В полночь я вошла в контору нашего семейного магазина, включила свет, подперла дверь мусорным ведром, чтобы стало немного светлее в торговом зале, обернулась и остолбенела – спиной ко мне за письменным столом сидела Мэгс.
И только присмотревшись к ее красному жакету получше, я перевела дух: самой мамы здесь не было, но ее кофта была наброшена на спинку стула. У меня вдруг возникло странное желание снять ее и понюхать, как я порой делала это в детстве. Однако я подавила этот порыв, повернулась и вышла в торговый зал.
Там пахло не мамиными духами, а книгами и старым деревом, и под воздействием этих чудных запахов мои обрывочные воспоминания стали складываться в красочную мозаичную картинку. Касаясь пальцами книжных корешков, я прошла вдоль стеллажей и остановилась в секции научно-популярных изданий, напуганная громким скрипом половицы.
Вот так же пронзительно и жалобно скрипнула доска, когда я сгоряча стукнула в стенку нагруженной книгами тележкой, выйдя из себя во время спора с Мэгс о том, допустимо ли старшекласснице носить мини-юбку. Белый след от удара тележки до сих пор еще оставался на зеленой стене, закрасить его никто из «барышень» так и не удосужился. Размышлять о том, сохранилась бы до сих пор эта известковая отметина, будь в нашей семье мужчина, я не стала и пошла в бар вскипятить воду для кофе.
Поставив на плитку чайник, я достала из-под прилавка фонарик и направилась с ним в отдел беллетристики. Там я сняла с полки роман из серии «Приключения Тэна Карпентера» под интригующим названием «Эстакада». Разумеется, я его уже читала, но мне захотелось просмотреть его снова. Кинув книгу и фонарик на кресло в уголке читателя, я вернулась в контору и накинула на плечи красную кофту Мэгс.
Вместе с волнами знакомого с детства аромата на меня нахлынули трогательные воспоминания о той далекой безоблачной поре моей жизни, которая лишь изредка омрачалась маленькими недоразумениями. Какая бы ни стряслась тогда со мной беда, будь то легкое сотрясение мозга от удара лбом о пожарный гидрант или истерика после размолвки с очередным юным кавалером, у мамы всегда находились для меня слова утешения.
Вспомнив, как нежно она меня обнимала, как ласково поглаживала по спине, я села в кресло, положила книгу на колени и тотчас же уснула, убаюканная сентиментальными мыслями и родным запахом. Мне снились русские шпионы в красных куртках, за которыми крался Йен в комбинезоне и с молотком в руке.
– Порция? – разбудил меня мужской голос.
Я почувствовала чью-то крепкую руку на своем плече. И окончательно проснулась. Открыв глаза и подняв голову, я увидела Питера.
– Привет! – сказала я. – Похоже, я задремала.
– Он ухмыльнулся, склонил голову набок и уставился на книгу, лежащую у меня на коленях. Когда он прочел ее название, улыбка сползла с его физиономии. Ткнув пальцем в переплет, он спросил:
– Ты читаешь шпионские романы?
– Да, – кивнула я и, прижав «Эстакаду» к груди, встала.
– Нравится? – поинтересовался с деланной бодростью Питер.
– Да! – лаконично ответила я, подошла к прилавку и положила на него книгу.
Питер презрительно фыркнул.
– В чем дело? – не оборачиваясь, спросила я.
– Раньше ты ненавидела подобное чтиво!
– Неправда!
– Нет, правда! Ты терпеть не могла подобную белиберду.
– Потому что раньше я просто ее не читала! – логично парировала я.
– Так почему вдруг ты увлеклась ею теперь? Я не удостоила его ответом.
Питер подошел к прилавку, взял книгу, взглянул на фотопортрет автора и положил книгу на место.
– Можешь не отвечать, мне и так все понятно.
– Послушай, к чему ты клонишь? – взорвалась я. – Ты же знаешь, что с Йеном мы только друзья.
– Разумеется! А то как же! – Он отошел к бару. – Давай прекратим этот дурацкий разговор. Лучше сварю-ка я кофе. Ты будешь?
Я кивнула, выразив этим кивком на три четверти свою вину и на одну четверть – негодование.
– Порция! Деточка! – раздался мелодичный голосок Веры, которому аккомпанировал перезвон колокольчика над входной дверью. – Ты пришла, чтобы помочь нам? Какая же ты умница!
– Вообще-то это не входило в мои планы, – хмыкнула я. – Просто я читала здесь ночью роман и уснула.
– Жаль! – Вера переглянулась с Питером и лишь потом улыбнулась мне. – А мы вот именно сегодня хотели сменить экспозицию в витрине. Решили придать ей легкомысленный летний вид – установить там шезлонг с наброшенным на спинку пляжным полотенцем, положить волейбольный мяч и небрежно разбросать вокруг издания легкого жанра.
– Это твоя идея? – поинтересовалась я у Питера. Он засопел, но промолчал.
– Разумеется, все это придумал он! – ответила за него Вера. – У него светлая голова! Он послан для работы в «Пейдж» самим провидением!
Вера подмигнула мне и ушла в контору, на ходу рассуждая о том, что давно пора привести в порядок секцию книг для детей.
– Мне нужно подняться к себе и принять душ, – заявила я Питеру. – Но потом, если вам с Верой действительно требуется помощь, могу составить вам компанию.
– Это было бы здорово! – обрадовался он.
– Получилось чудесно! – воскликнула Вера, придирчиво осмотрев плоды наших с Питером трудов – расставленные в витрине пляжные принадлежности и разнообразные книги для чтения на отдыхе. – Из вас получилась дружная команда, ребята.
Питер легонько шлепнул меня по ягодице и сказал:
– Мне тоже так всегда казалось.
Я сунула руку в карман и нащупала листок бумаги, который давно носила с собой. Мне вдруг подумалось, что сейчас самый подходящий момент, чтобы наконец набрать записанный на нем номер и покончить с этой роблемой.
– Послушай, Вера, мне надо кое-кому позвонить. Я могу воспользоваться телефоном в конторе? Только пусть туда пока никто не заходит, это важный разговор.
– Конечно, деточка! – сказала Вера. – Ступай и болтай по телефону, сколько душе угодно. А мы с Питером тем временем выпьем по чашечке кофе.
– До скорой встречи, – добавил Питер, сжав мне окоть.
Я высвободила руку, стиснула пальцами край красного жакета Мэгс и направилась в контору. Войдя туда, я заперла дверь, села за письменный стол и подняла телефонную трубку. Но тотчас же положила ее на аппарат. И снова подняла, набрала три первые цифры – и швырнула трубку на рычаг. Потом встала, потянулась и снова села.
– Ну же, Порция! Соберись наконец с духом и сделай это! – приказала я себе и стала быстро набирать номер. В трубке послышались гудки. Я отвернулась от аппарата, борясь с искушением снова положить трубку, и стиснула зубы, успокаивая себя мыслью, что мне ответит автоответчик. Однако в трубке раздался мелодичный женский голос:
– Алло? – Точно также произносила это слово Мэгс. На глазах у меня выступили слезы, к горлу подкатил ком. Тонюсеньким детским голоском я пропищала:
– Мне нужен Джек Трипплхорн. Он дома?
– Нет, он сейчас на работе. А что ему передать?
Я услышала звук льющейся из крана в раковину воды и позвякивание посуды. Прочистив горло, я спросила:
– А вы не знаете, когда он вернется домой? Воду выключили, и женщина строго сказала:
– Вы разговариваете с его женой. А кто спрашивает Джека?
Он женат! Значит, у меня есть мачеха! О Боже! Знает ли она о моем существовании?
– Это говорит его дочь! – выпалила я. Собеседница ахнула и, очевидно, выронила что-то стеклянное, судя по звону разлетевшихся осколков.
– Порция? – донесся до меня ее шепот.
Слезы хлынули у меня из глаз: папа рассказывал ей обо мне!
– Может быть, мне лучше перезвонить в другой раз? – спросила я, борясь с желанием положить трубку, пока у меня не лопнуло сердце.
– Девочка, он вечером обязательно будет дома! – взволнованно воскликнула жена Джека. – Неужели это действительно вы, Порция? Как славно, что вы нам позвонили! Сколько раз я твердила ему, чтобы он сам вам позвонил!
Она всхлипнула и высморкалась.
– Он так по вас скучал! Но все не решался набрать ваш номер, глупый упрямец!
– Он мне позвонил, – сказала я, ощутив потребность заступиться за своего отца.
– В самом деле? Мне он ничего не сказал. Впрочем, теперь, когда вы с ним наконец-то нашли друг друга, это уже не важно. Мы с вами можем увидеться?
Тут мои нервы сдали, и затаенная обида прорвалась наружу, словно лава из жерла вулкана.
– Уж если он действительно по мне тосковал, то почему вам пришлось ему внушать, чтобы он позвонил мне? – спросила я.
– Да потому что он упрямец и тугодум! – послышался тяжелый вздох. – Это я в сердцах его так обозвала, девочка. А вообще-то ваш папа добрейшей души человек. Вот только очень ранимый и обидчивый. После того как ваша мама выгнала его и начала возвращать ему письма, которые он вам писал, Джек вбил себе в голову, что ему лучше держаться от вас подальше, раз он малообразованный человек и не говорит по-французски...
– Что? – крикнула я в трубку. – Моя мама запретила ему общаться со мной?
Я почувствовала, что мое сердце дает сбои, а руки начинают холодеть.
После продолжительной паузы я услышала встречный вопрос:
– А вы ничего об этом не знали?
– Он мне писал?
И снова ответом мне стало долгое молчание.
– Я сожалею, что рассказала вам об этом, Порция. Извините меня, – наконец промолвила моя собеседница. – Спросите об этом лучше у своей мамы, это ваше семейное дело. Как жаль, что наше знакомство началось с досадного недоразумения. Но я была уверена, что вам все известно. Я так и не научилась держать язык за зубами. Выходит, Джек прав, называя меня глупой болтушкой... – Она тяжело вздохнула.
Но я не сердилась на нее, потому что почувствовала искренность и неподдельное сочувствие в ее голосе. Чего не ощущала со стороны Мэгс, казавшейся мне воплощением лицемерия, манерничанья и притворства. Внутри у меня закипала злость.
– К сожалению, детали размолвки моих родителей мне неизвестны, – наконец каким-то чужим голосом объяснила я.
– Мне искренне жаль, девочка, – сказала она.
– Благодарю вас за все, мне пора идти... Простите, но я не спросила, как вас зовут...
– Марианна, – тихо сказала женщина. – Меня зовут Марианна.
– До свидания, Марианна!
– Порция, не сердитесь на меня за то, что я вас расстроила, пожалуйста!
– И вы тоже на меня не обижайтесь.
– Порция! – сказала Марианна, шмыгнув носом. – Не волнуйтесь за меня, у меня всегда ручьем льются слезы, когда я режу лук. – Она рассмеялась. Но мне смеяться не хотелось. – Я могу передать Джеку, что вы ему позвоните? Или скажите номер, по которому он сможет вас застать.
– Я сама ему перезвоню, – сказала я, не желая впутывать в эту историю «барышень». – Обязательно.
– Вот и чудесно! – обрадовалась Марианна. – Берегите себя, Порция!
Я машинально кивнула, ничего не ответив, и положила трубку, ощущая легкое головокружение и тошноту. Мои руки сжались в кулаки, внутри у меня все бурлило от злости.
Раздался звон дверного колокольчика, и тотчас же торговый зал наполнился звонким смехом Мэгс и басовитым голосом Бев. Я встала и вышла из конторы, намереваясь закатить им обеим грандиозный скандал.
Одетая в платье василькового цвета, с аккуратной прической и безупречным гримом, Мэгс о чем-то разговаривала с Верой, стоящей по другую сторону прилавка. Увидев меня, она раскрыла рот, собираясь мне что-то сказать, но передумала, поскольку выражение моей перекошенной физиономии не сулило ей ничего хорошего. Без всякого вступления я воскликнула, приблизившись к ней:
– Так, значит, это ты выставила его за порог?
Бев остолбенела. Но я продолжала испепелять взглядом Мэгс и обрушивать на нее все новые и новые вопросы:
– Как ты смела скрывать от меня его письма? Зачем ты возвращала их ему? Почему ты мне ничего об этом не сказала? Какое вообще ты имела право так поступать?
Мэгс затравленно огляделась по сторонам, посторонних в зале не было, не считая Питера, который невозмутимо варил себе в баре кофе, притворяясь, что ничего не замечает.
Бев шагнула вперед и прикрыла собой Мэгс.
– Не смей разговаривать подобным тоном со старшими! – напустилась она на меня. – Веди себя прилично!
– Черта с два! – вскричала я, трясясь от праведного гнева. – Это вам давно пора вспомнить о правилах хорошего тона. Как она посмела помешать мне переписываться с моим отцом? И вообще, Бев, это тебя не касается, так что лучше не вмешивайся в наши дела.
Лицо Бев побагровело, из-за прилавка вышла Вера и сказала, положив ладонь мне на плечо:
– Порция, ты расстроена, лучше поднимись к себе и приляг.
– Ну уж нет, Вера! – прошипела я. – На этот раз я никуда не пойду и выясню все до конца.
Питер молча подошел к входной двери магазина и, заперев ее, повесил на ручку табличку «Закрыто». Я впилась взглядом в Мэгс. Она отвернулась, явно не желая мне отвечать. По щекам ее бежали слезы, но ее голова была гордо поднята.
– Ступай наверх и остынь, Порция! – строго сказала Бев.
– Не вмешивайся! – огрызнулась я. – Это тебе лучше отсюда уйти, бабуля! Ты ведь доводишься мне бабушкой, не так ли? Так какого дьявола я должна называть тебя Бев? Я сама за тебя отвечу! Ты просто не хочешь быть моей бабушкой. Равно как и матерью Мэгс. Тебе хочется приятно проводить время в компании подружек! Вот что я тебе скажу, бабуля! Мне такая подружка не нужна. Мне нужна настоящая бабушка. И мне нужна мать!
Я скинула с плеч красный жакет и скомкала его, глядя в покрасневшие глаза Мэгс.
Она выхватила у меня свою любимую кофту и взвизгнула:
– Не смей портить мои вещи!
– Ты мне не только не мать, – с дрожью в голосе сказала я, – но даже не подружка! Как ты посмела скрыть от меня, что папа хочет поддерживать со мной отношения?
Мэгс промолчала, закусив губу. Повернувшись, я выбежала из магазина через черный ход, резко захлопнув за собой дверь. И не заметила, что следом бежал Питер, так что он получил удар дверью по лбу. Вторую шишку я чуть было не набила ему, когда захлопывала дверь своей квартиры.
– Уйди, Питер! – вскричала я, увидев его на пороге.
– Нет, Порция! – потирая ладонью ушибленное место, сказал он. – В таком состоянии я тебя не оставлю.
– Ладно. В таком случае уйду я!
Я поставила на кровать свой саквояж.
– Куда ты собралась? – спросил Питер.
– Уезжаю в Тускалусу! – заявила я и принялась швырять в саквояж все подряд. – Все эти годы Мэгс убеждала меня, что отец сам ушел от нас! А как выяснилось, она его прогнала! Значит, это она во всем виновата!
– Ты сейчас слишком взвинчена, прими прохладный душ, – заметил Питер.
– Взвинчена? Да я вне себя от ярости! Из-за ее вранья, ее постоянной лжи я столько лет не имела возможности общаться со своим отцом! – Взмахнув от отчаяния руками, я стала доставать свои вещи из платяного шкафа.
– Не заводись, Порция, приди в себя! – Питер смотрел на меня с плохо скрытым беспокойством.
– Не волнуйся за меня, Питер! Лучше пойди успокой Веру, – сказала я, с трудом сдерживая раздражение. – Передай ей, что завтра к вечеру я вернусь. – Я бросила в саквояж косметичку.
– Подожди меня! Я соберусь за полчаса! – попросил Питер.
– Неужели тебе непонятно, что твое общество сейчас для меня нежелательно? – с силой захлопнув дверцу шкафа, буркнула я. – Мне не до пустых разговоров!
Питер схватил меня за плечи и заговорил, глядя мне в глаза:
– Я тоже настроен очень серьезно, Порция! Ты не должна садиться за руль автомобиля в таком состоянии. И тебе лучше не ехать на встречу со своим отцом одной. Жди меня здесь, я быстро переоденусь, уложу дорожную сумку и заеду за тобой. В конце концов, тридцать минут ничего не изменят, позволь мне хотя бы раз тебе помочь!
Я сложила руки на груди и молча взглянула на него. А что, если он действительно стал другим человеком? Может, не стоит снова отталкивать его?
– Ладно, – сдалась я. – Даю тебе ровно полчаса на сборы.
– Вот это другое дело! – обрадовался он. – Я мигом!
Он пулей выскочил за дверь.
– Постой, Питер! – окликнула его я, кое-что вспомнив.
Он обернулся. Я взяла со столика листок бумаги и, написав на нем кое-какие указания, протянула Питеру со словами:
– Обязательно захвати это с собой для меня.
Выйдя из ванной в гостиничном номере, который мы сняли на двоих с Питером, я услышала, что он разговаривает с Верой по телефону, и насторожилась.
– Она уже успокоилась, – говорил Питер. – Да, мы как раз собираемся его проведать. Не волнуйтесь, я за ней присмотрю. Как чувствуют себя Мэгс и Бев? Угу, понятно. Я ей передам...
Услышав эти имена, я поморщилась – настолько была на них обеих зла. Я подошла к Питеру, чтобы отобрать у него трубку и сказать Вере пару слов. Но Питер поспешил закончить разговор и положил трубку прежде, чем я сумела дотянуться до нее.
– Они все о тебе беспокоятся, – сообщил мне он, обернувшись. – Я сказал, что мы собираемся вернуться завтра днем.
Я пожала плечами, взглянула на часы и недовольно сказала:
– Скоро восемь. Ты готов?
– А ты? – улыбнулся он.
– Как всегда! – ответила я.
– Тогда пошли!
Питер взял меня под руку и повел к выходу. У меня возникло ощущение, что меня ведут на эшафот.
Жилище Джека располагалось на окраине города и походило на ранчо. Питер остановил автомобиль перед входом в белое одноэтажное строение, обернулся и спросил:
– Мне пойти с тобой?
В одном из окон дома я заметила женскую фигуру, вероятно, это была Марианна. Дома ли отец? Что я ему скажу?
– Порция! – окликнул меня Питер. – Ты меня слышишь?
– Да, – кивнула я, расстегивая ремень безопасности. – Я не знаю, сколько все это продлится, лучше подожди меня здесь. – Открыв дверцу, я выбралась наружу, сжимая в руках коробку со своими письмами к отцу.
Вечерний воздух, пропитанный сыростью, мешал мне вдохнуть полной грудью. С трудом передвигая ноги, я подошла к входной двери и нажала на кнопку звонка.
– Минуточку! – послышался из глубины дома низкий мужской голос, Внутри у меня все оборвалось. Очень скоро дверь распахнулась, и мне в лицо ударил яркий свет. Я зажмурилась.
Когда же я открыла глаза, то увидела перед собой отца. Того самого мужчину, который кружился в танце по комнате, держа меня на руках, много-много лет назад. Моего отца, который, как выяснилось, не забывал обо мне. На висках у него появилась седина, он располнел, но все равно я сразу его узнала. Беда была только в том, что я совершенно не знала этого человека.
Он с вежливой улыбкой какое-то время глядел на меня, потом улыбка сползла с его лица, и он пораженно проговорил:
– Чтоб мне провалиться! Вы с ней похожи как две капли воды!
Я заморгала, не сразу сообразив, что он имеет в виду Мэгс. Сглотнув ком, я произнесла:
– Прости, что я тебе не звонила. Мне следовало бы давно это сделать... – Голоса своего я не узнала.
– Все в порядке, не извиняйся, это я... – Отец осекся, по его скулам забегали желваки. – Я рад тебя видеть!
– Я тоже рада. – Я протянула ему коробку из-под туфель. – Это тебе!
Он неуверенно взял коробку и открыл ее.
– Здесь письма, которые я писала тебе в течение многих лет. И мои фотографии... А еще детские рисунки...
Он взял лежавшее сверху фото, на котором я была запечатлена шестиклассницей, и с улыбкой сказал:
– Ты носила скобки на зубах.
– Да, – кивнув, подтвердила я, но не улыбнулась.
– Какая же ты красивая! – воскликнул он, и глаза его засверкали.
Я отчаянно заморгала, пытаясь сдержать слезы, но безуспешно. Закрыв лицо ладонями, я разрыдалась. Отец поставил коробку на табурет и обнял меня.
– Только не говори, что ты слышишь это от мужчины впервые, – сказал он, поглаживая меня по голове. – Я в это не поверю.
После этих слов слезы хлынули из моих глаз потоком, способным затопить маленький городок, и сдержать их я бы не сумела даже под угрозой смерти. Ведь почти тридцать лет в моем сердце копились обида и злость на отца за то, что он меня бросил. А теперь он крепко обнимал меня и, поглаживая рукой по волосам, пытался успокоить. Я на него больше не сердилась.
Наконец я перестала рыдать, вытерла мокрое лицо тыльной стороной ладони и, запинаясь, пробормотала:
– Все нормально, 'ты ни в чем не виноват... Но я об этом не знала, пока...
– Я знаю, Марианна все мне рассказала, – договорил он за меня, пытаясь улыбнуться.
Я отстранилась, хлопнула себя ладонями по щекам и с неестественной улыбкой выдавила из себя:
– Ну и видок же, наверное, сейчас у меня!
– Я же сказал, что ты красавица! Ты всегда была для меня самой красивой девочкой на свете с момента своего появления на свет... – Он улыбнулся, вздохнул и посмотрел на меня с тем же умилением, с каким глядел в тот день, когда вальсировал со мной по комнате. Это было настолько трогательно, что на глаза у меня снова навернулись слезы.
– Прости меня, детка, – хрипло сказал отец и заморгал. – Я не должен был затягивать это на столько лет, но я страшно боялся...
– Чего ты боялся? – спросила я.
– Что, разозлившись, ты вычеркнешь меня из своей жизни навсегда...
Лицо у меня перекосилось, я замотала головой и воскликнула:
– Я не злилась на тебя!
– Но имела на это полное право, – криво усмехнувшись, сказал он и кашлянул.
– Джек! – окликнул его из коридора женский голос.
Он обернулся и отступил назад. Я увидела пухленькую невысокую блондинку, вытирающую руки о кухонное полотенце. Она взглянула на Джека, потом на меня и ахнула:
– Это Порция?
– Порция, познакомься, пожалуйста, с моей женой Марианной! – кивнув, произнес Джек.
Глаза Марианны покраснели и увлажнились.
– Извините, – сказала с виноватой улыбкой она. – Джек! Нам всем нужно чего-нибудь выпить! Что вы предпочитаете, Порция?
– Бокал холодной воды, – сказала я.
– Я мигом. – Марианна взглянула на Джека и побежала на кухню.
Мы с Джеком сели в плетеные кресла, стоявшие на веранде, и молчали, глядя друг на друга, пока его жена не принесла нам по бокалу холодной воды. Когда она снова ушла в дом, Джек спросил:
– Ты разговаривала с мамой?
– Нет, – покачала я головой. – Вернее, я закатила ей скандал, и она не проронила ни слова.
– Мэгс в своем репертуаре, – усмехнувшись, заметил он и отпил из бокала.
– Мне трудно объяснить ее поведение, – сказала я. – Какое право она имела возвращать тебе письма, предназначавшиеся мне? Зачем выгнала тебя из дома? Почему не объяснила тебе мотивов своего поступка? Как она могла столько лет обманывать меня?
– Не сердись на нее, – попросил Джек.
– Не сердиться? Это почему же?
– Ты, разумеется, вправе негодовать, – пояснил мне Джек. – Но, как говаривал мой отец, обладание правом на негодование еще не означает, что его следует осуществлять.
– Как ты можешь так говорить? – возмутилась я. – Неужели ты так легко простил ей все ее выходки?
– Раньше я злился на Мэгс, – вздохнул Джек. – А потом подумал, что она, возможно, права. Мы с ней все равно бы не ужились, только довели бы друг друга до сумасшествия. Ты говоришь, что больше не держишь на меня зла. А ведь я знал, как тебя найти, и вполне мог бы прийти и добиться, чтобы мне позволили с тобой увидеться. На худой конец сломать дверь, вломиться в дом. Но я этого не сделал. Так что раз уж ты простила меня, то прости и Мэгс.
– Не знаю, смогу ли я это сделать, – призналась я. – Мне сейчас хочется все крушить и ломать.
– Это состояние мне очень хорошо знакомо! – сокрушенно покачал головой Джек. – Но нужно уметь держать себя в руках.
Мы одновременно посмотрели на небо.
– Твоя мама – самая упрямая и самолюбивая женщина в мире, – тихо продолжил он. – И за любовь к такой женщине приходится платить дорогой ценой. Такие люди живут по своим, только им известным законам, и приноровиться к ритму их жизни дьявольски тяжело. Проще говоря, дочка, твою маму не переделаешь, ее нужно любить такой, какая она есть.
На его лице промелькнула тень улыбки.
– Ты все еще любишь ее? – вырвалось у меня.
– Мое сердце давно уже разлетелось на осколки от любви к Мэгс, – вздохнул Джек.
Это был исчерпывающий ответ. Я вновь взглянула на темное безоблачное небо, усыпанное яркими звездами, и надолго умолкла. Джек тоже молчал, и тогда я сказала:
– Я знаю, что Мэгс приглашала тебя приехать к нам в сентябре. Ты приедешь?
– Пока не знаю, – ответил Джек. – Я подумал, что это как-то связано с тобой, поэтому и сделал попытку разыскать тебя.
– Мэгс говорит, что со мной это никак не связано, – сообщила я.
– Если это так, тогда, пожалуй, мне не стоит с ней встречаться. Теперь я должен считаться с Марианной. Новая встреча с Мэгс... – Он взглянул на свои ладони, потом на меня и договорил: – В общем, по-моему, этого делать не следует.
– А что об этом думает сама Марианна? – поинтересовалась я.
Джек рассмеялся.
– Она уговаривает меня поехать, так как считает, что это поможет мне раз и навсегда закрыть эту тему.
– Марианна мудрая женщина, – сказала я.
– Марианна прелесть. Она очень рада, что познакомилась с тобой, и хочет, чтобы я пригласил тебя к нам на обед в День благодарения.
– Неужели? – Я улыбнулась.
– Она готовит отменный клюквенный соус! Просто пальчики оближешь! – Он подмигнул мне.
– С удовольствием его попробую. – Я поставила бокал на столик и встала. Джек тоже поднялся с кресла. Я взглянула на улицу, где стояла поджидающая меня машина, посеребренная лунным светом. – Меня ждет друг.
Джек посмотрел на автомобиль, потом на меня и улыбнулся.
– Понимаю. Ну что ж, если тебе что-то понадобится, позвони мне обязательно.
– Непременно позвоню, – пообещала я.
– Нет, я серьезно! – Он протянул ко мне руку и сжал мое плечо. – У меня имеются средства, я не бездельничал все эти годы. У меня свой лесной склад и лесопильный заводик. Если тебе потребуется работа...
Я рассмеялась, вспомнив, как практиковалась в распилке бревен в сарае на ферме Бэббов, и сказала:
– Работа мне точно потребуется, потому что я скоро получу докторскую степень.
Джек недоверчиво переспросил:
– Докторскую степень? Ты серьезно?
– Абсолютно серьезно! Вот только я не знаю, чем буду потом заниматься. Надоела мне вся эта литература! – чистосердечно призналась я.
– Ну, тогда дописывай скорее свою диссертацию, дочка, – расплывшись в улыбке, сказал Джек, – и решай, как тебе жить дальше. Место на своем заводике я всегда для тебя найду.
Переселяться в Тускалусу в мои планы пока не входило, но все равно мне было приятно, что отец предложил мне это.
– Твой друг, должно быть, уже заждался тебя. – Джек кивнул на автомобиль. – Рад был повидаться. Не пропадай!
– Не буду, – обнадежила его я. – Попрощайся за меня с Марианной.
– Хорошо. – Джек улыбнулся, вздохнул и крепко обнял меня. – Не сердись на маму! Она такой же человек, как и все мы. А людям свойственно время от времени ошибаться.
Я припала щекой к его плечу и почувствовала, как холодную пустоту в моем сердце заполняет тепло.