Лори разбудил холод. Он прищурился, зевнул, потянулся и уткнулся в Джема, который заворчал во сне. Какого черта делает Джем в его постели? Но он тут же вспомнил, что, набившись в «универсал» Уилкокса, они затерялись где-то в национальном парке. Он взглянул на остальных пассажиров. Рут Миралес храпела с открытым ртом, принаряженная престарелая мумия. Марвин Хейс уткнулся носом в бардачок, а шериф Уилкокс навалился на дверцу, как куча старого мохнатого тряпья. Лори бесшумно открыл дверцу и вышел на холодный предрассветный воздух. Он начал облегчаться на заднее колесо, но вдруг подскочил, услышав, как хрустят за спиной сосновые иглы.
– Привет, – прошептала Саманта; ее волосы были растрепаны.
– Э-э-э, привет, – пробормотал Лори, стараясь как можно быстрее застегнуть штаны и чувствуя, что обмочил свои кроссовки.
– Я провела небольшую разведку, – нервно продолжала Сэм. – Все выглядит спокойным. Скажи, в твоем компьютере есть факс-модем?
Лори кивнул, разозлившись, что сам не подумал об этом.
– Включи его. Попытаемся связаться с бюро.
Лори достал со дна сумки и открыл ноутбук. Монитор мигнул и поздоровался. Лори быстро выбрал меню, и Саманта продиктовала ему номер, с которым нужно было соединиться. Она смотрела, как темные пальцы парнишки тревожно стучали по клавишам.
– Ну?
– Не проходит. На мониторе появилось сообщение: «Абонент недоступен».
– Вот черт! – вздохнула Сэм.
– Происходит что-то странное.
– Что?
Она наклонилась над плечом Лори и вдруг почувствовала, что у нее сжимается желудок. Экран стал чернеть на глазах, покрылся большим черным пятном, и вдруг от компьютера пошел запах гари и повалил дым.
– Он перегорает, – невнятно произнес Лори. – Джимми перегорает! Они добрались до него!
– Вероятно, короткое замыкание. Поистине, нам не везет, – проворчала Саманта, отбрасывая с лица рыжую прядь.
– Это не короткое замыкание, Джимми не похож на другие компьютеры, он всегда разговаривал со мной. А теперь они убили его!
Саманта с огорчением смотрела на Лори. В компьютере короткое замыкание, а паренек совсем отрубается от действительности!
– Они набрались сил, они совсем рядом, я их чувствую, – продолжал Лори. – Надо разбудить остальных. Скорее!
Сэм собиралась ответить, когда на мониторе Джимми вдруг появилась череда очень ярких белых стрелок.
– Осторожно! – закричал Лори, резко толкнув Сэм. Она навзничь упала на влажную листву и увидела, что компьютер начал вертеться, как волчок, набирая скорость, потом оторвался от земли и продолжал вертеться в воздухе, после чего с треском взорвался, разлетевшись на куски раскаленного пластика. Горячий обломок задел ее щеку, и, чтобы уберечься, она откатилась в сторону. Вновь наступила тишина. Прозвучала жизнерадостная трель птицы. Джимми, разломанный на куски, валялся на грязной земле. Сэм поднялась, коснулась раненой щеки и увидела, что на нее, округлив глаза, смотрит Лори. Он схватил ее за запястье и подвел к зеркалу заднего вида.
Ожог был примерно три сантиметра длиной, между левым глазом и подбородком, и представлял собой четкую букву V, которая пламенела на бледной коже рыжеволосой женщины.
– Версус наложил на вас свой знак, – прошептал Лори. – Надо продезинфицировать ожог.
– Ну что за глупости, это просто отлетевшая клавиша Джимми…
– Да ну? – сказал Лори, указывая на развалившийся компьютер.
Сэм посмотрела в ту же сторону и непроизвольно сжала его плечо.
Из разбитого на мелкие кусочки компьютера вылез черный таракан, потом еще один, потом третий, потом появилась копошащаяся группа; они тянули усики к небу и с раздражающим скрежетом с жадностью шарили по земле.
– Что случилось?
Встревоженный голос Марвина заставил их дружно повернуться. Джем и Герби молча смотрели на происходящее.
Потом Герби сильно ударил ногой по остаткам компьютера, и черные тараканы бросились наутек во всех направлениях. Джем методично давил их своими кроссовками «Nike», из-под которых брызгами разлетались их слизистые внутренности.
А в ста метрах ниже по склону Аллан Мак-Мюллен созерцал нечто иссохшее, что свисало у него между ног. Он уже не решался этим мочиться. Лежа на заднем сиденье, застывшие, с широко открытыми глазами, как настоящие трупы, спали Язон и Бренда. Аллан с трудом вновь застегнул брюки: пальцы все меньше его слушались. Он ведь умер. Надо, чтобы он хорошенько это усвоил. Он у-м-е-р. И малыши – тоже. Ему так хотелось бы вернуться домой. Поставить в микроволновку пиццу. И съесть ее вместе с рыженькой фараоншей. Эта рыженькая штучка как раз в его вкусе. Положить рыжуху в микроволновку. Вот было бы смеху. Он посмотрел пустым взглядом вверх по горе, в сторону леса, словно мог там что-то увидеть.
Черные тараканы копошились у него под кожей, щекотали пищевод, печень, простату. Поэтому-то ему и показалось, что надо облегчиться. Бренда что-то проворчала во сне, обнажив пожелтевшие зубы. Он растроганно улыбнулся. Она была такая хорошенькая. Только грязная. Надо бы постирать ее платьице и причесать эту всклокоченную гривку и… Он запнулся, почувствовав за спиной чье-то присутствие, и увидел своего сына, который засовывал в рыхлую землю гниющую культю. Потом, когда она покрылась крохотными муравьями, он вытащил ее и стал облизывать свое изувеченное запястье с видом лакомки, как некогда облизывал мороженое.
– Скоро пойдет снег, – сказала Саманта, глядя на серо-свинцовое небо и продолжая прикладывать к ожогу тампон с йодом, который нашелся в аптечке.
Она использовала йод и для обработки раны Джема, который собрал всю свою гордость, чтобы не застонать во время этой процедуры.
Марвин подул на пальцы. Сидя на скале возле ручья и глядя в пространство, он не произнес ни слова за последние пятнадцать минут. Уилкокс вынул из багажника и наполнил свежей водой два термоса, потом открыл пакетик шоколадных батончиков и пустил их по кругу. Рут Миралес отказалась и от того и от другого. Она стояла возле огромной секвойи, крепко стянув вокруг похудевшего тела полы утепленного плаща, скрестив руки, упрямо глядя на дорогу, уходящую вниз.
– Они на подходе, – произнесла она своим каркающим голосом.
Джем кончил завязывать шнурки. Он подумал, что Саманта права: вот-вот пойдет снег. В горах он всегда выпадает рано. А на них с Лори только ветровки. Немного раздраженно Рут повторила: «Они на подходе». Уилкокс взял ее за плечи:
– Сильно похолодало, вам, Рут, следовало бы посидеть в машине.
Теперь он был доволен, что остался в своей потертой кожаной куртке, которую Саманта уговаривала его выбросить. Рут с осуждением покачала головой:
– Вы не слушаете, шериф, вы никогда не слушаете. Вы абсолютно убеждены, что знаете все, а на самом деле вы ничего не знаете.
Ероша свою седоватую бороду, Уилкокс пожал плечами.
– Ну ладно, если вам так хочется, выкладывайте, что там у вас есть, но только сядьте в машину.
– Скоро все мы окажемся под покровом Мрака, – отрезала Рут, покорно следуя к «универсалу».
– Я считаю, что надо оставить машину и углубиться в парк, чтобы найти лыжную станцию, – предложила Саманта таким тоном, словно речь шла о планах на лето.
– Пешком, без багажа, без пищи, по снегу и с перспективой встретиться с медведями… Я думаю, что без машины нам не обойтись, – неожиданно возразил Марвин, выпрямляясь во весь свой рост.
Он совсем заледенел в своем шикарном костюме.
– А с машиной нас очень быстро засекут Аньелло и его сыщики. Джем будет обвинен в убийстве, а нас отстранят от дела, – ответила Саманта.
– Давайте проголосуем, – дрожа от холода, предложил Марвин.
– Кто за то, чтобы топать ногами, поднимите руки, – звонко провозгласила Саманта. Потом она осознала, что только что произнесла, и нерадостно улыбнулась.
Лори, Джем и Герби подняли руки.
– О'кей, очевидно, один я такой домосед. Ладно, раз надо играть в трапперов[26], то давайте готовиться. За работу! – согласился Марвин и начал рыться в «универсале».
Все трое, держась за руки и совершенно бесшумно, продвигались вперед своей нетвердой походкой автоматов, глядя невидящим взором вглубь леса. Над их головами громоздились густые облака, отражаясь, словно от поверхности прозрачного пруда, в выцветшей радужной оболочке их глаз. Они не разговаривали, и из растрескавшихся губ не вырывался даже слабый парок дыхания. Ни один звук не выдавал их приближения. Иногда их челюсти смыкались в пустоте, как у кошки, которая подстерегает птичку и заранее предвкушает удовольствие вцепиться в добычу.
«Настоящая семейная экскурсия, – неотчетливо подумал Аллан. – Он и дети в горах. Спокойная прогулка». Если бы только его не мучил этот голод… Рыженькая. Рыженькая бабенка предназначена, конечно, для него. Господин обещал ему это. Господин? Какой господин? И что он здесь делает, вместо того чтобы вкалывать на работе? Ах да, авария. Синди пришла бы в ярость, узнай она, что дети скончались. Но ведь и сама она тоже скончалась. Где? Где сейчас Синди? Впрочем, ни малейшего желания встретиться с ней, с ее тридцатью пятью килограммами тела, изъеденного раком в последней стадии, с ее глазами, запавшими глубже, чем у ярмарочного скелета. Ни малейшего желания видеть, как она непрерывно плачет и плачет, отказываясь умирать. Пусть Синди остается в лимбе[27] или возле Отца Небесного, которого она, вероятно, уже сумела разжалобить своим хныканьем.
Он споткнулся о сухую ветку и тяжело упал, увлекая за собой детей. Почувствовал, что налетел на острый камень и сломал нижнюю челюсть. Поднявшись, он увидел, что челюсть отвисла и разломилась надвое. Да чего там, чтобы утолить свой голод, ему хватит и клыков. Он резко оторвал сломанную челюсть, а Бренда и Язон, ожидая, тихонько повизгивали, как охотничьи собаки перед сигналом к травле. Аллан рассматривал кусок кости и ссохшейся плоти с расшатанными зубами. Забавно смотреть на внутреннюю часть своего рта с такой позиции. Дантист был прав, ему чертовски необходимо снять зубной камень! Он засунул челюсть в карман рубашки и продолжил путь.
Ральф Аньелло склонился над картой, разложенной на коленях.
– Эти сукины дети наверняка свернули к горам, – пробормотал он, сделав глоток отвратительного кофе, полученного из автомата на бензозаправке. Насвистывая «My heart belongs to Daddy»[28], он водил пальцем по измятой карте и вдруг замер, словно его парализовало.
Атомный испытательный полигон… Вот куда они двинулись! Соединиться с себе подобным отродьем!
Он выплеснул остатки кофе в открытое окно своего черного «плимута», сложил карту и потер красные от усталости глаза. Ощущение, что на него смотрят, заставило его быстро поднять голову, и он увидел, что ему улыбается курчавый молодой парень, лет двадцати, не больше, держащий в руках табличку с названием города, и с рюкзаком за спиной.
Аньелло посмотрел на него с той же приветливостью, с какой взглянул бы на кучу собачьего дерьма, и включил зажигание.
– Не могли бы вы меня подвезти? – спросил парень, покачивая своей овечьей головой.
– Я тебе не педик! – бросил Аньелло, трогаясь с места на бешеной скорости.
Можно подумать, что он похож на тех, кто подвозит в своей тачке голосующих засранцев, помешавшихся на глупостях New Age![29] Он почесал подбородок, и отросшая щетина заскрипела под его ногтями. Кругом одни засранцы. 250 миллионов засранцев. Стоит задуматься, зачем он кишки себе надрывает ради их защиты. «По доброте душевной, Ральф, просто по доброте душевной», – ответил он своему отражению в зеркале заднего вида. Потом он прибавил газу и полностью сосредоточился на дороге, мечтая о кукурузных пирожках и о сосисках с майонезом и кетчупом.
Подбоченясь, Герби созерцал свой «универсал». Вернее, то, что от него осталось. Красивый темно-синий металлический кузов. Заднее сиденье было вынуто и поставлено на четыре демонтированных колеса. Согнутые и скрученные бамперы служили осями, и все вместе представляло собой диванчик на колесах, чтобы можно было транспортировать Рут. «Гениально», – подумал он, застегивая вокруг талии пояс безопасности, за который следовало тянуть.
Снятые с сидений чехлы преобразились в самодельные мешки, в которые напихали все, что можно было еще использовать. Лопатка для откапывания из снега, ящик с инструментами, аварийная галоидная лампа, коврики из салона, дорожные карты, пластиковые стаканчики, фляжка для виски, пастилки от кашля – все, что вперемежку было навалено в багажнике, переложили на спину Джема и Лори, которые то дрожали от холода, то чихали.
– Ну просто гномы Молчун и Чихун[30], возвращающиеся с работы, – насмешливо заметил Герби. – Только колпачков не хватает.
– Зато ты в роли Ворчуна просто бесподобен! – заверила Сэм, в шутку отвесив ему подзатыльник.
– Немыслимо, сколько всего скопилось в вашей тачке! – сказал Марвин, подбирая антифриз и фляжки с маслом. – Хоть супермаркет открывай.
– Я предпочитаю предвидеть любые случайности, – возразил Уилкокс. – Но здесь я, кажется, немного переборщил… А что вы думаете сделать с набивкой сидений?
– Нам наверняка придется спать на снегу, и потребуется что-то, что держит тепло. Вы не согласны?
– Ну да, конечно… Но если надо тащить тачку на своей спине, то, может, лучше уж было оставаться внутри нее.
– Герби! Хватит бурчать! Ты что, думаешь, что мы развлекаемся? – отчитала его Сэм. Она взяла Рут за руки: – Пойдемте, Рут, лягте здесь, нам предстоит большая прогулка.
– Волки не боятся снега. Волки любят ледяной холод и небо с тенями… – пробормотала старая дама, пока ее укладывали на сиденье.
– Волки боятся огня, – заметил вскользь Марвин, откачивая содержимое бака в старую заржавленную канистру, – да в этих горах и волков-то нет. Ладно, все. Думаю, уже можно идти.
– Ну, трогай! – крикнул Герби, волоча за собой раскачивающееся сиденье.
Саманта, навьюченная как верблюд, шла рядом с ним, а за ними двигались Джем и Лори. Марвин, с мешком за спиной, замыкал процессию, сжимая правой рукой рукоятку оружия, а левой – импровизированный факел, который можно было поджечь в любую минуту.
Температура явно упала, вокруг них закружились снежные хлопья, которые становились все гуще. «Нам повезло, что Уилкокс возил с собой в багажнике весь этот хлам», – подумал Лори. Он радовался, что надел ветровку поверх своих шмоток. А Джем не жаловался, что теплые сапоги ему маловаты. Вторую пару отдали Саманте. Стойкой Саманте. Это как раз тот тип классной женщины, на которой Лори собирался жениться через несколько лет, когда окончит Гарвард. Конечно, если эти чудовища, эти исчадия ада дадут ему время.
Аньелло осторожно вошел в поворот. Довольная улыбка играла на его похудевшем лице. Следы резины на шоссе говорили о том, что здесь недавно прошел на большой скорости автомобиль. Широкие следы больших колес. Он нажал на газ, и «плимут» рванулся вперед, ворча не хуже, чем его хозяин. Карта, разложенная на соседнем сиденье, четко указывала дорогу. Они явно направлялись к своей базе. Они постараются срезать путь через горы, потому что рассчитывают, что их никто не заметит. Но он-то, Аньелло, совсем не дурак, он будет идти по их следу, как хорошая охотничья собака по запаху. Он положил руку на рукоятку своего автоматического пистолета и любовно ее сжал. Это лучший друг мужчины, как сказал бы Dirty Harry[31].
– Смотри, папочка, снег пошел… – сказал Язон, пытаясь поймать хлопья своими синюшными гноящимися пальчиками. – Мы сделаем снежную бабу?
– Некогда.
– Пожалуйста, папочка!
– Мы ведь торопимся, маленький ты мой дурашка!
– Нужно догнать еду, ты это понимаешь? – сказала Бренда, встряхивая брата за воротник и разбрасывая во все стороны личинок мясных мух.
– Мне надоело идти, я устал и хочу полежать. И мне тяжело это нести! – добавил Язон, встряхивая мешочек, где лежала кисть его руки.
Он начал хныкать, большие капли темного гноя вытекали из его разлагающегося носа.
– Давай мне, – сказал Аллан, беря у него мешочек.
Он посмотрел на эту ручку, беленькую и розовую, плавающую в прозрачной жидкости, потом раскрыл герметический запор и взял двумя пальцами ампутированную кисть.
– Она тебе больше не понадобится, сынишка.
– Это моя ручка, она моя!
– Мы найдем тебе другую, гораздо лучше.
– С клешнями, как у омара! – насмешливо добавила Бренда.
– Как у омара? И я смогу ею отрезать?
– Что отрезать?
– Головы у людей, как Королева в «Алисе»?
– Если захочешь, – согласился его отец.
– Ух! Просто супер!
Аллан улыбнулся Язону. Какой же он славный! Потом он вцепился острыми клыками в отрезанную ручку своего сына и оторвал кусок плоти. Совсем неплохо, докторишки отлично справились со своей работенкой! Еще кусочек на дорожку…
– Пап, я тоже хочу, я тоже! – завизжала Бренда.
– И я! – захныкал Язон. – Это нечестно! Это моя ручка! Я хочу укусить!
– Ну же, маленькие паршивцы! По очереди! Эй! Полегче, я сказал, полегче! – запротестовал Аллан, в то время как дети, рыча по-звериному, жадно рвали на части кисть. На них взирала удивленная рыжая белка, которая сочла за благо побыстрее убраться в свои владения.
Вот! Аньелло поставил машину возле остова «универсала». Широкая улыбка играла на его губах. Они у него в руках! Не обращая внимания на холод и кружащийся снег, он вышел из машины и включил сильный фонарик, чтобы получше рассмотреть место. Они просто до винтика разобрали тачку, даже в Бронксе не сделали бы лучше. Их следы ясно выделялись на тонком слое снега. Но вся беда в том, что если снег будет продолжать идти, то он скроет все следы. Нельзя терять времени, необходимо тотчас броситься в погоню. К счастью, охотничьи принадлежности всегда лежат у него в багажнике.
Он вернулся к «плимуту» и быстро сменил свой костюм из полиэстера на шерстяной джемпер, жилет военного образца со множеством карманов, подбитую мехом куртку, высокие резиновые болотные сапоги и фуражку с наушниками. Теперь необходимое снаряжение: инфракрасный бинокль, патронташ, обойма, охотничий нож, финский нож, компас, карта, нарезной ствол, сладкие батончики, и не забыть еще полицейскую бляху на случай, если встретится егерь парка. Но при таком снегопаде мало вероятности, что они совершают обходы. Прогулочный сезон окончился, и посетителей теперь, наверное, мало. Он взял радиотелефон и вызвал свое подразделение, чтобы сообщить, что преследует подозреваемых; но сразу повесил трубку, когда дежурный стал настаивать, что он должен соединить его с начальником.
А теперь – самое главное. Он приподнял коврик, покрывавший дно багажника, быстро отвинтил квадратную пластину и вытащил своих лучших друзей: Мистера Неопределенный Автомат, близнецов Отто и Матик и любимых малышек – это были сестрички Гранаты. Они укрывались в ящичке, обитом свинцом. Его дорогие гранаточки! После армии он ни разу ими не воспользовался. Но теперь, может быть, наконец-то представится случай употребить их в дело. Он заботливо разложил гранаты по специальным карманам жилета, испытывая восхитительное чувство, что теперь и сам он стал опасной личностью.
Аллан, с трепещущими ноздрями, замер под прикрытием елей. Мясо. Совсем близко. Запах мяса, смешанный с запахом резины и бензина. Он показал детям, чтобы они молчали, и все трое, улыбаясь, стали наблюдать из-за деревьев за Аньелло.
С неприятным чувством, что за ним наблюдают, Аньелло поднял голову. Кружащиеся вихрем хлопья снега ограничивали видимость. Он принюхался и сдержал гримасу отвращения. В холодном воздухе расплывался запах падали. Может быть, труп лани? Или за ним наблюдает умирающая лань? Он схватил ружье и осмотрел окрестности через его прицел. Вон там, за деревьями. Какой-то силуэт. Нет, несколько силуэтов. Один большой и два маленьких. С порывом ветра вонь стала еще сильнее. Она шла от них. Охотники?
– А ну-ка, выходите! Вы, там, за деревьями, вы меня слышите? Полиция, приказываю выйти!
Веселое щебетание. Потом один из маленьких силуэтов отделился от деревьев и заковылял к нему.
– Страсвуй, мистер. Ты поиграешь со мной?
Аньелло заморгал глазами. Хорошо ли он расслышал? Точно ли он видит посиневшего от холода мальчугана, без перчаток и без шапочки, шагающего к нему по снегу?
– Ты что здесь делаешь? Где твои родители?
– Мой папочка, он умер, а мамочка, ее на небо унесли ангелочки, – ответил ребенок, вежливо улыбаясь.
Боже мой, этот малыш накачан ЛСД! Наверняка жертва банды извращенцев. Он слышал разговоры о секте сторонников натуризма, живущей в пещерах…
– Подойди, малыш, я ничего тебе не сделаю, подойди… – произнес Аньелло самым ласковым тоном, опуская автомат.
– А тебе хотелось бы вставить мне в зад, а? – произнес мальчуган, растягивая посиневшие растрескавшиеся губы, и вдруг оттуда появилось какое-то черное насекомое, – черный таракан? – которое пролезло через его гнилые зубы и соскользнуло на шею.
В какой же грязи живет этот ребенок! И эти похабные слова! Куда идет Америка? Куда катится весь мир?! – Эй, старая сволочь! Тебе хотелось бы меня поиметь, как ту маленькую китаёзу там, в гараже… – продолжал малыш, делая непристойные движения бедрами.
Аньелло почувствовал, что, несмотря на ледяной холод, он покрывается потом. Смутное и темное воспоминание о каком-то силуэте, прижатом к стене гаража, о неясной ухмыляющейся фигуре, прижимающейся бедрами к его голубым форменным брюкам, пронзило его как пуля и заставило согнуться вдвое. Как сопляк мог узнать об этом? Или девчонка все разболтала?! Порочная девка, которая торговала крэком и занималась проституцией, она почти вынудила Аньеллосделать это в обмен на свое освобождение… Пот заливал ему глаза. Отрицать. Надо все отрицать.
Он открыл и снова закрыл рот. Теперь ребенок был совсем рядом, он мог разглядеть его черты. Но в отличие от убитой учительницы Хилари, Аньелло, едва увидев его лицо, в ту же секунду понял, что это вовсе не ребенок.
Это был один их них, один из этих серых человечков, один из мутантов, прикидывающийся американским мальчуганом. Отвратительный пришелец с плоским черепом, какой-то гигантский таракан, покрытый силиконовой кожей, с кислотным выпотом на местах соединений… Он поднял ствол и выстрелил наугад. Пуля разворотила худенькую грудную клетку Язона, откуда брызнул фонтан из черных тараканов и гноя. Он был прав, это один из тех, это несомненно!
– Вонючий говнюк пришелец, – заорал он. – Сдохни, сволочь, сдохни!
Он выстрелил снова и начисто отсек так называемую ногу маленького чудовища. Язон упал и заплакал, держа ногу в руках.
– Этот гадкий педофил сделал тебе бобо, мой маленький?
Аньелло рывком обернулся. Он забыл о своих тылах. На него взирало некое подобие человека с недоделанным лицом, измазанным землею и кровью. Плохая подделка под человека, в пластиковой коже которого виднелись изрядные разрывы, где копошились маленькие черные лапки. Аньелло хотел нажать на спусковой крючок, но острая боль помешала закончить движение. Он посмотрел вниз и увидел маленькую светловолосую девочку, вцепившуюся зубами в его указательный палец. Мраморная кожа, дырка в черепе, глаза рептилии – она так мало походила на человека, что в нем поднялась волна ярости от одной только мысли, что эти существа не утруждают себя хотя бы быть похожими на людей.
– Отпусти! – прорычал он.
Она улыбнулась ему с полным ртом, сжала зубы и потянула назад. И Аньелло с удивлением увидел, что указательный палец отделился от его руки с легким чмоканьем откупориваемой бутылки. Снег тотчас окрасился хлынувшей кровью. Его кровью. Гнусный пришелец, прикидывающийся девочкой, с видимым удовольствием жевал его палец. Он мгновенно переложил автомат в левую руку, а правой изувеченной рукой, невзирая на боль, выхватил гранату.
– О'кей, космическое говно, хотите повеселиться – сейчас получите!
– Давай! – ответила девчушка, проглатывая последний кусочек фаланги пальца. – Мы любим пошутить. Хочешь засунуть мне это, дедуля?
Она схватила ствол автомата, со смехом направила его себе в промежность и, корчась и пронзительно вскрикивая, засунула его в свое гниющее тело пришельца, в то время как Аньелло выпускал пулю за пулей. И вдруг все смолкло: магазин опустел, промежность девочки превратилась зияющую дыру, через которую виднелись ветви деревьев. Он сглотнул. Неужели их нельзя уничтожить?
– Мне не нравится, когда нападают на мою дочь, – произнес мужчина, качая головой, выплевывая шипящих жирных черных тараканов.
Аньелло крепче сжал гранату. Бог не допустит, чтобы нельзя было уничтожить вонючих пришельцев. Бог создал Америку, чтобы она правила миром, а его, Аньелло, – чтобы помочь Богу не ошибиться. Поэтому он сможет разнести в клочья этих гигантских тараканов. Отправить их в доматериальное небытие.
Положив средний палец на чеку, он поднял руку, дернул и приготовился метнуть гранату, как будто был на учениях.
Аллан смотрел, как суетится маленький смешной человечек, и спрашивал себя, не совершает ли он ошибки. Может быть, этого типа поставили у них на пути, чтобы подольше задержать. Аньелло поднял руку, и граната отскочила от его ладони, а затем упала на машину. Какую-то долю секунды все смотрели, как граната крутится и падает под мотор, потом раздалось оглушительное «бу-у-у-м», и машина вспыхнула. Аллан и дети поспешно отступили, и Аньелло, инстинктивно поняв, что они боятся огня, устремился по другую сторону пылающей машины. Бренда от ярости не могла устоять на месте. Аллан наблюдал за добычей с чувством, что они теряют драгоценное время. В его голове звучал голос, он распространялся по разъединенным нервным клеткам, как крик в лабиринте пустых галерей: «Догоняй их. Сожри их. Подчиняйся. Немедленно». Он взял детей за руки.
– Плюнем на него.
– Но мы ведь его еще не съели! А мы хотим кушать!
– Съедим попозже. Пошли! Немедленно!
– Да-а, а Бренда-то съела палец! Это нечестно!
– Хватит! Пошевеливайтесь!
Под растерянным взглядом Аньелло все трое неожиданно метнулись прочь, выдав тем самым свою звериную природу.
Красноватый отблеск, вспыхнувший внизу слева, неожиданно озарил мрачное угрожающее небо. Марвин резко остановился:
– Что-то горит, похоже…
– Охотники развели костер? – предположил Джем.
Марвин покачал головой и начал рассуждать:
– Охота здесь запрещена. Может быть, туристы. Но не думаю. Мы там недавно проходили. Это они нас преследуют.
Герби пожал плечами:
– Но огонь-то развели уж точно не они.
Вновь наступила тишина. А вместе с ней резко возросла и боль в сильно кровоточащей руке Аньелло. Чтобы остановить кровотечение, он сунул руку в снег. Почувствовал, что начинается страшная мигрень, вызывающая позывы рвоты. После спазма появилось немного зеленоватой желчи. Его таблетки от повышенной кислотности при гастрите… Тяжело поднявшись на дрожащих ногах, он вытащил коробочку с таблетками из одного из карманов охотничьего жилета, попутно погладив свои любимые гранаты. Он будет их преследовать, найдет их скопище и всех уничтожит. Он раздраженно закрывал коробочку, когда вдруг у него за спиной прозвучал голос:
– Эй, подождите меня, моя ягодка!
Дрожь отвращения судорогой свела ему внутренности. Этот липучий голос…
Он обернулся.
– Мы едва не разминулись, вот было бы глупо.
Извращенец! Извращенец в желто-канареечном лыжном костюме, на бирюзовых лыжах, плешивая голова прикрыта шерстяной шапочкой цвета розовой фуксии.
– Но как…
– У Бадди Ричи Коула полно шуточек, лейтенант! Меня нельзя отбросить, как ненужный использованный презерватив.
Аньелло перекрестился левой рукой, прижимая к груди правую. Бадди ласково погрозил ему пальцем.
– Когда вы подло покинули меня, я пошел и взял напрокат ULM[32].
– Что?
– Это такая штучка, которая летает; у нее есть крылья и мотор, и она делает «дзз, дзз», как стрекоза; очень приятная в управлении.
– Мне плевать.
– Вы правы, это очень помогает.
– Заткнись!
– Ну и характер! Так вот, я следил за вами оттуда, сверху, как Боженька за своей заблудшей овечкой… А потом пошел снег, ну тогда я приземлился на склоне холма, надел лыжи, которые мне хватило ума купить, и вот я здесь. Но похоже, они и вас не упустили?
С гримасой отвращения Бадди указал на его изувеченную руку.
– Какая-то тварь, принявшая образ девчушки. Она оторвала мне палец.
– Это наша очаровательная малютка Бренда! А вы еще не познакомились со сто вторым далматином… Дайте-ка посмотреть…
– Не прикасайтесь ко мне!
– Плохо дело… Мне кажется, может наступить заражение. Необходимы срочные меры.
– Какие?
– Следуя учебнику по выживанию для сухопутных войск, лучшим антисептическим средством все еще остается моча.
– Военный учебник по выживанию? – выдавил из себя Аньелло, отступая на шаг назад. – Вы хотите заставить меня поверить, что были призваны под знамена?
– Я даже сделал из них себе платье. Я шучу, – поспешил он прибавить, видя, что Аньелло нахмурился. – Эвакуация из Сайгона с военно-воздушными силами, – еще раз уточнил он.
– Но это еще не основание, чтобы я позволил вам мочиться мне на руку!
– Мне хотелось помешать вам, лейтенант, писать на самого себя.
Вконец измученная, Саманта замедлила шаг. Короткая военная подготовка, которую она прошла в начале своей карьеры, была давно забыта. Она больше привыкла к стрелковым стендам, к архивным залам, к перенаселенным городам, чем к пересеченной местности на природе. Ветер свистел в ветвях. Они едва передвигались. Всем осточертело месить сухой снег, который с каждым часом становился все толще. Она непрестанно оглядывалась через плечо. Ей неоднократно казалось, что слышится вой волков, но это было невероятно, в этих горах волков не было. Только несколько медведей. «Не бросайте пищу», – рекомендовали расставленные повсюду щиты. «Но ведь пища – это мы!» – внутренне усмехнулась она. Гамбургеры для Версуса и его дружков. Подаются тепленькими и кровавыми. А может быть, мир Мрака – это всего лишь другое время-пространство, населенное каннибалами. Другая эволюция, отличная от эволюции человечества. Почему бы и нет? Да ведь и она сама охотно сожрала бы живьем этого дурака Аньелло, который вынудил их уйти в подполье. Да еще без прикрытия со стороны бюро.
К ней подошел Марвин. У него был утомленный вид, и он машинально потирал желудок.
– Язва? – спросила Саманта, скользнув взглядом по темной кромке деревьев.
– Пока еще нет, но скоро будет. Где мы?
Она развернула карту и разложила ее на серой скале. Ей трудно было сосредоточиться. Ощущение, что тебя окружают, выслеживают, преследуют по пятам. Подошли Джем и Лори, а потом и Герби, который тащил Рут. С утомленными, подавленными лицами. Закоченевшие. Отросшие усы и борода Герби покрыты белыми хлопьями. У Рут восковое лицо, она дышала с трудом. Пальцем в перчатке Саманта провела извилистую линию по пунктиру, намеченному на измятой карте.
– Здесь… Мы, должно быть, уже здесь. Недалеко от горы Чарльстон. Нам нужно добраться до лыжной станции. Там мы растворимся среди людей.
– Если нам позволят туда добраться, – проворчал Герби, притопывая ногами. – Они нас преследуют, я это чувствую. А мы несемся, как испуганные лани.
– Что конструктивного ты предлагаешь, дорогой?
– Дождаться их. И устроить западню.
– Что-нибудь вроде большой ямы, утыканной острыми кольями? – предположил Джем, расплываясь в улыбке.
– Хотя бы. Или зажечь полосу огня.
– Огонь не долго будет гореть при этом сволочном… чертовом снеге, который никогда не перестанет падать, – пробормотал Марвин.
– Так и надо воспользоваться снегом. Как в дзюдо: использовать силу противника.
Все посмотрели на Лори, глаза которого сияли.
– Мы выкопаем большую яму в снегу и залезем туда! Они нас не учуют. И заблудятся. Нет следов, вообще ничего нет.
– Кто тебе сказал, что они не найдут нас при помощи какого-нибудь внутреннего сонара?
– Они ведут себя как звери. Они бегут, принюхиваются, едят… Это мертвые звери, но звери. И нам ничто не мешает окружить себя кольями на тот случай, если… кольями, покрытыми тканью с бензином…
– Деревенская герилья[33], – поддержал Марвин.
Саманта погладила подбородок. Возможно, Лори прав.
Но есть ли у них время устроить убежище-западню?
Герби указал на снежный холмик у подножия огромной лиственницы.
– Здесь. Ну, начинаем.
«Очевидно, решение уже принято», – сказала себе Саманта, следуя общему порыву. Они начали копать, Герби лопатой для снега, остальные – руками или обломками дерева. Джем заострял ножом ветки. Рут смотрела на них с улыбкой, такой же близкой и такой же отрешенной, как улыбка Джоконды.
Они копали молча, едва переводя дух. Их дыхание вырывалось маленькими облачками пара.
Лори казалось, что они актеры какого-то вестерна. Последние приготовления перед нападением индейцев.
Только снег был по-настоящему холодным. И нападающие на самом деле собирались снять с них скальп. Одними зубами. Он взглянул на Джема, работавшего со скоростью землеройной машины.
Джем обернулся и поднял большой палец, выражая чувство уверенности, которого на самом деле не испытывал. Странная вещь этот снег. Он не часто его видел. Ему казалось, что он пробирается через стаю бабочек, нежных, но совершенно холодных. «Последний полет однодневок», – подумал он.
– И верно, мне пора бы бросить курить, – проворчал Герби, вытирая лоб.
– Еще не поздно, – вставила Сэм, похлопав его по плечу.
– Я слишком стар, чтобы изменять вредным привычкам, это может меня убить! – возразил Герби, зарывшись по пояс в снег. – Ладно, я думаю, хватит. Ну а теперь колья.
Они воткнули с десяток заостренных обрубков и набросали на них смоченную бензином набивку из сиденья. Потом выложили края ямы ветками и уложили Рут внутри, за кольями. Лори и Саманта скорчились рядом с ней. Джем попытался дойти до груды скалистых обломков, пятясь, вернулся к яме и тоже туда забрался, пока Марвин и Герби кидали большие охапки снега, чтобы заполнить выкопанное.
– Вы слышали?!
Герби застыл неподвижно
– Что?
– Волки. Они приближаются.
– Волки?
– Волки или кто угодно, кто может громко выть на бегу. Они бегут к нам. Они приближаются, Марвин! Нужно пошевеливаться!
Удвоив усилия, ничего не видя от пота, заливавшего глаза, с горящими ладонями, они закончили уплотнять снег, и Марвин пролез в импровизированную иглу[34], пока Герби заметал их следы веткой. Потом он тоже пролез между кольями и положил поверх них ветку. Внутри царила полная тишина. Снег заглушал звуки, и свист ветра почти не был слышен. Они находились в коконе из ледяной ваты.
Аньелло неловко расстегнул ширинку. Руку ужасно дергало, а рана чернела и вздувалась прямо на глазах. Эти выродки, должно быть, его заразили, армейский учебник наверняка прав, надо было применить антидот. Отличная американская моча способна уничтожить любую внеземную ДНК.
– Не может быть и речи, чтобы я взял с собой гражданское лицо, – проворчал он, поворачиваясь к Бадди, который что-то насвистывал.
– Это не вы берете меня с собой, а я вас.
– Это как еще?
– Вы хотите их догнать, ведь так? А как вы собираетесь это сделать? При помощи ваших семимильных сапог? Вот что мы сделаем, ягодка моя, – самоуверенно продолжал Бадди. – Вы встанете позади меня – без задних мыслей, конечно, – поставите свою хорошенькую обувочку на лыжи, своей прекрасной мускулистой левой ручкой обнимете меня за талию, и мы двинемся…
– Никогда…
– Отлично, тогда – чао, добренького денечка вашей культяшечке, и желаю удачи!
– Минуточку! Я реквизирую эти лыжи! – закричал Аньелло, размахивая своей бляхой.
– Обязательно, а заодно и мое достоинство, это ведь антистрессовое оружие… – огрызнулся Бадди, дуя на свои рукавицы с видом отчаяния.
Этот прислужник устоявшегося империализма заставляет его терять уйму времени. Пусть остается здесь и сдохнет от холода…
Из чувства противоречия Аньелло готов был оторвать и второй палец. Он никогда не стоял на лыжах. Он загнан в угол. Почти враждебно взглянув на Бадди своими маленькими серыми глазками, он осторожно встал позади него.
– Тронулись! – закричал Бадди, сильно отталкиваясь палками.
Они заскользили, все быстрей и быстрей, взрывая свежий снег. Аньелло вцепился здоровой рукой в анорак Бадди, умело управлявшегося с лыжами.
– А мне, папочка, можно взять маленького негра?
– О'кей, дорогая.
– А мне рыжую миссис?
– Нет, рыжая миссис – это для папочки, – ответил Аллан, приходя в возбуждение. – Если хочешь, возьми другого парнишку.
Язон надулся, продолжая бежать на покалеченных конечностях. Они выскочили на лужайку, и Аллан остановился. Следы обрывались перед серыми обломками скал.
– Они влезли на скалу? – спросила Бренда, стряхивая хлопья снега, от которых задубело ее красивое розовое платьице.
– Не знаю. Папочка думает. Отвяньте.
Ну вот. Вечно одно и то же. Вечно надо молчать. Вечно папочка занудствует, как тогда, когда они поехали в воскресенье по автостраде на прогулку, да еще пришлось слушать по радио старую дребедень из тех времен, когда у папочки-еще-были-волосы-и-он-участвовал-в-фестивалях-Вудстока[35].
Аллан чувствовал, что его мускулы нервно вздрагивают. «Черные тараканы, – подумал он, – должно быть, это черные тараканы ползают по нервам, как по струнам пианино». Может быть, ему холодно? Вероятно, да, потому что идет снег, а на нем только больничная пижама да плащ. А дети? Ведь они могут получить бронхит? И тогда Синди задаст ему головомойку. Да нет, Синди умерла. А ведь он тоже умер. Значит, она тоже может появиться и будет вновь надоедать ему. Хотя, если ее кремировали… А верно, почему он считает, что умер? Он стоит. Размышляет. А мертвые не размышляют. О'кей, Аллан, но ведь внутри живых нет черных тараканов. Сильная боль пронзила виски, прервав его размышления, и он со стоном упал на колени, чувствуя, как две гигантские руки сжимают ему череп. Потом это ощущение исчезло. Он с трудом поднялся. Послание принято. Что бы ни случилось, ему не дозволено размышлять.
– Ну так что же мы будем делать? – кричала Бренда, бегая кругами.
– Пойдем дальше. Кто первый их найдет – тот выиграл!
Дети захихикали и бросились на приступ гигантского нагромождения скалистых обломков, перебираясь с камня на камень, как огромные прыгающие пауки. Аллан следил за ними с озабоченным видом. Что-то не так. Но ему так больно, когда он рассуждает. Он отметил мимоходом, что и сам передвигается прыжками, а его руки и ноги, как присоски, прилипают к почти вертикальным стенкам. Все так просто, когда ты мертв. Если бы только не было этого постоянного чувства голода… Это нечто большее, чем голод. Это как бездонная дыра в твоем животе, дыра, готовая пожрать тебя самого, если ее не заполнить.
– Больше ничего не слышно, – тихо заметил Джем.
– Подождем еще немного, все может быть.
– Ш-ш-ш!
Далекие, едва слышные голоса.
– … проклятье! … черт, осторожней!
– … пропустил поворот…
– … следы… забрался?
– … найдет на другой стороне… пошли!
Снег шевелится над их головами, и снова тишина.
– Они ушли, – выдохнул Лори.
– Сейчас проверю.
Герби, прикрываясь листьями, осторожно высунул голову из ямы. Никого. Через пять минут они вылезли на поверхность и вновь отправились в путь, спускаясь в другую долину.