Ульгычан, или хроника турпохода

УЛЬГЫЧАН,

или

ХРОНИКА ТУРПОХОДА

1993 год от рождества Христова. Планета Земля.

Не все, то что сверху, от Бога...

В.Высоцкий

Вспоминаются черные дни.

Вспоминаются белые ночи.

И дороги в те дали - короче,

Удивительно близки они...

А.Жигулин

Пролог

Нормальные люди в такие истории не попадают...

Впрочем, начиналось все очень мирно: невинной приятельской вечеринкой. Редкие гости - Серега и Галка из Новосибирска - приволокли четыре коробки слайдов и два альбома с цветными фотографиями. Мы смотрели и облизывались: за последние несколько лет ребята успели исходить чуть не весь Север. Кольский, Полярный Урал, плато Путорана...

- Куда этим летом?

Серега сделал страшные глаза:

- На Колыму! - и довольный произведенным эффектом развернул карту. Холодок побежал у меня по спине, отчетливо, как наяву представились сопки, редкие корявые лиственницы, спокойная водная гладь под холодным, прозрачным, очень высоким и чистым небом...

- А можно с вами? - вот с этого, наобум заданного вопроса все и пошло.

Первая неделя

Несколько месяцев спустя столица Колымского края приветствовала четверых "проходимцев" - туристов. Представляю по порядку: Серега, Галка, моя лучшая подруга Ладка и я, ваша покорная слуга.

В аэропорту нас встречал руководитель группы: давний приятель Серегиных родителей, Игорь Федорович Басов. Он тут же обрадовал нас, что идти предстоит впятером вместо десяти человек по плану: рюкзаки будут ой-ой-ой. Но зато погода стоит - давно такой не было, и грибов...

Осмотр города отложили на потом: прилетели под вечер и на следующий день, рано утром, уже покинули "цивилизацию". Попутный грузовичок бодро бежал по Колымской трассе, против ожидания не огороженной по обеим сторонам колючей проволокой, с чистейшего неба ласково пригревало солнышко, тяжеленные рюкзаки мирно лежали на дне кузова и не просились на спины - все было ok.

Грузовик вез продукты на метеостанцию, от которой как раз должна была начаться пешая часть нашего маршрута. Ехали с остановками целый день, заночевали там, а поутру вышли. За полдня поднялись на безымянный перевал, в последний раз оглянулись на крохотные, словно игрушечные постройки - и с того момента неделю бродили по диким, дивной красоты горам, не встречая ни души.

Все так же ясно светило солнце, в зачарованной тиши лишь ветер пел свою извечную песню, да глухо шумели на перекатах обмелевшие к осени реки. Белые ночи закончились, но до равноденствия было еще далеко: светлого времени за глаза хватало и на ходьбу, и на нехитрые хлопоты вечером у костра. Рюкзаки, как положено, с каждым днем легчали, а сами мы постепенно привыкали к их тяжести. Жалеть об оставленных в городе волевым решением Старшого продуктах пока не приходились. Жрачка росла буквально под ногами. Почти каждый вечер - внеплановый грибной суп, на второе - каша с толченой черникой. Иногда Старшой и Серега разнообразили наше меню свежепойманной рыбой.

С трудом верилось, что этот туристский рай и проклятая планета Колыма - одно и то же. Впрочем, ИФ - так я для краткости буду звать Старшого - вполне сознательно и целеустремленно вел нас в обход любой "населенки": нынешней и бывшей. Он обожал свою родную тайгу и хотел, чтобы Колыма запомнилась нам именно такой: прекрасной, дикой и чистой. Когда я вспоминаю рассказы, которыми он тешил нас на каждой стоянке, а иногда и просто в пути - меня не покидает ощущение, что ИФ был лично знаком со всеми ее обитателями. Для каждого камня, дерева, пробивающегося из-под скалы родника у него имелось в запасе имя и какая-нибудь особая история.

Лишь одной темы он не любил касаться - лагерной, хотя рассказал кое-что, дабы охладить наше нездоровое любопытство. Отец ИФ в 38-ом году был арестован как "враг народа" и исчез. Спустя девять лет мать каким-то образом разузнала, что он жив, и вместе с десятилетним Игорем уехала к мужу на Колыму. На Материк родители ИФ больше не вернулась. Поздней осенью 49-ого погиб, так и не увидев свободы, Федор Головин, его отец. Еще через несколько месяцев мальчишка остался круглым сиротой: зимней ночью, в мороз и пургу, Нонна Головина вышла из пристройки, в которой они ютились - а нашли ее только весной.

Сам Игорь остался в живых благодаря одному местному охотнику. Вот о ком ИФ рассказывал много и с удовольствием: по крайней мере половина лесных баек имела в качестве главного действующего лица дядю Филю Басова.

- Мне всю жизнь везло на хороших людей. Дядя Филя вложил в меня - мало кто в родных детей столько вкладывает. Сам - едва грамоте знал, а мне помог и на Материк уехать, и высшее образование получить. Он же меня и таежной науке учил - жалею теперь, что так и не постиг ее в совершенстве. Вообще, мудрый был старик и доброты немереной: мне до него ой как далеко. До сих пор с гордостью ношу дяди Филину фамилию, да простят меня покойные родители...

- Игорь Федорович, а зачем было уезжать, если вы так тайгу любите?

- Да я, дурак, слишком поздно понял, что мне без нее не жить. Уезжал в теплые края - думал никогда не вернусь. А сколько лет блукал по всему Союзу - нигде такой красоты не видел. Смолоду-то хоть много с дядей Филей по тайге мотался, крепко ее недолюбливал. Бывало, начнешь миску в реке с песком оттирать - сплеснешь - на дне золотые блестки. Сразу вспомнишь, сколько народу за этот металл загублено, отца с матерью вспомнишь - и глядеть по сторонам не хочется. А вокруг, если весна - рододендроны цветут: все сопки желтые, если осень - лиственницы в золоте... Как наваждение какое-то. Сбежал. Только что тайгу винить за беды, которые мы, люди, сами изобретаем на свою голову. Ей до нас дела нет: у нее своя жизнь, своя тайна. Как у моря, как у пустыни. Любить ее надо, тогда и жить здесь будет не в тягость. Любить изо всех сил человеческих.

Серега, которого всегда раздражала излишняя, с его точки зрения, патетика, не упустил случая съязвить:

- Жена-то вас к тайге не ревнует?

- Случается иногда, - ИФ ласково, чуть печально улыбнулся, игнорируя Серегину "шпильку". Солнце золотыми искрами вспыхнуло в его изжелта-серых, светлых до прозрачности глазах, и я в тот миг ясно ощутила: ИФ здесь даже не просто дома. Каким-то образом ему удалось стать неотъемлемой частью этой тайги и гор. Редко такое дается современному человеку! Вспомнилось Гриновское "Сердце пустыни" и, вроде бы не к стати, Толкиен. Хотя... Если разобраться, не так уж не к стати.

Впервые - именно со страниц "Хоббита" повеял мне в лицо ветер дальних странствий. Я тогда еще читать толком не умела, но горы, дикие горы, полные чудес, уже приворожили меня. Автор честно предупреждал: там трудно, порою - смертельно опасно, и некого позвать на помощь. Там запросто можно остаться без завтрака, обеда, ужина: хорошо, если сам не превратишься в чей-нибудь обед. Там живут драконы, тролли, гоблины... Но еще - там ждут невероятные приключения и возможность стать больше, чем ты есть в обыденной жизни. Это - самое главное. Это стоит испорченной двери, украденных ложек, в конце концов, даже потерянной репутации. Потом, классе в шестом, мне в руки попались "Хранители", и я окончательно влюбилась в Толкиеновское Средиземье. Мудрые наставления Гендальфа ложились в основу моих собственных жизненных принципов. Слова "эльфы", "эльфийский" на долгие годы стали синонимом всего светлого, прекрасного и таинственного.

Впрочем... Мне доводилось встречать ребят, которые на полном серьезе считали себя Толкиеновскими персонажами, заплутавшими в пространстве и времени. Многие из них полжизни отдали бы за то, чтобы "вернуться" в Средиземье. Я - любя мир Толкиена и преклоняясь перед героями его книг - никогда не теряла уверенности, что дом мой здесь, на Земле. А чудеса, приключения и подвиги, которых жаждет душа и которых так не хватает в нашем сером обыденном существовании - нужно просто искать и ждать, ждать и искать.

Я не была бы дочерью своей страны, своего народа и времени, если бы эти поиски не увлекали меня на Север и Восток. Это - исконное. Именно в той стороне всегда простирались наиболее доступные русскому человеку дикие, неосвоенные земли. В непреступные крепи лесов и тайги отступали наши предки под натиском свирепых кочевых орд, бежали от религиозных гонений. Туда отправлялись на поиски пушнины и золота. Туда же любая Российская власть вечно ссылала преступников, неугодных...

В конце восьмидесятых - начале девяностых именно об этом чаще всего вспоминали: о Сталинском беспределе, о миллионах безымянных могил в вечной мерзлоте. Но даже у Варлама Шаламова, прошедшего все круги лагерного ада, люто ненавидевшего Север, северная природа - холодная, суровая, безжалостная к человеку - пронзительно, ярко, невыносимо прекрасна.

Я очень люблю природу. При этом - предпочитаю попадать в красивые места по собственной воле, а не под конвоем. В общем, когда на втором курсе института я увидела объявление, где все желающие приглашались в поход по Хибинам (Кольский полуостров), долго не раздумывала. Северные горы не обманули моих ожиданий. Это было... Трудно объяснить словами: волшебная сказка наяву, и четкое ощущение, что после долгой-долгой разлуки вернулась, наконец, домой. В том походе я встретила Ладку, и мы сдружились, не разлей вода. Многое нас связало, включая увлечение Толкиеном. Но самое главное - мы понимали друг друга с полуслова, с полу взгляда. Такой душевной близости не было у меня ни с кем, никогда: ни с родителями, ни с друзьями детства, ни с... В общем, о тех двух Хибинских неделях я мола бы рассказывать бесконечно долго, но сейчас не время и не место.

Остановимся на том, что мы с Ладкой - обе - "заболели Севером" в особо тяжелой форме. Прошло четыре года, и каждое лето нас заносило все дальше и дальше, на все более сложные и протяженные маршруты. В этом году, кстати, должно было "занести" уже не вдвоем, а вчетвером: вместе с Ладкиным мужем, Серегой Большим, и моим женихом, Игорем. Но - не сложилось. Ребят не отпустили с работы. Ладка по своему Сержу здорово скучает, а я... Трудный это вопрос: когда собираешься за муж за хорошего приятеля, но почти без любви. Может быть, даже очень кстати случился этот поход. Еще раз подумать хорошенько и решить: "Оно мне в самом деле надо, или как?"...

На седьмой ходовой день погода начала портиться. С самого утра задул ледяной ветер, а к обеду (то есть к дневному "перекусу") низкие-низкие тучи скрыли не только солнце, но и вершины окрестных гор. Мир разом утратил резкость очертаний, стал серым и неприветливым. Ставили палатку под начинающимся дождем, наскоро варили ужин, а потом залегли в теплые, пока еще сухие спальники - и до утра: под шум капель по тенту сладко спится.

Восьмой день

Утро. Дождя нет, хотя сказать так можно лишь с большой натяжкой: мы выше границы облаков. Сырость, холод собачий и к тому же в десяти шагах ничего не видно. Но идти надо, иначе плакали наши обратные билетики. Завтракаем, свертываем лагерь, и вперед: сегодня - кровь из носу - надо взять Олений перевал.

Идем ощупью: надежда, что к середине дня туман хоть немного рассеется, оказалась тщетной. Бесконечный пологий подъем уводит неизвестно куда: на голых камнях тропа теряется. Видит ли ее хотя бы ИФ - не знаю, не уверена. Во всяком случае он молчит, а не треплется на ходу, как обычно. После второго привала (идем по 50 минут, потом 10 минут отдыха) Старшой начинает проявлять явные признаки беспокойства. Не прошли двадцати минут третьей ходки, как надолго останавливаемся. ИФ сидит на корточках с картой на коленях, не обращая внимания на стоящего рядом Серегу, и что-то напряженно обдумывает. Потом, приняв какое-то решение, резко встает:

- Подъем! По коням!

Поворачиваем градусов на сорок влево и идем еще около часа. Сквозь клубящийся туман проступают два исполинских каменных клыка и узкий проход между ними: словно врата преисподней. Ладка за моей спиной судорожно переводит дух: у нее, как и у меня, это зрелище вызывает вполне однозначные ассоциации. Хорошо, что сейчас не ночь!

- Ведьмины Ворота. Вышли! - в голосе ИФ - мрачноватая гордость, но почему-то совсем не слышно веселья.

- Куда дальше?

Старшой не отвечает.

За Воротами - спуск в долину: наконец-то выныриваем из облаков. Внизу вьется давно не езженая грунтовая дорога, течет ручей. Останавливаемся на перекус под сенью чахлого кустарника.

Еще полторы ходки по дороге. Крутой поворот вправо, и нашим глазам открывается просторная котловина с озером на дне. Вода - как тусклая сталь, и на этом фоне метрах в пятистах от нас - покосившиеся скелеты вышек, низкие бараки с просевшими крышами. Дальше, примерно в полутора километрах, еще какие-то развалины...

- Вниз не пойдем, - сказал ИФ, как припечатал. Спорить не хочется...

Глубокая, защищенная от ветра лощина. По дну бежит, то исчезая между камней, то вновь появляясь, ручеек с чистейшей ледяной водой. Дров поблизости не видать, но можно, в конце концов, сходить вниз, к озеру...

Нас с Ладкой оставили обустраивать стоянку. Ставим палатку, затаскиваем под тент рюкзаки, расчищаем место для костра. Серега с Галкой пошли за дровами, ИФ взял ружье и тоже исчез. Забираемся в палатку, стелем коврики, спальники - народа все нет. Несмотря на усталость, не нахожу себе места. Замечаю, что и Ладка, нет-нет, а оглянется тревожно по сторонам. Все как обычно: небо, горы да наша палатка, и не ночь вроде, а неуютно. Прямо скажем, страшновато.

Наконец, прибегают новосибирцы: бледные, явно чем-то до полусмерти перепуганные, без дров.

- Что случилось?

- Да там...

- Там кладбище старое: груды камней, таблички с номерами. Мы хотели напрямик пройти.., - Галкин голосок заметно дрожит.

Серега кусает губы, молчит, мнется. Семь часов вечера, светло еще. Чтобы здоровенный молодой турист старого кладбища испугался?!

- Серый, вы что, на привидение напоролись? - Ладка чуть не трясет его за грудки.

- Да нет, просто не по себе как-то...

Садится на камень, с силой проводит ладонями по лицу, безуспешно пытаясь стереть с него выражение растерянности и испуга. Галка чуть не плачет. Как назло, ИФ куда-то провалился... Ладка напряженно озираемся по сторонам.

- Серый, ты не знаешь случайно, как это место называется?

- А? Ульгычан, вроде. ИФ здесь жил когда-то.

- Что - ИФ? О чем базар?

Слава Богу, вернулся: легок на помине. Вид, правда, и у него не слишком веселый. Станно как-то глядит на нас:

- Дров, конечно, не набрали? Доставайте примус.

Опускается на корточки, зябко потирает ладони. Сейчас он больше обычного похож на мокрого нахохленного воробья: маленький, щуплый, сивые вихры торчат в разные стороны, и без того худое лицо совсем осунулось и посерело.

- Игорь Федорович, куда вы нас завели? - судя по подчеркнуто официальному тону, Ладка здорово злиться.

- Не знаю.

- То есть как?

- Не знаю, что с местом стало. Родители здесь похоронены, старый дяди Филин дом до сих пор стоит, только крыша провалилась. Я тут каждый камушек как свои пять пальцев.., - он на полуслове замолчал, прислушиваясь.

Где-то далеко в горах глухо пророкотал камнепад - и снова тишина.

- Будто вымерло все: бурундуков, и тех не видно. Поджилки от страха трясутся. Никогда здесь такого...

- Сматываться надо. Свертывать лагерь и сматываться.

- Серег, окстись! Куда мы на ночь глядя потащимся?

- По дороге. Назад. Не надо было с плоскогорья спускаться: топали бы себе к перевалу...

- Заблудились бы и свернули себе шеи...

- А может не свернули бы?

- Может быть и нет, - разом прекращает начавшуюся перепалку ИФ

Он внимательно смотрит на Галку, потом на меня:

- Сегодня никуда не пойдем. Ужинаем и ложимся спать. Мы с тобой, Сергей, подежурим: хочешь - по очереди, хочешь - вместе, а девчонки должны отдохнуть. Ты, Лада, молчи. Ты баба двужильная, но не ври, что не устала.

- Я не то хочу сказать. Помнишь, Серега, историю про четырех замерзших мужиков на Сейдъявре?

- А что там было, я не слышал?

Нервно подмигиваю Ладке:

- Не надо об этом к ночи! - цитата из Профессора сейчас как нельзя более уместна: Ладка улыбается мне уголком рта, а Сереге говорит:

- Я тебе как-нибудь потом расскажу.

В скором времени нам стало не до занимательных историй. Серега, кажется, так и остался в неведении. А вообще - классная байка-страшилка, один мой знакомый очень любит рассказывать ее вечерком у костра...

Все на том же Кольском, восточнее Хибин: за Умбозером, возвышаются Ловозеры. Они чуть пониже Хибин, безлюднее и, по-моему, еще красивее.

Ловозеры, Ловозерские тундры. Все горы на Кольском называются тундрами: за то, что лишь у подножий растет лес, а вершины - голые, открытые всем ветрам. Серые камни устилает пестрый ковер из лишайников, мха, карликовой березки-ерника, толокнянки, брусники, голубики, шикши. Издали все это многоцветие сливается в единый светло-золотистый тон, как будто горы щедро припорошены желтой цветочной пыльцой.

Сердце Ловозерских тундр - Сейдъявр, что в переводе с саамского означает Священное Озеро. Вообразите себе глубокую чашу безлесных, мягко-округлых, золотистых гор, а на дне ее - овальную каплю чистейшей небесной лазури. Это - Сейдъявр. Озеро не только сказочно красиво, но и богато рыбой, которая заходит туда на нерест. Одного этого, в принципе, было бы достаточно для организации заповедника, куда не очень пускают праздно шатающееся "турьё". Но ходят слухи, все не так просто.

В частности, людская молва упорно приписывает инициативу создания заповедника "великому и ужасному" основателю ЧК - Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Якобы он в двадцать каком-то году отправил туда прекрасно оснащенную по тем временам научную экспедицию. Результаты экспедиции были тщательно засекречены, а все участники расстреляны (уже не самим Феликсом, а его преемниками).

Среди местного населения и туристов окрестности Сейдъявра слывут местом странным, таинственным и небезопасным, куда без крайней нужды лучше не соваться. Хотя ничего конкретного никто упорно не рассказывает. Говорят, в окрестностях Сейдъявра нельзя шуметь. Вроде бы, женщинам нельзя ходить там с непокрытой головой. Показывают черную тень колдуна - Куйво - на отвесной скале над озером: его фигура постоянно меняет очертания...

В самом заповеднике благополучно проживают двое или трое егерей: их избушка - единственное людское жилье на озере. Знакомые туристы в прошлом году заходили к егерям в гости, оставляли на хранение "заброску". Естественно, пристали с расспросами про местные чудеса, но в ответ услышали: "Отвяжитесь! Вы завтра уйдете, а нам здесь жить".

Единственная история, которая известна более-менее достоверно - про тех самых четверых мужиков. Это были рабочие из Ревды, шахтерского поселка к северу от Ловозер. Бедолаги отправились на заповедное озеро порыбачить. Было у них разрешение, договорились они с егерями по хорошему, или просто браконьерили - не знаю точно, да это и не важно. Ушли туда на выходные. Ждали их на работе в понедельник утром - не дождались. Начали искать.

Сначала нашли палатку: пустую. Все выглядело так, будто ее обитатели собирались ужинать, но вместо этого в панике повыскакивали на улицу и сгинули в неизвестном направлении. Потом нашли самих людей: уже не живых. Одного - километрах в десяти от стоянки, остальных - еще дальше. Кто в чем был: в легкой одежде, в носках, они кинулись бежать к Ревде. Бежали сломя голову, через горы, напрямик - пока не свалились от усталости и не замерли. Последнее-то не удивительно. Погода стояла: около нуля, мелкий дождь, туман. До ближайшей "населенки" - не меньше тридцати километров, так что шансов у них не было никаких. Вопрос в другом: что должно было произойти, чтобы подвигнуть бывалых, в годах уже, мужиков на такую самоубийственную глупость? Причем, кажется, они еще и абсолютно трезвыми были...

Я ходила по Ловозерам, но на самом Сейдъявре не была. Видела заповедное озеро издали, с перевала.

Здесь - тоже озеро. И место, наверняка, не менее красивое. В хорошую погоду, не в такую серую муть, да если бы еще убрать развалины на берегу... Только горы здесь - намного выше и круче. "Схема строения" примерно та же: как у большинства северных гор. Насколько я понимаю в геологии, это плато, основательно погрызенное ледниками. Но в Хибинах и Ловозерах скальных стенок меньше, чем плоских вершин и пологих лишайниковых склонов. Здесь - наоборот.

От нашей стоянки скалы - с трех сторон: отвесные, мрачные, верхний край теряется в облаках. С четвертой - вид на озеро и остатки лагеря. И давит, давит что-то, наполняет душу тоской и непонятным страхом...

После ужина мы, как дежурные, отправились мыть посуду. Отошли всего метров на двадцать, но накатило такое, что не приведи Господи: словно чей-то взгляд из темноты, внимательный, недобрый, и как ни повернешься - все равно в спину. Ретировались обратно к костру бегом. Под язвительные Серегины комментарии - будто не он вернулся без дров - составили в кучу грязные миски и полезли в палатку.

То ли жуть, висящая в воздухе, все-таки пошла на спад, то ли усталость брала свое, но через несколько минут я провалилась в глубокий, как омут, сон без сновидений.

Проснулась среди ночи. Отчего - не поняла, но тут же обнаружила, что никто в палатке не спит. Выскакиваем на улицу. ИФ с Серегой двумя изваяниями застыли на бугре над палаткой, их обращенные к озеру лица озарены бледными синеватыми сполохами. Взлетаем к ним.

Сколько буду жить - не забуду. В окнах пустых домов разгоралось все ярче странное голубое сияние. Призрачный огонь пополз по стенам, по земле - и вот уже весь поселок беззвучно пылал, почти не видимый в светящемся тумане. Волна света побежала вверх по склонам сопок, только наша лощина почему-то так и осталась темным островком в океане холодного пламени. Запахло озоном, волосы у нас на головах, тихо потрескивая, поднялись дыбом.

Граница света и тьмы проходила метрах в двадцати от места, где мы стояли. Там, за этой чертой, что-то происходило. Плыли, теряя свои очертания, руины внизу, сами собой беззвучно перемещались камни, на скальной полке слева неизвестно откуда возникла корявая, перекрученная ветрами лиственница...

Потом вдруг сияние померкло, на мгновение все потонуло в непроглядной тьме - и тут же вспыхнули прожектора на далеких лагерных вышках, замерцали, заискрились золотистые огоньки в окнах домов, где-то залаяла собака.

- Гал, ущипни-ка меня, - подал голос Сергей и сразу ойкнул от боли.

Последующие несколько секунд мы занимались тем, что щипались, наступали на ноги и одаривали друг друга тумаками. ИФ стоял чуть в стороне и молча смотрел на оживший поселок.

- Ребят, а вдруг это взаправду? - Галкин вопрос так и остался висеть в воздухе.

Наши дальнейшие действия могут показаться полным идиотизмом: не сговариваясь, мы залезли в палатку и необычайно быстро заснули. Обсуждение отложили на утро с тайной надеждой, что при свете дня все вернется на свои места, мы тихо унесем отсюда ноги, а дома, в теплой уютной квартире будем рассказывать, какой клевый глюк нас здесь посетил.

Девятый день

Проснулись наутро от мерного, стонущего металлический лязга. Внизу били в рельсу. Подъем или развод - черт его знает. От этого "малинового звона" мурашки побежали у меня по спине: ночное наваждение оказывалось явью.

ИФ, мрачнее тучи, разжигал примус: кажется, он, один из всех, так и не ложился. Еще одна неприятность - Галкина очередью дежурить. "И снова каша будет кислой, и вновь на ужин колбаса", так как все остальное сгорело - это про нашу Галю. Не понимаю, как они с Серегой до сих пор не перемерли с голоду. Или у них дома - он готовит? Молча заедаем жидкий суп из пакетов вчерашней холодной вермишелью.

Галина разливает чай, раскладывает на дощечке сахар и сухари. Пока она ходила мыть миски, Серега спрятал ее порцию.

- Кто мою пайку?.. - сказала и осеклась. В этот день из нашей речи исчезли многие слова, вычитанные в "лагерной" литературе и употребляемые нами, вполне интеллигентными и благополучными людьми, с эдакой дурацкой бравадой.

- Я спускался вниз: там все по правде. Даже кой кого из знакомых видел. Они перемерли давно, а здесь - живые, молодые... Не понимаю! - И.Ф с досадой хлопнул себя по коленке, и тут же, словно в насмешку, дрогнула земля от взрыва на руднике.

- Что делать-то будем?

Дурацкий вопрос. Если мы действительно провалились в прошлое, нам не позавидуют даже беглые зеки. До меня это только сейчас доходит...

Наверное, я сильно изменилась в лице, потому что Ладка тут же ухватила меня за рукав:

- Ольга, тебе плохо?

Я потихоньку присела на камушек, запахнула поглубже полы куртки.

- Лад, с Колымы-то не бегают.

- И зима скоро. Привет! - лицо моей подруги кривит недобрая ухмылка. - А ну вставай, чего расселась!

- Отвали!..

С самой жуткой паникой можно сладить. Нужно только... Встаю, подбираю "кошатницы" и иду к ручью. От ледяной воды сводит руки. Остервенело тру миски клоком ягеля и напеваю из Высоцкого:

"Был побег - на рывок: наглый, глупый - дневной.

Вологодского с ног и вперед головой.

И запрыгали двое, в такт сопя на бегу:

На виду у конвоя, да по пояс в снегу..."

- Что-то ты не то поешь, голуба, - вздрагиваю от голоса ИФ, по обыкновению бесшумно оказавшегося за спиной.

- Пойдем-ка, пройдемся: я, ты да Ладка.

- А?

- Пойдем пройдемся, говорю, не век же здесь куковать.

Из каких-то своих соображений ИФ оставил ружье Сереге, а сам вооружился топором. Мы с Ладкой, больше для успокоения нервов, взяли ножи. Перевалили через отрог, отделявший нашу лощину от дороги, спустились вниз. Огляделись - никого. Пошли по самой обочине, осторожненько, с большими интервалами: впереди ИФ, за ним я, Ладка - замыкающая. Курс - прочь с Ульгычана.

Кажется, мы были готовы к разного рода неожиданностям, но то, что случилось, превзошло наши самые смелые ожидания. ИФ миновал очередной поворот и вдруг остановился как вкопанный. Осатанело залаяла собака, кто-то гаркнул:

- Стой!

Мы, не долго думая, нырнули за камни. ИФ очень тихо и вежливо: на расстоянии не разобрать ни слова, объяснялся с кем-то мне невидимым. Потом замолчал. Незнакомый резкий голос:

- Пойдешь в десяти шагах впереди. В поселке разберутся, кто и откуда. И чтоб без фокусов!

Забралась чуть повыше. Увиденное за поворотом меня, мягко говоря, не вдохновило. Наш Старшой, без топора, топал обратно к поселку, следом вышагивал здоровенный вохровец с овчаркой, а дальше... На совершенно пустой дороге буквально из воздуха материализовалась колонна зеков. Потухшие глаза, землистые лица, рваная одежда и номера, номера...

Люди возникали, перешагнув незримую черту метрах в двадцати от моего наблюдательного пункта. Шли по пять в шеренге, по бокам колонны - конвой с собаками. Затаив дыхание, смотрела на то место, где свернула с дороги: "Авось, пронесет!"

Овчарка натянула поводок, зарычала. Охранники остановили колонну и стали совещаться. Они были так близко, что я видела вздыбленную шерсть на собачьем загривке и слышала осторожные ответы ИФ:

- Один шел, никого не видел.

Тянул время, а сам украдкой выглядывал нас среди валунов и делал рукой какие-то странные знаки. Кажется, до меня дошло! Это была лишь тень надежды. Рискнуть?

Поискала глазами Ладку - она затаилась чуть ниже по склону. Поняли друг друга с полу взгляда: поползли, прячась за камнями, к той черте, за которой исчезал, как обрезанный, хвост колонны. Никогда не думала, что могу так быстро и бесшумно ползать. Вертухаи ничего не заметили, но почуяли овчарки. Охранник наклонился и отстегнул карабин на собачьем поводке:

- Фас!

Я побежала: пригибаясь, петляя, следом - Ладка, а за нами, по ощущениям - целая свора псов-людоедов. Всего три, как потом оказалось, но нам бы и этого хватило сполна. Мелькнуло в памяти: "Когда собаки близко - не беги..." Толчок в спину. Лечу кувырком. Каким-то чудом увертываюсь от лязгнувших возле самого уха клыков. Мгновение спустя обнаруживаю, что лежу на земле: локти - к бокам, лицо - в колени, сбившая меня овчарка куда-то исчезла, остальные жалобно скулят и жмутся к ногам хозяев.

Псина материализовалась в полуметре от моих ног: она удирает с диким визгом, поджавши хвост. Ладка разглядывает порванную штанину. Немая сцена.

Начальник конвоя и еще кто-то из охраны идут прямо на нас, но смотрят как на пустое место. Подзывают ИФ Вохровец вертит в руках отобранный топор, безуспешно пытается прочесть английскую надпись на топорище:

- С ними шел?

ИФ пожимает плечами, на лице написано искреннее изумление: мол я здесь вовсе не при чем. Делает шаг - у конвоира глаза лезут на лоб, он никак не может снять автомат с предохранителя. Его напарник стреляет, но очередь из ППШ, оглушив нас грохотом, не причиняет ни малейшего вреда. Ладка-то, умная, залегла, а я стояла столбом и точно должна была получить по полной программе... Ой, однако! Но точно, мы для всей этой публики - провалились куда-то в другое измерение.

Овчарки заливаются сумасшедшим лаем, зеки в колонне смешали ряды, кто-то присел на корточки - конвою не до того. Воспользовавшись суматохой, трое бросились бежать. Как ни ошалели конвоиры, здесь они опомнились очень быстро. Упал, чтобы больше не подняться, один из беглецов, потом - еще один, шаг - и последний исчез, растворился в воздухе. Для нас, но не для вохровцев, судя по продолжающейся стрельбе.

ИФ запустил булыжником в одного из стрелков, мы последовали его примеру. Камни, как ни странно, полетели куда надо. Некоторые - попали. Эта новая неприятность заставила охранников прекратить огонь: они наскоро сбили в кучу оставшихся зеков и погнали бегом к поселку.

Как только хвост колонны исчез за поворотом, мы выбрались на дорогу. Посмотрели друг на друга: целы. Единственная потеря - Ладкин топор с надписью на топорище "Dark for dark business". К тем двоим подойти духу не хватило. Судя по тому, что видно издалека, вряд ли им еще требовалась помощь.

Пора возвращаться на стоянку. Весь этот кошмар имеет границы: мы не будем выяснять, почему время на Ульгычане сошло с ума, просто уберемся отсюда поскорее...

- Эй, стойте!

Оборачиваемся на крик.

За нами идет, заметно прихрамывая, человек в разрисованных номерами лохмотьях. Останавливаемся, ждем.

- Здравствуйте!

- Здравствуйте! - стоим посреди дороги и смотрим на пришельца квадратными глазами.

- Андрей Зорин, 58-10, первая часть, 58-11. Десять лет ОСО.

В свое время я про такие вещи много читала, соображаю: "58-10 - антисоветская агитация, 58-11 - создание антисоветской организации - стандартный по тем временам набор для порядочного человека. ОСО, особое совещание..." В жизни не видала такой страшной худобы: кожа да кости, в чем только душа держится, но глаза живые, ясные, не затуманенные голодом. Беглец ведет себя так, словно знакомство происходит на светском рауте: ни тени удивления, ни намека на страх. Пройдет совсем немного времени, Ульгычан отучит удивляться и нас, а пока ИФ представляется за всех троих, потом спрашивает:

- Что с ногой?

- Подвернул, когда бежал. Не свалился бы вовремя - живым не быть. Пули над самой головой просвистели.

- Идти можешь?

- Могу, вроде.

- Сколько у нас времени?

- Минут через двадцать примчатся на машине. Одного трупа не досчитаются - устроят облаву с собаками. Да и вас будут искать...

- Девчонки, бегите, что есть духу, к палатке, скажите ребятам, чтобы смотрели в оба.

- А вы как?

- Бегите. Ольга, дай сюда ножик, тебе все равно без толку... Не по дороге!

На стоянке с первого взгляда все вроде нормально, только Сереги не видать.

- Здесь такое творится, такое творится! - восклицает Галка.

Я уже поняла, что ничего хорошего в этой проклятой долине твориться не может, поэтому спрашиваю с опаской:

- Ну что еще случилось?

Дело было так: ребята решили раздобыть дров. До зарослей кедрового стланика под соседней сопкой - идти далеко и страшно. А лиственница, выросшая за эту ночь на каменистой круче над стоянкой, была из тех, что своим сопротивлением топору могли бы измучить любого рабочего. Но Серега, которому нечего делать - страшная сила: он пилил, пилил и отпилил-таки здоровенный сухой сук. Отпилил и швырнул вниз, к палатке. Не долетев до земли, сук истаял в воздухе.

Не знаю, как насчет приятных эмоций, но осторожности это новосибирцам прибавило: Серега плюнул на лесозаготовки и с ружьем в обнимку устроился под той же лиственницей, откуда неплохо просматривалась дорога.

Дослушать Галку и рассказать про свои приключения мы не успели: на горизонте показался ИФ с беглецом на спине.

- Кого это он тащит?

- Приблудного, Андрея. Слышали стрельбу?

Я смотрю на серо-зеленые склоны гор и с тоской думаю: "Ну вот - привязался. Теперь мы отсюда точно не выберемся."

ИФ идет по руслу ручья, тащит Андрея на закорках, потом ставит его на другой берег и возвращается к месту, где вошел в воду. Вылезает из ручья и бегом - к нам. Беглец, прихрамывая, уходит прочь от стоянки. На фиг нужно было переть его на себе?

Сергей кричит со своего наблюдательного пункта:

- Два грузовика с солдатами из поселка.

- По нашу душу. Через десять минут будут здесь.

ИФ тревожно озирается, на Ладкином лице - напряженное раздумье.

- Игорь Федорович, кажется, у палатки нас не найдут.

Старшой всем корпусом поворачивается к ней:

- С чего взяла?

- Во-первых, здесь иллюминации не было. Во-вторых, у Сереги дрова пропали...

Моя бедная голова гудит как пивной котел, я уже ничего не понимаю.

- А-а, не лишено вероятности... Давай-ка тогда пообедаем, - предлагает ИФ

Сидит на корточках над примусом, заливает туда бензин и улыбается самой широкой из своих улыбок. В светлых, желтовато-серых глазах - задорные искры, по загорелому лицу лучиками разбежались веселые морщинки. Есть в этом веселье нечто нервное, преувеличенное, ну да ладно...

- Галку от дежурства отстраняю, нечего добро переводить. Пусть готовит Ладка: шесть порций.

Та хмурит брови.

- Беглеца на довольствие ставите? Под вашу ответственность, начальничек. Когда жратва кончится, в магазин пойдете сами, - машет рукой в сторону поселка, безуспешно пытаясь сохранить на лице недовольную мину: "зажимпрод" есть "зажимпрод".

На горизонте появляются новые действующие лица, впрочем... Вон того типа я, кажется, видела на дороге, это его овчарка хотела меня сожрать. Сейчас собака у другого. Огромная, черная с рыжими подпалинами псина идет по следу ИФ Под лоснящейся шкурой буграми перекатываются мускулы, крепкие лапы уверено ступают по камням, уши заложены назад. Следом за этой троицей еще человек десять с автоматами. Мы замерли.

- Сейчас, кажется, будет интересный момент, - шепчет ИФ

Собака остановилась как вкопанная. Поджала хвост, вздыбила шерсть на загривке. Оглянулась на хозяев и виновато вильнула кончиком хвоста.

- Рекс, след! Пес топчется на месте, предано смотрит в глаза хозяину и не трогается с места.

- След, говорю! След!

Овчарка еще раз нюхает землю, садится и начинает выть: тоскливо и жутко, крупная дрожь сотрясает ее тело. Один вохровец вполголоса говорит другому:

- Митрич, притормози: собака лучше нас знает, куда не ... соваться.

Задние этого не слышат: они рассыпались цепью и идут в нашу сторону. В двадцати метрах от палатки исчезают: кино, да и только. Ловлю себя на том, что ни капельки не страшно, очень уж все не взаправду.

- Лад, ты обед будешь варить, или как ? Вода вся выкипит.

- Хочешь жрать - помогай.

Высыпаю в котелок суп из пакетиков и смотрю, как энкаведешники вновь появляются в пятидесяти метрах за палаткой и не солоно хлебавши уходят вверх по ручью. Митрич и второй, с собакой, повернули к поселку.

Остаток дня прошел без приключений. Ввиду неясности обстоятельств нас, а заодно и Андрея Зорина, на время оставили в покое.

Он объявился, когда мы садились обедать. Оповестил о своем приходе негромким переливчатым свистом и устроился под лиственницей: стоянку, как и те, не разглядел.

ИФ поднимается к нему и кричит:

- Ребята, тащите все сюда!

Наверху, среди огромных валунов, удобная площадочка. Сидим на мягком ковре опавшей хвои, Ладка делит сухари и разливает суп по "кошатницам". В бывшую вторую Сережкину - полторы порции беглецу. Алюминиевую ложку с обломанным и примотанным проволокой черенком он извлек из-за пазухи.

- Ладка, не тяни!

Заскорузлые пальцы намертво вцепляются в миску. Быстрый взгляд исподлобья.

- Не бойся: дали - не отнимем, - грустно улыбается ИФ

- Здесь еще всем на добавку хватит.

Не прекращая жевать, беглец отрицательно мотает головой:

- Худо будет. На этапе не кормили.

Быстренько проглатывает суп и кашу, остатки сухарей прячет за пазуху. Чай горячий и крепкий: заварки пока вдоволь, сахара - тоже. Зажимпрод раскладывает его кучками и "незаметно" добавляет к Андреевой порции свой кусок.

- Поели, теперь можно и поспать, - мечтательно тянет Серега.

- Поспать - фиг! - Ладка со звоном швыряет в пустой кан "разводящего". - Кому как, милостивые государи, а мне очень интересно, в какую такую задницу мы изволили вляпаться. А главное - как будем выбираться?

ИФ допивает свой чай, садится поудобнее и изрекает редкую по свежести и оригинальности мысль:

- Здесь было неладно с самого начала.

- Да уж, все почувствовали, - Галка зябко поежилась.

- Сначала - жуть ни с того, ни с сего, потом все горит синим пламенем, и открывается дыра в прошлое. Да, - ИФ переводит взгляд с Ладки на Андрея, - мы, судя по всему, из твоего будущего.

- Или из мира, который очень похож на ваш, но обогнал его лет на сорок, - вставляет Ладка.

- Может обойдемся пока без параллельных миров? Сама всегда говоришь, что ни к чему вводить лишние сущности, - подмигиваю я ей.

- Это не я говорю, это Оккам.

- Народ, вы не на философском семинаре и не в клубе любителей фантастики. Давайте к делу, раз уж спать не даете, - недовольно ворчит Серега.

- Давайте, - ИФ с видом профессора, демонстрирующего интересный опыт, прошелся по краю площадки. - Андрей, будь другом, спустись вон до того камня.

Приблудный легко побежал вниз по осыпи: нога, видать, уже прошла, и исчез.

- Сергей, теперь - ты.

Серега вразвалочку спустился до указанного валуна:

- Ну, что дальше?

- Возьмите по камушку и киньте сюда... Э, да не такой булыжник, я же сказал: камушек.

Два камня ударились о ствол лиственницы: ребята решили показать класс.

- Теперь идите сюда... Нет, Сергей, подожди, сбегай сперва за фотоаппаратом.

- Эй, Андрюха! Там где-то должна валяться большая такая палка дров, тащи ее сюда, - кричу я вниз.

Приблудный материализовался на том же месте, где исчез, волоча за собой результат давешних Серегиных лесозаготовок, и через несколько секунд стоял перед нами: запыхавшийся и слегка растерянный, но с веселыми огоньками в глазах.

- Я кричал, кричал, а вы не слышите. Потом Сергей прет на меня - я думал, снесет, а он раз - и провалился куда-то. Как вы на дороге. Мне бы так!

- Мы тебя тоже не видели и не слышали.

ИФ задумчиво созерцает окрестный пейзаж:

- Это место такое: здесь и в поселке наши времена почему-то вроде как совместились, а внизу, у ручья, и там, где мы тебя первый раз встретили - нет. Пересекаешь границу...

- Руки вверх!

Мы аж подскочили. Довольный Сережка заснял наши обескураженные лица.

- В глаз за такие шуточки!

- Сначала дотянись, - "негодяй" сразу занял оборонительную позицию.

- Дотянусь, не беспокойся!

Ладка сделала стремительный выпад, но тут же оказалась у Сереги в плену.

- Стоп! Хватит! Нашли время руками махать, - в голосе ИФ неожиданно зазвенел металл.

Ладка выскользнула из Серегиных лап и с видом примерного обиженного ребенка начала собирать посуду.

А потом мы стали экспериментировать.

Это было - как забавная и чуть жутковатая игра. Сначала "водил" - то есть расхаживал кругами - Зорин. Когда мы переставали его видеть, кричали:

- Стой!

Он возвращался, возникал из ниоткуда - мы снова кричали. Андрей втыкал между камнями ветку: граница обнаружена. В результате получился круг: нет, овал с нашей палаткой посередине.

Потом "водил" Серега, Приблудный им командовал. Граница совпала точно.

Потом Ладка взяла Андрея за руку и они пошли вместе. Миновав ветку-вешку, Ладка осталась без спутника. Она чуть растерянно посмотрела на свою пустую ладонь, шагнула назад - и столкнулась с Зориным, который в своем зазеркалье, должно быть, сделал то же самое. От неожиданности оба едва не упали. Чтобы удержаться на ногах, Приблудный ухватился за Ладку - за что попало. Она сердито зашипела на него:

- Втяни манипуляторы!

Зорин не понял выражения. Ладка расшифровала. При этом оба балансировали на осыпи из мелкого щебня. Не удержались и поехали вниз. Теперь уже Ладка попыталсь уцепиться за Зорина, но снова осталась одна. Шмякнулась на пятую точку и метра два проехала по сыпухе. Встала, отряхнулась, полезла обратно: на этот раз - удачно, по очереди с Андреем. Они поправили вешку, которую, естественно, снесли, и вернулись к лиственнице.

Зрители развлекались вовсю. Но Ладка потом призналась мне:

- Знаешь, как жутко? Держишься за живого человека, потом вдруг, вместо него - сразу холод и пустота.

А ведь излишне впечатлительной мою подругу не назовешь...

Свойства у этого, по выражению шефа, "совмещенного времени", оказывались крайне интересные. С большинством из них мы столкнулись еще раньше, но только теперь - кое-как разложили по полочкам. Убедились, например, в том, что область у палатки, которую мы так старательно оконтурили вешками, и правда - идеальное убежище от любых гостей и неприятностей из 1949 года. Там нас никто не схватит, не подстрелит: просто даже не увидит и не услышит. А мы оттуда все видим, слышим, можем кидаться камнями - или стрелять. Зорин внутри этого овала мог бы столь же успешно скрывается от нас - но, увы, не от своих современников...

Я пыталась подобрать для себя какую-то понятную аналогию происходящему. Получалось у меня - ткацкий станок, на который натянута основа для ткани. Четные и нечетные нити: каждые - находятся в своей плоскости и не пересекаются до тех пор, пока их не переплетет, не скрепит уток. Четные нити - время Зорина, нечетные - наше (или наоборот - без разницы). Уток - загадочный "фактор Х", который на Ульгычане соединил их воедино.

А если представить себе, что на каждой системе нитей нанесен узор? Кажется, на Востоке так делают, называется это "икат", и ткани получаются - обалденно красивые... Так, у каждого времени - свой узор. Тогда на ткани два разных рисунка должны соединиться в один простым смешением. Нет, не то: сквозь очертания лагерных вышек вовсе не просвечивют развалины, которые мы имели сомнительное удовольствие наблюдать в первый вечер. Люди оттуда и отсюда отнюдь не кажутся друг другу призраками.

Так, а если узор - только на одной системе нитей, вторая - гладкая? Почти вся - гладкая. В нашем случае - весь рисунок из 1949 года. А там, где было сразу два узора, ткани просто не возникло. Остались дырки, и в них - две несвязанные системы нитей, каждая - сама по себе. Как у нашей палатки... Что же считать узором? Во всяком случае, не пейзаж сам по себе...

Какая-то догадка стучалась в мозги, сулила объяснения если не всем, то многим чудесам этого окаянного местечка. Увы, при попытке впустить ее, эта зараза издевательски хихикнула и растаяла в тумане...

Пока я размышляла, мои товарищи пришли примерно к тем же умозаключениям, не используя текстильные аналогии.

- Хорошенькую засаду можно устроить на такой границе. - Ладкины глаза хищно блестят.

- Наше счастье, что энкаведешники не додумались.

- Тут ты, Серый, как всегда прав. Но я не о том. Очень все-таки интересно, с чего это оно вдруг совместилось?

Серега задумчиво теребит бороду:

- Какая-то природная аномалия?

- А может, Ученые эксперимент ставят? - именно так это прозвучало у Приблудного: "Ученые" с большой буквы.

"Все предки склонны преувеличивать в своем воображении способности и достижения потомков. Наверное, именно поэтому отцы и дети вечно собачатся между собой", - думаю я про себя, а вслух, чтобы не обидеть его - сама бы здорово обиделась, обзови меня кто-нибудь "предком" - говорю:

- Не, Андрей, наша наука до такого еще не скоро дозреет.

- То что в газетах не пишут, вовсе не показатель, - вставляет Галка.

- Пишут, не пишут, а нас бы сюда хрен пустили, - тут мне в голову приходит еще одна мысль: - А ведь не пускали! Намекали, что лучше убраться отсюда подобру поздорову. Но уж больно странным способом! Нет, чтобы охрану выставить, забором огородиться...

- Ага, с табличками "Не влезай, убьет!" - Ладка доводит мою мысль до логического завершения.

- Может, это все-таки какая-нибудь природная аномалия? - стоит на своем Серега.

- Или инопланетяне? - Галка, то ли в шутку, то ли всерьез, подкинула еще одну безумную идею.

Серега зыркает на нее сердито:

- Они-то здесь забыли?

- А ты, Серый, пойди и спроси, - Ладкин голос полон ехидства. - Вообще, гипотеза сомнительная, но допускает все, что угодно. Если кто-то вытворяет такие номера со временем, он запросто может сделать то же и с пространством. Сидит себе на другом конце галактики и любуется.

- Было б на что любоваться! - возмущается Зорин.

- Лад, а как ты думаешь, знают они, что мы здесь? - Галина спрашивает так, будто Ладка лично знакома с теми, кто заварил эту кашу.

Та усмехается в ответ:

- Если не знают, то скоро узнают.

- Сматываться надо, вот что я вам скажу, - Серега перешнуровывает ботинки, встает, потягиваясь.

Один взгляд на его "рэмбовидную" фигуру прибавляет уверенности в благополучном исходе нашего странного приключения. Найдем дорожку из "совмещенного времени" - и выберемся. Мы-то - да, а вот Андрей... Его отделяют от воли не пара-тройка километров, а тысячи верст тайги и непроходимых болот. Мы уйдем, а он останется здесь: один, без еды и оружия. Даже если не поймают, скоро зима: долгая, страшная колымская зима. Снова вспоминается Шаламовское: "Побег с Колымы невозможен", в этих словах - смертный приговор з/к Зорину.

- Сегодня ночью и уйдете, - предлагает тот, как на в чем ни бывало.

- А ты? - ИФ с тревогой и любопытством смотрит на беглеца.

Тот дурашливо разводит руками:

- Погуляю чуток, а там видно будет. Кто здесь дольше, чем на сутки вперед, загадывает, - губами улыбается, а глаза невеселые: такая там спокойная и трезвая обреченность, что просто жуть берет.

Приблудный словно распрямился за несколько часов воли: стал выше ростом, и в движениях появилась упругая легкость. Я вдруг замечаю, как красиво его узкое, коричневое от загара лицо, красиво, несмотря на страшную худобу и грязь. На дороге оно казалось стылой маской с отчаянно живыми глазами, а сейчас оттаяло, помолодело, сразу стало видно, что этот "человек без возраста" вряд ли старше нас Ладкой.

- Пойду схожу на разведку.

- Погоди, я с тобой, - встает с камня ИФ - Собирайтесь потихоньку, ребята.

Уходят, растворяясь в светлых сумерках раннего вечера. Со вчерашнего дня пасмурно, опять начинает сеять мелкий холодный дождь. На сердце скребут кошки: настроение подстать погоде.

Быстро темнеет, в лагере зажигают прожектора. Мы сидим на сложенных рюкзаках, укрывшись пленкой, а разведчиков нет и нет.

Через полчаса возвращается ИФ:

- Все! Никуда не идем. Ставьте палатку.

- В чем дело?

- Где Андрей?

ИФ не отвечает на вопросы, берет кусок пленки и исчезает. Дождь уже не накрапывает, а льет вовсю. Ставим палатку, забираемся в нее и сидим, слушаем его унылый шум. Серега достает гитару и начинает наигрывать что-то грустное.

- Лад, а помнишь, мы в Хибинах так сидели, после Рамзая?

- Как же, помню! Серый, дай-ка гитару, - и запевает тихонько:

"Под Москвой слоняться что-то надоело.

Мне сказали: "В тундре очень много гор".

Я маршрут по карте пролагаю смело,

Захотел увидеть я северный простор..."

Обрывает песню на полуслове:

- Слыхали, вроде выстрелы?

Напряженно вслушиваемся в ночную тишь, но нет, только капли стучат по палатке, да глухо шумит ручей.

- Наверное, показалось.

- Знаете что, девчонки, давайте спать, пока есть такая возможность, - Сергей забирается в спальник и поворачивается носом к стенке.

- Разумно: не выспаться всегда успеем.

Гасим свечку и тоже ложимся. Медленно погружаюсь в вязкую полудрему.

Уже под утро, кажется, кто-то ходит вокруг палатки, хрустит камнями... Свет фонарика, тихий встревоженный голос И.Ф:

- Сергей, ты спишь?

Невнятный Сережкин ответ.

- Вылезай скорее.

Просыпается Галка:

- Ты куда?

- Спи!

- Что случилось?

- Да ничего, ничего. Спите, девчонки: надо будет - разбудим. Андрей вас покараулит, а мы с Сергеем еще разок сходим на разведку.

Опять темнота. Дождь вроде поутих. Где-то далеко лает собака. Просыпаюсь еще раз - от холода. В палатке - серый сумрак.

Сереги нет. Тяну на себя край спальника. Ладка приподнимает голову:

- Сколько времени?

- Четверть шестого.

- Спать еще будем?

- Ага.

Меняемся местами, теперь я в середке. Только начинаю согреваться, в палатку просовывается лохматая Сережкина голова:

- Народ, подъем!

Десятый день

Мы одеваемся, вылезаем из палатки. Лощина тонет в густом, как молоко, тумане, но дождя нет. Медленно занимается серое утро. Наверху, под лиственницей, горит маленький костерок. ИФ с Андреем греют руки над огнем, Ладка присоединяется к ним, я тоже подхожу. В котелке закипает вода.

- Лад, продукты надо растянуть... Если считать с запасом - недели на две. На всякий случай.

- Ясно... Что вы ночью наразведали?

- Ничего хорошего. Мы с Андреем ходили в сторону Ржавого: полночи потратили, прошли далеко за поселок, но так и не добрались до границы совмещенного времени. Чуть в неприятность не влипли. Хорошо - кусты, ночь, и собаки у них не было. Оторвались кое-как... Но всей группой там точно нечего делать. Придется двигать обратно к метеостанции: с этой стороны вся дрянь со временем кончается совсем близко. Только по дороге не пойдем, срежем немного..

- А какие вообще варианты есть? - спрашивает Ладка, карта уже у ней в руках. - Докуда вы дошли?

- Вот досюда, примерно... Варианты? Сама понимаешь, решать надо сразу две задачи. Во-первых, как можно быстрее выбраться из этой временной дыры. Срочно! Это главная задача. Потом - хоть какого крюка давать. Да, добраться до "цивилизации" - это уже во-вторых. Но тоже учти: места - не ваше Подмосковье. Единственная населенка, куда идти меньше месяца - метеостанция и Ржавый. Остальное все брошено. Жратва кончается, зима, опять же, на носу... Не о том я! Самое опасное - граница, переход. Мы с Андреем как ее разведывали? Как в том анекдоте: "Петька, ты меня видишь? - Вижу, Василий Иваныч!" Смешно - аж до слез! Однако, иначе - не получается.

- Можно пучок травы или ветку из совмещенного времени взять. Когда пропадет...

- Тоже понятно: мы с Сережей так делали. Я про другое: пока в эту окаянную границу носом не уткнешься, не поймешь, где она. А нарваться на ней - раз плюнуть. Вспомни дорогу: как конвой в нас стрелял, и как мы камнями бросались. Представь, что будет, если местами поменяться...

- Мы это обсуждали уже!

- Идти по совмещенному времени тоже не сахар. Однако, если аккуратно - можно. Но идти наугад, даже приблизительно не зная, где граница... Особенно - по открытому месту...

- Противник нас видит, мы его - нет? Хреново, правда. Но почему тогда.., - Ладка морщится, пытаясь поймать ускользающую мысль. - Стоп! Андрей-то все увидит! Он из того времени! Даже ходить никуда не надо: только смореть по сторонам и делиться впечатлениями. Видим одно и то же - объекты в совмещенном времени. Видим разное...

Я подмигиваю через костер Зорину и говорю Ладке:

- А ты такого полезного человека на довольствие ставить не хотела! Зажимпро-од!

Ладка кривится, как от лимона:

- Погоди, не отвлекай! Сбила!

ИФ бормочет себе под нос:

- Так и так - в долине за поселком - ничего хорошего. Огни на склонах горели, где верхние штольни. Если бы граница была раньше, я бы их не увидел. И место там лысое, как коленка.

Я невзначай встретиласть глазами с Андреем: он не отводит взгляд, смотрит сквозь дым устало и грустно. Кажется, Ладкино предположение и мои последние слова ему совсем не в радость. Будто какая-то дурацкая корысть вкралась в наши отношения. Да и лишнее напоминание, что ему отсюда пути нет... Острое чувство вины за свою бестактность. Жалость - будто ножом по сердцу. Как я его буду вспоминать, если мы выберемся, а он останется? Серые глаза со звездным блеском...

- Лад, твой способ не будет работать на голых камнях. Только там, где постройки, люди, вещи. Кусты и деревья хотя бы. А скалы, они и за тысячу лет мало меняются, - голос Приблудного звучит хрипло и надтреснуто. То ли ИФ его загонял? Шеф наш зело легок на ногу. Даже когда на нем рюкзак, хрен угонишься...

ИФ между тем продолжает беседу вслух с "умным человеком". Возможно, чтобы кто-то вмешался и подправил?

- Деревья, правда, выросли. Я в первый вечер специально лазал на горку, смотрел. Дрова смотрел... Да и вообще, хотел увидеть, как изменилось место. Можно сравнить, когда туман рассеется. Тут мне и помощь не нужна, я все помню. Только ждать, думаю, резона нет. Чем быстрее мы унесем отсюда ноги...

- Шеф, а если обогнуть озеро слева и пойти вниз по речке, которая из него вытекает? - Ладка все еще терзает карту.

- Толку-то. Видишь, здесь дорога, а там еще один лагпункт. Вот его развалины обозначены. Что там? Боюсь, то же самое. Ничего мы не выигрываем. На самом деле, чем ближе граница, тем нам лучше. Можно было бы снова пойти прямо по дороге...

- Пробовали уже!

- Так перли ж по дури! А теперь понятно, чего ждать. Да и Андрей будет нашими глазами. Но я предлагаю в начале - немного в обход. Вот по этой тропинке. Мы с Серегой разведали: не до конца, правда, но все должно получиться. Хотя, можно и по дороге, если осторожно. Надо подумать... Ольга, зови народ есть.

- Ребята, внимание, все! Мы сейчас быстро завтракаем, собираемся и выходим - пока туман. На еду и сборы - час. Поведу вас назад: коротким путем вдоль этого ручья. На самом верху, на перевале, чуть-чуть полазать придется, но мы справимся.

- А местные там часто ходят? - интересуется Галка, памятуя, чем кончилась предыдущая попытка смыться с Ульгычана.

- Редко и только в хорошую погоду. Туман нам сейчас очень на руку, - отвечает ИФ. - Вести себя будем тихо, осторожно. Слышите, девчонки, всех предупреждаю: не галдеть! И собираться - в темпе!

Завтрак непривычно скудный: жидкая рисовая каша, желтенький чаек почти без сахара и по четыре сухаря на нос. Андрей доедает свою порцию, отрывается от миски:

- А сухарики-то мои вчера - того. Прямо из кармана.

- Как это?

- Они ж из вашего времени, а я скакал через границу туда-сюда.

- Не откладывай на завтра то, что можно съесть сегодня, - глубокомысленно изрекает Серега. Ладка, ворча, выдает Приблудному компенсацию.

Потерянные сухари, кстати, Галка тоже нашла и вернула хозяину. Они здорово размокли под дождем, но это не помешало Андрюхе их слопать.

Вверх по ручью уходит узенькая, едва заметная тропка, если только это можно так назвать. Подъем все круче. Метров через двести пологий распадок превращается в узкую скальную щель с отвесными стенками, верхние края которых теряются в тумане. Щель забита понизу угловатым каменным ломом, где-то под ним гулко, по-пещерному, журчит вода. Аттракцион тот еще: склон градусов тридцать (а кажется - все шестьдесят). Карабкаемся по ослизлым, сгрудившимся в неустойчивом равновесии гранитным глыбам, они нехорошо подаются под ногами. Только бы вся осыпь не поехала!

Надеюсь, ИФ знает, что делает. Вообще-то, в такую собачью погоду нужно в палатке сидеть и не рыпаться. Все после дождя мокрое, скользкое, видимость - ноль, убиться - раз плюнуть...

Первыми идут Андрей со Старшим. За ними - Ладка, потом я. Следом за мной - Галка. Сергей - замыкающий.

Останавливаемся перед особенно неприятным участком.

- Держите интервал метров по десять! Камни летят! - негромко командует ИФ.

- А мы в тумане не потеряемся? - тревожно звенит позади меня Галкин голосок.

- Негде здесь теряться, все разведано, - успокаивает ее Серега. - Ущелье узкое и без разветвлений. Держимся левой стороны, там легче лезть. Последние метров двадцать - снежник. Как только подъем кончится - передние остановятся и подождут.

- Не орите! - шикает Старшой. - Все переговоры - вполголоса, и только при крайней необходимости. Собираемся на седловине, потом начинаем спускаться. Спуск, слава Богу, пологий. Почти сразу за седловиной - граница. Как только мы с Андреем перестанем видеть друг друга - останавливаемся, возвращаемся чуть назад, прощаемся... До конца ущелья дойдем - снова остановимся и оглядимся на всякий случай. Еще метров через сто эта тропинка соединяется с большой дорогой. Мы с Сергеем дальше не успели разведать, но думаю, там уже точно не будет никаких проблем. В любом случае в тумане нас никто не заметит.

- Шеф, а почему вы, сразу хорошенько не разведали эту дорогу с Зориным? Какого лешего вас на Ржавый носило? - недовольно бурчит Ладка.

- Какого лешего? На "гусятнике" обсудим, если доживем. А сейчас - пошли.

Приблудный с ИФ растворяются в тумане. Я стою, опершись на альпеншток, с трудом перевожу дыхание. Чуть выждав, наверх уходит Ладка: ее куртка-серебрянка смутно белеет в сумраке ущелья...

Кто-то налетает на меня сзади и сбоку, сбивает с ног. Падая, ударяюсь локтем о камень: на мгновение темнеет в глазах, в голове - звенящая пустота. Как сквозь вату слышу выстрелы и ругань где-то наверху. Отчаянный Галкин крик: "Помогите!" - рядом. Высвобождаюсь из рюкзачных лямок, отползаю с тропы. Левой руки почти не чувствую.

Надо бы срочно оглядеться, сообразить, что происходит, встать на ноги... Ой!

Бледная как мел Галка вжалась в скалу: на нее медленно надвигается здоровенный детина с ножом в руке. Где же Серега? А, была не была! Бросаюсь врагу на спину, что есть силы дергаю за голову: назад и в бок. В локте дикая боль, но я слышу, как хрустят его позвонки. Наклоняюсь, чтобы подобрать нож. Отпрыгиваю в сторону от метнувшейся ко мне темной тени, инстинктивно выбрасываю вперед руку с ножом. Клинок по рукоять входит во что-то мягкое - истошный вопль рвет мне перепонки, человек валится навзничь. Господи, Боже, что я делаю!

Из тумана выскакивает Сергей. Галка судорожно вцепляется ему в куртку, рыдает. Сверху, чуть пошатываясь, спускается Зорин: ладонь прижата к боку, пальцы в крови, но из кармана робы торчит рукоять трофейного пистолета. Улыбается, довольный:

- Кажись, все. Целы?

- Вроде как целы, - отвечает за всех Серега.

- Где ИФ? Где Ладка?

Приблудный гасит улыбку, тревожно озирается:

- Федорыч наверху, а Лада... Я видел ее рюкзак на осыпи, думал, она у вас.

Ребята облазили все ущелье, но Ладка исчезла бесследно.

Я не принимала участия в поисках. Человек, которого я пырнула ножом, он... В общем, Андрей с каменным выражением лица добил его выстрелом в голову.

Вторая пуля досталась мужику со свернутой шеей, но тому было уже все равно. Прием, который показывал когда-то Серж Большой: никогда не думала, что решусь его применить, тем более - что получится... Короче, я находилась в состоянии, близком к шоковому. Кажется, меня рвало, не помню точно. Потом был невыносимо долгий путь обратно по ущелью...

Очнулась в палатке. Локоть опух и горит как в огне, разогнуть его не могу. Рядом стонет и вздрагивает во сне Галка.

Я вспомнила все - и меня опять замутило. Кое-как выбралась из палатки. На улице серо и пасмурно, часы показывают 7.24 - утра или вечера сообразить не могу. Стоим на старом месте.

Когда, спотыкаясь о камни и бережно баюкая больную руку, я поднялась к лиственнице, там шел военный совет.

- Мы никуда не пойдем, пока не вызволим ее или не убедимся, что она погибла.

- В таком случае, можно сидеть здесь до скончания веков.

- Сергей, ну ее же не могут никуда увезти: вышвырнет в ваше время, а дорога с Ульгычана одна, - беглец полулежит, привалившись спиной к камню, на посеревшем лице лихорадочно блестят глаза. Помнится, он был ранен...

- Выспалась? - наконец замечает меня ИФ

И уже встревожено:

- Что с рукой?

- Не знаю. Упала. Тогда еще.

- Иди сюда.

Начинается крайне неприятный осмотр. Перелома вроде бы нет: просто сильный ушиб. Мне заматывают руку эластичным бинтом и подвязывают к шее. У, инвалидная команда!

Совет продолжается, а я начинаю готовить ужин. ИФ внимательно смотрит, как я орудую одной рукой:

- Чай завари покрепче!

- Игорь Федорович, обязательно надо установить наблюдение за дорогой: на случай, если ее куда-нибудь повезут, - предлагает Зорин.

- А если не повезут?

- Придется самим идти на выручку.

- Перебьют как кроликов.

- Если б держали в вольном поселке! А то ведь наверняка в БУРе. Вон он, в зоне, крайний барак у озера.

- И ночью не подберешься.

- Где там! Прожектора, собаки. А заметят - посекут из пулеметов...

В стычке было захвачено четыре ножа и наган. С таким арсеналом лагерь штурмовать не пойдешь. А Ладка где-то там. Одна. Как же это ее смогли схватить и уволочь, так что никто ничего не заметил? Она ведь сильная, тренированная, умеет постоять за себя...

Правда, в ущелье был разрыв "совмещенного времени" - как у палатки. Причем, не по всей ширине: только у правого края. ИФ с Серегой наткнулись на него и решили, что это уже окончательная граница. А оказался - какой-то дурацкий крохотный клочок. В нем, кажется, и стерегла засада. Хотя они могли просто между камнями затаиться, эти типы...

ИФ сказал, что из четверых, которые нашими стараниями остались лежать в ущелье, только один оказался вохровцем. Остальные - "доброхоты" из поселковых жителей:

- Знакомые все рожи... Были. Никчемный народ: пьянь, рвань, шакалы. Они частенько пробавлялись охотой на беглецов, хотя многие сами - бывшие зеки. Дядя Филя эту публику на дух не выносил, и мне велел держаться от таких подальше...

Человек со сломанной шеей. Другой - с ножевой раной в животе. Оба - с простреленными головами. "Шакалы, никчемный народ". По идее, от слов ИФ у меня должно полегчать на душе. Не знаю: ничего пока не чувствую.

- Шваль, а додумались организовать грамотную засаду. Караулили, похоже, с самого рассвета. Как еще мы с тобой, Сергей, с ними разминулись?..

- Интересно, почему именно Лада? Вроде бы Галя и Ольга на вид - более легкая добыча, - вслух размышляет Зорин. Глаза б мои на него не глядели!

- Это Ольга-то легкая добыча? За считанные секунды обезвредила двух здоровенных мужиков! Честное слово, я завидую: у меня бы так не получилось.

Понимаю, что Серега пытается сказать мне "спасибо" - за Галку. Но мне тошно слушать его комплименты: какая я, оказывается, ловкая убийца. Не хочу! Я ведь на полном автопилоте действовала! Особенно мерзко, что автопилот оказался какой-то совершенно Голлумский. Не альпенштоком, не камнем долбанула противника - как большинство нормальных людей на моем месте. Нет, именно так: прыгнула на спину и свернула шею...

Опять темнеет, опять зажигаются прожектора. Низкое серое небо над свинцовой гладью озера. Промозглая сырость пронизывает до костей. Костер погасили: экономим дрова. Чай согрел, но ненадолго. Тупо ноет рука.

Один спальник, коврик и кусок пленки мы отдали Андрею, он устроил себе ночлег под лиственницей. ИФ и Серега по очереди дежурили всю ночь.

Одиннадцатый день

Снова утро. Завтракаем. Наши мужички уходят на разведку. Приблудный под лиственницей кутается в спальник: его знобит. Думает о чем-то, явно не слишком веселом. Впрочем, в нашем положении веселым мыслям взяться неоткуда. Где Ладка? Что с ней?

- Ребят, полжизни за чашку чая и чего-нибудь пожрать! - моя ненаглядная подруга, собственной персоной, выходит из-за скалы и плюхается на камень: осунувшаяся, ободранная, грязная, но живая и, кажется, целая!

Несколько секунд - немая сцена. Вообще-то, никуда не годится, что к нам можно вот так вот запросто подойти...

Чай еще не остыл, но Приблудный вылезает из-под спальника и разжигает примус. Галка совсем ошалела от радости: бестолково мечется по площадке, потом снимает с себя "попинг" и подсовывает его под Ладку.

- Ты откуда?

- Оттуда.

- Ты что, сбежала?

- Нет.

- А как же?

- Так получилось, я здесь вовсе не причем.

Больше мы из нее ни слова не вытянули, пока не накормили и не напоили чаем. Впрочем, вытягивала одна Галка. Андрей помалкивал: кажется, не в обычае лагерников приставать с расспросами. Что же до меня - я почти не почувствовала ни удивления, ни радости. Пока Ладки не было, я исправно - по крайней мере, никто не жаловался - исполняла обязанности зажимпрода и поварихи, но после кошмара в ущелье со мной происходило что-то странное и очень нехорошее. ИФ все время выдумывал какие-то дела, я делала их: тупо и медленно, одной рукой, хотя больше всего на свете хотелось лечь, свернуться клубком и забыться: никого, ничего больше не видеть, не слышать, не помнить...

Нет, кажется еще кое-чего хочется, хотя это уже на грани явной "шизы":

- Лад, спой про Элберет.

Галка таращится удивленно: с тех пор, как меня приволокли из ущелья, я по собственной инициативе не произнесла ни слова.

- Прямо сейчас?! - внимательно смотрит мне в глаза, - Неси тогда гитару. Гал, что с ней?

После первых же аккордов чувствую, как немного расступается беспросветный мрак в моей душе...

- Руки вверх!

Ладка подскакивает.

- Опять твои шу.., - начинает Галка и, не закончив фразы, застывает с открытым ртом. На скале над площадкой - две высокие, с ног до головы затянутые в черное фигуры со странным оружием в руках, лица - грубые, серые, ничего не выражающие маски.

Я подняла здоровую руку, не вставая с камня. Андрей прикинулся ветошью: я сообразила, что его не видно за моей спиной. Какое-то движение возникло позади черных. Один из них обернулся, вскидывая свою штуковину - и в то же мгновение над самым моим ухом грохнул выстрел, чужак упал. Второго сшиб Серега: метко брошенным булыжником по голове. Я даже не успела толком испугаться, так быстро все кончилось.

На скале снова стояли двое, но свои, родные - наши мужички. Через несколько секунд Сергей спрыгнул на площадку с вражьей "пушкой" в руках. ИФ задержался. Сухо щелкнули два выстрела, Старшой подобрал чужое оружие и тоже спустился к нам.

- Бластеры! В натуре! - Прежде, чем мы успели что-либо сказать, Ладка выхватила у Сереги из рук его трофей и шарахнула по другому склону лощины: то ли нарочно, то ли случайно палец на нужную кнопку попал. Бубухнуло - будь здоров. Когда ветер развеял дым, обнаружилась здоровенная оплавленная воронка.

- Стоп! Ты откуда взялась?

Она молча повела стволом в сторону лагеря.

Мужики и Ладка старательно обыскали, а потом отволокли подальше и завалили камнями тех двоих. Ладка сказала, что по виду они вполне люди: руки, ноги, лица - все почти как у нас, и кровь такая же красная. Вот только рост и цвет кожи... На земле такая раса точно не живет. Трофеи сложили кучкой подальше от костра, выставили Серегу дежурным, и, наконец, уселись все в кружок под лиственницей.

- Рассказывай!

Когда наверху началась стрельба, а внизу не своим голосом завопила Серегина супруга, Ладка поняла, что оказалась в "мертвой зоне". Скинула рюкзак, и не успела выпрямиться, как кто-то налетел на нее из тумана, оглушил, скрутил руки назад, поволок... Более-менее очухалась она только на дороге. Там поджидал грузовик. С нее содрали куртку, наскоро ошмонали, надели наручники и повезли вниз, к поселку.

Высокие ворота с красивой надписью по арке:

ОЛП N ...

У л ь г ы ч а н

Чуть ниже - кумачовый лозунг:

"Труд есть дело чести, дело славы,

дело доблести и геройства."

И. В. Сталин.

Это была зона, и увы, не мертвая. Машина туда не поехала.

- Куда ее?

- В БУР, в карцер.

Ладку вытряхнули из кузова и потащили вдоль длинного ряда разномастных бараков. Почти все население лагеря было в это время на работе, и никто не сбежался поглазеть на диковинное зрелище, которое она собой являла. Только издали: из темных дверных проемов, из подслеповатых окошек следили за происходящим какие-то жалкие и жуткие человеческие обноски, больше похожие на зомби из второсортного "ужастика", чем на живых людей.

Ульгычанский БУР стоял чуть на отшибе в дальнем конце лагеря. Ее проволокли по длинному коридору и, не снимая наручников, впихнули в камеру. Лязг замка, удаляющиеся шаги - и тишина. По инерции Ладка сделала несколько шагов до стены и сползла на пол: она еще не совсем оправилась после удара по затылку, который схлопотала в ущелье. Но очень скоро страх пересилил дурноту. Не просто страх: ужас, паника.

На всю жизнь врезалась ей в память эта камера: два, на полтора, на два метра, бревенчатые стены, некрашеные щелястые доски пола и потолка, в стене напротив двери - маленькое зарешеченное оконце без стекол, ни намека на мебель. Будь она мышью, можно было бы запросто удрать сквозь одну из многочисленных щелей в полу.

По камере свободно гулял ветер: даже если бы Ладку не трясло от страха, очень скоро она начала бы дрожать от холода. Чтобы не замерзнуть вконец, встала и принялась разглядывать свою темницу.

Сразу бросилось в глаза то, на что поначалу не обратила внимания: надписи. Они почти сплошь покрывали стены и низкий потолок. Читая их, нетрудно было вообразить, что все страны, народы и сословия прошли через Ульгычанский кондей. Рядом с витиеватыми матерными изречениями красовалось классическое: "Оставь надежду всяк, сюда входящий". Кириллица перемежалась латиницей, кавказской и арабской вязью. Ладка читала, что могла разобрать, и ей становилось все более не по себе.

Вот кто-то вывел: кровью, на самых нижних бревнах:

"НЕ БОЯТЬСЯ, НЕ ВЕРИТЬ, НЕ ПРОСИТЬ!"

Крупные буквы вкривь и вкось наползают одна на другую, видно, что писалось это из последних сил, что у человека плыло в глазах, а рука дрожала. Пол в этом месте весь в темно-бурых потеках...

"Мороз за сорок. Замерзаю. 12 февр. 1949 г.", - четко и аккуратно процарапано чем-то острым. Дальше - тем же почерком, той же рукой - три длинных строки непонятных значков, смахивающих на руны. Ладка предположила, что это какой-то шифр, но ключа к нему подобрать не смогла, как не билась. Видно, и писали на каком-то незнакомом языке.

Шаги по коридору оторвали ее от попыток дешифровки таинственной надписи. Душа мигом ушла в пятки, но тут же вернулась: человек был один и явно не охранник. Неровная шаркающая походка и мягкая обувь больше пристали кому-нибудь из доходяг, которых она видела по пути сюда. В двери открылась форточка-кормушка, в камеру въехала еда: недоваренный, почему-то воняющий керосином горох в алюминиевой плошке, кусок хлеба и кружка с тепловатой водой без чая и сахара. Миску с горохом Ладка сразу же вернула по обратному адресу:

- Я эту бурду есть не буду. Если хочешь, скушай сам за мое здоровье.

И услышала в ответ осторожный шепот:

- Какая статья?

- Никакой.

- Откуда ж тебя?

- А ты кто такой, чтобы вопросы задавать?

- Меня из столовой послали: обед отнести и спросить, может нужно чего. Мы сейчас много не можем, начальник - в натуре сука...

Интонация собеседника почему-то сильно не понравилось Ладке. Ответила зло и резко:

- Уйти мне отсюда надо.

Ответом ей был нечленораздельный звук, выражающий крайнюю степень то ли возмущения, то ли восторга - не поймешь.

- А что у вас за начальник?

- Сама скоро узнаешь. Ты все-таки подумай хорошенько, может чего надо. Надумаешь - в ужин скажешь. А мне идти пора, легавый заждался.

Снова одна. Из окошка виднелся кусок высокого проволочного забора, озеро и горы на другом берегу. Время остановилось. О том, что ее ждет, Ладка старалась не думать. Вспоминала во всех подробностях странный диалог: "Этого типа скорее всего, конечно, урки послали: "друзья народа", чтоб их! Но расспросить его поподробнее - ох не мешало бы..." Что-то тревожило ее, что-то было не так в этом разговоре, но что, она не могла понять.

Ужин - хлеб и воду - принес охранник. Небо за окном уже начинало по вечернему сереть. Голодная, продрогшая до костей Ладка настолько устала от бесплодных умственных усилий и постоянного страха, что забилась в угол, где поменьше садило из щелей, свернулась калачиком и уснула.

Проснулась среди ночи от окрика: "На выход!" Несколько секунд не могла понять, где находится и что с ней. Под потолком горела яркая, но пыльная лампочка без абажура, форточка-кормушка в двери открыта. "Сразу стрелять поведут или..," - о том, что "или" думать не хотелось. Снова через всю зону к проходной - там, за воротами, ждали автоматчики. Повели наверх, туда, где мерцали редкие огоньки вольного поселка. "Интересно, сколько времени?" - часы отобрали, но, кажется, уже очень поздно.

Двухэтажное каменное здание, на втором этаже светится несколько окон. Лестница, длинный, тускло освещенный коридор тоскливо-казенного вида, унылый ряд закрытых дверей. В одну из них и ввели Ладку. Большой, насквозь прокуренный кабинет, у окна - огромный письменный стол, за которым сидит некто в форме подполковника НКВД: бесцветные глазки-щелочки на желтоватом обрюзгшем лице, волосатые лапы с короткими толстыми пальцами.

- Присаживайтесь, будьте как дома, - товарищ ухмыляется и показывает на стульчик у двери.

- Спасибо, - ответная улыбка.

Ладка села, закинув ногу на ногу: "Мне, конечно, очень страшно, но вам-то я этого показывать не собираюсь". Конвоиры вышли за дверь, и тут начали происходить очень странные вещи. Ехидная улыбочка сошла с лица начальника, узенькие свиные глазки расширились и потемнели. Тяжелый взгляд пригвоздил Ладку к стулу, она попыталась отвести глаза, но не смогла. Начальник не пошевельнулся, не произнес ни слова: он просто сидел и смотрел, вернее из-за его лица-маски смотрели чьи-то страшные как бездна глаза. Он не произнес ни слова, но кажется - в звенящей тишине повис немой вопрос: "Кто ты? Откуда? Зачем вы пришли сюда?" Боль, ужас и отчаяние, голова раскалывается, нет больше сил удерживать язык за зубами, да и к чему, он и так все узнает. Не скажешь вслух - прочтет мысли, только будет очень больно...

Еще чуть-чуть, и Ладка сломалась бы, начала выбалтывать подряд все, что только прикажет этот кошмарный взгляд. Если бы, корчась под безумным мысленным натиском, вдруг не вспомнила Галкино полушутливое предположение про инопланетян. Ведь ожидала, входя в кабинет, чего угодно. Крика, мата, побоев, издевательств - или наоборот иезуитской вежливости. А в итоге - настолько не похоже на все известные методы допросов, что...

Озарение было таким внезапным и ярким, что для чужого в Ладкином сознании просто не осталось места. Сбросив на мгновение злые чары, она вскочила, со сжатыми кулаками бросилась к столу:

- Ах ты... сука инопланетная! - много еще хотела сказать, но человек за столом простер руку - язык прилип к гортани, Ладка без звука опустилась обратно на стул. А начальничек снова стал обычным человеком. Вспомнил, видимо, о более традиционных методах воздействия на пленных. Нажал кнопку на столе, вошли конвоиры.

- В БУР ее, в пятый угол. Только по хорошему: не до смерти, и сильно не калечить. Вы меня поняли?

Зазвонил телефон.

- Что? Авария? Где?.. Предупреждал ведь!.. Много погибших? Да говорите громче, мать вашу! - долго слушал. - Сейчас выезжаю. Конец связи.

Повесил трубку, посидел молча, потом глянул на конвоиров, на Ладку: нормальные человеческие глаза безо всякой чертовщины. И с милой улыбочкой:

- Вы еще здесь? Я же сказал: увести.

Они вышли в ночь. Холодный ветер в лицо. Из-за черных гор вставала огромная белая луна, серебрила края рваных туч. Длинные черные тени ложились на дорогу. "Вот и все!"

- Стойте! Отведете ее, и мигом на рудник. Вы мне там понадобитесь, а она до утра никуда не денется.

- Пошевеливайся! Ползешь, как вошь по мокрому, - вохровец больно бьет стволом автомата под ребра.

- Ты полегче, дядя, а то вообще никуда не пойду.

"Интересно, если побегу, пристрелят?" Один из конвоиров замахивается прикладом, но другой останавливает. Они берут Ладку под руки и тащат к лагерю.

Когда ее волокли через вахту, она во все горло распевала по-английски Мурку:

"How do you do my Murka!

How do you do my darling!

How do you do my darling

And good by!

You have sold of all us,

You, my dear Murka,

And because it, darling,

You should die!"

За это она схлопотала-таки прикладом, оскорбленно замолчала и пошла сама.

Снова захлопнулась дверь камеры, тяжко протопали по коридору сапоги. Ладка села на пол и завыла:

"Ой, мороз, моро-оз,

Не-е морозь меня-а,

Не-е моро-озь меня-а,

Моего-о коня!.."

Она пела долго, пока вконец не охрипла, потом встала и начала метаться из угла в угол. За окном медленно светало...

- На выход!

Несколько шагов на подгибающихся ногах к двери: "Ой, мама, роди меня обратно!.. Если поведут по улице, надо бежать, и еще врезать хорошенько. Пусть уж лучше пристрелят." Вывели из барака, протащили под руки к выходу из зоны. За вахтой - воронок.

- Куда ее?

- На "Центральный".

Машина трогается. "Кажется, пятого угла не будет. Интересно, в какую сторону этот "Центральный"?.. Поворачиваем на знакомую дорогу? Good! Good! В гробу я вас видала, ребята!" - конвойный удивленно пялит глаза. "Расслабиться, выдохнуть и вспомнить, чему учил тренер. Никогда, правда, не приходилось кувыркаться в "браслетах"... Впрочем, они останутся здесь."

Тесные стены кабины исчезают, вокруг - ярко освещенные утренним солнцем горы. Кувырок через плечо - и Ладка метнулась за камни. Глянула по сторонам - никого, на дороге - какой-то сверток: "Да это же мои шмотки!" Схватила - и сразу назад.

На дороге вновь показался воронок - ребята возвращались в Ульгычан пустые. "А ведь начальник не мог не знать! Отпустил? Напугал и отпустил? А если бы не авария на руднике? А если бы я шею себе свернула, когда из машины вывалилась?.."

Что с нами, она не знала. Во всяком случае, в БУРе никого больше не было: уж как-нибудь да отозвались бы на ее дикие вопли. "Надо идти на старую стоянку: там хоть и вода есть, и вохры не достанут... Кто же он такой, этот начальник? Не примерещилось же мне! Может он меня к своим людям отправил? Когти надо рвать, а там разберемся."

Больше всего боялась, что выйдет на пустую стоянку. Увидела нас под лиственницей, и отлегло от сердца. А когда выяснилось, какой пышный хвост она за собой привела, дошло, что выиграла сто тысяч по трамвайному билету. Задержись она на дороге...

Ладка рассказывала про свои похождения с шутками и прибаутками, но бластера при этом из рук не выпускала. Потом вдруг замолчала, закусила губу, глаза остановились. ИФ начал что-то объяснять про засаду в ущелье, но она этого, похоже, не слышала. Первым заметил неладное Андрей:

- Ты чего?

Посмотрела сквозь него:

- Нет, ничего, - ее всю трясло.

- Иди-ка ты в палатку, ляг и постарайся уснуть, - непререкаемым тоном изрек ИФ.

- Это агрессия. Инопланетная агрессия. Нормальный человек не может...

- Потом разберемся.

Мы с Галкой отвели ее вниз, завернули в четыре спальника. Попытались отобрать бластер.

- Не отдам!

- Тебе спросонок что-нибудь приглючится, и ты нас всех перестреляешь. Так?

- Эта штука наверняка ставится на предохранитель, - резонно возразила Ладка.

Пришлось Сереге опытным путем, с риском для жизни устанавливать, как это делается. Оказалось, гениально просто. Две защитные крышки: снизу и сверху. В боевом положении обе сдвинуты вперед. Перемещаясь назад, в сторону приклада, нижняя крышка наглухо закрывает гашетку (которая в точности там, где на земном оружии - спусковой крючок), верхняя - кучу каких-то индикаторов и переключателей. Их Серега побоялся трогать, только рассмотрел. Один рычаг, самый большой и удобный для доступа, явно имел всего два положения. Сейчас он стоял справа, на оранжевом секторе, а мог переводиться налево, на бирюзовый. Два других переключателя-ползунка, если Серега верно интерпретировал обозначения, должны были регулировать мощность огня и частоту импульсов при автоматической стрельбе. Был еще рычажок со стилизованным изображением глаза. Возможно, что-то для прицеливания? Большая шкала, похоже, индикатор заряда. Однако, чем и как эта штуковина заряжается, Серега так и не нашел...

ИФ достал фляжку со спиртом. Ладка долго упиралась, говорила, что ни за что на свете не будет пить эту дрянь, но шеф отговорок не слушал. Через десять минут она уже крепко спала.

Я пристроилась возле палатки. На коленях у меня лежал пояс с пистолетной кобурой. Шилом проковыряла в гладкой, теплой на ощупь черной пластмассе новую дырочку, надела поверх своей пятнистой штормовки. Пожалела, что не увижу себя в зеркале - вид, должно быть, прикольный...

Странно, глупо: вооружилась - и стало спокойнее на душе. Серега установил, что трофейные пистолеты - на вид изящные, легкие пластиковые игрушки - содержат в себе мощный лазер, который режет гранитные валуны, как горячая проволока - пенопласт. В отличие от бластера, никаких переключателей там нет, только защитная крышка-предохранитель над гашеткой. Пользоваться - проще некуда. Хорошая штука: в самый раз для человека, который первый раз в жизни взял в руки оружие. Тем более, при стрельбе не надо делать поправку ни на кривизну траектории, ни на ветер. Но одно дело шинковать камни, а совсем другое - полоснуть лучом по живому человеку. Тогда, в ущелье, у меня не было времени на раздумье...

Второй пистолет предложили Галке, но та от опасной игрушки отказалась.

Ладка проспала до вечера. Я сидела возле палатки, потом забралась внутрь и тоже задремала. Чуть дуба не дала от холода, но будить ее было жалко. Накрылась Серегиной курткой. Потом, когда свечерело, пришли остальные. Ладку вытряхнули из кучи спальников, но она только пробормотала что-то вроде: "Просьба не кантовать!" - и уснула снова. Среди ночи встала, с деловым видом взяла бластер, бесхозный пистолет и куда-то смылась. Лень вылезать из тепла, но ИФ сказал еще вечером: "Пригляди за ней, как бы дров не наломала сгоряча!"

Когда я выглянула из палатки, она как раз этим делом и занималась: от бедной лиственницы только искры летели. Андрей подбирал сбитые лазерным лучом сучья.

- Вы что, нарочно иллюминацию устроили? Топора и пилы мало? Или ты умеешь эту штуку перезаряжать?

- Ты присаживайся, присаживайся. Сейчас чайку заварим, плюшками побалуемся. Пардон, сухариками - у меня заначка осталась.

Ладка, сидя у разгорающегося костра, внимательно изучает свои руки. Сбитые наручниками запястья распухли и посинели. Теперь, когда нервное напряжение почти сошло, все ушибы и ссадины начали громко заявлять о себе.

- Дешево отделалась.

- Знаю. Вернее догадываюсь. От "знать" Бог упас.

Нехорошая тишина повисла под лиственницей. Ладка с мрачной миной разглядывает переключатели бластера, Андрей молча смотрит в костер: застыл, обхватив руками колени, сжался весь, словно холод и тьма навалились на плечи. Он-то наверняка успел попробовать на своей шкуре такое, что нам даже в кошмарном сне не приснится...

Запел, закипая, кан с водой, спугнул тишину. Беглец оторвал глаза от огня, вздохнул устало:

- Права Ольга. Зря мы костер на самом виду запалили.

- Это почему же? - Ладка встала, взяла бластер наизготовку, осторожно сдвинула вперед рычажок - "глаз".

В воздухе над прицельной планкой тут же развернулась очень красивая и четкая голографическая картинка с ярким пятном целеуказателя в центре: Серегина догадка насчет прицела подтвердилась. Первым, что Ладка увидела, были главные ворота лагеря. Моя подруга очень нехорошо улыбнулась - палец напрягся на гашетке - но так и не выстрелила. Вместо этого она стала неторопливо и внимательно изучать "расположение противника".

В прицел все было классно видно: сдвинув рычаг до упора, Ладка увеличила изображение раз в десять. Мы с Андреем встали рядом и принялись подглядывать.

- Лад, дай мне посмотреть! Сбоку все расплывается.

Ладка передала бластер Зорину. Лучше бы она этого не делала! Ствол бластера зашевелился хищно: целеуказатель скользнул по одной вышке, по другой, замер на воротах... Хмурая улыбка - и я заметила: лицо Андрея каменеет, как давеча в ущелье.

- Стой! - Ладка бьет Зорина под руку, так что заряд не разносит ворота и, по счастью, не поджигает крайний барак. Зато в середине красивой вывески, на месте слова "УЛЬГЫЧАН" - большая дыра. Лозунг с изречением Отца Народов превратился в обгорелые клочья.

- Ты соображаешь, что делаешь? Думаешь, мне самой не охота все там разнести к нехорошей матери?

Пока она объясняет Приблудному, почему не стоит злоупотреблять влиянием будущего на прошлое, мне приходит в голову мысль опробовать пистолет. Один из прожекторов вспыхивает и гаснет - результат вдохновляющий.

- Ты что? - оборачивается Ладка.

- Ничего. От одного прожектора последствий не больше, чем от испорченной вывески.

- Тогда и я тоже! Один, больше не буду, честное слово!

- Хватит! Отдай оружие, Зорин!

Тот, как ни странно, сразу слушается.

Внизу - большая кутерьма. Кто-то начинает бить в рельсу. Мы стоим и любуемся на учиненный переполох. Вдруг Ладка изменяется в лице и с воплем "Ложись!" плюхается за камни. Мы мгновенно следуем ее примеру: на ближней вышке вспыхнул и запульсировал оранжевый огонек, что-то засвистело, простучало по камням.

- Голову спрячь! - я вжимаюсь в землю.

Этот гад прохлестывает по площадке очередь за очередью, пули рикошетят о камни, Андрей тихо ругается. А я лежу носом в землю и думаю: "Господи, это надо же так влипнуть! Концлагерь сорокалетней давности, злые инопланетяне. Бред!" Сердитое шипение воды на углях обрывает мои мысли. "Эти сволочи продырявили кан! Чая сегодня не будет... Какой чай?! Дура! Идиотка! Тебя же сейчас убьют!" Перед глазами - снова - кровь, чьи-то трупы, в нелепых позах застывшие на мокрых серых камнях, искаженные, обезображенные лица: "И ты так будешь валяться!" Меня тошнит от страха и отвращения, я никого не хотела и не хочу убивать, но я могу и буду защищаться. У меня в руках оружие. Я попала из него в прожектор - попаду и в пулемет. Или в пулеметчика, это уж как получится. Костер почти совсем загасило, ему нас не видно, а нам его... Ладка стреляет раньше. На вышке - взрыв, пулемет захлебывается, во все стороны брызжут осколки прожекторов.

- Good! Good! - Ладка хлопает в ладоши. - Больше не стрелять! Уверена, если мы сейчас угомонимся, они нас тоже больше не тронут...

На площадку с перекошенными физиономиями выскакивают ИФ и Серега.

- Живы? - мы переглядываемся. Сережкин фонарик выхватывает из темноты наши бледные, посеченные каменной крошкой лица. Андрей недобро блестит глазами и шипит:

- Ты, выключи фонарь, мать твою! Опять накроют!

- Вы чем здесь занимаетесь? - в тон ему спрашивает ИФ, Серега мигом погасил фонарик.

- Мы? Мы здесь плюшками балуемся, - голосок у Ладки дрожит.

- Ежиков пасем, - мои губы растягивает идиотская ухмылка.

- Бананы косим, - совсем тихо добавляет Ладка.

- Чего? - ИФ берет в руки продырявленный кан. - Психи ненормальные, как вам это удалось?

- Мы не хотели, мы только...

- Идите-ка отсюда, приведите себя в порядок. Андрей, расскажешь, что здесь произошло.

- Он не при чем, все из-за меня началось, - пытается возразить Ладка.

- Идите, идите!

Спускаемся вниз. Все лицо дерет, как от крапивы: дотрагиваюсь до щеки - ладонь в крови. У Ладки то же самое. Разводим перекись. Руки противно дрожат. Заспанная и насмерть перепуганная Галка держит фонарик - свечку зажечь не сообразили.

Кое-как промыли ссадины, и снова вылезли к лиственнице. ИФ все еще отчитывал Приблудного. Увидел нас - замолчал, посмотрел, как на сумасшедших.

- Вы опять здесь?

- Андрюш, мы тебе перекиси принесли. Протри лицо.

- Спасибо, зачем? И так все заживет.

- Девушки, когда вам в следующий раз захочется поразвлечься, вы хоть предупреждайте заранее.

- Мы не хотели!

- Хватит дурачиться! Не детский сад - взрослые. Я не говорю о том, что из вас могли сделать решето. Вы это, надеюсь, и сами понимаете. Вам известно, как все эти художества отзовутся в нашем времени? Мне нет. Мы и так здесь страшно наследили. Я же помню, чувствую, как все плывет, меняется. Я с ума схожу от этого, все время такое чувство, будто... Мы жили здесь как раз тогда. Тот старик с безумными глазами,.. - ИФ не договорил, сморщился, будто от резкой боли, отвернулся.

Тускло мерцают вдали огоньки поселка. Где-то там спят, а может быть и не спят, разбуженные стрельбой, мальчишка, который пока еще носит фамилию своих кровных родителей, и его обреченная мать. А совсем рядом, в одном из бараков за колючей проволокой, умирает на нарах отец мальчишки. Может быть - именно сейчас. И ничего, абсолютно ничего нельзя сделать. Как ИФ вообще с этим живет?

- О людях подумайте, каково им там, внизу. Злобу-то на них сорвут! Ох, и сорвали на них злобу потом...

Каково это - встретиться с собственным прошлым? Или с будущим?

Стремительно несутся по небу облака, похожие на клочья дыма. Над черными скалами нависла огромная, яркая, почти полная луна. Я смотрю, как мчится, то исчезая, то вспыхивая, неровный ее диск, мчится, не двигаясь на микрон. Я забыла, где я, и кто я, время остановилось. Невыносимая тяжесть давит на сердце. Кажется, все это уже было с нами когда-то - или еще будет? Эх, Колыма, ты, Колыма, чудная планета, глаза б мои тебя не видели!

Гоню наваждение. В чем это Ладка так настойчиво пытается убедить ИФ? Ну-ка послушаем:

- ...инопланетная агрессия. Возможно против всей Земли. Я уверена: нормальная цивилизация такими делами заниматься не будет. Но с другой стороны, если бы нас хотели убить, сделали бы это в первый же день. Табу? Или мы кому-то нужны живыми для допроса? Этот начальник, наверняка он замешан. Нужно действовать. Как руководитель группы вы должны...

- Брось! Я понимаю, тебе не терпится влепить этому типу заряд промеж глаз, предварительно порасспросив о том, о сем. Но мы туристы, а не группа захвата. Да и найдется на него управа без нас, я точно знаю... Тсс!

В неверном свете луны видно, как кто-то идет по тропе вдоль ручья. Человек. Маленький человечек. Низкорослая тщедушная фигурка в темной одежде. Вот он пересек границу совмещенного времени, но не исчез. Идет медленно, то и дело спотыкаясь о камни. Упал и долго лежал, не двигаясь. С большим трудом поднялся. Упрямо карабкается по осыпи прямо к нам. За спиной на ремне болтается бластер, но незваный гость вряд ли в состоянии им пользоваться: правая рука висит плетью...

- Стой! - ИФ и Зорин держат чужака на мушке, Серега включил фонарик. Пришелец щурится от бьющего в лицо света: бледный как смерть, зрачки непомерно расширены - или у него по жизни глаза такие темные? Странные черты лица... Короткие волосы над ухом слиплись от крови, скула рассечена. Луч фонарика скользнул вниз, и я с трудом сдержала крик: правое плечо человека сожжено, обуглено, кажется, до кости. Как он шел?! Пытается что-то сказать - и валится ничком на камни.

- Андрей, Лада, разводите костер, ты, Ольга, неси аптечку, Галка - за водой... Во что? Котелок от каши вымоешь, не развалишься.

Новый костер развели за выступом скалы, так, чтобы не было видно с вышек. Когда я вернулась, пришельца уже усадили поближе к огню, ИФ укутал ему ноги Андреевым спальником. Кажется, чужак был без сознания: широко открытые глаза пусты, серые губы что-то шепчут, но слов не разобрать...

Я отдала аптечку Ладке - она, помимо того, что зажимпрод, отвечает у нас в группе за медицину. Но и на ее лице застыло выражение полной растерянности:

- Его бы в больницу, срочно! При таких ожогах...

- Неужели совсем ничего нельзя сделать?

- Если бы он был землянин, я бы могла...

- Землянин?!

- А ты посмотри на него повнимательнее!

Глаза чужака вдруг ожили. Несколько секунд он, не мигая, смотрел на стоящего перед ним ИФ, потом заговорил. Медленно, хрипло, с каким-то странным акцентом, но вполне членораздельно:

- Игорь Федорович, поторопите, пожалуйста, Галю с водой...

Не дослушав фразы, ИФ заорал в темноту:

- Галина! Сколько можно копаться!

Примчалась запыхавшаяся Галка, расплескала по дороге половину котелка. Серега со зловещим видом поманил ее пальчиком от костра:

- Ты до каких пор все будешь делать через ж... ?

- Да заткнитесь вы, наконец! - прикрикнула на них Ладка.

Я оглянулась на пришельца. Померещилось - или он, правда, улыбается? Наверное, здорово мы смотримся: Ульгычанская стоянка психов и доходяг.

- Присядьте, не суетитесь, со мной все в порядке.

- Это теперь называется "все в порядке"?!

- Неточно выразился. В порядке будет завтра. Сегодня - плохо, но не так сильно, как вы думаете. Я с Эдэлсэрэна, это - название планеты. Меня зовут Лэлса, а все ваши имена я уже слышал. Извините, пожалуйста, за беспокойство, - голос уже не такой хриплый, как был в первый момент.

Да, помирать этот Лэлса, правда, похоже не собирается. Почему-то приходит на ум начальник лагеря с его гипнотическими штучками...

- Отлейте мне воды в миску - пока не закипела. Вы чай хотите заварить? Покрепче!

- С заваркой напряг, - автоматически огрызается зажимпрод.

Интересно, когда это Лэлса, если он, правда, инопланетянин, успел попробовать земной чай?

Куском бинта стирает со щеки засохшую кровь, и становится видно, что за полчаса от здоровенной ссадины почти ничего не осталось. Ну и ну. Этак он в самом деле к утру оклемается.

Пьет чай маленькими глоточками, кружку держит в левой руке, правая, неподвижная, лежит на коленях. Шесть человек разглядывают чужака с напряженным вниманием, а он знай себе сидит и прихлебывает чаек. Лицо - треугольное, большеглазое, с выпуклым широким лбом, выступающими скулами и острым подбородком, кажется совсем юным, едва ли не детским. Очень белая, гладкая кожа, длинные ресницы, тонкие брови вразлет. Но повадки его, твердый, спокойный взгляд - отнюдь не ребенка, а бывалого, уверенного в своих силах человека. Черный комбинезон из неизвестного материала оставляет открытыми только голову и кисти рук (если не считать прожженных дыр), на груди слева - прямоугольная нашивка: три вертикальные зеленые полосы на белом фоне и короткая непонятная надпись. Все в точности как на тех двоих. Так кто же он, массаракш, такой, и что ему от нас надо?

- Спасибо за чай. Хорошо, если до утра меня не будут трогать. Рассказывать долго, сейчас нет сил. Время терпит.

- Серега, тащи-ка сюда еще спальники, я больше ложиться не буду... Игорь Федорович, честное слово, никаких эксцессов, - Ладка смотрит на ИФ такими невинными "голубыми" глазами, что тот только машет рукой. - Лэлса, я понимаю: тебе очень хреново, но хотя бы в двух словах ты можешь объяснить, что происходит?

- У вас в художественной литературе встречается такое понятие: "космические пираты". К сожалению, они бывают не только в литературе. Это - дело их рук. Я был у них в плену, потом сбежал. Вот, пришел к вам. Расскажу все, что знаю. Только не сейчас. Завтра. Может быть, мы вместе сможем что-то сделать.

- Ладно, отдыхай, - помогаем Лэлсе устроиться поудобнее.

Пираты! Космические! Анекдот, блин! Планета Негодяев, спутник кроваво-красной Протуберы и мертвенно-синей Некриды. Великий Спрут, Искусник Крег и Конопатая Сколопендра. "Перековавшийся" Двуглавый Юл. А также - Кир Булычев, похождения Алисы Селезневой. Смешно! Интересно, почему мне не до смеха?

Мы втроем: Андрей, Ладка и я остались у костра караулить Лэлсу, остальные пошли спать. От нечего делать мы начали изучать содержимое сумочек, которые ИФ снял утром со злополучных преследователей Ладки. Очки для ночного видения, наручники, бинокль и еще кое-какую мелочь опознали сразу. Хорошо бы найти запасные аккумуляторы к оружию...

Андрей долго вертел в руках какую-то круглую блестящую штуковину, попытался нажать на что-то вроде кнопки - и схлопотал от нас по рукам:

- Тебе что, полетать захотелось? А если это граната?

- Что вы там делаете? - подал голос Лэлса из вороха спальников. - Положите подальше от огня и не трогайте.

- Понятно. Спи.

На языке у меня давно вертится один вопрос, и я наконец решаюсь его задать:

- Андрей, слушай, а за что тебя все-таки посадили? Если не секрет, конечно.

- Да нет, не секрет. Кружок у нас был. Мы там с ребятами в свободное время классиков марксизма-ленинизма изучали. Вычитали много такого, о чем вслух говорить не принято. Выводы стали делать, да у самих глаза тоже не слепые. В общем, расхотелось нам на Усатого Людоеда молиться. Один парень из наших - дурак конечно - ножик в портрет метал, а кто-то потом тот портрет нашел. Ну и пошло, поехало. Влепили нам по полной программе. А за дело или нет? Не знаю, как посмотреть. Была у нас организация? Была. Ругали мы Сталина? Ругали. Но дальше все равно бы не пошли. Слишком много хороших людей в него верят, жизнь за него готовы положить. На том и держится. А против - или откровенное дерьмо, или вовсе блаженные какие-то. С кем здесь только не встречался...

- Слушай, Андрей, а знаешь ли ты, что такое телеграфный столб?

- Ну?

- Это хорошо отредактированная сосна. Так примерно у нас классиков переводят, - Ладкин голос звучит неожиданно зло и резко.

Все. Почуяла благодарного слушателя, сейчас полезет в родные социологические дебри. Так я и знала, Андрей заглотал наживку:

- Например?

Вопрос - ответ. Вопрос - ответ. Глаза у обоих горят, я быстро теряю нить узко специального разговора, просто сижу и любуюсь их отчаянно-веселыми, одухотворенными, какими-то стремительными лицами... Ладка, осторожнее на поворотах! Андрей вдруг замолчал и насупился, а она знай себе заливается соловьем про теорию конвергенции:

- В общем, концепция мировой пролетарской революции себя не оправдала, здесь классики были не правы. Коммунизма мы не построили и вряд ли в обозримом будущем построим.., - осеклась. В зловещей тишине негромко лязгнул затвор.

Приблудный был страшен в своем праведном гневе: белые глаза не вмиг закаменевшем лице, резко проступившие под смуглой кожей желваки... Его взгляд, полный ненависти, скользит по японским часам на моем запястье, по свитеру с английской надписью, по Ладкиным, якобы американским, штанам - и я чувствую, что он сейчас выстрелит. Мне становится страшно, как никогда в жизни.

- Андрюш, ты поосторожнее с пистолетом, - Ладка предостерегающе поднимает правую руку, а левой тянет к себе бластер.

И вдруг - словно удар тока. Искры из глаз, лечу, проваливаюсь куда-то. Когда, миг спустя, сознание вновь становится ясным, обнаруживаю, что лежу на камнях в жутко неудобной позе. Ноги выше головы, больная рука нещадно вывернута, но что самое неприятное, я не могу ни пошевелиться, ни крикнуть. Из глаз - слезы, дыхание перехватило, сердце бешено колотится о ребра.

Это продолжалось минуты три. Когда, наконец, ко мне вернулась способность двигаться, я села, прижала к животу нестерпимо горящую руку и тихонько завыла, раскачиваясь из стороны в сторону. Сквозь слезы я видела, как Ладка наклонилась над неподвижным Андреем, забрала у него пистолет, достала наручники из утренней добычи, повертела так и этак и запихнула обратно в карман. Выпрямилась и пошла к Лэлсе: он полусидел, опираясь на камень, на коленях - бластер. Уж не он ли нас отоварил?

Андрей пришел в себя, вскочил и как кошка бросился за Ладкой. В свете костра оранжево блеснул нож.

Мигом забываю про локоть:

- Берегись! - Ладка оборачивается, вскидывает, защищаясь, левую руку. От удара правой Приблудный летит затылком на камни и, кажется, теряет сознание. Ладка носком ботинка отбрасывает подальше выпавший из его руки нож, переворачивает парня лицом вниз, сводит ему руки за спиной и защелкивает-таки на запястьях "браслеты". Я прыгаю вокруг них с неизвестно зачем вытащенной из костра горящей веткой.

- Слушай, ты его не слишком?

- Массаракш! Откуда я знаю!

Андрей очнулся, когда ему связывали ноги его же собственным ремнем. Застонал, попытался перевернуться на спину.

- Лежи и не рыпайся!.. А, массаракш! - Ладка не смогла сразу выбить у него нож, удар пришелся по руке. Располосованный рукав куртки быстро темнеет от крови. Закончив возню с Приблудным, она слишком резко встала - и еле удержала равновесие.

- Ольга, помоги! - чертыхаясь и скрипя зубами, стягивает куртку, начинает снимать свитер.

- Подожди, давай лучше рукав закатаем.

Повреждены какие-то крупные сосуды, кровь хлещет вовсю. Ладка пытается одной рукой наложить повязку, а у меня уже плывет в глазах: с детства не выношу вида крови. Я ругаю себя на чем свет стоит за слабость, Ладка костерит разных олухов, которые...

- Может ИФ позвать?

- Иди-ка сюда, - мы почти забыли о Лэлсе, - Дай сюда руку, держи вот так. Расслабься, закрой глаза...

Он несколько раз, не касаясь, проводит пальцами вдоль раны - кровотечение останавливается, края разреза делаются как восковые.

- Теперь можно забинтовать.

- Спасибо, а как это ты...

Андрей, который перевернулся на спину и даже ухитрился пристроиться на забытый Галкой попинг, с настороженным любопытством наблюдает за тем, что происходит. Глаза у него уже не такие бешеные, вернее, один глаз - вокруг второго наливается синевой здоровенный фингал.

Ладка закрепила конец бинта и принялась стягивать свитер. Меня послала за другим. Как можно тише, только бы не проснулся ИФ, начинаю рыться в рюкзаке. Но не тут-то было: вспыхивает фонарик, луч шарит по палатке, упирается в вывороченные из рюкзака вещи. На белом полиэтиленовом пакете отчетливо отпечатались мои пальцы.

- Что у вас на этот раз произошло?

- Ничего.

- А это что? Покажи руки!

Куртка на мне вся в темных пятнах, и на руках - кровь. ИФ светит мне в лицо фонариком:

- Что случилось?

- Да ничего. Ладка стругала палку и порезалась. Игорь Федорович, вы не волнуйтесь, уже все в порядке.

Минут пять я внимательно слушала, что он о нас думает. В выражениях ИФ не стеснялся, и мне это надоело. Я взяла свитер, куртку и вылезла из палатки.

- Стой, мать твою!

Сделала вид, что не слышу.

Когда подошла к костру, Ладка уже сидела под спальниками рядом с Лэлсой. Он что-то объяснял ей про бластер.

- Вот так. Действует от двух до пяти минут. Целиться надо в голову или в верхнюю часть туловища. Побочных эффектов, как правило, не вызывает...

Понятно: на голубом секторе эта штука работает как парализатор. Ну что ж, даже при наличии побочных эффектов, вроде слабости и головной боли, парализующей заряд лучше, чем пуля.

- А как тут аккумуляторы меняются? Хотя ладно, до утра нам их посадить все равно не удастся, так что отдыхай.

Я отдала Ладке чистые вещи, подобрала то, что она сняла с себя: надо хоть немного застирать...

- Так! Порезалась значит? - ИФ материализовался у костра бесшумно как привидение. Перевел взгляд с зеленовато-бледного Ладкиного лица на связанного Андрея, потом на кулек одежды в моих руках, опять на Ладку:

- Докладывайте, что у вас произошло.

- Да понимаете, мы тут немножко поспорили по общефилософским вопросам...

ИФ присел на корточки рядом с Приблудным.

- А ты, горе мое, что скажешь?

Тот метнул быстрый взгляд на Ладку, Лэлсу, на меня, потом посмотрел прямо в глаза ИФ:

- Так и было. Простите меня! И развяжите, пожалуйста.

У Ладки аж глаза на лоб полезли:

- Прощения просишь? Развязать тебя? А ты опять на людей кидаться начнешь? Слушай, у меня ведь тоже рефлексы!

- Подожди, подожди! - ИФ распутывает ремень на ногах Приблудного. - Ты можешь толком объяснить, из-за чего вы поцапались?

- Из-за теории конвергенции, - встревает Ладка.

- Помолчи, не тебя спрашиваю.

Андрей собрался с силами и заговорил. Говорил он толково и убедительно, как по писанному. О том, что был не прав: трудно разобраться в чужом времени. Что в любом случае пистолет - не лучший аргумент в споре, хотя стрелять он не собирался, просто пугнуть хотел. А с ножом - он вообще не поймет, что на него накатило. Привык не раздумывая отвечать ударом на удар. Но Ладка-то как раз не причем, это все вон тот, в черном...

- У вас, наверное, все другое. Не мне вашу жизнь судить. Вы меня развяжите, я сразу уйду. Нечего мне здесь делать, - голос все тише и тише, поднял голову, лицо виноватое, жалкое.

ИФ снял с него наручники:

- Никуда ты не пойдешь, по крайней мере до утра. Оружие получишь, когда немного успокоишься, - забрал ТТ, Андрееву финку, а заодно - бластеры у Ладки и Лэлсы, и растворился в темноте.

Приблудный осторожно пощупал подбитый глаз, потом шишку на затылке, глянул на пальцы - нет ли крови. Равнодушно махнул рукой на предложение Лэлсы помочь. Сел поближе к костру, по своему обыкновению обхватив руками колени.

Он молча смотрел, как танцуют и мечутся синеватые языки пламени на затухающих углях: безысходной тоской веяло от его согбенной фигуры, от скорбно застывшего лица. Время от времени его начинало клонить в сон, здоровый глаз слипался, но он снова вскидывался и смотрел в костер остановившимся взглядом.

- Эй, Андрюш, иди-ка сюда, залезай к нам, а то совсем замерзнешь.

Ну вот, так-то будет лучше. Я развешиваю на лиственнице не то чтобы отстиранные, но мокрые шмотки и тоже забираюсь под спальники. Ладка сидит, прислонившись спиной к камню. Справа от нее свернулся клубочком Лэлса - и уже крепко спит. Слева - Андрей. Я кладу голову ему на колени, Ладка обнимает парня за плечи:

- Успокойся, все ништяк.

Но Приблудный, кажется, и не слышит, не чувствует наших прикосновений. Совсем плохо, надо принимать меры. Срочно! Занять, что ли разговором? Только так, чтобы без эксцессов...

- Лад, расскажи "Властелина колец"!

Ответный взгляд: "Хоть "Капитал" от корки до корки".

- Андрей, ты слушай, слушай! Она сейчас роман будет тискать, интересный, ты его точно не знаешь.

- Я начну с самого начала? Нет возражений?.. В общем так. Давным-давно, в некотором царстве, в некотором государстве жил-был в норке под землей хоббит. Но не в сухой песчаной норе, где не на что сесть и нечего съесть, и не в мерзкой сырой норе, где со всех сторон торчат хвосты червей и противно пахнет плесенью. Нора была хоббичья, а значит благоустроенная... Погожим весенним утром хоббит сидел на пороге своей норки - а там был порог и симпатичная круглая дверь, покрашенная зеленой краской. Он сидел на пороге и курил длинную вересковую трубку...

Ладка оседлала любимого конька. Толкиен - наша давняя слабость. Переведена только часть его вещей, но моя подруга читала в оригинале почти все. Пересказывать - не на одни сутки хватит, а чем больше лапши она сейчас навешает на уши Приблудному, тем лучше. Через некоторое время, чувствую, ему становится интересно.

Я-то знаю первые две книги чуть не наизусть: слушаю вполуха и вспоминаю, как раз пятнадцать перечитывала "Хоббита", как замирало сердце над "Хранителями". Примеряла на себя судьбы героев, думала: мне бы так. На тебе! За что боролась, на то и напоролась: "смерть по пятам и за каждым поворотом". Одним словом, приплыли, моя прелес-с-ть!

Ладка достает из чехла гитару, настраивает ее, берет пару аккордов - и вдруг останавливается, ошалело смотрит на свою левую руку. Шевелит пальцами, сжимает кулак, потом закатывает рукав и начинает разматывать бинт. Переводит взгляд с едва заметного рубца на руке на мирно спящего Лэлсу, сует бинт в карман.

"За синие горы, за белый туман,

В пещеры и норы уйдет караван

За быстрые воды уйдем до восхода

За кладом старинным из сказочных стран..."

Уже занимается на востоке заря. На траве, на камнях, на полиэтиленовой пленке, которой мы укрылись поверх спальников - всюду капельки росы. Засыпая, слышу, как о чем-то перешептываются Андрей и Лада, но смысл слов ускользает...

Двенадцатый день

Я проснулась на удивление бодрой и отдохнувшей, даже локоть почти не ныл. Вылезла из-под спальника, озираюсь по сторонам.

Господи! Красотища-то какая! Воздух прозрачен и чист. Еще холодное, но ясное солнце встает из-за сопок. Ярко голубеет небо. Скалы, золотистые на солнце и густо-синие в тени, отражаются в зеркальной глади озера. Заросли кедрового стланика в распадках курчавятся веселой темной зеленью, молодые лиственницы - как язычки прозрачного золотого пламени, брусничники и голубичники на склонах вспыхивают пунцовым и алым.

Но там, внизу, где еще холод и тень, где еще не рассеялись клочья тумана, уродливо торчат лагерные вышки. Одна из них разворочена взрывом. У ворот - какая-то кутерьма. Всматриваюсь получше: вешают новый лозунг... А ну их к лешему! Такое утро хорошее, не хочется портить себе настроение.

Лэлса сидит у костра и стругает какую-то коряжину: обгорелая деревяшка на глазах превращается в симпатичного зверька, что-то среднее между кошкой и куницей. Мордочка у зверька - забавная, хитрая и озорная. Очень похоже выражение - на лице автора. Массаракш! Он ведь, правда, не врал, что к утру будет в порядке. Сквозь многочисленные дыры в комбинезоне видно, что жуткие ожоги за ночь почти прошли. Во всяком случае, подсохшие болячки ничуть не мешают ему двигаться. А там, где были просто ссадины - все зажило без следа. И самое главное: на лице - ни тени вчерашней боли: он весел и беспечен, как мальчишка на пикнике, он наслаждается, ловит кайф...

Мы встретились взглядами - и на меня будто ледяным ветром пахнуло. Черные глаза. Непроницаемо черные. Они жадно, ненасытно ловят яркий утренний свет - и поглощают его без остатка. С такими глазами не нужно темных очков: все равно никто не прочтет их выражения. К ним бы и лицо - невозмутимую маску. Богатая, живая, абсолютно человеческая мимика Лэлсы почему-то еще больше сбивает с толку...

Над огнем закипает котелок, Ладка с серьезной миной вершит свои зажимпродские дела. Иду умываться. Долго и с удовольствием плещусь в ледяной воде. Ладка стучит ложкой по миске, созывая народ завтракать. На одном дыхании взлетаю к лиственнице.

- С добрым утром!

- Привет!

- Утро и правда доброе, - Лэлса широко, радостно улыбается, откладывает в сторону свою поделку, берет миску с кашей. Несколько минут мы молча поглощаем свои порции. Вкусно, но мало. Вместо чая ИФ заварил какие-то травки.

Все пялятся на Лэлсу, будто в зоопарке. Его самообладанию можно позавидовать: лопает кашу, как ни в чем ни бывало. Если бы не белоснежная кожа и глазища в пол-лица, он был бы вылитый японец. Или нет - скорее смахивает на героев тех комиксов "Манга", которые один мой знакомый охапками привозил из Японии. Лицо абсолютно гладкое: ни усов, ни бороды, хотя в такой обтягивающей одежде пол не вызывает сомнений. И не ребенок он, потому что в уголках глаз и у рта при ярком освещении отчетливо различима сеть мелких морщинок.

Вообще-то, положа руку на сердце...Облик достаточно экзотический, но встреть я этого Лэлсу нормально одетым где-нибудь на улице - не обратила бы внимания. Разве что задалась вопросом, крови каких народов в нем намешаны. На тех двоих, что преследовали Ладку, он совсем не похож. Но комбинезон - такой же, в точности, и бластер, который он с собой приволок...

Доедает свою порцию, аккуратно отставляет миску в сторону.

- Я должен вам кое-что рассказать, - быстрый взгляд огромных, беззвездной черноты глаз, тонкие пальцы нервно играют сухой лиственничной веткой. - Даже не знаю, с чего начать. Простите...

Этот тип изъясняется по-русски свободно, почти без акцента. Голос - красивого, необычного тембра, неожиданно глубокий и звучный для такого замухрышки.

- Я говорил вчера, что все это устроили космические пираты. "Редкое, не представляющее особой опасности явление", - невесело усмехнулся, будто передразнивая кого-то. - А впрочем... Мое полное имя - Лэлса Арен дэн Синорэ. Я родом с планеты Эдэлсэрэн, четвертой в звездной системе Дэлэрсэна. Я попал в плен к пиратам три марсианских года назад. Не соображу, сколько это на ваш счет...