Она проснулась с ощущением тяжелого похмелья. Обсуждать со Спенсером их неизбежное скорое выселение из квартиры не было никакого желания, и Эмили, выскочив из дома спозаранку, поехала на ДЛМ[9] в Сити. Сгорбившись у окна вагона, она прокручивала в голове вчерашний разговор с Джулиет, но вывод получался только один: ее угораздило всё испортить. В очередной раз. Она ужасный человек.
Глаза защипало от слез, и Эмили опустила голову, мысленно поблагодарив лондонцев за неписаное правило никогда не таращиться на других пассажиров. «Когда все пошло наперекосяк? Почему жизнь сделалась такой невыносимой?»
Она росла в Хоксли и всегда чувствовала себя не такой, как все, была уверена, что у нее нет ничего общего с унылыми ничтожествами, работающими в деревенской пекарне, в мясной лавке, в почтовом отделении. Она была красивее, отважней, лучше. Долгие годы Эмили удивлялась собственным приемным родителям, недоумевая, как они выносят эту скуку. Маленькая стоматологическая клиника Питера работала как часы тридцать с лишним лет, все шло по накатанной, одна и та же последовательность действий и событий повторялась месяц за месяцем для маленького коллектива на протяжении каждого одуряюще скучного восьмичасового трудового дня, а Джулиет, сколько Эмили ее помнила, работала три дня в неделю ландшафтным дизайнером в местном отделении Национального фонда[10]. По выходным они целыми днями пили кофе, ковырялись в саду, рисовали акварелью, и оба являли собой неотъемлемую часть местного пейзажа, как знаменитые низкие стены сухой каменной кладки, петляющие по Дербиширским холмам вместо изгородей. Никуда дальше Шеффилда родители оттуда не выбирались, только неизменно, раз в год, две недели отпуска проводили на Тенерифе. И одноклассники Эмили были такими же – без амбиций, без воображения. Подружки обсуждали имена для будущих детей и фасоны свадебных платьев; Эмили слушала их и качала головой, не представляя, как им удается мириться с деревенской жизнью, а подружки точно так же качали головой, глядя на нее и не понимая, почему ей это не удается.
Зато истинным удовольствием было смотреть на выражения их лиц, когда она поступила в школу драматического искусства. Теперь-то Эмили поняла, что чувствовала Золушка, когда появился принц и заставил уродливых сестриц пожалеть о том, что они вели себя как стервы. Однако с каждым годом, возвращаясь домой на Рождество, она выглядела все менее бодрой и уверенной в себе, подступало отчаяние, а чувство недоумения при виде родственников мало-помалу уступало место смущению. Дедушка с бабушкой не понимали, почему ее еще не пригласили сниматься в сериале «Чисто английское убийство», тетя Кэт желала знать, отчего она до сих пор не закрутила роман с Джудом Лоу. Ведь наша Эмили живет в Лондоне, верно? Она же актриса, да? А почему тогда у нее нет денег?
На такие – вполне обоснованные – вопросы у Эмили не было правильных ответов. Почему она не завела дружбу со знаменитостями? Почему живет в халупе без центрального отопления? Почему ее одежда изношена? Каждый визит домой превращался в нечто похожее на те школьные логические задачки, которые были как будто нарочно придуманы для того, чтобы ученик почувствовал себя идиотом. Так что в конце концов она просто перестала приезжать к родственникам на Рождество.
Эмили вытерла глаза. Возможно, переезд в Лондон изначально был плохой идеей. Наверно, ей надо было остаться в Хоксли. Фасоны свадебных платьев и акварель теперь уже не казались смертным приговором.
«Ну нет! – Эмили тряхнула головой, прогоняя неуместные мысли. – Ни в коем случае». Она правильно сделала, что переехала в столицу. Деревенская скука ее бы убила. Она ненавидела монотонные дни в Хоксли, не смогла бы видеть одни и те же лица годами напролет до конца жизни. Она всегда чувствовала себя не такой, как все, потому что на самом деле была особенной, и не только из-за того, что ее удочерили. Она – исключительная, и ее жизнь должна быть такой же исключительной, в этой жизни есть шипы, но будут и розы.
Эмили села, расправила плечи и вздернула подбородок. Все не так уж плохо. И скоро дела окончательно наладятся. У нее все будет отлично! Да! Сегодня она получит работу. Настал ее час, черт побери! Звезда вот-вот взойдет. Мечта осуществится!
Выскочив из вагона легкого метро на станции «Банк», Эмили перешла на Центральную линию, доехала до «Тоттенхем-Корт Роад» и, заказав в «Прет»[11] маленькую чашечку латте, дождалась часа, назначенного для встречи ее актерским агентом.
– Дорогая! – возопила Лара, едва Эмили переступила порог офиса, затем встала из-за стола и заключила клиентку в кратковременные, не слишком жаркие объятия. – Ты рано пришла. Который час?
– Десять, по-моему.
– О… Правда? Тогда ты вовремя, а я растяпа! Как у тебя дела, милая? Мне кажется, мы сто лет не виделись. Пару недель уж точно, да?
– Э-э… может быть, пять? Или шесть? Не помню. – Эмили солгала. Она доподлинно знала, сколько прошло с тех пор, как Лара в последний раз приглашала ее в свой офис: два месяца, одна неделя и два дня.
– Что ж, я в любом случае ужасно рада тебя видеть. Выглядишь потрясающе! – Лара повела ее в глубь опенспейса, лавируя между столами и скоплениями кадок с жирными суккулентами, к переговорной, отделенной перегородкой. Одна из стен переговорной была увешана черно-белыми фото актеров и актрис; нынешние успехи агентства занимали самые видные места (фото Эмили было запрятано вниз и полускрыто листьями монстеры).
– Заходи, дорогая. Присаживайся скорей, присаживайся. – Лара сама уселась на кожаный диванчик, закинула загорелую ногу на ногу и похлопала по сиденью рядом с собой. – Итак… – начала она, когда Эмили присоединилась к ней. – У меня есть хорошая новость и плохая новость.
– Что-то случилось? – спросила Эмили. Ей показалось, что Лара слегка волнуется.
– Да, я… э-э… Хорошая новость в том, что я – внимание, фанфары! – выхожу замуж! – Она торжественно выставила перед носом Эмили кисть и пошевелила пальцами, демонстрируя огромный сверкающий бриллиант в оправе, украшенной другими сверкающими бриллиантами, поменьше.
Эмили ненадолго ослепла от этого блеска.
– О… Ух ты. Поздравляю, – выдавила она, проморгавшись от радужных бликов.
– Спасибо, дорогая, да, это потрясающе. Том заставил меня ждать целую вечность, но в конце концов мы решились.
Эмили снисходительно кивнула – мол, что поделаешь, мужчины, они такие! Она уже все знала о волшебном Томе, и о его расчудесной семье, и о собаке, и о летнем домике на Амальфитанском побережье. Лара, безудержная экстравертка, делилась самыми странными и порой почти неприличными подробностями своей личной жизни с той же непринужденностью, с какой гостям предлагают прохладительные напитки. Эмили было досконально известно о диетических предпочтениях Тома (никакого глютена, никаких яиц и углеводов после двух часов дня), о его тайной страсти к знаменитости (Джейн Фонда, около 2014 года) и на какой стороне кровати он спит (на правой; Лара спит на левой, потому что так ближе к двери, а она обычно два-три раза за ночь ходит в туалет по причине слабого мочевого пузыря). Эмили тоже пыталась пооткровенничать, но Лара пресекала ее попытки с такой скоростью, что это было даже забавно. Эмили до сих пор гадала, как расценивать свои отношения с агентшей. Как дружбу? Четко очертить границы их делового общения не получалось – эти границы постоянно то сужались, то расширялись.
– Где будет свадьба? – из вежливости спросила девушка.
– Э-э… вообще-то в Нью-Йорке.
– Ого. Так далеко?
– Да. Том получил фантастическое предложение – реально фантастическое! Для него это огромный шаг в карьере. Так что мы вроде как переезжаем.
– Правда? Переезжаете в Нью-Йорк?
– Угу. – Лара отвела глаза. – В начале следующего месяца.
– Следующего месяца?..
– Ну да, понимаю, все слишком уж быстро. И конечно, это означает, что мне придется уволиться из агентства.
– О. Понятно.
– Извини, что говорю вот так, в последнюю минуту. Но для меня это тоже было сюрпризом. – Лара неубедительно изобразила сожаление. – Полнейшая неожиданность. Хотя, знаешь, ничего не происходит без причины – Том вкалывал с утра до ночи, он это заслужил. Надеюсь, мне удастся найти работу в нью-йоркском агентстве. После того как мы наладим семейную жизнь, разумеется.
Эмили кивнула – не знала, что сказать. Она размышляла, хорошо это или плохо для нее самой, что Лара уезжает. Конечно, теперь все изменится, но, возможно, новый агент будет чаще отвечать на ее звонки.
– Мне так жаль! – вздохнула Лара. – Ты сильно на меня разозлилась?
– Разозлилась? Совсем нет.
– Честное слово, мне ужасно трудно было решиться рассказать тебе обо всем прямо перед твоим сегодняшним кастингом, но я подумала, это станет хорошим стимулом для тебя, чтобы основательно взяться за свою карьеру. Ну, то есть поначалу, конечно, будет тяжело – все-таки тебе нужно найти новое агентство, и…
Эмили похолодела.
– Подожди. Что?
– …и неизбежно придется пережить период затишья…
– Постой, – тряхнула головой Эмили. – Какое новое агентство? Ты разве не передашь меня кому-то из своих коллег здесь?
– О… – Лара прижала ладонь ко рту. – О, дорогая, я думала, ты уже поняла…
– Что поняла?
Лара уставилась на собственные коленки:
– Я… Слушай, мне нелегко это говорить. Я очень сожалею, но агентство отказалось взять список моих клиентов.
У Эмили отвисла челюсть.
– Все агенты сейчас загружены под завязку. – Лара замолчала, придвинулась поближе и осторожно взяла девушку за руку – так, будто та была при смерти. – Дорогая, боюсь, ты осталась без представителя. Теперь ты сама по себе. Мне действительно жаль. Очень-очень жаль.