Ульгычан, или хроника турпохода

- Около шести лет, - тихо отзывается Галка. Вот уж не думала, что она сведуща в астрономии.

- Флот Космической Федерации изгнал их из густонаселенных областей Галактики. Большая часть была уничтожена, остальные рассеялись по периферии. Одна из группировок, к сожалению, закрепилась в системе Солнца. Они нашли здесь богатую, обитаемую, технически развитую планету. При этом Земля даже не подозревает о существовании Федерации, космический транспорт и средства связи совершенно не развиты.

- Сволочи! - в один голос восклицают Андрей и Ладка.

- Для них Земля - лакомая приманка. На ней много чем можно поживиться: еда, одежда, сырье. Но вот топлива и запчастей к кораблям здесь не купить и не украсть. Это пиратам приходится делать самим. Осваивают Марс, астероиды и спутники Юпитера. На заводах и в рудниках работают многие тысячи... Землян - в том числе. Очень мало кто попал туда по своей воле. Кого - похищают, кого - заманивают обманом. Итог один - рабство. Надежды освободиться нет. Разве что сделать карьеру среди пиратов, но это мало кому удается. Да и решиться на такое...

- Ты-то как там оказался?

Лэлса замолчал. Веточка в его руке хрустнула, разломилась... Хрустнула еще раз... Он вздохнул, посмотрел на каждого из нас долгим изучающим взглядом - мне опять стало не по себе. Потом заговорил: негромко, монотонно, чуть нараспев. Начинал он свой рассказ сухим тоном академической лекции, а продолжил... Вот уж не знаю, как это назвать.

Я смотрела на пришельца. Внимательно слушала его, стараясь не пропустить ни слова. Сидела посреди яркого и ясного осеннего утра, на камне у затухающего костерка. Но в то же время - находилась где-то очень далеко и созерцала события, смысл которых доходил до меня через два раза на третий. Даже не созерцала, а принимала в них непосредственное участие: чувствовала, размышляла, вела оживленные беседы с другими людьми, действовала. Только, как это порой бывает во сне - абсолютно не понимала, что творится, и при чем же здесь я, Ольга. Как будто все происходило не со мной, а с кем-то другим.

Точно! С кем-то другим: с Лэлсой, конечно. Дошло! Я видела события его глазами, ловила отзвуки его эмоций и мыслей. Я слушала чужую речь и понимала ее: не отдельные слова, а общий смысл - рассказчик не утруждал себя дословным переводом... То же самое, кажется, было и с другими слушателями: наваждение захватило всех.

Увиденное, услышанное и пережитое "за Лэлсу" легло мне в память накрепко - как собственные воспоминания. Хотя многих вещей я не понимаю до сих пор, а кое-что предпочла бы забыть. Впрочем, это касается не только чужой, но и своей собственной памяти.

Лэлса, кажется, щадил нас. По-своему щадил. Он все-таки был ощутимо другим и вряд ли до конца понимал, что именно могло нас сильнее ранить.

Нет, эмоции, оттенявшие этот странный сон наяву, воспринимались вполне естественно и не казались чуждыми. Чистая, детская, ничем не омраченная радость бытия - в начале. Неистребимое научное любопытство. Восторг Ньютона, на которого вдруг свалилось пресловутое яблоко. Гнев, страх, отчаяние, крушение надежд. Смертельная усталость, тоска. Ледяное спокойствие человека, которому воистину нечего терять, человека на грани жизни и смерти. Трудное возрождение к жизни, пробуждение надежды...

А вот абстрактных рассуждений о долге, совести, искуплении вины; мотивов многих Лэлсиных поступков я не понимала и не понимаю, хоть убей. Тут начинаются, видимо, всякие культурные, этические, языковые нюансы - хотя очень велик соблазн подыскать всему простые, понятные аналогии из собственной культурной традиции...

Их было - трое друзей. Дружили с детства, не разлей вода. Потом, как водится выросли.

Саша (я так и не поняла: просто созвучие, или в самом деле сокращение от земного имени Александр?) стал работать в отделе по борьбе с галактическим терроризмом. Запала в память Лэлсина фраза: "Ни один живой пират не знал его в лицо".

Сенхара, старший из троих, занялся добычей полезных ископаемых на необитаемых планетах. Более опытные коллеги говорили про него, что этот парнишка еще ничего по специальности не знает, но уже видит сквозь землю и нюхом чует рудные жилы. На самом-то деле, он много и напряженно учился. Изучал не только современные технологии, но и сравнительную историю геологических наук и горного дела у разных цивилизаций.

Призванием младшего, Лэлсы, оказалась теоретическая физика. Свое первое крупное открытие он сделал, еще не достигнув совершеннолетия.

Каждый шел своей дорогой, но дружба не прекращалась, да и дороги периодически скрещивались. Однажды все трое оказались на корабле, летящем к системе Солнца с грузом научной аппаратуры. Экспедицию снаряжала СБИ в обстановке глубокой тайны. Задуманный эксперимент должен был проверить некоторые Лэлсины гипотезы, смелые до безумия. Место проведения выбрано в основном из энергетических соображений. В основном. Были и другие причины, о которых Саша не слишком распространялся даже среди друзей. Зачем только они взяли с собой Сенхару? Ведь мог бы, мог провести отпуск дома, с женой и детьми... Корабль не долетел до цели. Землей, к сожалению, интересовалась не только СБИ.

Никто не рассчитывал встретить пиратов в окрестностях Солнца. А они, памятуя о недавнем разгроме, смотрели в оба. Правда, захватив корабль, не стали устраивать экипажу обычной проверки - кто есть кто. Шло строительство баз, до зарезу нужна была рабочая сила.

Пленных разбросали по разным местам, но друзьям повезло. Все трое оказались на Марсе, где руками рабов самых разных рас и цивилизаций вырубалась в вечной мерзлоте главная пиратская база. Было среди невольников немало землян. Даже самого крепкого человека редко хватало больше чем на месяц непосильного труда: в стылых катакомбах, без тепла и солнечного света. А потом доходягу заталкивали в шлюзовую камеру, дверь закрывалась за ним - и через несколько секунд человека не было в живых. Земля - близко, корабль слетает за новыми рабами. Даже в благополучных странах ежегодно пропадает без вести немало людей...

По всей обозримой вселенной ходят легенды и анекдоты о живучести эдэлсэрэнцев. Половина марсианского года минула, а друзья все еще были живы. Первым, как ни странно, начал сдавать Сенхара. Однажды, в конце рабочего дня, распорядитель работ подошел к нему. Сказал, ухмыляясь:

- Хорошо трудишься! Молодец! Свобода будет тебе достойной наградой.

Удар кулака сбил Сенхару с ног. Способных работать наказывали иначе: зачем портить добро. Побои были началом конца, а обещание свободы - обычной издевкой. Ты свободен, если сможешь дышать разреженным и практически лишенным кислорода марсианским воздухом.

Когда пирату надоело пинать ногами скорчившегося на полу и вроде бы уже потерявшего сознание Сенхару, тот вдруг заговорил:

- Вышвырнете меня в шлюз - много потеряете. Пока я работал на вас только руками. Но могу поработать головой. Пользы будет больше. Вы строите базу в вечной мерзлоте так, как в скальных породах на астероиде. Включите отопление - все поплывет и обвалится вам на голову. А я знаю, как надо здесь делать, чтобы простояло века. Думал унести знания с собой в могилу, но жить хочется. Веди меня, ардара, к своим начальникам.

В ангар, где было устроено временное жилье для невольников, Сенхара не вернулся. Следы его надолго затерялись, и друзья уже не надеялись на встречу в этом мире.

Через некоторое время Лэлсу и Сашу перебросили на другой объект. Завод по производству топлива располагался над богатейшим месторождением золота. Как пояснил Лэлса, этот металл никогда не был в Федерации мерой стоимости, а вот важнейшим стратегическим сырьем - был. Какая-то хитрая химия: звездолеты без него не летают. Старина Ефремов как в воду глядел...

Здесь работали практически одни земляне, по большей части - европейцы, русские и североамериканцы. Работы разворачивались надолго, поэтому жили здесь не в огромных подземных ангарах, где на бетонный пол была набросана кое-какая ветошь, а в специально приспособленных и теплых - теплых! - помещениях. Что Лэлсу поразило - так это нелепые приспособления для спанья: по четыре спальных места, закрепленных на одной металлической раме. Соседи и товарищи по несчастью называли это "вагонками" и говорили, что запатентовано данное изобретение на Земле. Впрочем, пираты внесли дополнительные усовершенствования. Через пять минут после побудки вся конструкция автоматически складывалась, стряхивая с себя зазевавшихся любителей поспать подольше, и уходила в пол.

Дни текли, похожие один на другой. Девять нхэн - работа, восемь - отдых, по одному на еду, развод и съем. Было все-таки полегче, чем на базе, друзья немного пришли в себя. И вдруг, 40 или 50 суток спустя, появился Сенхара. Он нарисовался в спальном помещении после смены, важно прошествовал между "вагонками", сверкая значком технического руководителя работ и номером с четырьмя зелеными полосами.

- Лаэ, Са! Как я рад вас видеть! Мне как раз нужны диспетчеры и программисты: это земной сброд невозможно ничему научить.

Он изменился - внешне. Он говорил как пираты: короткими рубленными фразами, и с таким же акцентом. От него несло жутким алкогольным перегаром. Непонятно было, чего ждать от этого нового Сенхары, и Саша спросил:

- Это предложение или приказ?

- Я считаю своим долгом помочь друзьям, но помощь не навязываю.

- Ладно, мы подумаем, - отозвался со своей "вагонки" Лэлса.

- Думайте. Пока вы мои друзья, у вас есть время. Но слишком не тяните, - сказал, повернулся и пошел прочь.

Когда двери сомкнулись за его спиной, заговорил один из соседей-землян, с которым у Лэлсы к этому времени установились довольно приятельские отношения:

- Я не знаю, что ему от вас нужно, но мой совет: держитесь подальше. Это Чинхар, сука страшная, у него руки по локоть в крови. Он сам, лично, наказывает за все провинности и "на волю" отпускает...

Поверить в такое людям, с детства знавшим Сенхару, было трудно. Но на следующий день он вызвал к себе Сашу - тот вернулся обратно мрачнее тучи. Двое друзей лежали на соседних "вагонках", глядя в мутное зеркало обитого металлом потолка, и Саша рассказывал:

- Понимаешь, Лэлса, он потерял свою честь и имя, потерял все. Чинхар - по пиратски - "предатель", "коллаборационист". Так они называют тех из своих, кто становился наемниками на стороне планет в галактических войнах, и презирают люто. Отзываться на такое прозвище... Чтобы тебе ежедневно и ежечасно в лицо тыкали твоим предательством... Наш друг кровавой круговой порукой повязан с Лишенными Родины. Он их ненавидит, но еще больше ненавидит самого себя, и уже не надеется вернуться домой. Опасно иметь с ним дело. Но еще опаснее игнорировать предложение, сделанное, возможно, от чистого сердца. Я соглашусь, а там видно будет. Для меня-то это отличный шанс, - Саша улыбнулся, и улыбка его, как почувствовал Лэлса, не сулила пиратам ничего хорошего.

- Я - как ты. Хорошо, что они, - взгляд в сторону двери, - не знают, кто мы такие.

- Да уж. Кажется, у Сенхары хватило ума не распространяться на эту тему.

Соседи-земляне снова смотрели на эдэлсэрэнцев как на пустое место. "Суки! Сучьи прихвостни!" - звучал шепоток за спиной. Бывало и кое-что похуже слов, но друзья умели постоять за себя, и после нескольких неудачных попыток наезжать на них перестали.

Как ни странно, забота Сенхары о друзьях была искренней. Он устроил их на непыльную работу в диспетчерской и всячески ограждал от контактов со своим пиратским начальством. Прошел долгий марсианский год - Саша и Лэлса были живы, и при этом не запятнали себя ничем. Но сколь веревочке не виться...

Дорассказать Лэлса не успел. Серега приподнялся со своего места, вглядываясь в даль:

- Кажется, к нам опять гости.

Секунду спустя и я разглядела: по долине ручья шли, рассыпавшись цепью, двенадцать человек в форме лагерной охраны. Собак с ними на сей раз не было. ИФ схватил ружье, скомандовал:

- Лада, Ольга, вы со мной - вниз! Серега, Лэлса - наверх! Андрей и Галка, сидите здесь и смотрите в оба!

Мы сбежали по осыпи к палатке, дальше - вдоль ручья. Ну, где здесь наши вешки?

Я постепенно приходила в себя. Ладка на бегу комментировала Лэлсин рассказ и сопровождавшее его странное "кино", но я не прислушивалась. Вообще, чтобы уложить такое в голове, нужно время и более-менее спокойная обстановка.

Обстановка не была спокойной: она требовала немедленной, полной концентрации здесь и сейчас...

Заряд крупной дроби из двустволки ИФ взбил фонтанчики пыли под ногами у наступавших - они на редкость шустро попрятались за камни. Стрельба из бластера - в Ладкином исполнении - произвела на вохру еще более неизгладимое впечатление.

ИФ отдал приказ не стрелять по людям. Да мы и сами не хотели никого убивать. Только хорошенько пугнуть, чтоб не лезли. Вряд ли наши чувства разделял Андрей Зорин, но приказу он подчинился.

Попытка отползти назад тоже была пресечена. Чтобы уйти, вохровцам нужно было миновать совершенно открытый участок. Первый, кто туда сунулся, схлопотал парализующий заряд. Двое бросились к нему - легли рядом.

ИФ вышел за вешку:

- Всем встать! Оружие - на тропу, руки вверх! Кто будет рыпаться.., - не ожидала я услышать такой металл в тенорке шефа - Девчонки, проконтролируйте!

- Быстро! Быстро! - Ладка тоже выскакивает в совмещенное время с бластером наперевес. - Автоматы не бросать! Ну я же сказала, аккуратненько... Вот так!

Я стараюсь занять такую позицию, чтобы если что, Ладка не оказалась на линии огня.

Оружие (наверняка не все) сложено на тропе аккуратной кучкой. Девятеро из двенадцати стоят, руки за голову, трое еще не очухались. Ладка подбирает их автоматы, извлекает у кого-то, вероятно, начальника, наган из кобуры.

Всматриваюсь в лица наших пленников. Нормальные лица, некоторые были бы даже вполне симпатичными, если бы их не мял и не коверкал суеверный ужас. От Ладки шарахаются, как от привидения.

Из воздуха материализуется Приблудный с пистолетом, который ему, наконец, вернули:

- Я их обыщу?

- Валяй! - отвечает Ладка.

Меняю позицию: спускаюсь чуть ниже, встаю на большой плоский камень над ручьем. "Где здесь граница-то проходит? Я еще здесь, или уже там?" Андрей оглядывается, машет мне рукой: "Сдай назад, не высовывайся, мы справимся."

- Андрюш, погоди. Вон на том типе хорошие сапоги, по-моему они тебе подойдут.

Вижу, что он услышал, хочу сделать еще шаг назад, уйти из совмещенного времени, но вместо этого лечу в воду. Как будто кочергой заехали под колени. Сижу в ручье: пятой точке мокро и холодно, а ногам почему-то горячо, в глазах - разноцветные круги. Попробовала встать - дыхание перехватило от адской боли: я даже заорать не смогла как следует.

Где-то наверху трещат автоматные очереди, бухают разрывы от бластеров: кажется, на нас напали с двух сторон. Вохра лежит плашмя и не подает признаков жизни. Ладка - на штанине расплылось темное пятно, лицо искажено почти до неузнаваемости - за шиворот тащит Андрея из этой кучи тел. Парализовала она всех оптом, что ли? Выше по ручью еще раз очень сильно грохнуло - и тишина.

- Слушайте, сволочи, внимательно! Очухаетесь - и быстро, очень быстро пойдете туда, откуда пришли. Кто сунется к оружию - пеняйте на себя.

Ладкин голос доносится как сквозь вату. Из застилающего глаза тумана выныривает лицо ИФ. Тщетно силюсь сфокусировать взгляд, сообразить, что он там толкует. Кто-то берет меня под руки, разжимает пальцы, сведенные судорогой на рукояти пистолета, осторожно поднимает из воды. Пытаюсь наступить на ноги - зря, ох как зря. Кто сказал такую глупость, что попытка не пытка. Обморок - единственное спасение от невыносимой боли.

Первым, что я увидела, придя в себя, была физиономия Лэлсы. Моя голова лежала у него на коленях, от маленьких ладоней, прижатых к моим вискам, шло приятное тепло. Заметил, что я открыла глаза:

- Ты как?

- Не знаю, - пока я лежала тихо, ничего у меня не болело. А шевелиться не было ни сил, ни желания...

- Ладно, отдыхай, - пристроил мне под голову что-то мягкое, улыбнулся и ушел.

Где-то далеко - знакомые голоса, лица, а я лежу и смотрю, как по ярко-голубому небу бегут пушистые белые облака. Мое тело сейчас такое же невесомое и бесформенное, и также неторопливо проплывают в голове редкие мысли. Вот, новый куплет придумался к дурацкой песенке без начала и конца, которую любит напевать Серега:

"Турист,

Зачем ты лез на Колыму?

А там такая заваруха,

А жить-то хочется ему..."

Интересно все-таки, что там с моими ногами? Приподнимаю голову. Успеваю разглядеть свежие бинты - на правой ноге проступила кровь. А еще - вижу Лэлсу над лежащей ничком Ладкой, Серегу, который перезаряжает бластер... Снова все куда-то проваливается. Ненадолго правда.

Очнулась. На фоне неба вместо Лэлсы - дылда в черном комбинезоне, с бластером в руках. Пихает меня носком ботинка в бок, переключает бластер из режима парализатора на боевой. У меня под ложечкой что-то обрывается. "Не смотри на оружие, в глаза смотри," - тщетно силюсь отвести взгляд от черного рыльца, готового извергнуть смерть. Кровь бешено стучит в висках, я в том состоянии, когда бросаются бежать, не помня себя, не разбирая дороги, но даже пальцем не могу пошевельнуть. Какая же подлость эти парализующие заряды!

Пират говорит несколько слов на непонятном языке, поворачивается и уходит. Его соратник за шиворот, как кутенка, тащит куда-то Лэлсу. Третий, видимо старший, шарит глазами по склонам окрестных сопок и дает ценные указания.

От сердца немного отлегло. Лихорадочно соображаю, где кто из наших. Ладка, Лэлса и Серега точно здесь. И Галка где-то неподалеку - я слышала, как они с Серегой переругивались. Остаются ИФ и Приблудный. "Сосчитали" их пираты или нет?..

Действие заряда скоро должно кончиться. Один из этих гадов подошел, присел на корточки - на морде брезгливая гримаса - и принялся обшаривать мои карманы. Перевернул лицом вниз, свел вместе руки - холодный металл на запястьях, щелчок - вот как оно бывает... Взял за шиворот, поднял: ноги не достают до земли. Может оно и к лучшему.

Наконец-то могу оглядеться. Остальной народ уже закован, а Лэлсу оттащили в сторону и бьют. Ногами в высоких, подкованных металлом ботинках, страшно, смертельно бьют. Вернее, один бьет, а другой стоит рядом, смотрит и приговаривает. Повторяет одну и ту же фразу на разные лады, а сам ухмыляется довольно: рот до ушей, будто нарочно демонстрирует свои роскошные, ровные и белые зубы:

- Айра! Дарра сарн! Айра!..

Наставил на Лэлсу бластер. Второй, любитель помахать ногами, что-то недовольно буркнул. Улыбчивый пират перекинул оружие за спину, выпрямился, озирая небо и горы. Это было последнее, что он видел в своей жизни. За ветром и шумом ручья не было слышно выстрела. Пират упал ничком поперек Лэлсы, и тут же рядом свалился второй. Но больше ИФ не мог стрелять.

- Бросай оружие и идти сюда! - мне в бок уперся ствол.

Как только ИФ встал из-за камней, выяснилось, что и второй пират, который колошматил Лэлсу, тоже жив. Они опасались сюрпризов: положили ИФ парализующим и только потом подошли ближе. Дылда наконец выпустил воротник моей куртки. Я уже чуть-чуть могла двигаться: я прислонилась спиной к обломку скалы, чтобы хоть как-то сохранять вертикальное положение.

Они стояли над ИФ и переругивались. Потом Дылда сковал ИФ руки, сказал что-то и пошел вниз. Заметно было, что он боится открытого пространства.

Глупо надеяться, что они не умеют считать до шести. Но так же, как Андрей Зорин и вохровцы не видели нашу палатку, так и пираты не могли увидеть Андрея за границей совмещенного времени. Если бы только он догадался затаиться у ручья!

Они ждали, и мы ждали, и ждал Приблудный - если он был там, если не ушел куда-нибудь, пока я валялась без сознания. Только в этот момент я вспомнила про свои ноги, и они ответили тупой ноющей болью.

К нам всем, кроме ИФ, уже вернулась способность двигаться. Тихонько завозился Сережка, Ладка повернула голову: в кровь искусанные губы, глаза из одних зрачков. Спрашиваю шепотом:

- Где Андрей?

- Пошел автоматы собирать...

- Молчать! Разговаривать - нет! - тот пират, который остался наверху, сидел на корточках над убитым товарищем и тихо бормотал то ли молитвы, то ли проклятия. Когда оглянулся на нас, глаза были бешеные, бластер плясал у него в руках.

Вернулся Дылда. Они снова лаялись между собой, потом, уже безбоязненно, подошли к краю площадки. Наверное, они не знали про разрыв. Наверное, они решили, что Андрей просто сбежал, спасая свою шкуру. Очередь из ППШ оборвала их спор - только ветер играл сухой хвоей на месте, где они стояли.

Андрей вылез на площадку. На мгновение замер, щуря на солнце лучистые серые глаза, улыбаясь во весь рот - цинга или чужие кулаки поубавили зубов.

- Живы?

И тут же бросился к Лэлсе, улыбка погасла. Неудивительно! Глядя на Лэлсу, можно было подумать, что в его теле не осталось ни единой целой косточки. Он был весь залит своей и пиратской кровью, избит, измочален. Бледное лицо с закрытыми глазами казалось мертвым. С заметной натугой Андрей отвалил в сторону тяжеленное тело мертвого пирата, позвал:

- Лэлса! Лэлса!

Маленькая рука сжалась в кулак, сгребая хвою. Эдэлсэрэнец тяжело, с хрипом вздохнул, темная струйка побежала из угла рта вниз по щеке. Андрей выпрямился, сдирая с себя куртку, попытался пристроить ее Лэлсе под голову.

- Не надо, не трогай, - жалко исказилось лицо.

Андрей взял его руку в свои, забормотал что-то утешительное.

- Оставьте меня, ребята, - и то ли умер, то ли окончательно потерял сознание.

- Бога ради, кто-нибудь, снимите с меня эту гадость! - откуда-то снизу подала голос Галка.

Андрей бережно опустил на землю безвольную Лэлсину руку, встал и пошел искать в пиратских карманах ключ от наручников. Когда с меня, наконец, сняли "браслеты", я уткнулась носом в первый попавшийся объект - в век не стиранный, драный, одни дыры, Андрюхин свитер - и позорно разревелась. Приблудный гладил меня по головке, утешал как маленькую, а я все ревела и никак не могла остановиться. Снова навалилась слабость, мир посерел и утратил ясность очертаний, невыносимо ныли ноги.

Морщась и скрипя зубами, прихромала Лада. Пришлось отцепляться от Андрея - она послала его за водой. Серегу отправила наверх наблюдателем. Галка взялась наводить порядок в палатке, где успел похозяйничать один из пиратов.

- Лад, что у меня с ногами?

- Ничего хорошего. Было. А сейчас - Лэлса сказал, в порядке. Болеть будут, но он велел не обращать на это внимания.

- Блин! Легко сказать! - взвыла я, проковыляв десяток шагов от одного валуна до другого.

- Прекрасно понимаю вас, леди, сама в таком же положении.

- Посмотри, как там Лэлса? Живой?

- Дышит. Надеюсь, оклемается.

- Уж очень сильно его били! Даже Андрей испугался.

Ладка укрыла Лэлсу спальниками, уже не боясь перепачкать их в крови, злобно пнула валяющийся рядом труп пирата, зашипела от боли.

На этот раз я решилась разглядеть незваного гостя повнимательнее. При жизни в нем было не меньше двух метров росту. Мощные мускулы, грубое лицо с тяжелой челюстью и крупными неправильными чертами. Кожа странного асфальтово-серого цвета, иссиня-черные волосы подстрижены ежиком. Глаза закрыты, но я помню, какие они были - темные, с яркими голубоватыми белками.

Вернулся Андрей. Мы передвинули место для костра подальше от натекшей с убитого кровавой лужи. Надо бы оттащить жмуриков куда-нибудь в сторонку...

Галка закончила уборку и присоединилась к Сереге на его наблюдательном пункте.

ИФ слоняется вокруг палатки как потерянный: ветер треплет седые вихры на низко склоненной голове. Его состояние тревожит меня все сильнее. Мы много слышали о нем от Сереги, и только хорошее. Он знает эти места как свою ладонь. Лет десять водит здесь группы туристов, даже иностранцы с ним ходили. За все эти годы рядом с ним не произошло ни одного несчастного случая, не было ни одного скандала, никто не болел, и все всегда оставались очень довольны. За ИФ укрепилась прочная репутация этакого ходячего талисмана. А теперь удача дала сбой. К тому же, шефа до безумия угнетает встреча с собственным прошлым. Два или три раза он тайком ходил в поселок, хотя Ладка умоляла его этого не делать. О том, что видел там - мертво молчит. Сколько он еще продержится? Не знаю.

Потом на нас опять полезла вохра. Непонятно, на что они рассчитывали, раз за разом атакуя нашу стоянку. Если не делать глупостей, как в прошлый раз, именно здесь, в разрыве "совмещенного времени", мы были абсолютно неуязвимы. И мы уже вполне дозрели, доозверели того, чтобы сразу стрелять на поражение. Сорвало какие-то ограничители, и все стало предельно просто: "закон - тайга, медведь - прокурор".

Вохровцы не дошли до границы совмещенного времени метров сто. И те, кто после первого же залпа не бросился назад, вообще уже никуда не дошли. Огненный вал смел их за считанные секунды. Остались обугленные кости на покрытых копотью камнях - кошмар, который будет преследовать меня долгие годы. Но в тот миг я не почувствовала ничего, кроме досады: "Массаракш, стоянку загадили окончательно"...

Стоянку загадили! Да сами-то мы на кого похожи! Я думаю, почему мне так холодно? А штаны-то мои сняли, когда ноги перевязывали. Меня разбирает неудержимый смех. Я вскакиваю, одергиваю подол энцефалитки:

- Сойдет за мини-платье?

- Вполне сойдет!

- Галка! Жива ли ты, моя старушка?

- Какая я тебе старушка, негодник!

- Жив и я, твой пакостный старик.

Серега сбегал за фотоаппаратом, и начались безумные дикарские пляски, вакханалия без вина. Мы фотографировались все вместе и по отдельности, корчили в объектив немыслимые рожи. В конце концов Серега влез на пень - лиственницу пустили на дрова еще утром - все дамы повисли на нем:

- Я дерево! Мое место в саду! - чуть не уронил Галку, та с визгом вцепилась ему в бороду. - Ой, мама, больно!

Андрей поначалу стоял в сторонке, смотрел и улыбался смущенно.

- Эй, Андрюха, иди сюда! Ты что как бедный родственник? Ну не смотри ты так на мои ноги, дай я тебя поцелую, - висну у Приблудного на шее.

- Не смущай человека, бесстыдная женщина, поди оденься.

- Вот еще!

Нахожу свои штаны - похоже на шляпу почтальона Печкина. Серега делает еще один кадр.

- Ладно, хватит пленку переводить, давайте все в кучу. Скажите "cheese"...

Зашевелилась груда спальников, в которые укутали Лэлсу. Он сел, сплюнул в сторону, отер губы тыльной стороной ладони. Вполголоса выругался: длинно, сложно, мешая слова нескольких языков. Совсем не вязалось это с его обликом - сама привычность такого жеста и слов.

- Живой?

- Да... Кажется, - попробовал улыбнуться - получилось, хотя в разбитом лице по прежнему наблюдалась немалая асимметрия. - Я еще... ветошью прикинусь, если можно. К вечеру постараюсь быть в норме.

- В чем вопрос? Прикидывайся хоть ветошью, хоть шлангом. Где русскому учился, чудик?

Встать с камня - сверхзадача. Возбуждение схлынуло, и сил совсем не осталось. Голова кружится даже в сидячем положении, ноги вспомнили, что им положено болеть. Ладка тоже еле жива. Пусть сегодня Галина занимается обедом, а мы последуем примеру Лэлсы.

Кое-как дотащилась до ручья, нашла место поудобнее. Пристроила под струю воды брюки и носки, прижала камнями - пускай полощутся. Помыла ботинки. Вот теперь точно можно ложиться спать. Надо только выбраться наверх. Или прямиком к палатке? Появляется Андрей. Плохо: вылезла за вешки и даже не заметила этого.

- Помочь?

- Да нет, я, собственно, уже закончила.

Смотрит. Какое все-таки у парня хорошее лицо! Конечно, не тогда, когда он пребывает в озверелом состоянии. В спокойную минуту - как сейчас. В который раз ловлю себя на том, что тоже разглядываю его - с интересом. Совершенно неуместным: по многим причинам. Игорь, зараза, где ты? Я изо всех сил стараюсь хранить тебе верность, но... Впрочем, обстоятельства все равно за тебя, мой незадачливый жених. Вот сейчас, сию минуту, кто-нибудь щелкнет переключателем на пульте, и твой возможный соперник растает, будто его не было вовсе. Будто он мне просто приснился...

После долгой паузы:

- Ольга, ты где живешь?

- В Москве, на Филях. А что?

- Просто интересно. Фили - это ведь не Москва, это Подмосковье. Мы там на даче жили - еще до войны.

- То до войны. А теперь это Москва, давно уже. Большие дома. Первые построили как раз в конце сороковых - начале пятидесятых.

Мне тяжело стоять, и я облокачиваюсь о камень. Андрей присаживается на корточки.

- А Мой дом - на Сретенке...

Рассказывает, как жил там в коммуналке на пятерых хозяев вместе с мамой. Как в 1942-ом убили под Ленинградом его отца, и они с двоюродным братом совсем уже собрались бежать на фронт...

- Как мама там - одна? Сволочи!.. Ольга, ну неужели и у вас все так же?

- Как "так же"? - хотя я прекрасно понимаю, о чем он говорит. Пару лет назад начала бы с горящими глазами рассказывать про перестройку, а сейчас... Ладно, замнем для ясности.

- Андрюш, ты извини, но мне, если честно, не до разговоров о несправедливости жизни. Мне бы лучше лечь. Пошли наверх. Дай руку, пожалуйста.

Пристраиваюсь рядом с Лэлсой и Ладкой. Они крепко спят, а я не могу заснуть. Ветер свистит, холодный осенний ветер, небо затянуто какой-то белесой мутью. Беспросветно, тоскливо, пусто. Вот ты какая на самом деле, чудная планета Колыма. Проклятый край!

Я все-таки уснула, но и во сне сердце не отпускала тоска. Может быть поэтому я так цеплялась за прикорнувшего рядом Андрея. Наплевать на живность, которая может наползти с его одежды: граница совмещенного времени - лучшая в мире дезинфекция.

К вечеру, когда Галка разбудила нас ужинать, немного разъяснилось, но стало еще холоднее. Усилившийся ветер тянул с востока тяжелые снеговые тучи.

Мужчины долго колдовали над системой противопехотных заграждений вокруг стоянки. В ход пошли отобранные у вохры автоматы и содержимое пиратских сумок. Теперь без шума к нам не подберешься. Главное - самим по дури не налететь на растяжку.

Мы обнаглели до того, что опять развели костер. Жмемся к огню в надежде хоть немного согреться. Дров мало и прогорают они до обидного быстро.

Солнце скрылось за вершинами сопок. Над миром царит фантастический по красоте закат. Небо, лимонно-желтое над горизонтом, выше становится льдисто-зеленым, прозрачным. Из разрывов антрацитовых с алым подсветом туч смотрят, не мигая, холодные яркие звезды.

Галка заворожено глядит на запад, губы ее шевелятся, шепча незнакомые стихи:

"Вечера здесь полны и богаты,

Облака как фазаны горят,

И на лагерных вышках солдаты

Обращаются тоже в закат.

Он остынет от жаркого блеска,

Станет ближе, понятней, ясней -

Этот мир молодых перелесков

Возле тихого царства теней..."

Космический холод медленно опускается на цепенеющую землю. Кажется, еще немного, и воздух тоже вымерзнет, упадет на камни белой росой - и нечем будет дышать. Но мерцают внизу живые огоньки поселка, весело трещат сучья в нашем костре. Его ласковое тепло и лица друзей, озаренные отсветами пламени, в тысячу раз прекраснее стылого великолепия небес.

Мы снова слушаем Лэлсу. Синяки с его лица уже почти сошли, но вид все равно больной. Кожа туго обтянула скулы, глаза стали совсем огромными и лихорадочно блестят, зубов теперь - примерно такой же некомплект, как у Зорина. Старается лишний раз не шевелиться и говорит глухо, вполголоса.

И опять меня накрыло наваждение - тень его памяти. Я могла бы сделать над собой усилие: перестать видеть. В иные мгновения мне очень хотелось так поступить. Как бывает - отворачиваешься от экрана телевизора, на котором мелькают слишком жуткие кадры...

Лэлса нарвался на скандал. Все данные о приходе-расходе рабочей силы шли через его руки. Диспетчеры по-прежнему жили в одном помещении с работягами, поэтому количество умерших и "отпущенных на волю" было для него не просто рядом цифр на дисплее. Население их блока за это время сменилось минимум трижды. Давно уже не было в живых человека, который советовал им не связываться с Чинхаром.

- Лаэ, придется запросить новую партию. Сколько у тебя подлежит выбраковке? - вопрос Сенхары прозвучал неожиданно, Лэлса глубоко задумался и не заметил, как тот подошел.

- Сенхара! Как ты можешь? Это же люди, в конце концов! Я не могу больше считать. Хватит! - резко развернулся вместе со стулом, чтобы посмотреть в глаза другу. Бывшему другу?

- Тут нет людей, Лэлса, включая нас с тобой. Забудь это слово. Мы все тут "лишенные родины". Из этого глайдера не выскочишь на полном ходу. Играй по правилам, и может быть доживешь до момента, когда сможешь устанавливать правила сам.

- Играй, без меня. Чинхар! - впервые Лэлса назвал приятеля этим прозвищем, как пощечину отвесил. А у самого в ушах все еще звенел истошный вопль сошедшего с ума соседа по вагонке, стояло перед глазами его перекошенное лицо. - Лучше в забой, чем так как ты...

- В забой? Тебе было мало? Глупенький Лэлса! Я ведь тебе добра хочу. Ну, иди куда хочешь.

Так Лэлса сменил две зеленые полосы диспетчера на одну красную, как у всех работяг. Правда, на общие работы не попал: Чинхар определил его в ремонтные мастерские.

На четвертый день, перед самой пересменкой, встал элеватор, подающий руду в обогатительный цех. По данным самодиагностики, заклинило цепь в нижней натяжной станции. Кроме Лэлсы, который завозился с компьютерами дольше положенного, послать было некого. И вот уже талантливый физик-теоретик с набором гаечных ключей едет на нижний ярус: чинить.

Вся нехитрая механика элеватора была упрятана под кожух из сверхпрочной пластмассы, который для начала требовалось снять. Лэлса отвинтил три болта, а на четвертом - застрял. Затянуто было на совесть. Лэлса пристраивался так и эдак, налегал на ключ всем своим небольшим весом - никакого результата. "Если к началу следующей смены элеватор не пущу, точно загремлю на общие работы. Ну и пусть. В забой, так в забой," - Лэлса сел на пол, привалился спиной к кожуху. Закрыл глаза и уснул, как отключился.

- Эй, приятель, тебя сюда отдыхать послали? - если бы спросили на Ханда, подскочил бы как ошпаренный. Но фраза прозвучала по-русски, и Лэлса даже не открыл глаза: "Зачем будят, ведь только что смена кончилась?"

- Эй, чучело, проснись! Х'ваг дарая!

Лэлса разлепил веки и с удивлением обнаружил, что находится отнюдь не в жилом блоке, к тому же - в неподходящей компании.

- Что вам надо?

Он знал этого человека. Наглый, развязный и злой в драке землянин больше других издевался над "сучьими прихвостнями". "Подстерег, чтобы свести счеты? Только ради этого обманул охрану и остался внизу? Зачем так сложно?" - не страх поднял Лэлсу с пола и заставил заглянуть землянину в глаза. Что-то здесь было...

Землянин молча отвинтил непослушный болт, снял кожух. Понятно, отчего элеватор заклинило: раскололась пополам одна из звездочек. "Интересно, откуда под кожухом столько песка и щебенки?" - мельком подумал Лэлса, а вслух сказал:

- Спасибо за помощь.

- "Спасибом" не отделаешься, придется отработать. Не ершись, ничего такого... личного предлагать не буду. У меня к тебе дело.

- Хорошо. Сейчас закажу деталь. Пока приедет робот, поговорим.

Набирая на щитке контрольного устройства код нужной детали, Лэлса ломал голову, что за дело может быть к нему у этого типа. Сказывалась усталость затянувшейся смены, голова совсем не соображала.

А дело заключалось в следующем: на руднике существует подполье. Нет, не какие-нибудь еще нижние ярусы, как с усмешкой пояснил землянин, а группа людей, которая ставит себе целью организацию побега. У подполья были свои люди даже на главной базе. Они предложили вариант побега: угнать транспортный корабль - их охраняли хуже, чем боевой флот - и, заблокировав на какое-то время системы слежения, прорваться к Земле.

- Корабль поведешь ты. Дружка своего возьмешь с собой: тебе, наверное, понадобится помощник. По прибытии на Землю жизнь гарантируется. Убирайтесь на все четыре стороны: хоть обратно к хозяевам. Но если настучишь...

- В смысле? Я драться не собираюсь.

- Бестолочь! Скажешь кому хоть слово, пеняй на себя. Даже костей не найдут.

- Зачем ты мне угрожаешь? Я вообще, наверное, не соглашусь. Ни я, ни мой друг никогда не водили таких кораблей. И отношения с "хозяевами", у меня не настолько хорошие, чтобы развезти вас по домам и спокойно вернуться...

- Ах ты дерьмо сучье! Подумать ему нужно! Некогда думать. Сейчас ты говоришь либо "да", либо "нет", иначе.., - землянин сжал кулаки, каждый размером с Лэлсину голову, и начал приподниматься.

- Нет. Я не поведу корабль на Землю, - Лэлса тоже уже стоял на ногах. Он перехватил негодующий взгляд собеседника, и всю свою силу вложил в безмолвный приказ: "Не смей драться. Выслушай меня!" Почти все эдэлсэрэнцы от рождения - сильные гипнотизеры. Некоторые из них считают это даром, другие - проклятием. В любом случае Лэлса здорово грешил против морали соплеменников, подчиняя себе чужую волю. Но слишком много надо было объяснить за очень короткий срок...

Сработало. Человек слушал молча, сосредоточено, а когда Лэлса "отпустил" его, только и процедил сквозь зубы:

- Твоя правда. Постараюсь втолковать нашим.

Закончив ремонт, Лэлса пошел не в жилой блок, а к Сенхаре (Ладка пробормотала: "Идиот"). Шел и перебирал в голове аргументы против того, чтобы везти беглецов на Землю.

Во-первых, транспортные корабли не имеют маскировки. Сразу засечет земная ПВО - с непредсказуемыми последствиями. Но даже если удастся сесть без лишнего шума, Земле нужно срочно избавляться от опасного соседства. Сами земляне бороться с пиратами не смогут, это очевидно. Надежда только на помощь Федерации. Как ее вызвать? У Лишенных Родины, кажется, нет на Марсе систем дальней связи. Захватывать нечего. Единственная возможность послать весточку - долететь до автоматических сигнальных буев на окраинах Федерации. Далеко. Догонят: почти наверняка. Но по другому - совсем не получается...

Во всех затруднительных ситуациях Лэлса привык советоваться со старшим в их троице, неизменно получая мудрый совет или помощь. Вот только Сенхара был уже не тот. Главный инженер пиратского рудника Чинхар находился в своей каюте один. Он был пьян. Он сидел, уставившись в стенку, и тянул-завывал знакомую Лэлсе песню:

"Нас давно позабыла родная планета,

Сколько лет мы на Марсе проклятом

Роем золото для ненасытных Ардара

В ледяных марсианских горах.

Девять нхэн, звонок на подъем.

До свиданья, вольные сны.

Снова нас ждет холодный забой,

Проклятый забой золотой,

Меня доконает этот забой,

Проклятый забой золотой!.."

Песню сочинил кто-то из землян. Автора - или авторов - давным-давно не было в живых. Земляне, родом из России, пели ее часто, эту и еще одну старую песню, про Ванинский порт. Общее настроение объединяло эти две песни: тоскливые и безысходные, но по-своему красивые.

Чинхара заклинило где-то на середине, а Лэлса стоял, прислонившись к притолоке, и вспоминал концовку песни про золотой забой:

"Чинхар, сука, за пультом сидит,

Щурит недобрый глаз:

Нормы нет - он отдаст приказ,

И на волю выпустит нас.

Шлюза тяжелая дверь,

Прощайте вольные сны,

Прощай, золотой, проклятый забой,

Черная доля, прощай!

Прощай, золотой, проклятый забой,

Земля, дорогая, прощай!"

Не хотелось ему больше откровенничать с Сенхарой. Захотелось тихо повернуться и уйти. Но Чинхар почуял его присутствие, оборвал песню, поднял на Лэлсу мутные, полные черной звериной тоски глаза:

- Зачем пришел?

Лэлса молча присел на край койки. Глядел на Чинхара, и не знал, что сказать. Тот заговорил первым, продолжая спор четырехдневной давности:

- Тошно мне на вас с Сашей смотреть. Еще тошнее - нравоучения слушать. Если бы вы не трусили, дали мне суд совести - тогда другое дело. Мало ли, что нет третьего слушающего. Двое, трое, какая разница. Просто вы ответственности боитесь. Я могу понять тебя, Лэлса. Ты всегда был трусишкой. Прятался от жизни в свои формулы. Но чего Са жмется? Я уже думаю: может я ему нужен как есть - для его дел...

- Чушь ты несешь, Сенха! Напился, и лезет в голову всякая глупость. Просто... Ну не можем мы тебя судить. Это будет слишком пристрастный суд...

- Ладно, закончили. Нет - значит нет. Я что хотел сказать: у меня запросили двух ремонтников на Главную базу. Я могу отправить туда кого угодно. А могу - вас двоих. Могу сделать это, не спрашивая вашего согласия. Но не сделаю. Спрашиваю: хотите пойти или нет?

Это могло быть ловушкой, провокацией, хотя Лэлсе подобная мысль даже в голову не пришла. Он обрадовался. Но радость его мгновенно погасла под тяжелым взглядом Чинхара. Не так уж сильно тот, оказывается, был пьян.

- Вы что-то задумали?

- С чего ты взял?

- Иначе ты бы не засиял как алмаз, услышав мое предложение. Тебе так полюбилась Главная база?

- Да нет, в общем-то...

- Ладно, Лаэ. Можешь ничего мне не говорить. Вранье я слушать не хочу: незачем тебе позориться. А правды... Короче... Да осияет свет ваши дела и мысли, да окутает тьма ваши тайны, да ослепит она ваших врагов. Не поминай меня лихом, если выживешь. В крайнем случае я все-таки попробую реализовать тот план, о котором мы говорили. Мне уже терять нечего...

- Даже не думай!!! Нельзя такие вещи отдавать им в руки!..

- Ладно. Как знаешь, Лаэ. Отправлять вас на Главную базу?

- Завтра скажем.

- Хорошо, иди спать.

Посовещавшись, двое друзей решили согласиться на предложение Сенхары...

- Лэлса, тебе не кажется, что ты топишь нас в несущественных подробностях? - Ладкин вопрос, заданный резким, подчеркнуто официальным тоном, развеял видение. - По-моему, ты впустую тратишь свои силы и наше время. "Мне наплевать, на каком глазу у тебя тюбетейка!" - не обращай внимания, это непереводимый местный фольклор. Но мне, правда, без разницы, что именно пел твой дружок по пьяни, и почему сломался элеватор. Это ни на микрон не приближает нас к пониманию, как бороться с Ардара. В околоземном пространстве - вообще, и здесь, на Ульгычане - в частности.

- Лада, потерпи. Еще немного осталось. Но это нужно - чтобы вы увидели. Я мог бы просто рассказать. Мне было бы легче. Но я хочу... У вас правильно говорят: "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать".

Я-то отчасти понимаю, чувствую, чего он на самом деле хочет. Утреннее впечатление: довольная, веселая рожица - и темные, сожженные изнутри глаза. Так бывает: по весне распускается вишневый цвет, внутри почек убитый морозом. Праздничная белая кипень, и не подумаешь, будто что-то не в порядке. А приглядишься - все сердцевинки цветов черные, мертвые. Не жить им, не наливаться сладким ягодным соком. Словно белый снег опадут на землю бесполезные, никому не нужные лепестки... Лэлса был ученым. Возможно - великим ученым. А потом собственным волевым решением перестал им быть. Отказался от дара - чтобы, не дай Бог, не послужить врагу. Поступок - сродни самоубийству. Такое не проходит бесследно. Особенно - если у человека вообще не было в жизни других ценностей. Эта нестерпимая боль в нем - до сих пор, хотя он выжил, и как-то даже научился радоваться жизни - вполне искренне. Но груз памяти гнетет, так хочется поделиться им хоть с кем-то живым...

- Лад, не торопи человека. Пусть рассказывает, как умеет...

На Главной базе на эдэлсэрэнцев почти сразу вышли подпольщики-земляне. Стратегический план, выдуманный Лэлсой в ходе починки элеватора, был принят.

Насколько поняли эдэлсэрэнцы, на многих ключевых постах у подпольщиков были "свои люди". Через девяносто суток все было готово к побегу. Лэлса написал программу, которая должна была в момент "Х" вывести из строя всю компьютерную сеть базы, кроме систем жизнеобеспечения. В тот же момент "Х", рабочие должны были устроить большую драку и отвлечь охрану из ангара, где стоял подготовленный к старту корабль. Принимались еще какие-то меры для того, чтобы нейтрализовать пиратские патрули в космосе, всех деталей Лэлса не знал. Лететь должны были Саша и четверо землян: отпустить друзей вместе руководство подполья не согласилось. Впрочем, и у тех, кто летел, и у тех, кто оставался, шансы выжить были одинаково невелики. Миссия камикадзе.

До поры до времени все шло как по маслу. Корабль взлетел. Взлетел, чтобы на двадцатой минуте полета, за несколько минут до прыжка, обратиться в ослепительный огненный шар. Лэлсин сменщик и товарищ по подполью видел все на экране. Он не стал дожидаться, когда за ним придут: взялся обеими руками за оголенные провода под током. Вечная память Гансу Хауфу из Франкфурта-на-Одере. Когда началось разбирательство, Лэлса свалил всю вину на погибшего.

Досталось ему крепко, но Лэлса стоял в отказе до последнего: "Ничего не знал. Никакого отношения к побегу не имею". Его не казнили: просто еле живого после пыток отправили на рудник, на общие работы. Первая новость по возвращении: Чинхар чем-то не угодил хозяевам и отпущен "на свежий воздух". Работяги радовались недолго: новый начальник оказался гораздо большей сволочью. Еще больше стало на руднике беспорядка и бессмысленной жестокости.

Полтора года по времени Марса (три на земной счет) Лэлса провел как в бреду. Он не надеялся выжить, не надеялся сквитаться за погибших друзей, порой вообще забывал, кто он, и как его зовут. Механически выполнял работу, ел, не чувствуя вкуса, доходил до своей "вагонки" и проваливался в мертвый сон без сновидений. Иногда - дрался, когда кто-то хотел отнять его пайку или просто наезжал на Чужого. Дрался так, что второй раз те же люди к нему уже не приставали. Какая-то сила - помимо угасшего рассудка - вела его сквозь ад. Что это было: животный инстинкт самосохранения, упрямство, злоба - он не задавался этим вопросом.

Потом в какой-то момент почувствовал, что и эта странная сила оставляет его. Руки больше не могли удержать отбойный молоток, ноги спотыкались о малейшую выбоину, в глазах плавали черные пятна. Каменные, стальные, бетонные потолки давили сверху, наполняя все его существо темным ужасом. Ему, долгое время не видевшему снов, забывшему что это такое, вдруг начало сниться небо. Закаты и восходы, солнце, звезды, облака. Удивительно красивые и яркие сны. В очередной раз он замешкался после побудки, "вагонка" скинула его на пол - раньше с ним такого никогда не случалось. Кто-то из соседей сказал сочувственно:

- Дошел Чужой. Вот увидишь, скоро отпустят его "на волю".

- Все там будем, - мрачно отозвался другой голос.

Лэлса подумал, с трудом поднимаясь на ноги: "Чего они меня жалеют, дураки? Я ведь перед смертью наверняка увижу звезды. Может быть, даже солнце увижу!"

А через день или два его вдруг забрали в лазарет. Ему было абсолютно все равно. Здесь можно было спать, сколько влезет, и без конца видеть сны про небо. Какое-то время он только этим и занимался, изредка делая перерывы на еду. Кормили вдоволь. Эдэлсэрэнцу, даже в крайности, до которой был доведен Лэлса, такого режима достаточно, чтобы оклематься. Нужно только время. Но его еще и лечили: кому-то до зарезу понадобилось быстро поставить его на ноги.

Потом был корабль. Лэлса не замечал снующих вокруг пиратов. Он прилип к обзорному экрану. На взлете рыжий и пыльный Марс, Марс который поломал Лэлсину жизнь и должен был вызывать одну лишь ненависть, показался ему сказочно красивым. Он радовался, как ребенок. Все мешалось перед глазами в один сияющий вихрь: многоцветная яркость звезд, ослепительное солнце, наплывающий из бархатистой тьмы зеленовато-голубой шар еще одной планеты в спиральных полосах облаков.

Он узнал планету, увидел, куда заходит на посадку челнок, и тут ему резко стало не до веселья. Знакомые изгибы горных хребтов, рек и береговой линии вызвали обвал, взрыв воспоминаний. Все то, что он заставил себя накрепко забыть, чтобы не проговориться под пыткой или в бреду, вдруг захлестнуло его. С такой же неумолимой яркостью и достоверностью зрительных образов, как до того - сны про небо.

Кусок карты на экране. Чертеж установки. Формулы. Сложнейшие формулы, в которых кроме него могло разобраться еще трое-четверо лучших физиков Эдэлсэрэна, и, может быть, неполная двадцатка физиков Федерации. Он сам сейчас не взялся бы в них разбираться. Он позабыл смысл этих значков, удивлялся, с какой легкостью сплетал прежде из них эти замысловатые узоры. Но формулы стояли перед внутренним взором так ясно, что он, уже не понимая значения, все равно мог бы воспроизвести их.

Кто проболтался!? Кто!? Формулы ничего не дали бы пиратам. И раздобытые где-то чертежи вряд ли помогли бы им: слишком сложная технология, не на их уровне. Они последнее время даже компьютеры стали завозить с Земли - вместе с пленными программистами. Но установка-то была: почти готовая. И была вся документация, которую при захвате корабля капитан не успел уничтожить. Под паролем, конечно. Но пираты этот пароль как-то узнали.

Входя под своды аппаратной... "Какая такая аппаратная? Где?" - в один голос воскликнули Ладка и Серега... Входя в аппаратную, Лэлса вызывал в памяти образы всех своих товарищей: погибших и тех, про кого он ничего не знал. Двоих из них он встретил здесь. Миндхур с Дениззара, высохший как мумия, тень человека. Варраи, вполне здоровый на вид, но мрачный, молчаливый, ко всему равнодушный. Оба оказались на Земле на пару дней раньше Лэлсы. Кто достроил аппаратную, смонтировал и запустил оборудование, которое вез их корабль - они не знали. Установка уже работала, но была сложной, капризной, и требовала дополнительной настройки. За этим их сюда и привезли.

Отказаться? Пираты сказали, что тогда сразу убьют. Лэлсу это не сильно испугало. Всего двенадцать суток назад он мечтал лишь о том, чтобы перед смертью увидеть небо. Мечта сбылась. В лазарете он здорово окреп физически, жизнь возвращалась в его тело, а вместе с ней - неистребимое любопытство ученого. Он столкнулся с тайной, и хотел знать разгадку. Пираты вполне могли обойтись без помощи троих пленников. Ну провозились бы чуть дольше, разбираясь в документации, но это уже было не принципиально. А значит - не из-за чего жертвовать жизнью. Лэлса с легким сердцем взялся им помогать. Потому что пираты, на самом деле, даже не представляли, в какое дерьмо вляпались. Сам собой начал осуществляться безумный план Сехары.

Через трое суток после прибытия Лэлсы, накануне очередного включения, нас вынесло на Ульгычан. Мощности инфразвука, который отпугивал все живое из области действия установки, для людей оказался недостаточно. Приборы зафиксировали наше присутствие, но пиратам пленники об этом не сообщили. У них были основания предполагать, что это и есть долгожданная помощь. Выбрав удобный момент, Лэлса сбежал. Его товарищам побег, возможно, стоил жизни: они прикрывали его отход.

- Вот и все. Дальше вы знаете, - сказал Лэлса обычным голосом, прикрыл глаза и устало откинулся назад.

ИФ подбросил охапку хвороста в костер. Сухие стланиковые веточки вспыхнули веселым, жаль - недолгим - пламенем.

- Подожди. Мне кое-что не понятно, - Ладка явно собиралась задать какой-то умный вопрос, но ее опередил Андрей Зорин.

Он вскочил на ноги и выпалил:

- Вранье! Все! От начала до конца! Это ты две недели назад вкалывал на руднике? Руки покажи!

Леса встал, неторопливо подошел к Андрею. Молча, спокойно протянул вперед руки: несколько секунд подержал их тыльной стороной вверх, потом перевернул и показал ладони. Маленькие изящные кисти, нежная, гладкая кожа. Сказал очень тихо, но твердо:

- Не веришь - прими за сказку. Так ведь у вас говорят?

Андрюха сделал шаг назад, сдергивая с плеча ППШ. Лэлса стоял неподвижно. Только его лицо, обычно - милое и улыбчивое, разительно переменилось. Было оно вроде бы вполне спокойным: даже слишком спокойным. Он просто стоял и смотрел на Андрея. Я уверена, что он в этот миг не пользовался никакими эдэлсэрэнскими штучками, но всем нам стало вдруг очень и очень неуютно. Кажется, Зорин нарвался на достойного противника. Приблудный сунул автомат в руки ошалевшей от неожиданности Ладки: та, наверное, хотела вклиниться между ними, заслонить Лэлсу, но не успела.

- Будешь драться по честному?

Лэлса ухмыльнулся, глядя бывшему зеку в глаза:

- Я не умею драться по честному: только насмерть. И ты, кстати, тоже. Но у меня запас прочности больше твоего. Так что не советую.

Андрей сжал кулаки, шагнул вперед:

- На понт берешь, думаешь, испугаюсь?

- Зорин, стой! С его темпами регенерации...

- Ладка, на фиг выражаться не по людски! - встреваю я в склоку. - Ты видел, Андрей, как на Лэлсе все заживает? Ничего удивительного, что мозоли у него давно сошли. Если бы тебя так поколотили, как его утром, ты бы месяц лежал в лежку.

Зорин, не выпуская из поля зрения Лэлсу, покосился на меня:

- Если бы меня так поколотили, я бы сдох, наверное, - помолчал, принимая трудное решение. - Прости, Лэлса. Не буду я с тобой драться. Может, когда-нибудь потом...

Лэлса расслабился, рассмеялся звонко, заливисто, весело:

- Потом, потом. А мне после этого тебя же лечить. Спасибо, обойдусь, - нарисовал на своей подвижной физиономии шутейно-зверскую гримасу, которая славу Богу, не имела ничего общего с тем ледяным спокойствием, - Или убить его сразу? А, ребята? Чтоб не мучился?

- Не надо, он хороший! Бешеный немного, но это пройдет.

- Андрюха, ты правда больше не будешь на людей кидаться?

- Скажи "честное пионерское"!

- Да пошли вы все.., - Приблудный махнул рукой и со смаком выругался. Задним числом вспомнил, что рядом дамы, покраснел так, что было видно даже при свете костра под его загаром. Начал зачем-то ковырять палкой угли в костре, наступил в сложенные стопкой кошатницы, смутился еще сильнее...

Ладка решила спасти Зорина от визита к антиподам, снова переводя разговор в деловое русло:

- Лэлса, а к кому ты, собственно, шел?

Тот на мгновение замялся:

- Мы были уверены, что это СБИ. Я не смогу объяснить: мне русских слов не хватит, а вам - знаний физики, но возмущения при работе моей установки очень сильные и характерные. Их можно засечь даже на другом конце галактики. Их обязательно должны были засечь. Когда корабль пропал, нас наверняка искали. Но пираты очень хорошо замели следы. Скорее всего, поисковая группа решила, что мы не вышли из гиперпространственного прыжка. Такое бывает: примерно с одним кораблем из тысячи.

- Лэлса, но почему, если вас посчитали погибшими, никто не полетел на Землю и не продолжил эксперимент?

- Кто-то явно летал: несколько лет назад. По всем правилам законсервировал недостроенную аппаратную. Против эксперимента многие возражали - еще тогда. Возможно, нашу пропажу сочли знаком судьбы: что нельзя продолжать эти работы.

- Неужели у вас народ настолько суеверный? Из-за таких дурацких соображений прекратить перспективные исследования? Как вы в космос-то летаете?

- Получше вас, Лада. Но вступая в область неизвестного, часто приходится сталкиваться с противодействием странных, чуждых нашему пониманию сил. Мы вынуждены принимать их в расчет, это не суеверие, а жизненная необходимость. Вообще, многие авторитетные люди считали эксперимент слишком опасным и неэтичным...

- А ты сам как считаешь? Теперь? - этот вопрос задал ИФ, который весь вечер молчал как рыба.

Лэлса ответил не сразу. Костер опять почти погас, так что трудно было разглядеть выражение его лица:

- Я в ответе за все, что здесь происходит. Для меня, как ученого, это конец. Я вижу перед собой лишь два пути: исправить последствия или погибнуть. Хотя, скорее всего, "или" тут не уместно: это один и тот же путь.

- Ну зачем так мрачно? Скажи лучше: твой дружок Сенхара, он же Чинхар, знал, что работа установки может вызвать переполох и привлечь к Земле внимание СБИ? - Ладку морально-этическими рассуждениями не проймешь, ей подавай конкретику.

- Знал. Я ж говорю: он с самого начала предлагал не играть в секретность, а сделать так, чтобы пираты сами себя засветили. Саша был категорически против, и меня убедил, что это слишком опасно. Мы голосовали: двое против одного. Сенхара подчинился, но остался при своем мнении. В крайнем случае он мог бы... Если бы остался жив.

- Ты уверен, Лэлса, что он погиб? Это очень важно!

- Я не видел его мертвым. И люди на руднике, кажется, тоже. Все говорили, что он "отпущен на свежий воздух", но так это или нет, достоверно знают только пираты... Ребята, я все понимаю про конспирацию. Но я очень прошу не дурить мне голову: вы правда местные или все-таки из СБИ?

Одна я поняла причину Ладкиного хохота: поскольку была в курсе, где она работает.

- Андрюха, автомат ты мне уже отдал, давай сюда ТТ и ножик, - все еще смеясь, попросила мою подруга.

- Зачем?

- Во избежание неприятностей. Я кое в чем хочу признаться.

- Говори, - Андрей демонстративно скрестил руки на груди.

- Мы все местные, Лэлса. Но одного человека из спецслужб ты нашел - в моем лице. Я работаю в Госбезопасности. Должность у меня, правда, не боевая: бумажки перекладываю, занимаюсь статистикой. И недолго, год всего: прошлым летом Университет закончила. А почему я так настойчиво расспрашиваю о Сенхаре - случилась здесь одна странная история...

Ладка кратко описала Лэлсе свои приключения в поселке. Тот помрачнел, но от комментариев воздержался. Все сидели и молчали, глядя на затухающие угли. Наконец, Галка задала весьма резонный вопрос:

- Лэлса, а что пираты рассчитывают иметь со всей этой истории? Если ты говорил, что установка уникальная, тиражировать ее они не смогут...

- Им до зарезу нужно то, что здесь добывается: золото. Скорее всего у них действительно свой человек в лагере, который тайком переправляет им часть добытого...

- Значит это не параша - про начальника!

- Что ты имеешь в виду, Андрей?

- Я же рассказывал, что был на Ульгычане год назад. В живых остался чудом. Но на этапе один человек говорил мне, что теперь там все изменилось - в лучшую сторону. Я не поверил...

Вкратце излагаю рассказ Андрея, дополненный некоторыми комментариями ИФ.

Этот ОЛП много лет подряд считался одним из самых страшных и гиблых мест. На золотодобыче на Колыме везде было плохо, но здесь - в особенности. Просчеты то ли геологов-изыскателей, то ли тех, кто прокладывал выработки, привели к тому, что план здесь не выполнялся почти никогда. Бесконечные аварии, несчастные случаи... Нескольких начальников сняли, кого-то даже расстреляли за вредительство. Без толку: против природы не попрешь. До высшего руководства это в конце концов тоже дошло. В 1947 году сюда назначали начальником тихого алкаша с подполковничьими погонами и большими связями наверху. Безобразия в лагере при нем превзошли все мыслимые пределы.

А весной 1949 вдруг, без видимых причин, все переменилось. Золото с Ульгычана потекло сначала ручейком, потом - речкой. Начиная с мая месяца план не только выполнялся, но регулярно перевыполнялся. Гражданин начальник напрочь завязал с выпивкой, обложился специальной литературой, сам лазал по выработкам... Он жестоко приструнил блатных, назначил на руководящие должности людей наиболее знающих, толковых и дельных, не взирая на статьи. Это могло ему самому выйти боком: таких людей больше всего оказалось среди политических, но он мастерски балансировал на грани возможного.

А шепотом, суеверно оглядываясь, говорили про него и вовсе странные вещи. Будто бы он заговорен от смерти, не боится никого и ничего. Будто безо всяких стукачей знает все, что происходит на подведомственной ему территории: ходит по лагерю, по поселку в чужом обличьи, неузнанным, подслушивает и подсматривает. Будто бы читает мысли и может одним взглядом заставить любого выполнять свою волю. Люди, которые пытались копать под него, или еще каким-то образом мешали, один за другим гибли дурной смертью. Особист при куче свидетелей вместо спирта проглотил стакан серной кислоты. Кинолога разорвали озверевшие овчарки - он до того сам их учил, кормил и холил. Авторитетнейший вор в законе, перед которым трепетала вся зона, на глазах у целого барака сам утопился в параше...

Повара и прочая обслуга теперь боялись растаскивать продукты, предназначенные для заключенных. Работа на руднике осталась убийственно тяжелой, нормы - невыполнимо высокими, но смертность в лагере резко уменьшилась...

Так, значит, все это было не более чем прикрытием беспрецедентно наглой пиратской аферы!?

- Уж не твой ли это дружок, Лэлса?

- Не знаю, может быть. Мне нужно его увидеть, тогда скажу точно.

- Ладка его видела.

- Это не то. Он действительно может носить любую маску. Подбросьте чего-нибудь в костер и смотрите на меня внимательно.

Еще одна охапка мелких стланиковых веток (вообще-то - припасенных на утро) взбодрила совсем было потухший огонь. Мы послушно уставились на Лэлсу. Он сидел, спрятав руки в рукава слишком просторной для него ладкиной куртки, маленький, тощий, похожий на пацана-беспризорника. Оранжевые блики плясали в его больших, темных, неподвижных глазах. Потом вдруг... Странное ощущение. Трудно сфокусировать взгляд. На чем угодно, только не на его фигурке. Я отвлеклась, чтобы поправить ветку в костре, а когда посмотрела на Лэлсу снова, на его месте сидел ИФ. Меня давно перестали удивлять бесшумные и стремительные перемещения нашего шефа в пространстве, я спросила его:

- Игорь Федорович, а куда Лэлса пропал?

- Пропал? - голос ИФ прозвучал совсем с другой стороны, я посмотрела туда и увидела еще одного: точно такого же, только очень мрачного.

Я снова глянула на двойника, чтобы сравнить, но обнаружила там копию уже не ИФ, а Сереги. Очень характерным Серегиным жестом копия дернула себя за бороду... Чтобы через секунду (я опять чего-то проморгала) снова превратиться в Лэлсу.

- Ты как это делаешь? - Ладка первой вышла из ступора.

- У нас это называют "авети ини". Не знаю, как перевести точно. Если дословно, больше всего подходит русское "лицедейство". А если по сути дела - это какая-то разновидность внушения, гипноза. Сенха был талантливым лицедеем. Он создавал необычайно достоверные образы: даже эдэлсэрэнцы не сразу распознавали подделку. Мог носить маску очень долго, почти не уставая. Ему прочили блестящую карьеру артиста или тайного агента, пока он не увлекся горным делом, и не стало очевидно, что это его главное призвание.

Не передать, какая горечь прозвучала в голосе Лэлсы. О своей рухнувшей научной карьере он говорил куда спокойнее...

- Удивительно разносторонний и одаренный человек этот твой Сенхара. Ценный кадр пиратам достался, нечего сказать, - иронично-зло подвел итог Сережка.

- Я его хорошо помню, - неожиданно вступил в разговор ИФ.

- Кого?

- Начальника...

Рассказ ИФ.

Мать мыла полы в управлении и часто брала меня с собой, помогать. Убирались, в том числе, в его кабинете. Максим Николаевич был... Казался очень хорошим человеком. Все понимающим, умным, добрым - несмотря на дикие слухи о нем, что гуляли по поселку. Он был ласков ко мне: маленькому, на всех озлобленному зверенышу. Однажды, я это прекрасно помню, угостил шоколадной конфетой: в те времена - невероятная редкость, настоящее сокровище. Я откусил половину конфеты, вторую спрятал для мамы. Потом вдруг расхрабрился и задал главный вопрос, который меня тогда мучил:

- Как мне жить на свете, ведь я сын "врага народа"?".

Он ответил очень странными, непохожими ни на что словами, которые глубоко врезались мне в память:

- Не бойся зла, нападающего на тебя извне. Потерпи: время развеет его как дым, и ты снова увидишь солнце. Через десять или пятнадцать лет никто не назовет твоего отца "врагом народа", эти слова напрочь выйдут из употребления. Бойся, мальчик, только того зла, которое в твоей душе, которое творишь ты сам. От него нигде не спрятаться, время над ним не властно: рано или поздно оно обязательно отомстит. Это очень трудно, но постарайся не вступать на скользкую дорожку сделок с собственной совестью. Тогда все у тебя будет в порядке...

Мать ходила к нему. Когда я это понял, мне захотелось его убить - несмотря на все уважение и симпатию, которую я к нему испытывал. Я тогда уже знал, зачем женщины ходят домой и в кабинеты к разным начальникам. Но у меня был отец! Она не должна была ни к кому ходить. Отца я видел нечасто и не испытывал к нему никаких теплых чувств. Девять лет моей жизни прошли без него. Он был совсем чужой. Да, я тайком носил ему кое-какие продукты, собранные матерью, но мы ни разу даже толком не поговорили. Тем не менее, я был возмущен до глубины души и готов был во всеоружии отстаивать семейную честь. Я украл в столовой очень длинный и острый хлеборезный нож, сделал для него ножны из старого валенка, после чего начал подстерегать обидчика. О том, смогу ли я, сопляк, зарезать взрослого дядьку, и о возможных последствиях почему-то вообще не думал. Удобный случай для мести представился через несколько дней: вечером, в управлении, пока мать ходила менять воду к колонке, а я остался у начальника в кабинете протирать от пыли стены и мебель.

- Игорек, я знаю, у тебя ножик за пазухой. Хочешь меня зарезать, да? Ты в своем праве, но давай сначала поговорим как мужчина с мужчиной, - небрежно брошенная фраза обратила меня в соляной столб: Максим Николаевич каким-то образом обо всем догадался. - Знаешь, есть на свете такая странная штука: любовь. Она приходит нежданной и не всегда желанной гостьей...

- Вы любите мою мать?!

Какая же каша была тогда у меня в голове! С одной стороны я ненавидел Максима Николаевича за то, что мать к нему ходит. С другой, если это действительно любовь... Тогда внимание, оказанное маме таким большим начальником, поднимало ее, а заодно и меня, ее сына, на недосягаемые высоты.

- К сожалению, нет, Игорь. Она любит меня. И это очень плохо, худшего выбора она сделать не могла. Моя вина, моя большая ошибка. Капелька сочувствия, несколько уважительных, ободряющих слов, и Нонна вообразила себе невесть что.

- А вы воспользовались? - я крепко, до немоты в пальцах сжал рукоять ножа под полой.

- Я не могу ответить тебе на этот вопрос ни да, ни нет.

- Как это? Либо вы ... ее, либо нет!

- В этом смысле - нет. Можешь быть спокоен. И не смей говорить так о женщине, честь которой ты вроде бы взялся защищать.

- А чего? Все так говорят!

- Никогда не ссылайся на всех. Твои поступки - твой ответ. Только так. А это слово - ругань.

- Вы - будто учитель в школе. Будто сами... Слышал я как вы материтесь...

- Меня должность обязывает... Игорь, сейчас Нонна вернется, а мне нужно тебе сказать очень важное: береги ее. Меня скоро не будет. Совсем. Не знаю, как она это переживет. Я не люблю ее. Моя душа и тело принадлежат другой женщине, которая, слава Богу, сейчас очень далеко отсюда. Но мы в ответе за всех, кого приручили...

Узнали цитату, ребятки? Я прочитал "Маленького принца" через много лет. Долго не мог вспомнить, откуда мне знакома эта фраза. Потом вспомнил и поразился невероятному совпадению. Но таких совпадений не бывает: этот человек просто не из того времени. Землянин он, или Лэлсин соплеменник, который долго общался с землянами... Слишком много странного, необъяснимого с ним связано, слишком непохожими, иными были многие его слова и поступки. Думаю, передо мной, пацаном, он раскрывался больше, чем перед взрослыми...

Наш разговор с ним тогда закончился так:

- Если вы действительно хотите маме добра, расконвоируйте отца!

- Хорошо. Попытаюсь.

- Обещаете?

- Нет. У твоего отца скверная статья. Но я сделаю все возможное.

Назавтра я отнес нож туда, откуда взял. Отца расконвоировали через пару дней, только это уже ничего не изменило: у него была последняя стадия рака легких. А начальник, правда, через некоторое время бесследно исчез вместе с портфелем секретных документов и, как говорили, с парой грузовиков золота. Был жуткий шмон. Из Магадана приезжали разбираться большие шишки, да так ни в чем и не разобрались. Много народу тогда пострадало ни за что ни про что, но не так много, как могло бы. Дело оказалось слишком темным, чтобы раздувать его. Кажется, немногочисленные достоверно известные факты настрого засекретили и похоронили где-то в архивах. А чтобы слухов не было, с Ульгычана очень долго никого не выпускали: ни вольных, ни заключенных. Лагерь до самого его закрытия в конце 50-х был как бы на карантине: сюда этапы приходили, а обратно - никогда...

Ладка мрачно изрекла:

- Насколько я знаю практику тех лет, здесь вообще должны были всех уничтожить: поголовно. А потом объявить, что лагерь и поселок вымерли от какой-нибудь чумы. Лучший способ сохранения секретности - не оставлять живых свидетелей. При Отце Народов им пользовались безо всяких церемоний. Интересно, с чего вдруг у наших славных органов случился такой приступ гуманизма?

Никто ей не ответил. Жутковатая тишина повисла над семью маленькими человеческими фигурками, зябко жмущимися к едва живым углям костра.

- Ладно, вернемся к нашим баранам. Игорь Федорович, вы извините, но у вас с матушкой были извращенные вкусы. На этого борова даже смотреть противно, не то что.., - моя подруга вынесла из общения с гражданином начальником однозначно мерзкие воспоминания.

- Я не утверждаю, что он - ангел во плоти. Просто для меня тогда это был единственный посторонний взрослый, который отнесся к нам по-человечески, - ИФ замолчал, пожевал губами, мучительно подыскивая слова для объяснения чего-то для него очевидного, но никак не поддающегося ясной формулировке. - Дело даже не в этом. Максим Николаевич бывал страшно жестоким. Жестокость никого не удивляла, она была как бы естественным фоном всей лагерной и окололагерной жизни. Но чем-то очень важным он разительно отличался... Меня, глупого пацана, да и мать наверное, очаровало в нем спокойное, непоказное бесстрашие, несгибаемая внутренняя сила - и печальная мудрость, пронзительно-ясная, как свет звезд. Звезды - они... Не греют, и не освещают почти ничего, но когда на них смотришь, распрямляется душа... Вот, даже высоким штилем заговорил! Впрочем, повторяю: это мое тогдашнее восприятие. После рассказа Лэлсы...

- Мы должны его захватить, - настаивает на своем Ладка.

- Ребята, а как вы думаете: это все-таки тот же Чинхар, что на Марсе, или кто-то другой? Ведь по рассказу Лэлсы, марсианский - жуткая сволочь, а этот начальник - тип вполне положительный.

- Галя, понимаешь, все познается в сравнении, - лицо Лэлсы печально, - Пираты не так уж плохо обращаются со своими рабами - по сравнению с тем, как вы, земляне, порою обращаетесь друг с другом. Мои товарищи по плену часто обсуждали этот вопрос. Я сам читал толстую книгу под названием "Архипелаг ГУЛАГ": ее привез с собой кто-то из тех, кого заманили обманом... Пиратам наплевать на Землю, она им ничего не должна, не то что планеты Федерации. На Марсе ваши люди быстро гибнут от переутомления, плохих условий жизни, неподходящей пищи. Но никто не ставит специальной цели побыстрее уморить их: пиратам это просто-напросто невыгодно. А лагеря ГУЛАГА и концлагеря у фашистов были в первую очередь фабриками смерти...

- Ты, нечистая сила, не ставь на одну доску наших и фашистов! Морду я тебе обещал не бить, но ты не заговаривайся! - это, конечно, Зорин. - Кстати, говорят, этот начальник очень любит в одиночестве бродить по сопкам вокруг поселка. Он никого не боится, поэтому не берет с собой охраны. Может, правда, отловить его и переговорить по душам?

- Вы уверены, что оно нам надо? Если он такой крутой? У меня нет ни малейшего желания топиться в параше. Правда, Галка? - Серега вовсе не трус, я знаю. Просто для него это все еще чужая война.

Галка преданно смотрит на мужа:

- Я не хочу, чтобы ты рисковал. Но кажется, это не тот случай, когда можно отсидеться в сторонке. Если ребята пойдут...

- Я должен встретиться с ним лицом к лицу. Скорее всего, это действительно Сенхара: слишком много совпадений. Но я предпочел бы пойти один...

- Нет, Лэлса! Раз уж ты своими экспериментами втравил нас в эту историю, мы имеем право знать, о чем вы там будете договариваться. Ты, наверное, не врал, когда показывал "кино" про свои марсианские похождения. Но и правды всей не сказал? Так?

Ладка, когда хочет, бывает очень жесткой. А ее вся эта история здорово достала. В личном плане: сидением в Ульгычанском БУРе. И в самом общем - тоже. Среди множества моих знакомых нет человека с более развитым чувством гражданской ответственности. Философия "моя хата с краю", "своя рубашка ближе к телу" и т.п. не для нее. Пиратов она воспринимает как угрозу всей Земле, значит ради ее отражения готова положить свою жизнь, а возможно, и наши.

- Всей правды? Конечно не сказал. Иначе мне пришлось бы излагать вам десяток гипотез о возникновении разделенного человечества, пересказывать историю нескольких планетарных и двух галактических войн, подробно объяснять происхождение и жизненную философию Лишенных родины... До снега хватит, - наконец-то Лэлса снова улыбается. Слава Богу! От серьезной мины на его физиономии у меня каждый раз мороз по коже: лукавая и задорная мальчишеская улыбка идет ему гораздо больше. - Ты прости, Лада, но время дорого. Я отфильтровал информацию, как мог. Сама просила. Будет время и возможность, расскажу больше. Ничего действительно важного я не скрываю. Если только сам не в курсе - но тут уж извините... Конечно, вы имеете право участвовать в разговоре с начальником лагеря. Я просто хотел сказать, что мне это легче сделать в одиночку. Я не такой мастер лицедейства, как Сенхара, но тоже кое-что могу...

- Игорь Федорович, а вы что молчите? Ваше слово руководителя группы: будем мы все-таки ловить этого начальника? - молодец Галка, вспомнила основное туристское правило.

Правило очень простое и мудрое, проверенное жизнью: серьезную проблему обычно обсуждают всей группой, но принимает решение и несет за него ответственность руководитель. Решение обязательно для всех членов группы, и больше не обсуждается. Потом, по окончании похода, можно ругаться, плеваться, набить морду негодному руководителю, подать на него в суд, не ходить с ним больше никуда и никогда. Но в походе, раз уж ты добровольно признал право этого человека руководить собой, изволь слушаться.

В нашем случае есть два щекотливых момента. Во-первых, сама ситуация слишком далеко вышла за рамки обычного похода, даже самого опасного и трудного. Во-вторых, к группе примкнули две неизвестные величины: Приблудный и Чужой, Зорин и Лэлса. Кем их считать: полноправными членами группы, случайными попутчиками? Как они сами это воспринимают?

ИФ растерян. Это видно невооруженным глазом, и началось, кстати, не сегодня. Он тяжело вздохнул, пригладил ладонью вихры на голове:

- Как руководитель группы туристов я несу ответственность за пятерых человек, включая себя самого, Сергея, Галю, Ладу и Ольгу. Теперь Андрей: я сам пригласил его к нашему костру и поставил на довольствие - значит он тоже полноправный член группы. Дважды Андрей выручал нас в очень хреновых ситуациях, возможно, спас жизнь. К сожалению, он не может уйти вместе с нами из совмещенного времени, а мы не можем остаться здесь навечно. Тем более, это все равно ничего не даст: рано или поздно пиратская установка будет выключена. После того, как мы расстанемся, наша группа и Андрей уже не отвечают за судьбу друг друга. Каждый выбирается как может.

ИФ сделал паузу, закурил, потом как бы нехотя продолжил:

- Лэлсу я готов принять в группу на тех же основаниях, что и Андрея. Для тебя, Лэлса, это означает, что ты будешь меня слушаться. Обещаю не отдавать совсем уж глупых приказов, - ИФ невесело усмехнулся. - Если не согласен - говори сразу, и иди на все четыре стороны. Мы не будем на тебя в обиде.

- Я остаюсь с вами и вашей группой, Игорь Федорович.

- Хорошо. Тебя я берусь довести до "цивилизации", то есть до Магадана, если тебе туда надо... А теперь самое главное. Я не военный: ни в коей мере. Геолог по образованию, охотник и туристический гид по нынешнему роду занятий. Как охотник я неплохо стреляю и могу выследить человека в тайге. В молодости мне пару раз доводилось участвовать в серьезных драках с поножовщиной и выходить из них живым. Но планировать операции по захвату кого-то, да еще кого-то с нечеловеческими способностями... Тут я пас. И вообще, раз речь идет об ответственности за судьбу всей Земли... Тьфу, говорить неудобно, как в американской кинушке... Решения о действиях против пиратов мы будем принимать все вместе, голосованием. На крайний случай, как самый старший и опытный человек в нашей компании, оставляю за собой право вето. Итак, кто за захват начальника лагеря?

- Я! - Ладка, Андрей, дружным хором.

- Я, - Лэлса: спокойно, твердо, но без радости..

- Мы, - Серега с Галкой, тихо, после некоторой паузы.

- Я тоже за, - конечно, я голосую как Ладка, хотя очень боюсь. Одно дело сидеть на стоянке, в нашей маленькой крепости со стенами из времени, и отстреливаться поочередно то от вохры, то от пиратов. Мы можем безнаказанно "выносить" первых, Андрей - вторых, и так - до бесконечности. Дело не слишком приятное, но уже как будто даже и привычное. Совсем другое - самим куда-то переться...

- Я воздерживаюсь. Все-таки до сих пор чувствую себя должником Максима Николаевича, кем бы он на самом деле не был. Но препятствовать вам не буду, - завершает голосование ИФ. - Прошу только воздержаться от насилия - сверх необходимого.

- Все. Решили. У кого есть хоть какой-то военный опыт?..

Часа за полтора, в ходе ожесточенных споров, мы разработали план операции. Решили стеречь гражданина начальника не "где-то в сопках", а за поселком, по дороге на рудник, куда по воспоминанию ИФ он ходил каждое утро, ровно к девяти. Тоже один, тоже пешком...

Нет! Серега точно набивается, чтобы ему выщипали бороду: нельзя так людей пугать!

Он весь поход таскал в рюкзаке новенький японский магнитофон, и вот теперь врубил его на полную железку.

Виктор Цой. Люблю. Хотя и не так громко. Или это тишина такая стояла над притихшим от холода миром, что теперь разбуженное эхо в дикой панике мечется между сопок?

"Они говорят, им нельзя рисковать,

Потому что у них есть дом,

В доме горит свет..."

"Группа крови на рукаве,

Мой порядковый номер на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою..."

Приблудный, которому явно понравилась музыка, а еще больше - сам магнитофон - поднял ППШ дулом в зенит и выпустил длинную очередь. Пули трассирующие, красиво. "Вот и светомузыка!" - это напоминает мне уже какой-то дурацкий анекдот. Додумать мысль до конца не успеваю, потому что следующая песня...

Самодельная запись стала слабее, глуше: все, кто хотел разобрать слова, невольно притихли:

"Среди связок в горле комом теснится крик

Но настала пора, и тут уж кричи, не кричи.

Лишь потом кто-то долго не сможет забыть,

Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи,

И как хлопало крыльями черное племя ворон,

Как смеялось небо, а потом прикусило язык

И дрожала рука у того, кто остался жив,

И как в вечность вдруг обратился миг...

И горел погребальным костром закат

И волками смотрели звезды из облаков

Как, раскинув руки, лежали ушедшие в ночь,

И как спали вповалку живые, не видя снов..."

От этой вещи у меня всегда мороз по коже, а уж теперь, когда камни вокруг стоянки покрыты пятнами копоти от сожженных дотла трупов, когда где-то рядом, невидимые и неощутимые, бродят тени убитых нами... Я встречаюсь взглядом с волчьими глазами ледяных колымских звезд. Никогда мне уже не стать прежней. А ведь это еще не конец. Что-то будет завтра?..

Ладка тем временем пристает к Лэлсе:

- Как ты нас с Ольгой и Андрея лечил? Научи!

Лэлса вздыхает устало:

- Этому нельзя научить. С этим нужно родиться - на Эдэлсэрэне или хотя бы на Дениззаре. Я видел людей с Земли, которые пытались проделывать нечто подобное. Руки отшибать, как у вас говорят: вреда больше, чем пользы.

- А как же...

- Не спорь и не расстраивайся, я сейчас покажу тебе кое-что из наследства пиратов. Видишь вот эти перчатки? Универсальные биостимуляторы. Они даже более эффективны, чем моя терапия. Их обычно надевает тот, кто лечит, но можно и на самом себе заживить не очень серьезную рану. Только лучше без крайней нужды не злоупотреблять таким лечением. После него вообще-то нужен долгий сон, тепло, усиленное питание. Организм тратит слишком много сил на ненормально быструю регенерацию клеток. Если у человека есть какие-то скрытые, вялотекущие болезни, они потом, через некоторое время, резко обостряются, и это может быть гораздо хуже, чем последствия от раны.

- А когда ты лечишь?

- То же самое. Просто сейчас всем нужно быть на ногах. Вопрос выживания. Поэтому я и рискнул - с тобой и Ольгой. Вы обе молодые, здоровые. А у Андрея болячки были совсем несерьезные, их залечить - нечего делать. Должен был, конечно, предупредить о возможных последствиях...

- Ладно, я поняла.

- Биостимуляторы быстро разряжаются. Видишь индикатор? Заряжают их так же, как аккумуляторы к оружию: на ярком свету. Жалко, что их у нас всего две штуки...

- Лэлса, а тебе трудно лечить руками?

- Трудно? Нет. Неправильное слово. Если это дано человеку, и много раз практиковался, все получается само собой. Только силы очень быстро уходят. Приходится отдавать тому, кого лечишь, часть своей жизни. Ну да ничего, я крепкий. На пару смертельных ран меня еще хватит.

- Типун тебе на язык! Сплюнь и постучи по деревяшке!

- Ты хочешь сказать, это помогает? А говорила, мы суеверные...

Интересно, ляжем мы сегодня спать, или как?

ИФ и Андрюха уходят на разведку, Серега остается дежурить, а мы наконец-то забираемся в спальники. Лэлсу запихиваем в середку между мной и Ладкой: он очень сильно мерзнет, несмотря на надетые поверх комбинезона свитер и теплые штаны. Галка ложится с краю. Находиться с ней в одном спальнике - сущее наказание. Ей всегда жарко, поэтому она пихается и вылезает по пояс наружу. Меня саму колотит озноб, имеющий весьма косвенное отношение к холоду вокруг. Нервы натянуты до предела: в таком состоянии не уснуть.

Если думать о завтрашней операции - тогда точно до утра не сомкнешь глаз. Поэтому начинаю размышлять о Лэлсе: вот он, спит рядом, сопит в две дырочки, уткнувшись носом в Ладкину спину. Странное существо. В моем представлении инопланетянин - нечто предельно чуждое, непонятное, возможно, вообще не поддающееся нормальному восприятию. А Лэлса - просто человек, хотя и со странноватыми способностями. Слишком похожий на нас, чтобы воспринимать его как чужака... Больше всего напрягает вопиющий контраст облика и биографии. Я нахваталась от Ладки кое-каких психологических знаний. Кажется, это называется "детские сигналы": черты внешности, напоминающие ребенка, которые будят в каждом из нас - независимо от пола и возраста - родительские инстинкты, подсознательную нежность, желание защитить. Так вот: я понимаю, что в Лэлсе таких черт хоть отбавляй. Большая круглая голова, огромные глаза, даже мимика его по большей части вполне детская... И вдруг - эта жуткая история, как он доходил на пиратском руднике: в лучших традициях "Колымских рассказов". Не вяжется! Или все-таки вяжется? Маленькая собачка весь век щенок. А может, он действительно очень молод - на Эдэлсэрэнский счет? Интересно, сколько лет живут на его планете?

Другая наша приблуда, Андрей Зорин, тоже вляпался в неприятности почти ребенком. Сейчас ему двадцать один, из них три с половиной года он провел в заключении. Андрей тоже кажется одновременно и старше, и моложе своих лет. Только в нем этот контраст не так разителен... И вызывает Андрей у меня отнюдь не материнские чувства. Массаракш! Влюбиться только не хватало! Ольга, тебя в Москве Игорь ждет!

Игорь, жених... Я с момента прощания в аэропорту всего второй или третий раз о нем вспомнила. С глаз долой - из сердца вон: в походе вообще полностью отрешаешься от всего, что осталось дома. От всего и от всех. Значит, женишок сам виноват. Не смог он с работы отпроситься, блин! Хотя, в свете последних событий, я рада, что его нет здесь. По крайней мере, жив останется. И очень здорово, что он не видел меня в некоторые моменты... Чудно: раздеваться перед ним не стесняюсь, а вот душу обнажать... Ладно. Вернусь - если вернусь - увижу друга сердечного и окончательно решу: надо нам быть вместе или нет. Хотя, одна моя родственница говорила: "Коль уж до свадьбы начинаешь сомневаться в избраннике, драпать надо без оглядки". Но он-то меня - любит. Для него это будет удар. Жалко человека. Себя, впрочем, тоже почему-то жалко...

Андрей Зорин... Мне нравится самый звук его имени. Я никогда не забуду худое, резкое, бронзовое от загара лицо - и глаза, как пасмурное небо осенью. Этот парень во всем - полная противоположность мирному, домашнему Игорю. Иногда я его попросту боюсь. Но притягивает он меня будто магнитом. Если бы только между нами не лежала пропасть времени! Допустим даже, мы оба выживем и встретимся после. Андрей - двадцать восьмого года рождения: он будет старше моего отца. Но я все-таки поцелую его на прощание и дам свой адрес. На прощание, не раньше...

Думая об этом, я заснула. Как ни странно, видела во сне что-то мирное и очень хорошее.

Тринадцатый день

Проснулась чуть свет, замерзшая как собака. Лэлсы рядом нет. Я прижалась покрепче к Ладке, натянула на голову сырой спальник... Как всегда! Только начала согреваться, пришел ИФ:

- Подъем!

Первое желание - послать его по матери. Но надо вставать. Мы вылезаем из-под пленки злые, невыспавшиеся, промерзшие до озноба, до ломоты в костях. Снова туман. Галка уже что-то варит. А, ясно: голубично-брусничный компот!

- Куда Лэлса пропал?

- Ягоды жрет. Он чудной: "Их правда можно есть, ты не шутишь?" Я ему дала попробовать. Думала, от котелка не оторву. Показала, как растут, велела: "Собирай, раз нравится!"

- Эй, Лэлса!

Он вынырнул из тумана: физиономия довольная, губы и пальцы - синие от сока. Галка достала из кармана зеркальце:

- На, полюбуйся на себя.

Рассмеялся, вприпрыжку побежал отмываться к ручью.

Неужели только так? Нужно потерять в жизни все, чтобы научиться чисто и безоглядно, будто великому дару, радоваться любой мелочи? Солнечному лучу, глотку воды, ржаному сухарику, разделенному напополам с другом, горсти кислых ягод...

После двадцати приседаний я немного согрелась, но голод и многодневная усталость дают о себе знать: кружится голова. Ноги тоже активно возражают против занятий физкультурой. Весь завтрак - компот с сухарями, причем в компот вместо сахара пошли Галкины "таблетки от жадности" - подсластитель.

Вчера вечером мы высыпали в котелок последние остатки сухих супов, туда же ИФ запихнул тушку подстреленной в кедраче птицы. Жалко, что на Ульгычане совсем нет грибов, а наш ручей слишком маленький, чтобы в нем водилась рыба: ничего кроме подножного корма нам теперь не светит.

Ладка, стоя босыми ногами на подушке ягеля, делает хитрую айкидошную зарядку. Лэлса ходит вокруг нее кругами:

- Как ты можешь без обуви: здесь за последние дни все стало совсем холодное и колючее!

- Дома - стены помогают, - смеется Ладка.

Галка горестно вздыхает:

- А я вот начинаю понимать, что бархатный сезон на Колыме - совсем не то, что нужно для счастья. Ведь могли бы в Крым рвануть, или на Кавказ...

Надо идти стеречь начальника, но нас с Галкой это не касается: решили, что мы останемся на стоянке. Вчера я протестовала, а сегодня так развезло, что уже прикидываю, как провожу народ и пойду досыпать. Вон солнышко вылезло, через час будет тепло: согреюсь...

- Ребята! - Серега со своего наблюдательного пункта машет нам рукой с зажатым в ней биноклем. - Сюда, скорей!

По дороге кто-то идет. Мне передают бинокль: кто-то во френче, невысокого росточка, кругленький, с портфелем под мышкой. На удивление легким и размашистым шагом, почти бегом, он чешет прочь от поселка. Отдаю бинокль Ладке:

- Гражданин начальник, собственной персоной! Смотри, Лэлса.

- Некогда смотреть, идем, - глаза Лэлсы широко раскрыты, зубы стиснуты, голос звучит зло и резко.

- Это он?

- Не знаю пока. Пошли быстрее!

Мы бежали вниз по склону, обращенному к дороге, наперерез гражданину начальнику. Вчерашний план оставался в силе, менялось только место. Ну что же, если объекту охоты угодно самому идти к нам в руки, милости просим.

Автомобильная дорога здесь здорово петляла, обходя скалы, это давало нам приличную фору по времени. ИФ, Лэлса, Андрей и Ладка укрылись за большими валунами ближе к поселку. Серега и мы с Галкой (пришлось-таки принять участие в операции) затаились в зарослях стланика чуть выше по склону и метров на пятьдесят дальше.

Дальнейшие события излагаю со слов Ладки.

Человек в форме выскочил из-за поворота. Он был точно таким, каким Ладка его запомнила. За соседним валуном бледный как мел Лэлса тискал бластер, потом, когда начальник оказался от него метрах в пяти, крикнул не своим голосом:

- Сэнха н'вендэ! Авети ини дамаэ! - и вскочил на ноги.

Пиратский прихвостень затормозил, словно налетел на стеклянную стенку. А из-за камней на другой стороне дороги уже выходил, ухмыляясь и поигрывая автоматом, Андрей Зорин:

- Гражданин начальник, какая встреча!

Тут Ладка подала голос:

- Привет! Нам не дали закончить ту приятную беседу. Продолжим?

- Здравствуйте, Максим Николаевич! Помните маленького Игоря Головина? Хотелось бы еще разок потолковать по душам. Сопротивляться не советую, иначе получите жакан в пузо. Честное слово, мне будет жаль. А так, может, разойдемся мирно.

Чинхар заметался. Вернее он-то остался стоять, где стоял, опустив руки: тяжелый портфель заметно оттягивал вниз левое плечо. Заметалась в поисках выхода его черная душа. Продолжать маскарад больше не имело смысла. И вот уже совсем другой человек стоял на дороге: высокий, стройный, приторно, по-бабски красивый, чертами лица отдаленно похожий на Лэлсу. Ладку обуяло яростное торжество: ей казалось, что она сама, своими силами порвала злые чары.

- Портфель на дорогу, руки вверх!

Она обыскала пленника: тот не думал сопротивляться. Ощущение было такое, будто дрожащая тварь вот-вот бухнется на колени и начнет молить о пощаде.

Ладка достала наручники (какую гадость приходится таскать в карманах!).

- Руки за спину! - застегнула у него на запястьях.

- Ну кто так делает! Смотри как надо! - Андрей подошел к Чинхару. - Повернись, падла. Во-от!

Приблудный забил наручники так, что из-под браслетов брызнула кровь, потом еще подпрыгнул, держа Чинхара сзади за плечи, и ударил коленом по цепочке. Все это с улыбочкой, которая сделала бы честь его заклятым друзьям уголовникам.

Лэлсу передернуло, а Ладке стало противно, и шевельнулась где-то в душе непрошенная жалость. Чинхар, странное дело, даже не изменился в лице.

- Прекрати беспредел, Зорин! Пошли, - сердито скомандовал ИФ.

- Шаг в лево, шаг в право - считается побег! Конвой стреляет без предупреждения!

Сергею давно уже надоело сидеть в кустах: он вылез оттуда и подтянулся к месту основных событий. Они с ИФ взяли Чинхара под локти и повели по дороге: до поворота на тропинку к нашей стоянке. Следом шли Ладка и Лэлса, Андрей поотстал.

Пленник вдруг что-то быстро затараторил на своем языке, обращаясь к Лэлсе.

- Я буду говорить с тобой только по-русски, Сенхара!

- Хорошо, - тот повернул голову, чтобы видеть собеседника, недобро сверкнул глазами на Ладку, и произнес, чеканя каждое слово. - Твоя машинка не достанется никому: ни Ардара, ни этим злобным, грязным, невежественным дикарям - землянам. Я очень надеюсь, что ты, Лэлса, если останешься жив, не построишь новую. И прошу тебя: не суйся больше в аппаратную, все решится без тебя.

Ладке жутко не понравился его звенящий от напряжения голос и опасный блеск в глазах, которого минуту назад там даже в помине не было. Она взяла бластер наизготовку, открыла рот, чтобы предупредить ИФ и Серегу...

Дальше все произошло очень быстро, гораздо быстрее, чем она успела что-либо предпринять. Горе-конвоиры выпустили пленника, разлетелись в разные стороны и остались лежать, а он побежал, петляя и пригибаясь, прочь от дороги.

Мы с Галкой в тот момент еще сидели в кустах. Я сразу поняла, что пойманный пират пошел в бега, и что у него есть шанс: уж больно ловко улепетывал он вверх по осыпи, несмотря на скованные за спиной руки. Двое наших лежали неподвижно: Ладка и Лэлса сразу бросились к ним. Туда же уже летела с криком Галка. Андрей болтался где-то позади, его с моего места вообще не было видно. Я пристроила бластер в развилку ветвей, поймала удирающую фигурку в перекрестие прицела... Зорин опередил меня: только клочья полетели от защитного френча на спине пирата. Мой выстрел вдребезги разнес камень, за который он свалился, мгновение спустя туда влепил заряд еще кто-то из наших...

Эх, Андрей! Какого лешего тебя понесло обратно? Ты крикнул:

- Подождите, я сейчас вернусь, - и скрылся за изгибом дороги.

Надо было тебя остановить, но кто знал, что эта пиратская сволочь тащит за собой такой хвост. Мы же сверху видели только гражданина начальника, никого следом! Ты вылетел на энкаведешников из-за поворота, и они расстреляли тебя почти в упор. Кажется, в самый последний миг ты не остался в долгу, забрал с собой одного или двух из своих убийц...

Ладка бросилась к тебе, под пули, на бегу паля из бластера по ненавистным темным фигурам, я - следом. Оглохшие от адского грохота, почти ничего не видя в клубах дыма и пыли, мы метались по дороге и стреляли, стреляли, стреляли, пока не посадили аккумуляторы. Вокруг все горело и плавилось. Повернули назад, когда поняли, что сейчас попадем под пулеметы на зоне. На обратном пути добивали раненых: из лазерных пистолетов. Только один остался жив. Он попался мне на глаза последним: он полз за камень, зажимая подмышкой культю оторванной взрывом правой руки. Что-то щелкнуло в мозгах: знакомая сцена, на фильм какой-то похоже...

Посмотрела на свою подругу - и увидела фурию из ада. Подумала: "Нам сейчас только изгрызенных щитов недостает". А потом вдруг разом обрушилось и оглушило понимание, что мы сейчас натворили.

Нет, не хочу вспоминать! Не могу! Ничего более страшного, чем эта дорога, в моей жизни не было. И скорее всего, не будет: до самого Страшного Суда.

Мы вернулись к своим. Лэлса стоял на коленях над Андреем. Лицо эдэлсэрэнца показалось мне старым, смертельно усталым и осунувшимся, руки перепачканы в крови. Увидев нас, он сказал:

- Я ничего не могу сделать. Раны страшные, но не в них дело. Душа ушла: сразу и насовсем. Так бывает...

Он мог бы ничего не говорить. Кто-то уже закрыл Андрею глаза.

Дальнейшее вспоминается отрывочно.

Уйти с дороги...

Не забыть портфель гражданина начальника...

Серега, с трудом приходящий в себя после жестокого удара в солнечное сплетение, зареванная Галка...

Ладке пулей содрало кожу над ухом: ничего опасного, но кровь течет, нужно перевязать...

Очень хочется пить, больше ничего не хочется. Солнце страшно слепит глаза...

Очень длинная дорога до стоянки. ИФ и Лэлса несут то, что осталось от Андрея. Тянется по камням кровавый след.

Стоянка. Ладка с забинтованной головой над кучей документов из портфеля. Большую часть она просматривает и сразу бросает в костер, кое-что откладывает в сторону. Унести с собой мы это не можем, но можем сфотографировать: Серега взял в поход уйму халявной черно-белой пленки...

У моей подруги в руках тоненькая картонная папочка: лагерное дело гр. Зорина Андрея Вениаминовича, 1928 года рождения, осужденного по статье... Не буду смотреть! Не могу! Ладка молча фотографирует немногочисленные страницы. Папка летит в огонь последней.

- Блин, так вот он куда подевался! - Ладка вытаскивает из портфеля общую тетрадь в синем клеенчатом переплете - свой песенник. - Значит, он был в кармане куртки, когда я попалась...

- Оля, пошли, - Лэлса трогает меня за плечо.

Мы идем наверх, ищем место для могилы: в укромном, незаметном месте, но при этом - на солнечном склоне, в затишке от ветра, и чтобы по весне не заливало водой. Обязательно - чтобы с того места совсем не было видно лагеря: только небо и горы. Карманы Лэлсы топорщатся от брикетиков взрывчатки и запасных аккумуляторов.

- Вот здесь.

- Да. Годится. Дальше не пойдем.

Задача предельно проста: выжечь лазером дырки в скале, заложить туда взрывчатку, соединить проводами... Лэлса командует. Пусть: на Марсе он в этом деле собаку съел.

Камень раскаляется, мерзко воняет горелой землей. Аккумуляторы быстро садятся. Надо, чтобы отверстия были точно по размеру и ровные, чтобы рука с пистолетом не дрожала. А куда девать вторую? Опираюсь о скалу. Больно. Не могу понять, почему. Обожженная ладонь быстро покрывается волдырями.

- Лэлса, подлечи!

- Как тебя угораздило? Что с тобой, Ольга?

- Ничего! Я же говорю, полный порядочек! Вот был человек: молодой, полный жизни, смелый ("Любимый?" - но это не вслух, только про себя). А вот могила для этого человека. Все в порядке, Лэлса... Скажи, мы могли вытащить его в наше время? Если бы он остался жив?

- Конечно! Это подразумевалось. Не знаю, почему никто вчера так и не спросил. Нужно было только прорваться в аппаратную: там есть специальный портал. Я обдумывал это сегодня утром, но не успел предложить. Мне-то туда в любом случае надо...

И остался невысокий, почти неразличимый со стороны бугорок из камней, и выжженная лазером надпись на большом валуне в изголовье:

"Андрей Вениаминович Зорин

Родился 5.09.1928

Погиб в бою 12.09.1949"

Нам больше нечего здесь делать. Надо прорываться! Пираты, вохра, регулярная армия - плевать. У Лэлсы есть какие-то дела в аппаратной? Хорошо. Выберемся из совмещенного времени, а там будет видно.

Да, желание одно: побыстрей бы все кончилось! При этом - для меня лично - сохранение собственной жизни уже не является граничным условием. За остальных - не поручусь. Но кажется всех уже невыносимо тошнит от зачумленной 1949 годом земли. Прочь отсюда! Уйти любой ценой!

Быстрые сборы. Берем только самое необходимое. Все, без чего можно хоть как-то обойтись, остается здесь. Ладка спорит с ИФ:

- Гитару не брошу!

- Велика ценность: Сергей вон магнитофон оставляет...

- Я сказала - не брошу, - дело пошло на принцип.

ИФ машет рукой:

- Ладно, бери, хрен с тобой.

Тщательно запаковываем вещи в пленку, закладываем камнями (кто знает, может, еще вернемся), вскидываем на плечи тощие рюкзаки и уходим. Снова по той маленькой тропинке вдоль ручья:

- Авось, два раза в том же месте ждать не будут, - сверкая глазами и зубами в дикой усмешке, баюкая в руках бластер, говорит Серега.

Ладка оглядывается на него с подозрением:

- Истерика, сударь? По морде дать? - голос спокойный, ироничный, но взгляд - не менее безумный чем у Сереги: я иду рядом и вижу.

А мне - уже все равно. Как зайцу! И Галка молчит: наглухо замкнулась в себе. И Лэлса... У эдэлсэрэнца с самых похорон Андрея такой вид, будто он делит в уме многозначные числа. К чему бы это? А, не важно. Все равно.

Солнце сегодня совсем не греет, ледяной порывистый ветер налетает со всех сторон, в воздухе отчетливо пахнет снегом.

Поднимаемся по знакомому ущелью. В нормальную погоду здесь совсем не трудно идти. Наверху никого. Зря осторожничаем: никто не стреляет и не выпрыгивает на нас из того микроразрыва. Возможно, в прошлый раз охотники за беглецами сами не поняли, какое гениальное место для засады нашли.

Если бы они попытались протащить Ладку под правым склоном и сразу остались с пустыми руками. Если бы Ладка не посидела в БУРе. Если бы лично не побеседовала с Чинхаром...

Тропа заворачивает вниз и направо. Километра через полтора она должна вывести на основную дорогу. У кого к рюкзаку привязана лиственничная ветка с вялой желтой хвоей, у кого в кармане - клок ягеля. Как только они исчезнут, значит, все: вышли. Увы, не исчезают. Ни у кого, кроме Сереги, который специально поперся через разрыв.

Тропа проложена по дну узкой глубокой промоины, до дороги метров двести. Впереди отчетливо слышится урчание работающего мотора, автомобильный гудок, ржавый железный скрип непонятного происхождения. Машина едет потихоньку, потом газует и уносится в сторону Ульгычана. Через несколько секунд звук резко и характерно обрывается: граница совмещенного времени, другой конец того разрыва, где мы впервые встретили Андрея, а Ладка вывалилась из воронка. Получается, где-то в середине этого разрыва - пресловутая аппаратная? Снова скрип закрывающихся ворот или шлагбаума. Что же это за напасть на нашу голову? Подходим ближе, осторожно выглядываем из-за края промоины.

Напасть называется - КПП. Шлагбаум поперек дороги, деревянный домик, вышка - родная сестрица лагерных, пара больших военных грузовиков. И до всего этого метров сорок отлого голого склона: мышь не проскочит незаметно, не то что человек. А пути в обход нету. Весь склон с нашей стороны ущелья такой же лысый: осыпь, местами поросшая лишайником, выше - вообще скальная стенка. Как назло, вдоль другой стороны дороги течет ручей, по берегу его - симпатичного вида кустики. Не слишком густые, узкой полосой, но хоть какое-то прикрытие. Пробраться б туда - и нет проблем. Но для этого - опять же - нужно вылезти из промоины и перебежать по открытому месту перед носом у КПП. Или - вернуться к стоянке, выйти на дорогу, нырнуть в разрыв... Прокрасться под носом у пиратов мимо аппаратной, выйти из разрыва, обойти КПП по правой стороне дороги...Мне уже почти наплевать на пиратов. Но от одной мысли, что опять возвращаться...

Кто же мог подумать, что перед нами встанет еще и такое препятствие!? Когда мы шли на Ульгычан, сорок с лишним лет спустя, клятого КПП в помине не было. Смутно помню какой-то бугорок, поросший иван-чаем... И когда на второй день пытались смыться этой дорогой, ИФ о КПП словом не обмолвился: был уверен, что все кончается сразу за перевалом. Блин!

Наше убежище в промоине - тоже, кстати, ненадежное. Сидеть здесь и ждать... Нет никакой гарантии, что кто-нибудь уже не разглядывает нас в бинокль с одной из окрестных сопок. Нет больше Андрея, который мог бы заметить опасность и предупредить...

- Игорь Федорович, как вы думаете, нас здесь ждут?

ИФ молча, сосредоточено дымит папиросой. Ладка отвечает за него:

- Безопаснее считать, что да.

Старшой смотрит на нее со странным, мученическим выражением на лице, взгляд - как у пьяного или обкуренного:

- Ждут, ждут. Солдат той осенью понагнали - пропасть. Не только на этот КПП, по всем окрестным сопкам кучу постов было наставлено. Помимо наших событий, в середине лета случился большой бунт и побег заключенных на Ржавом... Точно помню, что как раз в середине сентября этот КПП кто-то разнес в дым. Камня на камне от него не осталось. Не мы ли это были? Будем? Тьфу, запутался совсем!

- Игорь Федорович, а вы не знаете, мы прорвались? То есть прорвемся? - Галка тревожно заглядывает в глаза ИФ.

- Я знаю точно, что здесь никого не поймали. Все. Мне очень не хочется прорываться куда-то с боем и разносить что-либо в пух и прах. Я уже говорил, это не мое амплуа, да и не ваше тоже. Последние события...

- А есть другая дорога?

- Дайте подумать. На всякий случай - смотрите в оба: поедет еще одна машина, нужно точно отследить, где здесь кончается совмещенное время.

Через полчаса проехал Ладкин старый знакомый - воронок из поселка. За КПП - еще метров сорок. Массаракш! Каких-то жалких пятьдесят метров. И нам их не миновать. За полчаса ИФ ничего дельного не придумал.

О чем именно он размышлял, и размышлял ли вообще - большой вопрос. То есть поначалу шеф честно разглядывал карту, что-то взвешивал и прикидывал. Но потом с ним начало твориться явное не то. Лицо резко побледнело, покрылось испариной. Несколько минут сидел, крепко зажмурив глаза, сжав кулаки и челюсти. Когда мы уже всерьез забеспокоились, не хватила ли Старшого кондрашка, откашлялся и хрипло провещал:

- Кажется, у нас нет другого выхода. Или прорываемся здесь, или мы - трупы. Принимаю решение...

- Вы хорошо подумали? Точно нет другой дороги?.. Может, вам валидол из аптечки достать?

- Нет, - шеф ответил на все Ладкины вопросы разом: на редкость лаконично.

- Может, хотя бы до темноты подождем?

- Нельзя.

Почему нельзя? Какая муха вообще его укусила? Но говорит - с железной убежденностью, и он все еще - наш руководитель.

- Прорвемся, за чем дело стало! - Серега полон оптимизма - или делает вид. - Ликвидируем вышку с пулеметом, а потом бежим, что есть духу, параллельно дороге и чуть вниз.

- Все вместе? - Ладка иронично приподнимает бровь.

- Конечно.

- Ты совсем сдурел, Серый?

- Тихо, вы, не орите - шикает на них ИФ.

- Лад, а что ты собственно, имеешь против?

- Это же полный маразм: бежать всем вместе под пулями...

- Да эти пни даже сообразить ничего не успеют, если быстро!

- "А может у них и автоматы не заряжены?"

Цитата из "Обитаемого острова" мне сильно не нравится, но Сергей цитаты не узнал:

- На такую удачу я не рассчитываю, но...

- Стоп. Что ты предлагаешь, Лада? - ИФ, кажется, зол на весь мир, а на Ладку в особенности, я только не могу понять причину.

- Сначала раздолбать этот КПП так, чтобы там ничего живого не осталось, а потом прорываться по очереди, двумя группами, прикрывая друг друга огнем.

- Гебистка хренова! Старшая помощница младшего перекладывателя бумажек из сейфа в сейф! Наш главный козырь должен быть - скорость. К этим типам в любой момент может подойти подмога. За границей ты ее увидишь?..

Перепалки между Серегой и Ладкой - частое явление в этом походе. Только раньше они переругивались не всерьез, а сейчас, кажется, вот-вот подерутся. У Галки глаза на мокром месте. Лэлса молчит. Он сжался в комочек, по локти засунул руки в рукава куртки и терпеливо ждет, когда закончится склока. Лицо у него землистое, исхудалое, будто он месяц голодал, глаза закрыты. Кажется, ему очень дорого обошлись вчерашние побои и неудачная попытка вылечить Андрея, а может быть - тот рассказ-исповедь...

Я сама решаю сложнейшую техническую задачу: как удержать равновесие, сидя на корточках. В конце концов цель достигается с помощью третьей точки опоры - приклада бластера. Если бы еще ноги не ныли...

- Хватит! - ИФ резко, зло одергивает спорщиков. - Как руководитель группы объявляю дискуссию законченной. Делаем так: даем залп по КПП и бежим все вместе. Каждый стреляет по своей цели: я и Сергей - по вышке, Ольга и Лада (не надо на меня так смотреть!), - по домику, Галка - по тому грузовику, что справа, Лэлса - слева. Стреляем до тех пор, пока все не загорится: два или три выстрела очередью. Потом, по моей команде, вперед. Кто может стрелять на бегу - стреляйте, но главное - бегите быстро и глядите под ноги. Каждый берет с собой что-нибудь растительное, чтобы точно определить границу совмещенного времени. Кто добежит первым - сразу останавливается и прикрывает огнем отставших. Все понятно?

Мы с Галкой кивнули, Ладка недовольно пожала плечами, но не стала возражать. Лэлса тоже встрепенулся, мотнул головой в подтверждение того, что все слышал и понял.

Подтягиваем лямки рюкзаков, перезаряжаем бластеры, проверяем шнурки на ботинках.

- Ну, с Богом! Всем занять удобную позицию. По моей команде... Огонь!

Наш залп сразу вдребезги разносит вышку, один из грузовиков опрокидывается и вспыхивает, потом - второй. Домик - прочнее: он загорелся, но не рухнул, оттуда выскакивает и разбегается по склону куча народу в защитной форме. Мы бежим, стреляя на бегу, они тоже стреляют, там уже ничего не видно в дыму. Мчимся, что есть духу, к границе совмещенного времени: так, чтобы пересечь ее по этой стороне дороги: "Господи, когда же!?"

Серега, который бежал впереди, споткнулся, полетел кувырком и так и остался лежать, уткнувшись в мох. Проклятие!

На этом склоне совсем нет камней или кочек, за которыми можно спрятаться. Я плюхнулась за какой-то жалкий бугорок, потому что там, внизу, уже разглядели, куда надо стрелять, и пули свистят совсем близко. Влипли!

Срывающийся Галкин голос:

- Лэлса, миленький, ну сделай же что-нибудь!

Значит, с Серегой что-то серьезное, но смотреть некогда. Я поливаю огнем КПП: там уже и так все горит, но солдаты расползлись по склону, залегли и стреляют. Мы тоже залегли и стреляем, оружие у нас мощнее, но их - больше. Вот ведь гадство! Метров двадцать осталось - от силы... На, получай: расползался!..

И вдруг меня хлестанул по ушам Лэлсин вопль:

- Ардара!

"Где!?" - но я уже вижу. Из-за поворота дороги на бреющем полете вылетело что-то такое, словно из Лукасовских фильмов. Стремительное, обтекаемое, совершенно неуместное здесь: сверкнуло на солнце, заложило крутой вираж и понеслось на нас. Я замерла за своим бугорком, мысленно закрыла голову руками - пальцы свело на бластере, так что на самом деле я продолжала палить в белый свет, как в копеечку - сердце судорожно трепыхалось в пятках.

Умненькие солдатики! Храбренькие солдатики! Они решили, что это нам на подмогу, и открыли огонь по пиратскому транспортному средству. Те не ожидали такой встречи: глайдер свечкой взмыл вверх, и тут кто-то из наших влепил в него заряд. Хорошо влепил! Они плюхнулись на дорогу возле КПП - перед самой землей все-таки выровнялись - и сразу попали в оборот к воякам. Я так и не поняла, сколько их там было: трое, четверо, пятеро. На какое-то время всем стало не до нас.

Потихонечку, ползком, от кочки к кочке я добралась до границы совещенного времени: зажатый в кулаке ком ягеля неощутимо протек сквозь пальцы. Я привстала и огляделась. ИФ вытащил Сережку, у того была прострелена грудь, кровь шла горлом. Он был в сознании, пытался говорить, цеплялся за Галкину руку. Лэлса сделал что-то, заставил его отключиться, прогнал Галку. Та встала в полный рост и начала палить по КПП: бледная до прозрачности, растрепанная, совсем не в себе. Потом выяснилось, что это именно она подбила глайдер. Я как-то забыла написать, что наша тихая Галя - вообще-то к.м.с. по стрельбе из лука, а из бластера попадать в цель гораздо проще...

Ладка застряла в совмещенном времени. Когда она так отстала? Или сделала-таки по-своему: заняла удобную позицию и прикрывала наш отход? Вскочила, пробежала разделяющее нас расстояние, повалилась на колени в мох, закрыла лицо руками.

- Ты что себе позволяешь, б... ? - ИФ схватил ее за плечо. - Все вы такие! Сучья контора! Знал бы, где ты работаешь.., - он с размаху ударил ее по лицу: метил в зубы, но не попал, сам оказался на земле.

- Ладка, не надо! - ору я дурным голосом.

- Лада, доставай биостимуляторы, помогай, - Лэлса колдует над Серегой, вся эта безобразная сцена прошла мимо него.

Я увидела Лэлсино лицо и испугалась: он будто разом постарел еще на несколько десятков лет. Резкие морщины у рта, сжатые в линию губы, в глазах - отчаянная решимость камикадзе. Где-то я видела такое лицо - совсем недавно. Вспомнила! Первая встреча с Андреем Зориным: так он выглядел, после того как случайно, благодаря нам и удаче, пережил безнадежный, самоубийственный побег... Четыре дня отсрочки дала ему Костлявая.

Лэлсе и Ладке совместными усилиями удалось остановить у Сереги кровотечение. Внизу шла разборка, про нас не вспоминали, и мы потихонечку потащились прочь от опасного места. Серега повис на плечах у ИФ и Ладки, шел, кое-как переставляя ноги. Я помогала идти Лэлсе: сам он не смог подняться с земли. Подала руку, помогла встать - и поразилась невесомой легкости его тела: будто под толстой синтепоновой курткой - птичьи косточки, кое-как обтянутые кожей. А ведь когда пришел к нам - был мелким, субтильным, но отнюдь не дистрофиком, ел наравне со всеми...

Позади вдруг словно бы вспыхнуло второе солнце: все вокруг залилось ослепительно ярким белым светом, от ног по земле пролегли резкие, стремительно сокращающиеся тени. Мы попадали ничком, ожидая ударной волны, грохота падающих камней, гибели, катастрофы, но ничего не случилось. Свет померк, мы оглянулись и увидели: в светло-голубом осеннем небе между туч стремительно таяла яркая белая звезда. Это могло означать все что угодно, но мы на всякий случай ускорили шаг. Лэлса, который мог бы, наверное, дать объяснение происходящему, пребывал в полубессознательнном состоянии. Он только пробормотал: