ничего. Хорошо, я сделаю все, что могу. Пять тысяч мне лично, остальное в кассу.
— Хорошо. — глаза женщины сверкнули: — Мне бы хотелось побыстрее рассчитаться, чтобы эта сумма не висела на мне. Вы не могли бы мне посоветовать приличное заведение, где я могла бы спокойно передать вам эту сумму, а то я так давно не бывала в ресторанах, все работа-работа, ниминуты спокойной.
— Давайте в восемь, в ресторане «Город». — адвокат покровительственно погладил Риту по мягкому плечу: — У меня там знакомый администратор, столик нам найдут.
— Хорошо, мне только надо будет переодеться. Я так давно не была в заведениях с мужчиной, уже забыла, как это бывает.
Борис стоял на крыльце подъезда жилого дома, где, на втором этаже, в обычной квартире, располагалась районная юридическая консультация и провожал аппетитную попку Маргариты, чувствуя некую тяжесть в штанах. Конечно, ни в какую золотую десятку он не входил, может быть только в сотню, но шансов своих он никогда не упускал. Если лох несет деньги, то умный адвокат всегда их берет. А потом, как судьба повернется. Конечно, он попытается что-то сделать, и если что-то получиться, попытается содрать еще маленько денег с радостного подзащитного, объясняя, что все деньги взяли себе жадные судья и прокурор, а он, мужественный защитник, работал фактически бесплатно.
Чаще всего все наезды недовольных клиентов удавалось отбить, объяснив ему, что в случае скандала можно получить не два года условно, а четыре, и вполне реального срока, поэтому обычно, дальше пары угроз по телефону, скандал не разрастался. Очень редко попадались невменяемые клиенты, которые, закусив удила, требовали денег назад, невзирая на угрозу пересмотра дела. Да, в этих редких случаях приходилось деньги возвращать, но Борис не унывал, в конце концов, уйдет один клиент, придет десяток новых. В последние годы жизнь адвокатов стала более наваристой. Говорят, что где-то разрешили брать деньги по соглашению, а не по тупым советским прейскурантам, так что, будущее, казалось, вполне радужным.
Ресторан «Город» был крупнейшим в Городе, располагался на двух этажах пристройки к одноименной гостинице, чьи двадцать четыре этажа принесли ей славу самого высокого здания во всей Сибири.
Когда Маргарита появилась в огромном обеденном зале, Борис встал из-за занимаемого им столика и мысленно облизнулся — женщина в платье из золотистого люрекса, с рукавами на две трети и юбкой до середины бедра, уверенно двигалась в его сторону, как сказочная жар-птица, отливаясь золотым блеском, самым любимым цветом Бориса.
— Что будете пить? — адвокат широко улыбнулся, когда Рита уселась за столик напротив мужчины.
— Будешь…
— Что будешь пить, Рита?
— Я бы выпила коньячку.
— Отличный выбор! — Борис замахал рукой несущемуся мимо их столика официанту.
— Борис, я бы хотела сразу рассчитаться — мужчина почувствовал, как женская рука скользнула по его колену, после чего, ему на бедро лее небольшой пакет. Мужчина скосил взгляд вниз — в прозрачном пакете на его брючине, ласкали взгляд две пачки двадцатипяти рублевых купюр в банковской упаковке. Настроение адвоката мгновенно улучшилось, он подтянул к себе портфель и, незаметно от сидящих за соседним столиком братков в кожаных куртках, спрятал деньги.
— Здесь все. — промурлыкала Маргарита, но у Бориса произошел какой-то дефект слуха, ему показалось, что алые губы прошептали: — Это далеко не все.
Вечер удался. Выпив коньячку, потом еще, защитник и подзащитная почувствовали какую-то сердечную общность, после чего адвокат пересел, их плечи все время соприкасались, аромат женщины бодрил Бориса и внушал надежды. Ансамбль на сцене играл много, душевно и громко, потому, чтобы лучше слышать друг друга, им приходилось говорить в самое ухо собеседника, обжигая эрогенные зоны горячим дыханием. Борис пару раз заказывал песню «Больно мне, больно» передавая руководителю ансамбля красную десятирублевую купюру, но во время исполнения именно этой песни, Рита как лиана, обвивалась вокруг Бориса, скользя по нему горячим телом, обжигающим через тонкую, шуршащую и блестящую золотом ткань.
Потом они стояли на высоком крыльце ресторана, наблюдая, как две компании дрались между собой, после чего приехали три милицейских «бобика», после чего люди в серой форме побили всех и запихнув обе компании в тесные «собачники» «УАЗиков» умчались в темноту под тревожный всполох фиолетовых мигалок. Губы Риты пахли малиной, были мягкими и податливыми, а спина упруго изгибалась под жадными руками адвоката. Дальнейший путь Борис помнил лишь урывками. Они ехали на заднем сидении какой-то машины, Борис пытался расстегнуть молнию на спине у женщины, а Рита, смеясь и периодически целуя адвоката, била его по рукам и просила держать в руках себя.
Следующие кадры, отразившиеся в сознании мужчины был момент, когда загадочно улыбающаяся Маргарита, загадочно улыбаясь и облизывая красные губы, аккуратно сложив брюки защитника, потянулась к его трусам, а он, лежа на какой-то кровати, уже без рубахи, галстука и пиджака, расслабился, в предвкушении сладострастного момента…
Проснулся человек оттого, что очень сильно замерз. Во рту было такое ощущение, что туда нассали кошки, голова разламывалась, тело окоченело и одеревенело. С трудом подняв голову, человек осмотрелся. Это была странная квартира. Железная кровать с металлической сеткой и хромированными шариками, какая была в детстве у его родителей. Стены в выцветших обоях в невзрачный цветочек, тумбочка, какую человек последний раз видел в армейской казарме, давным-давно, и под стать ей, деревянная табуретка. Человек со стоном повернулся в другую сторону, продавленная сетка под ним заскрипела-завизжала. Потом мужчина понял, что он в кровати не один, ему что-то мешало. Преодолев приступ тошноты, он повернулся еще чуть-чуть и вытащил из-под своего бока.
Пару мгновений человек тупо смотрел на предмет, который он держал в руках, затем, вскрикнув, как зайчик, попавшийся в силки, отбросил этот предмет от себя и схватился за зад, безуспешно пытаясь что-то нащупать. Максимально извернувшись, мужчина пытался хоть что-то рассмотреть у себя пониже спины, но ничего не получалось, художественная гимнастика никогда не была его сильной стороной. Поняв бесплодность своих попыток, мужчина осторожно заглянул за кровать, в глубине души надеясь, что зрение его подвело, и он ошибся, нет никакого повода для паники. Предмет, лежащий на полу, открылся во всей красе — нет, чуда не произошло, перед ним действительно и бесстыдно, валялся огромный, сантиметров в сорок, сделанный из какой-то резины, цвета кофе с молоком, очень реалистично выглядевший искусственный хер, или по-научному дидло.
Человек сел на табурет и скуля, опустил голову. Он не помнил, что вчера произошло, но понимал, что ничего хорошего.
За спиной, из коридора, раздался щелчок замка и в тесную квартирку вошел, выглядевший знакомо, парень, лет двадцати пяти, с такими довольными глазами, что человек понял, что где-то он очень сильно проиграл. Борис еле — еле успел запнуть резиновый хер под кровать и накрыться тоненькой простыней.
— Доброе Борис Семенович. Как спалось?
— Вы кто?
— Вы меня не узнаете? Странно. Вы приложили так много усилий для того, чтобы меня посадить, а теперь узнавать не хотите. Даже, знаете ли, немного обидно.
— Прекратите! Отвечайте, вы кто такой?
— Давайте вы орать не будете, хорошо? Вот возьмите, вам будет легче.
В протянутой Борису руке темнела бутылка-чебурашка коричневого стекла, судя по этикетке, с «Жигулевским». Борис Семенович машинально взял бутылку и тут же приложил ее к, разламывающемуся от боли, лбу.
— Ах да! — парень отнял бутылку, вытащил откуда-то, с пояса настоящий черный пистолет, вынул из него обойму и, поставив его на затворную задержку, ловко откупорил бутылку, зажав пробку между рамкой и стволом.
— Возьмите, пиво свежее, всю ночь в холодильнике стояло.
Адвокат поколебался, но, все-таки взял бутылку и одним глотком, с страдальчески стоном, высосал половину содержимого, замер, прислушиваясь к процессам, происходящих в отравленном сивухой, организме.
— Вы опер…как вас там… — Борис прищелкнул пальцами: — а, Громов! Ну и что, Громов? Вы понимаете, что я с вами сейчас сделаю?! Да вы знаете, что я спецсубьект! Я сейчас позвоню в прокуратуру области и вас…!
Судя по смеху присевшего на табурет мента, мыслительный процесс Борис запустил в каком-то не том направлении.
— Та-а-а-к. — задумчиво протянул адвокат: — Смеетесь, значит. Получается, что провокация у вас более обдуманная. Что, обвините меня в изнасиловании вашей подстилки, как ее там, Маргариты?
— Почему моей подстилки? Скорее вашей подстилки, Беляевой Кати.
— Она же только что родила! Я бы с ней не стал… — Борис непроизвольно сморщил морду лица.
— Ну, значит, не срослось! — забавлялся на своей табуретки мент.
Вдруг лицо адвоката побелело.
— Вы меня фотографировали! Вы меня фотографировали… — глаза Бориса непроизвольно скосились под кровать, где вызывающе блестел своими анатомическими подробностями огромный фаллоимитатор.
— Ну! Ну! Договаривайте! — подбодрил его торжествующий мент.
— Вы меня сняли с этим! Вы меня собрались шантажировать!
— Ну, не надо так горячиться. — попытался успокоить раскрасневшегося и задыхающегося от переполняющих его эмоций адвоката мент: — Если и собираюсь вас шантажировать, но не на столько, как вы подумали.
Мент торжествующе развел ладони примерно на сорок сантиметров.
— Я же не зверь. Если и соберусь, то совсем немного, вот настолько. — опер развел пальцы примерно на четыре миллиметра.
— Хорошо, чего вам от меня надо. Денег, наверное?
— Я от вас, любезный, денег даже в голодный год не возьму. — став мгновенно серьезным, прогавкал мент: — Мне от вас надо, чтобы вы больше не занимались делами, в которых фигурирую я. На этом пока все.
— А что, последует продолжение? — стараясь говорить насмешливо, но в душе леденея от страха, спросил Борис.
— Не знаю. Мы просто будем с вами дружить. Ну, наверное, не друзья-друзья, но хорошие приятели. И вот вам приятельский совет — прекращайте играться с бандитами, вас адвокатские корочки не помогут, умрете очень скоро.
— А если я откажусь? Что вы сделаете? Пошлете фотографии в газеты, как я с этим… — адвоката всего передернуло от отвращения, когда он ткнул пальцем под кровать: — Да вы не посмеете! И никто не посмеет это опубликовать!
— Вы серьезно? Не будьте таким наивным. Скоро по центральному телевизору покажут человека, похожего на генерального прокурора с девушками, похожими на проституток в месте, похожем на баню, а вы про себя тут возомнили… Да и публиковать не придется. Если пойдет слух, что адвокат такой-то тыкает себе во все места резиновым членом, многие ваши клиенты, с кем вы, возможно, за руку здоровались, пили вместе или деньги давали-брали, скажут, что это не по понятиям. Последствия вам рассказать? Ладно, засиделся я у вас, пойду.
— Постойте. Отдайте мне снимки, я вам готов дать за них…
— Борис Семенович, разговор этот пустой. Денег, как я сказал, я от вас не возьму, и все, что у меня есть, останется у меня в залог наших хороших отношений.
— Хорошо, хорошо! А где моя одежда?
— Вот, в тумбочке ваша одежда лежит, обувь в коридоре.
Борис, завернувшись в одеяло, бросился к тумбочке, с облегчением достал оттуда свой портфель, расстегнул его и… в его глазах, которыми, он смотрел на меня стояла такая глубокая детская обида:
— А где? Вы же сказали, что деньги у меня не возьмете! А сами! Где?
От этой не замутненности я даже упал на табурет:
— Борис Семенович, вы это серьезно? Вы надеялись найти в своем портфеле и прикарманить мои деньги, которые вы обманом выцыганили у Риты, якобы на подкуп судей?
— Почему обманом? Она сама мне их дала!
— Борис Степанович, вы так долго рассказывали наивной девушке, что вы со всеми судьями вопрос решаете, открывая ногой дверь в их кабинеты. И так живописно рассказываете, в каких позах вы добивались оправдательных приговоров от молодых судей прямо в совещательной комнате, что мы решили, что вам, такому супермачо, деньги для взяток не нужны, вы же так — я сделал несколько возвратно-поступательных движений тазом: — все вопросы решаете!
Борис содрогнулся: — Вы и это записали? Боже мой, какой я идиот!
— Конечно, идиот. — не стал спорить я: — Тащить в постель женщину, которую впервые видите, вымогать у нее деньги на взятку и еще нажираться с ней до поросячьего визга, вы действительно оригинальный человек. Кстати, о постели. В этой постели недавно дедушка старенький умер, долго болел и умер. Это вам так, для информации. Дверь захлопните за собой. — я вышел, больше не обращая внимание на крики адвоката, несущиеся в мою спину.
Я поднялся на последний этаж и открыл ключом дверь в свою квартиру. За окном еще было темно, из комнаты доносилось сонное сопение нескольких существ. На ощупь я снял куртку и обувь и прошел к кровати. Из темноты меня схватили сильные руки и потянули к себе.
— Рита, Рита, прекращай. — я уперся во что-то мягкое.
— Ты мне должен, Громов! — в полумраке, женщина, обряженная в мою футболку, приподнялась на локте: — Ты мне не дал такого самца изнасиловать. Так что, давай, компенсируй.
— Рита, я тебе должен буду. Ты не забыла, что ты еще подсудимая, а я милиционер.
— Какой ты нудный бываешь, Громов. Ну и ладно, через неделю кода сроки на обжалование пройдут, я с тебя не слезу. Лучше расскажи, почему ты снимать Борюсика с членом в жопе не стал?
— Рита, ну как ты себе это представляешь — я буду трогать пьяного голого мужика и засовывать ему во все места резиновую письку? — меня аж передернула от отвращения.
— Ну, я бы взяла и засунула. — Рита сказала так решительно, что я даже заволновался.
— Ну он все равно решил, что у меня есть фотографии, компрометирующие его. Причем, самое смешное, я ему об этом ни слова не сказал, он все сам решил.
— А если Борис передумает? — Рита повернулась ко мне, потянулась рукой, ее пальчики побежали по моей груди.
— Ну и что? Ты такую шикарную запись сделала, как он судей имеет в коленно-локтевой позе, что если кто-то услышит ее… Мне даже жалко его стало, ему в Городе жизни точно не будет.
— А кто все сделал? Я все сделала! Я молодец?
— Рита, ты, конечно, молодец и сыграла на уровне американского Оскара, только не задавайся.
— Что ты, Громов, я буду паинькой и во всем, во всем, буду тебя слушать, честно-честно. — женщина, лежа на боку, изобразила пионерский салют.
— Все Рита, давай сорок минут поспим. — я демонстративно отвернулся и засопел, меня пару раз чувствительно ткнули тонким пальчиком, но поняв, что я бесчувственное бревно, оставили в покое.