Укус мрака

Пролог

Воспоминания, воспоминания…

– Ешь, засранец, ешь, потом тебе понравится!

Джем опустил глаза в тарелку, кишащую крупными черными тараканами с блестящими брюшками. Когда паренек, сидевший напротив него, схватил своими белыми одутловатыми пальцами одного из огромных насекомых и поднес к растрескавшимся губам, он почувствовал, что его желудок выворачивается от отвращения.

– Да говорю же тебе, что это обалденно вкусно, дурацкая ты башка! – повторил Пол Мартин, широко открывая рот и осторожно запихивая туда таракана так, что остался торчать только толстый и блестящий конец его тельца.

Насекомое было еще живо, его лапки дергались, слабо царапая мертвенно-землистую кожу Пола. Джем хотел закрыть глаза, но не смог: веки отказывались ему повиноваться.

Раздался сухой хруст, потом по подбородку Пола, который жевал с видимым удовольствием, потекла жидкая слизь.

– Ну, теперь ты!

– Нет, – завопил Джем, резко садясь в постели. – Нет!

Он чувствовал, как тяжело бьется сердце в груди. Концом простыни он вытер со лба пот, пытаясь одновременно понять, действительно ли кричал во сне. Похоже, что нет: в их общей спальне никто не проснулся. Бобби Бронкс, как всегда, храпел с открытым ртом, а Бам-Бам-Бабл тихонько попискивал, комкая в руках одеяло. Все как обычно. Успокоившись, Джем оперся на промокшую от пота подушку. Первое время он кричал по ночам, и пятнадцать остальных парней, чтобы заставить его замолчать, взяли привычку поливать его ледяной водой. Дело немного улучшилось, после того как он набил морду этому кретину Бобби Бронксу. Какие у них у всех паршивые прозвища… Точные копии В2 Маркеса и Алонсо[1].

Но В2 и Чеви мертвы. Полностью сгорели, как и 3 542 жителя Джексонвилля, штат Нью-Мексико. Сгорели заживо и наверняка гниют в аду, как Пол Мартин и все остальные. Во всяком случае, Джем желал им этого от всей души.

Он вытянулся на постели, уверенный, что теперь уже не уснет. Хотя с тех пор прошло около двух лет, он ничего не смог забыть. Он не говорил больше об этом с психологом института, как, впрочем, и ни с кем другим, но это оставалось в глубине его плоти, словно страх ему зашили куда-то под ребра. Это дышало вместе с ним, спало с ним вместе, ласково льнуло к его губам по ночам.

Он откинул одеяло и снова сел. Посмотрел на наручные часы с фосфоресцирующими стрелками, которые два месяца тому назад ему прислала в подарок на день четырнадцатилетия федеральный агент Саманта Вестертон. Четыре часа утра. Сейчас октябрь, и рассветет не ранее шести часов. Он вздохнул. Уже несколько месяцев подряд кошмары не только не пропали, но еще и усилились. Не проходило ни одной ночи, чтобы его не мучило безжизненное лицо Пола, исходивший от него запах падали, его рот с гнилыми зубами, полный червей.

Пробуждаясь, он возвращался к действительности, и это было еще хуже. Все эти трупы, ожившие и изголодавшиеся, все эти рты с желтыми клыками, тянущиеся к его юной плоти, суетливое шуршание тараканов и ладонь Лори, судорожно сжавшая его руку в поисках помощи… Он стиснул зубы, решив ни о чем больше не думать. Наступал рассвет. Сейчас взойдет солнце, привычное и внушающее доверие. Бам-Бам-Бабл, как каждое утро, пустит залп ветров, а все остальные, с лицами, вымазанными зубной пастой, будут отпускать грубые идиотские шутки. Да, все наладится.

– Нет!

Лори Робсон откинул одеяло, обливаясь потом, с мучительно бьющимся сердцем, с чувством, что иссушенная рука Хелен Мартин все еще лежит на его руке, а ее острые ногти впиваются в его нежное тело. Семья Мартинов… Фрэнк, Хелен и их двенадцатилетний сын Пол. Кто мог бы предположить, что семья Мартинов станет носителем сил зла? Он запустил темнокожую руку в свои густые, круто вьющиеся черные волосы. А снятся ли кошмары Джему? Снится ли ему все это, видит ли он из ночи в ночь их мертвенные лица? Их пустые глазницы, кишащие червями? Их безгубые ухмылки?

Он почувствовал позывы тошноты, но это было ложное ощущение, и он это знал: его никогда не рвало. Он продолжал сидеть в темноте, слушая дыхание своих кузенов, Шарля и Арти. После гибели родителей тетя Джанет согласилась приютить его в своем маленьком домике в Денвере. Он спал в комнате мальчиков, на кровати, которая была мала для него. Его родители. Это слово скрипело в мозгу, как мел по классной доске. Его мать. Ему свело внутренности. Голодная улыбка его матери. Он спрятал лицо в простынях, отгоняя эти слова, саму эту жуткую мысль, мысль, которая возвращалась еженощно: его воспитал труп, труп, искусственно оживленный не поддающимся пониманию чудом. Весь Джексонвилль был городом-призраком, каким-то анклавом, где мертвецы могли вести жизнь, внешне похожую на настоящую. И Джексонвилль был сожжен. Вместе с его родителями.

Он вновь увидел себя на вершине холма, дрожащего, уцепившегося за руку Джема, когда они созерцали пылающий у их ног город. Дак Роджерс шел в огонь, неся на руках свою возлюбленную в самое пекло. Свою возлюбленную, которая уже разлагалась… Лори потряс головой, сидя в темноте спальни. Шестеро. Их было всего шестеро, выбравшихся оттуда. Он сам, Лорел Робсон, Джем – официально Джереми Хокинз, шериф Герби Уилкокс, федеральные агенты Саманта Вестертон и Марвин Хейс и, наконец, старая Рут Миралес.

Он услышал, что тетя Джанет проснулась в соседней спальне. Она пойдет в ванную, а потом приготовит блинчики к завтраку. Она оставит их в духовке, чтобы они не остыли. Джанет заступает на дежурство в больнице в шесть часов утра. Лори вздохнул. Школьный доктор-псих уверяет, что когда-нибудь он все это позабудет. Но ему казалось, что его состояние все ухудшается, словно мозг отказывался стереть даже самую малую часть событий. Сегодня днем он постарается дозвониться до Марвина Хейса.

С озабоченным видом Марвин снял трубку. Вот уже несколько ночей подряд его преследовали постоянные кошмары. Жена настаивала, чтобы он снова обратился к врачу.

– Это Лори, – раздался тонкий голосок на другом конце провода.

Темнокожая рука Марвина судорожно сжала трубку.

– Как дела, Лори? – спросил он, на деле вовсе не желая услышать ответ.

– Потихоньку, – ответил Лори бесцветным голосом. – Вы что-нибудь знаете о Джереми?

– Да. Саманта разговаривала с ним по телефону месяц назад. У него все в порядке, он привыкает к своей новой жизни.

Это было не совсем то, что сказала Сэм. Она сказала, кажется, что у Джема все в порядке.

– Я хочу с ним повидаться, – сказал Лори дрожащим голосом.

Марвин колебался.

– Лори, ты ведь знаешь, что сказал доктор – псих в Кантико…

Лори стиснул зубы. Эксперт-специалист по травмированным подросткам… Розовое лицо, словно надраенное железной мочалкой, зубы, ровные, как надгробия на Арлингтонском кладбище[2].

– Лучше, чтобы вы не виделись, – продолжал Марвин. – Встреча только оживит дурные воспоминания. Понимаешь, нужно, чтобы прошло время.

– Прошло два года. И я уже не ребенок, Марвин. Мне уже четырнадцать. Вы думаете, что я смогу когда-нибудь все это забыть?

– Я подумаю, что можно сделать, – сдаваясь, пробормотал Марвин. – Я перезвоню.

– Марвин, если мне не разрешат увидеться с Джемом, я убегу.

Он повесил трубку, оставив Марвина в нерешительности. В голосе Лори прорывалась отчаянная настойчивость, и это его смущало. Смущало так же, как смущало предчувствие неизбежной катастрофы. Он уже вздрагивал при каждом телефонном звонке. «Не надо было так быстро отказываться от транквилизаторов», – пожурил он себя. Показалось ему или действительно небо нахмурилось? Он взглянул на часы. Шестнадцать часов. Солнце зайдет не ранее чем через два с лишним часа, а уже так темно… Он задумчиво погрыз кончик ручки, а потом набрал номер.

– Уилкокс слушает, – резко откликнулся хриплый голос.

– Вольно, Герби.

– Привет, Хейс. В Вашингтоне хорошая погода?

Марвин бросил взгляд на сгущающиеся черные тучи.

– Не очень. А у вас?

– Как всегда, лучезарно. Что новенького?

– Мне позвонил Лори. Он хочет повидаться с Джемом.

Вместо ответа Уилкокс прочистил горло.

Марвин немного выждал и продолжал:

– Я хотел узнать ваше мнение. Вы ведь знаете, что врачи…

– Они дурачье, – прервал его Уилкокс, откупоривая бутылку холодного пива «Bud». – Марвин, прошло целых два года, два проклятых года, а эти ребята как кровные братья. Это неправильно – мешать им видеться, и вам это прекрасно известно. Просто вы дерьмовый бюрократ.

– Вижу, вы, как всегда, в своем репертуаре. Старый шериф с ягодицами величиной с кокосовый орех.

Уилкокс засмеялся, и на расстоянии более трех тысяч километров Марвин услышал, как булькает пиво в его горле.

– «Coors» или «Bud»? – спросил он.

– С тех пор как моя последняя бутылка «Coors» оказалась полна крови, я перешел на «Bud». Саманта приезжает в Миннеаполис сегодня вечером. Она хочет навестить ребят. Будете возражать, мистер Порядок и Правосудие?

– Нет, не думаю. И даже нахожу, что вы правы, Герби. А что Рут… Вы что-нибудь о ней знаете? Она все также в Лас-Вегасе?

– Ага. Кажется, она превратилась в игральный автомат со светящимися кнопками вместо глаз. Думаю, она кого-то там нашла, – добавил Герби игривым тоном.

– Рут? Это в ее-то возрасте?

– Да ей всего восемьдесят лет, Марвин. Идите в ногу со временем, старина!

Они обменялись еще несколькими ничего не значащими замечаниями, договорившись созвониться через два дня.

Уилкокс в задумчивости повесил трубку. Ему показалось, что Марвин чем-то озабочен. Может быть, он тоже плохо спит? Уилкокс сделал хороший глоток пива, но это не помогло ему отделаться от беспокойства, возраставшего вот уже несколько недель. «Депрессия, конечно, будет еще возвращаться», – сказал им военврач, осматривавший их по прибытии в военный лагерь Лос-Аламос.

Депрессивное состояние. Вот, вероятно, сейчас он и пребывает в таком состоянии. Очень удачно, что Саманта приезжает сегодня вечером. Неделька отдыха вдвоем, после чего она вернется в Ричмонд. Посмеиваясь над самим собой, он сделал еще глоток пива. Герби Уилкокс, пятьдесят лет, сто кило мускулов, крепкий орешек, закоренелый холостяк! И вот он запал на Сэм. Единственным проявлением независимости был его отказ следовать за ней в Вирджинию. Он опять стал шерифом здесь, в Мариано-Лейк, потому что не могло быть и речи, чтобы он покинул штат Нью-Мексико. Это был его край. Он не смог бы жить без его запахов, его пыли, его неба. Но Сэм… Он почти с раздражением допил свое пиво.

Светящаяся точка переместилась на контрольном экране бизнес-салона, информируя Саманту, что она находится всего в двухстах километрах от Гэллапа. В двухстах с лишним километрах от Герби. Должно быть, он, небритый, накачивается сейчас пивом, надвинув мятый стетсон на самые брови, наморщив от сигаретного дыма лицо старого индейского вождя. Пусть поживет пока в свое удовольствие. Потому что уже с завтрашнего дня для него начнется совсем иная жизнь: свежая рубашка, начищенная обувь, французский ресторан и шампанское.

Сэм пошевелилась, устраиваясь в кресле поудобнее. Она проспала почти все время полета, но не чувствовала себя отдохнувшей. Должно быть, ей что-то снилось. В последнее время у нее были изматывающие сны. Странные видения, оставлявшие смутно-эротическое и в то же время откровенно омерзительное впечатление. Нужно признать, что события в Джексонвилле оживили болезненное воспоминание об одном событии ее детства. Но, казалось бы, такие воспоминания должны стираться, а не обостряться… Она отказалась от кофе, предложенного стюардессой, и попыталась вникнуть в лежащие перед ней журналы, повторяя про себя, что должна связаться с Хейсом и поставить его в известность о том, что она собирается повидать Джереми и Лори. Джереми не ответил на их последнее письмо. А Лори прислал им открытку со звездным флагом и с такими словами: «Мутант Лорел Робсон в полном порядке».

И вдруг она увидела себя около джексонвилльской бензозаправки, двумя годами раньше, в окружении разлагающихся трупов, которые, рыча, приближались к ним. А рядом с ней двое детей с серьезными, напряженными лицами, с зажженными факелами в руках, готовых дорого продать свою жизнь. «Они, должно быть, выросли, – подумала она, закрывая глаза. – Может быть даже, сейчас у них переходный возраст и… » Она резко вздрогнула: ей показалось, будто что-то ползет по ноге. Задыхаясь, она наклонилась, но не увидела ничего, кроме собственной загорелой лодыжки, видневшейся из-под джинсов. Никаких таракашек. Только милое письмо Рут Миралес, выпавшее из сумочки. Она подняла его и убрала на место. Надо бы навестить и Рут.

Неоновые огни мерцали и днем и ночью, разливаясь по городу, как разноцветная кровь. Рут находила их красивыми. Ей нравилось цветовое буйство и ощущение отсутствия ночи, создававшееся благодаря этому. Да, в Лас Вегасе не существовало темноты, повсюду только потоки света и неугомонный гомон, которым она отдавалась без единой мысли. Особенно без мыслей о Герберте, своем покойном муже, который корил бы ее за каждый цент, потраченный в этих чертовых автоматах. И тем более без мыслей о событиях двухлетней давности, когда ей пришлось бросить свой чудный домик на Мэйн-стрит и когда аббат Рэндал убил и сожрал того мальчика из церковного хора…

Опуская четвертак в прорезь автомата, Рут ощутила озноб. Цилиндрики стали вращаться, издавая свою успокаивающую музыку, и Рут расслабилась. Сегодня ночью ей опять снился этот сон, сон с огромными черными тараканами… А у остальных тоже бывают такие сновидения? Саманта Вестертон писала, что они с шерифом Уилкоксом обязательно навестят ее в ближайшее время. Раздумывая, действительно ли ей хочется с ними повидаться, Рут сунула в автомат еще три монетки. Прошлое – это прошлое, разумно ли его ворошить? Через четверть часа к ней присоединится Кетер[3] Браун. Ей очень нравился Кетер. Он был такой внимательный и такой чудной… Да, прошлое – это прошлое, а в восемьдесят лет не стоит задумываться о будущем.