– Ты уверен, что мы не влипнем в неприятности? – шепотом спросила я, перелезая с помощью Питера через забор, казавшийся голубоватым в мистическом лунном свете.
– Нет, – пыхтя от натуги, ответил он. – Главное, не уронить пиво.
Я вздохнула и спрыгнула с забора на землю, подняв облако пыли. Питер вполне благополучно приземлился рядом.
– И все-таки нам не следовало этого делать, – покачала я головой.
Питер хохотнул и обтер ладони о джинсы.
– Тебе же самой захотелось совершить нечто нелепое и забавное. Вот и пришлось рисковать.
– Ты прав, – сказала я, оглядываясь на качели и детские горки. – К тому же это двор общеобразовательной школы, на благоустройство которого затрачены средства налогоплательщиков. Так что я тоже имею право развлечься здесь.
– Допустим, именно на эту площадку пошли скорее налоги, уплаченные твоим отцом, – заметил Питер. – Но в принципе ты права.
Он взял у меня рюкзак и перекинул его через плечо. Наконец я смогла вдохнуть полной грудью. Питер обнял меня за талию и увлек на травянистый пригорок под раскидистыми деревьями. Очутившись в укромном местечке, мы расстелили на земле большое одеяло, взятое из гостиницы, и поставили на него коробку с шестью бутылками пива.
Сделав по глотку из горлышка, мы закурили.
– О чем ты думаешь? – спросил Питер.
– Ни о чем конкретном, – соврала я. – Пересчитываю кирпичи в стене школы. Это хорошо успокаивает.
– И много ты их уже насчитала?
– Пока только дюжину, – отпив из бутылки, сказала я. – Скажи мне честно, Питер, ты всерьез намерен продолжать работать в «Пейдж»? Мне почему-то в это не верится.
– Нет, разумеется, – усмехнулся он.
– Я рада. Тебе надо продолжать писать.
– Но ведь я не Алистер Барнс!
– Какое отношение он имеет к нашему разговору?
– Тебе лучше знать! – Питер пристально посмотрел на меня.
– О Боже! – Я вытянулась на одеяле и поморщилась, наткнувшись на камень. – У меня совершенно нет желания говорить об этом сейчас. Давай спокойно попьем пива.
– Да, ты права, извини, – сказал Питер. Некоторое время мы молча пили пиво. Я пыталась пересчитать еще и листья на ветке над моей головой. Но сбилась, досчитав всего лишь до двенадцати.
– Какой смысл ты вкладывал в образ Элоизы? – неожиданно для Питера спросила я. – Почему она была не способна идти строго на север?
– Признаться, я давно уже и вспоминать об этом перестал, – хмыкнул Питер. – Считай, что это просто метафора. А почему ты спросила?
– Скажи мне честно, Питер, ты срисовал Элоизу с меня?
Он уставился на стену школы и не совсем уверенно сказал:
– В ней отразились характерные черты многих женщин, которых я...
– Но главным образом мои? – перебила его я. Он молчал.
– Не отмалчивайся, Питер! Скажи честно, какой смысл ты вложил в эту фразу! Для меня это очень важно!
– Ты серьезно?
– Вполне.
– Ну ладно. – Он вздохнул. – Смысл ее заключается в том, что ты предпочтешь обогнуть земной шар, двигаясь в южном направлении, чем пойдешь коротким путем, но на север.
– Неправда! – вскричала я, приняв сидячее положение. – И все равно я толком ничего не поняла.
– Все просто: это означает, что ты дьявольски упряма. Ты видишь все так, как находишь нужным, и отказываешься воспринимать то, что тебе не нравится.
– Ты считаешь меня упрямой? – огорченно переспросила я.
– Разве кроме меня тебе никто этого не говорил? – Питер рассмеялся.
Я сделала большой глоток пива, вспоминая слова Джека.
– Тебе кажется, что я не замечаю некоторых качеств Мэгс? – спросила я после довольно долгой паузы.
– Если честно, то будь я ее сыном, я бы тоже вряд ли обращал на них внимание, – ответил он.
– Ну назови хотя бы одну ее любопытную особенность!
– У нее оригинальная походка, – сказал Питер. – Как, впрочем, и у тебя. Но у нее она все-таки другая. Мэгс ходит так, словно бы знает, что кто-то наблюдает за каждым ее шагом. И старается произвести на этого человека потрясающее впечатление.
– А я как хожу?
– Как человек, думающий только о цели, к которой он стремится.
– Но при условии, что эта цель находится где-то в южном направлении! – добавила я, горько усмехнувшись.
Питер взъерошил пальцами волосы.
– Ты всегда будешь попрекать меня этим?
– Нет, только до тех пор, пока ты не напишешь новый роман. – Я подтянула колени к груди и обхватила их руками.
Питер перестал улыбаться.
– Честно говоря, мне неприятно, что ты хочешь прекратить писать книги, считая, что этого хочу я, – помолчав, заявила я.
– А мне, честно говоря, не нравятся твои отношения с Алистером Барнсом!
Ответить я не успела, потому что меня ослепил яркий свет. Из темноты кто-то сердито крикнул:
– Эй вы, паршивцы! Что вы там делаете? Мы с Питером мгновенно вскочили. Я попыталась затоптать окурок, но Питер схватил меня за руку и увлек к ограде.
– А как же пиво и одеяло? – спросила я.
– Нет времени! Пошевеливайся! Охранник уже рядом!
Питер перебросил меня через забор и сам одолел его с ловкостью обезьяны. Со стороны детской площадки доносился топот сапог, луч фонарика прыгал по прутьям ограды. Мы побежали к машине, оставленной на автостоянке.
– Стоять! – орал нам вслед охранник. – Вы у меня получите, хулиганы!
Мы с Питером успели забраться в автомобиль и сорваться с места прежде, чем он сообразил, что спугнул вовсе не школьников, а взрослых сумасбродов.
– Ну вот ты и получила то, чего тебе хотелось – нелепое и забавное происшествие, – рассмеялся Питер.
– И чрезвычайно этим довольна!
– Всегда готов доставить тебе удовольствие, – многозначительно сказал он и поцеловал мне руку.
Я затормозила на перекрестке и, в ожидании пока загорится зеленый сигнал, взглянула Питеру в глаза. И на мгновение представила, что мы с ним поженились. Навсегда.
Вспыхнул зеленый свет, я резко сорвалась с места и на большой скорости помчалась к гостинице.
Спать мы улеглись на разных кроватях.
В обратный путь мы выехали спозаранку, чтобы Питер успел к началу своей рабочей смены в «Пейдж». Машину вел он, я клевала носом, сидя рядом с ним на пассажирском сиденье. Он разбудил меня легким поцелуем, когда спустя три с половиной часа мы добрались до места.
Я сладко потянулась, взяла с заднего сиденья свой саквояж и сказала:
– Большое тебе спасибо, Питер! За все!
– Не за что, – ответил он, преданно глядя мне в глаза.
– Скажи честно, Питер, – откинув голову на спинку сиденья, спросила я, – тебе хотелось бы остаться здесь навсегда? Нет, не ради меня, а просто остаться в этом маленьком городке до конца своих дней, работая управляющим в книжном магазинчике?
– Я приехал сюда ради тебя, – пожав плечами, сказал он. – И останусь здесь до тех пор, пока ты меня не прогонишь.
– Но почему? Почему ты хочешь потратить свою жизнь на меня? – с недоумением спросила я.
– Я не считаю это пустой тратой времени. Жаль, что ты, Порция, до сих пор так и не поняла, чего ты хочешь от жизни.
Он тяжело вздохнул и отвел взгляд.
Я чмокнула его в щеку, вылезла из автомобиля и побрела в свое временное пристанище. Когда я включила в комнате свет и села на диван, часы на видеомагнитофоне показывали 8:02. Запрокинув голову, я закрыла глаза и попыталась привести в порядок свои мысли, хаотично блуждающие в моих усталых мозгах. О Джеке и его письмах, которых я так и не получила. О Мэгс с ее неподражаемой походкой, в которой выверен каждый шаг. О Питере, предлагающем мне свою «любовь до гроба». О Йене, почему-то не делающем мне никаких предложений. О Вере, продолжающей любить, спустя столько лет, Бриджа. О Бридже, все еще любящем Веру. И о Бев с ее неискоренимой гневливостью.
Мелодичный перезвон колокольчиков, донесшийся снизу, возвестил о приходе в магазин Питера. Я взяла ключи от своей «мазды» и тихонько покинула квартиру, намереваясь уехать от «Пейдж» через переулок, чтобы моего исчезновения никто не заметил, особенно Питер.
Ждать появления Мэгс на нашей улице мне пришлось недолго. Выйдя из дома, она села в свой большой красный джип. Потерять его из виду в транспортном потоке было просто невозможно. Держась от этого автомобильного монстра на некотором расстоянии, я четверть часа ехала следом. Наконец джип остановился возле начальной школы в Рингголде. Из него вышла Мэгс и направилась в здание школы.
Питер был прав относительно ее походки.
Спустя пять минут я тоже вошла в школу. Коридоры ее были пусты. Слева от меня за стеклянной перегородкой сидела рыжеволосая женщина лет сорока. Я толкнула дверь офиса и вошла в него.
– Вы мама Сесилии? – улыбнувшись, спросила у меня рыжая дама. Из-за ее спины на меня с грустью смотрела заплаканная маленькая девочка. Глазки у нее были красные.
– Нет, – ответила я, улыбнувшись девочке, и спросила у женщины: – А что у ребенка с глазами?
– Бедняжка забыла дома глазные капли, а у нее конъюнктивит.
Я сочувственно вздохнула и снова улыбнулась Сесилии. Малышка перестала болтать ногами, спрыгнула со стула и улыбнулась мне. На зубах у нее были скобки.
– Чем я могу вам помочь? – поинтересовалась дежурная.
– Мне нужна Мэгс Фаллон, – сказала я.
– Ах, Мэгс! – Рыжеволосая рассмеялась. – Ну разве она не чудо?
– Да еще какое! Где можно ее найти? Дежурная подошла к расписанию летних школьных мероприятий, приколотому кнопками к стене, пробежала по нему взглядом и ткнула пальцем в квадрат сегодняшнего дня.
– Она сейчас во дворе, занимается с детьми от семи до девяти лет играми на развитие воображения. У вас ребенок в ее группе?
– Нет, – ответила я. – Мэгс моя мама. Меня зовут Порция, рада познакомиться! – Я протянула ей руку.
Женщина рассмеялась и, хлопнув меня по руке ладонью, заключила в объятия.
– Как же я сразу не догадалась! Вы с ней похожи как две капли воды!
Отпустив меня, она объяснила:
– Идите прямо до конца коридора, там будет дверь во двор. Мэгс на самой дальней площадке с оравой из двадцати сорванцов, которые души в ней не чают.
Я поблагодарила ее, помахала рукой девочке с красными глазками и направилась во двор. Едва ступив за дверь, я увидела Мэгс. Она стояла в плотном кольце детей и строила им смешные гримасы. Ребята звонко смеялись и хлопали в ладоши. Я села на скамейку неподалеку, так чтобы Мэгс не было меня видно, и стала слушать, что она говорит своим ученикам:
– А теперь, дети, представьте, что вы большие страшные медведи. – Ее мелодичный звучный голос идеально подходил для задушевного разговора с детворой. – Самые отвратительные, самые уродливые медведи на планете, представили? Молодцы!
Дети рассмеялись. Я невольно улыбнулась.
– А сейчас изобразите это чудовище! – скомандовала Мэгс.
Ребятишки принялись корчить рожицы, растягивать пальцами щеки, высовывать языки и таращить глаза.
– Замечательно! – похвалила их Мэгс. – Сара, деточка, из такой симпатичной девочки, как ты, мог бы получиться медведь и чуточку пострашнее! Ну-ка, оттяни еще немного ушки! И надуй получше щечки. Умница!
Мэгс потрепала маленькую светловолосую девочку по плечу и встала в центре круга, образованного кривляющимися мальчишками и девчонками.
–А сейчас, когда все вы превратились в страшных мохнатых мишек, я попрошу вас на минутку притихнуть и послушать меня. Я должна сказать вам нечто очень важное! Подойдите ко мне поближе!
Дети сгрудились вокруг нее и замерли, готовые ловить каждое ее слово. Выдержав паузу, Мэгс сказала:
– Вы – лесные страшилища, жуткие лохматые мишки. Но постарайтесь представить себе, что вы очень любите какую-то вещь или какого-то человека. К примеру, аленький цветочек. Или свою маму. Или своего одноклассника. Зажмурьтесь и представьте себе то, что вы любите больше всего на свете!
Мэгс и сама зажмурилась, потом приоткрыла один глаз и погрозила пальцем Саре:
– Я всем велела зажмуриться, и тебя это тоже касается! Девочка хихикнула и зажмурилась. Убедившись, что все дети выполнили ее команду, Мэгс снова закрыла глаза. Я тоже их закрыла.
– А сейчас, дети, – сказала Мэгс, – вы должны запомнить эту картинку и открыть глазки.
Я открыла глаза. Мэгс смотрела прямо на меня. Она улыбнулась и вновь обратилась к детям:
– Внимание! Посмотрите вокруг себя. Вы заметили, что из страшных медведей снова превратились в самых красивых детей на свете?
Ребятишки встретили ее слова восторженным гулом и радостным смехом. На их лицах расцвели счастливые улыбки. Лицо Мэгс светилось от умиления. Я послала ей воздушный поцелуй. Она ответила мне тем же.
В этот момент к детям подошел мужчина спортивного телосложения, примерно моего возраста, и велел им перейти на площадку для спортивных игр. Мэгс о чем-то переговорила с ним и, попрощавшись с группой, подошла ко мне и села рядом со мной на скамейку.
– Меня только одно удивляет: почему ты раньше не проследила за мной, – сказала она.
– Мне нечего сказать в свое оправдание, – рассмеялась я. – Видимо, я тугодум.
– Это не смертельно, – успокоила меня Мэгс.
– Я виделась вчера с Джеком, – помолчав, объявила я.
Мэгс и бровью не повела, сделав вид, что увлечена наблюдением за детишками, играющими в мяч. Но от меня не укрылось, что пальцы ее сжались в кулак.
– Правда? – безразличным тоном бросила она. – Ну и как он поживает?
– У него все прекрасно. Он здоров и всем доволен. Мэгс едва заметно улыбнулась.
– Рада это слышать. Он, очевидно, рассказал тебе нашу историю?
– В общем-то нет, – ответила я. – Мне известно только, что ты его прогнала.
– Да. Это правда, – кивнула она.
– Что ж, это ваше личное дело, – вздохнула я. Она недоверчиво взглянула на меня и спросила:
– Разве ты больше не сердишься на меня?
– А какой смысл сердиться? – пожала я плечами. – Как сказал Джек, обладание правом злиться на кого-то еще не означает, что это следует делать.
Мэгс рассмеялась:
– Он в своем репертуаре! Совсем не изменился. Значит, вы с ним все-таки обо мне говорили...
Она повернулась, посмотрела мне в глаза и погрозила пальцем, совсем как проказливому ребенку. Я улыбнулась, хотя в горле у меня внезапно запершило.
– Не стану скрывать, мне по-прежнему любопытно, почему вы с ним расстались, – сказала я. – Но сегодня я приехала сюда не для того, чтобы тебя допрашивать.
– Если так, то напрашивается вопрос...
– Зачем я пришла сюда? Не знаю! Я знаю только то, что больше ни с кем не желаю ругаться. Тем более с тобой...
Я подалась вперед и схватила Мэгс за руку.
– Я хочу наконец тоже иметь маму!
Мэгс улыбнулась и сжала мою руку. И у меня тотчас же стало тепло и легко на душе. Впервые в жизни я не испытывала тягостного чувства, сидя рядом с Мэгс. И не ждала от нее никакого подвоха. Мне просто было хорошо. Ярче засветило солнце, звонче стали детские голоса, ласковее ветерок. Скрывая выступившие на глазах слезы, я запрокинула голову и взглянула на лазурный небосвод. Внезапно Мэгс сказала:
– Я любила Джека. И люблю его до сих пор.
Я судорожно вздохнула, пораженная этим неожиданным признанием, и тихо спросила:
– Но почему же тогда ты его оттолкнула?
– Потому что любила...
Я сильнее сдавила пальцами ее руку и промолчала.
– Тебе известно, что Бев была замужем за твоим дедушкой?
Я покачала головой. Фамилию Фаллон Бев, насколько я знала, носила в девичестве, эта же фамилия потом перешла и ко всем нам. Мне и в голову не приходило, что Бев была замужем. Впрочем, я и не спрашивала у нее об этом.
– Вера была слишком маленькой, чтобы запомнить, как отец ушел от нас. Но я-то все помню! Однажды я вышла к завтраку и не увидела папу за столом на его обычном месте. Бев после его исчезновения замкнулась и целый год ни с кем не разговаривала. Она почти не покидала своей комнаты. Пока Глэдис Чивер не привела к нам в дом преподобного Билли, чтобы тот исповедовал ее и наставил на путь истинный.
– Не может этого быть! – изумленно воскликнула я. – Бев целый год затворничала из-за мужчины? Мне трудно это представить. Что ж, это многое объясняет... – нахмурилась я.
– Мне было тогда всего шесть лет, – продолжала рассказывать Мэгс, – и Бев со мной на эту тему, естественно, не разговаривала. Она заложила дом, открыла «Пейдж» и начала новую жизнь. С тех пор мы и стали неразлучными «барышнями» Фаллон. А когда появилась на свет ты, нас стало четверо.
Мы взглянули друг на друга и улыбнулись.
– Но мне в голову запала мысль, что однажды нечто подобное может произойти и со мной, – пояснила Мэгс. – Я боялась, что не перенесу разрыва с Джеком, поэтому сама прогнала его. Он ушел молча, даже не задав мне никаких вопросов.
Она устремила задумчивый взгляд в небо и умолкла. Но ненадолго. Успокоившись, Мэгс продолжала:
– Относительно писем, о которых ты говорила, мне ничего не известно. Однако вряд ли Джек опустился бы до подобной лжи. Я не исключаю, что их ему возвращала Бев. Или Вера... Вообще-то Джек хороший человек. Поначалу мне его очень не хватало, но потом я привыкла жить без него. В конце концов, у меня была ты... И лишь когда ты уехала в колледж, я вдруг остро ощутила в душе пустоту, утратила вкус к жизни. И вот минувшей зимой Вера и Бев вызвали меня на семейный совет и приказали заняться чем-нибудь, что вернуло бы мне ощущение радости.
– Но ты всегда производила на меня впечатление абсолютно счастливого человека, – заметила я. – Только я не могла понять, чему ты радуешься.
–Я действительно радовалась, когда ты навещала нас, деточка, – с улыбкой сказала Мэгс. – С тобой я всегда чувствовала себя счастливой. Но после твоего отъезда...
Я не верила своим ушам: мне и в голову никогда не приходило, что Мэгс рада видеть меня и счастлива просто потому, что у нее есть дочь.
– Прости меня, – растерялась я, – мне следовало быть более чуткой и внимательной дочерью.
– Не переживай, – отмахнулась она, – дети и не должны задумываться о таких вещах. В общем, Бев и Вера приказали мне найти себе дело по душе. Чего только я не перепробовала, деточка! – Она мечтательно улыбнулась. – Пекла кексы и бублики в пекарне Сью Энн. Работала кассиром в универсаме. Да мало ли... Пока наконец не остановилась на работе в школе. Ну как не полюбить этих малышей всем сердцем!
Она кивнула в сторону площадки, на которой резвились дети.
– Я готова любоваться ими весь день!
Мне вспомнилась ее затея со страшными лохматыми медведями, и в связи с этим у меня возникло сразу несколько вопросов к ней. Но я начала с главного:
– Объясни мне все-таки, зачем ты выпустила коров из загона на ферме Карла Рейми?
Мэгс от души расхохоталась.
– Эта идея принадлежала Вере! – призналась она. – Вера решила, что мне испортила карму косметика, апробированная на животных. И настоятельно порекомендовала совершить для них какое-нибудь доброе дело.
– Так это Вера отправила тебя в коровник Рейми?
– Нет, – снова рассмеявшись, ответила Мэгс. – Она-то имела в виду, очевидно, пожертвование в фонд общества защиты животных. Но я решила эту проблему по-своему. Честно говоря, ни в какие чакры и кармы я не верю, все это бредни, подлинное счастье я обрела здесь, среди детей. Они истинные цветы нашей жизни. Мне предложили стать в этой школе штатным помощником преподавателя. Ну разве это не прекрасно?
– Я рада за тебя, мама!
– Спасибо, дочка! – улыбнулась Мэгс.
Мы еще немного погрелись на солнышке. Наконец я собралась с духом и выпалила:
– А Джек женился. Мэгс изменилась в лице.
– Правда?
– Разве он тебе не сказал, когда ты разговаривала с ним?
– Нет! – Она покачала головой. – Мы ведь недолго с ним беседовали. Он сказал, что сможет приехать к нам в сентябре, и я тотчас же положила трубку. Он счастлив в браке?
– Мне показалось, что да.
Мэгс помолчала, а затем сказала, изобразив на лице свою коронную улыбку:
– Что ж, это чудесно. Я рада за него. Не могла бы ты сделать мне одолжение, деточка? Передай, пожалуйста, Джеку, что нам с ним вовсе и не обязательно встречаться и разговаривать. Скажи ему, что я просто хотела извиниться перед ним. Я могу на тебя рассчитывать?
– Конечно, мама! Он будет рад это услышать.
Мы встали со скамейки и, взявшись за руки, пошли через двор к зданию школы. У дверей нам встретился представительный мужчина с ярко-голубыми глазами и серебром в волосах.
– Гари! – остановила его Мэгс. – Позвольте представить вам мою дочь. Патриция, это Гари, старший инспектор школы.
– Просто не знаю, что бы мы делали без вашей мамы, – пожимая мне руку, сказал Гари. – Все дети от нее в восторге.
– Спасибо, – улыбнулась я, – мне приятно это слышать.
Он придержал дверь, пропуская нас в школу, и затем осторожно прикрыл ее. Мэгс взяла меня под руку и заговорщицки прошептала:
– По-моему, этот мужчина – неплохой шанс. Как ты считаешь? – Глаза ее засветились.
– Не нужно мне никакого шанса! – вспыхнув, воскликнула я.
– При чем здесь ты? – Мэгс шутливо толкнула меня локтем в бок.
Я проводила удаляющегося по коридору джентльмена внимательным взглядом. Судя по его осанке и пружинистой походке, он был в прекрасной форме.
– Если ты решишь воспользоваться этим шансом, – сказала я, – ты должна будешь обязательно отчитаться передо мной.
– Можешь не сомневаться, деточка! – фыркнула Мэгс. – Я не пропущу ни одной пикантной детали.