Умышленное убийство

«Джентльмены» и «Игроки»

Не знаю, являлся ли Раффлз закоренелым преступником, но крикетистом он был, по-моему, совершенно замечательным. Он мог прекрасно играть в защите, выступать в качестве полевого игрока, а уж подающим он считался едва ли не самым лучшим. Однако, несмотря на все свои спортивные таланты, крикетом как таковым он интересовался на удивление мало. Он никогда не ездил на стадион имени Томаса Лорда, чтобы погонять мяч ради собственного удовольствия, и его нисколько не волновали результаты матчей, за исключением тех, где он лично участвовал. Это отнюдь не являлось проявлением его непомерного самолюбия. Он как-то признался мне, что охладел к этой игре, но продолжал участвовать в состязаниях только из корыстных побуждений.

– Крикет, – говаривал Раффлз, – как и все остальные виды спорта, захватывает человека лишь до тех пор, пока тот не откроет для себя нечто более увлекательное. Что толку в том, что ты обыграл бьющего и свалил калитку, если куда интересней стащить у него золотишко и столовое серебро? С другой стороны, если ты сможешь выдать хитрую крученую подачу, то таким образом ты тренируешь не только свои глазомер и руку, но и постоянно учишься отыскивать у противника слабые места. Да, возможно, между крикетом и воровским ремеслом есть что-то общее. Но я бы завтра же бросил крикет, Зайчонок, если бы он не представлял собой великолепное прикрытие, своего рода ширму для человека с антиобщественными наклонностями вроде меня.

– Это как? – удивился я – Мне казалось, что все как раз наоборот. Для тебя столь открыто появляться на публике весьма опрометчиво и даже небезопасно.

– Вот в этом, дорогой мой Зайчонок, и состоит твоя ошибка. Чтобы успешно подвизаться на преступном поприще, просто необходимо жить, так сказать, параллельной жизнью. Это же очевидно. Кровавый убийца Пис слыл добродетельнейшим христианином. Никому бы и в голову не пришло его заподозрить, поскольку он пиликал на скрипке на благотворительных вечерах и открыл приют для бездомных животных. Более того, я совершенно убежден, что Джек Потрошитель являлся одним из выдающихся общественных деятелей, и его пламенные речи по популярности и славе по праву могли соперничать с его злодеяниями. Надо снискать себе известность в какой-нибудь сфере, и тогда никто не догадается, что ты живешь второй, тайной жизнью. Вот почему я постоянно подвигаю тебя на то, чтобы ты всерьез занялся журналистикой и писал как можно больше. Именно по этой причине я не сжигаю свои биты в камине.

Тут он явно скромничал, поскольку если уж Раффлз выходил на поле, то всегда играл с полной отдачей. А уж как он болел за свою команду! Я помню первый матч сезона, когда ему не удалось попасть в полевой состав. Он набил карман соверенами и спустился вниз, к самой сетке, где ставил на колышки в отличие от остальных, ставивших на перекладины. Надо было видеть, как профессионалы-подающие из кожи вон лезли, чтобы заработать звонкую монету, поскольку каждому попавшему в колышек причитался соверен. Одному подающему удалось взять сразу три фунта, поскольку он одним ударом сбил «калитку», а это два колышка и перекладина. Это «боление» стоило Раффлзу восьми или девяти монет, но в тот раз его команда победила с абсолютным превосходством, набрав пятьдесят семь очков.

Я с удовольствием ходил на все матчи, в которых он участвовал, чтобы посмотреть, как он подавал, отбивал или ловил мячи, а потом поболтать с ним в раздевалке. Но в тот раз почти весь матч команды «Джентльменов» мы с ним просидели на скамейке запасных, потому что Раффлз не прошел квалификацию. Он пребывал в чрезвычайном раздражении, что было странно, если учесть его всегдашнее прохладное отношение к крикету. Удостоив меня лишь нескольких слов, он откровенно грубил остальным членам команды, которые осмелились спросить, как же так получилось, или просто посочувствовать ему. Они сидел с сигаретой в зубах, надвинув на глаза соломенную шляпу, и реагировал на происходящее на поле лишь недовольным ворчанием. Я был несказанно удивлен, когда вдруг невесть откуда взявшийся изысканно одетый молодой человек устроился между нами и вопреки всем моим ожиданиям удостоился со стороны Раффлза самого радушного приема. В лицо я этого юношу не знал, а Раффлз не удосужился нас представить, однако из их разговора следовало, что они давно и весьма близко знакомы. Я был окончательно заинтригован, когда молодой человек сказал, что Раффлза очень хочет видеть его отец, и мой приятель тотчас же принял это показавшееся мне странным приглашение.

– Он на трибуне пэров. Идемте?

– С удовольствием, – ответил Раффлз. – Зайчонок, придержи мне место.

И они удалились.

– Это юный Кроули, – донеслось откуда-то сзади. – В прошлом году выступал за сборную школы Харроу.

– Помню такого. Играл из рук вон плохо.

– Тем не менее заядлый крикетист. Играл аж до двадцати лет, почти до самого выпуска. Потом папаша велел ему бросить крикет. Тот еще старикан, уж верьте слову!

Я начал скучать. Ведь на стадион я пришел только для того, чтобы увидеть игру Раффлза, поэтому я все чаще принимался смотреть по сторонам, высматривая его. Наконец я заметил, как он машет мне рукой из-за ограждения.

– Хочу представить тебя Амерстету-старшему, – прошептал он, наклоняясь ко мне. – В честь празднования совершеннолетия Кроули он устраивает у себя в поместье крикетную неделю, так что нам обоим надо туда поехать и сыграть.

– Обоим! – вспыхнул я. – Но я и играть-то не умею!

– Заткнись, – осадил меня Раффлз. – Предоставь это мне. Я врал и изворачивался, как только мог, – мрачно добавил он, когда мы спустились по лестнице. – Всецело полагаюсь на тебя и надеюсь, что ты сумеешь не испортить нам всю обедню.

В его глазах блеснул знакомый мне лукавый огонек, и я сразу понял, что он что-то задумал. Обуреваемый сомнениями и неясными предчувствиями, я последовал за его фигурой, облаченной в щегольской блейзер, мимо навеса, под которым сидели дамы в шляпках и чепчиках самых разнообразных фасонов и расцветок.

Лорд Амерстет оказался приятным пожилым мужчиной с усиками и несколько портившим его двойным подбородком. Он поздоровался со мной с сухой вежливостью, которая с полной ясностью демонстрировала его отношение ко мне. Меня воспринимали как неизбежное «приложение» к «властелину полей» Раффлзу, и я еле-еле скрыл свою ярость, когда отвешивал Амерстету полагающийся в таких случаях церемонный поклон.

– Я взял на себя смелость, – начал тот, – пригласить одного из уважаемых членов команды «Джентльмены» в следующем месяце почтить своим присутствием наши деревенские края и сыграть там пару-тройку матчей. Он ответил, что охотно принял бы мое приглашение, если бы не данное им обещание поехать с вами на рыбалку, мистер… э-э-э… мистер…

Лорду Амерстету наконец удалось вспомнить мое имя. Я, разумеется, впервые слышал об этой рыбалке, но тотчас поспешил заверить лорда, что ее, безусловно, вне всякого сомнения, можно отложить. Раффлз одобрительно улыбнулся мне. Лорд Амерстет благодарно поклонился, а затем пожал плечами.

– В ваших талантах я не сомневаюсь, – сказал он Раффлзу, после чего обратился ко мне: – Полагаю, вы тоже крикетист?

– В школе играл отменно, – нагло вставил Раффлз.

– Ну, не то чтобы очень… – замялся я.

– В команду входили? – спросил лорд.

– Боюсь, что нет…

– Зато он был первым запасным, – к моему полнейшему ужасу объявил Раффлз.

– Ну что ж, не всем ведь играть за «Джентльменов», – согласился лорд Амерстет с лукавой ноткой в голосе. – Моему сыну Кроули еле-еле удалось попасть в команду, когда он учился в Харроу, но он горит желанием выйти на поле. Если надо, то и я возьму в руки биту, так что вы не один такой. Поэтому вы меня премного обяжете, если тоже приедете. Если захотите, то сможете тренироваться до завтрака или после ужина.

– Буду весьма польщен… – начал было я с твердым намерением закончить высказывание решительным отказом, но тут Раффлз вытаращил на меня глаза, и я покорно умолк.

– Итак, все решено, – заключил лорд Амерстет решительным тоном. – Неделя празднеств пролетит незаметно. Мы сыграем с «Вольными стрелками», с «Дорсетширом», быть может, еще с кем-нибудь. В любом случае мистер Раффлз подробно введет вас в курс дела, а Кроули обязательно вам напишет. Еще одну «калитку» сбили! Черт подери, они вот-вот проиграют! Ну-с, я на вас рассчитываю, господа. – И, слегка поклонившись, лорд Амерстет поднялся и начал боком пробираться по проходу, ведущему на трибуну пэров.

Раффлз тоже встал, но я схватил его за рукав.

– Ты что это задумал, а?! – в ярости зашипел я. – Я и близко к полю-то не подходил. Какой из меня, к черту, крикетист? Вся эта затея не по мне!

– И думать забудь! – прошептал он в ответ. – Играть не обязательно, а вот поехать ты должен. Так, дождись меня, после половины шестого я тебе все объясню.

Но я уже сам начал обо всем догадываться, и, к своему стыду, должен признаться, что эти догадки вызывали у меня куда меньшее отвращение, чем мысли о том, что я мог прилюдно опозориться на крикетном поле. Угрызения совести одолевали меня все больше, когда к Раффлзу подбежал судья на линии и начал ему что-то говорить, размахивая при этом руками, после чего Раффлз поспешно скрылся в раздевалке. Скорее всего, он срочно понадобился на замену. Не развеяла моего уныния и увиденная мной сцена, произошедшая между Кроули и его отцом. Лорд Амерстет что-то энергично втолковывал своему сыну, и тот, очевидно, пришел от услышанного в полное недоумение. Готов поклясться, что проблема состояла в том, что не было возможности «завладеть» великим Раффлзом, не пригласив его приятеля.

Тут раздался удар гонга, и я поспешил наверх, чтобы насладиться игрой Раффлза. Выходя подающим, он в тот день продемонстрировал все свое искусство, что наверняка надолго запомнили все любители крикета. Не надо самому быть крикетистом, чтобы оценить, как превосходно он чувствовал поле, как грациозно двигался, проводя низовые и верхние крученые подачи, – словом, всю красоту и изящество атаки. В ней присутствовала не только отвага, но и тонкий расчет, чем я особенно восторгался. Именно тогда я воочию увидел, что между «крикетом и воровским ремеслом есть что-то общее», поскольку Раффлз неутомимо сражался с лучшими представителями профессионального спорта. Он не то чтобы сбивал по паре «калиток» за одну пробежку – это чревато серьезными травмами, но я восхищался сочетанием собранности и хитрости, терпения и точного расчета, физической силы и интеллекта, что превращало каждую серию его бросков в подлинное произведение искусства. Такого Раффлза знал только я один и никто другой на свете!

– Нынче подачи у меня шли, ничего не скажешь, – рассказывал он мне, когда мы тряслись в кебе по дороге домой. – Если бы еще линия выдалась поровней, я бы выбил больше. Тем не менее счет в сорок одну пробежку на три сбитых «калитки» – совсем неплохо для подающего-любителя, выступавшего против матерых профессионалов. И все же мне хочется рвать и метать! Терпеть не могу, когда со мной говорят о крикете, словно я профи.

– Тогда зачем нам вообще ехать?

– Во-первых, чтобы хорошенько их проучить, а во-вторых… как бы нам к осени не пришлось положить зубы на полку, дорогой мой Зайчонок!

– Ах вот оно что!

– Именно так! Похоже, нам предстоит насыщенная неделька – балы, званые ужины, шикарные приемы для ближней и дальней родни и прочая светская дребедень. Но самое главное – фамильные драгоценности. Золото, бриллианты! Я еще никогда не злоупотреблял своим положением гостя. Но в этом случае нас практически наняли вместе с официантами и музыкантами, так что нечего стесняться! Давай поужинаем где-нибудь в спокойном заведении и заодно все обсудим.

– Все это смахивает на заурядную кражу, – признался я, и, к моему великому удивлению, Раффлз тотчас же согласился.

– Конечно, – кивнул он. – Вся жизнь состоит из обыденных вещей, и мы не в силах что-либо изменить. Так что остается только приспосабливаться. Кроме того, следует преподать им урок, от которого они не обеднеют. Только не надо тешить себя иллюзиями, что все пройдет как по маслу. Взять золотишко и камушки – легче легкого, а вот избежать подозрений куда труднее, и именно этого мы должны добиться во что бы то ни стало. Самое большее, на что мы можем сейчас рассчитывать, – это добыть подробный план поместья. В любом случае на размышления у нас есть почти месяц.

Не стану утомлять вас описанием случившегося за это время, скажу лишь, что «размышлениями» занимался исключительно Раффлз, который отнюдь не всегда делился со мной своими мыслями. Его скрытность, однако, уже не вызывала во мне прежнего негодования. Я начал принимать ее как некий неотъемлемый атрибут нашего будущего рискованного предприятия. Более того, после последнего дела, когда мы почти чудом избежали трагической развязки, мое доверие к Раффлзу укрепилось настолько, что я уже не испытывал желания быть посвященным во все его планы, хотя и продолжал считать, что его скрытность продиктована скорее инстинктом преступника, нежели здравым человеческим рассудком.

Это произошло в понедельник, десятого августа, когда мы остановились в аббатстве Мильчестер, в Дорсете. В начале месяца мы вовсю колесили по этому графству с удочками в руках. Мы поставили себе задачу выглядеть заядлыми рыболовами в глазах местного населения и заодно изучить сам Дорсет вдоль и поперек. Мы искали добычу в надежде на то, что целая неделя пустого времяпрепровождения будет наконец вознаграждена и мы набредем на что-либо достойное. Кроме того, у Раффлза, как всегда, имелся свой собственный план, которым он по каким-то причинам не торопился делиться со мной. Но вот как-то раз он достал мяч для крикета и, когда мы очутились на подходящей лужайке, целый час занимался тем, что обучал меня этой игре, буквально замучив бесконечными подачами. На следующей площадке подавал уже я, а он ловил. К концу недели я понемногу начал разбираться в крикете, хотя до этого, надо признаться, не имел ни малейшего представления о правилах этого популярного вида спорта.

Итак, рано утром в понедельник мы отправились в очередное путешествие и вскоре очутились на маленькой железнодорожной станции в нескольких милях от Мильчестера. Здесь нас застиг ливень, и мы бросились в ближайшую придорожную гостиницу в надежде найти там убежище на пару часов. У самого входа в мягком кресле расположился какой-то напыщенный разодетый джентльмен, видимо, тоже пережидавший дождь и заказавший себе выпивку. Но, завидев его, Раффлз буквально застыл на пороге. Могу поклясться, что именно вид этого типа почему-то заставил моего друга мгновенно изменить свое решение. Раффлз резко повернул к выходу и велел мне следовать за ним на станцию, несмотря на проливной дождь. Правда, он постарался убедить меня в том, что в вестибюле отвратительно пахло прокисшим элем и этот запашок чуть не сбил его с ног. Мне оставалось лишь догадываться о настоящей причине его бегства. Но я так ничего и не понял, напрасно пытаясь найти ответ в его опущенных глазах и нахмуренных бровях.

Мильчестерское аббатство представляет собой серое прямоугольное здание, расположенное в густом лесу, сверкающее тремя рядами причудливых старомодных окон, каждое из которых светилось, когда мы подъезжали к самому строению. Времени до обеда оставалось не много, но нам его хватило, чтобы успеть переодеться. Экипаж провез нас через целую серию триумфальных арок, затем мимо палаток и флагштоков, обозначавших весьма симпатичное поле для игры в крикет, на котором Раффлз должен был показать свое мастерство. Но главные признаки предстоящего праздника ждали нас впереди. Гости уже съехались, и среди них было немало весьма известных особ. Никогда еще я не видел столько представителей высшего света, собравшихся в одном месте. Признаюсь, что поначалу я чувствовал себя несколько подавленно. Наша миссия и мое присутствие среди знати подействовали на меня отрицательно. Я сильно нервничал и теперь помню только, с каким облегчением услышал объявление о начале обеда. Тогда еще я и представить не мог, какой кошмар ожидает нас впереди.

Ко мне была «приставлена» жуткого вида юная дама. Это юное создание тем не менее отличалось тем, что было абсолютно уродливо, и простить природу можно было лишь за то, что она наградила эту девушку веселым нравом и острым язычком. Долговязая, веснушчатая и нескладная, она, видимо, не имела никакого успеха у местных молодых людей, что уж говорить о приезжих женихах! Впрочем, очень скоро я понял, что мне с ней здорово повезло, и успел не раз поблагодарить судьбу за подобную соседку по столу. Оказалось, что мисс Мелхиш была всего-навсего дочерью приходского священника и пригласили ее сюда для того, чтобы в итоге получилось равное количество мужчин и женщин. Об обоих этих фактах она успела сообщить мне еще до того, как подали первое. Я сразу же понял, что она относится к той породе людей, которые в самой безудержной форме пытаются проинформировать своего ближнего обо всем, что известно им самим. Она страдала какой-то удивительной манией поскорее поделиться со мной своими знаниями и, главное, разгласить все секреты, которые были ей доверены близкими людьми. Мне оставалось лишь внимательно ее слушать, время от времени согласно кивать головой и снова благодарить судьбу и Господа Бога за такую соседку.

Когда я признался ей, что буквально ничего не знаю о присутствующих, включая их имена и титулы, моя новая знакомая тут же принялась подробно пересказывать биографию каждого из сидящих за столом. Она начала с моего соседа слева и пошла дальше по кругу, пока он не замкнулся на господине, расположившемся справа от нее. Эта «экскурсия» длилась довольно долго и доставила мне массу удовольствия, но вот то, что произошло дальше, сразу же насторожило и серьезно взволновало меня. Мисс Мелхиш внезапно переменилась в лице и шепотом поинтересовалась, умею ли я хранить секреты. Я ответил, что, вероятно, могу, и тогда она задала свой следующий вопрос, который заставил меня серьезно задуматься:

– Вы боитесь грабителей?

Грабителей! Я чуть не подскочил на месте. Это слово, как острый кинжал, впилось мне в самое сердце. Я повторил его вслух, но в моем голосе прозвучали лишь сомнение и недопонимание сути вопроса.

– Ну наконец-то я нашла нечто такое, что смогло вас заинтересовать! – наивно обрадовалась мисс Мелхиш. – Да-да, речь идет о самых настоящих грабителях! Но только не надо так громко разговаривать. Дело в том, что это большая тайна, и мне велели молчать. В самом деле, с меня даже взяли слово, что я не проговорюсь. Наверное, я вообще зря затронула эту тему… Только вы теперь не показывайте ничем, что я говорю вам о таких страшных делах. Не пугайтесь, не выпучивайте глаза, а просто продолжайте улыбаться, как будто мы обсуждаем самые обычные повседневные проблемы. Вы меня понимаете?

– Но кому здесь я сумею что-либо рассказать? – прошептал я, еле сдерживая себя от возбуждения. – Я же ни с кем не знаком. Да и тема уж больно щекотливая. К тому же еще неизвестно, нападут они или нет, а вот напугать достопочтенных гостей можно очень легко.

– Значит, вы обещаете никому ничего не передавать, да?

– Разумеется!

– Тогда слушайте. У нас в окрестностях появились самые настоящие грабители. Воры-взломщики, если говорить точнее.

– Вы даже такие подробности знаете! Может, они бывали в ваших краях и раньше или уже успели кого-то ограбить?

– Пока еще нет.

– Тогда откуда такая информация?

– Их тут видели. Неподалеку. Не я сама, конечно, но мне так сказали. И люди, достойные доверия. Говорят, что это два очень хорошо известных лондонских вора.

Два! Я взглянул на Раффлза. Я часто посматривал в его сторону в течение всего обеда, завидуя его хорошему настроению, железным нервам, его жизнерадостности в целом и самообладанию в частности. Он сейчас находился, как говорится, «в своей тарелке». Но теперь мне стало искренне его жаль. Несмотря на свое собственное оцепенение и чувство самого настоящего ужаса, охватившее меня, я все же испытал жалость по отношению к своему другу. Вот он сидит себе спокойно, ест, пьет и смеется. Он болтает со своими соседями, и на его красивом лице нет и тени смущения. Ну настоящий сорвиголова! Я нервно схватил свой бокал с шампанским и разом осушил его.

– Ну и кто же их видел? – поинтересовался я, стараясь, чтобы голос мой прозвучал как можно более равнодушно. – Может, все же ваши уважаемые господа ошиблись?

– Их видел детектив. Самый настоящий, из Скотленд-Ярда. За ними шли по следу несколько дней назад, от самого города. Есть предположение, что эти негодяи задумали совершить очередное ограбление прямо здесь, в этом самом доме.

– Но почему же тогда их до сих пор не схватили?

– Именно об этом я тоже спросила папу, когда мы собирались сюда. Но он сказал, что ордера на арест ни у кого пока нет. И до тех пор детектив имеет право только наблюдать за их действиями. Так как они себя никак не проявляют, нет оснований хватать их, понимаете?

– Правда? Значит, за ними постоянно наблюдают?

– Конечно. Это детектив, который тоже присутствует здесь именно по этой причине. А еще я слышала, как лорд Амерстет говорил папе, будто их видели сегодня днем на железнодорожной станции Уорбек.

Именно на этом захудалом полустанке меня и Раффлза застал сильный дождь! Мне тотчас стало понятно, почему мы так поспешно покинули местную гостиницу. С другой стороны, теперь для меня не оставалось более никаких неожиданностей, которыми могла бы ошеломить меня моя соседка. Наверное, именно поэтому я окончательно осмелел и с улыбкой посмотрел ей прямо в глаза.

– Все это весьма занимательно, мисс Мелхиш, – начал я. – Но позвольте спросить, откуда вам известны такие подробности?

– Это все папа, – искренне ответила девушка. – Лорд Амерстет консультировался с ним по всем вопросам, а он, в свою очередь, решил поделиться новостями со мной. Я для него самый близкий человек. К тому же он хотел предупредить меня, чтобы я сама тоже была поосторожнее и опасалась незнакомцев. Вы меня понимаете? Но только, бога ради, больше никому ничего не рассказывайте! Я сама не знаю, что меня заставило так разговориться и выложить вам все то, что знаю сама! Наверное, вы внушаете доверие с первого взгляда, сэр.

– Можете полностью довериться мне, мисс Мелхиш. Но… разве вам самой не страшно?

Девушка весело расхохоталась.

– Ни чуточки! К нам, в дом священника, они уж точно не заглянут. Там для них нет ничего интересного. Мы драгоценности не носим и золота дома не держим. А вот вы только посмотрите на сегодняшних гостей за столом. Вы видите все эти бриллианты? Да одно ожерелье старой леди Мелроуз чего стоит!

Пожилая маркиза, вдова Мелроуз, была как раз из тех персон, которых мне не нужно было представлять. Она сидела по правую руку лорда Амерстета, размахивая своей слуховой трубкой и в привычной для себя манере осушая один бокал с шампанским за другим. Она вела себя непринужденно и довольно рассеянно, а в свете считалась весьма распутной дамой. На ее ровно вздымающейся и опускающейся полной груди сверкало роскошное колье, щедро усыпанное сапфирами и бриллиантами.

– Говорят, оно стоит не меньше пяти тысяч фунтов, – продолжала моя соседка. – Так сказала мне сегодня утром леди Маргарет (это та дама, которая сидит рядом с вашим мистером Раффлзом, вон там, страшная сплетница, но в драгоценностях разбирается неплохо). Между прочим, наша милая вдовушка будет надевать это ожерелье каждый вечер. Представляете, насколько это желанная добыча для любого вора! За ней стоит поохотиться. А леди Мелроуз как будто ничего не понимает. Она же буквально дразнит всех мошенников. Ну кому не захочется полакомиться такой поживой? И охраны она в комнате у себя не держит, да и спит, говорят, как убитая. К таким сокровищам надо полицейского приставлять или прятать их в сундук с огромным замком. А вот у нас в доме ничего подобного не было и нет. Так что для меня никакой опасности со стороны этих жуликов не существует.

Когда дамы поднялись из-за стола, мисс Мелхиш велела мне повторить свое обещание молчать, после чего удалилась. Я торжественно поклялся, что все услышанное унесу с собой в могилу. И все равно на лице девушки было написано раскаяние. Видимо, только теперь она поняла, что наделала, и сожалела о том, что сболтнула мне много лишнего. Правда, одновременно с этим она наверняка испытывала и некое чувство удовлетворения, поскольку сумела показать себя в моих глазах лицом осведомленным во всем, что происходит в округе. Возможно, в этом проявилось и ее тщеславие, но дело в том, что подобные черты присутствуют во многих из нас. Нам всем зачастую хочется чем-нибудь изумить публику. Что же касается мисс Мелхиш, ей это удалось. В моем лице она нашла самого внимательного слушателя и, безусловно, своей информацией сразила меня окончательно.

Я не стану докучать вам описанием последующих двух часов. Скажу только, что я тщетно пытался переговорить с Раффлзом, причем неоднократно предпринимал такие попытки. Но только удача всякий раз оставляла меня. В столовой они вместе с Кроули прикурили сигареты от одной спички и, склонив головы поближе друг к другу, повели долгую доверительную беседу. А когда мой партнер перешел в гостиную, я, к своему огорчению, увидел, что он серьезно занялся леди Мелроуз, с которой у него, как выяснилось, в городе нашлись общие знакомые. Раффлз что-то долго и нудно рассказывал ей в слуховую трубку и, судя по всему, рассказ этот не скоро должен был закончиться. Наконец, в бильярдной он затеял такой же бесконечный турнир по пулу. Мне пришлось уединиться и ждать, когда же все это прекратится. Однако ко мне тут же подсел солидный шотландец, который приехал как раз перед началом обеда и сейчас занимал меня исключительно тем, что анализировал последние достижения в технике моментального фотографирования. Он явился сюда вовсе не затем, чтобы поучаствовать в игре (как сам же мне и сообщил), а с другим, куда более важным заданием. Он пообещал предоставить лорду Амерстету серию уникальных фотоснимков игры в крикет. Таких снимков, по его уверениям, не видел еще никто в мире. Мне, правда, трудно было судить обо всем этом, поскольку я не являлся фотографом – ни любителем, ни профессионалом. Я, однако, пытался некоторое время внимательно слушать всю эту дребедень, а потом приспособился пропускать все его слова мимо ушей, время от времени делая умное лицо и согласно поддакивая своему собеседнику. Но вот наконец испытание закончилось. Бокалы опустели, мужчины пожелали друг другу доброй ночи, и я поспешил за Раффлзом в его комнату.

– Все пропало! – выдохнул я, как только он включил газ, а я поплотней закрыл дверь. – За нами, оказывается, уже давно наблюдают. От самого города, представляешь? Один детектив, и он сейчас находится где-то здесь, рядом с нами!

– А тебе-то откуда все это известно? – резко повернувшись ко мне, осведомился Раффлз, хотя на его лице я не увидел и намека на страх.

Тогда я вкратце поведал ему все то, что услышал от своей соседки по столу.

– И конечно же, – подытожил я, – это был тот самый тип, которого мы видели сегодня днем в придорожной гостинице.

– Детектив? – хмыкнул Раффлз. – Ты что же, Зайчонок, хочешь сказать, что не смог бы отличить при встрече детектива от обычного человека?

– Ну если это не он, тогда кто же детектив?

Раффлз с сожалением покачал головой:

– Вы только подумайте! Ты же целый час беседовал с ним в бильярдной, но так и не понял, кто он такой на самом деле!

– Тот шотландец-фотограф…

Я замер на месте от изумления, не в силах выговорить больше ни слова.

– Да, он действительно родом из Шотландии. Возможно, что и фотограф при этом. Но, кроме всего прочего, он еще и инспектор Маккензи из Скотленд-Ярда. Тот самый господин, которому я передавал послание в апреле прошлого года. И ты за целый час так ничего и не понял и не смог определить, кто перед тобой находится! Эх, Зайчонок, Зайчонок! Нет, ты явно не был рожден для криминальной деятельности!

– Но, – тут же возразил я, – если это Маккензи, то кто был тот странный тип, от которого ты шарахнулся как от чумы на станции?

– Это как раз и есть тот самый человек, за которым он наблюдает.

– Нет, он наблюдает за нами.

Раффлз посмотрел на меня с сожалением, как на безнадежного больного, снова покачал головой и протянул свой портсигар.

– Я не уверен, разрешено ли курить здесь в спальнях, но тебе лучше сейчас сделать пару затяжек, чтобы прийти в себя. Держись, Зайчонок, я должен сказать тебе несколько обидных слов.

Я не смог сдержаться и рассмеялся.

– Если Маккензи действительно следит не за нами, мой милый друг, ты можешь говорить сейчас все, что тебе заблагорассудится. Я слушаю.

– Только ты, Зайчонок, и никто больше, во всем этом огромном мире не мог бы даже в глубине души предположить, что детектив Маккензи охотится за нами двоими! Неужели ты серьезно полагаешь, что он сумел бы так спокойно сидеть и равнодушно беседовать, понимая, кто играет в пул прямо у него под носом? Впрочем, наверное, сумел бы. Это железный парень, знаменитый детектив Маккензи. Но вот у меня не хватило бы хладнокровия выиграть эту партию, если бы он действительно следил за нами и я был бы в курсе событий. Нет, только не при таких обстоятельствах! По крайней мере мне так кажется. Интересно было бы посмотреть, как все сложилось бы в реальной жизни… Конечно, некоторое напряжение я все же испытывал, хотя сознавал, что он думает совсем не о нас. После обеда Кроули доложил мне обо всем в подробностях. К тому же сегодня днем одного из разбойников я видел своими глазами. А ты-то решил, что я встретился с детективом и потому поспешно удрал от него из той гостиницы, верно? Сам не знаю, почему я сразу тебе все не рассказал, но дело в том, что это был совсем не тот человек, о котором ты подумал. Тот красномордый горластый тип – один из умнейших воров в Лондоне, ловкий и изобретательный. Когда-то мы даже разок выпили с ним и были соседями. Тогда я считался жителем Ист-Энда, и в этом никто бы не усомнился, увидев меня и поговорив со мной хотя бы пару минут… Но теперь, я надеюсь, ты понимаешь, что мне было вовсе не обязательно рисковать и быть узнанным таким типом, как этот «соседушка».

– Но он явился не один, если я все правильно понял.

– Конечно, нет. С ним по крайней мере должен быть еще один напарник. Мало того, есть подозрение, что его сообщник тоже находится в этом же доме.

– Это тебе сказал лорд Кроули?

– Кроули, но не без помощи значительной дозы выпитого шампанского, разумеется. И без передачи другим лицам. Строго по секрету, как и твоя девушка тебе. Но и по секрету он ничего не сказал мне про Маккензи. Он упомянул лишь о том, что существует некий детектив, который находится где-то неподалеку и держит ситуацию под контролем, но не более того. И то, что детектив прикидывается гостем, – их большая тайна, судя по всему. Главное, чтобы об этом не узнали другие гости, ведь это может их серьезно оскорбить. Но что еще более важно, они боятся, как бы об этом не пронюхали слуги, ведь это за ними он старается приглядывать. Вот как я оцениваю сложившуюся ситуацию, Зайчонок. Надеюсь, ты согласишься со мной, что все получается гораздо интересней, чем мы с тобой могли предположить, правда?

– Может быть, но зато и усложняет наше дело, – смалодушничал я, хотя его решимость и смелость прибавили мне сил и я даже испытал некоторое облегчение. – Во всяком случае, на этой неделе мы связаны по рукам.

– Совсем не обязательно, мой дорогой Зайчонок, хотя я тоже вынужден признать, что фортуна не на нашей стороне. Хотя и это тоже не обязательно. В такой комбинации из трех неизвестных возможны любые случайности. Если усадить субъект А наблюдать за субъектом Б, у него не останется возможностей, чтобы следить за субъектом В. Это же вполне очевидно, хотя Маккензи, конечно, очень большое и серьезное А. А как было бы здорово втереться, скажем, между А и Б, обезоружив таким образом сразу обоих, а заодно и определить Б! Стоило бы рискнуть, Зайчонок. Есть шанс тряхнуть стариной и обнаружить Б и его шайку как раз за их нелегальным занятием, если можно так выразиться! Это напоминает мне не слишком приятную ситуацию в игре в крикет. «Джентльмены» и «Игроки» у одной-единственной «калитки» одновременно. Как тебе такое распределение ролей?

Его глаза засверкали, чего я уже давно не имел удовольствия наблюдать. В них искрился какой-то извращенный энтузиазм, порожденный новыми обстоятельствами. Было видно, что Раффлз разрабатывает некий новый дерзкий план, несравнимый ни с чем. Он скинул ботинки и принялся бесшумно и очень быстро расхаживать по комнате. Никогда еще, если не считать обеда у Розенталя, не выказывал мой приятель такого возбуждения, такого стремления осуществить задуманное. Мне было очень неприятно заодно уж вспомнить и о нашем фиаско, прелюдией к которому тоже стал знаменитый банкет.

– Мой дорогой Эй-Джей, – начал я, стараясь подражать его же собственному тону, – тебе очень нравится ставить перед собой почти невыполнимые задачи. На тебя, вероятно, действует спортивный настрой, не более того. Вспомни урок, который нам преподала судьба, когда мы убегали в последний раз, и старайся вести себя как можно тише. Если, конечно, ты ценишь наши шкуры. Изучай дом, сколько тебе захочется, но только умоляю тебя – не суй голову прямо в пасть самому Маккензи!

Моя красивая метафора заставила его остановиться. Он цепко держал в руке недокуренную сигарету и усмехался. Глаза его все так же сверкали безумным блеском.

– Ты абсолютно прав, Зайчонок. Не буду. Правда, не буду. И все же – ты-то сам обратил внимание на ожерелье леди Мелроуз? Сколько лет я мечтал завладеть им! Но я не собираюсь так рисковать и глупо подставляться. Нет-нет, это было бы слишком опасно. Подходить по ветру к Маккензи и для профессионалов было бы равносильно самоубийству. Но игра будет большой, поверь мне, это будет что-то!..

– На этой неделе ничего предпринимать нельзя.

– Нет-нет, конечно, не буду. Однако мне интересно было бы узнать, как собираются работать наши конкуренты. Неужели у них действительно есть соучастник в этом доме? Как бы мне хотелось сейчас во всех подробностях услышать, что же именно они задумали и как собираются реализовать свой план. Но ты даже не волнуйся, Зайчонок. Все будет так, как ты скажешь.

Уверившись в том, что он говорит мне правду, я удалился в свою комнату и лег в постель с легкой душой. В ней еще оставалось много доброго, и я радовался просто потому, что наше «выступление» будет отложено, хотя бы всего на несколько дней. Я продолжал сожалеть о необходимости совершать эти преступления, ведь это только лишний раз доказывало, что я был невероятно слабым человеком по сравнению с Раффлзом и в то же время таким же отрицательным субъектом практически во всех отношениях.

Правда, было у меня и одно положительное качество. Я обладал даром не обращать внимания на неприятные детали любого момента и даже вычеркивать из памяти целые эпизоды своей жизни. Уже давно я культивировал в себе эту потрясающую способность, и оттого жизнь моя в городе была спокойной и радостной, несмотря на то что случилось всего год назад и способствовало появлению моего богатства. Вот и теперь в Милчестере, в течение всей этой недели крикета, которой я так опасался, я, в конце концов, развлекался и наслаждался жизнью, как только мог.

Кроме того, в эти дни возникали еще некоторые другие приятные моменты. Во-первых, тут присутствовали еще двое парней, куда более неловких на поле, нежели я, и рядом с ними я иногда выглядел вполне неплохим спортсменом. В самом начале недели я сумел пару раз заслужить похвалу за мгновенную реакцию на подачи. Один раз я совершенно случайно поймал мяч, и только потому, что услышал его свист и машинально выкинул руку вперед. Лорд Амерстет публично пожал мне эту самую руку в присутствии остальной знати. Это был настоящий успех, и вечером, на балу у виконта Кроули, мисс Мелхиш сказала мне несколько приятных слов по этому же поводу. Помимо этого, она заметила, что именно в эту ночь грабители решили совершить вылазку за драгоценностями. Мы сидели с ней вдвоем в саду, и она сильно дрожала, хотя в доме всю ночь горел свет. В это же время дотошный шотландец делал один снимок за другим, а по ночам проявлял их в темной комнате, расположенной как раз рядом с той частью дома, где обитали слуги. Я был твердо уверен в том, что только двое из всех приглашенных знали, что этот невинный фотограф Клефейн из Данди на самом деле является инспектором Маккензи из Скотленд-Ярда.

Эта неделя должна была закончиться незначительным матчем в субботу, который двое или трое из нас вообще решили проигнорировать, чтобы вернуться в город пораньше. Однако этому матчу вообще было не суждено состояться. В середине ночи с пятницы на субботу в аббатстве произошла трагедия.

Но позвольте мне рассказать вам все именно так, как я сам это видел и слышал. Моя комната находилась в центральной галерее, но нас с Раффлзом почему-то разместили на разных этажах. Он гостил там, где, по моим расчетам, ночевали и все остальные важные персоны. Мне же была предоставлена какая-то гардеробная, составляющая часть больших апартаментов, и моими соседями, таким образом, оказались сами хозяева дома с одной стороны и леди Мелроуз с другой.

Итак, пятница закончилась, а вместе с ней и все основные запланированные мероприятия. И впервые я смог расслабиться, а потому легко заснул. В полночь я, наверное, уже видел десятый сон, как вдруг обнаружил, что почему-то сижу в собственной кровати и буквально задыхаюсь от страха. В мою дверь кто-то громко и настойчиво стучал. Я прислушался, и до моего слуха, кроме всего прочего, донесся чей-то сдавленный хрип и звук шаркающих по полу ног.

– Ну вот и все, – раздался приглушенный голос. – Я поймал тебя. Сопротивляться бессмысленно.

Это был детектив-шотландец, и меня как холодной водой окатило. Ответа не последовало, но хрипы и тяжелое дыхание звучали все так же отчетливо, а шаркающие шаги ускорили свой темп. Становилось понятно, что кто-то борется возле двери моей комнаты. Я вскочил с кровати и в один миг распахнул ее. В коридоре горела лампа, и в ее свете я увидел, что Маккензи отчаянно сражается с каким-то мужчиной. Противник, судя по всему, достался ему достойный и никак не желал сдаваться.

– Держите этого человека! – закричал Маккензи, завидев меня. – Держите этого негодяя!

Но я стоял у двери и не был в состоянии даже пошевелиться, пока эти двое буквально не врезались в меня. Тогда я сам накинулся на мужчину, лицо которого мне наконец-то удалось разглядеть. Это был один из лакеев, прислуживавших гостям за столом. И как только я прижал его к стене, детектив тут же ослабил свою хватку.

– Не отпускайте его! – прокричал он. – Там, внизу, у него еще имеются сообщники.

И он помчался вниз, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки сразу. В тот же миг одновременно открылось сразу несколько дверей, в проемах которых я увидел лорда Амерстета и его сына. Оба стояли в пижамах, силясь понять, что же, в конце концов, происходит. Тут мой противник перестал сопротивляться, но я по-прежнему продолжал крепко держать его. Кроули зажег газ.

– Что за чертовщина такая? – часто моргая, спросил лорд Амерстет. – Кто это так быстро только что убежал вниз по лестнице?

– Это был Мак… – Я запнулся, но тут же поправился: – Господи, Клефейн.

– Понятно, – кивнул хозяин дома, поворачиваясь к слуге. – Так, значит, это был ты, негодяй? Очень хорошо! Просто замечательно! Где же вы его поймали?

Об этом я не имел ни малейшего представления.

– Посмотрите, дверь у леди Мелроуз открыта! – воскликнул Кроули. – Леди Мелроуз! Леди Мелроуз! – громко позвал он.

– Не надо забывать, что она глуха, – напомнил лорд Амерстет. – А вот и ее служанка, кажется.

Открылась внутренняя дверь, раздался сдавленный испуганный крик, и на пороге появилась бледная фигура служанки, отчаянно жестикулирующей и насмерть перепуганной. Она забормотала что-то очень быстро по-французски, и лорд Амерстет учтиво перевел ее лепет остальным.

– Окно в комнате открыто, а шкатулка с драгоценностями исчезла. Боже мой! – Он повернулся к служанке и поинтересовался, как чувствует себя ее хозяйка.

Та опять по-французски объяснила, что леди крепко спит, и лорд снова передал ее слова.

– Все это время дрыхла как убитая, – понимающе кивнул старик. – По-моему, она единственная, кто даже не проснулся от такого шума!

– Но почему Маккензи… то есть Клефейн, сбежал? – поинтересовался юный Кроули.

– Он сказал, что там, внизу, остались сообщники этого типа, – пояснил я.

– Но почему вы не могли нам сказать это раньше? – заорал Кроули и помчался вниз по лестнице вслед за детективом.

За ним побежали почти все мужчины, которые к этому времени проснулись и столпились в коридоре, молча наблюдая за происходящим. Теперь пойманный грабитель перестал их интересовать, и они дружно рванулись вперед затем, чтобы поймать остальных. Среди желающих поохотиться за преступниками оказался и Раффлз. Я с удовольствием присоединился бы к их компании, но слуга в этот момент решил воспользоваться всеобщей суматохой и попытался вырваться из моих рук. Ему это почти что удалось, но лорд Амерстет оказался ловким малым и тут же перехватил его. Но слуга тоже обладал достаточной силой, а потому нам с лордом потребовалось немало усилий, чтобы утащить этого негодяя вниз по лестнице, туда, где должны были, судя по всему, собраться все мужчины. Там мы передали его в руки двух других лакеев, которые выскочили на шум и были одеты в ночные сорочки, наспех заправленные в штаны. Хозяин дома был настолько благодушен, что успел несколько раз похвалить меня за смелость и решительность, пока мы шли вместе с ним к выходу из дома.

– Мне кажется, я слышал выстрел, – внезапно добавил он. – А вы?

– А мне показалось, их было не меньше трех.

И мы ворвались в кромешную темноту двора. Я помню, как гравий колол мне ступни, как они немели от мокрой травы, пока мы торопились попасть на дальнюю лужайку, откуда неслись разъяренные голоса окончательно пробудившихся гостей. Ночь выдалась настолько темной, что мы уже добрались до волнующейся толпы, оказались в центре событий и только тогда смогли разглядеть их белые пижамы. А в следующий момент лорд Амерстет чуть не споткнулся о тело лежавшего во влажной траве Маккензи.

– Кто это?! – взвизгнул он. – Что произошло, ради всего святого?!

– Это Клефейн, – отозвался какой-то мужчина, склонившийся над детективом. – Его ранили, но не навылет, пуля находится где-то у него в теле, не могу понять, где именно.

– А сам он жив?

– Пока еще дышит.

– Господи Всемогущий! Где Кроули?

– Я здесь! – послышался испуганный голос неподалеку. – Ребята, тут нам уже делать нечего. Мы их не найдем, и куда они скрылись, одному Богу известно. А вот и Раффлз вернулся, видимо, он тоже не обнаружил никаких следов.

И они оба подбежали к собравшимся на лужайке.

– Как бы там ни было, одного негодяя нам все же удалось схватить, – забормотал лорд Амерстет. – Теперь мы должны первым делом внести этого бедолагу в дом. Кто-нибудь, приподнимите его за плечи. Теперь подложите руки ему под спину с двух сторон одновременно. Сцепите пальцы, вы и вы, прямо на земле под ним. И еще кто-нибудь должен поддерживать его за ноги. Сейчас одновременно поднимаем его, осторожно, не спешите… Вот так… Бедняга! Вот уж не повезло! И вовсе он не Клефейн. Это детектив из Скотленд-Ярда. Он как раз и отслеживал все перемещения этих разбойников!

Первым свое удивление выразил Раффлз, но он же, кстати, первым рванулся и к раненому, чтобы помочь перенести его в дом. И мне показалось, что именно его руки были самыми сильными, нежными и заботливыми одновременно, когда несчастного Маккензи уносили с лужайки.

Через некоторое время бесчувственного детектива уложили на диване в библиотеке, ему на рану положили пузырь со льдом, а в глотку влили немного бренди. Только после этого он открыл глаза и его губы зашевелились. Лорд Амерстет нагнулся к раненому, чтобы разобрать еле слышные слова, но, так ничего и не поняв, заговорил сам:

– Да-да, один из них у нас в руках. Тот самый, которого вы первым поймали наверху. – Он пригнулся ниже и наконец через некоторое время сумел расслышать детектива. – Боже мой! – тут же отреагировал он. – Значит, это именно он спустил шкатулку с драгоценностями вниз, да? А его дружки преспокойно сбежали, прихватив сокровища с собой. И скрылись, не оставив следов.

Детектив снова потерял сознание от боли и слабости.

– Надеюсь, мы сможем вытянуть всю необходимую информацию у того, кто теперь от нас уже никуда не убежит, – кивнул хозяин дома.

Прошел час, наступил рассвет. Солнечные лучи осветили с десяток молодых людей в бильярдной, расположившихся на невысоких скамеечках. Гости, по-прежнему одетые в пижамы с наброшенными на плечи плащами, пили виски с содовой и возбужденно обсуждали случившееся. Расписание местных поездов передавали из рук в руки. Доктор все еще находился в библиотеке. Наконец дверь распахнулась, и в проеме показалась голова лорда Амерстета.

– Все не так уж и плохо, – сообщил он. – Положение не безнадежное, хотя рана серьезная. Сегодня, разумеется, никто в крикет уже играть не будет.

Прошел еще час, и большинство гостей отправились на станцию, чтобы попасть на утренний поезд. Все сгрудились в одном вагоне так, что стало тесно. И все равно никто не хотел уходить, потому что обсуждение трагедии все еще продолжалось. Я выглядел кем-то вроде героя, потому что это именно мне выпала удача держать того единственного негодяя, который попался нам в руки. И похвалы и поздравления по этому поводу без конца неслись в мой адрес. Раффлз искоса поглядывал на меня сквозь полуприкрытые глаза. Мы не обмолвились с ним ни единым словом, находясь в этом поезде. Молчали мы до тех пор, пока не распрощались со своими попутчиками в Паддингтоне. Только тогда, когда мы бесшумно понеслись по сонным утренним улицам города в наемном экипаже, мой спутник заговорил:

– Ну что ж, Зайчонок, выходит, профессионалы оказались проворней, да?

– Да, – рассеянно кивнул я. – И кроме того, я даже рад этому.

– Рад, что бедняга Маккензи заработал пулю в грудь?

– Нет. Я счастлив оттого, что на этот раз мы с тобой были честны до конца.

Раффлз только неопределенно пожал плечами.

– Ты безнадежен, Зайчонок, абсолютно безнадежен! Но надеюсь, ты не стал бы отказываться от своей доли нашей добычи? Тебя, как я вижу, вполне устраивает и провал, причем уже во второй раз. Но я могу признаться, что меня весьма заинтересовали методы, которыми решили воспользоваться наши конкуренты. И я даже имел возможность кое-чему у них поучиться. Спустить шкатулку из окна – прием достаточно простой, но эффективный. Двое воришек ждали ее внизу, и довольно долго, надо заметить.

– А тебе откуда это все известно? – удивился я.

– Я видел их из своего окна, которое располагалось как раз над окном доброй милой леди. Я сам волновался за это ожерелье и обдумывал план в последний раз, а потому машинально выглянул в окошко. В общем, я хотел проверить, открыто ли окно этажом ниже, а потом уж подумать о том, насколько вероятно изготовить из моей простыни нечто наподобие каната. Разумеется, я не забыл о мерах предосторожности и сначала выключил в комнате свет, и не напрасно, как выяснилось. Я увидел наших конкурентов внизу, хотя меня они видеть не могли. Они тоже пытались оставаться незамеченными, но в какой-то миг я разглядел сверкнувший внизу светящийся диск, потом еще и еще раз. Я тут же понял, что это такое, потому что у меня самого есть часы, у которых циферблат по окружности обведен линией из светящейся в темноте краски. Они могут служить чем-то вроде фонаря, если у вас под рукой нет другого источника света. Правда, эти ребята использовали часы не в качестве лампы или фонаря. Они следили за временем. Все было рассчитано точно, и их сообщник находился внутри дома. Этот нехитрый план я тут же разгадал.

– И никак на это не отреагировал! – в сердцах воскликнул я.

– Как раз наоборот. Я тут же направился вниз – в комнату леди Мелроуз…

– Не может быть!

– При этом я ни секунды не колебался. Я должен был сохранить ее драгоценности. И я кричал в ее слуховую трубку так, что при этом мог бы проснулся весь дом. Но милая дама абсолютно глуха. И слишком увлекалась шампанским за обедом…

– Ну и…

– Она даже не шелохнулась.

– И тем не менее ты позволил этим грабителям-профессионалам, как ты любишь их называть, забрать ее драгоценности вместе со шкатулкой!

– Ну нет! Как бы не так! – усмехнулся Раффлз и стукнул меня кулаком по колену. – Я бы тебе и раньше все показал, но, глядя на такое твое выражение лица, просто не посмел тревожить тебя.

Он раскрыл ладонь, и я увидел замечательные бриллианты и сапфиры, сверкнувшие лишь на мгновение и буквально ослепившие меня. В следующую секунду пальцы моего друга снова сомкнулись в кулак. В последний раз, не считая этого, столь роскошное ожерелье я видел только на шее уважаемой леди Мелроуз.