Египет есть град зело ветхий не зданием, но лети…
Египет с древнейших времен привлекал к себе внимание путешественников. Еще греки и римляне любили посещать каменные громады пирамид, великолепно сохранившиеся храмы с прекрасными статуями и обелисками. Римляне же первыми заметили, что сухой климат Египта благотворно действует на здоровье, а минеральные источники Хелуана и Вади-Натрун, знаменитые «ванны Клеопатры» на Красном море были широко известны в античном мире.
В средние века к достоинствам Египта добавилась еще и слава о великолепных памятниках исламского зодчества в Каире, докатившаяся сначала до самых отдаленных уголков мусульманского мира, а затем и до европейских стран. Паломники, направлявшиеся через Египет к «святым местам» в Палестине, Сирии и на Синае, принесли в Европу образ прекрасной, многоликой страны.
В эпоху Великих географических открытий на рубеже XV–XVI вв. в Египет устремился целый поток путешественников.
Интерес к Египту особенно подстегнул «египтологический бум», охвативший Европу вслед за расшифровкой Шампольоном иероглифов. Во второй половине XIX в. Египет превращается в один из крупных центров туризма. На берегах Нила возникают великолепные отели, предназначенные исключительно для иностранцев. Уже в 30-х годах XIX в. вездесущее бюро путешествий Кука организовывает туристические поездки в страну фараонов.
В современном Египте туризм стал одним из основных источников национального дохода. Только в 1977 г.
поступления от туризма в египетскую казну составили 640 млн. долл. Это весьма солидная сумма. Однако доходы от туризма могли быть и больше, если бы не пресловутые «либеральные» законы инфитаха[17], все более отдающие египетский туризм на откуп иностранному и местному частному сектору.
В 1977 г. в Египте функционировало 911 отелей. Госсектору из них принадлежало всего 20, остальные находились в частных руках. И это неудивительно: туризм в нынешнем Египте считается одной из самых прибыльных сфер вложения капитала.
Каждый год в Египет приезжает около миллиона иностранных туристов. Много это или мало? По масштабам Египта, казалось бы, довольно много. Однако доля Египта в мировом туризме до сих пор непропорциональна тем возможностям, которые кроют в себе великолепные памятники древности и достопримечательности страны. (Ежегодно в мире регистрируется около 350 млн. туристов.)
Впрочем, проблемы египетской туристической индустрии мало чем отличаются от других проблем, поставленных перед страной политикой инфитаха. Мы еще не раз вернемся к ним, сейчас же давайте просто вольемся в разноязыкую толпу, ежедневно наводняющую улицы Каира, пройдем тропами, проторенными миллионами туристов.
Что же взять в такое путешествие? Очевидно, необходим путеводитель. Однако выбрать его не так легко. Дело в том, что с 1830 г., когда француз Рифо выпустил в свет первый «гид» по Египту, число путеводителей, посвященных этой стране, перевалило за 300.
Автор одного из популярных в середине прошлого века путеводителей англичанин Уилкинсон рекомендовал приезжающим в Египет туристам ограничиться сравнительно небольшим набором книг таких авторов, как Геродот, Шампольон, Покок, Денон, Птолемей, Страбон, Плиний. Впрочем, если вы находите этот список очень длинным, Уилкинсон советует сочинения трех последних авторов брать не целиком, а в отрывках, но взамен прихватить книгу Диодора Сицилийского.
Это, конечно, шутка. То, что мог себе позволить одетый в шорты цвета хаки и пробковый шлем английский джентльмен прошлого века, методично обследовавший достопримечательности Египта, вряд ли возможно и уместно в наш век. Геродота и Диодора Сицилийского нам заменит один из лучших современных путеводителей по Египту из французской серии «Голубой гид», который, кстати, изобилует цитатами из этих древних авторов.
И, конечно, нашими верными спутниками в прогулках по Каиру будут русские путешественники прошлого, сумевшие увидеть и понять многое из того, что и сейчас особенно дорого нам в египетской культуре.
По традиции, начнем нашу прогулку со Старого Каира, где возник и начал расти вширь и ввысь огромный современный город.
Старый Каир сегодня — окраинный район египетской столицы. Он расположен на восточном берегу Нила, чуть в стороне от знаменитой бетонно-гранитной набережной, ведущей в сторону облюбованного западными бизнесменами и дипломатами района Маади и далее на Хелуан. Узкие, тенистые улочки застроены трех-четырехэтажными домами, в которых живут преимущественно чиновники, государственные служащие средней руки и рабочий люд.
Но вот тесные улочки кончаются, и перед нами обширный пустырь. Справа, за старым армянским кладбищем гудят электропоезда наземного египетского «метро», соединяющего центр столицы с ее рабочим пригородом Хелуаном. Слева — силуэт обнесенного лесами минарета мечети, в которой идут реставрационные работы. Прямо перед мечетью на раскинутом на земле брезенте разложили свои изделия знаменитые гончары Старого Каира, изготавливающие лучшие в Египте «зары» — глиняные сосуды, в которых египетские крестьяне и рабочий люд хранят питьевую воду. Благодаря особого рода глине вода в них долго остается прохладной. Кувшины эти самых различных форм и размеров, начиная от больших, метровых, которые нередко можно увидеть в тени акаций на тротуарах каирских улиц, где из них может напиться любой прохожий, и кончая кувшинчиками весьма изящных форм.
Границы Старого Каира, или Маср аль-Атика, как его называют каирцы, проведены очень четко: со стороны Нила этот древнейший район ограничен линией «метро», а с противоположной — руинами стен римской крепости, возведенной в эпоху императора Траяна. До наших дней сохранились две башни этой крепости, носившей в древности название «Вавилон». Упоминание о Вавилоне оставил нам Страбон (как видите, без него в экскурсии по Каиру обойтись, и в самом деле, нельзя). По его словам, здесь был размещен один из трех римских легионов, дислоцированных в Египте. Вплотную к одной из этих башен подступили стены греческого монастыря, а прямо на ее вершине приютилась небольшая церковь св. Георгия, в которой, по преданию, хранятся цепи христианского святого.
Утопающий в тени вековых деревьев греческий монастырь в Старом Каире облицован гранитом, строго и четко спланирован и совсем не похож на обветшалые и неприхотливые коптские монастыри. С верхней площадки широкой каменной лестницы, ведущей к церкви св. Георгия, хорошо видна часть обширного пустыря, на котором некогда арабским завоевателем Египта Амром ибн аль-Асом был заложен г. Фустат, давший начало современному Каиру.
Средневековые арабские хроникеры, оставившие нам немало подробностей о строительстве и жизни Фустата, любили передавать реальные исторические события в виде красочных легенд. В их рассказах подлинные факты соседствуют с суеверным вымыслом, реальные ситуации — с чудесами, творимыми добрыми и злыми волшебниками. В нашем путешествии по Каиру нам не обойтись без этих легенд. Каир — это воплощенная в камне история Египта после арабского завоевания. Бродить по его улочкам, музеям и мечетям и не связывать их с историей страны невозможно. Каждый район его, как архитектурный пласт, хранит память веков. А в этой памяти объективные исторические факты тесно переплетаются с мифами и легендами.
Знаменитые каирские бродячие сказители, которых еще в прошлом веке было немало на рынках египетской столицы, помимо увлекательных приключений героя арабских народных сказок Антара — этого египетского Одиссея — всегда были готовы рассказать о бесчисленных подвигах Амра ибн аль-Аса — завоевателя Египта. Они изображали его как мудрого и справедливого правителя, обладавшего к тому же даром необыкновенного красноречия. И действительно, Амр был человеком выдающихся способностей. Недаром так почитаемый арабами халиф Омар, второй после Абу Бакра светский и религиозный глава мусульманского мира, доверил ему важнейшую миссию: отвоевать у Византийской империи ее самую богатую провинцию.
Арабский хроникер Суйюти объяснял выбор Омара тем обстоятельством, что Амру ибн аль-Асу уже приходилось бывать в долине Нила. Впервые в Египет Амра привели торговые дела. Следуя со своими верблюдами извилистой горной тропой, он наткнулся на монаха-христианина, умиравшего от жажды. Амр сжалился над монахом и дал ему воды. Монах уснул. В это время из пещеры выползла змея и укусила бы монаха, если бы не молниеносная реакция Амра, отрубившего ей голову своей саблей. Когда монах проснулся, Амр рассказал ему о происшедшем, и преисполненный благодарности монах пригласил своего спасителя сопровождать его в Александрию, где пообещал подарить ему 2 тыс. динаров, вдвое больше той суммы, которую Амр надеялся выручить за свои товары. Естественно, Амр согласился.
Они приехали в Александрию, когда в городе отмечался один из ежегодных праздников. Улицы и площади города были заполнены фокусниками, акробатами, прорицателями. Монах одел Амра в шелковые одежды и привел его во дворец правителя Александрии. Там как раз играли в одну из тех странных игр, которыми полны страницы сказок «Тысячи и одной ночи». Суть ее состояла в том, что в воздух подбрасывался золотой шарик, который присутствовавшие, образовавшие круг, должны были поймать в рукав своей одежды. По местному поверью, тот, кому удавалось поймать рукавом шарик, должен был когда-нибудь стать правителем Египта. Как легко можно предположить, шарик упал в рукав Амра. Хроникеры отмечают, что это вызвало возмущение всех присутствовавших, которые, сокрушенно покачивая головами, пришли к мнению, что впервые золотой шарик солгал: никогда этот араб не сможет править Египтом. Однако прошло не так уж много времени, с торжеством пишет хроникер, и жители Египта убедились, что магический шарик не подвел и на этот раз: весной 641 г. Амр во главе четырехтысячного войска завоевал Египет. Кстати, конец его небольшого приключения с монахом был счастливым. Благодарный монах рассказал жителям Александрии о поступке Амра, и они собрали для него 2 тыс. динаров, которые и были торжественно вручены спасителю монаха.
Арабы любили подобные легенды и нередко включали их в свои книги о Египте. Конечно, в наше время вряд ли кому-то взбредет в голову составлять мнение об Амре ибн аль-Асе как об исторической личности на основании устной традиции. Тем не менее ученые допускают возможность использовать мифы как своеобразный исторический материал при условии, конечно, правильного методологического подхода. Это, в частности, блестяще доказал академик Б. А. Рыбаков, исследуя книгу «Истории» Геродота, посвященную Скифии.
Кстати, сам «отец истории» дал весьма поучительный пример того, как можно вылущивать зерна исторических фактов из мифов, рожденных народной фантазией древних. В «Евтерпе» он приводит на первый взгляд совершенно фантастическую египетскую легенду о двух черных голубках: однажды две черные голубки покинули египетские Фивы и улетели одна в Ливию, а другая в Додону. Сев на дуб, голубка, прилетевшая в Додону, человеческим голосом приказала воздвигнуть здесь прорицалище Зевса. Голубка же, прилетевшая в Ливию, приказала основать там прорицалище Амона.
Какие, казалось бы, сведения можно почерпнуть из этого сюжета? А вот какие. Геродот считает, что в такой форме египтяне сохранили память о каком-то выдающемся событии, связанном с отъездом из страны двух женщин, пользовавшихся, очевидно, известностью. «Голубками, как я думаю, — пишет он, — додонцы называли тех женщин потому, что они были из другой страны и, казалось, щебетали по-птичьи. Когда затем голубка заговорила человеческим голосом, то это значит, что они теперь стали понимать эту женщину. Пока же она говорила на чужом языке, им казалось, что она щебечет по-птичьи. Действительно, как же может голубка говорить человеческим языком? Когда же они называют голубку черной, то этим указывают на то, что женщина была египтянкой». Вот вам связь мифа и истории{39}.
Согласно арабским легендам, инициатива похода в Египет принадлежала Амру. Арабский историк Якут пишет, что в 638 г. Амр явился к халифу Омару и заявил ему: «О эмир верующих! Позволь мне поехать в Египет. Если я его завоюю, мусульмане получат много добычи и неисчислимые владения. Это очень богатая, но неспособная защищаться страна».
Халиф долго колебался, прежде чем принять окончательное решение. Амру стоило немало труда рассеять сомнения Омара, считавшего египетский поход рискованным предприятием. В конце концов халиф согласился, но с оговоркой: Амр получит от него письмо, если оно будет вручено ему до пересечения им границы Египта, то он должен вернуться со всей армией, если же после — то ему следует довести миссию до конца. Гонец с письмом халифа застал Амра в Рафахе, на сирийской территории. Догадавшись о содержании письма, Амр не стал вскрывать его, пока войска не достигли эль-Ариша. В эль-Арише он распечатал письмо и спросил у одного из своих офицеров: «Мы находимся в Сирии или в Египте?». «В Египте», — был ответ. Тогда он громко прочел послание халифа и объявил солдатам, что путь на Египет открыт.
Войска Амра легко овладели Египтом. Один за другим пали Пелузий, Бильбейс, Файюм, города Верхнего Египта. В долине близ города Гелиополя войска Амра наголову разбили малочисленные византийские легионы. Остатки византийского войска заперлись в мощной крепости Вавилон.
В апреле 641 г. после шестимесячной осады сдался и Вавилон. Таким образом, весь Египет оказался в руках Амра. Встал вопрос: где быть столице завоеванной страны? Сам Амр, как, впрочем, и другие завоеватели, побывавшие на земле Египта после Александра Македонского, склонялся в пользу Александрии. Однако халиф Омар опасался сделать столицей Египта город, доступ в который по суше был периодически чрезвычайно затруднен в результате разливов Нила. Он приказал основать новую столицу у начала нильской Дельты.
Начались споры: на каком берегу Нила закладывать новый город, на левом или на правом? Мусульманские богословы, факихи, находившиеся в свите Амра, высказывались в пользу левого берега, так как, по исламским поверьям, там, в районе Гизе, находился один из райских садов Корана. Однако Омар принял решение основать новую столицу на правом берегу Нила: это было удобнее с точки зрения безопасности военных коммуникаций между завоеванной страной и столицей халифата.
С основанием Фустата связана еще одна любопытная легенда. Вам ее непременно расскажут в Каире, точно так же, как в Риме любой гид начнет экскурсию по городу с легенды о Ромуле и Реме.
Перед тем, как отправиться на завоевание Александрии, воины Амра, начавшие снимать его палатку, увидели на крыше ее гнездо с голубкой и птенцами. Узнав об этом, Амр сказал, что ислам предписывает проявлять милосердие к живым существам, особенно в течение священного месяца мухаррама, который только что начался. Он приказал оставить палатку на месте до его возвращения из Александрии. Более того, вокруг палатки были вбиты четыре кола, на которых протянули канат, чтобы прохожие случайно не потревожили голубку. Так и было основано арабское поселение, давшее начало Каиру. Свое название оно получило от арабского слова «аль-фустат» — палатка. Впрочем, этимология этого слова до сих пор недостаточно ясна. Некоторые ученые считают, что название «Фустат» является искаженным латинским «фоссатум» (так в древнем Риме называли укрепленный военный лагерь). Во времена Амра его город называли «Миср аль-Фустат».
Проведенные здесь в 50-х годах археологические раскопки позволяют представить, как выглядел Фустат во времена Амра ибн аль-Аса. План его характерен для средневековых арабских городов: узкие улочки, небольшие дома из обожженного кирпича, акведук.
Единственным памятником той эпохи, дошедшим до наших дней, является мечеть Амра ибн аль-Аса, сооруженная по его приказу зимой 641/42 г. на том месте, где он впервые водрузил свое зеленое знамя во время осады Вавилона. Мечеть Амра в Старом Каире является не только самой древней в Каире, но и первой мечетью, построенной в Египте и на всем Африканском континенте. Естественно, что время обвило ее целым клубком живописных легенд.
Забавная история связана с самим актом покупки участка земли, на котором построена мечеть. Вдова, владевшая им, упорно отказывалась продать землю Амру. Тогда он направил гонца к халифу Омару, находившемуся в то время в красноморском порту Янбо, с просьбой посоветовать, что делать. Внимательно выслушав гонца, халиф поднял с земли побелевший от времени череп барана и, обмакнув палец в чернильницу, висевшую у него на поясе, нарисовал на лбу барана две линии: одну прямую, другую извилистую. Он приказал гонцу передать этот череп Амру. Получив столь загадочный ответ, Амр долго размышлял над его смыслом, а затем воскликнул: «О халиф, ты прав. Нужно следовать прямым путем Аллаха и избегать кривого пути, на который толкает нас шайтан». Однако представление Амра о прямом пути выглядит несколько странным. Он приказал привести к нему вдову и предложил ей купить у нее только ту часть ее владений, которую можно накрыть кожей одного быка. Вдова, поразмыслив, согласилась. Тогда хитроумный Амр приказал нарезать кожу быка длинными, очень тонкими полосками и окружил ими все владение вдовы по периметру. Вдове ничего не оставалось, кроме как уступить Амру весь участок.
Первоначально мечеть Амра представляла собой незамысловатое здание длиной 60 и шириной 36 м. Она одновременно служила и укрепленным пунктом, и местом для совещаний, и помещением для суда. Мечеть окружали жилища наиболее преданных Амру воинов, так называемых «ахль ар-райя» — «людей знамени», личной охраны арабского полководца. По поверью, «киблу», указывающую направление в сторону Мекки, к священной для мусульман Каабе, определяли 80 сподвижников пророка Мухаммеда, сопровождавших Амра в Египет. Тем не менее они совершили ошибку в вычислениях, которая была исправлена во время последующих реконструкций мечети.
В настоящее время мало что сохранилось от первоначальной постройки Амра. Мечеть Амра ибн аль-Аса несколько раз перестраивалась. В результате она была расширена почти в 3 раза, украшена новым минаретом, угловыми башнями. Последняя перестройка мечети была произведена в 1798 г., накануне экспедиции Наполеона.
Мечеть Амра — этот знаменитый памятник мусульманской архитектуры — еще в 1975 г. находилась в довольно запущенном состоянии. Входим под ее древние своды. Перед нами несколько рядов разностильных колонн, которые были перевезены сюда по приказу Амра из древних, в основном коптских, храмов. Одна из них пользуется особенной известностью. Это та самая колонна, которая, как гласит предание, была прислана Амру самим пророком Мухаммедом из Мекки. На мраморной поверхности видна обвивающая ее прожилка. Рассказывают, что это след хлыста пророка, которым он проучил непослушную колонну, никак не желавшую подняться в воздух и лететь в Фустат. Только после того, как пророк или, в другом варианте легенды, халиф Омар взял в руки хлыст и ударил колонну, она послушно направилась в Фустат. Чуть выше на этой же колонне виден след арабской надписи, которую можно прочитать как «султан Сулейман». Ей также придается мистическое значение, поскольку на ощупь в этом месте колонна совершенно гладкая. В Ливане — боковом приделе мечети — стоят две колонны. Каирцы верят в то, что между ними может протиснуться только добропорядочный человек. (Не советую это делать людям, вес которых превышает 80 кг. В мечети Амра им никак не попасть в разряд добропорядочных людей.)
Мы привели здесь лишь незначительную часть преданий, связанных с этой знаменитой в истории ислама мечетью. Именно они, очевидно, и натолкнули египетских богословов на мысль создать в мечети Амра исламскую академию. Возможно, когда-нибудь к ней и вернется былая слава, ведь в средние века в этой мечети хранилось 1290 Коранов и ее освещали по ночам несколько тысяч светильников. Однако в 1975 г. было трудно поверить в ее былое великолепие.
Продолжим нашу прогулку по Фустату. Вернемся к греческому монастырю. Через арку в его стене попадаем на узенькую, стиснутую старинными зданиями улочку, которая ведет к знаменитому коптскому кварталу Каср аш-Шамаа («Дворец свечей»). Это название укоренилось еще со времен Амра ибн аль-Аса из-за непривычного для арабов большого количества свечей, освещавших жилища христиан. Все на этой улочке дышит историей. Вот налево неприметная дверь, ведущая в большой квадратный двор, на левой стороне которого в тени акаций стоит громоздкое серое здание, напоминающее римский храм. Это древняя синагога, построенная в 882 г. на месте христианской церкви Михаила Архангела. Считается, что до церкви на этом же месте стояла еще более древняя синагога, разрушенная в свое время римлянами. С ней связано много преданий, согласно которым здесь молился сам пророк Моисей и впервые явился пароду пророк Илия.
Массивная деревянная дверь в синагогу заперта на огромный замок, и проникнуть внутрь можно, только сунув небольшой бакшиш непонятной личности в черной сутане — то ли копту, то ли еврею. Однако внутри нас ждет разочарование. В полупустом мрачном зале с двенадцатью колоннами нет ничего, кроме пыли и старинного медного семирожкового светильника. А между тем у этой синагоги весьма интересное и даже таинственное прошлое, которому она обязана своей «генизой» («клад, сокровище»). Так назывались тайники, где прятали древние книги, по той или иной причине запрещенные пли даже преследовавшиеся служителями культа.
Догадку о том, что синагога в Старом Каире содержит неизвестные ученым древние манускрипты, впервые высказал в 1750 г. голландский путешественник Симон ван Гелдерн. Однако ни ему, ни другим любителям старины не удалось добиться разрешения еврейской общины в Каире ознакомиться с сокровищами «генизы». Только в 60-е годы прошлого века известному коллекционеру еврейских рукописей Абраму Фирковичу удалось заполучить несколько разрозненных фрагментов манускриптов из «генизы». Однако Фиркович, кстати сказать уроженец Крыма, пользовался репутацией недобросовестного коллекционера, и многие сомневались в подлинности его находок. Тем не менее коллекция Фирковича была приобретена Публичной библиотекой Петербурга.
В 1890 г. в синагоге был произведен ремонт, после которого фрагменты рукописей из «генизы» оказались в Великобритании. Произошло это необыкновенно просто: рабочие, ремонтировавшие здание синагоги, выбросили с чердака древние манускрипты прямо на улицу, где их и растащили предприимчивые каирские антиквары.
Дело опустошения «генизы» докончил профессор Кембриджского университета доктор Шехтер, вывезший в Англию около 100 тыс. древних рукописей: от частной переписки, датируемой VIII–XIV вв., до фрагментов Ветхого Завета на иврите. Всего же в «генизе», по мнению специалистов, еще в прошлом веке хранилось около 200 тыс. документов.
В настоящее время тайники старой синагоги пусты, и она являет собой заброшенный памятник тем временам, когда на берегах Нила древнейшая в Африке мечеть соседствовала с синагогой, а рядом с ними возводились христианские храмы.
Коптские церкви — самое интересное, что можно сегодня увидеть в районе Каср аш-Шамаа. Их несколько. Главные из них: церковь св. Сергия, церковь св. Варвары и знаменитая «висячая церковь» («аль-Муаллака»). Впрочем, в нее доступ сейчас закрыт, так как в 1979 г. она сильно пострадала от пожара, происшедшего во время столкновений между египетскими коптами и мусульманами. Церкви квартала Каср аш-Шамаа одни из самых древних в мире. В частности, церковь св. Сергия основана в конце IV или начале V в.; правда, в X в. она была разрушена и восстановлена лишь в начале XI в. Внешне церкви св. Сергия и св. Варвары имеют строгие контуры византийских базилик, да, впрочем, коптские храмы и послужили прообразом для позднейших греческих церквей. Они, как правило, строились из камня или кирпича.
Войдя в церковь св. Сергия, сразу попадаешь в большой плохо освещенный зал, уставленный, как в католических костелах, деревянными скамьями для прихожан, сиденья которых отполированы многими поколениями коптов. Неф украшен сводчатой колоннадой. Очень красива деревянная инкрустация алтаря, представляющая собой комбинации из звезд и крестов. Однако и здесь не обошлось без туристского вандализма. На одном из окон слева вырезали свои имена некоторые участники экспедиции Наполеона.
Главная достопримечательность церкви св. Сергия — это помещение, где, по библейскому преданию, укрывалось от царя Ирода святое семейство. Спускаемся в небольшой подвал. За решеткой поблескивает заполняющая его вода. Перед нами место ночлега Марии, Иосифа и младенца Иисуса.
Однако интересно, что не только в церкви св. Сергия, но и в других коптских монастырях и церквах непременно показывают места ночлега святого семейства. Их можно видеть в знаменитых пустынных монастырях Вади-Натрун, в монастыре Дир Дронка, расположенном в окрестностях Асьюта. Что ж, маршрут святого семейства в Египте был, очевидно, чрезвычайно запутанным. Христианская мифология — вообще дело сложное. От святого Дени, например, осталось семь подлинных его голов, которые почитаются в различных городах Италии.
Впрочем, если говорить серьезно, то тут есть повод для размышлений. В Европе, да и в России монастыри с древнейших времен были хранителями и проводниками письменной культуры. В них переписывались книги, составлялись летописи. Этого нельзя сказать о коптских монастырях. В них, как правило, не было людей, способных прочесть и по достоинству оценить древние тексты. Бесценные памятники раннехристианской письменности, попадавшие в монастыри, хранились небрежно, растаскивались различными приезжими авантюристами, а нередко и подвергались бессмысленному уничтожению.
В свое время настоятель монастыря св. Антония сказал П. Успенскому: «Только крокодилы да копты не говорят на своем языке». Действительно, секрет живой речи древних египтян — коптского языка — утерян. Долгие века бесправия и преследований коптов различными завоевателями, сменявшими друг друга на древней земле Египта, не могли пройти бесследно.
Положительные изменения в жизни коптов начали происходить только в новейшее время. В сегодняшнем Египте шестимиллионное коптское население ведет упорную борьбу за свои политические права, культурное возрождение.
Процесс этот проходит сложно, нередко болезненно. Чтобы привлечь внимание общественности к проблемам коптских монастырей, монашество пускается и на небольшие хитрости. Так, в начале 1980 г. каирские газеты дружно забили в колокола: в одном из коптских монастырей в Вади-Натрун во время ремонта было обнаружено древнее захоронение. Настоятель недолго думая сообщил газетчикам, что найдены мощи самого Иоанна Крестителя. В Вади-Натрун ринулись толпы археологов, историков и богословов. Однако первые же специалисты, допущенные к «святым мощам», только развели руками: найденный скелет был в прекрасном состоянии, но это как раз свидетельствовало не в пользу выдвинутой коптским настоятелем версии. Дело в том, что голова скелета была, как ей и положено быть, прочно прикреплена к шее. Это, естественно, противоречило библейскому преданию об «усекновении главы» Иоанна Крестителя, произведенном, как известно, вследствие интриг коварной Саломеи по приказу царя Ирода. Местные монахи, успевшие уже отслужить заупокойную службу по Иоанну Крестителю и давшие интервью корреспондентам местных газет, не обратили внимания на столь незначительное, на их взгляд, обстоятельство.
Впрочем, подобные курьезы придают особое обаяние этим местам, где потемневшие от времени древние камни базилик странно сочетаются с довольно аляповатыми современными иконами, прекрасные лампады XIV–XV вв. бросают загадочный свет на грубо срубленную скамью, опирающуюся одним концом на деревянный ящик.
Та же картина и в коптском музее, расположенном неподалеку. В довольно бессистемно выставленных на первом этаже кусках древних коптских фризов причудливым образом сочетаются мотивы мифов древней Греции и раннехристианские легенды. С ними соседствуют барельефы с изображением грубоватых, но выразительных фигур Леды и Лебедя, Геракла, побеждающего Немейского льва. Рядом — рельефы из монастыря святого Иеремии с традиционными фигурами летящего ангела, мадонны с младенцем Иисусом и, конечно, святого Георгия — одного из наиболее почитаемых коптами святых. Привлекают внимание стелы греко-римского периода, найденные при раскопках в Саккара, Ахмиме, Абидосе, коптские ткани — предвестники европейских гобеленов. На втором этаже выставлены старинные иконы. Впрочем, большинство из них датируется XVIII–XIX вв. Трудно пройти мимо папирусов и древних манускриптов, особенно из монастыря св. Макария в Вади-Натрун. Они иллюстрированы красочными миниатюрами, геометрическим орнаментом, который так любят на Востоке.
Музей коптского искусства был основан в 1908 г. В 1931 г. он перешел в ведение государства. Его коллекция постоянно пополнялась. Существенно увеличилась она в 1947 г., когда в музей был переведен ряд экспонатов, ранее находившихся в Египетском музее и Музее исламского искусства.
В залах второго этажа, где раньше экспонировались особенно ценные предметы из драгоценных металлов, перламутра, жемчуга, большинство стендов оказалось завешанными темной тканью или просто пустыми. Решив, что это результат столь характерной для египетских музеев нескончаемой реконструкции, мы осведомились у служителя, когда можно будет увидеть все эти вещи. Ответ прозвучал несколько неожиданно. Оказалось, что большая часть коллекции была эвакуирована в связи с опасностью воздушных налетов израильской авиации в период войны 1967 г., и с тех пор о судьбе этих бесценных коллекций ничего не известно.
Выходим из Музея коптского искусства, по пути вновь заглянув в полуразрушенную башню римской крепости, до половины заполненную водой. На улице Мари Гиргис оглядываемся. Время не пощадило Фустат. Трудно представить, что когда-то он был важным торгово-экономическим центром, связывающим Аравию с Магрибом, а средиземноморские страны — с Черной Африкой. Фустат процветал несколько веков. Посетивший его в 1047 г. знаменитый путешественник из Хорасана Носир Хисроу писал, что рынок Фустата, знаменитый «Сук эль-Канадиль», являлся в то время одним из богатейших в Египте.
Конец Фустата наступил в XII в., в эпоху крестовых походов, когда он был предан огню по приказу визиря Шаввара, который боялся, что если крестоносцы захватят его, то превратят в сильный укрепленный пункт — непосредственную угрозу Каиру. Согласно арабским хроникам, Фустат был сожжен 22 ноября 1168 г.
А город был каменный, да развалился весь, только одни врата стоят целые.
Пожалуй, интереснейшим памятником той части Каира, в которой обосновались первые арабские завоеватели, является мечеть ибн Тулуна, построенная в конце IX в. Это единственное здание раннемусульманской архитектуры, почти полностью дошедшее до нас в своем первоначальном виде.
Мечеть ибн Тулуна расположена в Гамалийе — густонаселенном районе бедноты, раскинувшемся к западу от доминирующей над городом Цитадели. Мы долго пробирались по узким улочкам меж ветхих домов с обвалившейся штукатуркой, с балконами, увешанными сушившимся бельем. На обочинах дороги, лишенной тротуаров, копошились дети, приветствовавшие проезжавшие машины веселым гомоном и криками. Феллах на видавшей виды телеге неторопливо вез на местный рынок баклажаны, морковь и картошку; дорогу нам перешла колонна озорных школьников, одетых в аккуратные голубые балахончики — форму местной школы; спешившийся с осла старик утолял жажду в тени развесистого дерева, зачерпывая воду кружкой из стоявшего у его подножия большого глиняного «зара». Неожиданно улица привела нас на большую площадь, похожую скорее на пустырь. Легкий ветерок гнал по ней обрывки бумаги.
Прямо посреди площади на небольшом возвышении стоит окруженная внушительной стеной мечеть ибн Тулуна. Входим в ворота. Большой квадратный двор украшен строгими аркадами. В центре его великолепный мраморный фонтан. Густая тень и прохлада внутренних галерей, тянущихся за аркадами, так и манит укрыться под их сенью от удушающей жары залитого солнцем двора. Здесь, на соломенных циновках, расстеленных прямо на каменном полу, расположились группы молящихся египтян.
Сооружение этой удивительно простой и гармоничной мечети связано с именем эмира Ахмеда ибн Тулуна — основателя династии египетских правителей, находившихся у власти в течение 35 лет (868–903). Ахмед ибн Тулун был, несомненно, незаурядным человеком. Он родился в Багдаде в 835 г. Будучи сыном раба, ибн Тулун сумел получить хорошее образование, изучил арабский язык, знал мусульманскую юриспруденцию и теологию, выучил наизусть Коран. Прекрасные внешние данные, ум и образованность позволили ему жениться на дочери важного вельможи при дворе багдадского халифа, который вскоре был назначен губернатором Египта. Не желая оставлять Багдад, эмир Бакбас (так звали этого вельможу) отправил в Египет своего зятя Ахмеда ибн Тулуна.
Египет в эту эпоху был провинцией огромной империи аббасидских халифов со столицей в Багдаде. Слава о них гремела по всему миру. Всем известно, например, имя халифа Гарун аль-Рашида (786–803), с которым связывается эпоха расцвета и великолепия Багдадского халифата.
Ахмед ибн Тулун весьма скоро заслужил расположение халифа и был официально назначен губернатором Египта вместо своего ленивого тестя. Арабские хроникеры представляют нам ибн Тулуна как честного человека, умелого администратора. Он покровительствовал ученым, и при нем в Египте расцвели науки.
Ибн Тулун основал неподалеку от Фустата новый район, который получил арабское название «Катай» («участки земли, наделы»). Трудно сказать, почему он предпочел обосноваться не в Фустате, процветавшем в то время, а избрал другое место. Скорее всего, здесь сыграла роль вообще характерная для основателей первых династий египетских правителей традиция покидать места своих предшественников и начинать все сначала, дабы продемонстрировать современникам величие собственных достижений и успехов.
Культура эпохи ибн Тулуна является предметом тщательного изучения специалистов, несмотря на то что от Катай осталось, по существу, одно-единственное здание — мечеть ибн Тулуна, возведенная в 876–879 гг. Ее строительство знаменует целый этап в развитии мусульманской архитектуры. Она отличается от своих предшественниц, во-первых, тем, что в ней не использованы детали старых храмов, она построена из нового материала — песчаника, доставленного с Мукаттамских холмов. Во-вторых, впервые в истории мусульманской архитектуры для поддержки сводов были использованы не мощные колонны, а слабо укрепленные арки, придавшие мечети легкость, воздушность.
Знаменитый арабский историк Макризи сообщает, что идея построить большую мечеть появилась у ибн Ту-луна после того, как он нашел клад серебра. Сочтя это даром аллаха, ибн Тулун решил потратить найденные деньги на строительство мечети, способной вместить все население Катай. Место для нее было выбрано на небольшой возвышенности, носившей название «Яшкур». Ибн Тулун надеялся, что отсюда молитвы правоверных будут услышаны аллахом, поскольку, согласно одной из общих как для мусульманской, так и для ветхозаветной традиции легенд, именно здесь Моисей, бывший, если можно так выразиться, уроженцем этих мест, был удостоен беседы с Иеговой — суровым богом Ветхого Завета.
Работы велись очень быстрыми темпами, поскольку эмир лично наблюдал за ходом строительства. Ибн Тулуну необходимы были 300 колонн для аркад мечети, но он не хотел следовать примеру своих предшественников и разрушать для этого христианские храмы, так как поддерживал хорошие отношения с коптами. Помог случай. Архитектор, христианин, который в то время сидел в тюрьме за какой-то мелкий проступок, прислал ему из темницы чертеж внутреннего двора мечети с аркадами, но без несущих колонн. Ибн Тулуну настолько понравилась эта идея, что он помиловал архитектора и назначил его главным распорядителем работ, выделив для завершения строительства мечети 100 тыс. динаров.
…Медленно обходим величественные галереи и останавливаемся у массивной резной деревянной двери напротив михраба[18]. Откуда ни возьмись, появляется старик в длинной суконной галабее и приглашает подняться на знаменитый минарет. С трудом вставив массивный металлический ключ в прорезь замка, он поворачивает его, и дверь нехотя, с натугой и важным скрипом открывается. Перед нами небольшой коридор, ведущий к каменной лестнице, обвившейся вокруг минарета. Через несколько минут мы уже наверху.
За крышами домов открывается целый лес стройных минаретов. Пять раз в день город оглашается с них монотонными азанами — призывами к молитве. Как и в средние века, ислам продолжает играть в жизни каирцев немалую роль. Собственно, за долгие десятилетия в размеренном укладе каирских мечетей произошло только одно видимое изменение: на помощь муэдзину пришли мощные репродукторы, разносящие его голос далеко вокруг. Интересная деталь: в средневековье в Египте на должности муэдзинов в мечетях, как правило, подбирались слепые, чтобы они не могли видеть женщин, спавших летом на крышах домов. Перед тем как пропеть азан, муэдзин зажигал лампу на высокой мачте, прикрепленной к концу минарета, чтобы правоверный, живущий далеко и не слышащий его голоса, мог начать молитву. Помощникам муэдзинов, особенно в крупных мечетях Каира, необходимо было иметь начальные познания в астрономии, чтобы определять часы молитв. А когда тучи затягивали небо, то время молитвы можно было узнать по находившимся внутри мечети гидравлическим часам.
Минарет, на котором мы стоим, не похож на обычные минареты каирских мечетей. Главная его особенность — оригинальная форма лестницы, по которой муэдзин поднимался на верхнюю площадку. Она сделана в форме спирали, как бы обвивающей стройное тело самого минарета.
Возникновению столь необычного для Каира сооружения, естественно, сопутствует легенда. Рассказывают, что ибн Тулун, по характеру чрезвычайно деятельный человек, весьма гордился тем, что не тратил впустую ни минуты своего времени. И вот однажды один из его вельмож застал эмира за явно никчемным занятием: меланхолически вперив взор в пространство, ибн Тулун вертел вокруг пальца длинную полоску бумаги, сворачивая ее в длинную спираль. Решив пошутить, вельможа сказал, что ему приятно видеть эмира в минуту отдыха. Однако ибн Тулун не принял шутку. Рассердившись, он указал зарвавшемуся вельможе на его оплошность, объяснив, что вовсе не тратит время даром, а обдумывает подходящую форму для минарета своей мечети.
Однако, по всей вероятности, эта легенда лишь плод воображения арабских хроникеров, так как исследователи находят сходные черты у минарета мечети ибн Тулуна и зиккуратов, сохранившихся в Ираке. Если вспомнить, что сам ибн Тулун был выходцем из Ирака, то вполне логично предположить, что мы имеем здесь дело с прямым влиянием иракской архитектуры.
Арабские историки свидетельствуют, что после смерти ибн Тулуна его мечеть, некогда поражавшая современников своим великолепием, постепенно пришла в упадок. Знаменитый мраморный михраб был поврежден во время пожара в 986 г. Носир Хисроу рассказывает, что владевшие мечетью потомки ибн Тулуна продали ее в начале XI в. эмиру Хакиму и при этом проявили такую изворотливость, что знаменитый минарет был продан дважды.
…Спускаемся с минарета и направляемся к небольшому домику в старинном арабском стиле, прилепившемуся к стене мечети. Это филиал каирского Музея исламского искусства, музей Гейера Андерсона. Он назван в честь майора английской армии, коллекционировавшего образцы арабской традиционной мебели и предметов быта.
Внутреннее убранство домика как бы переносит нас во времена арабского средневековья. В большой парадной зале, вдоль стен которой стоят низкие скамьи, покрытые мягкими подушками, бьет фонтанчик. Дом разделен на женскую и мужскую половины. В верхней галерее, проходящей над залой и украшенной изящными деревянными резными решетками, скрываются потайные ниши. Одна из них обычно предназначалась для старшей жены хозяина дома, откуда она, невидимая взорам сидевших в зале мужчин, могла наблюдать за происходящим внизу. В верхних комнатах привлекают внимание коллекции старинных арабских тканей, посуды и серебра.
Посидев в увитой диким виноградом беседке на крыше домика Гейера Андерсона, трогаемся в обратный путь. Теми же самыми улочками выезжаем к Цитадели.
Вот и знаменитая улица Муски, о которой непременно упоминают все, побывавшие в Каире в прошлом веке. Когда-то Муски была одной из центральных улиц Каира. Теперь же она служит магистралью, которая ведет из центра города к самому, пожалуй, привлекательному для туристов району Каира — огромному крытому базару Хан эль-Халили.
Выехав на Муски со стороны Цитадели, спускаемся к мусульманскому университету Аль-Азхар. Направо от него — соборная мечеть Каира Сеидна эль-Хусейн. Это одна из немногих мечетей, куда запрещен доступ нему-сульманам. Построенная в конце XIX в., она внешне малопримечательна. Обращает на себя внимание лишь старинный минарет, относящийся к XIII в., и большая деревянная изумительно тонкой резьбы дверь, называемая Баб эль-Ахдар. В дни мусульманских праздников на площади перед этой мечетью собираются десятки тысяч египтян-мусульман: эта площадь является одним из священных мест ислама. Здесь с 1154 по 1236 г. находился мавзолей, в котором была захоронена голова одного из мусульманских святых, Хусейна, убитого в битве при Кербеле в 680 г. Считается, что голова находится в мечети до сих пор.
За мечетью Сендна эль-Хусейн начинается лабиринт узеньких улочек и тупиков знаменитого каирского базара Хан эль-Халили. Он назван так в честь султана аль-Ашрафа Халиля, сына султана Калауна, одного из первых правителей мамлюкской эпохи. Первое упоминание об этом базаре датируется 1292 г. На этом громадном живописном торжище представлены изделия местных ремесленников: чеканные медные тарелки и кувшины, тонкой работы подсвечники, хрустальные люстры, ковры, мужские и женские галабеи всех фасонов и расцветок, изделия из кожи и многое другое. Здесь, рядом с изысканными лавками золотых дел мастеров, где вас встречает холодно вежливый, одетый в безупречный европейский костюм хозяин, ютятся жалкие лавчонки ремесленников, предлагавших туристам забавные египетские сувениры: кожаные кошельки с «фараонской» раскраской, игрушечных верблюдов всех размеров, медные кальяны.
В последнее время дела у ремесленников с Хан эль-Халили идут все хуже. В мае 1979 г. представитель египетского департамента внешней торговли Мамдух Масри заявил, что экспорт продукции Хан эль-Халили на европейские рынки серьезно уменьшился в связи с возросшей конкуренцией ремесленных изделий, поступающих из Туниса, Марокко и Израиля. Египетский представитель признал также, что и сами ремесленники Хан эль-Халили переживают серьезные внутренние проблемы.
Пожалуй, главная из них связана с постепенным вырождением искусства старых мастеров, высоко державших марку Хан эль-Халили на мировом рынке. Отсутствие крупных мастеров привело к тому, что большинство новых изделий делаются по старым эскизам малолетними учениками и подмастерьями. Естественно, что это приводит к значительному снижению качества. Другой серьезной проблемой является рост цен на сырье: медь, кожу, дерево и т. д., делающий изделия Хан эль-Халили более дорогими и, следовательно, менее конкурентоспособными…
Проходим по улочке, на которой едва-едва могут разойтись два человека, и вступаем в полуосвещенное, просторное помещение. Это одна из антикварных лавок Хан эль-Халили. Чего здесь только нет: старинные французские кремневые пистолеты лежат рядом с загадочно мерцающими зеленовато-изумрудной платиной монетами эпохи Птолемеев. Чеканное медное блюдо соседствует с резным индийским шахматным столиком, на котором выстроились в четыре ряда фигурки из слоновой кости. Рядом с французским гобеленом XVIII в. — медный стамбульский самовар.
В небольшом тупике рядом со старинной мечетью Бирс Бея выстроились лавки торговцев знаменитыми восточными пряностями. Пьянящий сладковатый запах камуна смешивается здесь с ароматом жженого сандалового дерева. Он доносится из лавок торговцев духами и традиционной арабской косметикой. Здесь же многочисленные кофейни и шашлычные, где вам быстро поджарят и подадут на блюде, украшенном зеленью, лучшие в Каире шашлыки — кебабы.
На Хан эль-Халили можно купить все, что пожелает душа туриста. Не ищите здесь только спиртных напитков, даже пива. В этом районе, примыкающем к мечети Сеидна эль-Хусейн и Аль-Азхару, сухой закон. Поэтому, если вы решите попробовать египетского шашлыка, вам придется запивать его бутылочкой кока-колы.
Со стороны, противоположной мечети Сеидна эль-Хусейн, Хан эль-Халили упирается в узкую улочку, Муизз эд-Дин. Она связана с именем человека, сыгравшего немаловажную роль в истории Каира.
Четвертый халиф шиитско-исмаилитской династии Фатимидов Муизз, предпринявший завоевание Египта во второй половине X в., был для своего времени широко образованным человеком. В списке языков, с которыми он был знаком, значился и один из славянских.
Завоевание Египта Муизз поручил своему главному визирю Гаухару. Гаухар учел опыт трех предыдущих неудачных походов в Египет, предпринимавшихся Фатимидами, и провел тщательную подготовку к захвату огромной страны. В течение двух лет его доверенные лица намечали и организовывали будущие стоянки для войска, которое должно было проследовать из находившейся на территории современного Туниса столицы фатимидского халифата Кайруана в Александрию. На пути рылись колодцы, запасалась пища для людей, лошадей и верблюдов.
Фатимидские халифы были шиитами в отличие от багдадских халифов из династии Аббасидов, являвшихся ортодоксальными суннитами. Гаухар организовал в Египте широкую пропаганду шиизма. Она облегчалась тем, что во второй половине X в. аббасидские халифы катастрофически быстро начали терять популярность среди египетского населения. Недовольство особенно возросло после вызванного нашествием саранчи страшного голода, постигшего Египет в 967 г. Неспокойно было и на границах. Карматы грабили египетские караваны, нубийцы опустошали район Асуана. Многие египтяне, разочаровавшись в аббасидских правителях, эмигрировали в соседние страны.
Халиф Муизз лично проводил войско, отправлявшееся в Египет, до окраины Кайруана. Гаухар, назначенный главнокомандующим, спешился и поцеловал руку халифа и копыто его коня.
Поход оказался легким. Население Египта, доведенное до отчаяния бедствиями, обрушившимися на страну, сдавалось без сопротивления. Жители Фустата, например, сами обезглавили немногочисленных сторонников вооруженного столкновения с Фатимидами и поднесли их головы Гаухару. 7 июля 969 г. фатимидская армия торжественно вошла в Фустат. Гаухар направился прямо в мечеть Амра, где облаченный в белоснежные одежды мулла прочитал хутбу от имени своего нового повелителя — халифа Муизза — и просил аллаха благословить его. Гаухар отдал приказ чеканить в Египте фатимидскую монету. Эти торжественные акты ознаменовали окончательный переход Египта под власть Фатимидов.
Здесь следует оговориться, что те места, которые мы уже посетили, — Вавилон, Фустат и Катай — связаны не с историей, а скорее с предысторией Каира. Основателем Каира стал Гаухар, который по примеру своих предшественников немедленно приступил к строительству новой столицы.
Однако, прежде чем начать такое важное дело, глубоко религиозный Гаухар решил дождаться благоприятного расположения звезд. Место, выбранное для закладки первого здания, он приказал обнести веревками, к которым были подвешены маленькие колокольчики. Приказ гласил: в тот момент, когда расположение планет на небе будет благоприятным, звездочеты должны дернуть за веревку; звон колокольчиков и послужит сигналом для рабочих приступать к строительству столицы завоеванной страны.
И вот колокольчики зазвенели, и рабочие принялись за дело. Однако вскоре выяснилось, что сигнал был подан не астрологами, а простым воробьем, который, пролетая мимо, задел за веревку. Случилось так, что в этот момент на небе появилась зловещая красноватая планета Марс.
Отступать было поздно. Гаухар принял Соломоново решение: дать новому городу имя «аль-Кахира» (арабское название планеты Марс). Впрочем, относительно происхождения названия «аль-Кахира» существуют и другие версии. Некоторые арабские историки утверждают, что халиф Муизз еще в Кайруане дал указание Гаухару именно так назвать новую столицу Египта. Аль-Кахира в переводе с арабского означает также «победоносный».
В современном Египте официальный отсчет возраста своей столицы ведут с того августовского дня 969 г., когда Гаухар начал работы по основанию нового города. В 1969 г. Каир отметил свое тысячелетие. Однако, как мы уже знаем, на самом деле новая столица исламского Египта начала строиться задолго до этой даты…
Фатимидские халифы, будучи шиитами, считались в суннитском большинстве арабского мира еретиками, поэтому Каир сразу оказался как бы на отшибе арабского мира. Видные арабские ученые, поэты избегали Каира в течение почти двух веков фатимидского правления. Отличительной чертой господства Фатимидов в Египте явился сравнительный застой интеллектуальной жизни при необычайном расцвете дворцовой роскоши. Население Египта довольно безразлично отнеслось к приходу новых завоевателей. Однако по мере внедрения в обиход жизни египтян шиитских норм и обычаев в народе росло и ширилось недовольство.
Вследствие этого Каир строился как укрепленная крепость завоевателей, которые опасались как нападения извне, так и внутренних мятежей. Недаром город назывался в то время «аль-Кахира аль-Махруса», т. е. «охраняемый победоносный город». Сохранилась северная оборонительная стена, которой был опоясан Каир, с величественными воротами Баб ан-Наср и Баб аль-Футух. Согласно порядкам, заведенным Фатимидами, даже иностранные послы, прибывавшие в Каир, должны были спешиваться перед воротами Баб аль-Футух.
В период фатимидского владычества эти ворота видели немало торжественных процессий и церемоний. Едва ли не самым красочным из них было ежегодное празднество «махмаль», когда из Каира в Мекку отправлялось сотканное местными ремесленниками покрывало. Оно предназначалось для украшения храма Кааба в Мекке, в восточный угол которого вделана святыня мусульман — «черный камень».
Третьи городские ворота Каира — знаменитые ворота Баб аз-Зувейля, названные так по имени одного из берберских племен, входившего в состав армии Гаухара. Именно через них впервые вступил в город халиф Муизз в 972 г. В то время ворота Баб аз-Зувейля состояли из двух арочных проходов. Халиф Муизз вошел в город через правый, а весь народ устремился через левый, чтобы поспеть к началу торжественной церемонии и раздаче милостыни. Естественно, возникла давка, в результате которой пострадало немало людей. Так родилось просуществовавшее долгие века поверье, что левый проход ворот Баб аз-Зувейля приносит несчастье. Долгое время каирцы предпочитали входить в город через правую арку.
Центр фатимидского Каира находился примерно в том районе, где сейчас расположен Хан эль-Халили и прилегающие к нему улочки. Главная магистраль его проходила в районе нынешней Шариа ан-Наххасин — медного ряда в Хан эль-Халили. Она заканчивалась на большой площади Вахбат Бейн аль-Касрейн. По ней часто шествовали пышные процессии во главе с халифом в окружении евнухов, несших в руках кадильницы, в которых курилась амбра. При приближении халифа все простирались ниц.
Халиф Муизз воздвиг для себя в Каире два великолепных дворца, ставших легендой средневекового мира. К сожалению, они не сохранились до нашего времени. Арабские хроникеры называли один из них «Большой дворец Востока». Этот дворец представлял собой комплекс великолепных строений. Чего стоят одни названия: «золотая зала», «большой диван», «павильон жемчуга», «павильон газелей», «павильон зефира». Макризи сообщает, что, когда в 1171 г. основатель династии Айюбидов Салах эд-Дин изгнал из него последнего фатимидского халифа, во дворце находилось 12 тыс. женщин-рабынь. Из мужчин здесь были только сам халиф, его родственники и дети. Некоторые считают, что именно этот дворец был описан как дворец Шахрияра в сказках «Тысяча и одна ночь».
Прогулка по кварталу Гамалийя невольно наводит на размышления о блестящей, но полной противоречий эпохе фатимидского правления. Память вызывает к жизни целую вереницу имен и событий…
Вот странная фигура халифа Хакима, человека трагичной судьбы, эксцентричного и жестокого. Восшествие на трон в возрасте 11 лет он ознаменовал тем, что приказал отрубить голову своему воспитателю. Будучи с детства нервным и впечатлительным, Хаким в зрелом возрасте стал явным параноиком. Его приказы вызывали недоумение и возмущение народа. Так, однажды он запретил популярную у египтян игру в нарды, затем любимое национальное блюдо — малюхию. В другой раз он приказал истребить всех собак в Каире.
Сама личность Хакима внушала отвращение. Его лицо с отталкивающими чертами, голос, слишком высокий для мужчины, вызывали брезгливый страх даже у приближенных. Хаким предпочитал ночь дню и собирал своих министров на советы только по ночам. По ночам же он объезжал на осле все городские лавки, строго следя за тем, чтобы все они оставались открытыми всю ночь.
Однако капризы и прихоти Хакима чередовались с разумными делами. Например, он заботился об украшении Каира. Самое знаменитое его сооружение — мечеть Хакима, сохранившаяся до наших дней, строилась 13 лет (с 990 по 1003 г.). Эта мечеть, пережившая землетрясение 1302 г., разделяет сейчас печальную участь ряда других фатимидских мечетей — она находится в заброшенном, полуразрушенном состоянии.
Одним из преемников Хакима был халиф Мустансир (1036–1094). Он любил приятно проводить время в своем дворце Эйн-Шамс в компании музыкантов и певцов, купаясь в бассейне, наполненном вином. Будучи человеком слабого характера, Мустансир десятки раз менял своих визирей. В 1060 г. на этот пост он назначил деспота Насир ад-Дауля, который опустошил многие чудесные дворцы фатимидского Каира и разграбил легендарную библиотеку Мустансира.
Всем известна знаменитая античная Александрийская библиотека. Однако мало кто слышал о каирской библиотеке, или библиотеке Мустансира. А меж тем она была одним из чудес средневекового мира. Она находилась в Большом дворце Востока и состояла из 40 комнат, в которых размещалось около 1,5 млн. томов сочинений, посвященных практически всем областям науки и искусства, известным арабам в то время. Самые ценные из них: 2400 древнейших списков Корана, рукописи известных арабских каллиграфов, в частности ибн-Мукла, 30 экземпляров знаменитого арабского словаря «Китаб аль-Айн», 20 экземпляров истории Табари, включая авторскую рукопись. Библиотека Мустансира включала 18 тыс. томов книг о магических знаниях и обрядах древних народов. Несколько сундуков были наполнены перьями, заточенными рукой наиболее известных каллиграфов арабского средневековья.
Кстати сказать, эти перья для мусульман представляли не меньшую ценность, чем древние манускрипты. Дело в том, что одной из высших добродетелей правоверного мусульманина является умение искусно переписать текст Корана. У арабов с древних времен высоко ценились каллиграфы, которых чтили едва ли не больше знаменитых ученых и поэтов.
По свидетельству современников, халиф Мустансир в перерывах между празднествами очень любил посещать свою библиотеку. Однако Насир ад-Дауля, захвативший в конце правления Мустансира власть в стране в свои руки, добрался и до уникальной библиотеки. Редкие арабские манускрипты он выдавал малограмотным головорезам из своей охраны вместо ежемесячной платы. Из кожаных переплетов они нарезали подметки для своих башмаков, а тексты выбрасывали. В 1069 г. во время волнений, которыми сопровождалось падение Насир ад-Дауля, население Каира довершило разгром библиотеки. Попытки спасти ее предпринял губернатор Каира, купивший оставшиеся книги. Однако, к несчастью, караван верблюдов, транспортировавший бесценный груз, был ограблен на пути в Александрию. Часть книг грабители сожгли, а оставшиеся, содрав кожаные обложки, свалили в кучу прямо в пустыне, где их постепенно занесло песком. Еще в течение многих лет кочевники называли этот огромный холм «Тель эль-кутуб», т. е. «Холм книг».
Однако вернемся из сказочного прошлого в настоящее.
Бродя по узким улочкам за Хан эль-Халили, где расположено большинство великолепных архитектурных памятников фатимидской эпохи, испытываешь тягостное чувство. Значительная часть мечетей, религиозных школ, караван-сараев в этом районе малодоступны для туристов: они захвачены бездомной каирской беднотой, превратившей их в свои жалкие жилища.
Вот, например, знаменитая Мадраса (религиозная школа) султана Калауна, построенная в XIII в. В большом дворе, обрамленном изящными сталактитовыми колоннами, царит невообразимая грязь. Прямо между колоннами натянуты веревки, на которых висят простыни, отделяющие жилища одной бедной семьи от другой. В углу под стрельчатыми узорными окнами раскинулся настоящий бидонвиль. В хибарах, построенных из картонных ящиков и завешанных всяким хламом, ютятся семьи по 13–14 человек. В начале 70-х годов в Мадрасе Калауна нашла пристанище городская беднота, доведенная до отчаяния ростом цен на жилье. Ее нынешние постояльцы считают себя законными владельцами этого памятника средневековой архитектуры и настороженно относятся к туристам, которые, впрочем, и сами предпочитают стороной обходить эти трущобы.
В таком же состоянии находится и знаменитая фатимидская мечеть XII в. аль-Акмар, мавзолей Бейбарса XVI в. и мечеть Гамаль эд-Дина, датируемая XV в. В караван-сарае XVII в., расположенном вблизи ворот Баб ан-Наср, живут около 200 бедных каирских семей. Условия их существования были охарактеризованы представителем Комиссии ООН по делам беженцев как «напоминающие концентрационный лагерь». Официальные лица неустанно обещают этим несчастным в течение года расселить их в новых «народных» домах в Наср-сити или в Эйн-Шамсе. Однако обещания остаются обещаниями.
Конечно, положение бездомных в районе Гамалийи мало чем отличается от условий жизни бедняков в других районах столицы. Однако египетская общественность справедливо указывает на то, что этот район заслуживает особого внимания властей, так как в нем находятся бесценные памятники мусульманской архитектуры.
Один из самых знаменитых из них — огромный религиозный комплекс Аль-Азхар, Большую мечеть которого украшают 380 колонн. Квадратный двор и сейчас выглядит так же, как и в 973 г., когда он был построен. В целом же Аль-Азхар за 10 веков своего существования сильно изменился. Многочисленные халифы, как Фатимиды, так и пришедшие им на смену Айюбиды, производили в нем значительные перестройки.
В настоящее время в Аль-Азхаре находится крупнейший религиозный университет мусульманского мира. Начало ему положило создание религиозной школы, которую основал халиф Азиз, сын халифа аль-Муизза. В 1005 г. при халифе Хакиме в Аль-Азхаре начали изучать философию, химию и астрономию.
Сравнительно недавно, еще в 50-е годы, в Аль-Азхар принимались только юноши в возрасте от 12 до 15 лет. Единственное условие — быть мусульманином и знать наизусть Коран. Прежде чем стать студентами одного из 11 факультетов Аль-Азхара, они занимались в подготовительных школах. Средняя продолжительность учебы от поступления в школу до получения ученой степени в Аль-Азхаре составляла около 20 лет. Реформы 1961 г. коренным образом изменили дух средневековой схоластики, царившей в Аль-Азхаре. В настоящее время на светских факультетах университета Аль-Азхар (арабского языка, права, юриспруденции, административных дел, коммерции, политическом, сельскохозяйственном, медицинском, педагогическом) продолжительность учебы та же, что и в других университетах Каира. После реформ 1961 г. в университете был создан педагогический факультет, на который принимаются и девушки. На смену бесконечной зубрежке, которой занимались студенты Аль-Азхара, пришли современные методы преподавания.
…Главнейшим памятником гения Саладина остался самый Вышгород-аль-Кальа, — на юго-восточном краю Каира, полуиссеченный из скал в горе Мукаттаме…
Первое, что привлекало взоры путешественников прошлого, подъезжающих к Каиру, была серая громада Цитадели, высившаяся на одном из отрогов Мукаттама. Русский литератор и путешественник Андрей Николаевич Муравьев, посетивший Каир в 1830 г., увидел силуэт каирской Цитадели, которую он по старинному русскому обычаю назвал Вышгородом, где-то при подъезде к Бу-лаку, служившему в то время речными воротами Каира.
Для Каира с его однообразными темно-бежевыми домами, беспорядочно приткнувшимися к подножию Мукаттамских холмов, Цитадель на первый взгляд кажется несколько чужеродным элементом. Джеймс Олдридж, с большой тщательностью описавший исламские памятники Каира, вообще считает, что высящийся над ее стенами купол мечети Мухаммеда Али, выдержанный в турецком стиле, портит панораму Каира.
Однако можно ли говорить о чужеродности элементов турецкой культуры для Каира, города, впитавшего в себя столько самых различных влияний и веяний? И вообще, правомерно ли говорить о чисто египетском архитектурном стиле? Ведь для Старого Каира, например, характерны купола византийских базилик, для Гамалии — месопотамский силуэт минарета мечети ибн Тулуна. В центре города доминируют ровные ряды домов-«сундуков», несущие на себе печать парижского стиля времен Наполеона III и префекта Гаусмана. Так что стамбульский силуэт мечети в крепости времен крестоносцев — лишь одна из граней облика великого города.
Древние стены каирской Цитадели хранят память о двух выдающихся государственных деятелях Египта: Садах эд-Дине и Мухаммеде Али. Крупных деятелей, как известно, порождают переломные эпохи. Салах эд-Дина и Мухаммеда Али, этих, кстати говоря, чужеземцев (первый из них был курдом, а второй — албанцем), выдвинули на авансцену египетской истории значительные, переломные периоды в жизни Египта. Вся деятельность Салах эд-Дина была связана со становлением египетского феодального государства и борьбой арабов против крестоносцев. А имя Мухаммеда Али по праву ассоциируется с осуществленными им в первой половине XIX в. глубокими реформами, заложившими основу для развития капитализма в Египте.
Имя Салах эд-Дина увенчано ореолом героических преданий. Знаменитый победитель крестоносцев как в европейских рыцарских романах, так и в хрониках средневековых арабских историков предстает человеком выдающихся качеств. Он вошел в историю арабов как идеал исламского правителя. Салах эд-Дин как объединитель арабов особенно популяризировался во времена Гамаль Абдель Насера, когда велась широкая пропаганда арабского единства, сплочения арабов перед лицом империалистической опасности.
Ряд арабских историков, в частности Макризи, описывают Салах эд-Дина как человека скромного, мягкого нрава. Несмотря на слабые от природы физические данные, он всю жизнь провел в войнах против иноземных завоевателей. Салах эд-Дин завоевал Месопотамию, правил в Дамаске, одержал выдающуюся победу над крестоносцами при Хаттине, взял Иерусалим и подчинил себе практически всю Палестину, оккупированную крестоносцами. Салах эд-Дин умер в 1193 г. в Дамаске. Из 56 лет жизни только восемь он провел в Египте. Однако Каир обязан Салах эд-Дину многим, в первую очередь — Цитаделью. Построенная в конце XII в., она, подобно кремлю в древних русских городах, стала центром, объединившим разрозненные районы города: Фустат, возникшее около него военное поселение Аль-Аскар, Катаи и, конечно, аль-Кахиру. В те тревожные времена средневековая крепость на неприступном холме была важным военностратегическим пунктом.
Имя главного распорядителя работ при строительстве Цитадели жадного евнуха Каракуша стало нарицательным у египтян. Про него до сих пор ходят забавные истории. Вот одна из них. Однажды женщина, у которой скончался муж, пришла к Каракушу попросить немного денег из государственной казны, чтобы купить саван для покойного. «Фонды милостыни на этот год исчерпаны, — ответил Каракуш, — приходи в будущем году, и, с божьей помощью, мы купим твоему мужу саван».
Каирцы в средние века считали, что в находящемся на территории Цитадели «колодце Иосифа» обитают души скончавшихся во время тяжелых работ феллахов, которых насильно сгоняли сюда на строительство. По народному поверью, призрак Каракуша до сих пор живет в «колодце Иосифа» и время от времени выходит наружу, чтобы заживо замуровать того, кто имел несчастье заслужить его немилость.
На западной стене крепости сохранилась полуразрушенная скульптурная фигура орла, вцепившегося когтями в стену. Он как бы наблюдает за огромным городом, простершимся у подножия Цитадели. Этому орлу народная фантазия приписывает дар предвидения. Каирцы считают, что, когда он взмахивает крыльями и издает гортанный крик, город ждут ужасные события.
Во времена Салах эд-Дина за мощными стенами Цитадели стояли немногочисленные здания: мечеть, конюшни н голубятни, осуществлявшие постоянную почтовую связь с Сирией. Однако время не пощадило эти строения. В наши дни внутри Цитадели сохранились лишь сооружения, построенные в эпоху мамлюков и османского владычества. Когда погожим летним днем мы въехали в Цитадель через восточные ворота Баб эль-Гебель, то оказались на маленькой площади перед мечетью Мухаммеда ан-Насера ибн Калауна, возведенной в начале XIV в. Расположенный на территории Цитадели Военный музей, где находятся трофеи, захваченные египетской армией во время октябрьской войны 1973 г., был закрыт. Миновав сводчатые ворота, по бокам которых на внушительных чугунных лафетах стоят старинные орудия, мы вышли к отделанной розовым алебастром мечети Мухаммеда Али, строительство которой было завершено в 1848 г. По случаю пятничной молитвы нам пришлось долго ждать, чтобы попасть в залитый солнцем внутренний дворик мечети. В полуоткрытую дверь мы видели, как сотни коленопреклоненных египтян сосредоточенно повторяли слова сур Корана.
Чтобы не терять времени, мы не спеша обошли мечеть Мухаммеда Али и оказались на смотровой площадке, с которой перед нами открылся великолепный вид на Каир. У самого горизонта за солнечным маревом пустыни вставали силуэты трех пирамид Гизе. А на всем пространстве между пирамидами и Цитаделью раскинулся необъятный город. Мы удобно расположились в небольшой беседке, приютившейся на самом краю каменной баллюстрады. Возможно, И. А. Бунин, неоднократно бывавший в Каире, в рассказе «Свет зодиака» (1907 г.) упоминает именно эту беседку, откуда он любовался «морем серого огромного города, теряющегося в пыли».
У входа в расположенные у подножия Цитадели величественные мечети султана Хасана и ар-Рифаи собралась толпа. Чуть левее виднеется витой минарет мечети ибн Тулуна. Из-за вычурного куба мечети ар-Рифаи выглядывает купол Аль-Азхара, а совсем вдали видны контуры многоэтажных современных отелей «Шератон» и «Меридиан».
Район, раскинувшийся у подножия Цитадели, — еще одна страница в каменной летописи города. Она вписана мамлюкскими султанами, которые правили страной в течение почти трех веков — с 1251 до 1517 г., когда Египет был завоеван турками-османами.
Традиция формировать отряды мамлюков (воинов-рабов тюркского или кавказского происхождения) восходит еще к багдадским халифам. В Египте мамлюкскую гвардию впервые создал один из последних айюбидских султанов, Малик Салех. Он разместил их на о-ве Рода, и поэтому первую, тюркскую династию правивших в Египте мамлюкских султанов, сменивших Айюбидов, называют «бахритскими» мамлюками (от арабского слова «бахр» — «большая река»), чтобы отличить их от династии черкесских мамлюков, резиденцией которой с 1382 г. вновь стала каирская Цитадель.
Период мамлюкского владычества — это время страшного хаоса и непрерывных феодальных междоусобиц. Мамлюки находились под началом 24 беев, выдвигавших султанов из своей среды. Опираясь на беев и в то же время находясь в зависимости от них, султаны считали необходимым всячески задабривать их подарками и милостями. Однако каждый бей считал, что он сам находится как бы на полпути к трону. Немного удачи и отваги — и заветная цель в кармане. В среднем пребывание мамлюкского султана на египетском троне не превышало пяти с половиной лет. Тем удивительней огромное количество великолепных зданий и архитектурных памятников, которые украсили Каир в мамлюкскую эпоху. Одной из причин расцвета Египта при мамлюках было то, что им удалось сосредоточить в своих руках левантийскую торговлю, и в первую очередь торговлю восточными специями, ставшими весьма популярными в Европе после крестовых походов. Каир превратился в торговый центр и перевалочный пункт караванного пути, связывавшего восточные страны с Европой.
Один из любопытных памятников этой эпохи — знаменитое кладбище халифов в северо-восточной части Каира. Его называют также «городом мертвых». После того, как в долине, раскинувшейся между Цитаделью и отрогами Мукаттамских холмов, было воздвигнуто первое надгробие — надгробие Бадр аль-Гамали, — вся она вскоре была заполнена самыми разнообразными и причудливыми памятниками. «Город мертвых» в Каире — уникальное место, где удивительным образом слились воедино погребальные обряды ислама и местные, чисто египетские традиции. В частности, мамлюкский султан Баркук возвел вокруг своего будущего мавзолея дома для рабочих и их семей. Каит-бей воздвиг рядом со своей мечетью общежитие для студентов Аль-Азхара. В «городе мертвых» существовали собственные рынки, лавочки, конюшни и т. д. Арабский путешественник Ибн Баттута рассказывает, что у каирцев в средние века было обыкновение проводить ночь с четверга на пятницу, и особенно с 14-го на 15 день мусульманского месяца шаабана, подле семейных могил. В эти дни особенно наживались торговцы и владельцы маленьких кофеен, которых было великое множество в «городе мертвых».
Эта своеобразная часть средневекового Каира сохранилась до наших дней. Причудливые купола «города мертвых» особенно хорошо видны со стен Цитадели. На его тесных улочках всегда оживленно. А объясняется это довольно просто: в 40-е годы нынешнего века сельские жители, устремившиеся в Каир в поисках работы, нашли приют в пустующих склепах и мавзолеях «города мертвых». Властям, поставленным перед свершившимся фактом, пришлось упорядочить жизнь обитателей средневекового кладбища. Там действует несколько полицейских участков и построены даже начальные школы.
Мамлюкский Каир — это тот город, который предстает перед нами со страниц сказок «Тысячи и одной ночи». Вопреки укоренившимся представлениям о том, что местом действия чудесных приключений героев этих сказок является Багдад, значительная часть сюжетов, вошедших в этот сборник, имеет египетское происхождение. Каир XIII–XIV вв. мог соперничать с Багдадом своими великолепными банями, славящимися на весь мусульманский мир, огромным рынком восточных специй и пряностей. Находился там и большой рынок рабов. Двое из наиболее выдающихся представителей «бахритской» династии египетских мамлюков, султаны Бейбарс и Калаун, были куплены в свое время на этом рынке.
Кстати, султан Бейбарс (1260–1277), турок по происхождению, как и багдадский халиф Гарун аль-Рашид, является одним из героев сказок «Тысячи и одной ночи». Вследствие того, что один его глаз был обезображен катарактой, его купили за очень низкую цену. Громадного роста и большой физической силы, он в то же время был мужествен, энергичен, жесток и решителен; он, казалось, был способен одновременно находиться в самых отдаленных частях своей империи. Султан Бейбарс тщательно соблюдал догмы ислама, имел только четырех жен, дозволенных законом, самым жестоким образом искоренял пьянство. Народ его уважал, а соперники ненавидели и боялись. Бейбарс — излюбленный персонаж египетских народных сказаний и легенд. Умер он вследствие роковой ошибки, выпив чашку отравленного кофе, приготовленную для одного из его эмиров.
Бейбарсу Каир обязан мечетью, построенной в 1269 г. за воротами города. Для ее строительства были использованы мрамор и дерево, доставленные из Яффы. Этой мечети не повезло: французы во время экспедиции Бонапарта использовали ее как укрепленный форт, в эпоху Мухаммеда Али в ней помещалась казарма, а в период английской оккупации — булочная. В наше время эта полуразрушенная, но все еще прекрасная мечеть неизменно привлекает толпы туристов.
Преемник Бейбарса — султан Калаун вписал свое имя в каменную историю мусульманского зодчества, построив в 1284 г. прекрасный мавзолей, сохранившийся до наших дней. Он был сооружен Калауном по обету, данному во время тяжелой болезни. Особенно замечательны мозаики, украшающие его стены.
В мамлюкскую эпоху у подножия Цитадели выстроен еще один шедевр восточной архитектуры — мечеть султана Хасана (1362 г.). В средние века она нередко использовалась как крепость. По легенде, после того как мечеть была закончена, султан отрубил руку архитектору, чтобы он больше не смог построить ничего подобного. Макризи писал: «Ислам не имеет никакого другого храма, который бы мог бы сравниться с мечетью султана Хасана как своим величием, так и красотой архитектуры»{40}.
Со смотровой площадки, где мы стоим, прекрасно видна эта великолепная мечеть. Время пощадило ее. Внешне она не особенно бросается в глаза и даже, кажется, несколько проигрывает расположенной рядом с ней мечети ар-Рифаи, где находится родовая усыпальница египетских королей (мечеть ар-Рифаи возведена ровно через пять с половиной веков после мечети султана Хасана — ее строительство было закончено в 1912 г.). Однако это лишь первое, поверхностное впечатление. При более обстоятельном знакомстве мечеть султана Хасана поражает удивительной строгостью и простотой своих пропорций.
В наружной стене мечети видны застрявшие ядра. Они остались со времен экспедиции Бонапарта, когда французские войска обстреливали из Цитадели восставших египтян, засевших в мечети султана Хасана и Большой мечети Аль-Азхара.
Кульминационным моментом в истории мамлюкского Египта стало правление султана Мухаммеда ан-Насера ибн Калауна. Богатство и великолепие дворцов и мечетей Каира восхищали всех, кто его посещал. Ибн Баттута, который приехал в Каир в 1326 г., был поражен тем, как быстро возводились в Каире мечети. Только в период с 1320 по 1360 г. в городе появилось 40 новых мечетей.
Однако вскоре на Египет обрушиваются ужасные бедствия. После эпидемии 1348 г. начинается нескончаемая серия несчастий, народных волнений, анархии. Каирцы толпами покидают столицу. Дома приходят в запустение, великолепные мечети стоят заброшенными. Глубокий кризис как бы подготавливает почву для новой эпохи в жизни Египта — эпохи османского владычества.
В 1512 г. султаном в Константинополе становится Селим I, существенно расширивший границы Османской империи. После завоевания Мосула и Сирии он направляет ультиматум мамлюкскому правителю Египта Туман-бею, требуя подчинения. Получив отказ, Селим I идет войной на Египет. 22 января 1517 г. Туман-бей разбит. Селим сначала относится к нему неплохо, расспрашивает его об особенностях управления Египтом, о ресурсах страны, а затем, получив нужную информацию, приказывает повесить его на железном крюке ворот Баб аз-Зувейля.
С концом господства мамлюков наступает и конец независимости Египта. Он превращается в провинцию Османской империи. Селим I остается в Египте до сентября 1517 г. Покидая Египет, он увозит с собой многих искусных ремесленников. За ним следует караван, нагруженный серебром и золотом.
Система правления, оставленная турками в Каире, во многом напоминала мамлюкскую эпоху. В Цитадели находилась резиденция наместника (паши), назначаемого Портой. Наместник опирался на военный гарнизон (около 30 тыс. человек). Однако мамлюки продолжали составлять своеобразную военную аристократию (около 10 тыс. человек), их предводители — беи формировали диван, контролировавший наместника. Иногда они даже свергали его. С 1517 по 1798 г. в Египте сменилось 183 наместника, т. е. в среднем продолжительность их правления составляла 1,5 года.
Район вокруг Цитадели нередко превращался в поле кровавой и жаркой битвы между беями и пашой. Беи подвергали резиденцию наместника в Цитадели артиллерийскому обстрелу с вершин близлежащего Мукаттама. В этот нестабильный и полный бедствий период Каир часто потрясали народные восстания и бунты. Город нередко становился жертвой набегов бедуинов. В частности, в 1556 г. бедуины блокировали все выходы из города и долго держали его в осаде.
Турецкие паши снискали печальную известность необыкновенной жестокостью. Али-паша, правивший Египтом в начале XVII в., проезжая по улицам Каира, приказывал отрубать не менее дюжины голов, и его лошадь возвращалась в Цитадель, по брюхо забрызганная кровью. Мустафа-паша (1624 г.) любил посещать имения беев и конфисковать все ценные предметы, которые приходились ему по вкусу. Хасан-паша (1630 г.) объявил себя единственным законным наследником своих вассалов, и все их имущество после смерти шло в его казну.
Однако не все турецкие паши были такими варварами. В 1696 г. правитель Египта Ибрагим-паша объявил о желании совершить обряд обрезания своему пятнадцатилетнему сыну и пригласил всех знатных людей Каира присоединиться к этой церемонии. Народные гуляния длились 10 дней. Один из знаменитых каирских акробатов ходил на потеху публике по канату, натянутому от минарета мечети султана Хасана до стены Цитадели. На следующий день три пушечных залпа и праздничные звуки труб и фанфар оповестили о торжественном начале церемонии. В большой двор Цитадели, вмещавший 2 тыс. всадников, набилось столько народу, что лошадей пришлось оставлять за оградой. Во дворе были разбиты две палатки. В одной из них сидели музыканты и танцоры. Ночью город осветился тысячами фонарей.
Одним из самых знаменитых домов того времени был дом Ахмеда аш-Шараиби на площади Эзбекия. Эта знатная семья была известна своей образованностью. В доме аш-Шараиби было много старинных рукописей, там собирались ученые.
Однако интерес семьи аш-Шараиби к книгам представлял собой исключение на фоне общего упадка интеллектуальной жизни, начавшегося при мамлюках и продолжавшегося в эпоху османского владычества. Врагом наук в Египте была религиозная схоластика, фанатичный догматизм мусульманского духовенства, центром которого стал университет Аль-Азхар.
В эпоху турецкого господства особенно ярко обнажились социальные контрасты. Европейским путешественникам, посещавшим в этот период Каир, бросалась в глаза колоссальная разница между горсткой имущих и подавляющим большинством ужасающе бедного и забитого народа. Средней прослойки зажиточных обывателей в Каире почти не существовало.
В упадок пришла египетская торговля. Каир нищал. К концу XVIII в. в некогда процветавшей столице богатой страны осталось только девять мясных лавок, да и те назывались «лавками великого паши», поскольку голова и кожа всех животных, за исключением козлов, принадлежали по закону турецкому наместнику.
За годы османского владычества Каир потерял две трети своих жилых кварталов и населения. Из сказочного города «Тысячи и одной ночи» он превратился в заурядный провинциальный город.
Поставил я себе главнейшей задачей изобразить беспристрастно, самостоятельно и по возможности с объективной точки зрения настоящее положение селений и обитателей их, феллахов…
В древних стенах каирской Цитадели Мухаммед Али принял целый ряд русских путешественников, дипломатов, ученых, посетивших Египет в первой половине XIX в. По существу, во время этих визитов и закладывались основы сотрудничества наших стран, впервые соприкасались культуры наших народов.
Прежде всего, несколько слов о самом Мухаммеде Али. Албанец по происхождению, он родился в родном городе Александра Македонского — Кавалле, в том же году, что и Наполеон (1769 г.). Впоследствии его биографы отмечали, что сама судьба с рождения связала Мухаммеда Али с двумя великими полководцами, завоевавшими Египет. До конца своих дней он питал глубокий интерес к Александру Македонскому и Наполеону. В кругу приближенных он любил сравнивать себя с отцом Александра — Филиппом, а своего наделенного блестящим полководческим талантом сына Ибрагима — с Искандером зуль-Карнейн — «Александром двурогим» (так арабы называли Александра Македонского за его двурогий шлем).
В Египет Мухаммед Али попал во главе отряда албанских войск, входивших в состав турецкой армии, которая сражалась против французского экспедиционного корпуса. Опираясь на поддержку верных ему албанцев, Мухаммед Али 12 мая 1805 г. добился от Порты назначения на пост наместника султана в Египте. В борьбе за упрочение своей личной власти Мухаммед Али проявил выдающуюся силу воли, честолюбие и изобретательность. Он жестоко преследовал мамлюкских беев, не желавших расставаться со своими привилегиями.
Заключительный эпизод противоборства Мухаммеда Али с мамлюками развернулся в Цитадели. В 1811 г. Порта приказала Мухаммеду Али направить войска в Хиджаз для подавления восстания ваххабитов. Обеспокоенный тем, что беи могут воспользоваться отсутствием войск в Каире и поднять мятеж, Мухаммед Али решил раз и навсегда покончить с ними. Путешествовавший по Египту в 1834–1835 гг. А. С. Норов следующим образом описывает кровавые события, происшедшие в Цитадели 1 марта 1811 г.:
«Туссун, сын Мегмета, возведенный перед тем Портою в звание бунчужного паши, должен был открыть предстоящую кампанию. Мегмет Али назначил 1-е число марта для возложения на своего сына дарованного ему достоинства и хотел ознаменовать этот день большим торжеством в Цитадели. Мамлюки, предводимые тогда храбрым Шехин-Беем, были приглашены в Цитадель на пиршество. Пять сот удалых наездников, облитые золотом, на борзых Неджинских конях, сопутствуемые столь же роскошно одетыми саисами, поднялись на крутые высоты Цитадели и расположились на площади, перед дворцом наместника. Лучшие яства были им выставлены, между тем как Шахи и другие беи окружали Мегмета Али на роскошных диванах, запивая кофеем и шербетом дым наргилеев и трубок, при грохоте водомета. Мегмет Али долго удерживал гостей своих и с редким добродушием поверял им свои надежды, испрашивал их советов на предстоящие трудности войны, доверял им целость своего владычества и дома в случае долгого отсутствия и, наконец, улелеяв их, как детей, своими ласками, когда гроза совсем уже созрела, подал согласие на их отъезд. Для отвращения всякого сомнения почетный отряд Мегмета предводил великолепное шествие мамлюков, которые должны были спускаться сквозь тесный дефилей между отвесных скал от Цитадели к площади Румелие. Едва передовой отряд Мегмета прошел первые внутренние ворота, как вдруг эти железные ворота затворились. Меж тем наружные уже были затворены, и в случае, если б передовой отряд не успел скоро затворить внутренние ворота, то этот отряд погиб бы вместе с мамлюками. Тут картечь и пули посыпались на беззащитных всадников, которых кони вотще бились об отвесные стены скал. В полчаса времени трупы мамлюков и лошадей загромоздили весь дефилей. Несколько человек пробились наверх и в общем смятении скрылись во дворце Мегмета и просили пощады; но грозный властелин велел их тут же обезглавить. Один из самых отчаянных наездников, доскакав на окровавленном коне до самой вершины обрывистой скалы, вонзил оба острые стремени в бока разъяренного коня и низвергся с страшной высоты! — Конь разбился, а он сам убежал в пустыню и укрылся наконец в Сирии. Нельзя вообразить того смятения, которое царствовало тогда в Каире; под предлогом отыскания оставшихся мамлюков множество домов было разграблено до основания»{41}.
А. С. Норов в основном верно передал происшедшие в Цитадели события. Верен и его рассказ о лихом наезднике, прыгнувшем со своим конем с тридцатиметровой высоты и оставшимся целым и невредимым. А. Уманец, которому в 1842 г. удалось поговорить с бывшим янычаром Османом-Агой, служившем в то время управляющим военным госпиталем Каср аль-Айни, уточняет только, что это был простой воин Хасан, который «пробился наверх к самому дворцу паши, но был преследуем десятком вооруженных. Пули свистали вокруг него, и он был притиснут к самому краю обрыва. Не видя возможности спастись, он дал шпоры своему коню, ужасная стремнина не устрашила благородного животного, и оно смертью своей выкупило жизнь своего всадника. Отважность Хасана не могла не удивить пашу и вместе с тем не понравиться ему, как только доложили ему об этом случае. Он сказал только: „Ма шаалла“. Хасана схватили, но Мухаммед Али пощадил его и взял в свои войска»{42}.
Эта история до сих пор популярна в Египте, только в качестве смелого всадника называют известного мамлюкского бея Эмина. Это, по всей вероятности, не совсем верно. Эмин-бей, по словам собеседника А. Уманца, также спасся от побоища, но уберегло его чисто восточное суеверие: когда он брал чашку кофе из рук слуги Мухаммеда Али, он уронил несколько капель на платье. Приняв это за самое дурное предзнаменование, он решил незаметно покинуть Цитадель. Добравшись до дома, когда избиение мамлюков уже началось, Эмин-бей сумел скрыться из города и спастись в Сирии.
Годы правления Мухаммеда Али (1805–1847) прошли под знаком глубоких социально-политических реформ, затронувших все сферы жизни Египта. На месте полуразоренной страны, являвшейся безропотным вассалом Османской империи, возникла централизованная феодально-крепостническая монархия, начавшая проводить самостоятельную политику не только во внутренних, но и во внешних делах.
Русские путешественники и дипломаты оставили нам портрет Мухаммеда Али на различных этапах его жизни. Наиболее интересны наблюдения А. С. Норова. В своем «Путешествии по Египту и Нубии в 1834–1835 гг.», вышедшем в 1840 г., он подробно останавливается не только на личных впечатлениях от встреч с Мухаммедом Али, но и дает развернутую характеристику государственного строя Египта, состояния его промышленности и сельского хозяйства, финансов. Записки А. С. Норова с полным правом можно считать первым русским исследованием истории Египта в новое время. Н. Г. Чернышевский писал, что они занимают «почетное место в ученом отношении между всеми сочинениями по этому вопросу»{43}. В этом смысле они выгодно отличаются от появившейся в 1832 г. книги известного религиозного писателя и историка церкви А. Н. Муравьева «Путешествие по святой земле», в которой автор лишь бегло касается своих впечатлений от личности Мухаммеда Али и его реформ.
Вот как А. С. Норов описывает свои впечатления от первой встречи с Мухаммедом Али: «Все мое внимание устремилось на маститую голову этого знаменитого человека, я старался прочесть в чертах его лица бурную историю его жизни. Чело его, осененное белою, обширною чалмою, и весь низ лица, покрытый широкою седою бородой, при малой движимости физиономии и телодвижений показывают сначала тихого и скромного старца; но быстрота серых его глаз, блистающих из-под насупленных седых бровей, и принужденная, хотя и тихая улыбка обнаруживают, после пристального рассмотрения, глубокую скрытность, стойкость, гениальный ум и, наконец, истребителя мамлюков»{44}.
А. С. Норов сумел понять и предугадать последствия реформ Мухаммеда Али как для политического будущего самого Египта, так и для Ближнего и Среднего Востока в связи с постепенным, но неумолимым развалом Османской империи.
Следует оговориться, что А. С. Норов и А. Н. Муравьев, люди глубоко религиозные, смотрели на Египет и мусульманский мир в целом сквозь призму христианских догм, составлявших как бы внешнюю оболочку «восточного вопроса». Тем не менее Б. М. Данциг, крупнейший советский исследователь русских путешествий на Ближний Восток, назвав А. С. Норова «апологетом реакционного православия», явно недооценил его. Религиозность А. С. Норова, прошедшего по Египту с Библией в руках, соседствовала в нем с жаждой научных знаний. Близкий друг А. С. Норова А. О. Дюгамель, генеральный консул России в Каире в середине 30-х годов прошлого века, с восхищением описывает мужество, с которым этот искалеченный человек переносил тяготы трудного и опасного путешествия в Верхний Египет. Собранные им данные по различным областям хозяйственной и общественной жизни Египта первой трети прошлого века не утратили своего значения и сегодня.
Однако, признавая заслуги А. С. Норова как исследователя чужих стран и народов, не хотелось бы приукрашивать его достаточно противоречивую личность. С одной стороны, А. С. Норов — герой Отечественной войны 1812 г., артиллерист, потерявший ногу в Бородинском сражении, литератор и поэт, член Российской Академии наук по отделению русского языка и литературы, сотрудник многих петербургских журналов, собиратель старинных книг. С другой — безликий и безвольный сановник (в 1853–1858 гг. — министр народного просвещения, а с 1854 г. — член Государственного совета), не оставивший заметного следа в общественно-политической жизни России накануне бурных 60-х годов. «Лично добрый и очень благочестивый, Норов как министр проявлял крайнее малодушие и несамостоятельность, во всем беспрекословно подчинялся господствовавшим в правительственных сферах узко охранительным тенденциям» — такую характеристику давали ему либерально-народнические издания конца прошлого века.
В А. С. Норове как бы уживались два противоположных человека. Нельзя не согласиться с советским исследователем Ю. М. Кобищановым, отмечавшим, что в его характере переплетались черты героев «Войны и мира» Андрея Болконского, Пьера Безухова, Николая и Петра Ростовых. Действительно, судьбы этих героев Л. Н. Толстого перекликались с его судьбой. В частности, после ранения при Бородине его, как князя Андрея после битвы при Аустерлице, лечил лейб-медик Наполеона Ларей. Однако сходство это зачастую носило чисто внешний характер. Не секрет, например, что А. С. Норов не принял гениального романа Л. Н. Толстого, подверг его критике в своем последнем труде — «Замечания на „Войну и мир“ Толстого».
Двойственность натуры А. С. Норова ощущали и его современники. В частности, А. В. Никитенко в своем «Дневнике» сетует на то, что благие порывы А. С. Норова, направленные на демократизацию университетской жизни, так и остались неисполненными.
Для А. К. Толстого А. С. Норов — всего лишь один из бездарных министров эпохи Николая I — Александра II.
А близкий к петербургскому кружку А. С. Норова П. А. Вяземский относился к нему совсем по-иному:
Хоть заикался он и хоть рассеян был,
Но на дела добра, за правду ли вступаясь,
Ум, в совесть вслушавшись и с ней не запинаясь,
Мысль выражал свою правдивым языком.
Нет, совесть ни пред кем не заикалась в нем.
Впрочем, история уже вынесла свой приговор общественно-политической деятельности А. С. Норова. Сегодня мало кто о ней помнит. Что же касается его книг, то они живут и сейчас…
В 1839 г. Мухаммеда Али посетил только что назначенный консулом России в Бейруте Константин Михайлович Базили — видный дипломат, путешественник и востоковед. В бейрутском доме Базили останавливались Н. В. Гоголь, с которым Базили учился в нежинской гимназии в 1822 г., поэт П. А. Вяземский, глава русской духовной миссии в Константинополе Порфирий Успенский. Базили застал Мухаммеда Али в начале болезни, которая унесла его через 10 лет в могилу. В своей книге «Сирия и Палестина» он пишет: «…Старый баловень судьбы, видимо, изнемогал от напряжения умственных сил, от порывов воображения, которыми так невоздержанно окрылялись его честолюбивые замыслы, долго таившиеся в душе румелийского выходца»{45}. Мухаммед Али подробно рассказал К. М. Базили о тех переменах, которые произошли в Египте за годы его правления. Он несомненно придавал аудиенции, которую он дал К. М. Базили, политическое значение. Ведь эта встреча происходила сразу же после второй сирийской кампании, когда Россия в очередной раз заняла сторону Порты в ее военном конфликте с Мухаммедом Али.
Неоднократно встречался с Мухаммедом Али посетивший Египет в 1847 г. в связи с устройством в Александрии карантинных мероприятий преподаватель медицины Одесского лицея Артемий Алексеевич Рафалович. Он, кстати, участвовал в консилиуме, созванном в связи с ухудшением здоровья Мухаммеда Али.
В том же году Египет посетил горный инженер Егор Петрович Ковалевский, приглашенный Мухаммедом Али для поисков и разработки месторождений золота в Юго-Восточном Судане. Его миссия — один из первых актов помощи России Египту.
Близкие отношения с Мухаммедом Али сложились и у Александра Осиповича Дюгамеля, возглавлявшего русскую дипломатическую миссию в Египте в 1834–1837 гг., т. е. в период, когда начали активно развиваться отношения между Россией и Египтом.
Полковник А. О. Дюгамель был офицером связи генерала H. Н. Муравьева (брата писателя А. Н. Муравьева), находившегося в 1832/33 г. в Константинополе и Каире с поручением приостановить военные действия египетского паши против турецкого султана. Миссия H. Н. Муравьева в Каир завершилась успехом. В этом есть заслуга и А. О. Дюгамеля, встречавшегося 5 января 1833 г. с главнокомандующим египетскими войсками Ибрагимом-пашой в анатолийском городе Конья, где в декабре 1832 г. египетские войска наголову разбили турок. А. О. Дюгамель высоко оцепил как личные качества Ибрагима-паши, так и его познания в военном искусстве.
В Египет Дюгамель прибыл 1 января 1834 г. Перед отъездом из Петербурга Николай I дал ему личную аудиенцию, во время которой обрисовал цели политики России в отношении Египта. Из беседы с царем Дюгамель понял, что сильный Египет был нужен царизму как фактор, сдерживающий амбиции Порты.
А. О. Дюгамель стал первым российским генеральным консулом, которому было поручено осуществлять в Египте активную политическую линию.
А между тем первый генеральный консул России в Египте барон фон Тонус прибыл в Александрию за полвека до А. О. Дюгамеля — в 1783 г. Артикул «Первый на десять» Кючук-Кайнарджийского мирного договора, завершившего русско-турецкую войну 1768–1774 гг., гласил: «…A дабы во всем наблюдаем был добрый порядок, равным образом Блистательная Порта позволяет иметь пребывание консула и вице-консула, которых Российская империя во всех тех местах, где они признаны будут надобными, назначить за благо рассудит, которые и будут почитаемы и уважаемы в равенстве с прочими дружеских держав консулами»{46}.
Полученное Россией на основании Кючук-Кайнарджийского договора право назначать консулов в Египет опиралось на проявившийся в последней четверти XVIII в. интерес к России со стороны тех слоев египетского общества, которые искали пути для отделения Египта от Османской империи. В частности, правивший Египтом с 1767 по 1772 г. мамлюк Али-бей, грузин по происхождению, воспользовался пребыванием в Средиземном море первой русской экспедиции в Архипелаг под командованием графа Алексея Орлова для того, чтобы вступить в контакт с русскими военными властями. Однако Али-бей был разгромлен раньше, чем Россия успела оказать ему помощь.
А. О. Дюгамель глубоко разобрался в политике Мухаммеда Али. В своем донесении в российское министерство иностранных дел от 18 сентября 1834 г. он отмечал: «Принимая во внимание выгоды одной только России, я вовсе не считаю, чтобы настоящее могущество Мехмета-Али даже в том случае, если он станет вполне независимым, чем-либо могло повредить нам. Напротив, в существовании этой новой державы я усматриваю вечное страшилище для Блистательной Порты, что заставит Диван все более и более искать сближения с Россией и только еще более укрепит наше законное влияние на Востоке»{47}.
В своих автобиографических записках А. О. Дюгамель отмечает, что в первой половине XIX в. Россия не могла не считаться в своей восточной политике с существованием фактически независимого государства Мухаммеда Али, включавшего в себя помимо Египта значительную часть Аравии и Судана, Киренаику, Палестину, Сирию, Ливан, приморские провинции Эфиопии и Сомали.
Однако отношения России и Египта складывались в эти годы непросто. Россия вместе с Англией и Францией разгромила под Наварином турецко-египетско-тунисский флот, участвовавший в подавлении национально-освободительного восстания греков. Затем дважды (в 1832/33 и 1839/40 гг.) Россия помешала Мухаммеду Али, который вел победоносные кампании против султана, одержать решающую победу над Турцией. Тем не менее Мухаммед Али с уважением относился к России.
В эпоху Николая I, и в особенности во второй половине XIX в., Египет превратился, если можно так выразиться, в частный случай «восточного вопроса», появление которого было связано с начавшимся ослаблением и постепенным распадом Османской империи. На всех этапах развития «восточного вопроса» отношение к нему со стороны России было запутанным и противоречивым. Однако не вызывает сомнения тот факт, что Египет не входил в сферу приоритетов восточной политики царизма.
Нарождавшийся русский капитализм в отличие от англо-французского был мало причастен к финансовой эксплуатации Египта. К 1880 г. задолженность египетского правительства русским не превышала 1 млн. ф. ст. Россия не входила в состав международных органов, созданных для взимания долга с Египта. По переписи 1882 г., в Египте было лишь около 530 русских подданных, т. е. 0,6 % всего иностранного населения страны. Доля России во внешней торговле Египта составляла в 1880 г. менее 7 %.
Тем не менее перспективы развития русско-египетской торговли были благоприятными. Крупной статьей российского импорта из Египта стал в конце XIX в. хлопок, в поставках которого была заинтересована русская текстильная промышленность (во второй половине XIX в. хлопок занимал первое место среди всех импортируемых Россией товаров}. Русские текстильные промышленники по объему вывоза египетского хлопка вышли в конце XIX в. на второе место после Англии. Уже в 1859 г. корабли Русского общества пароходства и торговли (РОПИТ) совершили первый коммерческий рейс Одесса — Александрия. РОПИТ первым из европейских компаний стал направлять по этой линии корабли в Порт-Саид.
Учитывая это, а также все возраставшее значение Суэцкого канала как международного морского пути, в Петербурге пытались противодействовать превращению Египта в колонию Англии, однако делали это вяло и нерешительно. В результате предпринятые царской дипломатией усилия противопоставить англо-французскому союзу согласованные действия России, Германии и Австро-Венгрии в рамках Союза трех императоров не увенчались успехом. Бисмарк, считавший египетский вопрос «полезным участком для политических операций», дал указание своим дипломатам не препятствовать англофранцузской акции в Египте. Такую же позицию пришлось занять и России. Русские военные суда, крейсер «Азия» и клипер «Забияка», находившиеся в момент бомбардировки англичанами в июле 1882 г. на Александрийском рейде, получили указание не вмешиваться.
Непоследовательный и нерешительный характер политики царской России в Египте ярко олицетворяет судьба видного русского дипломата графа Николая Павловича Игнатьева, занимавшего пост посланника в Константинополе с 1864 по 1874 г.
В Константинополь Игнатьев прибыл молодым (ему было всего 32 года), но уже довольно опытным дипломатом. Сын видного государственного деятеля, пользовавшегося влиянием при дворе, Игнатьев сделал быструю и блестящую карьеру. Получив специальное военное образование в Пажеском корпусе, Игнатьев надел генеральские эполеты будучи 27 лет от роду. Пробыв около года в должности военного агента в Лондоне, он был назначен начальником военно-политической миссии в Хиве и Бухаре, а в 1859 г. успешно выполнил миссию в Китае, где добился от пекинского правительства ратификации Айгунского договора. Ко времени приезда Игнатьева в Турцию вряд ли кто-либо мог предположить, что самые значительные его успехи уже позади. Меткую характеристику ему дал Энциклопедический словарь Гранат, отмечавший, что «по внешним приемам своей деятельности Игнатьев во многом отличался от обычного типа русских дипломатов, безликих, лишенных инициативы и самостоятельности, больше всего боявшихся какой бы то ни было ответственности и потому ставивших своей главной задачей избегать каких бы то ни было осложнений. У Игнатьева было много показной энергии. Он любил публичные выступления, много говорил о своих особых симпатиях к балканским славянам, афишировал эти симпатии, постоянно заявлял об особых интересах России на Ближнем Востоке, о необходимости для нее вести здесь свою собственную политику, независимую от политики европейского концерта и т. д. и т. п. Все это создало ему в Европе репутацию вождя воинствующего панславизма, но вместе с тем за всем этим не скрывалось и следа ясно продуманной программы и умения добиваться поставленных себе целей»{48}.
Просчеты Игнатьева, к которым в Петербурге отнесли, в частности, то, что Суэцкий канал в период русско-турецкой войны 1877/78 г. оказался закрытым для русских судов, не были случайными, они были закономерным следствием всего характера восточной политики царизма. «Верхи» русского общества в прошлом веке плохо представляли себе, как обстоят дела в Египте. В 1872 г. великий князь Николай Николаевич, будущий главнокомандующий русской армией на Балканах в русско-турецкой войне 1877/78 г., посетил Александрию и Суэцкий канал с группой офицеров. Генерал В. И. Сипягин записал впечатления от этой поездки: «Говорят, что хедив эксплуатирует свою страну! Но лучшее доказательство противного — то, что мы по всему Египту не видели ни одного нищего, который бы нам протягивал руку.
Дай бог многие лета нынешнему египетскому вице-королю. В скором времени свет увидит, что он сделал — сделает для своей страны, и не пройдет пяти лет, как Каир займет первое место между первыми городами всего мира». Что и говорить — пророк из Синягина вышел скверный.
Впрочем, о сочинениях Сипягина сегодня уже никто не помнит. Тем значительнее книги представителей той плеяды блестящих, всесторонне образованных путешественников, которые посетили Египет в годы правления Мухаммеда Али и его преемников. Многое в них не утратило своей научной ценности и по сей день. Труды О. И. Сенковского, А. Н. Муравьева, А. С. Норова, А. В. Рафаловича, Е. П. Ковалевского, А. В. Елисеева могут быть поставлены в один ряд с книгами знаменитых западных путешественников прошлого века по Египту. В частности, «Путешествие по Нижнему Египту и внутренним областям Дельты» А. В. Рафаловича, вышедшее в Петербурге в 1850 г., является одним из лучших в мировой литературе описаний быта, нравов и обычаев феллахов Дельты Нила. Широко известные в свое время «восточные повести» барона Брамбеуса (литературный псевдоним О. И. Сенковского) содержат ценные этнографические и филологические наблюдения. Чистота и верность народного арабского языка в передаче О. И. Сенковского, одного из крупнейших арабистов своего времени, поразительна: кажется, будто слышишь живую речь сегодняшних египтян. Выдержали испытание временем и яркие и образные описания Е. П. Ковалевским нравов и обычаев населения Нубии и Юго-Восточного Судана («Путешествие во внутреннюю Африку». T. I и II. СПб., 1849). Богатый антропологический и археологический материал содержат труды А. В. Елисеева, первым из европейцев сделавшего попытку пробраться в Судан во время восстания махдистов.
Однако главная заслуга этих и многих других русских «путепроходцев» прошлого века, пожалуй, в том, что они способствовали пробуждению в русском обществе, и прежде всего в его передовых слоях, широкого интереса к Египту. Записки русских «путепроходцев» привлекли внимание А. С. Грибоедова, Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского, В. Г. Белинского. Революционно-демократическое народничество оказало самое непосредственное влияние на русскую арабистику. Н. Г. Чернышевский, например, выступил с рецензиями на книги В. Григоровича-Барского, А. С. Норова, А. Н. Муравьева, О. И. Сенковского. Восточные мотивы властно вторгаются в творчество таких классиков русской литературы, как А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов (знаменитое стихотворение «Ветка Палестины» он написал в доме А. Н. Муравьева), Н. В. Гоголь, Л. Н. Толстой (последний, в частности, вел переписку с египетским просветителем Мухаммедом Абдо).
Интерес к Египту в России год от года растет. Профессор Ф. В. Баллод, опубликовавший в 1924 г. «Очерки истории древнеегипетского искусства», пишет о том, что так называемый «египетский стиль», распространившийся в европейской архитектуре после наполеоновской экспедиции, оказал заметное влияние и на архитектуру России, в частности помещичьих усадеб (Останкинский дворец, усадьба князей Волконских в Суханове, «египетская передняя» Павловского дворца, построенная Камероном). Да зачем далеко ходить — всем известны знаменитые сфинксы из Карнака, и ныне стоящие на набережной в Ленинграде.
Постоянно увеличивается и поток русских путешественников в Египет. В 1844 г. Каир посещает редактор «Русского энциклопедического словаря» И. Н. Березин. В 1845 и 1850 гг. — глава русской религиозной миссии в Иерусалиме П. Успенский, в 1881 г. — известный путешественник доктор А. В. Елисеев, в 1896 г. — видные ученые-агрономы И. Н. Клинген и Л. Н. Краснов. Мы назвали лишь самых крупных из русских путешественников прошлого века, побывавших в Египте. В целом же число путевых впечатлений о стране пирамид перевалило к концу века за несколько десятков. Египетские темы зазвучали в произведениях И. Бунина, В. Брюсова, К. Бальмонта, Н. Гумилева и целого ряда других выдающихся русских литераторов.
Зерна, брошенные горсткой смелых и талантливых путешественников начала прошлого века, дали богатые всходы. Однако история знакомства русских людей с Египтом началась задолго до Мухаммеда Али. Как отмечал известный советский египтолог Н. С. Петровский, «в течение многих столетий русские люди питали самый горячий интерес к Древнему Египту, накапливая постепенно из разных источников сведения о великой культуре и истории древнейшей цивилизации долины Нила. Это и явилось духовной основой, на которой в России в начале XIX в. могли появиться повальное увлечение „египетским стилем“ в искусстве и египетскими древностями, правильная оценка находки Розеттского камня, самый живой отклик на великое открытие Ж- Ф. Шампольона и признание его заслуг и, наконец, русская и советская египтология»{49}.