Украинский рубеж. История и геополитика

За Мюнхеном всегда следует Нюрнберг^[1]

Фрагментация славянства, его перессоривание идет уже давно. И именно это Запад ставил своей целью. Прежде всего — подчинить себе поствизантийское пространство, на котором русский народ и Россия всегда были главными историческими явлениями и игроками, несмотря на тяжелое противостояние с Западом.

Патриарх британской историографии Арнольд Джозеф Тойнби, который тридцать лет отдал службе в Лондонском королевском институте международных отношений, был типичным британцем, агностиком, признавал, что хроника вековой борьбы говорит о том, что именно Запад всегда наступал на наши западные границы, а мы их удерживали с переменным успехом.

Мне приходилось много за эти дни выступать в европейской аудитории. Было ощущение, что ты вступаешь в серпентарий. Тем не менее я им говорила: вы сжали пружину до предела, она не может не разжаться — ничего другого вы нам не оставили.

Наша зона безопасности в течение последних десятилетий сокращалась. И при этом на каждом этапе этого нового сокращения, когда мы теряли то одно, то другое и как-то мирно высказывали свои опасения и недовольство, нас тут же обвиняли в агрессивности. То есть нас же заставляли платить за наши утраты. Если уж нам все равно приходится платить, не лучше ли платить за обретение, чем за утраты? Я так прямо и говорила, подчёркивая при этом, что я не государственный чиновник, я эксперт-международник, общественный деятель, если хотите.

В выступлении Владимира Владимировича Путина я нашла так много созвучного с тем, что я писала еще в книге «Россия и русские в мировой истории», которая стала популярной не только среди экспертов, но и простых читателей. Там черным по белому написано: ленинские принципы национально-территориального деления ранее единого государства никогда не выполнялись на самом деле, потому что с ними ни одно многонациональное государство и пяти лет прожить не может, не развалившись.

Когда произошло расчленение, не побоюсь этого термина, расчленение Советского Союза, для меня это было расчленение исторического государства Российского. Нам почему-то за «тоталитаризм» предложили уплатить 300 годами всей русской истории, и наши постсоветские либералы это условие приняли.

И те самые либералы, которые сегодня каются перед Западом, что они, дескать, против войны, просят не связывать их с нашим правительством и этим «оголтелым варварским русским народом», — они тогда рукоплескали этому процессу. Как тут не вспомнить Пушкина, который одним из первых понял сущность нарождавшихся либералов: «Ты просвещением свой разум осветил, ты правды лик увидел. И нежно чуждые народы возлюбил, и мудро свой возненавидел».

…Кстати, я еще 20 лет назад предсказала в своих статьях все, что будет (правда, оказалось, что быть вещей Кассандрой очень печально). И когда с экранов телевизоров чей-то ехидный голос, злорадствуя, сказал: вот, теперь уже никто не скажет — «одна шестая суши, которая зовется Русь», — тут у меня слезы, помню, просто брызнули из глаз.

Украина — это классический пример, когда нарисованные большевиками границы создали государство, которое стабильно могло существовать, только будучи нейтральным. Ибо оно составлено из кусков территорий и народов с совершенно разными геополитическими, идейными, мировоззренческими, культурными и языковыми тяготениями. Они просто не могут быть вместе, не будут нейтральными.

Украина могла бы доить «двух коров», процветала бы. Мы бы ухаживали за ней, чтобы она не отвернулась от нас, Запад бы ухаживал за ней, чтобы не отвернулась от него. Но Западу такая Украина была не нужна. Как не нужна была тем нацистам, которые копили силы еще с начала Первой мировой войны.

Галицийские униаты в то время только и назывались украинцами, остальные считали себя малороссами, и это совершенно их не унижало. Потому что Малая Россия и Великая Россия, по этимологии — Малая Греция, Великая Греция, — означает: Малая — это центральная, «изначальная» — «откуда есть пошла», а Великая — просто разросшаяся.

Кстати, прадед Тягнибока — Лонгин Цегельский — фигурировал на Версальском процессе и едва избежал казни за то, что доносил на симпатизирующих России в Закарпатье и в Галиции. И там были страшные репрессии против них. «Талергофский альманах» почитайте. Петро Гардый, который на Западе стал Peter S. Hardy, написал огромный кондуит на эту тему.

Украинцы должны понять, как это ни больно сегодня (конечно, это травма для национального чувства в любом случае), кто довел их до такого состояния? Кто ответит за нынешнюю конфронтацию?

Мы не могли не реагировать. Нацистская идеология вкупе с милитаризацией — это взращивание инструмента новой, третьей мировой, войны. Запад сейчас организовал для нас Мюнхен-2. То есть решил обратить всю ненависть именно на нас, с тем чтобы удовлетворить амбиции ненавистников России. Но за Мюнхеном, как мы знаем, всегда следует Нюрнберг. Россия, начав эту операцию, ставит своей целью денацификацию и демилитаризацию Украины. То есть она освобождает Украину от участи стать взрывателем новой, третьей глобальной мировой войны. А судьба взрывателя, как мы знаем, — это превратиться в пыль.

К сожалению, наступление — это был вынужденный, может быть даже, как некоторые считают, запоздалый шаг, я так не считаю, но он был абсолютно необходим России. И Россия сегодня, как и в 1941 году, когда весь мир находится под пятой у Соединенных Штатов и «подтявкивающей» им Британии, которая бешено стремится опять стать великой державой, снова одна противостоит натиску. И ее лидер поднимает перчатку, брошенную нам как вызов. И говорит: «Лучше в гробу, чем быть рабу». И опять Европа в истерике, потому что мы показываем, что наша национально-государственная воля сильней, чем совокупная национально-государственная воля всего совокупного Запада.

У нас в протестных настроениях, кстати, есть и патриотические, которые не понимают сами, что становятся попутчиками прозападного протестного движения. Обманутые иваны дурачки. Они ноют: вот, мол, это надо было сделать раньше. Но чтобы сделать это, надо было армию превратить в ту, которая сейчас.

И низкий поклон и министру обороны Шойгу, и нашему главнокомандующему за это. Нужно было, чтобы появились в Черном море новые корабли, поставленные на дежурство. Нужно, чтобы было новое оружие, которого они так испугались. Чтобы оно было не только создано, испытано, но еще произведено и поставлено на дежурство. Потому что показать опытный образец — этого мало.

Надо было накопить силы, чтобы никто не смел посягнуть на нас. Мы эти силы накопили. И я считаю великим актом уже то, что мы приняли этот вызов, как 22 июня, только опередив на этот раз, прав Жириновский, и выступили, считай, 21 июня, предвосхитив куда более масштабное, чудовищное столкновение в Евразии, предотвратили превращение Украины во взрыватель в этой войне. И, конечно, предотвратили полное попадание мира под диктат Вашингтона, которому якобы, по их теории исключительности, вытекающей из кальвинистской уверенности в предназначенности ко спасению, что бы вы ни делали, в том, чтобы управлять народами зла и дикарями, как говорил сенатор Беверидж. Причем это был не XII дикий век, а это был конец XIX. Позор!

Я давно изучаю англосаксов. Они все-таки отдельная раса со своим менталитетом. Это и кальвинизм, и пуританская идеология. Они большие расисты, причем с глубоким пренебрежением к остальному миру, большим даже, чем немцы, которые, конечно, рухнули в чудовищное грехопадение, но первые концлагеря были все же против буров в Южной Африке. Наш выдающийся военно-морской аналитик Снесарев описывает, как в Индии мальчишка-англичанин мог вытолкать взашей из вагона раджу со всей его семьей. Потому что для них это были недочеловеки. И как на одном приеме предложили жене офицера, который был в командировке, взять под руку индусского принца, который, между прочим, окончил британский университет, чтобы тот сопроводил ее в столовую. И она громко, на весь зал, сказала: «Не за тем меня сюда пригласили, чтобы быть парой грязному индусу». Это начало XX века! Видно, такое отношение к людям иной культуры у них уже в крови.

Быть или не быть России в истории?^[2]

Президент РФ в недавнем выступлении поставил несколько важных вопросов. Первый — «о странной дипломатии»: где современная дипломатия, если дипломаты говорят о том, что необходимо выиграть войну? Второй — о стремлении расколоть российское общество и неспособности это сделать. И третий — террор.

На самом деле все эти три аспекта достаточно давно исторически присущи англосаксам, которые, к сожалению, в 90-х годах были кумирами для очень многих в нашем обществе. И вот теперь мы пожинаем плоды нашего безверия в себя, в свою собственную историю. И урок для нас этот достаточно серьезен.

В Британской империи, помимо военных действий, которые она вела, всегда присутствовала очень странная дипломатия. Так, например, в первой четверти XIX века в договорах с Ираном — тогда с Персией — британцы вводили пункт, обязывающий эту страну продолжать войну с Россией. Возьмем убийство Грибоедова — до сих пор закрыты все документы, несмотря на то что прошло двести лет, истекли все сроки давности. Все историки, в том числе и британские, убеждены, что за этим преступлением кроется британский след. То есть и тогда не гнушались ничем.

А во время Кавказской войны что, к Шамилю не направлялись британские эмиссары? А разве не Дэвид Уркварт организовал провокацию, когда, еще в 30-х годах XIX века британская шхуна «Виксен» выгружала оружие для «черкесов»? И потом, басмачей сколько они поддерживали! Они врывались в мирные деревни, убивали.

А дипломатия сейчас у них действительно в таком упадке! Посмотрите на их представительские лица — еще одно поколение всего назад, а уж если два брать, — так это вообще небо и земля! Какими бы ни были сложными наши отношения времен холодной войны, особенно ее начала, но мы имели дело с титанами — Аденауэр, Эрхард, Эйзенхауэр… А сейчас? Я называю их «коллективная Грета Тунберг». С такими «недорослями» (у некоторых, правда, уже седина на голове) о чем говорить? Они не могут выдержать ни одну серьезную, глубокую дискуссию. А победить-то очень хочется. Отсюда ориентация на теракты — как признание собственной слабости.

У них одно желание — расколоть, запугать российское общество в сегодняшней ситуации.

Но я бы сказала, что наше общество куда даже более радикально настроено, чем наша власть в отношении проводимой операции: у кого-то кто-то уже погиб, кто-то остался сиротой, вдовой, потерял сына…

Поскольку благодаря телевидению я стала довольно узнаваемой, ко мне постоянно подходят люди — то в супермаркете, то на загородном рынке, где я перед Пасхой что-то покупала. И все спрашивают: доколе же ждать? Да почему же «не вдарить со всей мощью»? «До конца идти надо эту гадину раздавить»!

Я помню, на Би-би-си даже сказала в ответ на их: «Путин то, Путин сё…» — да наш Путин — это голубь мира по сравнению с настроениями в нашем обществе, которое возмущено отношением Запада к происходящему и приветствовало бы самые резкие ответные действия, которое призывает к решительной победе над украинским нацизмом со всеми вашими ястребами!.. Я уверена, мы покажем им на «Бессмертном полку» такую мощь! В пасхальную ночь я такого количества молодых мужчин в храме на ночной службе не видела за всю свою жизнь. И это говорит о том, что общество наше едино, оно прекрасно нутром понимает — «Вставай, страна огромная!». Ведь эта песня не случайно до сих пор так бередит душу, что продирает до дрожи и слез, и это не фигура речи. А родилась она буквально за какую-то ночь. И музыка потрясающая! Всего-то несколько аккордов, несколько линий. А слова какие! Там про коммунизм, кстати, ничего не сказано. Там все доведено до экзистенциального уровня — быть или не быть нам в истории. «Вставай, страна огромная!» — это обращение: братья и сестры! И сегодня, мне кажется, наш народ интуитивно чувствует: вроде бы большой войны нет, наши города не бомбят, а он понимает, насколько серьезна это схватка. И от ее исхода зависит не только будущее России, ее место в мировой истории, суверенность духа, политики, сохранение территории, ресурсов, культуры, языка, но и судьба мира. Будет ли мир опять подчинен той матрице, где каждый, кто не согласен, должен быть уничтожен, сломан, подкуплен или он выстоит. И мы — единственные во всем мире, кто принял этот вызов. «Как, опять Россия?» — недоумевают они. Они семь десятилетий мучились комплексом неполноценности и униженности, поскольку должны быть нам благодарны за то, что мы их освободили, «нашей кровью искупили Европы вольность, честь и мир».

А Восток, с какой надеждой на нас сегодня смотрит! Африканские страны, латиноамериканские… Помню, будучи депутатом на Межпарламентском союзе, едва начинала с их представителями говорить — ясно, что они Америку не любят, чувствуя ее презрение к ним, но боятся, они уважают Россию прежде всего как некую антитезу Америке. Мы для них некая историческая альтернатива, которая мир с его чудовищными перекосами и перепадами выравнивает, дает ему равновесие, что ли, дает возможность некоего самостоятельного выбора. Я уж не говорю о таких странах-гигантах, как Индия, Китай, которые сегодня с нами. Это вообще четыре пятых населения земного шара. А исламский мир, который те же англосаксы взорвали и разворошили? Выпустили джинна из бутылки. Ведь Ирак, Ливия, Сирия — это они держали под контролем диссидентские радикальные учения в исламе. Ислам классический, каким был в Арабском халифате, когда-то гораздо более веротерпимый. Тогда же там сосуществовали разные народы. У меня было очень много в Секретариате ООН друзей и знакомых из арабского мира, причем как вестернизированных, так и правоверных, которые молились пять раз в день, закрываясь в своих кабинетах. Мы дружили со всеми. Они же нас любили и уважали!

Почему Европа «слиняла»?^[3]

Владимир Кожемякин, «АиФ»: Наталия Алексеевна, на страницах «АиФ» вы не раз говорили о конфликте двух цивилизаций — России и Запада. Сейчас мы наблюдаем его апогей?

Наталия Нарочницкая: Пик конфликта ещё не пройден. Противостояние совокупного Запада и России как альтернативного пути общехристианской цивилизации и главного игрока на поствизантийском православном пространстве вошло в острую фазу. Россия — это не только православная ойкумена, но и огромная геополитическая величина, которая одним своим существованием не даёт никому стать господином мира.

Нам бросили вызов — мы подняли перчатку. Западу удалось вынудить нас на военную операцию. Западноевропейский мир опять стал единым, забыв противоречия, объединившись против России. А впервые в желании предупредить рост её влияния Европа почувствовала себя одним целым после победы Российской империи в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Во время Первой мировой она была разделена на враждующие блоки. Теперь ясно, что Вторая мировая война, когда англосаксы оказались вместе с нами против Гитлера, была просто их семейным спором о владычестве. А когда исчез СССР, наш противник вновь оказался перед нами во всей своей «красе».

— Путин как-то сказал, что «граница России нигде не заканчивается». Где в нынешнем конфликте пролегают рубежи, на которых она должна остановиться?

— Намерение «защитить своих» не значит, что надо завоёвывать и присоединять все территории, где говорят на русском языке. Русский мир — там, где преобладает русская культура, приверженность ценностям России, верность её истории. Географически этот мир не так чётко очерчен. Но итог этой борьбы повлияет на то, как будут относиться к русским в других государствах, посмеют ли их притеснять, унижать, внушать им второсортность, запрещать говорить по-русски.

Денацификация — не только ликвидация всех нацистских структур, люстрация и отстранение от общественной деятельности активных поборников нацистской идеи, не только суд над преступниками. Это ещё и искоренение данной идеологии в исторической науке, СМИ, культуре, искусстве. Германия в этом отношении была «под колпаком» почти 50 лет и сумела воспитать поколение, которое сегодня с трудом верит в то, что могли сотворить их деды. На Украине же в течение 30 лет всё происходило наоборот. Если бы мы подождали ещё лет 10–15, новое поколение, воспитанное уже со школьной скамьи в ненависти к России и преклонении перед Бандерой, заняло бы все командные высоты, сменило всех руководителей, преподавателей университетов и учителей в школах, весь до последнего солдата состав армии. И тогда процесс мог стать почти необратимым.

— Есть мнение, что, судя по действиям нынешней Германии, которая поставляет Киеву вооружения, её денацификация с 1945 г. не была проведена до конца. Вы согласны?

— Не думаю, что канцлер Олаф Шольц — поклонник нацизма. Но поддержка Германией бандеровского режима, готовность использовать его как штык против России лишний раз свидетельствуют о том, что после Второй мировой не только немцы, но и весь Старый Свет испытывал затаённую ревность к тому, что Россия — «чуждая варварская стихия» — спасла Европу. Сегодня мы видим вырвавшуюся из глубин их высокомерного сознания мечту о реванше за то унижение, которое претерпели европейские народы, которые сдались и встали на колени перед Гитлером, а мы затем «кровью искупили Европы вольность, честь и мир» (строки А. С. Пушкина. — Примеч. ред.). Недавно Шольц обронил, что Германия поддерживает Украину, потому что у них общие ценности. Спрашивается — какие? Нацистская реваншистская идеология, которая стала госполитикой украинского режима? Может, и у всего Евросоюза ценности те же? Мало кто знает, что первые серьёзные идеи «единой Европы» принадлежали Муссолини и Гитлеру. Получается, что ЕС сейчас преобразуется в такой же проект?

— Вы удивлены тем, что на Украине нас не встретили цветами, как в 2014 г. в Крыму? Судя по реакции многих её жителей, военнослужащих ВС РФ они не воспринимают как освободителей…

— И на юге Украины, и в Харькове, т. е. там, где Россия могла рассчитывать на более или менее единодушную поддержку или хотя бы лояльность граждан, после Майдана и переворота 2013–2014 гг. была проведена масштабная чистка административных и образовательных структур. Националистов назначили губернаторами и мэрами, ректорами и профессорами университетов, были созданы и расквартированы мощные группировки из очень мотивированных и хорошо натренированных наци. Укрепрайоны Мариуполя, например, были просто укомплектованы боевиками из «Правого сектора» (запрещён в РФ. — Примеч. ред.), прошедшими за эти годы военную подготовку под руководством специалистов НАТО. Кроме того, народ там, конечно, запуган, уже привык подчиняться.

Ну и в целом Украине всегда были свойственны очень обывательские настроения. Многие считали: хорошо бы, Россия помогла, освободила их от национального и культурного угнетения, но без трудностей и потерь, как по мановению волшебной палочки. Проснулся однажды — и нет гнёта! А тут «Калибры» летают, свет отключается, кругом взрывы — значит, как-то не так Россия вошла… Однако без потерь не бывает. За свободу надо бороться и платить комфортом. Но, конечно, даже для тех, кто не был русофобом, но жил с сильным украинским самосознанием, произошедшее стало травмой для национального чувства. А из мотивированных на борьбу русских людей многие давно переехали на Донбасс или в Россию.

Я знаю многих, в том числе и деятелей науки, которые живут на Украине, хотя не приемлют нацистской идеологии. Но если они сейчас что-нибудь скажут против неё, пока там нет русских солдат, их просто убьют. Что же касается собственно бандеровских нацистов — перековать их невозможно, их надо просто парализовать, а преступников жестоко наказать.

— Готовы ли жители стран НАТО воевать с Россией на земле — в окопах?

— За полвека после мировой войны там привыкли жить расслабленно и поэтому жертвовать своим удобством, а тем более жизнями не хотят. Запад проявил свои приоритеты комфорта уже во времена Гитлера. Они сдались фашизму, даже не пытаясь серьёзно сопротивляться. Их сопротивление было моральным: они ненавидели фашистов-оккупантов, но не сказали, как русские: «Лучше в гробу, чем быть рабу». А сейчас наслаждение для тела и любование своей свободой без границ, где нет разницы между грехом и добродетелью, — вот главные ценности европейца. В прошлые века, и европейская культура тому свидетель, ценности были иные. Вера, Отечество и честь, долг для немца, француза, англичанина были выше жизни. Иначе бы они не создали свои великие державы и культуру. А сегодня Европа «слиняла». Какое там «в окопах» — они могут воевать только в своей русофобии.

— Когда США стали видеть себя в роли прокурора для остального мира?

— После нашей «перестройки», когда мы провозгласили примат «общечеловеческих ценностей». До Мюнхенской речи Владимира Путина Запад прикрывался фантомом «мирового цивилизованного сообщества», которому только и дано право интерпретировать явления мира и давать оценку всем событиям. Но им было сказано: вы не имеете права говорить от имени всего мира. Настал момент истины.

— Происходящее на Украине — следствие ошибок, просчётов Запада в отношении нашей страны или этап его плана по «сдерживанию» России? Может быть, в США сейчас потирают руки и радуются тому, что два братских народа изничтожают друг друга и воспылают взаимной ненавистью на много лет?

— После Второй мировой Запад сделал всё, чтобы нас ослабить, сдержать и отбросить. Но что-то пошло не так: мы сломали их сценарий. Теперь весь мир, затаив дыхание, смотрит на Россию. Думаете, все в мире довольны диктатом США? Даже их сателлиты и многие нации незападного мира, опутанные финансовой паутиной, над которыми висит дамоклов меч американцев, не любят их и хотят расширить границы своих внешнеполитических возможностей. Все ждут. И сейчас мы воюем не только за жизни миллионов русских людей на востоке Украины, но и за своё свободное будущее, и за будущее мира, в котором будут восстановлены справедливость и самостоятельность многих стран. Запад в истерике, поскольку прекрасно понимает это. Поэтому он и не позволяет капитулировать Украине — требует устроить море крови и гуманитарную катастрофу.

— Скоро ли этот конфликт закончится и чем? Железный занавес опускается, и теперь мы и Запад будем смотреть друг на друга только сквозь прицел ядерного оружия?

— Мы должны продемонстрировать всем назидательный урок. Думаю, что украинский режим уже давно бы капитулировал, если бы Запад не принуждал его к самоубийству. Это лишний раз доказывает, что Украина для него — это взрыватель для бомбы, который сам должен превратиться в пыль во время взрыва. И все только для того, чтобы взорвать Россию.

Да, Запад на время сделал нас «коллективно осужденными», но мир на три четверти состоит не из западных стран, а динамика мирового развития давно переместилась в Азию. Везде растут неприязнь и недовольство диктатом Вашингтона. В Латинской Америке, хоть и под пятой Штатов, их просто ненавидят. Вы бы знали, как в Мексике не приемлют янки! Если назваться американцем, будут холодны, а гостю из России могут и кофе предложить.

Если мы доведем свое дело до логического конца, Запад продолжит какое-то время биться в истерике, но мир будет уже другим: многие вздохнут с облегчением, и мировая политическая энергетика начнет оживляться. Все постепенно осмелеют. У США останется большая военная и финансовая мощь, но все регионы, страны, цивилизации получат огромный импульс к более самостоятельной политике.

«Мы обязаны идти до конца!»^[4]

— Наталия Алексеевна, как так получилось, что Украина выбрала этот антирусский путь, по которому следовала на протяжении 30 лет?

— Когда распался Советский Союз, я, как историк, написала статью, эпиграфом к которой стали строки из стихотворения Александра Сергеевича Пушкина «Бородинская годовщина»: «…Наш Киев дряхлый, златоглавый, / Сей пращур русских городов, / Сроднит ли с буйною Варшавой / Святыню всех своих гробов?»

Пушкин первым осознал, что при давлении Запада на Россию немедленно проявится стремление оторвать от Российской империи Украину и лежащие между Западом и Россией земли. Украина, получив независимость в 1991 году, неизбежно должна была стать как минимум соперничающим государством, а не дружеским и братским. И вот почему. Дело в исключительной близости наших народов — единая история, один язык, одна вера. В том числе единая древняя история, особенно до монголо-татарского нашествия, которое, собственно, и разделило Северо-Восточную Русь и юго-западные земли. Язык тогда вообще мало отличался — не более чем баварский и саксонский диалекты немецкого языка. Но для того чтобы обосновать логику существования отдельного государства, надо было постоянно искать антропологические отличия русских от украинцев. Постоянно утверждать и обосновывать, что у украинского народа всегда и вечно были совершенно иные геополитические, культурные, мировоззренческие тяготения.

Знаете, ведь братские отношения — это не вымысел, но это сложнейшее психоэмоциональное состояние, в котором есть не только тяга и родство, но и некое соперничество, отталкивание и ревность. Вспомните, первый грех, который совершает человек на Земле, — это братоубийство! Каин убивает Авеля. Зависть и гордыня, не материальные причины — Каин возревновал Авеля, почему его жертва оказалась более богоугодной. Можно обратиться к образам повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба». Остап и Андрий, они до сих пор живут в раздвоенном украинском сознании.

— Что послужило основой для формирования антирусской идеологии на Украине и как она складывалась в украинском обществе на протяжении нескольких исторических периодов?

— «Украинство» как синоним «антимосковитства» берёт начало в Брестской церковной унии 1596 года, когда именно униатство стало выращивать антирусскую трактовку украинской истории. Униаты — и не католики, и не православные, это католический догмат и подчинение римскому папе при сохранении православного обряда. В этом процессе большую роль сыграла Польша, претендовавшая на всю Малороссию, на Киев — «мать городов русских». Для Польши плацдармом устремлений на Восток стало захваченное в XIV веке Казимиром III Великим Галицко-Волынское княжество. Но эти земли — исконная Киевская Русь! С тех пор Галиция не делила с остальной православной Малороссией свою судьбу. Она была под Польшей, потом под Австро-Венгрией. Между двумя мировыми войнами Галиция снова под Польшей. И там не просто зрели антирусские настроения, там целенаправленно воспитывалось воинствующее ненавистническое отношение к московитам и презрение к многократно превышавшей их массе православных малороссов. Собственно «украинцами» называли лишь униатов галицийских ещё в начале XX столетия.

Во время Первой мировой войны именно униаты проводили против православных Галиции чудовищные репрессии. Австро-венгерские власти по доносам униатов устроили первые процессы ещё в 1903 году, а после первого отступления Русской армии в 1915 году там уже были созданы концлагеря смерти — Талергоф и Терезин, куда бросали православных галичан и русинов, лишь заподозренных в симпатиях к России. Одного православного священника за симпатию к России распяли вниз головой, как апостола Петра.

Кстати, дед нациста Олега Тягнибока — Лонгин Цегельский — был одним из тех, кто причастен к уничтожению галицкорусов, как они себя называли. Его фамилия упоминается в «Талергофском альманахе» как фамилия одного из тех представителей «каинового отродья», доносчиков и палачей, виновных в пытках и смертях невинных людей. Его имя фигурировало в 1919 году на Версальской конференции, где судили военных преступников. Цегельский чудом избежал казни, сбежав в США.

Андрей Шептицкий, униатский митрополит Галицкий, — это австрийский граф. Он был католиком, а потом стал униатом и в 1929 году говорил своей пастве в том духе, что «Бог нам ещё окажет милость проповедовать по Кубань и Москву». Сотрудничал с Гитлером, благословлял дивизию «Галичина» СС, повинную в чудовищных зверских убийствах украинцев, поляков, русских. И зачем только Сталин присоединил Галицию, надо было этот подарочек «социалистической» Польше сделать!

Пассионарность сегодняшних галицийских бандеровцев объясняется ещё и тем, что в Галиции в XX веке, в отличие от остальной Украины, не насаждался атеизм, в то время как на востоке Украины атеизм насаждался, что родило и обывательское отношение к великим вещам. После распада Советского Союза именно униаты провозгласили себя единственной крестоносной церковью, которая пойдёт новым крестовым походом против русских варваров и проклятых кацапов — это все преданные Русской православной церкви украинцы. Бандеровцы исповедуют так называемый интегральный национализм, цель которого — создание моноэтнической и моноконфессиональной нации, для чего годятся любые средства, и не надо останавливаться, даже если придётся умертвить половину несогласных.

А что делали бандеровцы, я думаю, вашим читателям хорошо известно. Например, на Волыни они четвертовали пятилетних детей. Развешивали их букетами на деревьях, называя венками. Или вырезали у живых беременных женщин плод и засовывали туда живого кролика или крысу. Развешивали на деревьях кишки. Сегодня наследников этих зверей поддерживает Запад.

— Ни для кого не секрет, как перевиралась история в украинских учебниках…

— Политическая номенклатура в Киеве сразу перехватила галицийские лозунги. Эти вещи стали неминуемо проникать в мировоззрение, историографию. Началось переписывание истории. Сначала осторожно, а затем уже совсем неосторожно. А теперь уже открыто, и доходит до бреда и абсурда. Укры по текстам некоторых историков — самая древняя нация Европы, основавшая Трою и крито-микенскую культуру…

Основа их доктрины в том, что мы — москали проклятые — помесь угро-финнов с татарами, а они — арийцы. Мы, чтобы приукрасить свою историю, по их мнению, украли у них летопись Киевской Руси, князя Владимира, Владимира Мономаха. И византийское наследие вовсе не наше, а принадлежит им.

Доходит до абсурда. Они признают, что Владимир Мономах — великий украинский князь, а его сын Юрий Долгорукий — проклятый москаль, кацап.

Я этому не удивлялась и была уверена, что это неизбежно расцветёт. Украина составлена из совершенно несовместимых по мировоззрению и историческому сознанию групп в огромных границах, которые никакого отношения к крошечной казацкой Чигиринской республике Богдана Хмельницкого не имели, такой территорией её наделили большевики в надежде замирить национальные амбиции. И после опрометчивого присоединения Сталиным Галиции змеиное гнездо оказалось в СССР.

Кстати, в советских учебниках (ни в школьных, ни в институтских) нельзя было прочесть о том, что бандеровцев приходилось добивать все 1950-е годы. Скрывались эти факты. Между собой люди говорили, но прочесть об этом нигде нельзя было, потому что такие факты противоречили тезису о вселенском братстве при коммунизме, когда все противоречия из-за царей и капиталистов уйдут в прошлое.

— Был ли шанс у Киева и Москвы сблизиться на каких-то других основаниях в современных реалиях?

— Окончательное падение Украины в эту пучину и утрата властью контроля над овладевшими политической ситуацией бандеровцами произошли, когда после Майдана был совершён настоящий государственный переворот в 2014 году. На Украине во многих городах и в Киеве стали уже ежегодно проходить факельные шествия со свастикой и нацистским приветствием, точно повторяющие шествия фашистских молодчиков в начале 1930-х годов. Во все русские и русскоговорящие города и области были направлены руководители с активным националистическим мировоззрением, прежде всего антирусским. Умеренные были вытеснены из всех уровней администрации.

Однако мы почему-то по-прежнему продавали им энергоресурсы на десятки миллиардов долларов и ни разу не спросили: «Как вы смеете при этом преподавать уже в школьных учебниках, что Россия всегда была врагом?» Почему мы допускали, что студентов учат, что СССР — такой же монстр, как фашистская Германия…

Мы сами проглядели в своём сугубо экономическом менталитете взращивание и формирование из прекрасной и любимой нами Украины совершенно нацистского государства, нацеленного на борьбу против России и увлекающего в пропасть украинский народ. Запад предназначил Украине роль спускового крючка третьей мировой войны и войны против России. Сама Украина ему не дорога.

Сегодня подтверждаются слова известного ненавистника России Збигнева Бжезинского, что СССР с его коммунистической идеологией — куда меньший враг для США, чем Россия, которая восстановила бы свою религиозную и национальную ипостась.

— Можно ли сейчас с уверенностью утверждать, что проект «Украина — анти-Россия» завершился? Или это только начало длинного пути по реанимации братских отношений?

— Сложно сейчас о сроках говорить. Русские люди, особенно в тех местах Украины, где они компактно проживают, подавлены, запуганы, обескуражены, лишены социальной энергии, фрагментированы. А украинское национальное чувство, которое могло бы быть основой расцвета, выродилось в ненависть к иному, так или иначе получило сильную травму.

Задача нашей специальной военной операции — ликвидировать бандеровское гнездо через денацификацию. Нужно спасти от гибели население Донецкой и Луганской областей, а это около 4 млн человек. Уже известны секретные документы о намеченном массированном нападении на ДНР и ЛНР.

Отмечу, что Украина после распада СССР могла бы себя сохранить и далее существовать только в нейтральном статусе. Слишком разнонаправленный вектор мировоззрения у разных частей Украины, а это — многомиллионные части её территории. Это — Галиция, юго-восточная часть, Одесса, центральная часть. Они могли бы как-то сосуществовать только в нейтральном статусе. Но Западу и галицийским бандеровцам такая Украина была не нужна.

Я считаю, что впереди — как минимум неминуемый процесс по федерализации гипотетической Украины. Унитарным государством она остаться, увы, не может. Нам предстоит долгий путь, на котором мы должны будем работать с крупными регионами. Это — Центральная Украина, причерноморские области и Юго-Восток.

При этом важно сберечь православную церковь, являющуюся огромной скрепой. Думается, что это займёт не одно десятилетие. Надо вырастить целое поколение. Если бы ещё промедлили, то шансов бы уже никаких не осталось. Дело в том, что в прорусские регионы за последние годы на руководящие посты в армии и в администрации были направлены мотивированные националисты, которые занимались «промывкой» сознания у военнослужащих и населения.

Немало людей, которые не желали видеть свою страну в объятиях националистов, но их деморализовали, потом обработали пропагандой, и они сейчас травмированы. Нужно пробудить энергию, которая позволила бы им противостоять всему антирусскому. И начинать нужно с детских садов.

— Какие меры нужно предпринять, чтобы после окончания Специальной военной операции будущие шаги по сближению народов России и Украины стали успешными?

— Наша задача — провести демилитаризацию и денацификацию. Денацификация — не лозунг, а многолетняя, многовекторная системная стратегия по полному искоренению взглядов, философии нацизма вместе с люстрацией, роспуском и ликвидацией всех структур и преданием суду тех, кто её проповедовал и виновен в преступлениях. Это искоренение этих идей из искусства, литературы, СМИ, общественной жизни. Если говорить о Германии, то там этот контроль во всех сферах на неё распространялся до последнего времени. У них выросло поколение, которое с трудом верит, что их деды могли совершить грехопадение в нацизм. Но сейчас, увы, мы наблюдаем и вырвавшееся из глубин европейского подсознания желание реванша над Россией, которая одна не подчинилась Гитлеру и своей кровью «искупила Европы вольность, честь и мир».

Иного пути, кроме как полного запрета деятельности бандеровцев и суда над ними, я не вижу. Не исключаю того, что они разбегутся куда-то. Вот тогда Европе будет «подарочек». В той же Польше, с одной стороны, натравливают Украину на Россию, но с другой стороны — и в академических кругах, и люди помнят ужасы «волынской резни», и я знаю профессоров и студентов, выступавших на митингах против прославления бандеровских радикалов на Украине. Не стоит думать, что вся-вся Польша несёт в себе только русофобские настроения, хотя именно их лелеют на самом высшем уровне.

У меня нет «розовых очков», и не надо рассчитывать на приветствия везде на Украине. Впереди у нас длинный путь. Нам отступать нельзя ни в коем случае! Надеюсь, наша армия, проливающая кровь, и руководство это понимают. Для нас это — «быть или не быть», и весь мир смотрит на эту схватку. Наша национально-государственная воля оказалась опять сильнее всего совокупного Запада, как и во времена Гитлера, когда они все сдались. А мы встали против врага. Если бы этого не случилось, никакой бы Европы сейчас не было. И француз был бы не французом. И так можно сказать про все европейские народы. Они были бы свинопасами и горничными для Третьего рейха.

Иного пути, кроме как полный запрет деятельности бандеровцев и суд над ними, я не вижу.

— Чем вызван некий комплекс неполноценности среди европейцев по отношению к Русскому миру как победителю во Второй мировой войне?

— Наш фонд опубликовал выверенный текст плана операции Unthinkable («Немыслимое»), которую Черчилль разрабатывал, когда ещё не «остыли» Ялтинская конференция и Потсдам. Операция предусматривала военный поход на СССР сразу же по окончании Второй мировой войны. В планы операции входили разгром советских войск на территории бывшего нацистского рейха и новое вторжение в Советский Союз, а также тотальное разрушение с воздуха советских городов с использованием ядерного оружия. Силы, предназначавшиеся для блицкрига по образцу германского, включали бы как англо-американские войска, так и немецкие, польские и венгерские дивизии. Борьба англосаксов с Гитлером, судя по всему, была семейным спором о владычестве, а Россия своей величиной и самостоятельностью в любом её обличье не позволяет никому стать господином мира.

США, увы, надо отдать должное их умению фальсифицировать, добились того, что в учебниках будет написано о нынешней Специальной военной операции на Украине как о русско-украинской войне. Они добились временной консолидации НАТО, но воевать с нами сами, разумеется, они не будут и не хотят, только руками украинцев. Европеец уже не может воевать. Для него в приоритете сугубо потребительские интересы. Гедонистические «идеалы» взяли верх над среднестатистическим европейцем. Целые поколения выросли привыкшими к комфорту. Брать оружие в руки они не хотят и не будут.

В то же время мир уже вообще никогда не будет прежним. Он будет другим. Три четверти мира сейчас смотрят на эту схватку Запада с Россией. Не стоит заблуждаться в том, что все якобы с обожанием относятся к США и довольны их высокомерием, а также оскорбительной «исключительностью». Не все.

— Что нам грозило в случае промедления или непроведения Специальной военной операции на Украине?

— Санкции против нас уже были готовы, их ввели бы в любом случае. НАТО давно вооружало Украину, особенно последние пять лет, о чём нашим военным было известно. Не надо и принимать в Североатлантический альянс было, оставалось лишь почти готовую грязную бомбу закончить и ракеты поставить. В оставленных на поле боя украинских танках только внешний облик был прежним, доставшимся от раздела СССР. Внутри уже было всё натовское: новейшие системы наведения, антирадары и компьютеры с прямым контактом со штабами НАТО по закрытой связи. НАТО готовило войну руками украинских братьев… Это был бы конец и Украине, и России. Заявление Зеленского о выходе из Будапештского соглашения и прекращении безъядерного статуса сделано не в пылу эмоций. Всё уже наготове! Две минуты, которые летит ракета, — это не срок, чтобы принять решение.

По указанию заокеанских кукловодов, ВСУ и националистические батальоны приступили бы к массированному удару по территориям, на которых находятся ДНР и ЛНР. Мы бы, естественно, должны были вступиться за них. И тут бы они ввели все эти санкции, и нам пришлось бы расплачиваться жизнями мирного населения, где сегодня живут сотни тысяч граждан России.

— В чём вы видите причины формирования прозападной ориентации в украинской элите, её зависимости от материальных благ, которые она получает из-за рубежа за реализацию антироссийской политики?

— Мы видим, что мировоззрение прозападных элит, построенное на ненависти ко всему русскому, дало им возможность сколотить свои капиталы. Не думаю, что олигархи Украины по-настоящему идейные подобно бандеровцам. Их счета находятся на Западе и Западом же контролируются. Это цинично в конечном итоге по отношению к простым украинцам. К сожалению, материальная заинтересованность, в особенности у нерелигиозных людей, взявших власть в свои руки, дала им возможность совершать страшные вещи.

— Какие шаги, на ваш взгляд, целесообразно предпринять для пресечения каналов финансирования действий, направленных на формирование антироссийских настроений на Украине?

— В случае достижения целей Специальной военной операции такое финансирование будет остановлено.

— Эмигрировавшие в США и Канаду этнические украинцы, приблизившись там к местным правящим кругам, продавливали финансовую и иную поддержку националистических очагов на Украине после распада СССР? Насколько велики риски, что со стороны США эта антироссийская деятельность будет продолжена, а может, и интенсифицирована в свете немалого числа граждан Украины, покинувших страну из-за проведения Специальной военной операции Россией. Ведь они могут послужить почвой для культивации националистической антироссийской идеологии в дальнейшем…

— И до нынешнего потока беженцев, устремившихся за лучшей долей на Запад, это влияние выходцев с Украины было достаточно сильным. Как в США, так и в Канаде имеются огромные украинские общины. Именно они всегда были воинствующими антирусскими.

Когда случилась авария на Чернобыльской АЭС, я работала в Секретариате ООН в Нью-Йорке. У нас тогда в целом были приличные отношения с Соединёнными Штатами. Сотрудники-американцы в организации к нам заходили в кабинет и выражали сочувствие. А вот представители украинской диаспоры стали митинговать перед зданием ООН. Они кричали, что «русские сожгли украинцев и кремировали их там, на станции».

К слову, слушавшая лекции Бжезинского Пола Добрянски — высокопоставленный сотрудник Госдепартамента США — была подругой Екатерины Чумаченко, будущей супруги Ющенко, которую подсадили ему в самолёте. В свою очередь её отец — Лев Добрянский — американизированный украинский националист — автор закона США «О порабощённых нациях», где были названы все исторические нации государства Российского, кроме русской.

Соединённые Штаты никогда не остановятся и без всяких эмигрантов из Украины, ибо решается судьба их безоговорочного лидерства и господства.

Буквально недавно Джо Байден выступил с посланием к нации и открыто заявил, что Россию надо добивать всеми силами. Конечно, украинцы для них — удобный инструмент. Они будут выставлять их как жертв. Не будет украинцев, они найдут другой повод, на котором осуществят свою грязную информационную кампанию.

Повторяю: мы — страна, которая своим существованием не даёт никому быть «господином мира». Первым это осознал Наполеон, обрушив на нас совокупную мощь завоёванной Европы. Пошёл Гитлер на нас — получилось то же самое.

— Как вы относитесь к антивоенной риторике, возникшей в России среди публичных людей, в условиях проведения Специальной военной операции призывающих остановить её?

— Я считаю это аморальным. Даже если ты сомневаешься, подло кричать в спину солдат, защищающих жизни русских людей и интересы Отечества. Можно же просто промолчать, а не совершать предательства.

Знаете, легко любить своё Отечество, если оно сильно, если перед ним все становятся на колени, как перед США. А когда вашу мать окружила беснующаяся толпа вурдалаков (что сейчас происходит с Россией) и поносят её, топчут, только тот будет её настоящим сыном, кто закроет её собой и защитит от поругания.

Послевоенный мир кончился^[5]

— Наталия Алексеевна, как вы считаете, почему травля русских за рубежом в одночасье стала повальной?

— Во-первых, дело в том, что средства массовой информации на протяжении многих лет воспитывали в западной публике отношение к России как к «черному зигзагу мировой истории». И это действует, ведь западный обыватель давно не читает книг. Он не видел ни сожженных в Одессе, ничего из того, что видели и знаем мы.

Во-вторых, у меня ощущение, что Европа после Второй мировой войны десятилетиями мучилась от комплекса неполноценности: от необходимости быть благодарной России, которая якобы ниже ее по цивилизованности, по уровню культуры. От того, что «мы нашей кровью искупили Европы вольность, честь и мир», как писал Пушкин. Думаю, сейчас это очень сильно проявилось. Запад будто бы захотел реванша.

Вообще нынешнее отношение англосаксов к русским меня мало удивляет. Ну назовите мне за 300 лет хоть какого-нибудь врага России, которого Британия не поддерживала бы? Вот вам еще пример: в договорах с Персией в первой четверти XIX века был пункт, обязывающий Иран воевать с Россией. Потом вспомните Крымскую войну. Кроме того, еще до начала Первой мировой войны министр внутренних дел Петр Дурново предупреждал, что в той неизбежной войне нам не светит никакая компенсация, потому что мы воюем на стороне нашего главного геополитического соперника, который сделает все, чтобы мирный договор даже в случае победы ничего не принес России.

— Вы слышали, что на витрины русских и белорусских магазинов кто-то вешал таблички «Не покупайте у них»? Можно ли такое сравнить с желтой звездой — «знаком позора», которым клеймили евреев в Германии в конце 1930-х годов?

— Я слышала саркастичные и горькие высказывания об этом. Кто-то говорил, что сегодня русских сделали евреями и все это подобно Германии в фашистское время. Драматично, но вообще-то все это кончилось Нюрнбергом.

Безусловно, подобные эксцессы создают очень неблагоприятный фон для нашей внешней политики. Но долго такое продолжаться не может. С нашими гражданами уже переборщили — столько гадостей про нас уже лет двадцать пишут. За это время наше население, которое тридцать лет назад было чувствительно к мнению Запада, теперь к нему абсолютно безразлично. Потому что мы поняли: что бы мы ни сделали, как бы мы себя ни вели — мы все равно для них тот самый «черный зигзаг».

И на Западе подспудно понимают, что Россия своим только существованием — уже никому не угрожающая, суверенная Россия — не позволяет никому стать господином мира. Для Запада это невыносимо.

— Такому массовому психозу поддаются образованные люди?

— Да, меня даже на Би-би-си оскорбляли. В последний раз, правда, очень вежливо. Вот они мне говорят: «Киев завален трупами женщин и детей!» Мы в Киев вообще не входили, там нет наших войск, но если всем такое говорят про Киев, как еще обыватель может реагировать? Информационное поле заполнено пропагандой. Не случайно перед Спецоперацией они на Западе закрыли все наши рупоры. Увы, манипуляция сознанием в эпоху информационного общества есть главный инструмент политики.

— Вы могли бы назвать примерный процент людей на Западе, которые простым русским людям сочувствуют?

— В целом сказать трудно, но, например, во Франции, я уверена, таких немало. Процентов 30 точно есть, а это большая европейская страна. Приведу такой пример: я ездила во Францию, чтобы наблюдать за вторым туром предыдущих выборов президента. Остановилась в небольшом отельчике на окраине городка. Когда прощалась с хозяином отеля, он мне подарил бутылочку вина. Я смутилась — мне-то ему нечем ответить. И вдруг этот мужчина говорит:

«А вы бы нам тоже могли бы сделать подарок. Подарили бы нам годика на четыре своего Путина. Мы бы вам его потом вернули, он бы только научил нас стоять насмерть за интересы своей страны».

Подобные слова поддержки в той или иной форме я получаю регулярно, и не от маргиналов, а от профессоров, которые признают, что Россию довели, что виноваты США и НАТО. А недавно моя подруга шла вместе с мужем-французом по Парижу. Подруга живет во Франции уже где-то 40 лет, ее супруг — крупный местный бизнесмен. Они идут и говорят по-русски, а мимо проходивший француз средних лет их услышал. Он к ним наклонился и сказал на ломаном русском: «Спасыбо!» Подруга удивилась: «А что, разве еще можно в Париже по-русски говорить?» — «Мы любим русских», — ответил ей парижанин.

Помимо этих историй, замечу, что у меня есть довольно большая выборка из выступлений иностранцев в парламентах Европы с альтернативной точкой зрения. Это достаточно яркие речи, в которых прямо обвиняют НАТО и США, говорят, что-де «загнали русского медведя в угол и ему ничего не оставалось делать».

— Что бы вы посоветовали сделать нашему соотечественнику, который оказался объектом травли за рубежом? Бежать?

— Я бы на их месте сжала зубы и, так сказать, уверенно продолжала бы оставаться русской, но если жизнь стала невыносимой, у вас отнимают собственность, то, вероятно, да, может, и уезжать. Впрочем, я надеюсь, что до такого не дойдет.

— Но нет ли у вас ощущения, что, наоборот, все больше русских в таких условиях будут возвращаться на Родину?

— Думаю, такое явление будет, но не знаю, насколько массовым оно окажется. Я соглашусь с тем, что очень многие россияне, побывав за границей, теряют иллюзию и убеждаются, что за границей нет правды. И там заметны двойные стандарты и несправедливость.

— Когда Спецоперация кончится, отношения между русскими и иностранцами удастся восстановить? Их вообще можно будет нормализовать?

— По моему опыту, проходит все, причем неизбежно. В течение десяти лет ничего не сохраняется. Нужно понимать, что не только мы, но и украинское национальное чувство испытало травму. 30 лет они в учебниках писали, что Россия — враг, что мы ватники, а Бандера — герой, что Великая Отечественная война была фашистско-большевистской.

И здесь надо признать, что многое упустили именно мы. Мы упустили тот момент, что украинцы учат детей всему этому. Нам нужно прикладывать усилия, проявить волю, чтобы исправить это.

Нам предстоит разделить многие трудности, и это не тоска по «пармезану». Сейчас для 99 % людей важно сохранить работу, достойный быт, а не иностранный сыр. Поймите: кончился сейчас послевоенный мир, построенный на том, что было достигнуто в мае 1945 года. Все будет другим: логистика, международные организации, политические движения, экономические связи. Я думаю, что мы выдержим.

— История знает примеры таких разногласий между Россией и Западной Европой?

— Ну, например, во время Крымской войны лорд Теннисон, поэт и кумир британских салонов, открыто говорил, что ненавидит русских и Россию. Кайзер Вильгельм в своих мемуарах писал: «Я ничего не могу с собой поделать. Я знаю, что это не по-христиански, но я ненавижу славян».

Вообще вся эта грубость откровенная произошла еще и из-за страшного падения культуры, особенно культуры языка. Раньше ноты об объявлении войны начинали со слов «соблаговолите…», а сейчас британские журналисты вместо выполнения своей работы ведут себя так, как обязаны были вести себя следователи на сталинских процессах. То есть демонстрируют презрение, осуждение, оскорбляют, а иначе будто бы рискуют быть заподозренными в недостаточной лояльности. Падение культуры и политической этики налицо в Европе.

— Вы хотите сказать, что жители Западной Европы никогда не считали русских за европейцев?

— Да. Еще Данилевский писал, что Европа не признает нас своими:

«Европа видит поэтому в Руси и в славянстве не чуждое только, но и враждебное начало. Как ни рыхл и ни мягок оказался верхний, наружный, выветрившийся и обратившийся в глину слой, все же Европа понимает, или, точнее сказать, инстинктивно чувствует, что под этой поверхностью лежит крепкое, твердое ядро, которое не растолочь, не размолотить, не растворить, — которое, следовательно, нельзя будет себе ассимилировать, претворить в свою кровь и плоть, — которое имеет и силу и притязание жить своею независимою, самобытною жизнью…

Итак, во что бы то ни стало, не крестом, так пестом, не мытьем, так катаньем, надо не дать этому ядру еще более окрепнуть и разрастись, пустить корни и ветви вглубь и вширь…

Но как дозволить распространиться влиянию чуждого, враждебного, варварского мира, хотя бы оно распространялось на то, что по всем Божеским и человеческим законам принадлежит этому миру? Не допускать до этого — общее дело всего, что только чувствует себя Европой. Тут можно и турка взять в союзники и даже вручить ему знамя цивилизации».

«Наша победа приведет к возникновению совершенно иного мира»^[6]

Еще 20 лет назад вышла моя книга «Россия и русские в мировой истории», где была глава, посвященная проблемам на так называемом постсоветском пространстве, а на самом деле — на пространстве исторического государства Российского, где в отношении Украины на первой же странице было мною написано, что, став самостоятельным государством, Украина по определению не будет дружественным и братским, а как минимум будет соперничающим и — очень даже вероятно — враждебным государством.

И причина, как это ни парадоксально, лежит именно в необычайной близости наших двух народов. Если признавать по-прежнему, что у нас общая история, один корень, одна вера, язык, который отличается не больше, чем баварский от саксонского отличался в XIX веке, то тогда трудно обосновать логику необходимости существования в отдельных государствах. Для того чтобы ее обосновать, нужно утверждать, что в течение всей истории украинский народ имел совершенно иные геополитические, идейные, мировоззренческие, лингвистические тяготения. И надо разделить эти два народа, заявить о том, что они вообще не единый народ.

Я признаю, что произошел так называемый, как писал Лев Гумилев, этногенез, когда формируется из одного корня еще один народ, который имеет свои отличия — дистинкции, воспроизводимые уже из поколения в поколение.

И мы действительно две ветви народа, которые выросли из единой Киевской Руси, из восточных славян, и язык был один и тот же — древнерусский. Все лингвисты до недавнего события, когда они не были еще ангажированы так или иначе, доказывали, что именно академический русский современный язык произошел от древнерусского, а украинский язык существует, но это местная мова, местный язык, — есть такое понятие в лингвистике.

Вот, например, баварский язык — с него даже на немецкий иногда был нужен подстрочный перевод, потому что не все можно было понять. Можно было только понять, о чем идет речь в общих чертах.

Так вот, братские отношения — что это такое? Это вовсе не вымысел, это сложнейший феномен в сознании, в котором есть не только единение и близость, но есть соперничество, отталкивание и ревность. И не случайно в Священном Писании, в Библии, первый грех, совершенный человеком на Земле, — это братоубийство, когда Каин убивает Авеля. Причем никакой материальной заинтересованности нет, исключительно грех гордыни. Потому что не мог стерпеть рядом с собой богоугодного Авеля.

Истоки украинского сепаратизма и москвофобской версии украинской идеи лежат в Брестской унии 1596 года, когда, щедро спонсированная и инициированная польскими католиками, была создана униатская церковь под эгидой папы римского, с католическим догматом.

Что на бытовом уровне мало кто понимает. При этом с полным сохранением православного обряда, литургических обычаев. Многие крестьяне даже не понимали, что их перевели в другую веру.

Именно вот эта униатская церковь, которая была очень неустойчивой, потому что они постоянно переходили то в католицизм, то обратно в православие, — она себя объявила единственной крестоносной церковью в Европе, носителем истины. Она и породила политическое украинство. Здесь поляки и Австро-Венгрия перед Первой мировой войной сыграли колоссальную роль. Ведь для Польши мечта о завоевании так называемых Восточных Кресов, т. е. Западной Украины, Галиции, — она до сих пор культивируется. В Польше уже говорят открыто: а не ухватить ли нам кусочек этой территории? Эта мысль никогда не покидала польское сознание.

Могу привести пример. Я была на экскурсии в Варшаве, в Королевском дворце, отстроенном исключительно на советские деньги. Он был весь разрушен. Единственная карта, которая висит в этом дворце, — это карта Польши XVI века — почти от моря до моря. И только у этой карты я видела группу маленьких детей, сидящих на коврике, которым учитель рассказывал о былом могуществе Польши и о стране-расчленительнице, хищной России, которая осмелилась вернуть себе территории Киевской Руси. Поэтому плацдармом для антирусской версии украинства была именно Галиция, которую завоевал Казимир Великий еще в 1349 году. И с тех пор она не делила с остальной православной Украиной свою судьбу.

И не случайно перед Первой мировой войной министр Дурново написал государю Николаю II достопамятную записку, где говорилось о неизбежности войны и тех тяжелых последствиях для России, которые непременно последуют. Это и о том, что нам придется сдерживать германское сухопутное наступление, что приведет к истощению России и Германии, что и там, и там начнется революция, как и произошло. Говорилось и о том, что даже в случае победы нам не придется рассчитывать на какие-то обретения, потому что мы воюем на стороне нашего главного геополитического противника — Великобритании (тогда она называлась еще просто Англией). Потому что та сделает все, чтобы и мирное урегулирование не дало нам никаких обретений.

Он дальше пишет, что будет неминуемый распад Австро-Венгрии. И встанет вопрос о Галиции. И замечает: «Только безумец может присоединить Галицию. Кто присоединит Галицию — потеряет империю».

Галиция не делила с остальной Малороссией свою судьбу. Это совершенно другой менталитет, исполненный ненавистью к Москве. И поэтому она отравит всю Украину, писал Дурново. И сама Россия может стать Малой Россией. Но, к сожалению, после мая 1945 года Сталин решил, что надо брать эту Галицию. Это змеиное гнездо оказалось на территории Советского Союза.

В советское время идеология внушала, что всякая ненависть могла быть только при царях и эксплуататорских классах. А как только будет дан каждому одинаковый кусок хлеба, все это исчезнет. Мол, не будет разницы между мусульманином и христианином, между галицийским униатом и комсомольцем Донбасса. Мы видим, что произошло на самом деле. Я, дочь историков, обучалась истории международных отношений. Ни в одном учебнике не было ничего о бандеровщине. Никаких материалов на эту тему нигде не печатали, и поэтому наш народ оказался не готов к тому, что сейчас проявилось.

Перед Первой мировой войной на территории Галиции — тогда части Австро-Венгрии — были концлагеря для якобы сочувствующих России, православных.

Одного священника даже распяли вниз головой, как апостола Петра. Галицко-русские историки, абсолютно прорусские, которые упорно до сих пор называют себя в эмиграции галицко-русскими историками, писали о тех репрессиях чудовищных, обвиняли в этом украинцев, униатов. Потому что только их называли украинцами. Остальные считались малороссами, которые виновны, я цитирую, «в нашей народной мартирологии, — предатели, вырекшие от Руси».

Прадед Тягнибока Лонгин Цегельский — известная фигура в фашистских кругах — был доносчиком. Он в этом качестве фигурировал на Версальской конференции, которая устанавливала факты военных преступлений по окончании Первой мировой войны. С трудом избежал наказания, эмигрировал в США.

В 30-х годах митрополит Андрей (Шептицкий), бывший австрийский граф, католик, ставший униатским митрополитом, благословлявшим потом эсэсовскую дивизию «Галичина», «Нахтигаль» — он еще в 30-х годах, даже в 1929 году, уже нацеливал свою паству — а тогда Галиция принадлежала Польше — на то, чтобы потом когда-нибудь завоевать и Москву. Он пишет: «Господь даст нам еще милость проповедовать по Кубань, Тобольск и Москву». Можете себе представить, с каких это пор тянется.

В 30-х годах наша разведка доносила о готовящихся глубокоэшелонированных структурах, которые потом стали бандформированиями и в тылу Красной армии и даже уже во время успешного наступления терроризировали местное население. На Волыни произошла, как известно, «волынская резня». Тогда даже эсэсовцы поражались зверствам этих бандеровцев, которые вспарывали животы живьем беременным женщинам, засовывая туда живых крыс; которые четвертовали пятилетних детей и подвешивали их потом такими «букетами». Есть фотографии из судебных дел из архивов Польши, Словакии, Германии и Украины, из наших архивов — как местных, так и центральных, — подтверждающие это. Вот что такое бандеровщина.

После того как Галиция стала частью Советского Союза, убийцы понесли наказание. Но до 70-х годов схроны постоянно обнаруживались в перелесках, где скрывались недобитые бандеровцы, которые постоянно осуществляли теракты, убивая какого-нибудь партийного или общественного деятеля. Для устрашения. Это все факты истории.

Когда Хрущев развенчивал культ Сталина, после чего последовала массовая реабилитация, множество безвинно осужденных людей, в том числе брат моего отца, были освобождены. Но на Украине эта волна освобождения коснулась также и огромного количества бывших бандеровских приспешников. Это из них потом выросли такие, как Ирина Фарион.

Не надо удивляться тому, что на авансцене политической жизни, как только Украина провозгласила себя независимым государством, именно эти галицийские знамена были перехвачены, в том числе бывшей коммунистической номенклатурой.

Потому что ей надо было остаться у власти. Будучи очень агрессивными, эти силы утверждают, что мы с вами, русские, — это помесь угро-финнов с татарами. Что мы украли, чтобы приукрасить себя, киевскую историю, византийскую преемственность, не имея к ней никакого отношения. Академик Грушевский на гранты Венского двора в начале XX века написал свою девятитомную «Историю Украины-Руси», где Украина — это Русь, а мы — Московия, непонятная помесь угро-финнов с татарами. Там очень завуалированно, но проводится именно такая теория.

А первые десять лет советской власти — это вообще был золотой век для галицийской идеологии. Только ее перекодировали как борьбу с царями, с державой царей. И Влас Чубарь, советский партийный деятель, ярый украинизатор, подписал печально известное постановление «О борьбе с саботажем в области хлебозаготовок», после чего на Украине начался голод. Сейчас это преподносится как геноцид русских по отношению к украинцам. Но именно Чубарь обрушивался на малороссийскую интеллигенцию с общерусским мировоззрением. Он навязывал срочную украинизацию школ, чего не все хотели, так как украинский язык не настолько развит, чтобы включить в себя все те же научные понятия. Именно Чубарь все это делал. А сейчас это выставляется как геноцид украинского населения, осуществляемый Россией…

Я удивляюсь, как можно было в течение тридцати лет продавать по дешевке, по льготным ценам, энергоресурсы Украине?! Ни разу не потребовав в качестве условия прекращения оголтелой антироссийской пропаганды, прививания с детских садов ненависти к России. Разве американцы станут оказывать экономическое содействие той стране, где будет проводиться антиамериканская политика? Конечно, нет.

Но у нас после распада Советского Союза преобладал чисто экономический взгляд на вещи, по принципу: «куда они от нас денутся?» С нами же стабильнее и лучше. Но это раздвоение сознания, к сожалению, было предопределено. Если прибегнуть к художественным образам, то мы в какой-то степени повторили судьбу Остапа и Андрия из «Тараса Бульбы»…

Что касается нынешних событий, я могу так сказать. Они, конечно, стали большим испытанием для нашего исторического и национального самосознания. Очень трудно смириться с мыслью, что мы до этого дожили, что будут американцы потом писать в учебниках об украино-русской войне. Но они довели нас до этого.

Я знаю о документах, говорящих о том, что буквально на несколько дней мы опередили массированное наступление со всесокрушающими бомбардировками Донецка и Луганска. И то, что там сейчас до сих пор идут бои, доказывает, какую силу военную там уже сконцентрировали. Не вокруг Киева или крупных городов, а именно на границе.

Украина была готова напасть. И нам бы все равно пришлось вмешаться. Но мы были бы в гораздо худшем положении.

Что касается заявлений Зеленского о возможности отказаться от безъядерного статуса, то такие заявления — это не блеф, они делаются, когда уже почти все готово. И на самом деле мы взяли на себя эту тяжелую миссию, которая является историческим императивом для существования России. Во-первых, защитить людей русских. Иначе тогда с Россией вообще никто считаться не будет. И сейчас уже ясно, что фактически с нами коллективный Запад руками украинских русофобов ведет эту войну. И на кону — место России и русского народа в мировой истории, конструкция многополярного мира, роль доллара, ничем не обеспеченного, даже всем достоянием Соединенных Штатов, как единственной валюты, которая в финансовую зависимость поставила практически больше чем полмира. И мы видим, насколько ставки высоки. И высоки не только для нашей страны, но и в гораздо большей степени — для самих Соединенных Штатов.

Весь остальной мир — а это три четверти территории и три четверти, если не больше, населения земного шара — затаив дыхание, следит за этой схваткой. Потому что опять, как и во времена наполеоновского нашествия, как и во времена гитлеровского нашествия, на нас обрушена совокупная мощь всего Запада.

И Россия опять, единственная на весь мир, смело принимает вызов, показывая, что ее национально-государственная воля сильнее, чем национально-государственная воля всего совокупного Запада. И это производит впечатление на остальной мир.

Помяните мое слово, наша победа — а я в ней уверена — приведет к возникновению совершенно иного мира, где не будет диктата одной системы ценностей, которая обанкротилась уже совершенно, и будет более справедливое мироустройство. Поэтому нам надо выстоять. И я вижу, что в основном народ наш это на уровне интуиции понимает. Как понимал он и во времена нападения Гитлера. Хотя я должна сказать, что в окопах Сталинграда были призывники 1921 года, т. е. уже воспитанные в советское время, на идеях коммунизма, всемирной революции, и были призывники 1891 года, которым было уже под пятьдесят. Они просто по определению не могли все одинаково относиться к порядкам советским, к тому, как там церкви уничтожали. Тем не менее вот это историческое сознание, понимание того, что, не выстой сейчас, не защити Отечество, а заодно и государство, которое, может, не всем нравилось, не будет потом нас в мировой истории. И станут бессмысленными все предыдущие стояния за Веру, за Отечество. И Бородинское сражение, и Куликовская битва, и победа на Чудском озере. Лучше в гробу, чем быть рабу, — вот это Россия показывает миру даже в нынешний век комфорта, услаждения плоти, жизненной доктрины как источника наслаждений. И я считаю, что это залог оздоровления мира.

Ответы на вопросы:

— Хотел бы вернуться в 90-е годы. В 1991 году большинство украинцев проголосовало за сохранение Советского Союза. Настроения были отнюдь не националистические. Что же случилось после независимости Украины?

— История нам дает уже не первый пример того, что ни одна нация не свободна от такого грехопадения.

История и философия — кузница мировоззрения человека и питомник его идеалов. Если из немцев, родины Шиллера, герои которого воплощенный долг, когда честь дороже жизни, превратили в ту массу, которая фанатично поверила, что она нация нордическая, сверхчеловеков, что можно претендовать на территории, которые вообще никогда не были в орбите немецкой истории, — до Волги, уничтожать славян; можно открыто утверждать, что нужно уничтожить, сократить население Центральной России, туда входит и Украина (тогда так считалось) — на 40 млн человек, то не надо удивляться, что подобное воспитание сделало это и с малороссийским народом. Народ ведь достаточно многочисленный, немалый.

Все образование было пронизано сначала осторожно, потом более смело, потом уже открыто вот этой русофобией. Переписывались учебники, Крымская война вообще никакого отношения к нам будто бы не имела. Как будто не было защиты, обороны Севастополя, когда Полтавский, Воронежский и другие именные полки проявляли массовый героизм. Преподавалось, что Великая Отечественная война — это нацистско-большевистская война. А бандеровцы никаких зверств не совершали, они пострадали от НКВД как борцы с коммунизацией. Хотя то, что я говорила о деятельности их дедов и отцов во время Первой мировой войны, доказывает, что большевизм тут совершенно ни при чем. Здесь речь идет о москвофобии и ненависти к православию.

Забыто, какой звериный антисемитизм был, зоологический просто. Все погромы еврейские, которые так некрасиво на нашей истории висят, происходили именно на территории Украины (Малороссии до революции). Я сама видела листовку, это была середина 90-х: «Знайте, мы утопим москалей в жидовской крови». Почему Запад на это не обращал внимания? Потому что Западу важен был этот плацдарм. Недаром Бжезинский потирал руки. Все, что у остальных политологов на уме, у него было на языке. Поэтому он считался даже этаким enfant terrible политологии. И он сказал: не Советский Союз распался, а трехсотлетняя проклятая Российская империя. И самое главное, что Украина откололась. Без Украины Россия не великая держава. Даже если бы все остальное при ней сохранилось.

Туда ушли триллионы на поддержку таких движений. Причем делалось это сначала исподволь: просто создавались всякие фонды, генерировались интересные проекты для молодых людей, никак не связанные с политикой. Они привыкали ориентироваться на Запад. А после второго Майдана, когда произошел переворот, эти осмелевшие последователи нацистов открыто стали диктовать повестку дня государству. После переворота власть была неустойчивая, кто-то был запуган. Во всех регионах, проголосовавших против, была организована чистка. На все административные должности в любом небольшом городке, особенно в потенциально якобы прорусских или хотя бы лояльных по отношению к русским регионах, были назначены присланные туда мотивированные нацики. Кто считал невозможным оставаться жить там, потому что им грозила компрометация под любым предлогом или заключение, они оттуда убежали. В том числе и в Крым.

А те, кого мы называем националистами, не являются ими в буквальном смысле слова. Националистом может быть человек, который любит свое Отечество, но не обязательно ненавидит чужое. Можно заботиться о национальной культуре, чтобы она не умирала. Можно знать свой язык, особенности своего исторического развития. Но при этом не ненавидеть иное. Но здесь именно ненависть к иному. То есть версия украинская как антимосковитства. Она вошла просто во все просветительские проекты и стратегии украинского государства.

Я далека от мысли, что украинские олигархи в душе такие вот нацики. Нет, конечно. Это просто цинизм, ведь время безудержного стяжательства деформирует и личность людей. Это тяжелый пример. Ситуацию будет излечить очень трудно. Но, с другой стороны, если можно качнуться в эту сторону за жизнь одного поколения, то, наверное, можно качнуться и в другую сторону и по-другому воспитать следующее поколение. Другое дело, как и кто это будет делать. Это вопрос.

— Есть мнение, что, почувствовав ветер перемен в 2014 году, украинское население, интеллигенция были попросту подкуплены безвизовым режимом, потенциальным вступлением в ЕС, в НАТО. Как случилось, что украинская общественность начала поддерживать национализм?

— Это воспитание и запугивание. Академик Толочко Петр Петрович опубликовал книги, где он возмущается абсурдностью и антиисторичностью этих теорий. Это крупный историк-славист, специалист по летописям. Он вопрошает, как может здравый человек говорить, что Владимир Мономах — великий киевский князь, а его сын Юрий Долгорукий — проклятый москаль? А ведь именно так происходит. Я своими глазами видела брошюры, ученые записки кафедры какого-то местного университета. Там утверждается, что именно укры древние основали Трою и основали крито-микенскую культуру, о происхождении которой мировая историография продолжает спорить. Еще Геббельс говорил: чем абсурдней пропаганда, тем она легче усваивается.

Пассионарность галицийских униатов и бандеровцев связана с их религиозностью. Правда, она сейчас приняла не христианскую, а языческую форму: оккультные явления и прочее. Но Восточная Украина была полигоном атеизации. А это рождает обывательскую психологию, материалистическую, неготовность за Веру, Отечество, честь, долг и любовь жертвовать жизнью. Эта обывательская психология и такие настроения тоже повлияли на ситуацию. Плюс нежелание потерять работу. Сейчас в Европе, если ты высказываешь идеи, не совпадающие с общей антирусской истерией, если ты как историк пытаешься указать на ложность таких утверждений, то ты уже можешь лишиться работы. Люди хотят, чтобы их дети ходили в школу. А в школах преподается вот это все. При такой массированной пропаганде нечего удивляться, что национальное украинское чувство так травмировано. И надо это признать. Даже если вы не русофоб и морщились от того, что там происходило. Как при Гитлере, знаете, часть интеллигенции морщилась и как бы не замечала этих эксцессов. Поскольку Германия, униженная англосаксами на Версальской конференции, должна показать миру, что она еще великая держава. А это пройдет.

Слова известного пастора: когда пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист; когда пришли за профсоюзами, я тоже молчал, потому что я не принадлежу к ним; а когда пришли за мной, протестовать уже было некому. И вот это произошло с нашей Украиной. То, что сделал Гитлер с Германией, показывает, что ни один народ не застрахован от такой политики и такого исторического воспитания.

Это лишний раз должно нам показать, каким важным является историческое просвещение внутри своей страны. Как важно, не скрывая огрехов и несовершенств государства как политического института, тем не менее сохранять уважение, любовь и верность своему Отечеству, которое не тождественно государству. Государства меняются, и всегда будут люди, которые найдут и будут обличать его изъяны. И государства наши и двести лет назад были не без греха. И большевистское греховное, и сегодняшнее греховное, и будущее. Но Отечество вечное. Оно дано нам для постоянного исторического делания. А на этом пути могут быть взлеты, падения, грехи, заблуждения.

Именно такое чувство было, тогда еще у советских людей, которые, сколько бы их пролетарскому интернационализму и развенчанию русской истории дореволюционной ни учили, все-таки во время Великой Отечественной войны встали, как один, на защиту Родины… Вот это национальное чувство еще не было убито, и оно возникло. И даже где-то, знаете, вот эта совместная кровь, пролитая за Отечество, она даже где-то очистила нас от скверны братоубийственной Гражданской войны. И объединила, казалось бы, разорванную навек нить русской и советской истории. Потому что в 20-х годах в учебниках учили, что Александр Невский — классовый враг; Наполеон — освободитель, потому что он нес более прогрессивный кодекс. А Чайковский — хлюпик, Чехов — нытик, Пушкин — камер-юнкер, Толстой — помещик, юродствующий во Христе. Это все школа Покровского. А уже в 1943 году «За Родину, за Сталина!» умирали в танке, носящем имя «Александр Невский». Вот как Господь все устраивает. Нельзя не надеяться и не верить в то, что на Украине это можно как-то излечить.

— В исторической памяти России очень важное место занимает память о подвиге русского народа в Великой Отечественной войне. Как за последние 30 лет эта память изменилась на Украине?

— Никогда бы на Западе не осмелились первыми начать глумиться над нашей Победой и извращать смысл даже Великой Отечественной и всей Второй мировой войны, если бы первыми не начали наши же собственные либералы это делать еще в конце 80-х годов. На Украине это легло на плодородную почву. Это помогало объяснять, что украинцы — жертвы вот этого русского большевизма и новой формы империализма. Я знаю много и американских документов, которые именно так все это формулировали… Например, закон Соединенных Штатов 1959 года о порабощенных нациях. Его продвигал Лев Добрянский, украинец западный. Его дочка — Пола Добрянски, помощница Бжезинского, наставница Екатерины Чумаченко — супруги президента Ющенко. А продвигал в конгрессе эту резолюцию поляк Дервински, от штата Иллинойс. Я читала про этот закон. Я перелистала несколько томов по тысяче страниц.

Но вообще, сама Россия тоже виновата. Ведь нам стали говорить, что государство — если обобщить все обличения нашей Победы и топтание на ней — было донельзя плохим, а у плохого государства не может быть ничего праведного и правильного. И победа не победа, и тут же тебе — абсурдные цифры потерь во время сталинских репрессий. Они были. Единственный брат моего отца сгинул абсолютно невинно, он работал инженером на киевской электростанции. Папа был долго братом врага народа…

Так вот что касается репрессий. На Западе вроде был крестовый поход против большевизма, а чего-то слова ни о марксизме, ни о Ленине с Троцким плохого там нельзя сказать даже. По-прежнему мемориальные доски в благодарность за сокрушение Российской империи, великой державы. И только Сталин у них — символ вселенского ужаса, злодей всех времен и народов.

Французская революция, террор — деятельность якобинцев — Робеспьера и Дантона — до сих пор не превзойдена по количеству погибших жертв на душу населения. Во Франции проживало тогда 26,5 млн. В одной Вандее за два месяца до 400 тысяч семей было зарублено. Я слышала во Франции историю, что генералы доносили: мы кидали их младенцев под копыта наших коней, чтобы истребить их всех, вместе с их отродьем. Это не X век варварский, это просвещенная Европа, это литература, это Лафонтен, это «король-солнце», это д’Артаньян и т. д.

Британский ученый Тойнби замечательно определил разницу между Лениным и Сталиным. Для меня они оба — демоны революции, но я не могу не признать правоту Тойнби: Ленин и Троцкий видели в России инструмент для утверждения коммунизма, а Сталин решил коммунизм сделать инструментом утверждения советского великодержавия. Поэтому ненависть к Сталину в них нечестная. Они хотят раздвоения нашего сознания. Не надо отрицать ужасные репрессии. Но в ленинское время их было в два раза больше. Почему-то наши либералы об этом никогда не говорят.

В 20-х годах в театре Мейерхольда изображали царей — они испражнялись на сцене и давили блох. Отношение к собственной истории как к пыли, которую надо сдуть брезгливо. Или — как к насекомым. Мы же не жалеем комара, когда его убиваем…

В 90-х годах все как-то забыли, что, кроме государства, есть же Отечество. И оно было в опасности. Опять «ярость благородная вскипела, как волна». Было понятно, что не защити в то время, да, одновременно и советское государство, которое, может, не всем нравилось, но — не защити тогда и Отечество, впереди ничего бы не было. И нас бы не было как субъекта мировой истории и культуры.

Потом стали извращать смысл Второй мировой войны. Она объединила столь разных, даже соперников. Француз остался французом, голландец — голландцем. Эстонец, поляк, чех — эстонцем, поляком, чехом, как и украинец — украинцем, а русский — русским. А не свинопасом и горничной для Третьего рейха, едва умеющими читать географические указатели на немецком языке в Ингерманландии.

Наша молодежь с трудом представляет то, что гитлеровцы делали на оккупированных территориях, особенно на славянских. Для них этот ужас не ощущается больше. А говорят, что вот там, мол, не было демократии западной. Война-то была за западную демократию. И главный грех Гитлера — это Холокост. Потому что еврейское сообщество на этом твердо стоит, не позволит никогда забыть о Холокосте. А для других главный грех Гитлера — что при нем не было демократии. А поскольку в Советском Союзе тоже был тоталитаризм с точки зрения западной демократии, значит, это были два одинаковых омерзительных монстра. Просто надо было временно разбить одного, а потом в течение семидесяти лет подавлять и не допускать к развитию другого.

Назовите мне сегодня противника России на всех этапах ее истории, которого бы не поддерживала Англия? Как только Россия вышла к Причерноморью и к трем океанам, к Прибалтике — всё, мы стали объектом пристального внимания Англии. Она всегда поощряла и поддерживала любого неприятеля России. Хотя ни один фунт британских товаров не проходил через Черноморские проливы. В первой четверти XIX века в договорах с Персией Британия вставляла пункт, обязывающий Персию-Иран продолжать войну с Россией. Она посылала оружие «черкесам» и Шамилю во время кавказских войн. Во время Крымской войны вы знаете, что было… Во время Первой мировой войны, хотя была Антанта, Англия не сразу захотела вступить в войну. Предпоследний царский министр иностранных дел Сазонов писал в ужасе, что сэр Эдуард Грей, министр иностранных дел Англии, говорит: мы не будем воевать из-за сербских вожделений. И только когда кайзер Вильгельм вдруг начал сам бомбить Бельгию, а это в непосредственной близости от них, то тут «немцы сами сделали то, чего мы не могли добиться от англичан».

Кроме того, даже во время Ялты у Черчилля был план «Немыслимое», который предполагал немедленный поворот войны — инкорпорация в эти англосаксонские силы оставшихся недобитых фашистских соединений, чтобы разгромить Советский Союз. Декларируемая Лондоном борьба против коммунистической «фантасмагории» лишь прикрывала агрессивное неприятие российского великодержавия в любых ее формах. А борьба с Гитлером у англосаксов — это всего лишь семейный спор о владычестве. Они не могли позволить Гитлеру стать господином Евразии.

Надо отчетливо понимать, что признание грехов и несовершенств нашего государства не должно заслонять, что сейчас на кону, как и во время Великой Отечественной, судьба Отечества, его сохранение в мировой истории как самостоятельного явления. Со своими собственными планами исторической жизни.

— В продолжение темы хотелось бы узнать, каким вы видите будущее Украины.

— Это не только судьба почти пяти миллионов русских жителей Донбасса, стонущих и подвергающихся геноциду. Это еще столкновение за место России и русских в мировой истории. И здесь неминуемо встает вопрос о будущем Украины. Если целью является денацификация и демилитаризация, как ее можно осуществить? Я знаю, как это осуществлялось в Германии. Причем Англия усердствовала даже больше, чем Советский Союз. Она настаивала на изменении, переформатировании территориального устройства, когда поменяли даже исторические названия земель. Какие-то были разделены, какие-то названия вообще исчезли.

Денацификация проводилась под контролем послевоенных структур держав-победительниц. Был контрольный совет для Германии, директораты всякие. Были закрыты все радиостанции, журналы, газеты. Издавались только державами-победительницами соответствующие новостные и прочие программы. Получить лицензию на издание было очень трудно. Изо всех образовательных программ тщательно вычищалось все, чтобы никогда даже элементы этой идеологии не были возрождены. В этом участвовали в том числе и такие великие гуманисты-немцы, как Томас Манн, например. Раньше не было такой серьезной прозы в немецкой литературе, таких имен, как Генрих Белль, Гюнтер Грасс. Немцы всегда славились в основном поэзией.

Что же касается Украины, то демилитаризация возможна только при признании ВСУ своего поражения в военных действиях. Надо не останавливаться на середине, а требовать именно этой капитуляции. Денацификация невозможна без изоляции бандеровского центра, сконцентрированного на территории Галиции. Это Ивано-Франковская, Львовская, Черновицкая и Тернопольская области. Даже Волынская и то не так страшна, как вот эти все. Как это сделать? Вооруженными силами? Я не государственный чиновник, поэтому могу себе позволить говорить открыто.

Унитарное государство Украина — оно всегда более пассионарное, в чем мы убедились за эти 30 лет, и поэтому будет навязывать всей остальной Украине, которая к этому, может быть, и не стремилась вовсе, свои образовательные, исторические и другие подходы. На мой взгляд, Украина и раньше, чтобы не случилось того, что случилось, должна была быть федерацией. Федерализация Украины — это когда отдельные регионы имеют свой голос и один регион не может навязывать свою волю всем остальным. Кто это будет делать? Как это будут делать, в каком составе? Это покажет будущее. Это очень трудный процесс. Но без масштабных, грандиозных перестроек на Украине эти задачи вряд ли будут решены. Тем более что Запад не остановится ни перед чем, чтобы сохранить это змеиное гнездо и постоянно воспроизводить его в том или ином формате.

— Спасибо за откровенный разговор.

Философия конца^[7]

На самом деле история непрерывна. Те, кто родился в 1890 году, сидели в одном окопе под Москвой и под Ржевом с теми, кто родился в 1921-м. И мой дед — мамин отец, полный георгиевский кавалер, прапорщик Русской армии, и моя мама — комсомолка, партизанка, награжденная медалью, прошедшая Бог знает что, включая немецкий концлагерь, — они же воевали за одно и то же Отечество. Это государства были разные, но есть же еще преемственная историческая государственность. Почему ее никому не жаль? Ведь это тот континуум, та вечность, в которой народ живет, создавая разные политические институты, а они, как продукт деятельности грешного человека, всегда греховны и несовершенны, что было и в Московской Руси, и в петровской, и в дореволюционной России. Было и в большевистской, и в позднесоветской и продолжают быть таковыми в сегодняшней. Но нельзя же из-за грехов и несовершенств политических институтов (еще на себя надо обратиться: а вы-то что, не участники этих грехов?) приносить в жертву тысячелетнюю государственность, когда народ совершал то грехопадения, то взлеты, то очищение, то великие победы. И, конечно, мне хотелось докопаться до религиозно-философских основ истории.

Надо обладать историческим преемственным национальным сознанием, которое вовсе не означает лубочного любования всеми грехами и несовершенствами сегодняшнего государства. Оно может очень не нравиться. У нас масса претензий к сегодняшнему государству, особенно к его экономике. Пожалуй, по вопросам внешней политики консенсус можно назвать даже общенациональным. Но это чувство принадлежности ко всему историческому — к прошлому, настоящему и будущему. Человек с историческим сознанием никогда не отречется от своего Отечества, даже если в данный момент государство, которое его представляет, не соответствует идеалам этого человека.

Осознание этого пронизало мою главную работу. Почти семь лет я работала над книгой «Россия и русские в мировой истории». В свете религиозно-философских аспектов, начиная от истоков противостояния, конфликта, диалога, дискуссии с западной ойкуменой, латинским христианством; как мы расходились, что такое Возрождение, почему для нас Античность не является такой основой, как для западной культуры. Это тоже нас различает, мы познакомились с Античностью уже ближе к петровской Руси — ни Рюрики, ни Александр Невский, ни Дмитрий Донской Античности не знали, вместе с греческой верой они ее не приняли. А на Западе христианство наложилось на варварство и наследие Античности, что проявилось в Возрождении, а затем в Просвещении, и последнее пошло в конечном итоге по антихристианскому пути.

Ведь кто же будет спорить с великими просветителями, которые провозглашали универсальность этических, нравственных норм, хотели их распространить? Кстати, католическая церковь с большим беспокойством на это все взирала. И, наверное, как любая церковь, она мудра, потому что видит, к чему это может привести. Я согласна со своим другом и коллегой англичанином-католиком Джоном Локлендом (ему принадлежит лучшая книга о Шеллинге), что единственные, близкие к христианскому просвещению труды были именно у этого немецкого философа.

Фоном для моих исследований в области геополитики, основанной на дипломатических документах, является также и некая религиозно-философская рама, в которой развивалось это противостояние, соперничество России и Европы, эти дилеммы, которые не обошли своим вниманием крупнейшие умы конца века. А сейчас она в такой гротескной форме перед нами по милости Запада. Но надо сказать, что спор славянофилов и западников надо изучать заново. Они вовсе не были, как я поняла, такими антитезами. Это были две богатые грани русского сознания. Если процитировать Ивана Киреевского, считающегося родоначальником славянофильства, то он говорит: если старое когда-то было очень хорошим, это не значит, что оно будет столь хорошим сейчас. Если кто-то хочет искоренения всего западного из нашего быта, а кто-то, наоборот, хочет искоренения всего русского и оставить только западное, — не будет ни того, ни другого. Значит, нам поневоле следует ожидать чего-то третьего, возникающего из «взаимодействия этих двух начал».

Константин Дмитриевич Кавелин, русский историк, признанный западник, фактически говорил то же самое: каждый думающий и честный человек не может не чувствовать себя наполовину славянофилом, наполовину западником. Однако ни то ни другое по отдельности не разрешило и не может разрешить проблем русской жизни. Разве это антитезы, разве это отрицание?

А некоторые нынешние наши славянофилы — это вернуться к Домострою, закрыться от всего в курной избе. А западники — это просто вырождение великого западничества. Все европейские консерваторы звонят в колокола: что делать с великой европейской культурой, куда она катится? Уничтожаются все ее христианские основы. Никогда не родятся больше ни Шиллер, ни Моцарт. Потому что нет больше грани между добром и злом, красотой и уродством. Энтропия происходит. Там нет искания человеческого духа, мечущегося между свободой, которая ему дана Богом — это ведь дар Святого Духа, — и долгом! Ибо человеку наряду со свободой дана способность, в отличие от животного, различать грань — где добро, где зло, где грех, где добродетель. Как только эти грани провозглашаются отсутствующими, конец! Зачем тогда монологи Макбета и Гамлета? Не будет ничего, не будет сомнения, оно не нужно. А Лукреция? Которая кончала жизнь самоубийством, оскверненная? Боже мой, скажет либертарист и постмодернист, «идиотка» в плену придуманных условностей…

— Получается, если нет совершенно четких нравственных норм, общество деградирует. Как вы сказали, те великие не могут даже теоретически родиться в этой обстановке. Но тут возникает нюанс. Ведь эти нормы прописываются или в конституциях, или в идеологиях, если таковые есть. А у нас же как бы идеологии нет. Значит, и норм, получается, нет?

— Они пока у нас незримо воспроизводятся. Хотя сейчас в Конституцию добавлено упоминание о Боге. Причем сделано это предельно тактично. Хоть так, ведь отрицать это невозможно, что наше наследие — это православие и вся история России — это история народа в Боге. Год был литургическим, быт вращался вокруг Пасхи, Рождества и круга церковных праздников, жития святых. А сказки? Вообще вся мораль: двух смертей не бывать, а одной не миновать — это нравственный выбор! Это, кстати, то же самое, что у Ф. Шиллера высоким слогом сказано: «Честь дороже жизни!» Значит, у нас когда-то была на самом деле одна цивилизация, несмотря на раскол и разделение церквей. Разделили же ее «вольтерьянский хохот», цинизм, насмешка, глумление. И постепенно мы стали расходиться все больше и больше.

Поэтому даже не Великая схизма — деление по догмату Троицы — нас разделила формально. Но до сих пор мои друзья-консерваторы, как правило, католики, очень сочувствуют православию и своих детей учат тому же, чему учим мы. Делай добро, не ожидая вознаграждения, будь честным, не убий, не укради. Это те основы, которые изначально сделали нас единой цивилизацией, но потом мы по-своему шли по этому пути. И различия достаточно существенные. А уже нынешняя, постмодернистская западная цивилизация — это их логический итог, деградация — змея себя за хвост укусила. И это трагедия великой европейской культуры.

— Последовательное отрицание духовности непременно ведет к сатанизму. Пусть открытому, пусть скрытному, но все равно — к сатанизму. Вот то, что мы сейчас и видим.

— Вы замечательно сказали. У богословских деятелей прошлого написано, что идея богоподобия извращается сначала в идею богоравности, это Возрождение. Дальше — человекобожие, а потом сатанобожие. Пока это еще человекобожие. Но это предпоследний этап.

— Однако все контуры уже обозначены.

— Человеку сегодня даже запрещается провозглашать свою богоданную биологическую и физиологическую природу. Мы знаем, что отклонения в этой области были еще и в Библии описаны. Кстати, написано: кто сделает так, должен быть истреблен, как это есть мерзость перед лицом Господа. Даже за убийство возможно искупление, а вот это — просто перестаешь быть человеком, тем, для которого Господь Слово Свое явил. Эти явления давно встречались, но грех никогда не смел провозгласить себя равным добродетели. А сейчас именно это происходит, и это самое страшное. Это новая революционная философия, призванная человека поставить над всем, и он не должен быть связан никакими моральными, национальными, религиозными, этическими запретами или узами. Это полная атомизация общества. И это та самая история без нравственной цели, без нравственного целеполагания. Это философия конца истории. И что будет с таким Четвертым Римом, только языческим? Варвары придут и все разрушат вместе с демократией, с термами, с Колизеем.

Чем больше оскотинивается западное общество по ликвидации этических норм, тем более воинствующим становится отклик и исламский протест, который имеет свои причины. Радоваться этому совершенно не приходится, это опасность и для нас. Потому что на фоне экономического демонизма, деградации, победно шествующей содомии у них кинжал сжимается в руке все крепче. И мы видим взрывы, а это лишь проба сил.

— А что же Россия в эту эпоху полураспада?

— Россия не может существовать иначе, как империя. Страна, протяженная, как раньше, от Буга до Тихого океана, со всеми климатическими зонами — от вечной мерзлоты до пустыни, многоукладная — от кавказских аулов до богемных кварталов Москвы, сибирских деревень, по укладу, культуре, перепадам в экономике, в развитии, в достатке — мы модель мира с его перепадами. Не Америка ровненькая, не Европа, как хорошо выточенный, блестященький параллелепипед. И попробуй туда встрой Россию. Это кусок руды, где и простая порода, и кристаллы, и алмазы, и самоцветы. Куда нам туда? Они — «теремок», где уместились и лягушка-квакушка, и зайчик-побегайчик, а мы — «Мишка, сейчас влезу, и всем вам будет крышка».

Империя — не от слова dominium, а от управления. Как с Северным Кавказом наладили отношения? Политика была разной. По отношению к каждому народу надо применять государственные меры и принимать решения с учетом его традиций и менталитета.

На Западе просто от ярости не знают, что делать: как это вдруг мы из Чечни сделали «России верных сынов»? Для этого надо было пораскинуть мозгами. Это как царское правительство, оно дало им их же методом сделать территорию управляемой, спокойной. Если что-то происходит — разберитесь сами, пожалуйста, и доложите.

— А мы должны понять, что проблемы Донбасса, Кавказа, Приднестровья решатся, только если мы восстановимся в едином имперском организме.

— И в едином мировоззрении. Наш фонд стремится снять преграды для единого интеллектуального пространства, единого пространства сознания. Я вижу в аудитории из Донецка не просто часть Русского мира, а часть единого интеллектуального пространства.

И вот еще трагедия — это раскол, фрагментация славянства и остатков поствизантийского пространства. Это трагедия раскола ветвей православных россов — малороссы, белорусы. Это же идет уже несколько веков. Поляки тут очень сильно постарались. Правда, они сами считали украинцев таким быдлом. Хотелось, чтобы украинцы просто узнали, какого мнения на самом деле о них поляки. То же в православном мире — Греция вообще давно, с 20-х годов, под масонским гнетом. Как ни странно, ведь у нас греческая вера, у нас вся церковная лексика схожая. Казалось бы, солидарность должна быть и симпатии, прежде всего на уровне консервативной традиции. Нет, самые пророссийские в Греции — традиционно левые. Они, правда, никакие не атеисты, они просто левые. Вообще, принудительный атеизм был только в Советском Союзе. В остальных, даже соцстранах, не надо было афишировать, но все крестились, не возбранялось.

— На Западе мягче было.

— Балканы, православные славяне. Просто осыпаются, как сухие листья. Посмотрите на Болгарию. Это огромная задача Запада прежде всего оголить и фрагментировать все поствизантийское православное пространство. Если раньше, когда бомбили Сербию, я писала, что это сербское сопротивление — последний чистый язык пламени из гнилостного болота славянства, то теперь я считаю, что это Донбасс и Крым. Это вы приняли эстафету.

— Донбасс — точно. Потому что у нас принята доктрина «Русский Донбасс».

— Это довольно сильный документ. Я как раз верю, что наиболее сильные документы или наиболее осмыслительные придут из той территории, которая под давлением, и это стимулирует философскую, религиозную и политическую мысль. Так было в Крыму в 90-х годах. Я приезжала туда и была потрясена мышлением и изысканиями целых академических кружков в Таврическом университете. И я поняла, почему это происходит. Потому что они под давлением, им надо свою идентичность защищать. И мысль начинает духоподъемно работать, дух начинает творить.

— У нас русский народ появился как субъект истории. Причем на уровне официального документа. Это первый шаг. И он сделан.

— Пусть сначала на региональном уровне, посмотрим, как будет дальше.

— Рождение идеологии, которая базируется на истории, у нас произошло. Впервые, правда, на всем постсоветском пространстве. Смотрите, что получается. Берем Донбасс. У нас появилась одна история — история русского народа, история, как русский народ сделал или создал нынешний Донбасс. Украина в то же время имеет совершенно другую историю, совершенно другие взгляды. Получается, история является орудием гибридной войны. Это очевидно.

Процитирую вас: «История опирается прежде всего на факты и документы. Конечно, ее интерпретация зависит от того мировоззрения, через которое пропускается исторический факт». Вопрос колоссальной важности и сложности. Когда я занимался историей событий 1917 года, я вдруг обнаружил великое множество интерпретаций, я насобирал двенадцать. А мой гость в студии назвал тринадцатую. Тринадцать правд же не бывает, бывает одна.

Владимир Владимирович Путин недавно рассказал, что, пролистав учебники истории для учащихся, с изумлением обнаружил, что там написано совершенно не то, что нужно знать нашим детям. Если бы вам народ доверил рекомендовать, как осветить события 1917 года, что бы вы порекомендовали?

— Русскому сознанию, особенно русской интеллигенции, да еще той интеллигенции, которая выродилась в конце XX века в образованщину, свойственен радикализм, отрицание традиционных устоев. По иронии это прежде всего пронизало именно образованный слой. Но факты развития России, семимильных шагов в преодолении отсталости, в модернизации говорили как раз об обратном. Не только не нужны никакие революции, а, наоборот, нужны столыпинские реформы, хотя и они шли с трудом. Но они же шли без слома православного представления о праведности, об этике, об экономике.

По строительству железных дорог, по книгопечатанию мы сравнялись перед Первой мировой войной с Германией. По числу студентов на душу населения стали уступать только ей же. Дай нам двадцать лет, мы бы оторвались от всего остального мира больше, чем Америка оторвалась от всего остального мира в результате двух мировых войн. Потому что нам даже не надо было соперничать за рынки сбыта, как Англии и Германии в Первой мировой войне, там были серьезные противоречия. А перед нами был свой, не освоенный еще рынок, который сравним по масштабам потенциально с общемировым.

Но нужно было это остановить. Здесь стечение многих обстоятельств. Но иногда стоит дойти до точки невозврата, и события начинают катиться сами по себе. Это было в 1991 году, в 1990-м, когда у Горбачева все уже из рук вываливалось. Началась борьба за власть. И уже фактически превращение СССР в договорное сообщество, а в мире нет успешных договорных сообществ и даже конфедераций. Либо они распадаются, либо они превращаются в подлинную федерацию.

Еще в XIX веке в сознании интеллигенции укоренилось, что во всем виновато самодержавие, что оно не соответствует современности. И эти идеалы прогресса, причем калька с Запада, которая вообще вот так абстрактно не применима в любой другой стране, это везде имеет свои особенности, — они разорвали все связи. И дальше рухнуло.

Самое страшное — это утро после революции. Интеллигенция в ужасе отшатывается от содеянного. Дальше нужно собрать все фрагментированное, прекратить кровавый хаос, ведь нельзя доехать из одной точки страны в другую, чтобы тебя не ограбили, не убили.

Хочу напомнить, что в годы Великой смуты XVII века народ был верующий, он сам собрал ополчение, это же уникально в истории. Если вы прочтете воззвание Минина, вы удивитесь, что он был гражданином за 150 лет до того, как этот термин возник во французской политической культуре. Он говорит не о короле. А на Западе в это время только верность королю. Он говорит об Отечестве, о государстве, о церкви, о вере. Жизнь-живот отдадим, жен, детей заложим, чтобы спасти наше государство. Это вообще уникально, это немыслимо в устах ни одного даже героического вельможи, вставшего на защиту короля в 1612 году.

И народ восстановил тогда русскую государственность. Он шел и после себя оставлял прообразы современных комитетов Госдумы по безопасности, по налогам и сборам. Они собирали, ставили охрану, говорили, сколько надо поборов брать, чтобы все это обеспечить. Они восстанавливали, шаг за шагом, управительные функции государства. А потом избрали царя, и — «миром правит Бог», успокоились и удалились восвояси. Ибо «миром правит Бог». Но там, где главное было восстановить православное государство, народ проявил себя очень активно, а совсем не варварски — с равнодушием и рабской покорностью.

А вот в 1917 году ничего этого уже не было, к сожалению. Вы знаете, какая была пропаганда? Наш фонд напечатал сборник документов к столетию революции. В том числе карикатуры, которые печатались открыто. Говорят: нет свободы, полицейское государство. Простите, но в 1905 году явился Гельфанд-Парвус из-за границы — его фотографии давно были известны — делать русскую революцию. Ленин вообще к шапочному разбору потом приехал, он же в эмиграции все время был. И они с Троцким и Дейчем организовали «Рабочую газету» по копейке. Я читала полицейский документ, как Парвус границу проходил. Не задержали! Он в цюрихских и бернских газетах печатался. Он был хорошо известен, и фотографии давно уже существовали. Вообще никакого полицейского государства.

В итоге, когда их арестовали, накормили предварительно завтраком в кафе, сделали прекрасные фотографии в тюрьме и отправили исследовать тюремную библиотеку. Потом они бежали по дороге в ссылку, в Туруханский уезд Енисейской губернии. На первом же полустанке Дейч попросил в привокзальном буфете купить что-то, значит, денежки не отняли у них, и тут же сбежал. На третий день Гельфанд, подпоив конвоира, тоже сбежал в крестьянском платье, вернулся в центр. Нагло устроился в гостинице, даже не на тайной квартире, поменяв себе паспорт. И уехал, чтобы никогда больше не возвращаться.

И это вот полицейское государство? Оно полицейским считалось у нас по чеховскому «Держиморде». Потому что обращение неравное было к людям разного сословия. Мальчишка-дворянин лакею мог сказать: «Захар, пойди прочь». Невозможно это представить сейчас. И вот эти карикатуры — это политтехнологии — уже были тогда, церковь и священники изображались как попы-мироеды, жирные, с отвратительными рожами. Военные — предатели, неизвестно за что воюют.

Царская семья, все эти жуткие россказни о том, что государыня — шпионка. Совершалась десакрализация истории и власти, так же как во Франции в так называемую Великую французскую революцию.

Начиная с Радищева росло влияние Запада, французское влияние, идей Просвещения: Вольтер, Мабли, Мирабо. Но там почему-то, несмотря на то что Вольтер насмехался и над Богом, и над религией, и над национальным, к скепсису приучал, вот в эти «скрижали завета» французской революции антинациональные крайности не вошли. У французов быстро Наполеон преобразовал революционный пафос в завоевательный, что его и сгубило в конечном итоге. Но был восстановлен мотив величия Франции.

В России тех времен некий скепсис и низкопоклонство перед Францией еще не соединились с атеистическим, антирелигиозным пафосом. К середине XIX века начинается спор не только славянофилов и западников. Кстати, многие западники были и верующими, более того, охранителями. Катков, признанный западник, он же был охранитель и гораздо более консервативен в политических воззрениях, чем Данилевский с его беспощадным социологическим разбором культурного сознания Запада.

Но потом появляются революционеры-демократы, огромное влияние оказывает марксизм и прежде всего атеизм. И нельзя забывать ненависть Энгельса и Маркса к России… Даже в Советском Союзе — в стране победившего коммунизма, где памятники Марксу и Энгельсу, где привилегированный Институт Маркса — Энгельса — Ленина, — никогда не было опубликовано полное собрание сочинений Маркса и Энгельса, чтобы не мучить советских людей подобным раздвоением. Энгельс даже в опубликованных трудах называет славян «ничтожным мусором истории», а Россию «варварской расой», и Бакунину дает отпор просто в лоб за то, что тот предлагает соединиться всем нациям в будущем после революции, когда мы все протянем друг другу руки. Энгельс отрезает: есть революционные нации, а есть контрреволюционные. И общности между ними никакой не может быть. И за контрреволюционными (пророссийскими) стоит грозная сила варварской России, о которой писал Маркс в неоконченном предисловии к своей работе, которая потом была издана в «Нью-Йорк тайме» выдержками. А полностью была напечатана в Англии, где он в Лондоне и прожил 25 лет до кончины. Мне говорил один историк, что источниками статей Маркса времен Крымской войны были публикации в британской прессе капитанов британских кораблей, осаждавших Севастополь. Пропаганда против противника — это естественно. Маркс писал, что русские выросли в кровавом болоте монгольского рабства. А вот европейцы мужали в суровом героическом тевтонстве.

Вот это отношение классиков к славянам перешло к марксистам, а поскольку марксизм и атеизм были приняты официально, то оно утвердилось. А поскольку русское сознание радикально и пламенно, ему неинтересна просто какая-то реформатская постепенная эволюция и деятельность, ему надо все или ничего, то Марксовы суждения о России и русском народе были приняты как догма. Лев Тихомиров пишет: чем больше человек был верующим до впадения в атеизм, тем большим радикалом и ниспровергателем он потом становится. Потому что он сохраняет христианскую психику, просто вместо Бога ставит себя на его место: «Се, я творю все новое!» Безусловно, уже к началу века во всей западной мировоззренческой раме, особенно в англосаксонской, Россия была варварской страной, препятствием для демократии. Раз тирания, ее не надо жалеть. Даже когда Февральская революция случилась, а потом и Октябрьская, полковник Хауз посоветовал президенту Вильсону поздравить большевиков, хотя рухнула союзница по Антанте. И вот Брестский мир. А как Черчилль возмущался Брестским миром и писал тогда, что Россия победу уже держала в руках, что «мы их привыкли считать прогнившей тиранией, но силу России можно измерить той силой ударов, которые она способна выдержать… Держа победу уже в руках, она пала на землю, заживо поедаемая червями». Так Черчилль, герцог Мальборо, относился к большевикам.

Он понимал, что большевики оставят Восточный фронт, придется еще самим повоевать с кайзеровской Германией. Хотя победа уже была нами определена, основной массив сухопутных сражений был на Восточном фронте. И ведь мы спасли Францию от неминуемого погрома буквально в первые три месяца войны. Маршалу Фошу приписывают фразу: «Если бы не жертвенная помощь России…» С мольбой обратились, и пошло русское неподготовленное наступление.

Мой дед первый свой Георгиевский крест получил за вынос полкового знамени из Мазурских болот, где погибла армия Самсонова. Последний — за Брусиловский прорыв, по-моему. А еще один — за эпизод, который мог бы войти в приключенческий фильм. Они на разведку поехали на лошадях, пробрались к какому-то дому, где пили шампанское австрийские военачальники. Сняли часовых, он ворвался в дом, схватил генерала, положил через седло — и ускакал с ним, и привез к своим.

С уплотнением мира внешняя сторона любой революции усиливается. Революция, безусловно, зреет внутри, но то, в какую сторону зашатавшееся государство опрокинется, зависит от многих, в том числе внешних факторов.

Есть честные, замечательные люди, идеалисты, верные коммунистической идее, я им говорю: вы же наследники «Духа мая 1945-го», а не Октября 1917-го! Однако они не всегда могут это принять. А если бы вы приняли идею мая 1945-го, за вас бы пошло в два раза больше людей, потому что это уже другой Советский Союз.

С другой стороны, наверное, правы те историки, которые утверждают, что вся интеллигенция, правящая верхушка в 1917 году оказалась невероятно беспомощной. Они полностью все развалили. Чтобы сковать железными обручами, а иначе страну уже тогда было не собрать, нужны были такие беспринципные, циничные люди.

Родоначальники революционного террора и самого этого термина — это французские якобинцы, у нас были эпигоны. Не надо искать вину, как Дзержинский говорил и Стучка, внутри контрреволюционного класса. Они не вольны в своих поступках, потому что они являются продуктом социальных условий. Надо просто посчитать, сколько их надо уничтожить. Это теория революционной законности, такая же, как была у Робеспьера.

Советский Союз сам в своем поступательном развитии преодолел те ранние большевистские максимы, которые рассматривались исключительно как инструмент для победы коммунистической идеи вовне. Крупнейший британский историк Арнольд Джозеф Тойнби прямо пишет, что Денин и Троцкий хотели Россию сделать инструментом для возвеличивания коммунистической идеи и отличие Сталина в том, что он, поняв, что не будет никакой мировой революции, коммунистическую идею использовал как инструмент для возвеличивания страны, которая ему оказалась вверена.

Сталина они ненавидят не за репрессии, которых было не меньше уже при Ленине и Троцком, когда без суда и следствия расстреливали. Папе моему было 12 лет, он слышал, как стрекотал пулемет каждый день в Чернигове, где он родился. Каждый вечер черный автомобиль то гимназистку, то архитектора, то инженера, то учителя гимназии забирал. Хорошо, его отец умер до этого, был директором народного училища. Матушка преподавала в гимназии, а потом участвовала в кампании ликбеза, всеобуча. Есть фото: она среди крестьяночек, единственная без платочка, с пучочком. Поэтому папе было разрешено потом поступать в высшее учебное заведение, несмотря на кампанию пролетаризации высшего образования.

Он это помнил и говорил, что народ вообще был в недоумении. Он помнил, что во время Гражданской войны (ему было 12–13 лет) они все время кого-то прятали на чердаке. То евреев от петлюровцев, то красных от белых, то белых от красных.

Вот мы говорим о сознании, об истории. Если первые шаги большевиков в области образования — это создание Института красной профессуры, полное искоренение в сознании прошлого как образов, которым можно поклоняться, то сама советская власть к началу 30-х годов поняла, что войну, которая неизбежно будет, с такой идеологией выиграть невозможно. Что пойдут братья по классу, одетые во вражескую форму, причем одержимые идеей не революции, а мирового господства. Этому было нужно противопоставить чувство Родины, вот и появилось сталинское постановление о преподавании истории, об общественных науках. А до этого история не преподавалась, было лишь обществознание, где Александра Невского называли классовым врагом, Наполеона — освободителем. Кутузов и Суворов ни в коем случае не могли быть символами поклонения. Чайковский — хлюпик, Чехов — нытик, Толстой — помещик, юродствующий во Христе.

Конечно, приправили историю России всеми классовыми атрибутами, но тем не менее была восстановлена, инкорпорирована русская история. И вот начиная с 1934–1935 годов в кратчайшие сроки были переписаны учебники, появились исторические факультеты в Ленинградском и Московском университетах. Преподавателей же тоже нужно готовить. Во многих областных центрах кафедры восстановили, были возрождены элементы дореволюционного научно-образовательного структурного типа.

— Возвращение к традициям по многим параметрам произошло.

— И это тоже очень повлияло на восстановление духа, который позволил в одном окопе оказаться и тем, кто революцию принял, и тем, кто нет. Есть такой автор — историк, доктор исторических наук Елена Синявская, она исследовала феномен сознания фронтового поколения. Она приводит данные, что в армию в том числе были призваны те, кто родился в 1890–1891 гг. Это люди, родившиеся до революции, которым уже было больше тридцати лет, они все не могли революции аплодировать в душе. И были призваны люди 1920–1921 года рождения. Моя мама была 1921 года рождения, партизанка, окончила очень известное Соболевское педагогическое училище, основанное в 1908 году двумя меценатами, где преподавали выпускники Казанского и Петербургского университетов. Там готовили сельских учителей.

И те и другие все-таки прониклись мыслью, что вот сейчас надо отложить споры об устроении государства, чтобы защитить Отечество. Иначе никакого государства не будет: ни того, которое вы хотите, ни этого, которого эти хотят. Я считаю, это был подвиг не только материального самоотречения.

— А что сегодня?

Что творится с нашим сознанием сегодня — меня это очень беспокоит. Я считаю, что мы стоим перед масштабной задачей осмысления именно преподавания истории нашему поколению. На вопросы простые по истории ответить не могут, плохо ее знают. Кто им преподает сейчас? Те, кто сам учился в 90-х, в период второй десакрализации и шельмования всей нашей истории. И у них сознание сшито уже из обрезков, это клиповое сознание, собрание интернет-мнений, они сами не читают. Интернет создает замкнутые, фанатичные сообщества, в которых ты становишься рабом. Ты зависим от того, принадлежишь ли к мейнстриму или нет. Это ужасно.

Поэтому нужны интернет-продукты, нужны новые форматы, аудиокниги, подкасты, детям былины, сказки и рассказы по истории. Учебники действительно нужны. Депутат Вячеслав Алексеевич Никонов меня включал в комиссию, учебники показывал. Я думала: да ладно, это наши бородатые патриоты уж слишком, сейчас не 90-е… Но прочитала и просто ужаснулась. Там вообще нет ничего русского. И до сих пор у нас много учебников, изданных на деньги Сороса. И продолжают кричать, что должна быть тысяча учебников.

Мы опубликовали с сестрой статью о прекрасном французском русисте, медиевисте Жан-Пьере Арриньоне. Он как-то выступал у нас и рассказывал про их учебники. Несмотря на то что учебники разные, потому что считается, что в сельской школе должно быть проще, чем в столичном лицее, там нет таких расхождений. Нигде не утверждается, что Жанна д’Арк — не национальная героиня, а ведьма, нигде не топчутся сильно на вишистском правительстве, но перестают славить. С точки зрения современных критериев демократии, прав человека, отрицания репрессий невозможно якобинцев на щит поднимать. Но они просто перестали их славить. Свобода, равенство, братство — это наследие они сохраняют. Они уважительно относятся к своей истории.

Вот еще доказательство того, как важно мировоззрение и как оно может выполнять разрушительную, губительную роль. А в случае нашего мировоззрения перед войной — это спасительная роль. Хотя материально пришлось дойти до истощения, просто до средневекового уровня. Франсуа-Ксавье Кокен, французский русист из Сорбонны, выступал на круглом столе и давал объяснение, почему капитулировала Франция. После Первой мировой войны Франция была театром военных действий, она была сильно разгромлена. У них это была самая кровопролитная война. Не сравнить со Второй мировой, где просто были отдельные герои Сопротивления. Но к 1918 году французы около двух миллионов потеряли, это для них колоссальная цифра. Они не получили от англосаксов, которые вершили бал на Версальской конференции, того, что им нужно, полностью. Те начали Германию потихоньку возрождать. Это тоже очевидно. Во Франции началась идейная кампания всяческого поношения своей страны. Веймарская республика после трагического поражения в Первой мировой войне, когда Германию и Австрию расчехвостили, потеряла не только вновь завоеванное, но и прежнее достояние, которое раньше не оспаривалось. И тоже началось поношение, что, дескать, отсталая, неразвитая Германия… В Германии поношение интеллигенцией своей истории породило ответ в виде нацизма…

Во Франции это вывело на авансцену пораженческие круги. И привело к трагическому феномену, когда маршал Петен, герой Первой мировой войны, герой Верденского сражения, его лозунг — «немец дальше не пройдет», становится капитулянтом. Кокен говорит: «Вы, русские, учитесь на наших ошибках». Он так сказал, потому что в это время у нас шло полное глумление над всей нашей историей.

Конечно, история многому учит. Вот смотрите, у нас сейчас довольно часто отмечают заслуги прекрасных молодых людей, которые проявили себя в различных областях. Это правильно, граждане должны ощущать, что они востребованы, что их заметили. Но рождают и воспитывают граждан Отечества — не гранты и посты во властных структурах, а воспитание и образование, история и философия. Каково мировоззрение человека, таково и его отношение к обществу. История и философия всегда были кузницей человеческих идеалов и питомником мировоззрения.

Как проект «Украина» становится инструментом мировой войны: история и геополитика^[8]

История, геополитика, идеология — практически этот узел сегодня разрубается на наших глазах, узел всей мировой истории. Мне особенно обидно, тяжело и одновременно трепетно это все переживать, потому что все это мною было предсказано в годы, когда об этом не принято было говорить. Людей с такими взглядами не слушали, обвиняли в отсталости и непонимании, ибо век национальных интересов якобы безвозвратно ушел, а нынче век общечеловеческих ценностей, и я, мол, не понимаю «нового мышления». Правда, весь мир, пока мы упивались так называемым «новым мышлением», прекрасно воспользовался испытанным старым…

Главный труд моей жизни — это книга почти в 600 страниц — панорамное исследование «Россия и русские в мировой истории», из которого я беру иногда лишь намеченные и поставленные вопросы, не разработанные до конца, и их уже развиваю на основе моего сегодняшнего знания. В ней было предсказано в первом издании 2002 года все, что происходит сейчас.

Затем последовала другая книга, в разных версиях переведенная на пять европейских языков — французский, сербский, словенский, чешский и словацкий, — «Великие войны XX столетия» (2007), последняя редакция которой с существенными добавлениями вышла всего пару лет назад. Речь идет о геополитическом противостоянии, сравнении силовых стрел, которые направлены на Россию, когда она находится в трудной ситуации. Это — и Первая мировая война, и революция, и Гражданская война, и Вторая мировая — Великая Отечественная, и 90-е годы.

Оказывается, что эти стрелы абсолютно идентичны. Прежде всего они нацелены на отделение России от морей — Балтики, Черного моря. Именно выход к этим позициям Петром I, 300-летие Ништадтского мира мы отпраздновали осенью.

Так вот, именно выход России к Балтике и потом закрепление в Крыму, что было невозможно без того, чтобы выйти сначала к Прибалтике и обезопасить свои северо-западные позиции, делало Россию великой державой. И канцлер Безбородко, екатерининский вельможа — малоросс, возглавлявший внешнеполитическое ведомство, — принимая на работу молодых дворян, говорил им: «Не знаю, батенька, как при вас будет, а при нас ни одна пушка уже в Европе не стреляет».

С обретений Петра Великого стала необратимой масштабная геополитическая трансформация Европы. Уходят на второй план ранее могущественные государства — Польша, Швеция, Голландия. На их место приходят Англия и Россия. Швеция и Польша постепенно утрачивают свое влияние, теряют захваченные ранее земли. Россия входит в имперский период, развивается как империя, великая держава. И постепенно становится ясно, что тот, кто хочет стать господином мира, не может осуществить эту цель без устранения России. В XIX веке, к концу которого уже обнажилось неприятие России Западом — Европой, о чем очень открыто и очень актуально писали Ф. И. Тютчев и Ф. М. Достоевский, Россию не стремились совсем уничтожить. Россию стремились ослабить, парализовать и отстранить от решения мировых дел. Уничтожить Россию оказалось не по зубам даже Гитлеру. Бисмарк об этом предупреждал в конце жизни. Потому что одно ее существование в этих границах и то, что это альтернативная часть той же европейской цивилизации, делает невозможным управление миром из одной точки.

Первым это осознал Наполеон, не имевший никаких экономических и материальных целей в своей самоубийственной и погубившей его войне против России. Бонапарт пошел на Россию, как считают некоторые историки, по наущению своей соперницы Англии. Если бы он не поддался своей роковой амбиции, то, может, и сохранил бы свое господствующее положение в Западной Европе. У него была почти вся завоеванная Европа и ключевые параметры доминирования. Он уже овладевал африканским побережьем, а как считают русские политические географы — тот, кто контролирует оба побережья Средиземного моря, тот и становится господином мира. В свое время только после II или III Пунических войн, когда Рим окончательно победил Карфаген и овладел африканским побережьем, тогда Рим стал той Великой Римской империей.

Но переходим к Украине.

Истоки того, что сейчас происходит, лежат в глубине веков. Разделение Московской Руси и того, что постепенно формировалось как малороссийская народность, как часть православных россов, вышедших из Киевской Руси, в значительной мере проистекало из буквально физического вторжения огромного монгольского клина, нашествия, которое на два с половиной века практически затруднило общение между частями — ветвями одного народа.

Постепенно расходятся языки. Хотя в XIX веке украинский язык, малороссийское наречие — это местный язык, на котором говорило крестьянство. Он отличался от литературного русского примерно так же, как вологодский или иной местный говор, скажем, XVI века. Да и сегодня украинский язык, в который усилиями революционной интеллигенции, а затем большевистской и советской украинской номенклатуры местную мову превращали в течение 100 лет, отличается примерно так, как баварский от академического немецкого — Hochdeutsch.

Отрыв Малороссии от Московии был давней целью Речи Посполитой. Еще Казимир Великий в 1349 году захватил Галицко-Волынское княжество, которое принадлежит к колыбели Киевской Руси. В его усыпальнице в Кракове я увидела на табличке, почему его именовали «великим»: «Сильно расширил территорию государства». Оказывается, если ты расширил за счет чужих земель территорию, ты становишься великим. А когда у тебя другие «великие» эту же территорию назад забирают, то они — проклятые страны-расчленительницы, о которых сегодня услышишь в любом польском музее, даже если это музей фарфора. Так, по нынешней трактовке украинских историков, обслуживающих новую геополитику, Владимир Мономах — великий киевский князь, а его шестой сын Юрий Долгорукий, основатель Москвы, — «проклятый кацап», «москаль». Но это не главное.

Огромную роль сыграл и религиозный фактор. Истоки подлинного украинского сепаратизма и антимосковитской версии украинской идеи — в пассионарности униатства. Еще папа Урбан VIII в начале XVII века, вскоре после Брестской унии 1596 года, говорил: «О, мои русины, через вас-то я надеюсь достигнуть востока».

Пять епископов, во главе с Михаилом Рогозой, принявшим католический догмат при сохранении православного обряда, были отвергнуты православными. А крестьяне, поскольку обряд оставался прежний на местном языке (в отличие от католических служб, которые велись на латыни), так ничего и не поняли. Филиокве — это богословские тонкости не для простого люда. А потом, когда узнавали, что находятся в подчинении римскому папе, а не Вселенскому патриарху, приходили в ужас и протестовали. Так униатские общины все время сменялись, то обретая новые приходы, то теряя их.

И вот такой буфер — не католик и не православный, а униат — стал сгустком пассионарной ненависти. Именно из него вышло политическое украинство. Кстати, украинцами называли перед Первой мировой войной только униатов. Остальные были малороссами. Этот феномен греко-католика — ни русский, ни поляк, самостийник, украинец — основа того самого галицийского идентитета, а потом и москвофобской версии украинской идеи, что возобладала на Украине не без помощи Польши и Запада. Щедро субсидируемая Веной и Ватиканом, эта церковь в свое время и родила политическое украинство.

Особенно ярко это проявилось уже во второй половине XIX века, когда польский провинциальный историк Францышек Духинский в Париже для невежественной в славистике публики на кафедрах витийствовал о том, что москали, русские, — это помесь угро-финнов с татарами и не имеют ничего общего с арийцами Украины. Якобы ради того, чтобы приукрасить свое варварство, московиты украли и киевскую историю, и присвоили себе византийское преемство, а на самом деле это совершенно разные народности, даже этнически.

На мой сайт еще в 90-х годах нередко заходил какой-то щирый украинец, который все время оскорблял. У него с моими читателями была полемика. В конце ее он написал: «Ишь, мордва зашевелилась!»

Когда русская армия по просьбе австрийского правительства перешла Карпаты и спасла во время революции 1848 года Австрию^[9] от неминуемого распада, ибо в Венгрии благодаря присутствию русских войск восстание потерпело крах, во время возвращения русские войска проходили через галицийских русинов. Русинское население было под огромным впечатлением от этой громады, говорящей на понятном языке и почти родной по поведению, молящейся на родном языке с ними. Тогда галичане называли себя Галицкой Русью. Трудно сейчас представить, что в этом оплоте самых москвофобских настроений тогда зародилось необычайно сильное москвофильское течение среди интеллигенции.

Интеллигенция, говорящая либо на немецком, либо на польском, начала переходить на русский язык. Вена очень обеспокоилась, и начались репрессии. Бросали в тюрьмы людей и интеллектуальных деятелей якобы за измену, хотя Россия и Австро-Венгрия не были в состоянии войны. Первый процесс над такими симпатизирующим русской культуре, языку, а значит, ненавистной России, состоялся уже в 1882 году. Перед Первой мировой войной историк М. Грушевский, потом советский академик, именем которого сейчас названы киевские улицы, пишет на грант Венского двора девятитомную историю «Украины-Руси». В ней проводится очень интеллигентно и не сразу понятно для непосвященного та же теория Духинского о том, что Московия — это не носитель преемственности от Киевской Руси, а истинной наследницей Киевской Руси является «Украина, она же и есть истинная Русь».

В это время начинается деятельность митрополита-униата Андрея Шептицкого. Это австрийский граф, офицер, католик, ставший униатским митрополитом, который действовал еще в Первую мировую войну во Львове. Галиция же была до Первой мировой войны частью Австро-Венгрии, и там был оплот тех, кто бдительно следил, чтобы среди галичан не было сочувствующих русской армии, где практиковались массовые доносы униатов на православных. Известные русские историки-эмигранты об этом много писали. Они себя считают именно Галицкой Русью — Ваврик, Аристов, Петро Гардый, у которого в Канаде вышел целый альманах про зверства галицийских униатов на австрийской службе. В Канаде он стал Peter S. Hardy, и я эту книгу держала в руках.

О том, какая огромная к 20-м годам XX столетия уже была проделана работа по полному выхолащиванию сознания принадлежности к тому самому «Русскому миру» — наследию Киевской Руси, говорит тот факт, что еще в конце 80-х годов XIX века в венский парламент была подана петиция за 100 тысячами подписей галичан. Это ли не доказательство: «Высокая палата! Галицко-русский народ по своему историческому прошлому, культуре и языку стоит в тесной связи с заселяющим смежные с Галицкой землей малоросским племенем в России, которое вместе с великорусским и белорусским составляет цельную этнографическую группу, то есть русский народ. Язык этого народа, выработанный тысячелетним трудом всех трёх русских племен и занимающий в настоящее время одно из первых мест среди мировых языков, Галицкая Русь считала и считает своим и за ним лишь признает право быть языком её литературы, науки и вообще культуры. Доказательством этого является тот факт, что за права этого языка у нас в Галиции боролись такие выдающиеся деятели, как епископы Яхимович и Иосиф Сембратович, ученые и писатели Денис Зубрицкий, Иоанн Наумович […] и многие другие. Общерусский литературный язык у нас в Галиции в повсеместном употреблении. Галицко-русские общественные учреждения и студенческие общества ведут прения, протоколы, переписку на русском литературном языке. На этом же языке у нас сыздавна издавались и теперь издаются ежедневные повременные издания, такие как: „Слово“, „Пролом“, „Червонная Русь“, „Галичанин“, „Беседа“, „Страхопуд“, „Издания Галицко-русской матицы“, „Русская библиотека“, „Живое слово“, „Живая мысль“, „Славянский век“, „Издания общества имени Михаила Качковского“, расходящиеся в тысячах экземпляров».

Но перед Первой мировой войной униаты уже начинают действовать люто, став предшественниками гитлеровских коллаборационистов — бандеровцев, что довели эту практику до страшных форм зверства, которые возродили сегодняшние укронацисты. Во время Первой мировой войны по доносам униатов австрийским властям против якобы сочувствующих русской армии было создано два концентрационных лагеря — Талергоф и Терезин. Сейчас это музеи, там счет идет на тысячи замученных, расстрелянных якобы за сочувствие России.

Ваврик прямо пишет, что «виновником нашей народной мартирологии» были «проклятые украинцы — униаты, вырекшиеся от Руси». Известный расист и нацист Тягнибок — внучатый племянник одного из проавстрийских активистов, униатского священника Лонгина Цегельского, который доносил на неблагонадежных русинов. И его имя фигурировало даже на Версальской конференции, где комиссия устанавливала ответственность за развязывание войны и разбирала военные преступления. Он с трудом избежал приговора, потому что не доказали смертей по его вине, но аресты благодаря его доносам были. Он умер в Соединенных Штатах, а дед Тягнибока сидел в советском лагере как сотрудничавший с Гитлером. Вот откуда тянется сегодняшняя ненависть, вот корни того, что было взращено в последние 30 лет.

Во время Первой мировой войны эта идеология уже широко пропагандируется, но когда начинается революция и Гражданская война, Украина показала себя несостоявшимся квазигосударством. Единой национальной идеологии — идеологии с позитивным содержанием национального проекта — не было. Даже в православной Малороссии сменяли друг друга бесконечные «батьки», враждующие гетманы — Скоропадский, Петлюра, Махно. Все они, зараженные галицийской идеологией, все же не были едины в отношении будущего и не готовы были к полному разрыву с Москвой. В 1917 году, когда объявили свободные выборы, за сепаратистские партии на территории Украины не было отдано ни одного голоса, а за федералистские и за общероссийские — 85 %!

Но на униатской Галиции были жесткие гонения на православных, и эмигранты оттуда в Канаде и США составили огромные антирусские общины. Вот воспоминания полкового священника Центральной Рады Иоанна Теодоровича, который в эмиграции в Канаде, несмотря на свое героическое националистическое прошлое, подвергся чудовищным унижениям и поношениям со стороны заправлявших там униатов. Он пишет с горечью: «Поскольку ты православный, а не униат, ты проклятый кацап, проклятый москаль».

Был обнаружен архив Андрея Шептицкого, замурованный во Львове, ив 1918 году опубликован в газете «Петроградское дело». Там он говорит о том, что есть возможность всю Малороссию подчинить их идеологии, надо воспитывать украинцев в духе, что им чужда держава царей.

Советская власть взяла на вооружение галицийскую идеологию, перекодировав ее в коммунистические клише, — «цари всегда угнетали, а при коммунизме будет братство». Именно советская власть начала принудительную украинизацию. И только теперь публикуются документы об украинизации: как сопротивлялся малороссийский народ, как никто не хотел отдавать детей в школы, где преподавание велось на украинском языке, как искусственно создавалась несуществовавшая научная терминология. Всего с десяток мировых языков обладают всей полнотой терминологии и понятий для всех отраслей науки. Русский туда входит, но — ни украинский, ни молдавский, ни румынский не обладают такой полнотой понятий.

В начавшейся украинизации действует тот самый Влас Чубарь, председатель Совнаркома, который подписал приснопамятное постановление о борьбе «с саботажем в области хлебозаготовок», после которого начался голод на Украине, подобный тому, что был в то время и в Поволжье, и в Казахстане. Потому что большевистская политика была нацелена везде на унижение крестьянства. В каждой революции есть своя Вандея. Ибо именно крестьянство — носитель национального консервативного религиозного начала, и ему чужды Марксовы идеи. Не говоря уже о том, что на Украине частнособственнический инстинкт, особенно к земле, очень сильно развит, это отмечено везде. Крестьяне после этого постановления отказались сеять хлеб в колхозах, голод еще и из-за этого начался.

Чубарь был ярым украинизатором, а вовсе не борцом с националистическими архаичными пережитками. Он насаждал украинизацию в школах, боролся с малороссийской интеллигенцией, которая стояла на общерусских позициях. Почему только сейчас печатают эти документы и историки начинают поднимать их?

У нас господствовала идеология, что все противоречия были лишь при господстве помещиков и капиталистов, при самодержавии — «тюрьме народов», а когда все получат одинаковый кусок хлеба, тогда отомрут религиозные пережитки, не будет разницы между узбеком и русским, тем более между украинцем и русским, будет одинаковый менталитет, одинаковое сознание… Однако жизнью доказано, что ничего подобного не получается.

Украино-австрийская партия, одним из лидеров которой был Шептицкий, очень много работала над распространением этой идеологии на Украине.

Но национально-территориальное деление ранее единого государства — это на самом деле трагедия. В мире нет успешных федераций, которые бы произошли из деления ранее единого государства. И наоборот, есть успешные федерации, возникшие из соединения.

Бандеровцы боролись якобы против Советов, против коммунизма. А их деды и прадеды — украинский государственный деятель Цегельский, например, за что? Тогда не было никакого большевизма, была царская Россия. Против кого они боролись? Это совершенно рушит представление обо всем. Причем идея украинского национализма и его антимосковитской версии, к сожалению, возобладала. А это и есть крах государства, его несостоятельность, когда нет собственного позитивного, сформулированного национального проекта — «за что», а не «против кого-то». Стать анти-Россией — вот национальный проект киевского режима!

Украинский политический и общественный деятель В. Винниченко говорил, что «православие завело малороссов под царей». Да, казаки Богдана Хмельницкого проголосовали: «Волим под царя московского, православного». Потому что католики-поляки их ненавидели, считали быдлом и всячески угнетали.

Если бы поляки не вели себя на православных землях хуже, чем тевтоны, они бы могли остаться великой державой. Но потеряли все. Необузданность амбиций всегда губят даже успешные начинания.

М. Грушевский был ректором Киевского университета, который заканчивал мой отец, родившийся в Чернигове, где вся интеллигенция считала себя русскими и говорила на литературном академическом языке без всякого южнорусского говора. Отец рассказывал, что Грушевский, сноб, нисколько не скрывал презрения к пролетарской культуре и никого не боялся. Похоже, его и держали именно за украинизацию сознания в образовании и историческом просвещении. Умный, образованный, он создавал эту идеологию в исторической науке. Когда в коридоре студенты-пролетарии обращались к нему громко «Товарищ профессор!», он, не скрывая гримасы отвращения, поворачивался и шипел: «Гусь свинье не товарищ». Не боялся в 1930-е-то годы!

Кстати, об амбициях униатской церкви. В 1929 году, до того, как Западная Украина вернулась (а это и есть Галицко-Волынское княжество) в Советский Союз, тот же митрополит Шептицкий говорил пастве: «Бог еще окажет нам милость проповедовать на Кубань, Тобольск и Москву». Так что уже тогда были амбиции стать тем, чем стала Россия, что возможно лишь при уничтожении России.

Сталин присоединил Галицию, об опасности чего царский министр Дурново в 1914 году в записке предупреждал: никаких обретений в результате даже победы в Первой мировой войне не будет. Война надвигается. Избежать ее нельзя. Но, к сожалению, надо быть готовым к тому, что истощится экономика России и Германии, и там, и там вспыхнет революция. Так оно и случилось. Была ведь на короткое время и Баварская республика. Единственным призом в войне, писал Дурново, могла бы быть Галиция, потому что грядет неминуемый распад Австро-Венгрии. Далее он предупреждает: кто присоединит Галицию, потеряет империю. Потому что 400 лет униатская Галиция не делила свою судьбу с православной Украиной. Это другой менталитет, другой мир, ориентированный на Запад. Но Сталин в 1939 году решил присоединить ее к СССР, а глядя на тот период с высоты сегодняшних событий, надо было Польше ее оставить.

Однако после драки кулаками махать бессмысленно.

Полезно еще одно замечание Дурново: никаких обретений даже при победе не будет, потому что «мы воюем на стороне нашего главного геополитического противника — Великобритании». Она постарается, чтобы Россия ничего не получила. Какой там Константинополь?! На самом деле это желание приписывается России. Разговоры и мысли об этом были. Но вот ценнейшие записки Михайловского, сына Гарина-Михайловского и крестника государя, который в юном возрасте, в 24 года, владеющий пятью языками, стал заместителем начальника правового отдела русского внешнеполитического ведомства с правом доклада министру. Сын его доживал свой век в Словакии, где мне была устроена встреча с ним. Его отец оставил обширные записки о всех событиях во внешнеполитическом ведомстве времен Первой мировой войны и начала революции. Он писал, что после соглашения Сайкса — Пико возникли мысли, однако лишь о том, как бы сделать Константинополь «под международным контролем, но с русскими пушками на Босфоре».

Невозможно было овладеть Константинополем, не пробудив протест всех держав. Даже на записке Нелидова 1885–1886 годов XIX века, собственно которая и является единственным документом, где историки находят обоснование цели взять Константинополь, была помета государя: «Это был бы идеал, до которого далеко…»

Возвращаясь к СССР и Украине.

У Путина в докладе много сказано, как отдали Украину, как присоединили туда всю Новороссию. Есть карта «Подарки русских царей». Она так лихо названа в Интернете, но она правдива и красноречива.

Чигиринская республика Богдана Хмельницкого — это небольшая часть нынешней Полтавской и нескольких других губерний, причем Киев еще даже оставался под контролем Польши. Поляки отказались от претензий на Киев через 32 года после Переяславской Рады 1654 года. Лишь в 1686 году был заключен так называемый договор «Вечный мир» с Польшей. Только тогда поляки отказались от претензий на Киев и признали право Москвы защищать интересы православных и их права на захваченных Польшей территориях, признавая тем самым, что права эти, конечно, угнетаются. Ненависть и презрение поляков к украинским варварам-схизматикам была куда больше, даже чем ненависть Ватикана.

Первое послание вдохновителю Первого крестового похода Бернарду Клервоскому от епископа Краковского Матвея было в 1145 году. И в нем говорилось, что крестовый поход направить надо против русских варваров, «где другой обряд евхаристии, где они многочисленны, как звезды, и гораздо хуже, чем греки». И это вообще другой мир, который надо искоренять и уничтожать. Все, что против России, превозносится в польской истории. Единственная карта Польши XVI века, которую я, кстати, своими глазами видела в музее — королевском дворце в Варшаве, — это карта Польши от моря до моря, и перед ней учительница, помню, семилеткам на ковриках что-то рассказывала.

Новороссия вообще никакого отношения не имеет к Польше. Днепропетровск — это Екатеринослав, Кировоград — это Елисаветград и т. д., Одесса — никакого отношения тоже не имеет. А вот западные области — Хмельницкая, Винницкая — эти земли переходили к России, которая постепенно оттесняла Польшу.

Ивано-Франковск — это Станислав, названный по имени польского короля. Там одни поляки и были в городе. А в деревне были украинцы, малороссы, униаты в основном. И жить им там было непросто. Отсюда и бандеровский террор — ужасный, зверский против польского населения на Волыни. Я не знаю, как Польша может это простить? Это уже не человеческое что-то, ни одно животное не наслаждается так физическими страданиями своего противника. Они просто раздирали руками человеческие тела, они разрезали живым беременным женщинам животы и туда сажали живую крысу. Это все материалы процессов, которые невозможно читать и видеть фотографии. Детей пятилетних связывали букетом и вешали на деревья, писали — «венок для будущей славной Украины».

Украина в ее нынешних искусственно созданных большевиками границах — это колоссальная стратегическая территория с выходом к Черному морю. Если бы Украина была где-нибудь на Ленской губе, на Северном морском пути, англосаксы бы никогда так внимательно не ухаживали за ней. Но как только Россия в конце XVIII века вышла к Причерноморью, этот регион сразу стал критически важным прежде всего для Англии. И антирусская внешняя политика конца XVIII века и прежде всего первой четверти XIX века, была нацелена на то, чтобы предотвратить и сократить присутствие и влияние России.

В 1833 году был подписан между Турцией и Россией Ункяр-Искелесийский договор — это редкостный успех балканской политики России. Никогда больше в XIX веке такого не удавалось. Две черноморские державы — Россия и Турция — без войны тогда договорились о черноморском режиме.

Англия и Франция этого не признали. Хотя ни один фунт их товаров не проходил через Черноморские проливы. Не признали Россию как игрока в стратегическом Средиземноморско-черноморском регионе. Началось движение к Крымской войне, которая для России обернулась временной утратой черноморских позиций. Иезуитская формула, так называемая «нейтрализации Черного моря», означала уничтожение флота и обязанность срыть береговые укрепления. О борьбе Горчакова за эти преодоления написала книгу моя покойная матушка, к столетию которой мы ее переиздали. А когда было 200-летие Горчакова, то все доклады, в том числе и Лаврова, ссылались на ее книгу.

Так что это все тянется очень давно. Стратегическое положение Украины делает ее важным инструментом против России и ее оттеснения от моря, что превратило Россию в великую державу. Еще Бжезинский после распада СССР написал, что без всего остального, но с Украиной Россия — великая держава. Вот без Украины, даже со всем остальным, это уже не так…

В момент краха СССР коммунистическая номенклатура немедленно перехватывает галицийскую идеологию, чтобы остаться у власти. Поднимает ее на знамена с самого начала. И первым был Кравчук — хитро, иезуитски, постепенно, нерадикально (он вообще-то сам с Западной Украины), затем Кучма — воспринимаемый как красный директор. Начались гонения на русский язык. Я, еще будучи депутатом, обсуждала в Совете Европы вопрос о том, что Украина категорически не подписывала Конвенцию о языках меньшинств. Турция не подписала и Украина. Вся их философия, идеология проявляет одну логику: если бы проклятые москали так не расплодились, не стали такими огромными, с ядерной бомбой, такими мощными, от Буга до Тихого океана не дошли, мы могли бы стать тем, чем стала Россия. Против такой философии бесполезны аргументы экономического характера.

Мы подходим к тому, с чем мы столкнулись сейчас. Ставка на Украину была сделана Западом с самого начала. Запад, не стесняясь, спонсировал, приветствовал, прославлял переворот. Начинается накачивание Украины оружием. Это все — правда, даже больше, чем у нас открыто об этом говорят, чтобы особо не пугать население.

Об украинском национализме есть замечательная работа историка зарубежья Николая Ульянова — об истоках украинского сепаратизма. Он пишет, как меняются исторические названия, как выхолащивается русский дух. Он писал это 50 лет назад!

«Все это не понимание и не утверждение, а искоренение национальной души. Именно национальной базы не хватало украинскому самостийничеству. Оно выглядело движением и не народным, и не национальным, страдало комплексом неполноценности». Действительно, отсутствие позитивной программы и строительство государства от противного свидетельствует о несостоятельности национального сознания, о его незрелости, неполноценности, при которых национальное чувство опускается до зоологического расизма. То же видим в Прибалтике, где, кроме Литвы, у Эстонии, у Латвии никогда не было государственности. Там не смогли найти в своей истории позитивные моменты, чтобы на них выстроить проект будущего. Вместо этого исторический проект взращивается на прославлении краткого эпизода сотрудничества части элиты с гитлеровцами против России в образе СССР, причем сегодня уже ясно, что именно против России, а «борьба с коммунизмом» была лишь ширмой.

Главной заботой все еще остается доказать отличие украинца от русского. Мысль до сих пор работает над созданием антропологических, этнографических и лингвистических теорий, долженствующих лишить русских и украинцев родства. Сначала их объявили двумя русскими народностями, потом двумя разными славянскими народами. Потом возникли теории, по которым славянское происхождение оставлено только за украинцами.

Галицию присоединили. Там до 60-х годов совершались теракты, в лесах в схронах, оборудованных еще с войны для многих лет жизни, прятались бандеровцы. Сейчас даже вскрылись документы, что схроны готовились чуть ли не с 30-х годов и десятилетиями с запуганных крестьян собиралась дань. Это была колоссальная по масштабам эшелонированная организация. Выловленных бандеровцев и их пособников судили, небольшую совсем часть казнили, и многих отправили в лагеря.

Но после развенчания культа Сталина Хрущев дарит к юбилею Переяславской Рады Крым вместе с Севастополем, который вообще не входил в Крымскую область и в 1949 году был выведен из состава Крымской области, став городом республиканского подчинения РСФСР. Там стоял стратегический флот, он не мог управляться из Киева.

А кого выпустили на Украине как жертв НКВД? Тех самых гитлеровских коллаборационистов, бывших бандеровцев, их семьи. Все было готово для того, чтобы потом снова расцвести пышным цветом. Такая агрессивная идеология сразу берет верх у маргиналов, а у нормального человека, к сожалению, возникает не необходимое противодействие, не протест, а желание просто отстраниться. Так было с гитлеровской идеологией. Сначала многих немцев она коробила, особенно интеллигенцию. Кто-то эмигрировал, кто-то морщился, но отстранялся. А потом уже возникла молодежь, новые поколения, воспитанные в духе зоологического антисемитизма и русофобии. Если бы вы видели, что в детских садах Украины происходило, какие картинки детям показывали! Это страшно: по небу летают чудные птички, очаровательные, трогательные птенчики — это украинцы, а внизу этакие монстры мерзкие — это москали. Птичка плюет на него, и монстр разрушается, в пыль превращается.

Казалось бы, получив такую территорию, можно было стать крупным успешным государством. Но оно составлено из мировоззренчески несовместимого населения. Униатскую Галицию, разделявшую австро-венгерские и гитлеровские планы и идеологию, разве можно совместить с типично советским промышленным и максимально атеизированным востоком, который помнит и чтит совместное прошлое, чтит битвы Великой Отечественной войны.

Такому лоскутному государству можно было жить вместе только в нейтральном статусе. И можно было бы «доить двух коров» сразу. Россия бы за ним ухаживала, как бы платила за лояльность. Запад бы ухаживал. Процветай! Единственная республика Советского Союза с передовой наукой, промышленностью, с квалифицированным населением, с сельским хозяйством, обеспечивающая себя продовольствием, экспортер пшеницы. Нет, такая Украина не была нужна ни галицийцам, ни Западу. И началось то, к чему мы пришли.

Что произошло за эти восемь лет? Шла нескрываемая подготовка к войне против нас. Украина накачивалась оружием, в людях воспитывалась ненависть. Российскому руководству была известна эта уже вполне конкретная подготовка к войне. В сентябре 2021 года начинают вдоль всей границы летать американские разведчики, самолеты Е-8 JSTARS — это уже не те разведывательные военные самолеты, какие и с нашей стороны всегда летают вдоль границ. Это уже военные разведчики с системами точного боевого наведения.

В Болгарии, Румынии и в Черном море размещаются американские боевые истребители. Восстановлен заброшенный с 40-х годов военный аэродром на острове Шемья, это Алеутские острова, в 300 километрах от нашей Камчатки, — пистолет, приставленный к виску Камчатки, как выразился блестящий эксперт К. Сивков в своем емком анализе. Эти острова когда-то были открыты нами. Вместе с Аляской в 1867 году они были проданы Америке, о которой тогда не думали как о сопернике. Охранять и содержать их не было ни сил, ни условий, и Россия боялась, что Алеутские острова достанутся сильнейшей морской державе — Англии, тем более что во время Крымской войны английский флот высадил десант в Петропавловске-Камчатском.

На Украине меняют министра обороны. Ставят Резникова, который только служил рядовым. Огромная группировка, цвет украинской армии, 125 тысяч приблизительно, пришла и была эшелонирована уже на границе с Донецкой и Луганской республиками. Наша разведка тоже работает и по внутренним процессам на Украине. Начинается судебный процесс задним числом через семь лет против адмирала Березовского, который перешел на нашу сторону в 2014 году и сейчас командует нашим Тихоокеанским флотом. Это чтобы запугать украинскую армейскую верхушку, за этим следует чистка в Министерстве обороны Украины.

Польская армия ставит четыре дивизии в октябре на границе с Белоруссией. Помните, с беженцами была какая-то непонятная абсурдная история? Это был повод специально для того, чтобы эти четыре дивизии разместить на польско-белорусской границе.

План, по оценке военных экспертов, был приблизительно таков: полная блокада Приднестровья и массированное нападение на Донецк и Луганск. Они не выдерживают, разумеется, больше 5–8 дней, по их расчетам. Если мы не вступаем на защиту, это — крах России, президента, социальный взрыв. Недовольных у нас много, и есть за что.

Чтобы спровоцировать нас, стали выкручивать руки Майе Санду, чтобы она закрыла границы Приднестровья полностью. Мы ей сразу тогда отключили газ. Она обратилась в ЕС, где ей отказали: «Нам самим мало». Тогда мы показали ей цену лояльности. По ее условиям, с 25-процентной скидкой, мы ей даем газ, но она через неделю начинает опять вести себя очень антирусски. Тогда следует звонок из «Газпрома» с предупреждением, что на следующий день газ будет перекрыт, поскольку имеется задержка с ежемесячной оплатой. Но Молдавия вообще не может выжить без наших энергоресурсов. Если другим плохо, но все же есть какие-то источники, то в Молдавии совершенно ничего нет, и будет катастрофа. Абсолютно прозападная гражданка Румынии Санду понимает, что если ее втянут в противостояние с Россией, то от Молдавии просто ничего не останется, и Кишинев не блокирует Приднестровье.

А тут уже и перед американцами встает вопрос: до чего это может дойти? Они фактически нарушают договор о нераспространении ядерного оружия. Принимается решение, что американские ядерные заряды может нести немецкий самолет. Раньше этого не было. Ядерное оружие — это не просто бомба. Это система наведения, управления, это носитель. Правда, разблокировать код на кнопке запуска могут только США. В американских кругах прямо разбирается теория ограниченной ядерной войны, которую они вытащили из архива, и с некоторых пор вопрос этот периодически, лет 20–30, возникает. У них есть запас, арсенал небольших ядерных бомб, которые не уничтожат всю Европу. Они вполне допускали, что могут сбросить ядерную бомбу на наши силы на Украине. И просчитывали, что мы, вычислив, с какого аэродрома этот бомбардировщик пришел, можем ударить, скажем, по Германии, которую Америке не жалко и которую Лондон всегда с эпохи Бисмарка воспринимал как соперника.

И дальше у них возникал вопрос, насколько далеко и решительно может наше руководство пойти. На такую тему и был, похоже, разговор Байдена и Путина 31 декабря, о котором в прессе — расплывчатые фразы: стороны удовлетворены, что разговор был откровенным. Эксперты, чью аналитику я использую, считают, что Путин дал тогда четко понять, что Россия не остановится и будет решительной, а значит, исход непредсказуем.

Для США невозможно было бы пойти на ничью. Держава, претендующая на роль господина мира, должна только выигрывать, причем не 5: 4. Должно быть 5: 0, 5: 1. А этого не получается никак. Они отступили. Но наше руководство и армия поняли, что план просто отложен. На Западе, как нашей разведке было известно, уже в январе был готов пакет санкций, который сразу после начала нашей операции был и введен. Они только этим решили ответить.

Получается, что все три возможных сценария, которые Запад разрабатывал, не состоялись! Мы перехватили инициативу и приняли решение предвосхитить момент применения против нас одного из этих планов. Согласимся, что собственный «шаг белыми» лучше, чем оказаться в обороне. Дальше все происходит на наших глазах.

Вся западная аналитика говорит о том, что Украина проиграна Западом. Она инструмент, взрыватель войны против России. Судьба взрывателя известна. Но их задача — не дать нам победить небольшой ценой. Надо истощить нас, сделать нашу жизнь как можно труднее, на годы продлить войну, кидая в топку украинских солдат, чтобы неизбежно опустить нашу экономику, добиться социального взрыва, т. е. во всех отношениях сделать нам тяжело.

Чем больше украинцев сейчас погибнет, тем для американцев лучше. Потому что тем труднее будет наладить нам с украинцами диалог, что и так невозможно при жизни одного поколения. Но в будущем необходимо какое-то умиротворение, оздоровление отношений. Ведь даже не русофоб где-нибудь в Сумской или в Черниговской области, потерявший на войне сына, брата, дядю, возненавидит нас. Это драма. И это тяжелейшее испытание для национального самосознания.

Запад истерически шумит о якобы «путинской пропаганде», пытается изобразить в ложном свете массовые общественные настроения. Но Запад совершенно просчитался, полагая, что 90 % граждан России будут вести себя так, как несколько сотен медийных персонажей, что поспешили уехать. Но в целом у нас, наоборот, когда появляется у ворот внешний враг, происходит консолидация и воля твердеет именно при давлении извне.

Весь мир сейчас смотрит с вниманием на эту ситуацию. Мир будет уже другим. Америке неизбежно придется расстаться с идеей глобального непререкаемого доминирования, но это займет еще немало времени, и США яростно этому сопротивляются, попирая все красивые принципы, которыми они завлекали в свою орбиту мир. США откровенно признались: мы против России и Китая и должны сдерживать их, потому что они осмелились бросить вызов нашему глобальному доминированию. Так просто и откровенно!

Сложно говорить о будущем, но оно работает скорее на нас. Европа оказалась более уязвимой от международного разделения труда и мирового товарообмена. Она стремительно теряет роль и клонится к упадку, но это и есть цель англосаксов. А в Соединенных Штатах экономика зиждется на вавилонской башне из зеленой бумаги. Их сила в эмиссии доллара, в долларовом ценообразовании всего мирового рынка. Если это нарушается, для них это гибель. В результате европейских санкций уже начался массовый отток капиталов и инвестиций из Европы в США, что помогает американской экономике.

Долларовая эмиссия — главное оружие доминирования и власти в мирное время, разумеется. А воевать никто не хочет.

Европа воевать не может. Военные аналитики пишут о том, что даже если НАТО захотело бы объявить нам войну, без американцев они это сделать не смогут, им нужен минимум год, чтобы создать серьезное боеспособное вооруженное объединение для противостояния. Да европейцы и не хотят воевать. Идеологическая ярость у них оттого, что опять Россия, как во времена Наполеона и Гитлера, единственная поднимает перчатку и смело говорит: «Лучше в гробу, чем быть рабу». Это непонятное для них «варварское племя» всегда из всех чудовищных катаклизмов, которые уничтожили бы иную нацию, выходит, как птица феникс, возрождаясь. У меня нет розовых очков, но и абсолютно нет апокалипсических настроений. Будущее будет зависеть от нашей способности это выдержать, от нашей способности понять, я имею в виду нашу элиту, что мир будет другим. Он не вернется к прежнему. Нужно потерпеть и обязательно победить!

Лучше платить за обретение, нежели за утраты…^[10]

Сегодня спрашивают: что стоит на кону для России? Очень многое! И не только чтобы спасти жизни русских людей от геноцида фактически, что лежит на поверхности. На самом деле на кону стоит место России в мировой истории. Как во время Великой Отечественной войны. Потому что нам, как и тогда, угрожает сегодня не просто потеря какой-то части территории или материального достояния, нам угрожает исчезнуть как субъект мировой истории, который самостоятельно определяет свой жизненный путь. И Россия опять, на удивление всем, как во времена наполеоновского и гитлеровского нашествий, оказалась единственной, кто на весь мир сказала: «Лучше в гробу, чем быть рабу». И бросила вызов всему совокупному Западу. Наша воля оказалась сильней. И это вызывает бешеную истерику у недругов.

Когда Украина стала самостоятельным государством, мне, как историку, было ясно, что она в лучшем случае будет просто соперничающим государством, а в худшем — сугубо нам враждебным. И, как ни парадоксально, потому, что мы очень близкие народы.

Украина давно превращена во враждебное гнездо, напичканное натовским оружием. Целые ее поколения с детства воспитывались не просто в русофобском духе, а в зоологической ненависти к нам. Еще немного, и они заняли бы все властные структуры снизу доверху.

Запад фактически выставил нам ультиматум: подчиниться. И Россия поняла, что за это нам придется очень дорого платить. Так лучше платить за обретение, нежели за утраты. Это было неизбежно. И это диктовалось нашими национальными интересами и священным долгом — спасти от гибели около пяти миллионов русских людей в Донецке и Луганске.

Сейчас уже появились документы, проливающие свет на то, что была готова наступательная операция на эти территории. Вокруг них была выстроена сильнейшая группировка, глубоко эшелонированная, с натовскими системами наведения и связи, которую все-таки удалось тогда донецким и луганским жителям удержать под своим контролем.

Заявление Зеленского на «мюнхенском сговоре» (я так, а не иначе называю Конференцию по безопасности в Мюнхене в феврале 2022 года) о том, что Украина может отказаться от безъядерного статуса, сделано было не на пустом месте, и это не блеф. Для этого почти все было готово. Можете себе представить, что представляла бы собой Украина с «грязной» бомбой, накачанная натовским оружием!

Что бы мы могли вообще тогда сделать? Мы могли бы спасти Донецк и Луганск, если бы угрожали сбросить ядерную бомбу на наш Белгород или другой город? Сейчас это стало очевидным. Как и то, что начать операцию было необходимо, как ни трудно привыкнуть к мысли, что нам приходится воевать с Украиной. Но для меня это неудивительно. Я все это в своих книгах предсказывала.

Если согласиться с тем, что у нас общая история, общие исторические переживания, язык, отличающийся, может быть, так же, как баварский от саксонского, общая вера, мы на одном языке к Богу обращаемся, зачем тогда жить врозь? Вместе-то мы сильнее на мировой арене. Так нет же. Раз отдельно, то обязательно надо обосновывать то, что у нас всегда были другие тяготения — геополитические, мировоззренческие, культурные. Нужно язык противопоставлять, обязательно создавать какой-то новояз. И наконец, даже искать, как и их прадеды — бандеровцы, антропологические отличия русского от украинца.

Вы знаете, что они говорят? Что русские — это помесь угро-финнов с татарами. А вот они — арийцы. Что мы украли и киевскую историю, и византийскую преемственность, нацепили на себя софийские ризы. Вот ведь какая философия! Никакой логики. Убеждать их в том, что с нами хотя бы выгоднее экономически, стабильней, — тоже бесполезно. Украина — это Каин, взревновавший к Авелю. Если бы русские, проклятые москали, мол, не расплодились бы так, у них не было бы ядерного оружия, такой территории, мы б могли стать тем, чем стала Россия, — вот как они думают.

А началось это все еще в XVII веке. И вросло в польскую почву. Именно поляки создавали подобные концепции, подкидывали идеи о том, что украинцы — это отдельный народ. И сильно отличающийся от нас. У них есть даже теория, что укры — самая древняя этническая группа в Европе. Во время Первой мировой войны предки сегодняшних Тягнибоков и ирин фарион даже доносили австрийским властям в Галиции на сочувствующих русской армии. И там уже были страшные репрессии. Поэтому все, что мы сегодня наблюдаем, неудивительно.

И Бандера, для которого «Украина превыше всего», с его интегральным национализмом (кстати, подданный Польши: Галиция же была между двумя мировыми войнами Польшей, а до этого — Австро-Венгрией), не зря стал знаменем для украинцев.

Все это вросло в униатскую церковь, которая спонсировала и благословляла эсэсовскую дивизию «Галичина», известную своими зверствами, которые они учиняли якобы ради Украины. Недаром она была в советское время запрещена. Хотя память о бандеровцах, о повстанческой армии ОУН-УНС^[11], надо сказать, копилась в советское время. И очень многое объясняет тот факт, что после развенчания культа Сталина, на волне реабилитаций, которые по всей стране коснулись невинно осужденных по политическим мотивам, на Западной Украине (которую зачем-то Сталин присоединил к СССР, не думая, что она отравит все) в качестве «жертв НКВД» были реабилитированы и сочувствующие бандеровцам. Они тут же становились комсомольцами. Тот же Тягнибок был комсомольцем, а Ирина Фарион — эта нарицательная уже фигура, обезумевшая просто в своей ненависти к нам, она же вообще была комсомольской богиней! Вот как, все это произрастало в недрах «незалежной».

Те, кто работал даже в советских партийных органах на Украине, потом вспоминали, что на самом деле в каждом обкоме наблюдались «антимосковитские» настроения: Владимир Мономах — великий киевский, украинский князь. А вот его сын Юрий Долгорукий, основатель Москвы, — проклятый москаль, кацап.

Еще Пушкин в стихотворении «Бородинская годовщина» показал, что в момент давления Запада на Россию обязательно встанет вопрос о ее отторжении.

Не зря Бжезинский при распаде СССР, радостно потирая руки, сказал, что главное — это отделение Украины. И Запад уцепился за это. Главное для него — взращивание врага России. И очень удобно, что это тот же славянский народ. Главное — показать, что русские всегда всех угнетали, а Россия — тюрьма народов.

Кстати, этот большевистский тезис в 20-х годах очень поспособствовал тому, что в первые годы советской власти вся галицийская идеология была встроена в якобы борьбу украинцев против царей, а на самом деле она сохраняла ту же самую русофобскую настроенность.

В 2014 году Запад начал накачивать Украину оружием, поощрять все абсурдные с точки зрения классического государственного права политические выступления. Тот же Майдан сорок лет назад сами же западники назвали бы классическим переворотом, а сегодня это стало для них нормальным явлением. Оказывается, можно поступиться любыми принципами, лишь бы иметь такой кулак против России.

Украинская диаспора, полубандеровская, всегда была в Канаде. Я сталкивалась с этим за границей еще в 80-х годах. Она тогда была очень возбуждена надеждой, что наконец-то может осуществиться то, чего их отцы и деды не смогли достичь в Первую мировую.

Я работала в ООН, когда случился Чернобыль. Хорошие были отношения между сотрудниками секретариата. Все приходили к нам, выражали соболезнования. Принято было тогда в организации ходить с кружкой, если наводнение или какие-то иные катаклизмы случались в какой-либо стране, класть — кто доллар, кто пять… И что вы думаете? Украинская диаспора устроила тогда вокруг нашего посольства и миссии демонстрацию: «Советы сожгли живьем украинцев и кремировали их!» Так что удивляться нечему.

Такая волна русофобии в Европе сегодня для меня хоть и очень печальна, потому что у меня там много коллег-друзей, я очень много получаю слов поддержки от профессоров из той же Сорбонны. Я спрашиваю: не боитесь? Они говорят: честь Франции дороже. Но тем не менее Россия для коллективного Запада — это варварский зигзаг мировой истории, у которого газоны неровные, но который за фунт масла не восстанет, а только за Веру, Отечество. И все послевоенные десятилетия подспудно у них этот комплекс неполноценности оттого, что в гитлеровской армии было на самом деле больше французов, чем героев Сопротивления, что, конечно, повышает цену героизма участников движения. Против нас же была обрушена вся мощь совокупной Европы. На заводах Швеции и Чехии производилась военная продукция для Гитлера. А в гитлеровской армии служило бог знает сколько, не говоря уже о странах-сателлитах Венгрии, Румынии, Италии и Финляндии, военнослужащих со всей Европы.

И вот этот комплекс неполноценности сейчас выплеснулся: наконец-то они могут сказать открыто то, что они на самом деле думают об этих «проклятых русских», которые «многочисленны, как звезды», как писал еще краковский епископ предводителю Первого крестового похода: надо крестовый поход не в Палестину, а против Руси. Вот с каких пор это тянется, 1145 год!

И у немцев комплекс неполноценности и униженности. Потому что гитлеровская идеология привела их нацию к крупнейшей национальной катастрофе. И вот сегодня этот комплекс взыграл в них, и они снова радостно набросились, как гиены, на Россию.

Запад, конечно, хотел бы видеть Россию покорную, с международным совладением всеми ее трубопроводами и энергоресурсами, а также природными богатствами. Потому что Россия — та страна в мире, которая имеет все предпосылки для так называемого устойчивого развития.

Устойчивое развитие — это не просто комфорт, это возможность продолжать жизнь, не испытывая недостатка в природных ресурсах, микроэлементах всей таблицы Менделеева, в пресной воде и зеленой массе. И вот это у нас все есть.

Даже если нас запереть полностью, до Луны окружить забором, мы останемся в той же технологической цивилизации. Двигатели внутреннего сгорания у нас будут, будут свои компьютеры, будет достаточно еды, воды, тепла и всего остального. Ни одна страна Запада не может, особенно европейская, себе этого позволить в полной мере. Они без международного разделения труда и торговли прожить просто не в состоянии, не могут производить все то, чем они пользуются только сообща. И поэтому мечтают завладеть этим не в прямом смысле оккупацией, как это в XVII веке только возможно было, а с помощью современных методов — через капитал, через овладение нашим производством и т. д. Это превратило бы нашу страну в этакие гонконги по побережьям, чтобы удобно было торговать, а основное население — на северо-восток, в тундру, где глубина промерзания такова, что производство любого продукта, даже написание статьи, обходится объективно в несколько раз дороже. Туда, где мы были бы неконкурентоспособны.

Посмотрите, все силовые линии после расчленения СССР абсолютно повторяют те же направления давления Запада, какие были в течение веков. То есть от морей — от Балтики, от Черного моря и Средиземного, от проливов, потому что проливы — это «легкие» державы, до Дальнего Востока. И нам для того, чтобы те же танкеры с нефтью проходили, надо, чтобы там были наши подлодки и пушки стояли. Всё происходит так же, как было.

Я знаю очень многих из тех, кто в свое время покинули чисто по экономическим соображениям нашу страну. И, столкнувшись с тем, что они там люди второго сорта, у них взыграло чувство обиды за свое Отечество: какое ни есть, а все — родное. И эти люди сегодня, когда Отечество снова в опасности, или возвращаются, или начинают там выступать за свою исконную родину, вступать в дискуссии, жертвуя порой своим положением. Конечно, есть и такие, кто всю свою жизнь построил лишь на экономическом комфорте, и у них так и не развилось чувство Родины, особого отношения к ней, понимания, КТО ты, для чего живешь, — они, может быть, и уедут. А большинство людей, от водителей такси до ректоров вузов, со многими из которых я лично знакома, все едины в порыве защитить интересы своей страны и готовы пойти на лишения ради нее.

Если мы Великую Отечественную войну пережили, когда мама моя, учительница, стала партизанкой и тут же научилась даже прясть, потому что не было производств, чулки приходилось вязать самой в зиму, то сегодня нам ничего не грозит подобного. Ну, подумаешь, чуть труба пониже и дым пожиже, да еще и на время. Зато сколько интересной работы в связи с импортозамещением предстоит! Тем же айтишникам. Налаживать то, сделать это, показать им кузькину мать, наконец. Чем на что-то готовое идти исполнителем, винтиком, гораздо интереснее быть созидателем в этой области. И, конечно, Родина таких созидателей всегда потом отблагодарит, в первую очередь — уважительным отношением.

Мне кажется, сейчас вот это испытание, которое мы видим, для нашего национального исторического сознания, оно должно привести и уже приводит к такому очищению от всего наносного! Возникает только один вопрос: кто ты — сын Отечества или просто потребитель?

Да, это трудно порой — найти слова поддержки для тех, кто сегодня там, на фронте, погибает, жертвуя собой ради нас. Там рвутся снаряды, гибнут мирные люди, а сидит тут какая-то фифочка в своем кабинете и смеет что-то говорить о Спецоперации осудительное, кричать в спину нашим солдатам. Вот это преступно и аморально, когда Родина твоя воюет, твои солдаты отдают жизнь ради тебя, ради твоей страны, ее чести, истории, будущего, заслоняет собой от поругания Отечество, несмотря на тот свист и гам, которые враги сейчас изливают на нас.

А ребята наши должны знать, что на них смотрят сверху души тех, кто сражался в окопах Сталинграда, на Зееловских высотах под Берлином, кто поднимал флаг над Рейхстагом. С ними вместе солдаты Суворова и Кутузова, легшие на Бородинском поле. С ними вместе те, кто сражался на Куликовом поле и с Александром Невским на Чудском озере. Вся эта наша российская, русская рать сейчас на небе молится за них. И у Бога нет мертвых и живых. Мы все живы для Него. Так должно жить наше Отечество. Пусть это для кого-то и звучит пафосно.

Повторюсь, лучше в гробу, чем быть рабу, — вот что испокон веков было главным для русского человека. Потому что он всегда готов идти на самопожертвование ради высших идеалов.

«Третья мировая уже началась…»^[12]

— Наталия Алексеевна, непростую, сложную и болезненную для всех нас тему будем обсуждать. Сейчас геополитический мировой конфликт, конфликт цивилизаций достиг, кажется, своего апогея. И у всех главный вопрос: что будет дальше?

— На самом деле мы вступили в Третью мировую войну, которая, может быть, по сравнению со Второй мировой пока еще не являет нам такое массовое кровопролитие, причем по всей Евразии, но по уровню напряженности, по уровню взаимного отторжения, по уровню риторики, охвата религиозно-философских и историко-философских тем это, конечно, Третья мировая война.

К сожалению, пик кровопролития не пройден, но все же не думаю, что он выплеснется за пределы той территории, где сейчас развиваются эти драматические события. Ни НАТО, ни Запад воевать с нами в открытую, понятно, не будут. И не только потому, что понимают, что вряд ли возможно нас победить, если мы включим всю свою военную машину. Но еще и потому, что западный европеец настолько уже остыл к героизму! И идеалом для него являются отнюдь не вера, Отечество, честь, долг, любовь, метафизические какие-то ценности, за которые великие европейцы отдавали свои жизни, шли на эшафот. Нет, сейчас плоть руководит духом. Самая высшая ценность — не иметь ценностей, не замечать грани между грехом и добродетелью, честью и бесчестьем.

— Это закат европейской цивилизации? Или просто трансформация во что-то новое?

— Думаю, что это настоящий закат, который предсказывали еще великие умы прошлого. Причем не только автор знаменитой работы «Закат Европы» Шпенглер, это и итальянские философы. Собственно, об этом писали в более публицистическом и менее «заумном» стиле Данилевский, Достоевский, Тютчев. Речь идет, безусловно, о закате той цивилизации, в которой был нравственный нерв. А история без нравственного целеполагания — это и есть философия конца истории.

Они слишком дорожат своим комфортом. Для них уже во Вторую мировую войну цена сопротивления Гитлеру была: «Это же надо, чтобы замки наши разрушили, чтобы у нас капроновых чулок больше не было?!»

— Франция — яркий тому пример… А все-таки когда это случилось? Получается, это был постепенный этап увядания, а не так, как у многих складывается впечатление, — за последние десять — двадцать лет? Ведь казалось, еще тридцать лет назад Европа представляла собой достаточно мощное образование.

— Совершенно верно. Это постепенный процесс. Просто в нашу эпоху процессы ускоряются. Сейчас за десять лет происходят изменения, которые раньше накапливались лет пятьдесят. А вообще, все это начиналось по большому счету, конечно, с дехристианизации Европы. Еще Шиллер, великий романтик (я обожала его когда-то в молодости, даже пыталась переводы делать), говорил: обезбоживание человека ведет к понижению его нравственного уровня. Это не могло быстро произойти.

Более того, и сейчас инерция добра и заложенного Богом стремления заметить грань между грехом и добродетелью, мучиться от этого, — она до сих пор сохраняется. Инерция добра очень велика. Я все-таки не стала бы предрекать гибель Европы совсем уж. Может быть, произойдет катарсис, будет какое-то очищение, в том числе от гедонизма.

— Если пришел закат Европы, о котором еще Шпенглер говорил более ста лет назад, с кем мы тогда воюем, кому мы противостоим? Какая цивилизация противостоит нам? Это некая американская, глобалистская, которая подчинила и Новый Свет, и Европу? Каков образ врага, в конце концов, как его можно определить?

— Европа сама сдала фактически свой суверенитет Соединенным Штатам Америки. Америка, кстати, — это очень интересный феномен. Я проработала там все 80-е годы в Секретариате ООН, семь с половиной лет жила в американском доме. Я была советским человеком, сын ходил сначала в советскую школу. Последний год, перестройка, он уже ходил в международную школу ООН. Но я должна сказать, что средний американец, особенно в глубинке, был религиозным, в воскресенье все семьи шли в свою протестантскую церковь — девочки в лаковых туфельках с перепонкой, в белых носочках и в кружевных шляпках… Раньше Америка эти ценности проповедовала и для других миров, внушая им подобные идеалы.

— Это тот образ, на который мы, собственно, и купились 30 лет назад…

— Для обычных граждан это был идеал несопричастности к делам собственного Отечества. А для местной олигархии и элиты — внушение иллюзии принадлежности к мировой олигархии. Получается, что идеал — права человека, которые ничем не ограничены — ни национальными, ни религиозными, ни культурными, никакими гражданскими рамками. Где хорошо, там и Отечество.

— Ubi bene ibi patria («Где хорошо, там и родина»)… Получается вроде, индивид чувствует себя свободным, а нация полностью порабощена и не может ничего с этим сделать.

— Да, но сейчас американисты приходят к выводу, что сегодня общество американское — это общество с непредсказуемым будущим. Там левые идеи философские, безбожные, которые какие-то интеллектуалы пытаются реализовать, наложились на серьезные расовые проблемы, на разгул тех же ЛГБТ-сообществ. Человек бунтует против своей богоданной природы. Он взбунтовался против всего, чего только можно, — против Бога, морали и прочего. Это уже и не человек.

Если там не произойдет какого-то кризиса, как я сказала, катарсиса, какого-то взрыва, то трудно даже предположить, что станет с Америкой. Сегодня она очень богата, цепляется за ту мировую финансовую систему, которая позволяет ей жить с квадриллионным долгом, потому что доллары, накопленные в мире и у них самих, ничем не обеспечены.

— Недавно был рекорд — за 31 триллион перевалил госдолг США…

— Им надо взимать имперскую дань со всего мира, и потому они пытаются им управлять. Философия у них всегда была очень самонадеянная. Это кальвинизм, англосаксонский пуританизм переселился в Америку. Данилевский остроумно написал: очень счастливым для Англии в культурном отношении обстоятельством было то, что самая радикальная часть пуритан заблагорассудила удалиться за океан для реализации на чистой доске своих идей. Это очень спасло Англию в культурном отношении.

Честно сказать, мне жалко Америку. Потому что обычные американцы, вот те же наши соседи, они добродушные, они действительно не врут. Это элита врет. Они обещают что-то, а потом, как в тех антиутопиях, когда монстр какой-нибудь космический говорит: а я солгал. А простые люди, они не врут, они любят детей, они любят семью. Они честны в работе. Не надо всех демонизировать. В культурном отношении — это дети. Человек с дипломом о высшем образовании, особенно их местных университетов, он никогда не слышал имя Джузеппе Верди или Леонардо да Винчи. Можно записаться на выборы под таким именем без документов и проголосовать. Я бы сказала, Америка сегодня — это лидер по дебилизации человечества в культурном отношении.

— Я буду циничным. Если мы констатировали уже окончательный закат Европы, начало заката США, что их общества деградируют, то последствия могут быть непредсказуемы. Может, черт с ними, пусть они там загнутся? Просто дождаться их окончательной агонии и будь что будет?

— Вы имеете в виду США или Европу?

— И то и другое.

— Во-первых, они не оставляют нас в покое. Хоть они и говорят о мировой изоляции России, но сами только о России и думают. Россия осмелилась опять поднять перчатку вызова и сказать: лучше в гробу, чем быть рабу. Когда-то Наполеон поработил всю Европу и с накопленными силами обрушился на Россию. Гитлер завоевал всю Европу, на него работало всё тогда в ней, и обрушился на нас. И мы единственные не капитулировали, хотя первые два года угрожающими темпами вермахт продвигался в глубь нашей территории. Но мы победили.

И у Европы сейчас всплеск затаенной ревности, что страна, нация, цивилизация, которую они считали всегда второстепенной, черным зигзагом мировой истории, этаким неудачным вариантом, по которому пошло византийское пространство, католический, латинский Запад…

— У Европы или у США?

— У Европы. В США до таких «умностей», как правило, не доходят. Там единицы, в Гарварде, с кем можно об этом говорить…

И вдруг Россия победила. И надо было все эти десятилетия после войны быть благодарным России. Это месть — сегодняшняя русофобия. Это вырвавшееся чувство превосходства, которое было унижено их поражением, пораженчеством собственным перед Гитлером и нашей Победой. Дух мая 1945-го не дает им покоя. Они бы хотели взять реванш, но это у них не получается. И это еще больше вызывает остервенелую ненависть к нам.

Что мы сейчас фиксируем? Даже в самые тяжелые, острые периоды холодной войны не было такого тотального отторжения России как цивилизации. Говорили о коммунизме, о большевиках, о том, что русский народ порабощен, надо его освобождать. Сохранялись какие-то узкие, но культурные контакты, академические, прочие. Не прекращалась торговля. Не закрывалось небо. Даже сателлиты Германии не вели себя так дерзко. Такого, как сейчас, не было никогда.

Это говорит только об одном — о тотальном отторжении Русского мира как очень для них опасной исторической альтернативы. Хотя мы не тянем их в Средневековье, как исламские фундаменталисты, которые поселились у них под боком и уже взрывают стадионы.

— И с которыми они при этом не борются…

— Боятся…

Европа была очень привлекательной для незападных миров, собственно, и наша интеллигенция пала перед заклинанием «Свобода, равенство, братство», перед улыбкой «Джоконды», блеском картезианской логики. Но сейчас та же интеллигенция наша не увидела бы на Западе ничего, кроме ростовщической экономики, где созидание не является главным нервом. Это страшно.

— Тем не менее для нашей либеральной интеллигенции образ Запада остается очень даже привлекательным, все те неприглядные вещи, о которых мы говорим, они считают прогрессом, движением вверх. И готовы ради этого предать все. И государство, и страну, и народ. И они этого не скрывают.

— Невольно на ум приходит спор славянофилов и западников прошлого. Совершенно не были они антитезами и взаимным полным отрицанием. Это были две богатые грани русского сознания. И Киреевский, и Кавелин говорили, что невозможно изгнать из русской жизни ни все русское, ни пришедшее западное. Поневоле нам надо ждать из взаимодействия, этих двух начал чего-то третьего.

Нынешнее же западничество — это убогая пародия на то, что было когда-то. Его представители малообразованны. Они не знают основ европейской культуры. Они знают только, как банки функционируют. Им нравится, что можно ходить в шортах в театр. Но это же — не интеллигенция в истинном понимании этого слова. Трудно назвать их интеллигенцией, хотя интеллигенция, само это понятие, родилась именно на русской почве, (интеллектуалы на Западе — это нечто другое), она всегда была вместе со своим государством, уж тем более — с Отечеством. Это немножко разные вещи: когда война, Отечество выступает на первый план. А государство, греховное и несовершенное, — с ним разберемся потом, когда защитим Отечество. Кстати, и русская эмиграция, в своей значительной массе, желала успеха в свое время Красной армии, хотя ненавидела большевиков.

Так вот, сегодня тех в современной России, о ком вы сказали, я бы не назвала интеллигенцией. Это какая-то образованщина. Они не знают и не интересуются великой европейской культурой. Им это абсолютно неинтересно. В то время как европейские консерваторы шлют мне ежедневно свои статьи в иИнтернете, призывающие «свободных французов соединиться с Россией в ее борьбе против мирового зла, за будущее человечества». Меня немец один, отец троих детей, заплативший несколько штрафов за то, что не пускал семилетнюю дочь на занятия по сексуальному образованию, спросил: «А можно будет переехать жить, эмигрировать в Россию? Знаете, Россия привлекательна».

И великая европейская культура, если они там ее погубят, ставя в извращенной форме свои классические произведения, в которых выхолощено все душеспасительное, то мы будем по-прежнему плакать над «Разбойниками» Шиллера, для нас будут живы и Шекспир, и Данте, и монологи Гамлета и Макбета будут для нас иметь смысл. Потому что мы сами мучаемся вечными вопросами: что грех, что плохо, а что хорошо? Как поступить? У нас свободная воля, но у нас есть дар различать добро и зло. Это дар от Святого Духа. Я не говорю, что Запад уже погиб. Я говорю о тенденциях, но процессы идут быстро. Надежда в Европе только на консерваторов, и их там немало.

Но меня сегодня больше беспокоит наше внутреннее состояние. Состояние нашего образования, высшей школы, того, как мы преподаем историю Отечества нашей молодежи. Ведь те, кто выходит сегодня порой на улицы с каким-то иррациональным вселенским обличительством, они сейчас учатся у тех, кого учили в 90-х годах презирать отечественную историю. Даже такие инструкции были по этому поводу, их цитировала мне на одной из конференций бывший министр образования.

Я и мои соратники в Межведомственной комиссии по историческому просвещению, мы как раз боремся против этого! Комиссия занимается тем, что производит некую инвентаризацию, изучает, что делается в разных сферах культуры, на телевидении в смысле исторического просвещения, как на истфаках трактуются те или иные исторические события, какие там настроения. Но она же — не законодательный орган…

— Изменить что-то реально?

— Это реально сделать.

— Какой должна быть государственная политика в этом плане? Должно быть общественное давление?

— Это должны быть объединенные усилия. Вы знаете, хоть и печально наблюдать, что сделали за какие-то тридцать лет с Украиной, а в свое время за двадцать лет с немецкой нацией, которая родила великую культуру Гёте, Шиллера…

— Действительно, всего за 20 лет…

— Всего! Значит, можно и обратно. Но вот эта червоточина, к сожалению, имеет свойство мультиплицироваться, как раковая опухоль, и самовоспроизводиться. Поэтому за этим надо очень следить. Во Франции, несмотря на свободу написания учебников, во всех трактовка событий одна и та же. Для сельских школ — простеньким языком, меньше деталей, меньше событий, меньше дат. Попроще все. Но нигде не напишут, что Жанна д’Арк — ведьма, а в другом учебнике — что она героиня и символ Франции.

Мы же до сих пор яростно спорим, кто такой Иоанн Грозный. Для нас небезразлично нравственное содержание власти и истории. Да мы просто перестанем быть русскими, если не будем об этом спорить! И о том же Сталине. Сталина, кстати, Запад ненавидит вовсе не за репрессии. И Ленина, при котором без суда и следствия расстреливали всех, по теории наркома Стучки и Дзержинского, что не надо искать преступление, надо посчитать, сколько враждебного класса уничтожить. Они Ленину не снимают даже мемориальные доски в благодарность за сокрушение великой империи.

А Сталина ненавидят, как писал Тойнби, за то, что вместо того, чтобы сделать Россию инструментом для вселенского коммунизма, как Ленин и Троцкий хотели, поняв, что не будет никакого вселенского коммунизма, сделал ставку на коммунизм для возвеличивания своей страны. И создал в новой форме опять-таки великодержавное огромное государство, которое геополитически, хотя внутри было совершенно другим, чем историческая Россия, выполняло вовне ту же функцию, во-первых, как держатель равновесия между цивилизациями, а во-вторых, как препятствие для управления миром из одной точки.

Почему они сейчас и в таком бешенстве против нас. Остальной-то мир смотрит на нас с надеждой. И мир африканский, и латиноамериканский, и китайский, и индуистский. Он смотрит. И выжидает. В международном праве есть даже такое понятие «благожелательный нейтралитет».

— Саудовская Аравия, казалось, ключевой союзник США на Ближнем Востоке. Латинская Америка, Африка. Очень долго можно перечислять государства и регионы, видно, что они за нас. Для них мы действительно создаем образ будущего, боремся с неоколониализмом… Но мы находимся на острие, а включатся ли они сами?

— Китай и Индия выжидают. Индия вообще очень осторожна. И неустойчива. Хотя о себе очень высокого мнения. Но их почти два миллиарда, они имеют право на это. К русским относятся очень хорошо. Мы же никогда не относились ни к кому как к людям второго сорта. Почему мы и создали такую огромную империю. Ведь в Бухаре после завоевания Средней Азии гарнизон наш состоял из 30 человек всего. Но нас уважали. Потому что мы относились ко всем всегда как к равным. Китай пока тоже ведь не союзник. Китай никогда ни с кем не вступал в классические союзнические отношения.

— Ситуативные, по крайней мере…

— Ну да. Все переговоры в самые лучшие периоды — это коммюнике, договоры о дружбе, сотрудничестве. Но никогда — о союзничестве. Он не раз говорил: «Китай с пониманием относится к позиции России». Хотя формально до сих пор не признал Крым даже.

— Зато сейчас они осуждают действия Соединенных Штатов…

— Как бы это ни звучало цинично, нам на руку то, что Америка затеяла вокруг Тайваня. Китай рассчитывает на нашу поддержку, во всяком случае, политическую, в этом противостоянии. Естественно, взамен он должен нам оказать больше политической поддержки. Китай, безусловно, заинтересован в сильной России, в нашей победе. Заинтересован ли Китай в слишком большом усилении России? Не уверена. Но на ближайшие двадцать лет, я думаю, он заинтересован в силе России, так же как и Индия, так же как, например, небольшая страна Армения. С какой бы прозападной элитой там мы ни столкнулись, они не могут не быть заинтересованными в том, чтобы Россия была сильная. Потому что судьба их поместила в такое окружение, что без нас их просто проглотят.

— Что касается Индии. Нью-Дели в очень непростых отношениях находится с Китаем. Как мы здесь можем балансировать? Понимают ли они, что уравновесить силу Китая в регионе может исключительно Россия, Соединенные Штаты далеко, вряд ли они пойдут на обострение. И здесь формирование геополитического меридиана Россия — Иран — Индия может быть очень мощным.

— Вы совершенно правы. Я думаю, такие соображения в Индии у экспертного политологического сообщества, безусловно, есть. Сейчас, кстати, отнюдь не самый худший период в индийско-китайских отношениях. Бывали времена гораздо хуже.

— Но может все и измениться в любой момент, как бывало не раз…

— Да, но ни та, ни другая страна сейчас к этому не стремятся. Их членство в тех же структурах, где и мы, является балансирующим. И Индия здесь очень хитро лавирует. А Китай… Он боится, что если признают Крым, значит, признают и Тайвань. Я говорю китайцам при встречах на международных конференциях: Крым был незаконно отторгнут от Родины, матушки-России, так же как Тайвань незаконно отторгнут от Китая. Сейчас идет восстановление исторической справедливости. Они улыбаются, но молчат обычно. А это же — миллиарды населения!

…В общем, будем молиться и будем верить в нашу победу. А она обязательно придет.

«Приговор России вынесен и обжалованию не подлежит»^[13]

— Наталия Алексеевна, сейчас, во время военных действий на Украине, мы слышим с обеих сторон, что они воюют, исполняя заповедь о любви к ближнему. Это смущает: получается, христиане воюют с христианами, пытаясь исполнить евангельскую заповедь. Так ли это, на ваш взгляд?

— Разница в том, что те, кто воюет на противоположной стороне, защищают не Украину, свой дом и своего ближнего, а глубоко антихристианские взгляды. Возьмем самых «идеологически мотивированных» с той стороны — это именно нацисты, а никакие не защитники своего народа. Посмотрите на их татуировки, на книги, которые они возят с собой, — думаете, там православные молитвословы?! Отнюдь. Содержание этих книжек и брошюр может восхитить Геббельса. Когда же видишь татуировки «бойцов за свободную Украину», читаешь их, простите, «литературу», приходишь к выводу, что мы имеем дело с откровенными сатанистами. Так что говорить о том, что противоположная сторона исполняет заповедь о любви к ближнему, абсолютно некорректно. Скорее можно считать, что большая часть украинцев находится в плену антихристианской идеологии, кто-то подчиняется ее носителям из страха, безнадежности, безысходности, но мы должны признать: часть нашего народа действительно поражена той убийственной псевдорелигией, которая в свое время превратила немецкую нацию в орду убийц. И чего до сих пор немецкий народ, к своей чести, стыдится.

— Но как такое стало возможным — торжество нацистской идеологии в народе, который вместе с братьями по оружию освобождал и себя, и остальные народы от фашизма?

— Я уже говорила об этом. Это похоже на ревность Каина к Авелю, грех гордыни, толкнувший Каина на убийство брата и ставший нарицательным в христианском мире, — братоубийство — это первый страшный грех человека на Земле. Именно эта иррациональная ревность к Русскому миру царит сейчас на Украине. К миру, которого им не догнать, потому что уж слишком он для их болезненно завистливого взгляда велик и силён и непреодолимо недоступен. Для них этот мир, эта отринутая часть их собственного «я», есть препятствие для амбиции стать вместо него тем, чем стала Россия. Говорить о разумных доводах в пользу теории сверх-человека-украинца-униата, расовой чистоты, я думаю, уже нет смысла: сначала мы смеялись над «галицийским происхождением Христа» и прочими перлами пропаганды, охватившей Украину, но сейчас не до смеха: мы видим её кровавые плоды. Мы — «москали» и, согласно этой идеологии, являемся «презренной помесью» монголов с угро-финнами, а они — истинные арийцы. Помимо отвратительной схожести такой «теории» с расовой доктриной нацистского рейха, сама «этнология» абсурдна и антинаучна. Если что где и перемешалось больше, помимо мозгов идеологов, то на юге Руси: кочевники монголы как раз обосновывались именно в наших южных — степных — пределах без особых препятствий. А вот север с непроходимыми лесами и снежными заносами, куда, кстати, переселялись из южнорусских земель, спасаясь от захватчиков, русские люди, ордынцы обкладывали данью, не обосновываясь там. Благодаря переселенцам с юга Руси появилась, например, Вологда: здесь в середине XII века преподобный Герасим, пришедший из Киева, основал монастырь. Но это святые, они вряд ли рассуждали о своей «арийскости». Страшно, что их потомки предали как их, так и самих себя. Страшно и дико.

— Выходит, мы воюем не только за возвращение своих территорий?

— Безусловно. И даже не только за освобождение русских людей от геноцида, это противостояние более широкого масштаба. Да, мы воюем с нацизмом и сатанизмом, которых Донецкий и Луганский регионы открыто не признали. С нашей стороны даже при ожесточении сохранено естественное желание и стремление оставаться христианином, русским человеком. Сколько мы терпели откровенные унижения, оскорбления! Когда начиная с детского сада детям внушают, что русские — неполноценные, агрессивные, звероподобные недочеловеки, живущие в болотах, пьющие, не умеющие ничего, кроме как захватывать чужие земли, — это надо было заканчивать.

Мало того, доказано, что НАТО готовила войну, вдоль границ наших уже были размещены боевые самолеты и летали разведчики с системами точного боевого наведения. Война — нападение на Донецк и Луганск с одновременной блокадой Приднестровья — уже была подготовлена. Мы должны были ждать их удара? И не надо делать вид, будто санкции — плод «праведного гнева» «всего цивилизованного мира» на российскую «агрессию» против «свободолюбивой» Украины: все эти санкционные «пакеты» были подготовлены задолго до начала спецоперации и были нам известны в январе 2022-го. Если территория Украины превратилась в кулак для наступления НАТО на Россию, то наше противодействие вполне логично и с военной точки зрения.

Еще, к слову, о разнице в идеологиях. Хоть где-нибудь кто-то с нашей стороны хотя бы раз призывал к истреблению украинцев как народа? Говорил об их неполноценности? Донецк обстреливали и убивали детей 8 лет, но разве в донецких школах учили деток ненависти ко всем украинцам? Разве именовали их неполноценными? Нет, но с горечью и возмущением обличали бандеровскую идеологию, отравившую украинский народ. Никогда русскому народу не были свойственны сжирающая человеческий облик спесь, чувство превосходства по отношению к другим. Даже во время Великой Отечественной подчеркивалось, что мы воюем не против немецкого народа, а против германского фашизма! Моцарта, Бетховена, Гёте, Шиллера у нас не запрещали… Кстати, воевали мы тогда против нацистской Германии вместе — кому, как не украинцам, это не знать.

Чтобы обосновать логику отдельного существования украинцев от русских, нужно лишить себя остатков разума: придумать новую антропологию, историю, географию, религию. Пусть это будет откровенный бред — лишь бы был, — и на таком фундаменте можно строить свою идентичность. Мы, я имею в виду украинцев и русских, и пожинаем сейчас кровавые плоды этой Каиновой ревности, этой обреченной на крах версии украинства как антимосковитства. Мы, но прежде всего сами украинцы, стали её жертвами. Каковы последствия для Украины: деиндустриализация, люмпенизация, деинтеллектуализация бывшей республики, обладавшей могучими промышленностью, наукой, сельским хозяйством, наконец, крах украинской государственности. Казалось бы, живи и процветай. Победили необузданные амбиции стать не просто не-Россией, но во что бы то ни стало — анти-Россией. Любовь к своему — это не ненависть к иному — один из законов Русского мира, который открыт ко всему доброму, будь то с Запада или Востока, — полностью отвергнут нацистской идеологией, господствующей на Украине. Впрочем, не только на Украине, но и в той же Прибалтике.

— Чем вы объясните вовлеченность западных стран в «спор славян между собою»? Особой заботой об Украине? Искренним сочувствием и желанием помочь ее народу?

— Западу совершенно безразлична Украина. Уже несколько раз во всеуслышание звучало, что для «цивилизованного мира» эта война имеет экзистенциальное значение. Запад понимает, что наша победа — угроза навязыванию всему миру их философии прогресса, интерпретации будущего человечества без всякого нравственного смысла истории и жизни, технического прогресса без нравственных целей. Грех равен добродетели, красота — уродству, смешение и уничтожение всех ценностей и морали, вызов семье как таковой, богоданной природе человека — вот идеал постмодернистской философии, господствующей на Западе.

Мы же для них стали еретиками. Но, обладая современными технологиями, пользуясь плодами научно-технического прогресса, мы не тащим мир в Средневековье, но твердо стоим на сохранении тех ценностей, благодаря которым мы все, в том числе и Запад, родили великую христианскую культуру, обрели смысл исторической жизни, воплотили христианскую идентичность в национальной жизни. Для нас даже после 75 лет принудительного атеизма вера, Отечество, честь, долг, любовь — не архаика, а нравственный стержень, камертон смысла и оправдания нашего существования. «Ищите прежде Царствия Божия, а это всё приложится вам» (Мф. 6: 33), но для этого искания надо различать добро и зло, грех и добродетель, видеть грань между ними. Это сегодня крамола для идеологов постмодернизма и так называемого открытого общества, этим и объясняется истерическое агрессивное отторжение России и Русского мира. Западная цивилизация предала собственную великую историю и культуру, полностью порывает в своей идеологии со своими христианскими корнями и евангельскими заветами. Тут что-то сродни бешеной ненависти к вере большевиков, с которой они пытались уничтожить любой след о Христе в нашей стране.

— Мы-то худо-бедно справились. Бог помог преодолеть этот антихристианский морок. А для западного мира, по вашему мнению, есть надежда?

— Безусловно, она остаётся. Не надо думать, что весь Запад погиб — такое впечатление может возникнуть, конечно, если читать основные СМИ, которые полностью подконтрольны постмодернистским идеологам. Но мы получаем много писем поддержки от интеллектуалов Западной Европы и США, где видим боль людей от утраты христианских основ, их стремление бороться за них, полное понимание и поддержку России в этой — общей, по их словам, — борьбе. Поверьте, это не высокие слова, и уж тем более не дежурная вежливость: люди пишут и говорят то, что они действительно выстрадали, то, за что они всерьёз переживают. Можно смело сказать, что христианский Запад сейчас действительно находится в оккупации у мощной транснациональной постмодернистской когорты. Не только в СМИ. То, что происходит в образовательных учреждениях, в университетах, свидетельствует о всемирном наступлении на христианские ценности и на то представление о человеке, что было во всех цивилизациях. То, что там преподают, ужасает, а во что превратились искусство, западная литература, театр? Там даже классику извращают, всюду интерпретируя героев, подменяя и извращая их побудительные мотивы. А русскую культуру и великую русскую литературу попросту запрещают — в ней нравственная дилемма — это главный нерв. Но такой была и великая классическая западноевропейская литература. Ее они сейчас тоже клеймят как нетолерантную и устаревшую.

Известно, что на Западе сейчас принимают лишь тех, кто льют помои на Россию и русских (то ли оправдывая свою стыдливую «эмиграцию», то ли отрабатывая гранты). Но вот так, например, закончил своё письмо мне знакомый профессор из Парижа: «Да здравствует свободная Франция, да здравствует свободная Россия!» Он регулярно публикует в Интернете свое видение украинского конфликта, и на мой вопрос, не повредит ли ему, если мы переведем и опубликуем его тексты, он ответил: «Честь Франции дороже!» Такие слова вселяют надежду на очищение, возрождение.

Если его не произойдет, то наша Россия сохранит европейцам их собственную прежнюю великую культуру — Шекспира и Шиллера, Флобера и других гениев, но для этого мы, конечно, сами должны оставаться верными своим устоям, православному пониманию долга человека перед Богом и людьми, тем ценностям, что двигали нами веками. Недавно один немецкий журналист с горечью признался мне, что из школьной программы в течение нескольких десятилетий изымали лучшие произведения немецкой и мировой классики, заменяя их аморальными модными поделками. То же происходит в других странах когда-то действительно цивилизованного западного мира. Нынешние руководители Европы ничего общего не имеют ни с историей, ни с преемственной культурой своих народов. Не только уровень их образования заставляет стыдиться за них — гораздо больше недоумения и горечи вызывает их параноидальная убежденность в своей правоте и непогрешимости, их нежелание кого-то понять, уважать иные цивилизации. Очень надеюсь, что Россия окончательно и навсегда преодолеет искушение «всегда и во всём учиться у Европы». Чему учиться у «коллективной греты тунберг», у фанатичных великовозрастных недорослей? Вот почему одна из главных битв сегодня идёт в школе, в системе образования, и не дай нам Бог проиграть эту битву.

— Аркадий Остальский, священномученик, убитый на Бутовском полигоне в 1937 году, «волынский Златоуст», как его называли, писал: «Никогда не забудем мы святого Киева; никогда и вы, враги России, не сделаете его нерусским, неправославным. Как бы вы ни кричали, как бы вы ни свирепели, но не вам, проклятым трутням, разрушить эту Богом данную твердыню!» Не раз уже было сказано, что передача исконно русских земель «государствам-новоделам», среди которых и Украина, — ошибка большевиков. Так вот: почему «ленинопад» был именно у «трутней», а не у нас? «Трутни»-то должны бы памятники Ульянову-Ленину в золоте по периметру своих нынешних границ ставить и камлать вокруг них. А теперь мы вынуждены исправлять его фантазии своей кровью.

— Кстати, ваша сентенция, совершенно справедливая, пробудила у меня в памяти один интересный эпизод. В составе небольшой делегации Госдумы я, будучи депутатом, была в Эстонии, где мы вели официальные переговоры с комитетом по международным делам парламента республики. В конце визита у нас была неформальная беседа с бывшим президентом Эстонии Ленартом Мери у него на даче на взморье. Беседа была интеллектуальной и со скрытой пикировкой. И я тогда саркастически обронила, что Эстонии, получившей от большевиков независимость именно в русле ленинской национальной политики, более логично было бы сохранять памятники Ленину, а не низвергать их. На что он мне тоже саркастически ответил: «А мы в душе их еще как сохраняем!» Цинично… И в Эстонии, и на Украине уничтожают все коммунистические памятники вовсе не из ненависти к коммунизму! Им нужно стереть все следы общего прошлого наших народов.

Я считаю передачу русских земель в новообразованные республики под эгиду национальных элит, в будущем неизбежно враждебных, ревнивых, неблагодарных, одним из трагических деяний революции. Именно распятие русской национально-религиозной православной ипостаси России и деление страны по национально-религиозному признаку — вот главное преступление пламенных большевиков — носителей самой максималистской версии коммунистического прожектерства и ненависти к православию. Не говоря уже о том, что в мире нет примеров успешных федераций, которые были бы созданы разделением ранее единого многовекового государства. А, наоборот, объединения бывают и успешными, и жизнеспособными.

Что же касается избавления от слишком большого количества памятников первым большевикам — разрушителям России, то оно всё-таки уменьшается. Если и сохраняются или ставятся новые памятники советской истории, то это все же совсем иным личностям — созидателям, защитникам страны в войнах. Но в самой России сегодня наиважнейшей задачей, я считаю, не выяснение отношений по прошлому (вспомним, как в 90-х нация не могла найти согласия ни по одному вопросу прошлого, настоящего и будущего и совершала одну утрату за другой), а объединение вокруг задач будущего. Не нужен новый разрыв, нужна единая нить нашей многострадальной истории. В первый раз соединение, казалось бы, разорванной навек нити русской и советской истории произошло стихийно, но явно по воле Божьей во время Великой Отечественной войны, перед лицом вселенской угрозы самому присутствию в мировой истории. Тогда вместе сражались против общего зла и те, кто революции аплодировал, и те, кто ее не принимал или от нее пострадал. Это и есть высота национального самосознания, потому что в этом случае человек руководствуется не сиюминутными эмоциями, а ретроспективой и перспективой своего Отечества. Вспомните, как Рахманинов до изнеможения давал концерты, а гонорары пересылал в СССР, как переживал из-за нападения гитлеровского рейха на нашу страну генерал Деникин. Мне лично рассказывал академик Никита Ильич Толстой (правнук Л. Н. Толстого), выросший в довоенном Белграде, что среди русской эмиграции в Сербии «пораженцев» — желающих поражения Красной армии — было всего 15–20 %, остальные, ненавидя большевизм, желали победы Советской стране, которую они в любом обличье считали Родиной. Вот что такое единый народ, страдающий вместе с Россией, пусть тогда и советской.

Спор о том, плохим или хорошим было наше государство в то время, неуместен, потому что вселенский вызов был брошен не государству, а Отечеству, а это не тождественные понятия: государство всегда греховно и несовершенно, Отечество же — понятие ближе к религиозному. И тогда понимали, что, не защити государство, погибнет и Отечество — не будет никакой России. Воевали не против СССР — стремились уничтожить именно Россию. Речь шла о тотальной «отмене» всего русского и превращению народа в материал: думаю, даже беглое знакомство с нацистской идеологией красноречиво об этом свидетельствует.

Абсолютно с тем же мы столкнулись сегодня: все эти санкции, «отмены» и так далее — это не против РФ, а против России исторической с ее способностью выстаивать перед вызовами вселенского масштаба, против равновеликой всему совокупному Западу геополитической величины и против русской исторической личности с вечно самостоятельным поиском смысла исторического бытия. Так я давно написала в своей главной книге моей жизни «Россия и русские в мировой истории» и небольшой книжечке «За что и с кем мы воевали».

Что же касается памятников ранним большевистским деятелям, то, думаю, большую роль должно играть просвещение, качественное образование и терпение, время. Рубить с плеча, мчаться сломя голову, мне кажется, нельзя. Посмотрите, к чему привел «ленинопад» на Украине и в других землях — может быть, к лучшему знанию своей истории или уважению к дореволюционной России? Да нет же: это было не проявление антикоммунизма, а, как ни парадоксально, истеричной русофобии, желания стереть в памяти нынешнего поколения, не знавшего дореволюционной России, следы недавнего совместного прошлого. По плодам их узнаете их: сейчас уже и Пушкин неуместен, и Булгаков, и Жуков, Конев — при чем тут большевики?

— «Мир во что бы то ни стало!», «Компромисс!». Уместны ли сейчас такие призывы?

— Чем больше компромисс, тем больше нас заставят платить, уверяю. Будет по Максимилиану Волошину: «Отдай нас в рабство вновь и навсегда, чтоб искупить смиренно и глубоко Иудин грех до Страшного суда!» Мы должны понять, что страна и народ приговорены и у нас нет другого выхода, кроме как воевать до победы.

— Отказ от уважения к иному, ненависть к нему как доказательство любви и уважения к своему — чем это опасно, по вашему мнению?

— Очень грустно, когда видишь, что такая-то страна берет на себя роль шакала Табаки и считает эту роль в своей политике достойной. Брезгливость и жалость испытываешь, когда видишь, что народ в своей истории не может найти ничего, кроме зоологической ненависти к русским и России, беря за основу существования своего государства десятилетнее сотрудничество части своих «элит» с нацистами. Неужели нынешние прибалтийские республики не могли найти более достойные опорные пункты для формирования национального проекта и самосознания, чем постоянные заклинания в том, что они — «не Россия». На ненависти вообще никакого плода не вырастет. В итоге разрушение не только экономики, что мы видим в этих странах, но и деградация духовных культурных сил народа, совершившего грехопадение в ненависть.

— Правильно ли делает Россия, что в ответ на сооружение новой «берлинской стены» на западных границах, на всевозможные визовые войны не закрывает собственные границы, оставляя возможность всем желающим приезжать к нам?

— А зачем нам закрывать границы? Это во времена СССР стеснялись показать наш в чем-то (но отнюдь не во всем) убогий для «победившего социализма» быт, поскольку это противоречило заклинаниям об обязательной экономической победе коммунизма. Через 40 лет после Победы стало уже не совсем убедительным оправдывать скудость преодолением последствий войны. Сейчас же, наоборот, можно и нужно демонстрировать, как Россия «изнывает под гнетом санкций», восстанавливая собственную экономику. В Москве много кафе, не купить билеты на концерты, у всех дома тепло, в магазинах полно еды. Закрываются тогда, когда есть чего стыдиться, — этим и занимается Запад, который считал себя землей обетованной для жителей России. Какая судьба у всевозможных «берлинских стен», мы прекрасно знаем. Глупость, истерика, порожденная бессилием! Пусть поживут, померзнут, раз так хочется. Многие приезжающие из ЕС признают, что Россия сейчас куда более свободная страна, чем европейские. Впрочем, это давно уже не новость.

— Но для кого-то и новость — особенно для тех, кто живет в России «под пятой кровавого режима». И, разумеется, мечтает уехать отсюда. Как вы относитесь к феномену «бегунков»?

— Ну, не надо преувеличивать их масштаб. После того как дважды за жизнь одной семьи растаптывали нашу историю, можно лишь дивиться, как все же масштабно единство и государственный инстинкт сохранения нашего народа. Да, обнажилась червоточина и в народе, и в элите. Но все же можно сказать, что подавляющее большинство соотечественников как раз никуда не бегут, желая помочь своей стране — будь то в войсках или в тылу. Меня вообще поражает, что, несмотря на годы мощнейшей антирусской пропаганды, внутри России у нас так много людей, которые не поддались ей. То, что происходит сегодня, имеет положительные стороны: убегают из России те, кто с 90-х усвоил идеал несо-причастности к делам своего Отечества. Студенты, что зимой 2021-го собирались на улицах Москвы с какими-то бессодержательными лозунгами, что и в нынешней ситуации мелкими группками пытались неубедительно протестовать кое-где, учатся у тех же, кого в 90-х учили презирать свое Отечество и его «преступные имперские амбиции». Мы сейчас пожинаем плоды прошлых лет. Желание таких сбежать вполне закономерно, именно этому их учили десятилетиями. Кто-то из них, истратив все деньги, возвращается; кто-то на себе испытывает за границей непереносимые унижения и осознает, что русских предателей там не любят все равно, потому что они русские. Кто-то понимает, что Россия важнее, чем они думали, и тоже возвращается; кто-то остаётся, руководствуясь лозунгом Ubi bene ibi patria («Где хорошо, там и отечество»). Но можно не сомневаться, что новая «patria» покажет им, что значит «bene» на самом деле.

Всё это не ново. Но большинство, мне кажется, молится за Победу, с огромным уважением относится к нашим воинам. Помните, как Шарапов говорил: «Я фронтовой офицер, я не на продуктовом складе подъедался» — вот эти слова сейчас люди очень ценят, по моим наблюдениям.

— Тем не менее вызовы, с которыми столкнулась Россия, страшные. У нас есть возможности преодолеть их, по вашему мнению?

— Да, убеждена! Во-первых, не в первый раз Отечество в опасности, и у России есть опыт её преодоления. Во-вторых, мы, в конце концов, похоже, освобождаемся от убийственной идеологии гедонизма — жизни как источника наслаждений. Такие общества всегда в истории погибали и исчезали, вспомните Римскую империю. Мы как народ вспоминаем опять о подлинных ценностях, за которые жертвовали жизнью предки — они вновь становятся примером для подражания и воспитания, и это залог Победы в испытаниях. В-третьих, вся наша история доказывает: если русский народ сохраняет потребность в вере, а это обнаружилось после 75 лет принудительного атеизма, он вновь и вновь являет невиданную силу духа и спасает от беды не только самого себя, но и других. Напомню неполиткорректного Честертона: «Да, много раз — при Арии, при альбигойцах, при гуманистах, при Вольтере, при Дарвине — вера, несомненно, катилась ко всем чертям. И всякий раз погибали черти. Каким полным и неожиданным бывало их поражение, мы можем убедиться на собственном нашем примере». Добавлю: и при нацистах, и при НАТО, и при выродившемся в ценностный нигилизм либерализме. Но сегодня прямо по Честертону «случилось чудо — молодые поверили в Бога, хотя Его забыли старые»! Сейчас разыгрывается противостояние именно экзистенциального уровня. Если мы сохраним веру, Господь не оставит нас и вдохнет в нас дух непобедимого национального единства, и можно быть уверенным в повторении чуда, не раз случавшегося с Россией на горе ее врагам! В это верю и этого всем нам желаю.