Украинская трагедия. Технологии сведения с ума - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Семен Уралов (Часть 2 ЗИЯЮЩЕЕ ОБЩЕСТВО ПОСТУКРАИНЫ) #7

Часть 2 ЗИЯЮЩЕЕ ОБЩЕСТВО ПОСТУКРАИНЫ

Осознавая факт, что Украины как государства и общества нет и что пост Украина — это целиком и полностью проблема России, мы неизбежно переходим к следующему порогу понимания. Как прежняя спокойная союзная, родственная республика Украина докатилась до состояния постУкраины?

Отечественная пропаганда много и в подробностях рассказывает о том, как выглядят и действуют нацисты и националисты на пост Украине. Однако то, что мы видим в СМИ, является вторичными, если не третичными нацистскими признаками.

Важнее разобраться, как именно проходила трансформация из некой нормы в нынешнее состояние. В предыдущей части описаны признаки и свойства постУкраины, выделены исторические нюансы и региональные особенности. Трансформация происходила постепенно и незаметно. Украина долгие годы сохраняла образ более свободной России. Действительно, поскольку функции государства с каждым годом отмирали все быстрее, Украина в течение многих лет была коммерчески организованной республикой. Любые вопросы, связанные с органами власти, решались с помощью посредника по четкой таксе. Это не старое доброе взяточничество, а именно индустрия. У каждого чиновника на хлебном месте есть посредники, сопровождающие коммерческую линию. Причем речь идет не о крупных суммах и нарушении закона. Данное явление называет — ся «откупничеством»: это когда человек вносит большую сумму за должность, генерирующую прибыль, а затем выстраивает бизнес-план покрытия расходов и заработка.

Чем выше уровень, тем коммерчески более удобной становилась Украина. На самом верху приторговывали портфелями министров, голосованием за бюджет и посольскими должностями. Тем, кто интересуется этой темой, рекомендую книги украинских политиков — Александра Онищенко «Петр Пятый» и Владимира Зарубинского «Верховная Рада и ее обитатели».

Принцип № 12 Власть и общество

Принципиальное разделение общества и государства при анализе украинской трагедии позволяет видеть многие противоречия. Так, государство является организационным каркасом для общества, но живет в своей иерархии. Его строгая иерархичность рождает феномен власти. Люди почему-то договариваются, что есть начальники, лучшие люди города, элиты, генералы и миллиардеры.

Монополия государства на насилие и установление правопорядка делает державные элиты главными держателями баланса. Власть устанавливает отношения с обществом через ответственность. Комфортность государства определяется степенью ответственности. Если у общества есть только обязанности перед государством, получается унылая диктатура, откуда разбегаются люди. Если же государство не может призвать общество к порядку, политические кризисы будут бесконечными. Многие республики в Африке и Латинской Америке живут в таком режиме десятилетиями.

Власть стремится подчинить общество государству, но ей это не удается: общество с его горизонтальными связями не может контролировать иерархическая структура. Да и не должна. Мудрая власть выстраивает каналы коммуникации с обществом, следит за настроениями и активно привлекает к сотрудничеству так называемых общественников — особо неугомонный тип граждан. Обычная власть выстраивает имитационные инструменты, которые изображают общество в телевизоре.

Определение: самооблучение пропагандой

Власть хочет контролировать общество, вместо того чтобы понимать, организовывать и общаться с ним. Желание контролировать приводит к формированию имитационных сущностей, которые создают у власти иллюзию контроля над обществом. Если эта иллюзия усилена качественными медиа и пропагандой, происходит самооблучение пропагандой.

Специально отобранные активисты из специально созданных организаций в актовом зале. У такой власти общество обычно спит. Иногда, чтобы поддать общественно-политического «газку», власть устраивает конфликтные выборы, куда слетаются политтехнологи. Тогда примерно на год политическая жизнь в регионе начинает бить ключом. Но выборы заканчиваются — начинаются специально отобранные активисты. Общество, соответственно, засыпает.

Глупая власть вообще не интересуется обществом. Считается, что за полгода до выборов можно снова навешать лапши с помощью рекламы, а остальное решается в комиссиях, судах и кабинетах начальников. У такой власти обществом начинают интересоваться иностранцы со всеми вытекающими последствиями.

На Украине, как мы выяснили, в 2004 году государство разложилось — оно было заменено системой негласных договоренностей элит и акционерными раскладами в парламенте.

Из этого возник феномен многовластия — как формального, так и негласного. Например, в Одессе был местный олигарх, который организовал систему производства и повышения квалификации судей в своих частных вузах. За 15 лет через эту систему прошло более половины судей Украины. Автор и владелец системы являлся скромным обладателем мандата депутата парламента, при этом уровень реальной власти кратно превышал формальный статус.

Система украинского многовластия — чрезвычайно запутанный клубок интересов, где отдельные государственные органы и отрасли контролировал непонятно кто.

Общество Украины в системе безгосударственного многовластия очень быстро стало беспризорным. Расцвели секты, пирамиды типа «МММ», псевдохристианские организации, мошенники под видом благотворителей. В условиях коммерциализации безгосударственности это было удобно — так создавалась иллюзия выбора и свободы.

Несмотря на многовластие, общество Украины не стояло на месте. В период с 2000 по 2010 год Запад создал на ее территории более 10 000 НКО, сеть региональных СМИ, главные интернет-СМИ республики.

Пока местные элиты выясняли отношения и относились к обществу по остаточному принципу, внутри республики проросли иностранные сети влияния.

Однако общество сопротивлялось. Первым тестом на устойчивость украинского общества к манипуляциям стала так называемая Оранжевая революция, или Майдан-2004. Все мегаполисы Новороссии: Харьков, Донецк, Днепропетровск, Одесса, Запорожье — устояли под ударами когнитивной войны. Общества этих городов не удалось погрузить в состояние, когда взрослые люди загаживают собственные города, а милиция смотрит на это, не вмешиваясь. То, что Майдан был массовым помешательством от когнитивного удара, доказывает рейтинг Виктора Ющенко. Человек, за которого в 2004 году рвали глотки десятки и обматывали себя оранжевыми ленточками сотни тысяч, на следующих выборах 2010 года поддержали менее 5 %. Очарование Ющенко закончилось быстро, потому что это был морок когнитивных войн. Кстати, на тех же выборах 2010 года победил тот самый Янукович, против которого в 2004-м собирали Майдан. На сей раз за Тимошенко, проигравшую выборы, на Майдан никто не вышел. Когда ее вскоре посадили, массовых протестов тоже не наблюдалось. Получается, за пять лет украинское общество пережило в себе массовый психоз, сделало выводы и оправилось от последствий когнитивной войны, более известной как Майдан-2004.

Эволюция общества ПостУкраины

Общество Украины было неоднородным не только по региональному, но и по социальному составу. Так, шахтеры Донбасса и моряки Одессы в рамках советской экономики считались элитой пролетариата и зарабатывали на уровне с профессорами и академиками. Сварщик-разрядник, работавший в опасных условиях в третью смену в шахте, мог зарабатывать в четыре-пять раз больше, чем его начальник-инженер на поверхности. Аналогично обстояли делау металлургов, машиностроителей и плавщиков.

Мегаполисы и города Новороссии, построенные вокруг предприятий, портов и железнодорожных узлов, были населены пролетарской элитой советского общества, которая не была элитой управленческой, но ее труд оплачивали по высшему разряду.

Граждане УССР пребывали в сладком перестроечном анабиозе, и в 1990 году 70 % сказали «да» сохранению СССР, а через год 90,32 % поддержал и «незалежность». В Крыму таковых оказалось меньше всего, но все равно 54 %.

Как общество, в прошлом году на две трети поддержавшее сохранение Союза, спустя год на девять десятых поддерживает прямо противоположное?

Варианта два: либо что-то не так с обществом, либо сто изощренно обманули. Как часто бывает, и то и другое.

Провал ГКЧП в Москве создал вакуум власти. Общество и правящие элиты испугались, увидев беспомощную власть, и потянулись к тем, кто сильнее. В тот момент более сильным игроком был Борис Ельцин, который взял курс на ликвидацию Союза. Рождение «незалежной» Украины и Беларуси целиком и полностью заслуга России Ельцина.

В отличие от России, где практически одновременно с «незалежностью» к власти в Чечне пришел Дудаев и случился 1993 год, на Украине особых политических стрессов не наблюдалось. Основные удары были экономические, из-за чего пришел в бешенство тот самый привилегированный пролетариат Новороссии, который в 1989 году летал в Ленинград погулять на выходные и к родне заглянуть, а в 1993-м по полгода не получал зарплату. Именно эта социальная группа вынесла из кресла Леонида Кравчука. Напомню: первый президент Украины ушел в отставку из-за массовой шахтерской забастовки, когда протестующие перекрыли железнодорожное сообщение. Эти же люди сделали президентом Леонида Кучму, в котором видели директора оборонного завода. Обманутые и обнищавшие жители Новороссии хотели, чтобы власть организовала государство как огромный завод. Тогда же, напомню, самыми влиятельными людьми были так называемые красные директора — крупные начальники еще государственных производств.

Но «красный директор» на практике оказался мелким лавочником, который вместо организации республики-завода начал выносить из цехов ценные активы.

Так как основные ценности находились в мегаполисах Новороссии, очень быстро, к 1996–1998 годам, образовалась новая прослойка «лучших людей города». Еще пять лет назад такой «лучший» мог быть наперсточником, а теперь он заседал на серьезных щах в горсовете. Девяностые годы открывали кабины социальных лифтов для меньшинства, а большинство оставалось в иллюзиях советского общества. Как шутят одесситы, «в Одессе не заметили, как в 1991 году вокруг нас образовалась Украина».

Общество постУкраины находилось в трех агрегатных состояниях: нормальном, нормализованном, ненормальном.

Нормальное общество Украины (1991–2004)

За это время советское общество УССР трансформируется через практическое понимание «независимости» в быту: отдельная валюта, паспорта, граница, политическая повестка.

Очень долго, вплоть до Майдана-2004, для общества мегаполисов Новороссии политические события в России были в приоритете. Жителя Харькова, Одессы и Донецка в те годы больше интересовала борьба Жириновского, Ельцина и Зюганова, чем суета Кучмы, Кравчука и Мороза. В то время казалось, что восстановление союзных связей неизбежно. Поэтому общество Юго-Востока посылало политикам Украины базовый запрос: «Русский язык и союз с Россией». В те годы это был своеобразный принцип определения «свой — чужой».

Нормализованное общество Украины (2004–2014)

Майдан-2004 стал прозрением для общества Юго-Востока, которому дали по носу в Киеве с помощью 10 000 активистов и профессиональных СМИ. Реакцией на Майдан-2004 явилась самоорганизация по всей Украине. Появились уличные активисты, депутаты местных советов, коммерсанты и просто авантюристы, которые понимали, что технологии Майдана открыли ящик Пандоры.

На Юго-Востоке начали зарождаться русофильские, социалистические, пророссийские, ветеранские, земляческие и прочие организации и инициативы. Энергия Майдана расшевелила болото еще во многом советского общества и заставила граждан самоопределяться.

Принцип «свой — чужой» стал применяться и на региональном уровне. Начальники Юго-Востока увидели этот феномен и решили им воспользоваться. Впервые в истории Украины попытались создать эшелонированную партию власти с опорой на местное самоуправление и региональные элиты. Общество увидело в данной оргструктуре и суровых донецких начальниках ту самую власть. Эта иллюзия дорого обошлась обществу Новороссии в 2014 году.

Соответственно, примерно в 2010 году украинское общество находилось в том состоянии, которое можно обозначить точкой отсчета. Майдан развеялся, прозрение очаровавшихся состоялось, президентские выборы — 2010 прошли спокойно. Этот период назовем нормализованным — общество уже испытало удар Майданом, но попыталось уравновеситься, хотя вернуться в состояние «нормы» уже не представлялось возможным.

Ненормальное общество постУкраины (2014 — по сей день)

Госпереворот 2014 года проходил в условиях абсолютной апатии украинского общества. В конце 2013 года на Майдане в Киеве собирались от силы полторы-две тысячи человек. В хлипких палатках жило с десяток активистов. В регионах акции Евромайдана не могли собрать и сотню участников. Украинское общество было разочаровано во всех без исключения политиках.

Поэтому на Евромайдане-2014 изначально сделали ставку на насилие. Пружина ожесточения сжималась еженедельно, начиная с «избиения мирных студентов».

Насилие было зашито внутрь Евромайдана на уровне игры («брось бутылку в мента») и социальной архитектуры (сотни самообороны Майдана).

Евромайдан-2014 расколол общество постУкраины на части. Те, кто вчера жил внутри одного общества, сегодня оказались в разных реальностях. Один брат — в Донецке, второй — в Киеве. Один знает, где ближайшее бомбоубежище и как звучит прилет, а второй выдохнул спокойно, когда весь сброд с Майдана куда-то снялся.

С 2014 года общество постУкраины стало жить по законам нормальности насилия. Его часть вооружили и поставили выше закона. 2 мая 2014 года в Одессе была проведена карательная операция, с помощью которой обществу показали, какая судьба ждет непокорных.

Выводы и прогнозы

Трансформацию общества постУкраины после 2014 года следует анализировать, учитывая факторы террора и страха. В ЛДНР и тем более в Крыму в это время общество жило в совершенно иной реальности.

Ненормальный период в жизни общества постУкраины будет завершаться последовательно. Сначала необходимо свернуть фактор террора и страха, для чего нужна демилитаризация. Затем начнется восстановление доверия, а для этого требуется денацификация. Пока названные процессы не завершатся, общество постУкраины следует считать ненормальным без всяких оговорок.

Сравнительная и логическая социология

Точка относительной нормализации определена — 2010 год. Предлагаю окунуться в сравнительную социологию, чтобы понять, насколько были похожи и различались общества России и Украины.

При анализе буду опираться на данные украинской социологической группы «Рейтинг», которая много лет мониторит общественное мнение с помощью западной поддержки. То есть заподозрить этих социологов в «пророссийскости» нельзя. Понятно, какую позицию заняли украинские социологи после начала СВО, — они и не могли поступить иначе — можно сесть или голову проломят. Говорить о социологии постУкраины после 24 февраля 2022 года непрофессионально: общество находится в стрессе и снять что-либо, кроме эмоций, не получится, пока все не успокоится либо пока общество за полтора-два года не привыкнет к новой нормальности.

Принцип № 13 Практическая социология

Общество — это бездна. Никакой интеллект не способен охватить проходящие в нем социальные процессы: кто кому сват и брат; где, кто и с кем зарабатывает. К тому же общество живет в динамике, и социальный расклад, понятный месяц назад, сегодня может быть неактуален. Оно подобно реке — вроде бы одно и то же, но войти дважды не получится. При этом общество существует не в вакууме и оставляет следы жизнедеятельности. По ним можно понять, чем общество завтракало и не хромает ли оно.

Социология как наука несовершенна. Как минимум потому, что из набора частных мнений она формирует общую картину. Что, в общем-то, ненаучно (с позиции точных наук). Статистика учитывает весь объем информации, прежде чем дает прогнозы. Представляете, если бы математические задачи решались с погрешностью 2–3 %?

С точки зрения гуманитарной науки чтобы делать обобщения и выводить социальные типажи, не нужна суета с анкетами, выборкой, формулами, проверочными вопросами, контролем и подсчетом. Однако есть совершенно иная социология.

Например, работы Александра Зиновьева. Его «Русскую трагедию» рекомендую к прочтению всем, кто считает себя образованным человеком. Зиновьев называл свой метод «логической социологией» — описанием процессов в обществе через диалоги условных граждан. Метод как у Сократа, который видел философию только в форме диалога. В социологии Зиновьева нет ни процентов, ни погрешностей. Зато есть шанс многое понять про общество.

Я буду говорить о практической социологии, которая применяется на выборах и в корпоративных проектах, во время экспертных исследований и является первой помощницей профессионального политтехнолога, консультанта, политика, чиновника, медийщика. Все эти профессии хотят знать, что скрывает бездна общества. Социологи хранят ключик к тайне.

Есть две практические социологии — количественная и качественная. Первая описывает те самые проценты, учитывает погрешность и выявляет вторичные связи. Вторая описывает тенденции, делает обобщения и выдвигает гипотезы. Основной рабочий инструмент количественной социологии — социологический опрос, а качественной — фокус-группа.

Если вы начнете общаться с социологом, то поймете, что у каждого в этой профессии есть уникальный метод, у его коллег-социологов, конечно, все неплохо, но так глубоко анализировать, как он, никто не умеет. Каждый практический социолог в душе немного алхимик и Менделеев! Поэтому социологию правильно считать техническим искусством сродни программированию. Можно просто писать коды на заказ, а можно — изобретать и внедрять решения, от которых захватывает дух. Аналогично работает социология: можно скучать на кафедре, занимаясь академической наукой, а можно — изучать глубины общества на практике. Социологи очень востребованные специалисты, к профессионалу надо записываться за пол года, особенно если год предвыборный.

Российская социология корнями уходит в социологию советскую. В эпоху социализма был крайне прагматичный подход. В 1980-х годах на большинстве предприятий и в круп ных организациях появились штатные социологи. Вспомните Сусанну — героиню Татьяны Васильевой в фильме «Самая обаятельная и привлекательная». Она как раз работала социологом. К опросам общественного мнения советская власть относилась со всей ответственностью. В мемуарах Николая Рыжкова описано, как последствия любого решения отзывались в обществе. Политбюро видело, какой процент рабочих металлургических предприятий недоволен повышением цен на бензин, а сколько считают повышение ничтожным на уровне заработков.

В России изучать и понимать общественное мнение умеют и любят. Первым социологом, вероятно, был Ярослав Мудрый, потому что его «Русская правда» — это описание уклада жизни общества, запреты и наказания. И она явно больше, чем уголовный кодекс. «Домострой» протопопа Сильвестра тоже правильно считать качественной социологией.

Джонатан Свифт с его «Гулливером» — социология в иносказательной форме.

Социология является одним из инструментов политики и одновременно — судьей политиков. Двукратное падение рейтинга загонит в депрессию многих губернаторов и президентов. А рейтингами правят социологи.

Давление социологией — один из инструментов когнитивной войны. Поэтому когда США начинают работать с территорией, они первым делом создают несколько социологических центров. В каждой постсоветской республике у США, Британии и ЕС есть одна или несколько аффилированных социологических структур. В нормализованной Украине семь из десяти крупнейших социологических структур полностью либо частично финансировались Западом. Но это не значит, что социологи Украины занимались дезинформацией. Нет, они просто делали свое дело — изучали результаты трансформации общества. Трансформировали же общество Украины с помощью иных инструментов, но из того же посольства. Западу, который профессионально занимается трансформацией колонизируемых обществ СНГ, необходимы обратная связь и понимание, есть ли толк от мероприятий и вливаний. Для этого им нужны свои социологи.

В России сохранена отечественная социологическая школа, как академическая, так и практическая. Поэтому рекомендую всем добавить в закладки ФОМ (фонд «Общественное мнение») и ВЦИОМ (Всероссийский центр изучения общественного мнения) — крупнейшие практические социологические структуры России — и следить за обновлениями. Для разнообразия можно заглядывать к иноагенту «Левада-центр».

Социология — крайне странная наука, в которой можно обобщать, но нельзя делать выводы. Поэтому ее надо как можно чаще применять, чтобы повысить качество исследования о социологических исследованиях.

Общества России и Украины: сходство и различия

Итак, сначала разбираем исследование под названием «Чем гордятся украинцы и россияне и что для них означает патриотизм», которое проходило в сентябре 2010 года по всей Украине. И сравниваем его с аналогичным исследованием российского ВЦИОМа, проведенного в июне того же того года.

Прикладной патриотизм

Итак, 76 % жителей Украины и 80 % россиян считали себя патриотами. Интересно, где сосредоточены главные патриоты. В России себя назвали патриотами в первую очередь москвичи и петербуржцы, а на Украине — жители Центра, Севера и Запада.

О чем говорят эти цифры? О том, «кому на Руси жить хорошо» и кто себя чувствует хозяином положения. В России это столичные жители, на Украине — западенцы, приднепровцы и киевляне.

Около 10 % и на Украине, и в России признались, что патриотизм им чужд. В России это жители малых городов, на Украине — Донбасса. Надо отметить, что население украинских городов менее патриотично, чем население украинских сел.

Это очень показательные цифры. В России малые города больше всех пострадали от 1990-х и трудовой миграции в областные центры и мегаполисы. Во многих райцентрах девяностые до сих пор не закончились, особенно если свернуть с федеральной трассы в глушь, километров на сто пятьдесят. На Украине чувствовали себя наиболее непатриотично, то есть дискомфортно, городские жители (то есть русскоязычные) и Донбасс.

Имперскость, регионализм, национализм

Есть и показательные различия. Для жителей Украины главным поводом для гордости является место, где они родились и выросли (.33 %), а также земля, на которой они живут (31 %). Для россиян же историческое прошлое страны (47 %) лидирует безальтернативно. Эти цифры четко показывают, что имперскость для россиян доминирует в качестве центральной идеи, в то время как для жителей Украины важнее регионализм.

Так, отвечая на вопрос «Кто я такой?», жителем российского региона себя назвали 19 %, а на Украине — 29 %. Региональная идентичность сильнее всего просматривается у жителей центра (40 %) и Донбасса (38 %).

«Советскими людьми» видят себя 15 % россиян и 8 % украинцев. При этом среди жителей Донбасса таковых 11 %, а среди жителей Юга — 14 %. Опять-таки выделяется Донбасс, где 43 % считают себя «просто человеком», что значительно выше, чем в среднем по Украине (26 %) и России (30 %).

При этом у жителей Украины уже в 2010 году просматривается фиксация на национальных особенностях. Так, они больше, чем россияне, гордятся великими людьми своей национальности (28 % — Украина и 22 % — РФ), душевными качествами своего народа (20 % — Украина и 15 % — РФ), языком (17 % — Украина и 13 % — РФ), трудолюбием и умением хозяйничать (21 % — Украина и 6 % — РФ), песнями, праздниками и обычаями (20 % — Украина и 12 % — РФ), верой и религией (17 % — Украина и 9 % — РФ).

Цифры говорят, что уже к 2010 году украинское общество отчуждено от государства и самоопределяется, отталкиваясь от региона, в котором живет. Одновременно просматривается постоянное ядро национально озабоченных граждан: от 15 до 20 % — в зависимости от вопроса. Давайте запомним эти 20 %, они будут всплывать в дальнейшем.

Межрегиональные различия

Не менее показательны сравнения общества внутри Украины. Так, у южан главным поводом для гордости является место, где они родились и выросли (41 %); у жителей центральных областей — великие люди своей национальности (37 %); у жителей Западной Украины — язык (28 %), а на Севере сосредоточенность на языке почти такая же, как на Западе (27 %).

Выделяется Донбасс, где выше, чем в других регионах, гордость за историю и прошлое (30 %) и успехи спортсменов (28 %).

В региональной идентичности тоже видны различия. Так, в первую очередь гражданами Украины считают себя на Западе (69 %) и в Центре (68 %), в то время как на Юге и на Донбассе таковых в полтора раза меньше — 44 %.

Выводы и прогнозы

Уже в 2010 году видно, насколько разошлись общество России и общество Украины. Во всех украинских регионах просматривается отчуждение от государства и поиск своей идентичности вне его. Напоминаю: это тенденции в обществе, которое еще не терроризируют.

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» ЧЕМ ГОРДЯТСЯ УКРАИНЦЫ И РОССИЯНЕ

И ЧТО ДЛЯ НИХ ОЗНАЧАЕТ ПАТРИОТИЗМ СЕНТЯБРЬ 2010

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» ЧЕМ ГОРДЯТСЯ УКРАИНЦЫ И РОССИЯНЕ

И ЧТО ДЛЯ НИХ ОЗНАЧАЕТ ПАТРИОТИЗМ СЕНТЯБРЬ 2010

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ЧЕМ ГОРДЯТСЯ УКРАИНЦЫ И РОССИЯНЕ И ЧТО ДЛЯ НИХ ОЗНАЧАЕТ ПАТРИОТИЗМ СЕНТЯБРЬ 2010

ПРОЯВЛЕНИЕ ИСТИННОГО ПАТРИОТИЗМА

САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ

САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ: РЕГИОНАЛЬНЫЙ СРЕЗ ПО УКРАИНЕ

Идеология

Не менее важно разобраться в идеологических предпочтениях украинского общества. В качестве примера разберем постоянное мониторинговое исследование «Идеологические маркеры» за 2010 год социологической группы «Рейтинг».

Приступая к анализу идеологического измерения постУкраины, нужно всегда помнить, что с 2014 года правящей, а с 2004-го — рукопожатной, легальной, модной и карьерно выгодной была идеология евронационализма.

Определение: евронационализм

Евронационализм — это идеология альянса националистов и евроинтеграторов.

Основан на:

• ненависти к «совкам», «сепарам», русским и России;

• желании угнетать идеологически «неправильных» местных жителей;

• системном финансировании извне;

• идее фикс об участии в будущем демонтаже России вместе с Западом;

• низком культурном и образовательном уровне жителей.

Языковой вопрос, союз с Россией и Черноморский флот

Сторонников (45 %)и противников (47 %) придания русскому языку статуса государственного примерно одинаковое количество. При этом на Донбассе — 95 % за и 3 % против. На Западе ситуация зеркальная — 6 % за при 78 % против. На Юге довлеют сторонники (69 %), однако просматривается серьезное ядро противников (26 %). На Востоке — 62 % за при 25 % против.

Цифры показывают, насколько политизирован языковой вопрос. Еще в 1994 году Леонид Кучма шел на выборы под флагами языкового и культурного равноправия. От выборов к выборам вопрос языка поднимали, желая получить политические бонусы, но после выборов его убирали в долгий ящик — до следующих выборов. Политики Юго-Востока думали, что открыли секрет проведения универсальной предвыборной кампании.

Не менее остро проявляются внешнеполитические противоречия: 45 % жителей Украины поддерживают создание общего государства с Россией при 46 % против.

Однако на Донбассе сторонников 84 %, на Юге — 62 %, на Востоке — 49 %. При этом просматривается ядро радикальных противников (ответ «однозначно нет») на Востоке (14 %) и на Юге (19 %). На Севере, куда исследователи относят и Киев, и на Западе доминируют радикальные противники союза с Россией — 45 и 68 % соответственно.

В данных цифрах интересно то, что в реальной политической повестке Украины вопрос создания единого или хотя бы союзного государства, как с Беларусью, никогда не стоял.

Следовательно, сторонники отталкивались от собственных представлений, которые были фактически нелегальны в официальной политике. Можно утверждать, что данная категория граждан поддержала бы любые формы интеграции с Россией.

Показательно и отношение к размещению Черноморского флота России. Идею сохранить его в Крыму поддерживали 45 % при 41 % против. При этом на Юге сторонников было 74 %, а на Донбассе — 86 %.

Принцип № 14 Политическое языкознание и евронационализм

Украинских политиков с Юго-Востока/Новороссии погубил языковой вопрос. Общество Украины начиная с середины 1990-х, когда немного оправилось от гиперинфляции, ценового шока и рэкета, постоянно сигнализировало политической элите: «Решите языковой вопрос!»

Вопрос русского языка оказался шире, чем практическое удобство.

Во-первых, города Новороссии на уровне культуры, научных связей и производств были завязаны на русский язык как мировой. Вопрос языка являлся вопросом сохранения уровня цивилизации, который выражается в достижениях науки и техники, изобретениях и произведениях искусства мирового уровня.

Во-вторых, двуязычность Украины была естественна, как и федеративность. Имелась территория, где 90 % говорили на русском, и территория, где для 90 % родным был украинский. Эти территории несоразмерны, потому что по населению одна русскоязычная Донецкая область равнялась самой украиноязычной Галиции (три области). Вопрос статуса русского языка был вопросом равноправия. Языковой вопрос долгие годы оставался маркером на национализм.

С президентских выборов 1994 года встал политический вопрос о русском языке. Однако Леонид Кучма, пообещавший статус русскому языку, не спешил выполнять данное обещание. В дальнейшем сложилась традиция: политики Юго-Востока обещали разобраться с несправедливостью, но откладывали это до следующих выборов. Эта простейшая политтехнология считалась универсальной и безотказной, как автомат Калашникова.

Хотя нельзя сказать, что усиливался украинский язык. Литература мельчала. Музыка была первосортной, потому что высший сорт уезжал в Москву. Наука и образование на мове откровенно деградировали. Но не потому, что украинский язык ущербный. Просто приходилось все переводить с русского и обратно, из-за чего вымывалось содержание.

Единственная сфера, где украинский язык действительно агрессивно вытеснял русский, — госуправление. Поэтому языковое сопротивление проходило и на городском уровне. Так, в Харькове еще в 1990-х годах с помощью городского референдума и решения горсовета определили русский как язык делопроизводства и образования. В Крыму пользовались тем, что в республиканской конституции зафиксировано триязычие — русский, украинский и крымско-татарский.

Одновременно вокруг языка разворачивался иной политический дискурс — антиколониальный. Так как Украина была колонией России и Москва всегда угнетала, русский язык — не просто язык, а имперский инструмент угнетения. Именно так ставил вопрос евронационализм, который в условиях идеологического вакуума заполнял пустоты в головах политиков, чиновников и коммерсантов. Следовательно, носители русского языка являются либо угнетенными жертвами, либо угнетателями. В идеологии евронационализма вопрос о статусе русского языка — вопрос не равноправия, справедливости и доступа к мировой культуре, а вопрос лояльности к Украине. Если ты угнетаемая жертва, признай себя таковой и переучивайся. Если ты — угнетатель, с тобой иной разговор.

На уровне схемы с языком становится понятно, как общество Украины вступило в фазу ненормальности. Языковой вопрос, подобно земельному, уже более 100 лет на повестке дня. И еще ни одной власти не удалось его решить гармонично — ни русификаторам, ни украинизаторам. России предстоит это сделать на постУкраине, и не в одиночку, а в сопровождении истерики Запада о русификации и нарушении прав носителей украинского языка. Придется устанавливать языковое равноправие, стиснув зубы. Потому что язык до Киева доведет.

Вступление в НАТО

Несмотря на то что евроатлантическая интеграция, в отличие от евразийской и союзной, была легальной и рукопожатной политикой, ее сторонников оказалось значительно меньше. Так, против вступления в НАТО высказались 64 % (из них 45 % — ядро, «однозначно против»). Поддержало эту идею 26 % (ядро — 15 %).

На Донбассе против выступило 94 % (ядро — 84 %), на Юге — 84 % (ядро — 62 %), на Востоке — 74 % (ядро — 47 %). Даже на Западе ядро сторонников было 35 % (всего за НАТО — 62 %) при ядре противников — 18 % (всего против — 30 %). В Киеве и окрестностях (Север) противников — 42 %, сторонников — 33 %.

Несмотря на массовую рекламу, украинское общество сопротивлялось идее вступления в НАТО. Поэтому ее маскировали под общую идею евроатлантической интеграции. Мол, стать частью ЕС можно только «в пакете». Для чего Западу и его контрагентам на Украине понадобилась такая стратегия, демонстрирует социология: граждане Украины упорно и массово не хотели быть участниками однозначно антироссийских альянсов.

Вступление в ЕС

Евроинтеграция была и остается центральной идеологемой постУкраины. В Центре, на Западе и на Севере число сторонников максимальное — 60 %. В целом вступление в ЕС поддерживали 57 % (ядро — 30 %). Противников — менее трети общества (28 %). Даже на Донбассе евроинтеграцию поддерживали 47 % (ядро — 25 %), а ее противники оказались в меньшинстве (36 %). Самое маленькое ядро сторонников — 14 % — проявилось на Юге, где противников — 23 %.

Вступление в ЕС преподносилось украинскому обществу как далекая цель. В отличие от НАТО у Евросоюза был исключительно «белый и пушистый» имидж, усиленный региональными программами, кредитами и близостью соседских Польши, Румынии, Венгрии и Прибалтики, которые выступали позитивными примерами.

Образ врага

Показательно также отношение к потенциальным врагам. Наиболее миролюбивы и не видят угроз жители Новороссии — таких большинство на Юге (57 %), Востоке (58 %) и на Донбассе (61 %). Наименее миролюбив Запад — там таких всего 24 %, зато большинство (46 %) видят главным врагом Россию.

В целом русофобов на Украине в 2010-м было 19 %, крайне неравномерно распределенных по республике. Интересно, что США считали врагом в два раза меньше граждан, чем Россию (10 %). Важно отметить и тот факт, что Польша не выбилась в лидеры угроз.

Приведенные цифры очень хорошо показывают результат десятилетнего доминирования США, ЕС и Британии в общественном и информационном пространстве Украины.

Впрочем, доверять информации социологов, которых финансируют западные фонды, в части поддержки евроинтеграции и НАТО следует с осторожностью. Социологическая группа «Рейтинг» относится к прозападным организациям, но в откровенных подлогах замечена не была. В целом в те годы все социологи отмечали парадокс: негативное отношение к НАТО при позитивном к ЕС. Хотя политики «продавали» евроатлантическую интеграцию «пакетом».

Выводы и прогнозы

К 2010 году глобальному Западу удалось соблазнить украинское общество образом ЕС как успешного проекта будущего. В отличие от НАТО Евросоюз не противопоставлялся России. Поэтому в украинском обществе наблюдалась определенная пол итическая шизофрения — и создание единого государства с Россией, и вступление в Евросоюз поддерживало большинство граждан.

Одновременно было сформировано четко выраженное антироссийское ядро (15–20 %), которое преимущественно сосредоточено на Западе, в Центре и в Киеве. Однако антироссийское и в широком смысле антирусское ядро уже формировалось и на Востоке.

Форпостами равноправия и дружбы, вплоть до создания единого государства, оставались Донбасс и Юг.

Факты

ПОДДЕРЖКА ПРЕДОСТАВЛЕНИЯ РУССКОМУ ЯЗЫКУ СТАТУСА ГОСУДАРСТВЕННОГО

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ДИНАМИКА ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ МАРКЕРОВ СЕНТЯБРЬ 2010

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ДИНАМИКА ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ МАРКЕРОВ

СЕНТЯБРЬ 2010

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ДИНАМИКА ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ МАРКЕРОВ

СЕНТЯБРЬ 2010

ПОДДЕРЖКА ЕВРОИНТЕГРАЦИИ

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ДИНАМИКА ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ МАРКЕРОВ

СЕНТЯБРЬ 2010

ПОДДЕРЖКА ПРОДЛЕНИЯ БАЗИРОВАНИЯ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА РФ В СЕВАСТОПОЛЕ

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ДИНАМИКА ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ МАРКЕРОВ

СЕНТЯБРЬ 2010

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ДИНАМИКА ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ МАРКЕРОВ

СЕНТЯБРЬ 2010

Протестный потенциал общества

Не менее важным показателем является протестный потенциал общества. Особенно в случае с республикой, которая уже пережила один уличный госпереворот.

Нормализованное общество постУкраины разберем на материале исследования 2010 года «Протестные настроения граждан Украины по некоторым идеологическим маркерам».

Социологи «Рейтинга» предлагают интересный метод исследования протестного потенциала. Они определили отношение к пяти политизированным темам Украины с точки зрения их активной поддержки или неприятия:

• присвоить русскому языку статус государственного;

• разрешить местным советам самим выбирать языки образования и делопроизводства;

• отменить указ президента Ющенко о присвоении Степану Бандере звания «Герой Украины»;

• оставить Черноморский флот России после 2017 года;

• создать газовый консорциум России, Евросоюза и Украины.

Исследование показало, что в случае установления языкового равноправия 18 % граждан готовы протестовать. Причем радикально настроены лишь 5,7 %. Одновременно поддержать решение о статусе русского языка готовы около 15 %, из которых радикально настроены 2,2 %.

Если Бaндеру дегероизируют или продлят пребывание Черноморского флота РФ, то около 15 % готовы на протест. Из них чуть более 4 % — ядро.

Во всех случаях более 60 % аполитичны и не видят повода для протестов или поддержки.

Большинство (57 %) жителей Украины ожидали, что Виктор Янукович выполнит обязательства по статусу русского языка. Около 50 % предполагали, что местным органам власти разрешат определять языковой статус.

Интересно проявляется протестный потенциал по вопросу Степана Бандеры. На Западе, если его лишат звания героя, готовы протестовать всего 34 %, из которых 10 % — активно. Еще в 2010 году «бандеровцев» в Центре и на Севере было до 5 6 %, на Юге и Востоке — не более 3 %, а на Донбассе — менее погрешности.

Выводы и прогнозы

Общество нормализованной Украины было на 60 % далеко от политики. Граждане жили в своей, преимущественно региональной и семейной действительности. Общество, напуганное радикализацией «оранжевой» пятилетки, ожидало, что власть снимет основные политические противоречия. В то же время фиксируется протестное политизированное меньшинство — 15–20 % на каждом полюсе.

Факты: протестный потенциал

ОЖИДАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО В. ЯНУКОВИЧ ИСПОЛНИТ СВОЕ ОБЕЩАНИЕ О ПРИДАНИИ РУССКОМУ ЯЗЫКУ СТАТУСА ВТОРОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО, И ЕСЛИ ДА, ТО КОГДА?

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ПРОТЕСТНЫЕ НАСТРОЕНИЯ ГРАЖДАН УКРАИНЫ ПО ОТДЕЛЬНЫМ ИДЕОЛОГИЧЕСКИМ МАРКЕРАМ | МАРТ 2010

ВОПРОС СТАТУСА РУССКОГО ЯЗЫКА: ПОДДЕРЖКА И ПРОТЕСТЫ

ВОПРОС ПРОДЛЕНИЯ БАЗИРОВАНИЯ ЧФ РФ В УКРАИНЕ: ПОДДЕРЖКА И ПРОТЕСТЫ

Зеркало СНГ

Не менее важно анализировать общество в сравнении с другими осколками СССР. Оно меняется эволюционно, и расхождения проявляются в течение десятилетия. Советское общество начало меняться еще и потому, что жители национальных республик оказались на небольшом пространстве. В России это не так остро чувствовалось — страна уменьшилась, но большая часть осталась на месте. Жители остальных республик, кроме РФ, попали в противоположную ситуацию — отвалилась большая часть страны, и они остались в маленьком закутке.

В некоторых республиках наблюдался всплеск национализма — там освобождение от большой и единой страны утверждается как благо.

На Украине 1990-е годы прошли в обстановке идеологической шизофрении. Общество всеми силами пытались убедить, что «незалежность» не исторический крах великой страны, а истинное благо, ради которого 52 млн человек должны терпеть хаос в политике и беспредел в экономике. В «нулевые» наблюдался восстановительный экономический рост, что привело к общественному компромиссу вокруг «незалежности». Отрезвление принес Майдан-2004, в ходе которого общество раскололось, посмотрев на себя в зеркало: игнорировать разницу было невозможно.

Практически в каждой республике СНГ есть часть общества, ностальгирующая по СССР либо желающая увидеть СССР 2.0. Социологи выявляют такое меньшинство даже в Прибалтике, уже не говоря о Западной Украине. По своему профессиональному опыту могу сказать: чем больше эта группа, тем хуже обстоят дела с собственной государственностью. Идеализация ближайшего прошлого свойственна обществам с неустойчивым настоящим и пугающим будущим. В обществе нормализованной Украины это чувствовалось.

Разберем эту ситуацию на примере исследования «Интеграционные настроения жителей России, Белоруссии, Украины, Казахстана, Армении и Киргизии» от 2007 года, которое провел российский ВЦИОМ вместе с некоммерческим партнерством «Международное исследовательское агентство "Евразийский монитор"».

Гражданам задали вопрос: «В какой стране вы хотели бы жить?»

Показательно доминировало желание граждан Украины жить в «объединенном союзе России, Украины, Белоруссии и Казахстана» — 33 %. В самой России таковых всего 18 %, в Белоруссии -25 %, в Казахстане — 21 %. Желание жить в таком союзе играет ведущую роль у жителей Киргизии — 39 %, хотя название республики не фигурировало в вопросе. В двух последних республиках чуть менее популярны иные союзы. В СССР хотели бы попасть 23 % респондентов из Киргизии и 12 % — с Украины. За Европейский союз на Украине выступают 22 %, в Киргизии —11 %.

Что объединяло жителей Украины и Киргизии в 2007 году, раз они идеализировали такой гипотетический союз? Ответ кроется в анализе состояния общества, в котором находились тогда республики. Киев и Бишкек пережили свои Майданы — «оранжевый» (2004) и «тюльпановый» (2005) соответственно. За пару лет общество увидело, каких проходимцев, бездарей и откровенные ОПГ вынесла на поверхность волна госпереворо-та. В Киргизии все происходило намного круче, чем на Украине. Президент Бакиев начал строить криминально-клановую вертикаль, похожую на ту, что позднее построил на Украине Янукович. Но в Киргизии ситуацию дополняли восточный колорит и горные условия. Если сложить желающих присоединить свою республику хотя бы к какому-нибудь союзу, то на Украине таковых будет 33 % + 22 % + + 12 % = 67 %,ав Киргизии — 39 % +23 % + + 11 % = 73 %.

Итак, мы видим, что уже к 2007 году две трети общества на Украине и в Киргизии так или иначе понимало, что национальный путь завел республики в тупик и что только союзные формы государственности являются спасением. Однако Киргизия, в отличие от Украины, смогла сохранить суверенитет, вовремя вступив в ОДКБ, затем — в ЕАЭС. Украинские элиты, несмотря на отчаянный крик общества, продолжили политическую возню.

Показательна и динамика союзной поддержки на Украине с 2005 по 2007 год. Так, популярность «Союза Россия + Беларусь + Киргизия + Украина» стабильно росла, начиная с 26 %. А популярность ЕС, наоборот, падала, находясь в 2005 году на пике в 30 %.

Количество сторонников полной «незалежности» оставалось стабильным — 20–25 %.

Выводы и прогнозы

Общество нормализованной (2004–2014) Украины осознавало крах государственности и тупиковость политического курса. Однако политические элиты в 2004 году почувствовали прямую выгоду от раскола общества. В противостоянии «оранжевых» и «бело-синих» элитарии видели формирование устойчивой двухпартийной системы, как в США. Так как по факту в обоих лагерях были партии-союзники, эволюция политической системы виделась наподобие британской.

Общество требовало нормализации Украины, а ему предлагали поиграть в раскол под видом партийных игр. Причем играли как политики Новороссии, в сотый раз обещая русский язык и союз с Россией, так и политики Киева, Центра и Западенщины, расчесывая национальное эго эфемерной евроинтеграцией.

Общество не видело выхода из тупика и пыталось его разглядеть в союзных формах государственности.

Факты: социология СНГ

В какой стране или объединении стран вы хотели бы жить?

ВЦИОМ I В КАКОЙ СТРАНЕ ИЛИ ОБЪЕДИНЕНИИ ГОСУДАРСТВ ВЫ ХОТЕЛИ БЫ ЖИТЬ | АПРЕЛЬ-МАЙ 2007

В какой стране или объединении стран вы хотели бы жить? Украина

ВЦИОМ I В КАКОЙ СТРАНЕ ИЛИ ОБЪЕДИНЕНИИ ГОСУДАРСТВ ВЫ ХОТЕЛИ БЫ ЖИТЬ | АПРЕЛЬ-МАЙ 2007

Региональное погружение: Одесса

Для понимания деградации Украины в пост-Украину не менее важен региональный разбор обществ. Дело в том, что 80 % жителей страны годами не покидали свой регион, а около 40 % вообще знали только родные стены и улицы. При такой социальной мобильности насаждать стереотипы евронационализма значительно проще.

Естественно, по большим городам — совершенно иная статистика. Но именно города до последнего были оплотом сопротивления евронационализму. Поэтому каждый регион постУкраины уже более 20 лет погружен в собственную повестку Ощущение Украины создается исключительно за счет агрессивной информационной политики в формате зрелищного шоу. Как только пуповина шоу-политики, связывающая Киев с постукраинской провинцией, будет разорвана, исчезнет и это ощущение.

Изучение и понимание постУкраины в региональном разрезе — ключ к ее умиротворению.

Разберемся на конкретных примерах. 2013-й и 2014-й — последние годы нормализованной Украины. В марте 2013 года провели исследование «Политические предпочтения жителей Одесской области».

Пятьдесят восемь процентов жителей Одесской области предпочли евразийскую интеграцию в Таможенный (предыдущая версия ЕАЭС) союз, а за евроинтеграцию выступили 25 %, что немало.

Шестьдесят восемь процентов хотели бы, чтобы Украина и Россия были дружественными странами с открытыми границами, 19 % — чтобы они объединились в одно государство. Визовый режим с Россией поддерживало меньшинство — 11 %.

При этом геополитический выбор местных жителей глубоко прагматичен: 56 % понимали, что украинская продукция сельхоз- и промышленного производства будет лучше продаваться в Таможенном союзе. К тому же 58 % считают, что двойное гражданство — норма. Если бы его разрешили, 31 % жителей Одесской области хотели бы получить российское гражданство, 7 % — немецкое и 4 % — американское; 27 % не стали бы получать двойное гражданство.

Если бы всем предоставили выбор, то ситуация оказалась бы еще более интересной: 52 % жителей Одесской области получили бы российское гражданство при сохранении украинского, а 38 % не хотели бы его получать.

Итого, если ставить вопрос ребром, то в 2013 году в Одесской области потенциальных российских граждан было на 14 % (52 % - 38 %) больше, чем потенциальных антироссийских.

На протяжении всего исследования фигурировало одно и то же количество прагматиков — около половины. За государственный статус для русского языка выступили 52 %. Что Украину никогда не примут в ЕС, полагали 50 %. При этом 40 % считали, что Украине нужно федеративное устройство, и практически столько же — 38 %, — что унитарное.

Однако абсолютное большинство (73 %) выступало за расширение инструментов народовластия в виде референдума. Более 70 % хотели на местных референдумах иметь возможность отправлять в отставку мэров и распускать местные советы. Столько же — получить право на все-украинском референдуме отправлять в отставку правительство и парламент, вносить изменения в конституцию и принимать решения о вступлении в союзы.

Показательна также вовлеченность в социальные сети жителей Одесской области — лидируют российские «ВКонтакте» (32 %) и «Одноклассники» (32 %), сильно отстает экстремистский «Фейсбук» (11 %).

Факты: особенности южного общества

ВЫБОР МЕЖДУ ЕС ИЛИ ТАМОЖЕННЫМ СОЮЗОМ С ЕЭП

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ЖИТЕЛЕЙ ОДЕССКОЙ ОБЛАСТИ | ФЕВРАЛЬ-МАРТ 2013

ОТНОШЕНИЯ УКРАИНЫ С РОССИЕЙ

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ЖИТЕЛЕЙ ОДЕССКОЙ ОБЛАСТИ | ФЕВРАЛЬ-МАРТ 2013

ПЕРСПЕКТИВЫ ВНЕШНЕЙ ТОРГОВЛИ

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ЖИТЕЛЕЙ ОДЕССКОЙ ОБЛАСТИ | ФЕВРАЛЬ-МАРТ 2013

НЕОБХОДИМОСТЬ ДВОЙНОГО ГРАЖДАНСТВА

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ЖИТЕЛЕЙ ОДЕССКОЙ ОБЛАСТИ | ФЕВРАЛЬ-МАРТ 2013

ЖЕЛАЕМОЕ ГРАЖДАНСТВО ПРИ УСЛОВИИ СОХРАНЕНИЯ УКРАИНСКОГО

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ЖИТЕЛЕЙ ОДЕССКОЙ ОБЛАСТИ | ФЕВРАЛЬ-МАРТ 2013

ГРАЖДАНСТВО ЕС ИЛИ РОССИИ ПРИ УСЛОВИИ СОХРАНЕНИЯ УКРАИНСКОГО

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ЖИТЕЛЕЙ ОДЕССКОЙ ОБЛАСТИ | ФЕВРАЛЬ-МАРТ 2013

СТАТУС РУССКОГО ЯЗЫКА В УКРАИНЕ

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ЖИТЕЛЕЙ ОДЕССКОЙ ОБЛАСТИ | ФЕВРАЛЬ-МАРТ 2013

ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТРОЙ ДЛЯ УКРАИНЫ

ОТНОШЕНИЕ К РЕФЕРЕНДУМАМ

ВОПРОСЫ, ПОДЛЕЖАЩИЕ ВЫНЕСЕНИЮ НА МЕСТНЫЙ РЕФЕРЕНДУМ

АУДИТОРИЯ СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЕЙ

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ЖИТЕЛЕЙ ОДЕССКОЙ ОБЛАСТИ | ФЕВРАЛЬ-МАРТ 2013

Итак, социологический портрет местного жителя получается вполне сочно. В массе своей перед нами прагматичные люди, которые понимают интересы своего региона, видят слабости Украины и хотели бы исправить их, вступив в союз с Россией. При том что исследование проводила служба из прозападной орбиты влияния.

Принцип № 15 Одесса и одесситы в 2009–2014 годах

Глубже, чем в общество города-героя Одессы, лично я никуда не погружался. В течение пяти лет с разной степенью интенсивности запускалось уличное исследование, которое мониторило там общие настроения. В двух интересующих меня районах, где ожидалась жесткая предвыборная схватка, приходилось мониторить еще глубже — на уровне избирательных участков и крупных «спальников». Несколько раз в год у внешних социологов заказывали социально-демографические подробности.

Подробные знания об Одессе требовались, потому что политическая борьба проходила сразу на нескольких уровнях — общегородском (выборы мэра) и микрорайонном (выборы в горсовет в 30 округах).

У жителей Одессы очень ярко выражена региональная идентичность, которая является подчеркнуто городской. Самоопределение одессита начинается с района. Если ты не понимаешь, чем Слободка отличается от Молдаванки, где 6-я станция Фонтана и Сахалинчик, почему у Ковалевского дача так далеко, а Люстдорф так близко, — значит, ты не живешь в Одессе.

В мирные годы Одесса живет дворами. Теплый климат, большой город и Черное море не дают одесситам стать домоседами. Влияние молдавской, болгарской, греческой, арнаутской, гагаузской и еврейской культур и кровей делает этот город русским мегаполисом с самым южным характером. Здесь больше всего жестикулируют, возмущаются и восхищаются. И конечно, торгуются. Поэтому публичное пространство в Одессе намного ярче, чем в любом другом мегаполисе. Местные жители интересовались городской политикой гораздо больше, чем республиканской. Презрение к общеукраинской политике выражалось в претензиях к городским политикам. «Вы шо, такие же поцы, как там, в Киеве?» — как бы говорил среднестатистический одессит. Одесскому политику, который на 80 % был спекулятивным коммерсантом средней руки, приходилось доказывать, что «он таки не такой поц, как там, в Киеве».

Государство Украина одесситы воспринимали как вынужденное неудобство, с которым к концу «нулевых» они научились мириться. В обществе Одессы большинство (60–70 %) выступало за разные формы союза с Россией. Внутри этого большинства просматривалось ядро (15–25 %), которое выступало за вхождение в состав России. Около 5 % — ядро евронационалистов и 10–15 % — сторонников евроинтеграции. Эта картина принципиально не менялась все пять лет, в течение которых мне довелось пристально изучать ()дессу. Последнее исследование состоялось в феврале 2014 года в рамках партнерского проекта «Центр изучения Одессы» в разгар Евромайдана. Тогда более 70 % выступили против того, чтобы Евромайдан пришел в город, из них около 20 % был и готовы активно протестовать.

Если бы в феврале 2014 года в Одессе провели референдум, аналогичный Крымскому, то за вхождение в состав России проголосовало бы минимум 70 % при 5-15 % против. Результаты зависели бы от явки — испуганные «хатаскрайники», составлявшие до 40 50 % одесситов, просто проигнорировали бы такое рискованное мероприятие.

Таким было нормализованное общество Одессы до 2 мая и мучеников Дома профсоюзов.

Все дальнейшие метаморфозы местного общества — ненормальное состояние, потому что проводить соцопросы среди заложников бессмысленно.

Тем не менее даже в условиях террора общество сохраняет глубинные убеждения. Так, в сентябре 2021 года прозападная организация «Украинский институт будущего» провела исследование «Социально-политические настроения одесситов». В качестве идеологического маркера задали вопрос: «Насколько вы согласны с тезисом Владимира Путина, что украинцы и русские — один народ?» Полностью согласились с этим высказыванием 55 % одесситов и 13 % скорее согласны. Будущее Украины большинство (38 %) одесситов видели в восстановлении связей с Россией и другими странами CНГ. Только 20 % поддержали евроинтеграцию столько же, сколько несогласных с тезисом Путина об «одном народе»; 27 % выступили за нейтралитет, но можно предположить, что этот вариант люди выбирали из-за обстановки террора.

УКРАИНСКИЙ ИНСТИТУТ БУДУЩЕГО | СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ

НАСТРОЕНИЯ ОДЕССИТОВ | СЕНТЯБРЬ 2021

УКРАИНСКИЙ ИНСТИТУТ БУДУЩЕГО | СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ

НАСТРОЕНИЯ ОДЕССИТОВ | СЕНТЯБРЬ 2021

Выводы и прогнозы

На примере Одессы и Одесской области можно видеть, что за 15 лет общество если и изменилось, то не сильно. Даже в 2021 году основные идеологические установки сохранились.

Местные жители, как раньше, сосредоточены на своих локальных проблемах (чистота пляжей, наркозакладки и т. д.) на фоне тотального отчуждения от всеукраинской политики.

Двадцать процентов евронационалистического меньшинства изображает из себя все общество, пользуясь безнаказанностью. Поэтому большинство сейчас молчит, крайне осторожно высказывая свою позицию даже социологам.

Точка входа в ненормальность

Нормализованное общество Украины было очень плюралистично. Идеологема «свобода слова» после Майдана-2004 стала главным фетишем. На фоне остальных провалов и антироссийского крена украинскому обществу объясняли: «Зато у нас полная свобода слова!»

Фетишизация «свободы слова» была в интересах элит Украины. Дело в том, что главные медиаинструменты страны в середине 1990-х стали частными. Государственное ТВ, не говоря уже о радио, интернет-медиа и газетах, на Украине всегда было непрофессиональным и неконкурентным явлением. Олигархические группы, к середине «нулевых» контролировавшие 90 % медиаактивов в республике, находились в постоянной конкурентной борьбе между собой. «Свобода слова» требовалась хозяевам Украины, чтобы выяснять между собой отношения в борьбе за куски и части государственной власти. Мы же помним, что в 2004 году государство заменили системой негласных договоренностей, которые формализовали в виде парламентаризма.

Компенсация «свободой слова» экономического самоубийства и развала государственных институтов — слабое утешение. Однако в ее фетишизации был заинтересован и Запад, который много лет вкладывал в журналистов и медиаинтеллигенцию.

Складывалась интересная ситуация: платят за СМИ местные олигархи, которым они нужны для местных разборок, а идеологической и профессиональной подготовкой журналистов занимаются наши бледнолицые братья с местными подельниками из сетей влияния. С этим феноменом впервые столкнулись «донецкие» ФПГ в 2004 году. Накануне президентских выборов и Майдана-2004 «донецкие» активно скупали медиаактивы в Киеве и везде где можно. А когда дело дошло до Майдана, оказалось, что инвесторы свои СМИ не контролируют, потому что все журналисты как один за «свободу слова». Она же в тот момент была сертифицирована у Ющенко, а не у Януковича.

Точкой входа в ненормальность следует считать рубеж 2013 2014 годов, когда в центральных медиа республики сформировался «антисепара-тистский» консенсус все, кто выступал против евроинтеграции, автоматически получали клеймо сепаратиста, то есть изменника. Именно в этот момент произошла смычка евролибералов и националистов, после чего центральной идеологией стал евронационализм.

Сложилась интересная конструкция: идеология евронационализма устраивает правящие элиты, киевскую интеллигенцию, медиапрослойку и активных участников Евромайдана-2014 и националистов в количестве 20 30 тысяч человек.

Майдан-2004 показал, что можно захватить власть, а на следующих выборах закончить с 4 %, как Ющенко. Русскоязычный избиратель Юго-Востока и крупных городов соберется, подтянет явку и на очередных выборах перечеркнет карьеру евронационалистов, как уже бывало со многими политическими силами. Выборы не отменишь. Избирательных прав «неправильных» граждан не лишишь. Хотя разговоры о неполноценности «совков» евролибералы вели давно. Доктрина украинского национализма предполагает поражение в правах русскоязычных по принципу, реализованному в Латвии.

Государственный переворот 2014 года закрыл этап «свободы слова», «публичной конкуренции», «плюрализма мнений» и «оппозиционных прав», которые фетишировались с 2004 года как главные достижения.

После ухода Крыма в Россию часть общества объявили вне закона. Но это не помогло. Поэтому организовали показательное 2 мая в Одессе. Но даже массовые убийства не могли остановить бурление общества Новороссии. И последовало 9 мая в Мариуполе. Остановиться уже не представлялось возможным.

В 2014 году вожди Евромайдана понимали, что власть может уйти как вода сквозь пальцы. По факту они контролировали только Киев и Львов, в то время как четыре мегаполиса были явно на стороне Антимайдана. При мирном течении событий команда Евромайдана проиграла бы ближайшие выборы.

Весна 2014 — лето 2015 года — срок, за который было изнасиловано общество мегаполисов Новороссии. Летом 2015 года общество постУкраины уже находилось в состоянии ненормальности. В этот период власть в Харькове, Одессе и Днепропетровске отдали олигархии с опэгэшными методами работы. Днепр и Одессу получила команда Коломойского, Харьков поручили Авакову. Сотни арестов и тысячи уголовных дел, исчезновения людей, уличные банды с домашними адресами «сепаров»; продажная милиция, которая задерживает человека на несколько часов, а затем отпускает из участка в руки «правого сектора» с обрезками труб и битами.

Принцип № 16 Как общество переживает стресс

Общество не так велико, как кажется. Людей в городе может быть очень много, но почти все они предсказуемы, потому что движутся согласно алгоритмам, которые задает город экономикой, культурой, образом жизни. Отсюда — час пик в метро и проблемы с парковкой у супермаркета по субботам.

Совсем иначе ведет себя общество в состоянии стресса. Большинство людей ориентируются на авторитеты: смотрят на более богатых, опытных и успешных, чтобы принять собственные решения. Например, в полуторамиллионном Харькове есть несколько тысяч человек, которые задают социальный ритм. Назовем их «лучшие люди города». Они связаны друг с другом невидимыми социальными нитями — на уровне семей, капиталов, активов, интриг, подстав, дружбы и долгов. От каждого зависит коллектив, а кроме того, есть «связи влияния» за пределами города. Если эти люди начнут паковать чемоданы и вывозить родных, через несколько дней весь город будет стоять на ушах.

В спокойное время гражданин живет по отработанным социальным алгоритмам — так едет на работу, здесь лечит зубы, там пьет пиво, тут обедает. Но когда общество попадает в ситуацию стресса, алгоритмы нарушаются. Привычный образ жизни ломается, а вместе с ним — уверенность в собственных силах. Человек не может принять решение. И создается идеальная ситуация, усиленная когнитивной войной. Либо когнитивная война создает ситуацию стресса.

Аналогично устроена жизнь города в период политического стресса — Майдана, переворота, бунта. Горожанин растерян, ищет подобных себе.

На первом шаге люди собираются на площадях — эта культура поведения жива с библейских времен. Любой стихийный митинг, каким бы стихийным он ни был, дает начало самоорганизации.

На втором шаге обычно появляются сотни организаторов, претендующих на роль главного. Выстраивается иерархия. Возникают мегафоны и сцена, затем — микрофоны и колонки.

На третьем шаге доступ к микрофону начинают контролировать, возникает местная цензура.

Любой политический стресс проявляется в уличной политике. Люди сбиваются в группы и идут на митинг, чтобы упорядочить свою жизнь, разрушенную стрессом. В этот момент им нужны максимально простые ответы на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?».

На толпу из 5–6 тысяч найдутся 5-10 человек с подходящими навыками организаторов и ораторов. Они сразу выдвинутся в первые ряды.

Мегаполисы, города и райцентры Новороссии бурлили. Митинги в выходные собирали десятки тысяч человек, а социологи фиксировали острое (до 80 %) непринятие госпереворота под брендом Евромайдан-2014. Подавить движение народных масс можно было только жестоким террором, который развернулся на постУкраине весной 2014 года и продолжается до сих пор.

Чтобы подавить уличный протест, были арестованы либо изгнаны те самые 5-10 человек на 5–6 тысяч. «Лучшие люди города» получали постоянные предупреждения от органов, вооруженных националистов, губернатора и ОПГ — мол, помогать митингующим не надо. Наоборот, лучше повлиять на коллективы так, чтобы они сидели тихо или шли на море.

Одновременно в течение года прошла зачистка так называемого Антимайдана: посадки и принуждение к эмиграции активистов левых, пророссийских и сепаратистских движений. В городах вроде Харькова или Одессы это коснулось сотен людей.

Ненормальность прививалась обществу постУкраины постепенно. Сначала нормой стало поржать в соцсетях над шуткой о «жареных колорадах» и шашлыке из «сепаров» 2 мая. Из месяца в месяц показывали примеры нового террора, которым упивались в личных бложиках интеллигенты, евролибералы и инфлюенсеры. Нормой стали самовзрывающиеся кондиционеры и разорванная бомбой мать с ребенком в Горловке.

Преступление перестало быть преступлением, если оно направлено против России, русских, «сепаров», пятой колонны и т. д. Убийство изменников и предателей превратилось в лицензированную деятельность, а при СБУ существуют организации националистов на субподряде для незаконных силовых акций. Скажем, у вас есть конкурент по бизнесу и вы хотите ему насолить. Сначала заказываете пару публикаций в местном интернете о том, какой он «сепар». Затем натравливаете на него банду отморозков с бандеровскими флагами. И нанимаете ее не на улице, а получаете проверенных исполнителей по рекомендации знакомого офицера. Примерно так разворачивался террор, который лежит в основе ненормальности общества постУкраины.

Смещение норм в сторону откровенного бандитизма и неофеодализма не могло не сказаться на общественной морали. Когда террор становится социальным регулятором, повышается роль стукачей. Люди начинают видеть в соседях и коллегах доносчиков.

Общество постУкраины взято в заложники 2 мая 2014 года. После начала СВО заложнику приставили к виску пистолет и взвели курок.

Выводы и прогнозы

Ненормальность общества постУкраины еще предстоит изучить, когда будет открыт доступ к архивам спецслужб. Тогда мы поймем, как именно устроили террор и сколько так называемых сепаров отработали. Вероятно, мы не получим точных цифр, но раскрыть механизмы и технологии террора стоит. Для нормализации постУкраины и просвещения российского общества это будет полезно.

Социология ненормальности

С 2014 года украинское общество находится в состоянии ненормальности, поэтому изучить его полноценно сейчас не представляется возможным. Это все равно что брать пробы воды в реке, когда выше по течению сливают отходы. Можно понять лишь степень отравления, то есть в данном случае — нацификации постУкраины.

Социологические исследования косвенно показывают, как разворачивался террор, а вчерашняя ненормальность становилась нормальностью. Разберем ситуацию на примере исследования 2015 года «Динамика отношения к ОУН-УПА».

Как «хатаскрайник» превращается в бандеровца

В течение 2014 2015 годов количество сторонников признания ОУН-УПА (официальное название бандеровского движения) выросло с 27 до 41 %. При этом его противников стало меньше — 38 вместо 52 %.

Исследователи отмечают, что «впервые за годы изучения данного вопроса количество сторонников признания ОУН-УПА в Украине превысило количество противников».

Что произошло? С одной стороны, исследование уже не учитывало Крым, Севастополь и большую часть Донбасса. Но это не главное. Дело в том, что ядро сторонников реабилитации бандеровщины как было 19 % в 2014 году, так и осталось в 2015-м. Однако в два раза — с 11 до 22 % — увеличилось количество тех, кто «скорее да». Хорошо видно, как работает террор и как «хатаскрайники» начинают ориентироваться на официальную идеологию, мимикрируя под лояльных граждан.

Также на графике отчетливо видно, как внедрялась ненормальность на примере бандеровщины. В 2010 году ядро сторонников признания ОУН-УПА было 10 %; тех, которые «скорее да», — тоже 10 %. К 2015 году, после начала террора, ядро увеличилось в два раза и еще приросло «ха-таскрайн иками».

Но, несмотря на террор, по острым идеологическим вопросам регионы Новороссии оставались едины. На Юге реабилитацию ОУН-УПА поддерживали 27 %, а на Востоке — 23 %.

Факты: отношение к национализму

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ОТНОШЕНИЕ К ПРИЗНАНИЮ ОУН-УПА ОКТЯБРЬ 2015

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ОТОШЕНИЕ К ПРИЗНАНИЮ ОУН-УПА | ОКТЯБРЬ 2015

Голодоморизация: комплекс жертвы украинцев и вины русских

Ненормальность общества постУкраины объяснялась необходимостью постоянно защищать «незалежность», за которую отдали свои жизни миллионы предков.

Украина преподносилась обществу не как мирная республика и наследница УССР, вышедшая из лона гражданской войны в Российской империи, а как метафизическая цель, которую на протяжении столетий выстрадали многие поколения интеллигенции и простого народа.

Страдания во имя независимости объединяли правящие элиты и общество.

Однако в реальности УССР была развитой и сытой республикой со здоровым обществом. «Страдали» за независимость только диссиденты и сосланные бандеровцы с женами и детьми. Эта социальная группа была чужда обществу и составляла менее 1 %.

Поэтому для создания комплекса жертвы была проведена голодоморизация украинского общества — сформирован массовый комплекс жертвы. Голод в СССР периода коллективизации использовался как центральный исторический пример «страдания за незалежность». Голодоморизация является примером когнитивной войны, когда общество заставляют концентрироваться на страданиях прошлого, в которых обвиняют часть общества. Она базируется на трех аксиомах.

1. Голод был организован красными специально, чтоб уморить украинский народ.

2. Красные — это те, кто пришел из России, плюс их местные пособники.

3. Потомки крас пых и русских пособников живут среди нас.

Принцип № 17 Голод и голодомор

Важнейшая точка в голодоморизации Украины — законопроект президента Ющенко о признании голодомора геноцидом и ответственности за его отрицание. В декабре 2006 года был принят базовый закон для последующей нацификации.

Дело в том, что факт голода в УССР никто не скрывал. Архивы открыли в 1980-х, а начальники УССР, допустившие голод, почти все были расстреляны или посажены еще при Сталине. Голод никто не скрывал, но власть этого факта стеснялась, что вполне объяснимо: инспекционные комиссии Политбюро и следователи НКВД разобрались давным-давно. Почти во всех случаях — что на Украине, что на Дону, что в Поволжье и Казахстане — имело место самоуправство властей, которые, пользуясь правом силы, часто обирали крестьян. Для объективности: также наблюдалось массовое укрывательство зерна и ответные жесткие карательные экспедиции. Действовали жестко не потому, что сильно жестокими были, а потому, что крестьяне были вооружены и еще вчера воевали на фронтах Гражданской войны. В каждой отдельно взятой деревне разворачивался конфликт по изъятию зерна или закупка его государством по фиксированной цене. Где-то договаривались, где-то стреляли, где-то прятали.

Но крестьянин, естественно, хотел сам продать зерно на рынке по более выгодной цене. Поэтому появилось много крестьянских банд, которые устраивали засады на небольшие отряды, занимавшиеся скупкой и изъятием зерна. Кроме того, под видом властей часто действовали мародеры.

История голода в СССР достаточно глубоко исследована, а вот голодоморизация общества должна быть не только исследована, но и надлежаще оценена в категориях когнитивных войн. Главное — развести в сознании историческую трагедию голода в СССР и голодоморизацию как управляемый процесс раскола общества и погружения граждан в состояние «взрослого подростка»/«малолетнего дебила»^©.

Голодоморизацию как технологию для работы с обществом подробно разобрал минский политолог Юрий Шевцов в книге «Новая идеология: голодомор» еще в 2009 году.

Дальнейшее развитие сюжета было предопределено.

Голодоморизация — это демоверсия последующей нацификации. Общество убедили либо заставили согласиться, что оно жертва. Одновременно из него выделили группу пассионариев, которых убедили, что за геноцид нужно отомстить. Кому отомстить? Тем, кто ближе, русским и их пособникам внутри Украины.

Голодоморизация породила двоемыслие в обществе. Когда ты вынужден скрывать свое мнение под угрозой террора. Двоемыслие привело к доносам. Очень много нездоровых тенденций проявилось в украинском обществе вследствие голодоморизации. Как это работает, хорошо показало исследование 2019 года «Динамика отношения к голодомору»

В целом 83 % согласились с формулой «голодомор = геноцид украинского народа». С другой стороны, как с этим не согласиться, если уже больше 10 лет за отрицание наказывают? Особенно если перед глазами — судьбы «сепаров», которые пошли против официальной идеологии.

Динамика цифр показывает, как процент «голодоморизированных» начал стремительно расти после 2011 года. К официозу стали присоединяться «хатаскрайники», и люди просто боялись высказывать свою позицию.

Интересно это выглядит и в региональном разрезе. Геноцидом голодомор считают 95 % жителей Запада, 87 % — Центра, 72 % — Юга и 61 % — Востока. Притом что на Западенщине голода совсем не было. На Востоке, где он как раз был, нет такого единомыслия. Эти цифры говорят о полном подчинении «хатаскрайников» евронационалистам в украинском обществе в 2019 году.

Факты: отношение к голодомору

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ДИНАМИКА ОТНОШЕНИЯ К ГОЛОДОМОРУ 1932-33 НОЯБРЬ 2019

Отчуждение

Общество, управляемое террором, никому не доверяет. В украинском случае это усилено ростом преступности и крахом государства. Террор и шоу-политика стали единственными каркасами Украины.

В глубине же общество бурлило негодованием, которое не спрятать. Очень показательно исследование «Общественно-политические настроения в Украине», проведенное в апреле 2021 года по заказу IRI (Международный республиканский институт — интеллектуальный центр Республиканской партии США) при финансовой поддержке USAID.

Во-первых, общество тотально разочаровано: 68 % заявили, что ситуация на постУкраине развивается в неправильном направлении, все устраивало лишь 19 %.

На вопрос «В какой мере были успешны реформы, проводимые с 2014 года?» более 50 % ответили, что ни одна реформа не дала желаемого результата. Самой успешной признана инфраструктура (33 %). При этом 43 % считают, что и с ней не все хорошо.

Граждане недовольны всем, что происходит с 2014 года. Более 60 % считают проваленными судебную, антикоррупционную, здравоохранительную и образовательную реформы. Претензии к правоохранительным органам — у 57 % при успешной оценке их деятельности у 16 % жителей постУкраины.

Определение: ненормальная постУкраина

Ненормальность выражается в том, что большая часть общества вынуждена мимикрировать под меньшинство. С помощью террора евронацио-налистическую идеологию меньшинства поддержи вает относительное большинство «хатаскрайни-ков». Реальное же большинство отчуждается от политических процессов.

Доверия не было ни к одной из ветвей власти. Парламенту доверяли 14 % при недоверии в 75 %. Кабинету министров доверяли 16 % при недоверии в 65 %. Доверие президенту Зеленскому упало с 67 % в июне 2019 года до 40 % в марте 2021-го. При этом антирейтинг вырос с 14 до 53 %.

Общество постУкраины имело необоснованные ожидания перемен при президенте Зеленском, но начало сознавать, что он ничем не управляет, а система остается прежней.

Оно смирилось с тем, что евронационализм взял власть окончательно и бесповоротно.

Так, выбор в пользу международного экономического союза (ЕС) поддержали 54 %, а Евразийский союз — 20 %. Хотя все годы до госперево-рота-2014 европейская и евразийская интеграции являлись конкурентными идеями. Как мы выяснили ранее, все зависело от региона. При этом на Востоке ЕАЭС по-прежнему был популярнее ЕС — 38 % против 31 %. На Юге евроинтеграция опережала евразийскую на 4 %.

А на уровне понимания политических процессов общество находилось в позиции страуса. Так, на вопрос «Каким вы видите статус Крыма?» 61 % опрошенных ответили, что он должен быть в статусе автономной республики, как до февраля 2014 года. Аналогично, 69 % считают, что ДНР и ЛНР должны вернуться в статус обычных областей.

То есть общество за семь лет Минских соглашений и после референдума в Крыму не отрефлек-сировало новую реальность. В своих желаниях оно бежало в 2013 год, ненавидя реальность, — террор и шоу-политика сделали свое дело.

Выводы и прогнозы

Ненормальное общество Украины дает пример того, как далеко способно зайти отчуждение общества и государства. Неприятие всех органов власти и нарастающее разочарование в Зеленском показали длительную депрессию общества. Сейчас оно, вырванное из объятия иллюзий «хатаскрайничества» с помощью СВО, испытывает тяжелейший стресс. Только адаптировались к террору, как начался новый виток событий.

Факты: ненормальное общество Украины

ВЦИОМ I УКРАИНА И УКРАИНЦЫ: БРАТЬЯ, ВРАГИ ИЛИ ПРОСТО СОСЕДИ? | ДЕКАБРЬ 2021

ВЦИОМ | УКРАИНА И УКРАИНЦЫ: БРАТЬЯ, ВРАГИ ИЛИ ПРОСТО СОСЕДИ? |

ВЦИОМ | УКРАИНА И УКРАИНЦЫ: БРАТЬЯ, ВРАГИ ИЛИ ПРОСТО СОСЕДИ? | ДЕКАБРЬ 2021

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ В УКРАИНЕ

МАРТ 2021

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ВУКРАИНЕ

МАРТ 2021

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ В УКРАИНЕ

МАРТ 2021

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ В УКРАИНЕ МАРТ 2021

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ В УКРАИНЕ | МАРТ 2021

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ В УКРАИНЕ МАРТ 2021

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГРУППА «РЕЙТИНГ» | ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ В УКРАИНЕ

МАРТ 2021

Никогда мы не будем братьями, потому что мы — сестры

Российское общество относилось к обществу Украины и Белоруссии как к самому себе, но немного в иных политико-географических условиях. Даже во времена СССР к республикам вроде Грузии, Узбекистана и Эстонии относились как к частям общего государства, но непохожим обществам. Исключением были комсомольские и ударные стройки, которые разворачивались в разных точках Союза. В этих регионах общество было без национального колорита.

На уровне стереотипов жители современных России, Украины и Белоруссии за долгие годы привыкли относи ться друг другу как к единому обществу Переезд по работе или семейным обстоятельствам из Бреста в Новосибирск или Харьков не воспринимался как переезд в другое общество. Так было на протяжении столетий.

Внезапно появилась граница. Например, между Белгородом и Харьковом она возникла впервые в истории. Как и между Ростовом и Донецком. Если не считать румынско-немецко-петлюровской оккупации, между Одессой и Петербургом тоже не было границ с момента основания городов-героев.

Граница стала менять сознание. Простой человек не рассуждает в логике миропорядка, ему сложно начать относиться к Украине как к иностранному государству и при этом как к своему. Российское общество никогда не сможет относиться к обществу постУкраины отстраненно. Когнитивная война, уничтожившая украинское государство, не должна перерасти в фазу войны между российским и украинским обществами. Поэтому перед Россией в Украинской трагедии стоит сверхзадача — провести поглощение остатков государственности и слияние обществ.

Государству Россия будет намного проще, чем российскому обществу. Потому что у государства есть как минимум законодательная база, нормы, правила и инструменты принуждения. Общество же будет переживать слияние с обществом постУкраины неуправляемо. У общества нет инструментов принуждения. Грубо говоря, если к вам во двор переедет полтора десятка «беженцев», орущих «Слава Украине!», у вас нет средств их угомонить. Придется обращаться к государству, иначе можно самому «присесть» за самоуправство и хулиганку. Похожим образом устроены процессы слияния общества России и общества постУкраины. Истеричное, дезориентированное и разочарованное общество постУкраины начнет погружать в похожее состояние общество российское. Следовательно, последнему нужно выработать методы противодействия украинизации России. Иного способа, кроме самоорганизации, я не вижу.

Важно помнить, что весь процесс растянется во времени. Каркас единого государства будет сконструирован за годы, а слияние в единое общество продлится десятилетия. Прежде чем удастся окончательно преодолеть смуту, сегодняшние первоклассники на постУкраине должны вырасти и отправить собственных внуков в первый класс. Чтобы сформировалось единое общество, необходимы три поколения, обученные на общих учебниках, — то есть 60–75 лет. Конечно, регионы, которые столетиями находились внутри России, адаптируются значительно быстрее. Но не следует забывать, что и внутри постУкраины шли миграционные процессы. В Одессу, например, западенцы начали активно переселяться в конце «нулевых» годов.

Слияние с обществом постУкраины будет очень непростым. Нам предстоит интегрировать миллионы, среди которых тысячи нас искренне ненавидят. Ненависть евронационалистов к России не должна стать причиной ответной ненависти нашего общества ко всем жителям постУкраины, этническим украинцам или украиноязычным. Террористы добиваются именно этого — ненависти между обществом России и обществом постУкраины. Если у них получится, разразятся главные битвы когнитивной войны. Русский национализм — крайне опасное явление, как и любой русский радикализм.

Поэтому для общества России важно сохранить здоровую и гуманистическую позицию, которая базируется на простом принципе: постУкраина — это мы, но в иных политических условиях. «Всего 20 лет жизни без государства, и до чего людей довели» — таково должно быть понимание украинской трагедии у российского обывателя. «Россия — это мы, но с государством» — так должен понимать реальность житель постУкраины. На этой базе возможно вполне гармоничное слияние. И для него есть все предпосылки.

Принцип № 18 Братский и сестринский народы

В разгар Евромайдана активистка Анастасия Дмитрук написала эмоциональный текст «Никогда мы не будем братьями», обращенный к россиянам, русским, советским, российским, «совкам», «сепарам» и прочим, кто против госпереворота. Он стал символом черно-белой картины мира, своеобразным гимном евро национализма. Ключевая мысль «вы — рабы, мы — свободные» обернута в женские образы и украинские метафоры.

«Никогда мы не будем братьями» — действительно яркий эмоциональный аргумент. Однако если рассмотреть эту фразу как незавершенную, многое встанет на свои места.

Полностью она должна звучать так: «Никогда мы не будем братьями, потому что мы — сестры».

В русской мировой и украинской национальной культуре образы и слова, связанные с понятием «Родина», в большей степени ориентированы на женское начало. Родина-мать, Родная земля, Россия-матушка, Ненька Украина и т. д. Отношения гражданина со страной на уровне образов строятся как отношения сына и матери. Мы знаем с детства, что есть два чувства долга — перед матерью и перед Родиной.

Отношения между Россией и Украиной не были братскими с момента разрушения СССР. До тех пор пока сохранялся общий государственный контур, можно было говорить о братских, то есть мужских, отношениях — более рациональных и менее эмоциональных.

После того как рамка общей государственности была разрушена, отношения России и Украины из братских стали сестринскими. Причем они обострены взаимными претензиями в части наследства.

С теми регионами постУкраины, которые окажутся в едином государстве с регионами РФ, нам предстоит налаживать братские отношения. Однако когда интеграция достигнет такого уровня, неизвестно, потому что они более 30 лет являлись сестринскими. А последние восемь лет это были вовсе не отношения, а истерики, проклятия и плевки в борщ.

Конечно, «сестринские» и «братские» отношения — это метафоры. Политические и культурные процессы будут гораздо сложнее. Но на уровне схемы выходом из кризиса должна стать максимальная рационализация. Обществу России и обществу постУкраины предстоит сложная интеграция с последующим слиянием и формированием единого целого. И происходить это будет в условиях когнитивной войны, поэтому российскому обществу, чтобы не украинизироваться, следует помнить: «Никогда мы не будем братьями, потому что мы — сестры».

Российскому обществу предстоит набраться терпения: слияние с обществом постУкраины не пройдет гладко, отдельные персонажи будут ошеломлять и вгонять в стыд. Все годы деградации постУкраины российская сторона сохраняла здравый смысл. Об этом свидетельствуют результаты исследования ВЦИОМа «Украина и украинцы: братья, враги или просто соседи?», которое провели за три месяца до начала СВО — в декабре 2021 года.

Пятьдесят два процента опрошенных считают, что «украинцы — братский народ», 31 % относится к ним нейтрально, а 11 % считают украинский народ враждебно настроенным по отношению к русскому.

Давайте разберемся с этими цифрами: 52 % — большинство, но неуверенное; 31 % — российские обыватели; 11 % — украинофобы, потенциальные кандидаты на украинизацию и получение статуса жертвы когнитивных войн.

Важно понимать динамику: чем острее кризис на постУкраине, тем радикальнее будут настроения в обществе. Часть «хатаскрайников» неизбежно украинизируется.

Если в обществе будет 15–20 % украинизированных носителей ненависти к сестринскому народу, их когнитивная война с остальным обществом неизбежна. Представьте, что каждый пятый вокруг нас не просто считает, что «украинцы зло», но и активно продвигает эту идею, массово рассылая матерные политические картинки и кровожадные ролики. Поверьте, как только каждый пятый россиянин станет неустойчив к когнитивным войнам и потенциально украинизирован, все это прочувствуют. Причем в повседневной жизни — в метро и в такси, на рынке и в офисе, в столовой и на родительском собрании. Соцсети и мессенджеры начнут бурлить, а реальность дополнит их паническими слухами и кровожадными сплетнями.

На уровне поколений ситуация в российском обществе выглядит не сильно позитивно. Так, среди респондентов 18 24 лет «братское» отношение только у 32 %. Нейтралов более 60 %, но зато настроенных враждебно всего 1 %. Мы видим, что молодежь заняла «хатаскрайную» позицию, потому что для нее Украина всегда воспринималась заграницей, а украинское общество — чужим. Представители этого поколения были детьми, когда в Киеве произошел госпереворот-2014. Они лишены советских идеологем и стереотипов, всю сознательную жизнь видели гражданскую войну на территории Украины. Им нужно самим себе ответить на вопрос «А что это было?». Но главное — этому поколению и предстоит то самое слияние с обществом постУкраины. Следовательно, несмотря на «нейтральность», придется вырабатывать собственную позицию. От нее и будет зависеть глубина украинизации России.

Самый неприятный эффект — если между наиболее молодыми поколениями общества России и общества постУкраины родится взаимная ненависть. Внушает надежду тот факт, что по мере взросления растет гуманистическое русское отношение к украинскому народу: 43 % поколения 24-35-летних придерживается братских и 42 % — нейтральных взглядов. Однако потенциальных украинофобов и «взрослых подростков»/«малолетних дебилов»^© уже 9 %. А в поколении 60+ целых 16 % стоят на враждебных позициях, правда, при 61 % — на братских.

Очевидно, что чем более политизировано поколение, тем сильнее оно расколото. Следовательно, юное поколение этот процесс тоже не минует. В интересах внутреннего миропорядка России сделать так, чтобы самоопределение прошло максимально неконфликтно.

К Украине как к государству отношение значительно хуже, чем к народу: 12 % видят в Украине источник угроз для России; 9 % считают ее враждебной страной, 29 % братской, а 26 % — просто соседом. Еще 12 % смотрят на Украину как на дружественное государство.

Здесь налицо раскол общества на три большие части, между которыми просматривается потенциальный будущий конфликт. Тем, кто считал Украину братской страной и дружественным государством, придется объяснить, почему Россия пошла на демонтаж остатков украинской государственности.

Выводы и прогнозы

Общество России и общество постУкраины смогли просуществовать в разорванном состоянии менее 30 лет. Реальная граница возникла только к 1998–2000 годам. У поколения 60+ большая часть жизни прошла без границ, а разрыв между обществами воспринимался как личная или семейная трагедия.

Жители постУкраины, кроме стресса, связанного с разрушением СССР в 1991–1993 годах, начиная с 2004 года испытывают стресс в условиях перманентной когнитивной войны. Фактически в их жизни было всего одно относительно спокойное десятилетие — 1994 2004 годы, — на которое пришлось формирование будущих ФПГ, ставших хозяевами украинской экономики (их мы рассмотрим далее).

Украинское общество оставили в покое на это десятилетие, потому что элиты были заняты первичным накоплением капитала. Но даже в спокойном состоянии оно проявляло недовольство, которое от выборов к выборам выражалось в голосовании за оппозицию. Правящие элиты не понимали, что делать с таким обществом, зато понимали США, Британия, ЕС и Польша. Так, общество, брошенное собственным государством, начали постепенно соблазнять идеями евроинтеграции, одновременно внедряя идеологемы народа-жертвы. Результатом стал дикий гибрид украинского и евронационализма, который хоть и не успел стать идеологией большинства, но уже очень глубоко пустил корни.

Двадцать процентов нацифицированных, которые проявляются от исследования к исследованию, — это на самом деле очень много. Особенно на фоне И % зеркально радикальных в российском обществе. При неизбежном слиянии такая пропорция может вызвать серьезные конфликты внутри нового общества.

Слияние не будет простым, но сохранено главное — в российском обществе доминирует восприятие общества (народа) постУкраины как братского. Необходимо не только сохранить такое восприятие и привить его молодому поколению, но и подготовить общественное сознание к переходу на следующий уровень — понимания процессов интеграции и слияния.

Политическая история само- и обманов

Нельзя сказать, что украинское общество было невинной овечкой, которую подлые политические элиты вели на убой. В нем долгие годы наслаждались отсутствием государственности. Можно построить на дачном участке девятиэтажку и легализовать ее через суд. Можно годами жить без прописки, паспорта и основных документов и при этом свободно перемещаться по всей республике. Налоги есть, но почти никто их не платит. Такса гаишника в том или ином городе известна каждому водителю.

Безгосударственность была выгодна не только политическим элитам. Она устраивала тех, кого принято называть малым и средним бизнесом, — самую активную социальную прослойку.

В республике взошла поросль регионального капитала и элит, которым уже было тесно у себя, а в столичной политике их ждали такие же агрессивные хищники, как и они сами.

Итак, мы выяснили, как правящие элиты превратили Киев в арену политической борьбы. Теперь посмотрим, как менялось украинское общество от выборов к выборам.

Принцип № 19 Прагматичное отношение к выборам

Все выборы проходят в три этапа. Первый этап — закрытый кастинг внутри элит, когда определяется, кто и куда баллотируется, от какой партии и кто за это заплатит. Данный процесс невидимый. Второй этап — электоральный. Выборы, которые видят все, — с агитацией, роликами, интригами и листовками. Третий этап — оборонительный. Важно не только как проголосуют, но и как подсчитают. Минимально необходимый вариант — сохранить свой электоральный результат, а лучше — приумножить его на этапе подсчета голосов. Данный процесс видят лишь те, кто профессионально занимается выборами. Плюс иногда скандалы или курьезы в рамках избирательных комиссий докатываются до публики.

Понять что-либо о выборах можно, только погрузившись во все три этапа. Обычный человек следит за электоральным этапом и видит результаты. Поэтому прагматичнее относиться к выборам как к самому большому социологическому опросу. Тем, кто действительно интересуется политикой, они позволяют ковыряться в списках депутатов и разбирать группы влияния в новом составе Заксобрания. Знатоки муниципальной политики могут взглянуть на карту голосования по районам и понять, кто из городских авторитетов и крупных предприятий кого реально поддержал.

Ходить или не ходить на выборы — дело личное. Но как источник уникальной информации об обществе они незаменимы. Любознательному гражданину полезно изучать результаты выборов применительно к местности.

Социология голосования — наиболее точное исследование. Поэтому мы будем рассматривать трансформацию общества Украины в общество постУкраины сквозь призму выборов. Даже не столько их, сколько политических кризисов, неизменно завершавшихся выборами, которые по задумке должны были разрешить противоречия. Но вместо завершения одного политического кризиса начинался новый, и общество снова пытались в него вовлечь.

Украина, как и все постсоветские республики, родилась из политического кризиса в СССР. В конце 1980-х годов политическую монополию КПСС ломали через систему советов, куда в 1989 году впервые пустили некоммунистов. Так в жизни украинского общества появилась Верховная рада — национальный парламент. Пока действовала монополия коммунистов, о Верховном Совете УССР никто слыхом не слыхивал. Это был формально-парламентский орган власти, членство в котором являлось либо почетным статусом, либо шагом в карьере. Не политический, а административный орган политической власти. Его решения оформлялись в виде законопроектов и регулировали жизнь УССР.

Запуск в Верховный Совет демократов с улицы и диссидентов из лагерей превратил его в Верховную раду. Произошла политизация, к которой никто не был готов. Надо отметить, что аналогичные процессы шли по всему Союзу. Практически во всех республиках местные парламенты тогда превратились в политические центры республик. Возник феномен двоевластия: партийная вертикаль и советская. Власть партии удалось сломать там, где она родилась, — в советах.

Фундаментальное предательство и культ «незалежности»

УССР накануне краха Союза была одной из самых благополучных республик. Такой борьбы, как у Ельцина с Горбачевым, не наблюдалось. В Киеве протестующие не дрались с ОМОНом и армией, как в Тбилиси и Вильнюсе. Часть республики не отделилась, как Приднестровье от Молдавии. Не было погромов, как в Баку, Нагорном Карабахе и Узбекистане.

Украина и Белоруссия были оплотом стабильности на фоне бушующих национальных окраин и сошедшей с ума столицы, где собирались 100-тысячные митинги и за Ельцина, и за сохранение СССР. В Москву ехали со всех окраин, чтобы принять участие в исторических событиях. Ленинград бурлил в своей демократической повестке.

Скромные митинги, которые собирали оппозиционные студенты в Киеве, были несерьезны по сравнению с иными событиями в Союзе. Первые легальные евронационалисты — «Народный рух» (от укр. «Народное движение») — изначально назывались «Рух за перестройку» и выступали союзниками центральной власти Горбачева по давлению на местную партноменклатуру, чтобы та не тормозила ускорение и гласность. «Рух» хоть и занимал активную позицию, но равнять его деятельность и деятельность БНФ в Белоруссии или Саюдиса в Литве нельзя. По сравнению с вооруженными организациями националистов в Молдавии, Грузии, Азербайджане и Армении украинский «Рух» был юношеской секцией по вольной борьбе.

На Украине власть держалась до последнего. Украинское общество, в свою очередь, было погружено в перестройку и возможности, которые она перед ним открыла. Регионы Западенщины УССР за пару лет превратились в главные приграничные регионы и логистические центры зарождающейся частной торговли. Одесский порт работал в условиях тотальной контрабандизации экономики, а также смерти союзной таможни и погранслужбы.

Польша, Венгрия, Чехословакия, Румыния, а вскоре и Турция превратились в каналы массового «западного» импорта. За счет этого общесоюзный экономический кризис в УССР был не таким острым.

«Рух» и другие евро националисты оставались этнографическим элементом ландшафта. Поэтому его без опаски пустили в местные советы и Верховный Совет УССР. Во-первых, во исполнение указов о гласности. Во-вторых, никакой погоды не сыграет — партия монолитна, украинского Ельцина не наблюдается.

Вплоть до августа 1991 года украинские коммунисты уверенно удерживали власть. Однако за несколько лет Верховный Совет превратился в Раду. Постоянные демарши оппозиции, пространные демагогические речи — новая оппозиция, будучи в меньшинстве, использовала попадание в Раду как площадку. К тому же заседания проводились в прямом эфире, и новая оппозиция играла на яркую картинку. На фоне скучных ком-партийных лиц в единообразных пальто она была с национальным колоритом. Как в Москве, но в вышиванках и с усами. Тем более что в каждом областном совете шли похожие процессы. Гласность и ускорение были в каждой радиоточке. Советское общество к 1990 году подустало от гласности, его немного тошнило от ускорения, но политическая элита на полных парах неслась в будущее.

Точкой входа в будущее стало 24 августа 1991 года — день неудавшегося путча в Москве.

Напомню: Советский Союз переживал два институциональных кризиса.

С одной стороны, заклинило институт распределения полномочий между союзным центром и республиканской периферией. Некоторые республики перестали делать отчисления в союзный бюджет. Кто-то тихо, не афишируя, саботировал поставки продукции. Началось первичное накопление капитала под предлогом политического кризиса. Но в основе лежал кризис института союзной власти.

Второй институциональный кризис бушевал в экономике. За пять лет кооперативного движения сформировался частный капитал. Балансовая экономика, когда Госплан задавал параметры роста производства вплоть до небольшого города, была возможна только в условиях сохранения 100 % прибыли на счетах предприятия. Как только появляется возможность отчуждать прибыль в интересах третьего лица, государственная экономика рушится, потому что становится невозможным планирование. Создание посредников вокруг госпредприятий с последующим изъятием добавленной стоимости положило экономику на бок. Заклинило важнейший экономический институт СССР планово-распределительный.

Общество остро переживало два этих кризиса. Вместе с институтом союзной власти рушилась и вера в силу власти как таковой: если власти нет, можно все. В конце 1980-х как грибы после дождя в городах появились молодежные группировки, наркопритоны и подобные явления, о которых раньше советское общество читало в книжках про капитализм. Экономический кризис воспринимался через внезапно возникшее социальное неравенство. Появление в фольклоре понятия «новый русский» показывает, насколько общество изумилось происходящему.

Институт власти в Советском Союзе был сакрален, как и в Российской империи и в современной России. Устройство власти — тайна тайн, которую не купишь за деньги. В русской культуре, подобно любой имперской, высшая власть наделена исторической ответственностью. Страна же настолько огромная, что власть должна быть безупречно авторитетна и всесильна.

В конце 1980-х над властью начинают смеяться и откровенно глумиться. И происходит это на самом высшем уровне — в Верховной раде. Пятьдесят наглых и отмороженных «руховцев» в парламенте заставляют плясать под свою дудку 400 степенных коммунистов.

Принцип № 20 Схема власти в СССР

Почему так быстро рухнула власть в СССР? На этот вопрос до сих пор нет внятного и всеобъемлющего ответа. Войска, КГБ, милиция, трудовые коллективы, миллионы членов партии — ничто не помогло спасти единую страну. Как так вышло, если большевики с меньшими силами победили в Гражданской войне?

Дело в том, что за три-четыре поколения большевики прошли такую же деградацию, как институт монархии Романовых за 300 лет. Последний генсек Горбачев был профнепригоден, как и последний император Николай II. Партийная элита оказалась беспомощна, как и монархическая. Неудачливый ГКЧП показал всему миру, что у четвертого поколения коммунистов притупилась воля к власти.

Система власти в СССР была основана на трех вертикалях: политической, экономической и парламентской. Политическая вертикаль была партийной — начиналась в первичной ячейке и росла до ЦК КПСС. Экономическая вертикаль состояла из системы исполкомов — начиналась в райисполкоме во главе с Советом министров СССР. Парламентская вертикаль — советы, начиная с сельского и заканчивая Верховным. Партийная вертикаль занималась вопросами развития и контроля, хозяйственная администрировала, а советская отражала мнение общества.

Система достаточно устойчивая, но при условии сакральности власти. Отмена же в Конституции статьи о правящей роли партии привела к ее десакрализации. Из-за этого партийно-политическая вертикаль утратила функцию управления развитием. Если нет веры в то, что партия права, кто будет исполнять пятилетние планы? Партийные меры воздействия на администрацию перестали работать потерять партбилет отныне было не страшно.

Благодаря десакрализации власти экономическая вертикаль смогла обособиться и выйти из-под политического контроля.

Оставалась советская вертикаль, где, пусть и формально, было представлено все общество, а по факту доминировали представители партийной и экономической вертикалей. Это выражалось в том, что народными депутатами всех уровней являлись директора предприятий, партийные секретари и комсомольские вожаки. Совет «разбавляли» директорами школ, главврачами, ударниками труда, известными личностями и ветеранами, а в 1989 году прибавились диссиденты; в украинском случае «руховцы».

Между союзным Советом министров и самым маленьким райисполкомом стоял посредник — республиканский Совмин. Этот орган власти был распорядителем бюджета, расписываемого в рамках Союза.

Начальство республиканских экономических вертикалей увидело в десакрализации политической власти возможность избавиться не только от партийного контроля, но и от вышестоящего начальства. Совет министров СССР был экономическим органом власти, но мог управлять своей вертикалью только при условии сохранения вертикали политической. Поэтому неверно говорить, что власть в СССР рухнула. Рухнула только одна вертикаль — политическая. Произошел рейдерский демонтаж политической власти элитами из экономической вертикали в союзе с диссидентами. А после захвата политической власти начались процессы ее монетизации.

Итак, относительно спокойная республика, где партия не утратила контроль и нет межнациональных погромов. Что же происходит 24 августа 1991 года, раз Верховная рада провозглашает «незалежность», тем самым ставя крест на будущем Союза?

В самый сложный момент идет одновременная борьба за власть как внутри союзного центра между Горбачевым и ГКЧП, так и внутри Москвы между союзным центром и Ельциным как главой РСФСР.

В этот момент «вторая» республика наносит удар в спину союзному центру, который становится смертельным для всей страны. Желание избавиться от контроля объединило в Раде парт-хозноменклатуру с диссидентами и «руховцами»: 24 августа 1991 года они приняли Акт о независимости Украины, который делает дальнейшую жизнь Союза невозможной.

В пропаганде любят объяснять украинскую и иные постсоветские «незалежности» как продолжение аналогичных процессов, запущенных в России принятием 12 июня 1990 года декларации о суверенитете.

Однако дьявол кроется в деталях. Декларации о суверенитете — это правовые акты, создавшие ситуацию двоевластия. В 1990 году свои декларации о суверенитете приняли Узбекистан (20 июня), Молдавия (23 июня), Украина (16 июля), Белоруссия (27 июля) и многие другие. Последними это сделали Казахстан (25 октября) и Киргизия (15 декабря).

Однако декларация на то и декларация, что декларирует. Понять смысл ее принятия можно, лишь вспомнив интриги внутренней политики в СССР того времени. Михаил Горбачев в ходе кризиса партийной власти решил создать власть президентскую. Для легитимизации выбрали сложную схему: президента должен выбрать Съезд народных депутатов СССР — новый парламент. По задумке реформаторов, Съезд выберет президента СССР, а затем превратится в имитационный орган власти, где в прямом эфире демонстрируют гласность, демократизацию и ускорение.

Другим политическим игрокам была понятна игра Горбачева, и они включили свою контригру. Одновременно с постом президента СССР планировали перезаключить союзный договор. В обновленном СССР отказались участвовать Прибалтийские республики, под вопросом оказались Грузия, Армения и Молдавия. Декларации о государственном суверенитете явились знаками новому союзному центру, что нужно заново договариваться.

Кстати, аналогичные декларации приняли и автономии внутри СССР, тоже в 1990 году. Первой это сделала Северная Осетия — 20 июля, а затем документы посыпались как из рога изобилия: Карелия — 9 августа, Удмуртия — 20 сентября, Бурятия — 8 октября. В Татарстане пошли дальше всех и после краха СССР, в начале 1992 года, провели собственный референдум о независимости.

Подчиняться лично Горбачеву, как раньше Политбюро, никто просто так не собирался. Должен быть заключен новый договор — сначала внутри элит, затем превращаемый в законы обновленного Союза. Декларации о суверенитете являлись политическими документами, ослабляющими союзный центр, но не уничтожающими его. Если вчитаться в текст декларации каждой республики, там четко прописана воля заключить новый союзный договор. За Союз на референдуме высказалось большинство граждан. На этих позициях стояло большинство народных депутатов Съезда. Казалось бы, все необходимые условия соблюдены.

В таком состоянии СССР просуществовал год, за который Горбачев показал, что остался партийным секретарем, а не главой государства. Сплошная демагогия на фоне разваливающейся на куски экономики и политические дебаты вместо управленческих решений. В результате уничтожалась экономическая вертикаль власти, потому что ее мозг — Совет министров СССР — превращался в учреждение без полномочий.

На этом фоне местные и республиканские власти выглядели гораздо более адекватными, потому что занимались насущными вопросами. ГКЧП был последней попыткой сохранить союзные вертикали власти. Форма захвата власти предполагала, что политическая и экономическая системы снова перейдут к коллективному управлению. Вместо Политбюро будет Комитет, где назначат ответственных за министерства, отрасли и направления. На уровне схемы ГКЧП — одна из наиболее устойчивых управленческих форм — аналог совета директоров.

За пределами Москвы внимательно следили за борьбой за власть между ГКЧП и Горбачевым. Местным элитам было все равно, с кем заключать обновленный договор.

Почему и как провалился ГКЧП — тема для отдельного разговора. В нашем случае важна роль украинских национальных элит в этом кризисе. Не успели высохнуть чернила на ордерах об аресте членов ГКЧП, как Верховная рада приняла акт о «незалежности».

Акт не декларация, он подразумевает совершенное действие.

Советский Союз был жив до 24 августа 1991 года, хотя и переживал глубокий кризис. Отпадение Прибалтики, Закавказья и Молдавии не затрагивало союзное ядро. Односторонний же выход второй по значимости республики сделал крах Советского Союза неминуемым.

Вслед за Украиной аналогичные действия стали совершать все республики. В Москве президент РСФСР Ельцин одновременно победил ГКЧП и крайне ослабил президента СССР Горбачева.

Украинские элитарии воспользовались возможностью внезапного предательства. Нельзя сказать, что акт о «незалежности» принимали легко. Представители партийной вертикали понимали, что вместе с центром и партией теряют политическую власть. Однако им предложили сделку: пост главы «незалежной» Украины отдавали партноменклатурной элите в лице секретаря ЦК Компартии Украины по идеологии Леонида Кравчука. Так Рада, которая недавно была коммунистической и стояла на союзных позициях, повернулась на 180 градусов. Еще вчера народные депутаты агитировали своих избирателей за обновленный Союз, а сегодня под покровом ночи приняли акт, в котором черным по белому написано: «на территории Украины имеют силу исключительно Конституция и законы Украины».

В основе политической системы Украины изначально лежало политическое предательство. Секретарь ЦК КПУ Леонид Кравчук и еще 400 коммунистов первым делом ликвидировали связь с союзным центром, вторым — запретили свою же партию.

Фактически 24 августа 1991 года произошел «нулевой» Майдан — первый госпереворот, в основе которого лежало предательство. Однако новые элиты Украины имели сообщников в лице начальников таких же «незалежных» республик и Ельцина, торпедирующего Горбачева в Москве.

Началась новая «незалежная» политика на фоне глубокого очарования позднесоветского общества США и Западом.

Принцип № 21 Моральный крах постсоветского человека

Советское общество накануне краха было очаровано западным образом жизни. И дело не только в широком ассортименте потребительских товаров. Некий обобщенный Запад воспринимался как потерянный рай: там настоящая жизнь, полная красок, а здесь — унылый серый «совок». Настоящая свобода не у нас — в России даже картофель в мундире.

Отдельно формировался образ Америки как заокеанской Атлантиды, где уж точно царство свободы и потребления. Очарованность часто переходила в преклонение. За товары с лейблом «мэйд ин ЮЭсЭй» обыватели были готовы отваливать тройную цену.

Как только началась эпоха видеомагнитофонов, часть советского общества буквально засосало в этот виртуальный мир. Десятки человек, сидя в душном помещении, смотрят на небольшом телевизоре не самый лучший голливудский фильм с отвратной картинкой и гнусавым переводом.

Для кого-то идеей фикс стало получить гринкарту и быстро свалить в Штаты. Кто-то искал себе мужа/жену-еврейку, чтобы репатриироваться в Израиль. В Одессе мне рассказывали, что была целая индустрия по эмиграции гоев в Израиль с помощью фиктивных браков.

Значительная часть советского общества была очарована Западом как земным раем, а еще одна часть мечтала эмигрировать и пафосно, на публику ненавидела «эту страну». Таких было меньшинство, но это то самое меньшинство в состоянии «взрослых подростков»/«малолетних дебилов»^©, которое само вибрировало и заставляло вибрировать общество в целом.

Советский гражданин, за 30 лет привыкший к понятному распорядку жизни, оказался не готов к новым условиям. Реальность удручала, а советское воспитание требовало идеализации. Место веры в коммунизм как в идеальное общественное устройство заняла вера в «западнизм» как идеал. Следовательно, имелось два выхода — I либо самому уехать на Запад, либо сделать Запад у себя. В этом ложном выборе скрыт моральный крах постсоветского человека, открытого сотрудничеству с колониальной или оккупационной администрацией.

Предательство требовалось идеализировать. В качестве консенсуса предлагали построить Запад на Украине. Украинскому обществу начали рисовать картину невероятных богатств республики, которые ранее забирал союзный центр. Если избавиться от московских нахлебников, Украина станет богата, как Франция. Из этого любящий идеализировать советский человек сделал вывод, что денег у него давно должно быть как у француза, но Москва и коммунисты все забрали себе.

Постсоветский человек не задумывался над тем, что он по многим позициям был значительно богаче идеализируемого француза. Просто это богатство скрыто в копеечном ЖКХ и ежегодных путевках, недорогом бензине и длинных отпусках.

В 1991 году общество и политические элиты достигли консенсуса: мы — богатая республика, избавимся от нахлебников, заживем сыто и без лишних имперских амбиций. Это действительно был консенсус. На всеукраинском референдуме 1 декабря 1991 года более 90 % избирателей поддержали «акт о незалежности», принятый 24 августа. Так произошла полная легитимизация Украины — решение элит скрепила позиция общества.

Данный факт следует учитывать. Несмотря на манипуляции, откровенную ложь и отсутствие агитации против «незалежности», 90 % — убедительная цифра. Украина стала легитимной в глазах собственного общества. Она была таковой всегда и будет еще долгие годы. Самые большие проблемы ожидаются с поколением «незалежности» — теми, кому 30 лет и меньше. Среди этой социальной группы СВО еще долго будет считаться оккупацией.

Надо признать, что в целом украинское общество если не приняло, то согласилось с «незалежностью». Другой вопрос, как проходила ее трансформация. Изначально в ней была зашита идея оправдания предательства. Союзный «Титаник» тонет, а мы на нашей крепкой лодке с кучей запасов первыми доплывем до обетованного Запада.

Второй слой идеологии «незалежности» — ответ на вопрос «А от кого мы зависели, что стали независимыми?».

Здесь украинскому обществу предложили такой же идеологический конструкт, как и российскому, — антикоммунизм. Общество, вчера ходившее i ia демонстрации, теперь стали кормить конченой антисоветчиной. Шизофреничность картине придавало то, что декоммунизацию возглавил вчерашний коммунистический идеолог, который, по его же рассказам, в детстве на Волыни тайно помогал бандеровцам. И вообще всю жизнь считал себя подпольным борцом внутри партии.

Как мы понимаем, если политическая элита демонстрирует такую модель поведения, она начинает воспроизводиться на всех уровнях. Тем не менее в 1991 году на Украине был консенсус, и первые президентские выборы его подтвердили: Леонид Кравчук выиграл в первом же туре, набрав почти 62 % голосов, а ближайший конкурент — Вячеслав Черновол, глава «Руха», — получил 23,7 %. Было еще два кандидата — радикальный националист Лукьяненко (4,6 %) и заместитель Кравчука по Раде, в прошлом харьковский математик Гринев (4,17 %).

Кравчук выиграл выборы во всех областях, кроме трех — Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской. Там победил лидер «Руха» Черновол.

Шестьдесят два процента Кравчука — достаточный результат, чтобы опереться на большинство в обществе. Однако быстрое очарование реформами сменилось экономической реальностью 1993–1994 годов. В России это вылилось в штурм Белого дома и разгон парламента, а на Украине более мелкие по масштабу события привели к досрочной отставке. Так в 1993–1994 годах модели государства и общества на Украине и в России разошлись.

Парламентаризм и легализация предательства

Схема кризиса на Украине и в России в начале 1990-х была одна и та же. Новоизбранный президент столкнулся с парламентом в вопросах полномочий. На кону стояло главное — кто воспользуется плодами «незалежности». Партийно-политическую вертикаль ликвидировали совместными усилиями «красные директора» и «руховцы».

Леонид Кравчук на Украине, как и Борис Ельцин в России, решил создать политический центр в лице института президентства. То есть поступить так, как недавно попытался Михаил Горбачев в СССР. Убив прежнего дракона, новоизбранный президент очень быстро сам становился драконом.

На Украине политический кризис в парламенте был усилен массовыми забастовками шахтеров, и не только. Общество приходило в себя после позднесоветской очарованности демократией и свободой слова. Реальность пришла в виде полугодовых задержек зарплаты, отпусков за свой счет и гиперинфляции.

В середине 1990-х значительная часть общества и Украины, и России бурлила от возмущения после вскрывшегося обмана. Другая часть, наоборот, ушла в иллюзии и стала жертвой пирамид по типу «МММ».

Независимо от мотива, кризисы власти в Москве и Киеве были идентичны. Общество, ждавшее быстрой «западнизации», то есть «перемоги», за несколько лет разочаровалось отсутствием жизни как на Западе и в итоге погрузилось в состояние «зрады», которое подхватил и парламент. Понятно, что Верховный Совет в РФ и Верховная рада на Украине играли в свою игру борьбы за полномочия. Конституцию еще не приняли, решался вопрос, кто и как будет влиять на правительство, губернаторов, силовиков и дипломатов.

В России конфликт привел к расстрелу Белого дома и становлению президентской вертикали как политического центра. Схема, придуманная еще Горбачевым, сработала. Правда, для этого пришлось расстрелять парламент.

На Украине кризис между президентом Кравчуком и Радой разворачивался в более спокойном русле. Кравчук добровольно ушел в отставку и назначил перевыборы. В те годы это воспринималось как великий демократический компромисс во имя гражданского мира. Так политические элиты в лице Верховной рады впервые использовали недовольство украинского общества, чтобы решить свои вопросы борьбы за полномочия с президентом.

Перевыборы назначили, но противоречий в обществе они не сняли. Более того, в 1994 году обозначился географический электоральный раскол, существующий до сих пор. Он является результатом нарушения общественного договора между политическими элитами и обществом. В 1991 году общество совершило предательство по отношению к СССР, но объясняло себе, что заключило с республиканской элитой контракт на миропорядок. В метафорах феодализма: вече решило, что отныне мир в обществе и порядок в государстве гарантирует киевский, а не московский князь. Однако по факту элита не смогла договориться внутри себя и приступить к установлению миропорядка.

Начиная с 1993 года обществу вместо обсуждения развития предлагали поиграть в политическую борьбу. Общество интересует: «Почему гиперинфляция?» Ему отвечают: «Потому что надо на выборах правильно голосовать!» Общество идет и голосует — результата нет. Общество снова задается вопросом, а ему объясняют: «Дело в том, что не за тех в прошлый раз проголосовали. Они оказались сволочами. “Зрада”. Но вот в следующий раз точно за тех проголосуете — и будет “перемога”».

Общество бурлило. Региональные элиты не хотели соглашаться с курсом Киева. В Крыму еще до развала Советского Союза прошел свой региональный референдум о самоопределении региона как равноправной части СССР. В Закарпатье одновременно с референдумом о «незалежности» прошел местный — о создании Закарпатской автономии.

Нельзя сказать, что общество сильно очаровалось Леонидом Кучмой — юрким директором оборонного завода-гиганта «Южмаш» в Днепропетровске. Кучма был выдвиженцем самой мощной тогда экономической группы — «красных директоров». Это были остатки экономической вертикали власти, части которой также искали себе новую субъектность.

Выдвинутый на пост премьер-министра, он начал перетягивать полномочия на себя, из-за чего вошел в конфликт с Кравчуком. Верховная рада не то чтобы поддерживала Кучму — она поддерживала перевыборы.

На президентских выборах 1994 года первый тур никому не принес победы: действующий президент Кравчук получил 38 %, Кучма — 31 % голосов. На этих же выборах появился кандидат от левых — лидер социалистов Мороз, который набрал чуть больше 13 %. Кандидат от «Руха» Лановой получил около 10 %.

Сейчас мы не анализируем личности политических персонажей, партии и движения — это будет сделано в части о государстве. Для оценки настроений в обществе важны образы и идеология, которые транслируют политики. Так можно понять, какая часть общества с кем себя ассоциирует.

Итак, на президентских выборах в первом туре победила Верховная рада. Кто бы ни стал президентом, у него уже не будет мандата полного доверия от общества. Свое слово сказали и регионы. На Донбассе в 1994 году одновременно с президентскими выборами прошел референдум. За то, чтобы «Конституция Украины закрепила федеративно-земельное устройство Украины», в Донецкой области проголосовали 80 %. Русский язык в качестве государственного поддержали 87 % в Донецкой и 90 % — в Луганской области.

Затем центральная власть этот референдум проигнорировала, как и Крымский с Закарпатским.

Принцип № 22 Одно- и двухтуровые президенты

Победа в первом туре дает кандидату в президенты карт-бланш с опорой на большинство. Второй тур всегда означает, что граждане будут выбирать по принципу «из двух зол меньшее». И после двухтуровых выборов у общества остается желание реванша. Политические элиты это чувствуют и вскоре разворачивают оппозиционную борьбу по ослаблению вновь избранного президента.

Когда выборы выигрываются за один тур, после спада политического накала общество соглашается с тем, что у президента карт-бланш, потому что за ним стоит большинство.

Второй тур чаще всего означает региональный электоральный раскол. Так устроены президентские выборы во Франции, Польше, Румынии. Электоральная демократия существует в двух состояниях: сильный президент при слабом парламенте либо сильный парламент при слабом президенте. Первая модель — Франция, вторая — Германия.

Это в теории. На практике после краха советской модели политической властью могла стать только президентская. Несколько республик пытаются развивать парламентскую модель: Молдавия, Грузия, Армения, постУкраина. Где-то, как в Киргизии, пробовали парламентаризм в нескольких форматах, но затем вернулись к президентской, легитимизировав возврат с помощью референдума. Киргизам для этого пришлось пройти три уличных госпереворота.

Президентская модель способна создать политический центр власти, который задает стратегические цели властным вертикалям. Парламентаризм чаще всего не способен их задавать, потому как сосредоточен на политической борьбе. По большому счету, в мире есть две работающие парламентские демократии — Германия и Великобритания. Однако в первом случае мы имеем дело с глубоким федерализмом, из которого прорастает парламентаризм. Британский случай парламентаризма особый, так как существует параллельно с монархией и сословной палатой лордов. Остальные парламентские демократии чаще всего находятся в состоянии политического кризиса и живут от выборов до выборов.

Парламентаризм скрывает в себе желание элит влиять на исполнительную власть, не неся прямой ответственности перед обществом. В условиях краха государственности парламент неизбежно превращается в сборище рейдеров, аферистов и мародеров. Что и произошло на Украине.

Верховная рада одержала победу над всеми президентами. Элиты таки добились права ограничивать президента. И начало этому было положено во втором туре президентских выборов 1994 года.

Выборы 1994 года во втором туре выиграл Кучма, хотя и с минимальным перевесом: 55 на 45 %. Правильнее сказать, что выборы выиграл кандидат от Юго-Востока. Был бы не Кучма, а другой кандидат — выиграл бы он. Потому что тогда впервые в обществе проявилась консолидация жителей Новороссии. В самой густонаселенной Донецкой области Кучма получил 79 %, в Крыму — 90 %, в Севастополе — 92 %.

Говорят ли эти цифры о популярности Леонида Кучмы среди дончан, крымчан и севастопольцев? Нет, они скорее говорят о непопулярности другого кандидата — Кравчука. Плюс такое консолидированное голосование по регионам свидетельствует о наличии региональной позиции. Когда регион на 90 % не хочет видеть кандидата в президенты, это крайне тревожный звоночек. Но не о кандидате, а о регионе.

Кстати, на тех выборах против Кучмы во втором туре проголосовали аналогично, только на Западенщине: во Львовской области за Кравчука — 93,7 %, в Тернопольской — 94,8 %.

Что показали эти выборы с точки зрения эволюции украинского общества?

Во-первых, что за три года консенсус «незалежности» между обществом и элитами рухнул.

Во-вторых, что общество Украины представляет собой два сообщества, которые как минимум не доверяют друг другу.

Президентские выборы 1994 года решили вопрос о власти, но не сняли противоречий. Новый президент взял курс на либеральные реформы, массовую приватизацию и рыночное ценообразование на потребительском рынке. Кучма делал то, что в России реализовал Гайдар. Общество раскололось еще сильнее. Отчетливо оформился левый фланг, который опирался на Юго-Восток и промышленные города. Там же начали возникать будущие сверхкапиталы, которым и будет принадлежать экономика Украины. В Новороссии происходили те же процессы, что и в России, — борьба между либеральными реформами и левой оппозицией.

На Украине, в отличие от России, возникло сразу несколько левых движений. Сначала после запрета КПСС была создана Социалистическая партия во главе с упомянутым ранее Александром Морозом. Затем переучредили Компартию во главе с неизменным Петром Симоненко. Отдельно существовала Селянская партия, олицетворявшая светлое колхозное прошлое. Даже партия «Батькивщина» Юлии Тимошенко в конце 1990-х была достаточно левой. Еще от соцпартии Мороза откололась Наталья Витренко и создала Прогрессивную социалистическую партию. Даже одна из партий власти на уровне бренда мимикрировала под левую — Социал-демократическая объединенная.

В России в те годы на «левом» фланге происходили аналогичные процессы — об этом написаны десятки мемуаров и научных работ. Вернее, на Украине происходили те же процессы, что в России, но с региональными особенностями. Так, если процессы в Новороссии действительно были тождественны российским, то политическая трансформация Западенщины, Центра и Киева шла в ином русле — там зарождалась ненависть к «совкам» и «новым русским», которые мешают реализации сокровенной идеи «незалежности — западнизации». Общественно-политическая дискуссия в этом сегменте украинского общества проходила по прибалтийской схеме: как ограничить влияние тех, кто мешает нам быть европейцами.

Внутри одного общественно-политического пространства формировались две политические культуры: псевдороссийская и псевдоприбалтийская. Все это не могло не отразиться на обществе. Псевдороссийская политическая культура строилась на ностальгии по СССР, русском языке, православии и дружбе с Россией. При власти в России находились не коммунисты, поэтому данный фланг Москве был неинтересен. В Кремле тогда ломали голову над тем, как упорядочить своих левых. Эта культура не могла найти свою точку опоры в РФ, поэтому была маргинальной. Россия в тот момент проходила период накопления капиталов и борьбы Ельцина с Госдумой, поэтому события на Украине для нее были глубоко периферийными и гораздо менее драматичными.

Псевдоприбалтийская культура Украины базировалась на создании нового политического культа — УНР (Украинская Народная Республика).

Принцип № 23 Между УНР и УССР

Формально все постсоветские осколки являются наследниками союзных республик. Однако часто политические элиты целенаправленно подменяют историческую память, проводя политическую преемственность не от СССР, а от странных образований времен Гражданской войны и интервенции начала XX века. Так, в Азербайджане провозгласили свою государственность не от АзССР, а от Азербайджанской Демократической Республики, существовавшей до 1920 года. Пример такого исторического фокуса подали Прибалтийские республики, объявившие советскую государственность периодом оккупации. Не везде в бывшем СССР национальные элиты были готовы идти так далеко, как прибалтийские, — подобный плевок в память общества мог обернуться протестом.

На уровне идеологии объявление советской государственности преступной открывало невероятные возможности для махинаций с собственностью и манипуляций с обществом.

Магистральный процесс тех лет — приватизация. Объявляя советский период оккупацией, правящие элиты получали невероятные индустриально-промышленные активы. Национальные элиты 1990-х оказались несоразмерны промышленным объектам, которые им достались. Политического центра давно не было, а в экономическом центре боролись за полномочия. Элитам, оставшимся наедине с предприятиями, фабриками и заводами, ничего не оставалось, кроме как брать все, что плохо лежит.

Идеология «советской оккупации» была нужна в начале 1990-х, чтобы легитимизировать раздел активов. Далее она прижилась, так как позволяла манипулировать обществом: здесь мы празднуем 9 Мая, а там — скорбим о советской оккупации.

В украинском случае в качестве колыбели предложили УНР странное гособразование, которое мало что контролировало, но издавало много пафосных актов-универсалов и было бесславно отстранено от власти гетманом Скоропадским на немецких штыках, которого тоже бесславно отстранил Петлюра, после чего всех окончательно разогнали большевики.

Украинскому обществу предлагали в качестве исторической модели проигравшую и ничего не достигшую государственность периода Гражданской войны. Эта схема обязательно сработала бы, если бы не регионы Новороссии, жившие в псев-дороссийской культуре.

В общественном пространстве две эти культуры странным образом симбиотически существовали долгие годы. Однако псевдоприбалтийская была культурой медиа, модной интеллигенции, ЛОМов и всячески рукопожатна в посольствах и фондах. А псевдороссийская была «совковой», провинциальной, устаревшей, пенсионерской.

Какое-то время в обществе Украины существовало деление на тех, кто обращался вежливо «пан», и тех, кто такое обращение принципиально игнорировал, потому что «все паны в Варшаве». Употребление обращения «пан» и понятия «панство» — первый признак принадлежности к псевдоприбалтийской политической культуре.

В общественной жизни переход в псевдопри-балтийскую культуру воспринимался не как предательство, а как следующий этап развития и шаг в сторону света. Этот кульбит Леонид Кучма проделал на выборах 1999 года, когда баллотировался на второй срок.

Свои первые выборы он выиграл как кандидат от Юго-Востока/Новороссии. Однако за пять лет потерял общественную поддержку в этих регионах. Вопрос русского языка не решен. Особых успехов в экономике не было. К тому же Леонид Кучма провернул с Верховной радой фокус, которым заложил особую украинскую политическую культуру.

В 1994 году избирали не только президента, но и Верховную раду. Предыдущий состав был советским, а этот уже полностью «незалежным». Выбирать решили по одномандатным округам, исключив партийность. Это привело к тому, что в парламент пришли очень разные люди, не связанные между собой никакой дисциплиной. Так родился феномен Верховной рады. На публике — громкие обсуждения, депутаты возмущаются и сетуют на народное недовольство, а как дело доходит до голосования — хлоп, и решение принимается. Поскольку депутат никому не подотчетен, а голосование тайное, парламент превратился в хаотические 450 человек. Нет, фракции формально имелись, и кое-где даже наблюдалась дисциплина.

Показательна история с принятием Конституции. Верховная рада долго торговалась, но в результате проголосовала за Конституцию президентской республики. Ее принятие было первым нескрываемым актом массовой политической коррупции политического и законодательного центров власти. Вы же помните, что в 1995 году Рада и Кучма подписали «мировую»? Конституция и была этой мировой, в итоге Леонид Кучма получил полноту власти, а Верховная рада превратилась в элитарный представительский орган, который обладает главным правом — принимать бюджет и голосовать за кабмин. Законотворчества от нее больше никто не ждал.

Чтобы победить Верховную раду, Леонид Кучма коррумпировал ее на системном уровне. Согласно сделке, центром политической власти становился президент, а Рада — лоббистским органом высокого уровня, где утрясаются интересы крупных игроков и ищут свои гешефты игроки мелкие.

Верховная рада нормализовала мафиозное понимание политики. Все имело свою цену и было максимально удобно организовано. Коллективная ответственность позволяла парламенту принимать дичайшие с точки зрения государственных интересов законы, когда комбинаты и фабрики уходили за сотни тысяч местным, которые затем продавали их иностранцам за десятки миллионов. Первичная приватизация проходила как раз в 1993–2000 годах и в 1998 году преимущественно закончилась. Все нынешние миллиардеры сформировались еще при Леониде Кучме.

Общество видело, как насквозь продажная Рада на пару с Кучмой устроила аттракцион невиданной щедрости в интересах 1000 избранных семей Украины. Ответом на сговор стали парламентские выборы 1998 года.

Коммунисты заняли первое место с результатом 25 %. Вторым номером — чуть более 9 % — пришел «Рух» — легальные националисты. Третьими с 8,55 % стали еще одни левые — блок социалистов и «селян». Народно-демократическая партия власти, прямо связанная с Леонидом Кучмой, пришла пятой и набрала 5,01 %, уступив никому не известной партии зеленых с 5,43 %. Чуть меньше партии власти — 4,67 % — взяла партия «Громада», политическая сила бывшего влиятельного союзника Кучмы, а ныне злейшего оппонента Павла Лазаренко. Также в парламент прошли еще две партии, позиционирующие себя как левые, — Прогрессивная социалистическая (4,04 %) и Социал-демократическая объединенная (4,01 %).

Что мы видим по результатам голосования? Партию власти поддержали около 5 % избирателей. Общество Новороссии, четыре года назад поддержавшее Кучму на парламентских выборах, проигнорировало партию власти. В родной для Кучмы Днепропетровской области его НДП получила 3,02 %, а оппозиционная «Громада» ненавистного Лазаренко — 35,34 %. Коммунисты разгромили партию власти в Харьковской (35,49 против 6,05 %), Донецкой (35,45 против 3,44 %) и Одесской (28,23 против 3,58 %) областях. Даже на Западенщине они заняли лидирующую позицию. На Волыни КПУ получила 9,21 %, блок Соцпартия/«селяне» — 5,97 %, а партия власти НДП — всего 5,07 %.

Украинское общество на своих первых парламентских выборах по партийным спискам продемонстрировало такую же ненависть к власти, как и российское, которое несколькими годами ранее отдало оппозиционным КПРФ и ЛДПР более 30 %. В то время как за партию власти «Наш дом Россия» проголосовали чуть более 10 %.

На Украине все было радикальнее. Политическая реальность пугала правящие элиты: националисты в два раза популярнее партии президента. Левая оппозиция в общей сложности набрала 42 %. На тех выборах за левых голосовали тотально. Ненависть к Кучме и Верховной раде, чья деятельность все больше напоминала ОПГ, в обществе зашкаливала.

Определение: когда отмерло общество УССР

Парламентские выборы 1998 года — последняя попытка еще во многом советского общества выразить недовольство сложившимся на Украине миропорядком.

Однако, несмотря на идеологические настроения в обществе, политическая реальность оказалась иной. Прежде всего, выборы проходили не только по партийным спискам, но и по одномандатным округам. Следовательно, половина Верховной рады состояла из таких же персонажей, как и в прошлом созыве, когда принимали Конституцию. Именно на этих выборах 1998 года в политику пришли те, чьи фамилии мы сегодня знаем. Петр Порошенко избирался от округа в Винницкой области. Виктор Медведчук шел по списку объединенных социал-демократов, которые имитировали европейских левых, но быстро закл ючили сделку с президентом Кучмой. Благодаря этому Медведчук занял пост вице-спикера Рады. Поэтому хотя левых и поддерживало подавляющее большинство, никакого большинства они не имели. В основной своей части Рада являлась сообществом коммерсантов, а главным призом был пост президента, потому что выборы планировались в следующем, 1999 году.

Общество ждало от левых консолидированной политики, направленной на демонтаж системы Кучмы, которая к тому времени опиралась на олигархию. Но вместо общей борьбы каждый лидер оппозиции присматривал себе пост президента. Все готовились предать друг друга.

Нереализованная ненависть и зарождение политического фанатизма

Кучма был настолько непопулярен в обществе, что самонадеянные левые оппозиционеры пребывали в уверенности, что каждый из них без труда у него выиграет. Оставим за скобками по-литтехнологический анализ того, как получилось, что во второй тур вышли еще год назад непопулярный Кучма и лидер коммунистов Симоненко. По сути, на Украине скопировали стратегию избирательной кампании 1996 года, Ельцина против Зюганова. С одной стороны, это привело к возрождению всех антисоветских демонов перестройки, с другой — к консолидации новых хозяев экономики вокруг действующего президента.

Наконец, на выборах 1999 года на Украине, как и на выборах 1996 года в России, складывалось ощущение, что кандидат-коммунист во втором туре боролся не за победу, а за место главного оппозиционера.

Выборы 1999 года положили начало вере украинской элиты в торжество политических технологий. Многие годы украинские политики и коммерсанты не могли понять, почему жители Львовской области в 1994 году на 90 % голосовали против Кучмы, а в 1999-м — на 93 % за него. Как это произошло? С политтехнологи-ческой точ ки зрения все понятно — антирейтинг коммуниста Симоненко оказался выше антирейтинга Кучмы. С точки зрения украинской политической культуры правящая элита сделала выбор в пользу псевдоприбалтийской идеи. Псевдороссийскую политическую культуру загнали в нишу оппозиционно-коммунистической и маргинализировали.

После 1999 года украинская политика перестала походить на российскую, а общества наших стран начали серьезно отличаться друг от друга. В России собрался консенсус вокруг личности нового президента, который постепенно сосредоточивал в своих руках всю полноту власти. На Украине непопулярный президент Кучма, выбранный гражданами потому, что коммунистов они не хотели еще сильнее, продолжал политику странных альянсов, больше напоминавших предательство.

Сначала пост премьер-министра отдали Виктору Ющенко — молодому аполитичному главе Нацбанка. На уровне образа он попадал в стереотипы псевдоприбалтийской культуры. Сельский парень, сделавший карьеру и женившийся на американке. Мало того что сам молодец, еще и дети — граждане США. Украинская мечта как она есть.

В украинском обществе намечается серьезный перелом. Псевдоприбалтийская культура наполнялась привлекательными молодыми политиками. Псевдороссийскую представляли комические образы позднесоветских партийцев — говорливых, но безвольных и алчных. Политизированная часть ее носителей после выборов 1999 года была полностью деморализована. Реальные элиты, которым принадлежит экономика, находились на стороне власти, потому что они всегда за нее. Президентская власть Кучмы была не просто крепка, а еще и одобрена США.

Появление молодого человечного политика в качестве премьер-министра на фоне Кучмы выглядело более чем выигрышно.

Так украинская политика перешла в эмоциональную стадию развития, когда обозленное на всех общество, которое неоднократно обманывали и которому не давали выпустить пар, переходит к разрушительным действиям.

Второй срок Кучмы и премьерство Ющенко совпали с общественной уличной активностью. В течение 2000–2001 годов ручейки протестов постепенно превратились в марши по Киеву с прямыми лозунгами «Кучму геть!». После «Гонгадзе-гейта» была предпринята наглая попытка госпере-ворота в центре украинской столицы «комитетом национального спасения», возглавляемым Юлией Тимошенко, всего месяц назад работавшей у Кучмы вице-премьером в правительстве.

Общество бурлило недовольством. И это уже было не постсоветское недовольство, а именно украинское, «незалежное» состояние «зрады». Отставка Ющенко с поста премьера и переход в оппозицию явились точкой входа украинского общества в состояние «взрослого подростка»/«малолетнего дебила»^©. Его политизированная часть была до такой степени разочарована действующими политиками и раздосадована обманом выборов 1999 года, что страстно хотела очароваться заново. Ющенко стал подходящей кандидатурой. Основная же часть общества постепенно эволюционировала в «хатаскрайников». Потому что иначе реагировать на постоянные политические предательства было сложно.

Принцип № 24 Первое помешательство общества Украины

Парламентские выборы 2002 года выиграл блок Виктора Ющенко. По это была не просто победа, а первые выборы, сделанные по всем западным канонам, наработкам и технологиям. Качественная полиграфия, билбордная программа, яркие ролики, четкие предвыборные месседжи, единый бренд-бук и фирменный стиль. Ранее так системно и по-западному технологично к парламентским выборам на Украине не подходили.

Но важна не реклама. Важно то, что впервые политическая сила строилась на эмоциональной составляющей и была максимально нерациональной. Из Ющенко, который выражался крайне расплывчато и неконкретно, системно лепили образ «мессии». Не политика, а историческую фигуру, чья миссия — положить конец ненавистному миру лжи, обмана и предательств. Ющенко был вне политики и олицетворял идеального политика псевдоприбалтийской культуры.

Задумка политтехнологов понятна. Кучма хоть всех обманул и пост сохранил, но напряжение в обществе никуда не делось. Следовательно, его антирейтинг можно попытаться конвертировать в рейтинг главного оппозиционера.

Комбинация понятна, но важна сама технология создания образа главного оппонента власти. В фокусе политической борьбы находился моральный выбор. Ющенко становился стороной добра, а его оппоненты — автоматически злом.

Бабушки из провинции реально плакали и целовали руки Ющенко накануне выборов 2002 года. Любили ли они при этом самого Ющенко? Вряд ли. Скорее слышали созвучные нотки в его словах о ненависти к власти.

Ющенко, будучи экономистом, апеллировал не к цифрам и процентам, а к морали и культуре. Он был сторонником постмодернистской моды возвращения к национальным корням для морального очищения. Есть такая придурь и у многих в России. Косоворотку поносил — морально очистился.

На выборах 2002 года из украинского общества впервые создали политическую массу, которая реагировала на эмоциональные сигналы. Негативная энергия ее питала и создавала общий фон противостояния добра и зла. Все составляющие когнитивной войны наличествовали.

Общество Юго-Востока/Новороссии отреагировало на политические новшества отчуждением. Псевдороссийская политическая культура была маргинальна, псевдоприбалтийская — чужда. Харьков, Донецк, Одесса, Запорожье жили в своей городской и областной повестке, стараясь дистанцироваться от всеукраинской политики.

Одновременно в эти годы завершилось формирование идеологии евронационализма, носителем которой был Виктор Ющенко. Парламентские выборы 2002 года сделали евронационализм главенствующей идеологией.

Блок Ющенко «Наша Украина» получил 23,57 % и занял первое место. Коммунисты оказались на втором — почти с 20 %. Блок власти «За Единую Украину» — на третьем месте с 11 %. Более 7 % получил блок Юлии Тимошенко, тогда — союзницы Ющенко. Социалисты Мороза (6,87 %) и социал-демократы Медведчука (6,27 %) тоже прошли в парламент.

Налицо победаевронационалистической оппозиции. Как и четыре года назад, общество показало партии власти красную карточку. Электоральное большинство доверило евронационалистам роль главной оппозиции, а меньшинство все еще видело левых. Это странные годы, когда в Житомирской и Сумской областях евронационалисты из «Нашей Украины» и Компартия набрали примерно по 20 %, оставив позади остальных.

Однако с помощью традиционных схем коррумпирования Верховной рады, несмотря на то что суммарно оппозиция получила 56 % (30 % — евронационалисты, 26 % — левые), парламентское большинство сформировало власть.

Общество в очередной раз было обескуражено. Из каждого утюга доносилась реклама о важности выборов. Всех звали голосовать. В телевизоре — постоянные дебаты, и везде — иностранные наблюдатели. Победила оппозиция. Через три месяца Верховная рада снова была лояльна к президенту Кучме. Как такое получилось? Понять невозможно. Можно лишь объяснить, почему подобное происходит. Рациональный гражданин делает вывод: политическая система мафиозна и уходит в «хатаскрайники». Эмоциональный либо недообразованный гражданин делает иной вывод: система аморальна — и уходит либо в депрессию, либо в массу фанатов Ющенко.

Последние годы президентства Кучмы были очень нервными с точки зрения давления политики на общество. Первые несколько лет — явный крен в евронационализм, затем, после того как стало ясно, что Запад ставит на Ющенко, началось потепление отношений с Россией. Кучма даже вычеркнул НАТО из официальной доктрины и согласился присоединиться к ЕЭП (прообраз ЕАЭС). Так разворот отмобилизовал евронационалистов накануне Майдана-2004. Во внутренней политике Кучма был вынужден пойти на уступки самому мощному на тот момент «донецкому» клану и назначить его представителя Виктора Януковича на пост премьер-министра с прицелом на передачу президентского поста. Однако в последние годы правления он решился на комбинацию «хромой преемник».

Передавать весь объем полномочий, полученных в сложную конституционную ночь 1996 года, Кучма явно не хотел. На уровне политической схемы было предложено провести политическую реформу, отдав право назначения правительства коалиции Верховной рады. В общественном сознании это воспринималось как очередной обман президента Кучмы, который сам способствовал превращению Верховной рады в символ беспринципности и коррупции, а теперь якобы добровольно отказывался от власти в пользу сборища рейдеров, аферистов, банкиров и агробаронов.

Несмотря на то что полномочия президента передавались Верховной раде, в самом парламенте евронационалистическая оппозиция выступила против этой затеи. У них был самый сильный кандидат на предстоящих выборах — Ющенко и достаточно штыков в Раде, чтобы блокировать политическую реформу. Для внесения изменений в Конституцию требовалось 300 голосов депутатов, и недостающих власть переманивала из оппозиции. Все это сопровождалось откровенным подкупом, шантажом и постоянным предательством.

Последние годы правления Леонида Кучмы — история бесконечного предательства. Точнее, его видело общество. В реальности происходила замена государственности системой неформальных договоренностей, формализованных в виде парламентских фракций в Верховной раде.

Правящая верхушка во главе с Кучмой под видом политреформы вводила польскую модель власти, когда несколько влиятельных кланов формируют политическую власть в коалициях. Так как на Украине есть два самых влиятельных клана — «донецкий» и «днепропетровский», они власть и поделят. Более мелкие игроки будут присоединяться к влиятельным силам, а по краям — балансировать крайне правые и крайне левые, которыми можно время от времени пугать общество.

На уровне схемы политреформа Кучмы выглядела вполне рабочей, но у нее имелась одна проблема — она была внеидеологичной, учитывала только игру элит, а не настроения в обществе. Общество в массе своей презирало Верховную раду — институт народных избранников — как паразитов и мародеров. Несмотря на недоверие к Кучме, доверие к самому институту президентства сохранялось, потому что в обществе доминировал моральный подход к политике.

К выборам 2004 года в Киеве собрались маргиналы со всей республики и журналисты с политологами со всей Восточной Европы. Политизация общества и подготовка к уличной фазе началась задолго до выборов. Первым звоночком стали выборы мэра в маленьком закарпатском городе Мукачево, где провели репетицию Майдана как технологии давления на избирательные комиссии и местную власть.

С позиции общества Майдан-2004 стал точкой входа в новую, майданную политическую культуру. Псевдоприбалтийская и псевдороссийская отмирали, на смену им приходила черно-белая эмоциональная культура.

Выборы-2004 привели к радикальному изменению общества. Оно поделилось на «оранжевую» (Ющенко) и «бело-синюю» (Янукович) Украину — в зависимости от политического лагеря. Но если за «оранжевыми» есть какая-никакая идеология (евронационализм) и образ будущего (Евросоюз), то лагерь «бело-синих» — реакционное явление.

Не то чтобы жителю Харькова или Одессы сильно близок и симпатичен кандидат Виктор Янукович. Просто Ющенко был до такой степени неприятен, что приходилось самоопределяться. Аналогично рассуждали киевляне и закарпатцы, но уже про «донецких», которые все отберут и отдадут Украину Путину в союз. Поэтому в первом туре Донецкая область отдала Ющенко 2,94 %, а Львовская Януковичу — 5,81 %.

Формально электоральные расклады повторяли выборы 1994 и 1999 годов, но ситуация кардинально отличалась настроениями в обществе и состоянием государства.

В обществе с каждым годом становилось все больше «хатаскрайников», что повышало роль радикально настроенного меньшинства. Когда восемь из десяти человек — «хатаскрайники», оставшиеся два будут играть роль общества. В некоторых случаях два человека из десяти могут стать большинством, например, если восемь не пойдут на избирательные участки.

Майдан 2004 года показал, что в украинском обществе сформировано радикальное меньшинство, чье влияние многократно усиливают медиа, интеллигенция и креативный класс. Одновременно изменилась мотивация политических элит: благодаря политреформе Верховная рада таки превратилась в центральную биржу власти и бюджета.

В третьем туре президентских выборов утвердился новый общественно-политический договор: кто контролирует большую толпу, тот и выигрывает выборы. Больше не имели значения рейтинги, подсчет голосов и всевозможные уголовные правонарушения типа вброса бюллетеней.

Политические игроки сделали вывод: победа на выборах = толпа фанатичных сторонников + + многотысячная массовка + купленная интеллигенция + современные медиа.

С 2005 года в украинской пол итической истории началась массовая политизация. На Юго-Востоке впервые за годы «незалежности» появилась многоуровневая политическая организация, в которую были вовлечены местные элиты. Собирались какие-никакие первичные ячейки. Местные политические элиты и капитал Юго-Востока включились в эту биржевую игру. Рейтинги и голоса избирателей превратились в конкурентный политический актив. Словно грибы после дождя возникали политические организации и общественные движения.

На Юго-Востоке появились первые ростки политического сопротивления — тогда оно было оформлено в виде федерализма. В политике и обществе появился новый идеологический раздел — унитаристы и федералисты. Проигравшая на Майдане-2004 сторона использовала идеи федерализма, чтобы закрепиться в своих регионах. В обществе Юго-Востока зрел запрос на политический эскапизм от «оранжевой» реальности. Образ Ющенко и «оранжевых» там долгие годы вызывал отвращение, поэтому федерализм виделся формой защиты родного города от евронацио-налистического безумия, которое в этот раз имело оранжевый цвет.

Сами «оранжевые» не давали обществу расслабиться: культ голодомора (разобран выше), легкая реабилитация бандеровщины, ограничения в публичном использовании русского языка. Жители от Харькова до Одессы впервые испытали неудобства на бытовом уровне, когда пришли в кинотеатры, а там не оказалось фильмов на родном языке. «Оранжевые» активно поддерживали раскольников, из-за чего политизация проходила и в обществе верующих. В Крыму центральная власть показательно поддерживала радикальных крымско-татарских националистов из «Меджлиса», одновременно прессуя русинов в Закарпатье, хотя их не меньше, чем крымских татар в Крыму.

«Оранжевая» власть системно обостряла противоречия. Это было связано с тем, что отдельные функции государства уже находились под внешним управлением, а евронационализм стал правящей идеологией. Во власть пришли откровенные агенты США, такие как главы СБУ Александр Турчинов и Валентин Наливайченко. Министерство юстиции реформировал представитель украинской диаспоры в США Роман Зварич.

Передача под внешнее управление остатков государства растянулась с 2004 по 2014 год.

За это время общество Украины постепенно деградировало до постукраинского состояния.

Федерализм был формой защиты от евронационализма и внешнего управления. Еще одним плюсом федерализма стал пример автономии Крыма, который благодаря статусу республики хотя бы гарантировал языковое равноправие.

Также федерализм был скрытой формой русского империализма, который в местной политической культуре почему-то называется сепаратизмом.

Принцип № 25 Империализм, прагматизм и сепаратизм

В украинском обществе было еще одно политизированное меньшинство — те, кто считал, что тесный военно-политический союз с Россией, вплоть до полного слияния, является единственным правильным курсом. Внутри этого меньшинства шли дискуссии о глубине и методах интеграции.

Долгие годы это меньшинство пыталось склонить на свою сторону большинство. На президентских выборах 1994-го и парламентских 1998 года ему удалось это сделать. Но политическая система переиграла общество.

Поэтому постепенно меньшинство пришло к выводу, что национальные элиты заинтересованы в имитации интеграции. Следовательно, нужно ставить в приоритет интересы региона и города. Если в Киеве решили самоубиться, это не значит, что так решили в Харькове, Донецке и Одессе. Поэтому федерализм смотрелся своеобразным предохранителем, спасательным кругом в случае краха Украины.

За федерализмом скрывался здоровый прагматизм, который базировался на русском империализме. Если Одесса построена как самый западный порт Российской империи, то для развития ей надо быть таким портом. Если в Харькове живут люди, неотличимые от белгородцев, зачем им граница?

Ощущение близости и понятности российского общества и государства, в которых проходили прямо противоположные процессы, рождало сепаратизм. По не сепаратизм как желание устроить отдельную, свою «незалежность», а как стремление сбежать из чумного барака, пока не заразился.

Украинский сепаратизм конца 1980-х базировался на национальном эгоизме и «хатаскрай-ничестве». Послемайданный сепаратизм — это здоровое желание жить в нормальном обществе и понятном государстве, которым постепенно становилась Российская Федерация.

С точки зрения русской политической культуры данное явление не было сепаратизмом. По сути, это русский региональный империализм — когда здоровые части умирающей национальной периферии тянутся к имперскому центру.

Итак, государственность республики подменили внутриэлитарными договоренностями. В обществе воспитали 20 % меньшинства, которое начинало играть роль правильной демократической общественности. Его вожди — журналисты, интеллигенция, шоу-деятели, коммерсанты и прочий креативный класс — преимущественно обитали в Киеве. Эта шумная социальная группа очень быстро превратилась в тусовочку, которая стала играть роль прогрессивной интеллигенции.

Мы знаем фамилии только самых ярких ее представителей вроде Мустафы Найема — благодаря мему из его поста в запрещенном «Фейсбуке» «Берите зонтики, чай, кофе, хорошее настроение и друзей», с которого начался Евромайдан-2014.

За 10–15 лет в Киеве образовалась прослойка талантливых и амбициозных провинциалов гуманитарных профессий, потому как политические конфликты создавали спрос на политологов, редакторов, рекламистов, пиарщиков, продюсеров и прочих политтехнологов.

По большому счету, аналогичные процессы шли и в Москве несколькими годами ранее. Но рынок гуманитарных услуг формировался из корпоративных проектов, рейдерских конфликтов, рекламных кампаний и лоббизма. Власть в России всегда оставалась сакральной, а на Украине ее контрольные пакеты оказались у людей, которых в УССР к начальникам пускали только с черного хода.

Из-за тотальной коммерциализации политики на Украине стремительно деградировали. Среди народных депутатов становилось все меньше людей, занимающихся законотворчеством, и все больше лоббистов. Когда количество лоббистов превысило 50–60 %, Рада перешла на абсолютно коммерческие рельсы: имелась такса на депутатскии запрос, законопроект, позитивное или негативное голосование. Было несколько десятков депутатов Рады, которые выступали коммуникаторами с внешними лоббистами. Были корпоративные депутаты — те, кого делегировали финансово-промышленные группы, либо олигархи собственной персоной.

В период с 2004 по 2014 год политическая и экономическая власть в Киеве настолько срослась, что было непонятно, где заканчиваются интересы вассалов Януковича и начинаются интересы вассалов Ющенко. Имелось два политических лагеря, но внутри элит интересы были так переплетены, что переход из лагеря в лагерь стал нормой. Яркий пример харьковский региональный олигарх, владелец крупнейшего в Восточной Европе рынка «Барабашово». На выборах 2004 года он был доверенным лицом Януковича, затем перешел под знамена Тимошенко, а когда «оранжевых» отодвинули от власти, вернулся в партию Януковича.

Казалось, что в украинской политике наступил долгожданный баланс. Политические партии превратились в бренды, были понятны держатели контрольных пакетов, оформилась обслуживающая политические элиты прослойка. В обществе же разворачивались противоположные процессы: доминировали «хатаскрайники» и 80 % считали, что ситуация развивается в неправильном направлении. Зрело активное меньшинство, которое при доминировании «хатаскрайников» становилось решающим. Негативная энергия общества, как и перед первым Майданом, бурлила.

Путь Януковича и «донецких» во власть напоминал путь Леонида Кучмы. Выиграв выборы с обрезанными президентскими полномочиями, Янукович очень быстро вернул себе сверхпрезидентскую власть. Без всяких политреформ и торгов — решением Конституционного суда.

Украинская политическая история пошла на новый круг. Очередной президент, который стал главой государства благодаря компромиссам, едва заняв пост, тут же нарушил баланс. Главного оппозиционера, Юлию Тимошенко, «донецкие» сразу посадили. Многие их влиятельные оппоненты, включая Коломойского, покинули Украину.

Власть «донецких», от которой ждали федерализации, русского языка и отношений с Россией, в реальности оказалась коммерческой сущностью с сильным налетом 1990-х.

Про общество, поддержавшее Януковича, забыли на следующий день после выборов. Взяв власть во всей Украине, «донецкие» решили купить лояльность киевского политического класса. Тусовочка деньги у «донецких» брала, но ненавидела их еще больше.

Ненависть киевского креативно-политического класса к «донецким» наблюдалась с 2004 года. Как часто бывает, она основана на зависти. Киевский интеллигент, работающий на «донецких», был более оппозиционен, чем просто киевский интеллигент. Феномен популярности Владимира Зеленского и сатирического шоу «Вечерний квартал», который по пятницам смотрела почти вся Украина, основан на желании киевской интеллигенции посмеяться над политиками, которых она считала недостойными. В лице Зеленского тусовочка наконец выбрала себе вождя, но что-то пошло не так.

Недовольство и агрессия в украинском обществе накануне Евромайдана-2014 бурлили. Произошел ряд резонансных событий, всколыхнувших людей. Например, охота народного депутата Лозинского с ружьем на местного жителя как на животное.

В 2012–2013 годах социологи фиксировали проигрыш Януковича во втором туре президентских выборов, запланированных на 2015 год. Тогда в недрах администрации президента, которую в то время возглавлял всемогущий Сергей Левочкин, созрел нехитрый план: вывести во второй тур против действующего президента кого-то из националистов. Выбор пал на лидера партии «Свобода» Олега Тягнибока. «Донецкие» начали негласно поддерживать националистов, делая из них настоящую, патриотическую оппозицию. Киевская интеллигенция, напомню, тоже системно подкормлена.

Общество Юго-Востока остро реагировало на то, что центральная власть откровенно приручала настоящих националистов. Аресты коснулись не только «оранжевых» — досталось и излишне про-российским. «Донецкие» выстраивали собственную монополию и стремились контролировать все. Накануне Евромайдана-2014 казалось, что на постУкраине сформировалась специфическая, полубандитская, но вертикаль власти. При отсутствии государственных институтов мафиозные структуры заполняют вакуум. По внешним признакам на Украине наконец возникла супер-ОПГ, которая смогла подчинить себе всех остальных.

Однако реальность оказалась сложнее. Евро-майдан-2014 показал, что «донецкая» политическая вертикаль рассыпалась в считаные дни — так разбегаются члены ОПГ, когда ОМОН приезжает на «стрелку». Прикормленная киевская интеллигенция с радостью кинула «донецких» и поддержала Евромайдан-2014. Посыпались депутаты Верховной рады. Регионы объявили неповиновение.

«Донецкие» выбрали бегство со своими капиталами. И победу одержало евронационали-стическое меньшинство. Однако, в отличие от предыдущих кризисов, внутри этого меньшинства появилось вооруженное ядро, которое решили использовать для подавления общественной активности на Юго-Востоке, бурлившем не меньше, чем Киев, но с другим знаком. В Харькове, Одессе, Донецке, Крыму, Днепропетровске ул ица принадлежала Антимайдану — ответной социальной реакции на Евромайдан. У Антимайдана тоже было ядро, не менее решительное, чем ядро Майдана.

Оставался шаг до гражданской войны. И его сделали 2 мая в Одессе, когда одной части общества дали право безнаказанно убивать другую часть.

Политические элиты, пришедшие к власти на волне Евромайдана-2014, были плоть от плоти системы Кучмы, Ющенко и Януковича. Турчинов, начавший преступную АТО против мирного Донбасса, являлся советником Кучмы еще в начале 1990-х. Порошенко занимал пост главы МИДа у Януковича, главы Совбеза, — при Ющенко, а в Верховную раду впервые попал в союзе с Виктором Медведчуком.

Называть новую власть Евромайдана оппозицией или новыми лицами нельзя. Это системные политики и давным-давно многократные долларовые миллионеры.

Однако после Евромайдана-2014 принципиально изменились правила игры. Произошла та самая нацификация — вооруженным активистам дали зеленый свет на террор и насилие. Ту часть общества, что выступила против госпереворота, объявили вне закона.

Мирное сосуществование разных идентичностей в украинском обществе закончилось. Начался ненормальный этап. После 2014 года уже не имели значения выборы и рейтинги. Был нарушен миропорядок, поэтому общество в первую очередь выживало, старалось не пересекаться с вооруженным ядром и не спорить с евронационалистическими 20 %. «Хатаскрайничество» и нигилизм стали единственной формой выживания. Общество Украины мутировало окончательно.

Выводы и прогнозы по части 2: борьба идентичностей постУкраины

Беглый взгляд на эволюцию общества Украины открывает бездны неведомого. Все, что происходило в социальных глубинах страны с 2014 по 2022 год, является «черным ящиком». Трудно понять, как менялось общество постУкраины, и это вряд ли вообще возможно. Выборы значения не имели, потому что пророссийский фланг как минимум был вне закона. Евронационализм стал единственно верной идеологией, и людям пришлось научиться мимикрировать.

«Хатаскрайничество» из формы поведения обывателя превратилось в способ выживания рядового гражданина. Предшествующая Евромайдану-2014 коммерциализация политики привела к росту нигилистических настроений в обществе.

ПостУкраина существовала восемь лет в условиях, когда граждане были запуганы тем, что радикальное меньшинство охотится на оппонентов. Это огромный срок, за который могли произойти необратимые изменения. Есть риск, что общества постУкраины и России на уровне поколений 25 лет и моложе просто не поймут друг друга.

Однако при всей невозможности подробного изучения общества постУкраины до завершения СВО и полной демилитаризации представляется реальным выделить социальные типажи и идентичности. В каждом конкретном регионе их соотношение будет индивидуальным, но модели поведения можно прогнозировать. Попытаемся описать главные их черты.

«Хатаскрайник» (эгоистичный обыватель)

Самый распространенный тип, который мы неоднократно разбирали выше. С начала террора количество таких убежавших от реальности обывателей могло достигнуть 50 60 %. А где-нибудь в карпатском райцентре на границе со Словакией — и все 90 %.

«Псевдохатаскрайник»

Идентичность, возникшая как реакция на террор и нацификацию. Количество в обществе зависит от уровня террора в конкретной местности. Больше всего «псевдохатаскрайников» в мегаполисах Новороссии — там, где действовало подполье и проводились массовые аресты активистов Антимайдана.

В целом эту социальную личину за годы террора научились примерять на себя практически все жители постУкраины.

Лоялист

Чиновники среднего и низшего звена, врачи, учителя, бюджетники, мелкие коммерсанты, силовики — типичные лоялисты. Данная идентичность предполагает зависимость от реальной власти, поэтому лоялисты склонны к конструктивному сотрудничеству. Это потенциальные союзники любой власти, которая будет учитывать их интересы.

Потенциальные лоялисты — коллективы крупных промышленных предприятий.

Евронационалист

Эти персонажи составляют около 20 % общества. Как правило, евронационалисты прирастали за счет молодежи, которой свойствен радикализм. Последние восемь лет их ряды пополнились опэгэшным элементом, систему МВД и образования тоже насытили подобными кадрами.

Активные евронационалисты стараются уезжать с территорий, освобождаемых российской армией. Среди них немало лоялистов, которые многое потеряли после прихода России. Такие люди представляют наибольшую опасность.

Активист

Эта идентичность появилась из-за коммерциализации политики. Последние годы кормовой базой активистов были западные фонды и НКО. В этой социальной группе много аполитичных персонажей, с которыми возможно конструктивное сотрудничество. Правда, зная практику работы российского государства с активистами, легко предположить, что данная группа является потенциально оппозиционной.

Мародер

Бизнес-практика последних лет породила особый тип коммерсанта, чиновника и силовика, не заточенный на развитие. Такой человек считает государственные деньги своими, и дело даже не в воровстве и коррупции. Мародер рассматривает любой финансовый или товарный поток, попадающий в зону его внимания, как потенциально свой.

Главная угроза со стороны мародера — кража времени. Яркий пример деятельности мародерских элит постУкраины — набережная имени Терешковой в Евпатории. Уже посадили двух мэров подряд, при этом уникальную советскую набережную разбили, а средства на новую разворовали.

Региональный прагматик

Самый конструктивный тип. Встречается среди всех слоев общества, но особенно яркими бывают таксисты и военные пенсионеры. Таких людей очень много среди коммерсантов и управленцев любого уровня. Это социально активные граждане, понимающие интересы города, в котором живут, и сопрягающие их с собственными интересами.

Региональный прагматик — самый понятный союзник, потому что он настроен на развитие. Политизировать такого человека крайне сложно: отопительный сезон и стоимость литра бензина его интересуют больше, чем ролики Навального.

По мере ослабления террора, когда общество свободно вздохнет, России предстоит сделать ставку именно на представителей этой идентичности.

Профессиональный оппозиционер

В системе Евромайдана была имитационная оппозиция. Чаще всего это беззубые политики, являющиеся клиентелой местных политических кланов. Изучение биографии таких людей показывает, что чаще всего они работали местоблюстителями либо являлись коммерсантами, купившими оппозиционную лицензию. Они не всегда стремятся во власть, но хотят быть рядом с ней.

Опираться на них практически невозможно в силу их принципиальной многовекторности.

Русский оппозиционер

Самый редкий тип — запуганный и репрессированный. Очень разные люди, которых объединяет то, что все восемь лет террора и нацификации они занимали активную позицию.

Это могут быть представители любых профессий и любого возраста. По политическим взглядам — коммунисты, православные монархисты, социалисты, либералы, даже антипольские и антирумынские националисты. Русскоязычные, украиномовные, болгары, гагаузы, поляки, армяне, евреи (русский оппозиционер на постУкраине может быть любой национальности). Этих людей объединяет русский культурный базис и антина-цистская идеологическая платформа.

Чем меньше город, тем больше в нем живых и здоровых русских оппозиционеров. Террор Евромайдана практически не успел проникнуть на уровень райцентров. В крупных городах зачистить всех тоже нереально.

Для понимания: в Одессе в нормализованный период около 10 15 % горожан стояли на максимально пророссийских позициях — вплоть до выхода из состава Украины и присоединения к России. В реальности это 100–150 тысяч человек. Еще около 40–50 % выступали за союзные отношения: в идеале как республики в СССР или штаты в США. Всех не пересажаешь.

Русский оппозиционер — самый ценный социальный тип для интеграции с Россией. Такие люди требуют индивидуального подхода, потому что именно они станут беззащитными жертвами будущей бандеровщины.

Общество постУкраины не так сложно устроено, чтобы его не удалось понять. Но важнее знать, что это специфическое общество, где встретилось несколько имперских исторических укладов. Таких регионов, как постУкраина, в Евразии несколько. В частности, Средняя Азия и Казахстан, где переплелись разные исторические, этнокультурные и политические традиции. Или Закавказье и Северный Кавказ, где русская имперская культура конкурирует с турецко-османской и персоиранской.

Отдельный узел противоречий в так называемых библейских землях — на территории современного Ирака, Сирии, Палестины, Израиля и Ливана.

И все же украинский случай — особый, потому что России предстоит сначала разрубить узел существующих проблем и освободить общество, а затем интегрировать его. Поэтому общество постУкраины лучше изучать глубоко, системно и критически. Чтобы не разочароваться, не надо очаровываться. Нам предстоит интеграция с очень разными социальными типажами, так что лучше заранее подготовиться.