Управляющий

ГЛАВА 2 «ИГРОК»

Двухтысячный год Томас встретил в своей комнате у родителей, где он жил вот уже полгода. Раставшись со своей женой Штефи, а вернее, будучи выгнаным ею, Томасу ничего не оставалось как вернутся на время к родителям. Томас стоял у окна и наблюдал как падают снежинки. Растование со Штефи он помнил как сейчас, он умолял поверить ему, клялся здоровьем дочери, что не подойдёт больше к этим автоматам…. Ничего не помогло. Он прекрасно понимал и не осуждал жену, сделавшей этот шаг. Последние полтора года совместной жизни, были для неё просто кошмаром. Нет, конечно, он не бил её, не изменял, но эта его страсть к игровым автоматам сидела в нём, не давала покоя. Он прекрасно понимал, что так дальше продолжаться не может, но ничего с собой не мог поделать. Словно заколдованный он шёл после зарплаты в шпильхале и оставлял там всё… всё что у него было. И вот теперь он стоит у окна, потеряв всё… и жену и дочь. А могло ведь быть всё по другому…

В тот первый день, когда его друзья Пауль и Франк притащили его в шпильхале, недавно открывшееся неподалёку, он, не испытывал никакого влечения к автоматам. Потом, ещё пару раз, заходя с ними в этот салон, Томас начал по — чуть чуть закидывать в автоматы завалявшуюся мелочь. Два раза ему при этом повезло, но друзья не разрешали снимать деньги, говоря что нельзя упускать фортуну, если она идёт в руки. Все выигранные деньги распихивались в другие автоматы, которые в свою очередь тоже приносили Томасу выигрыши.

— Ты, — говорили друзья, — конкретный везунчик. Зачем тебе работать? Ходи в шпильки, да катай, если тебе так прёт.

И действительно, целый месяц, ходя по вечерам в шпильку, Томасу несказанно везло: он выигрывал на всём, на чём играл, пару раз срывал ДЖЕК ПОТ. Казалось, Фортуна влюбленна в него, давая ему изо дня в день немалые выигрыши. Порой, Томас не знал, что делать с такой кучей денег. Он раздавал девочкам из персонала щедрые чаевые, занимал менее везучим своим друзьям. Жизнь, казалось, удалась, удача была с ним. Томас чувствовал себя велеколепно. — А что ещё надо? — думал он, — хорошая работа, красавица подруга, денег — куры не клюют. И почему это я раньше не начал катать?

В этот месяц Томас выиграл столько же, сколько он зарабатывал на стройке, работая крановщиком, что было далеко не мало.

— Этот русский, — думал Томас, — будет мне ещё советы давать, играть или нет. Может мол втянуть. Не нравиться, наверно, что я столько много выигрываю, вот и пытается меня выжить.

Александр, управляющий этой шпильки, предупреждал Томаса о последствиях такого пёра, что подсесть так можно, что слезть будет тяжело.

На выигранные деньги Томас купил кольцо своей Штефи, намериваясь сделать ей предложение. Кольцо было просто прекрасно. Камень блестел на свету, перелеваясь всеми цветами радуги. — Да, — говорил Томас, показывая подарок друзьям, — именно такое она и хотела…. с брилиантом.

На рождество Томас заказал в одном итальянском ресторане столик и пригласил туда Штефи.

Всё было в этот вечер прекрасно: и цветы, и музыка, и вино. Томас был на высоте. Делая предложение, Томас встал на колено, взял её руку в своё и одел на её пальчик кольцо. Штефи сидела молча, раскрыв широко глаза, не веря, что это происходит с ней. Томас поцеловал её в коленко и сделал предложение. Штефи заплакала, обнимая Томаса и целуя его. Люди, находившиеся в зале, встали со своих мест и апплодировали счастливой паре. Хозяин ресторана принёс бутылочку хорошего итальянского вина за счёт заведения.

Штефи согласилась стать женой Томаса. Все, о чём она мечтала, сбывалось. Она была влюбленна в него ещё со школы. Стройный, симпатичный, добрый, Томас, нравился ей уже давно, но он не обращал на младше его на два года девочку, никакого внимания. Штефи жила через подъезд от него, почти каждый день они ездили в школу в одном трамвае, она не пропускала ни одной его игры (Томас играл в футбольной команде)…. а он даже ни разу не обратил на неё внимание, не посмотрел в её сторону….

.. И только вернувшись из армии, Томас заметил её… — кто это такая? — спрашивал он у друзей.

Штефи подросла, похорошела, и не была уже той нескладной девчушкой, которой была ещё 2 года назад. Томас служил 4 года и редко бывал дома, поэтому от него ускользнуло превращение Штефи из гадкого лебедёнка в красавицу.

На их третьем свидании, когда Томас признался, что влюблён в неё, она расплакалась и сказала ему о том же…, что говорила это уже тысячи раз, перед сном как молитву, прося боженьку, что бы Томас обратил на неё внимание.

…. И сейчас смотря на блеск камня, Штефи ни как не могла поверить в своё счастье. Томас что то говорил, строил какие то планы на будущее, обрисовывал их свадьбу, где им лучше взять квартиру итд. Итп.

Штефи не слушала его, а только смотрела на него и улыбалась.

Пожинились они буквально через месяц и сразу же взли 3 — х комнатную квартиру, так как Штефи была уже в положении.

Шёл февраль 1998 года, в конце августа, начале сентября они ожидали пополнение. Всё шло нормально. Томас очень любил свою Штефи, помогал ей во всём, души в ней не чаял. Всё свободное время проводил с ней.

… Но последнее время, начиная где то с марта, Штефи заметила, что Томас начал курить, стал каким то раздрожительным, иногда приходил домой слегка выпившим. Томас обьяснял всё это стрессом на работе, так как, судя по его приходам домой, порой в 11, 12 часов вечера, работы было много. Да и зарплату, как говорил Томас, порой задерживали, выплачивая только часть.

— Ну, ничего, — утешала Штефи мужа, — заплатят ведь потом?

— Да, конечно, — говорил Томас, — шеф у нас молодец. Сам не доедает, а нам платит.

Шеф, конечно же был молодцом, платил во время, но Томас часть зарплаты проигрывал в шпильке, не понимая, почему он в минусах. — не может быть, — думал он, — почему мне не прёт?

Удача, видимо, наигравшись с ним, потихонечку отвернулась от него, сделав из него типичного пыжика, приносящего свою зарплату в шпильхале. Проиграв, часть зарплаты, Томас придумывал всякие небылицы про недоплату итд. Штефи верила, не подозревая, что на самом деле происходит.

Как только деньги переводились на его счёт в банке, Томас в этот же день бежал после работы в шпильхалю и пытал счастье, надеясь вернуть пусть не старые времена, когда он каждый день выигрывал, но хотя бы проигранное. Проигранное вернуть, почему то никак не получалось, лишь наоборот проигрывались очередные деньги. Фортуна, как будто бы играла с ним, то заставляла проигрывать всё…, то вдруг, давала желанную комбинацию, и игра продолжалась дальше. В такие вечера, сидя перед автоматом, Томас ничего не замечал, концентрируясь полностью на игре, куря одну за одной. Курить он начал совсем недавно, пытаясь хоть как то держать себя в руках. Проигрывая сотни марок, нервы натягивалися в гитарные струны, готовые в любую секунду не выдержать этого эмоционального накала, и лопнуть… Пару раз Томас был близок к такому состоянию, проиграв практически всю свою зарплату, он готов был разломать автомат, разреветься как ребёнок, биться в истерике…., но тут, как буд то бы, чувствуя это его состояние, фортуна давала ему желанные суперигры, которые, казалось бы, вот уже никогда не придут и Томас отыгрывал какую то часть зарплаты назад.

Но уже на следующий день его снова тянуло туда… Деньги отягащали его карман, не давали ему спокойно думать, хотелось вернуть вчерашнее…. и вечером Томас снова сидел перед автоматом, курил и проклянал себя за это… Барабаны крутились, но желанные фрукты или семёрки никак не приходили. Уяснив смысл игры: играя по — минимуму, ничего невыиграть, Томас играл только по крупному. Две вишинки, один апелсин, один персик, — крутились перед его глазами барабаны, — два персика, две вишинки, одна семёрка. Где же остальные семёрки?

Следующая сигарета во рту, хочется пить, стакан из под пива пуст. — Пиво, пожалуйста, — показывает Томас жестом девочке за трезеном, и та несётся к нему с новым бокалом. Семёрки так и не приходят. Автомат показывает, что нужно забросить ещё денежек. Девочка за трезеном, видя поднятую руку Томаса с соткой в ней, бежит к нему и несёт медальки.

…. Игра продолжается…. семёрки пришли, пришли суперигры, барабаны крутяться, но платит автомат мало: — что за чёрт, в чём дело, почему он ничего не даёт? — нервничает про себя Томас.

Нервничая про себя, Томас всегда внешне оставался спокойным, не позволяя себе никаких выкриков как в сторону автомата, так и в сторону персонала. Будучи ещё новичком здесь, Томас всегда удивлялся игрокам, орущим на автомат, обзывающим его всякими неприличностями, оплёвывая его. Или некоторым, которые разговаривают с автоматом, прося его дать нужную комбинацию.

… Сейчас Томас прекрасно их понимал, порой, желая так долбануть по автомату, что бы выбить на фиг всё из него. Наорать на тёлку, дающую этот долбанный бонус. Что толку с этих копеек, если проигранно уже несколько сотен…. Так порой хочется плюнуть Александру в морду, когда тот интересуется делами. Какие дела могут быть, если сидишь тут и оставляешь этим русским свои бабки. А они разъезжают на меренах и ни о чём не беспокоятся. Взять бы молоток и расколотит всё к чёртовой матери… … но приходят заветные комбинации, сыпятся медальки… и жизнь становиться снова прекрасной…. игра идёт.

Шпильхале сама по себе — это маленький мир со своими правилами и законами, где непосвящённый, не принадлежащий к числу игроков, не сразу может со всем этим разобраться.

Настоящий игрок следит не только за своей игрой, но и за соседними автоматами: где кто как играет, кто сколько проиграл, с какого сколько сняли и тд. В основном игроки знают друг друга, кто на что способен. Поэтому, те кто может себе позволить не так много в месяц проигрывать, стараются поближе играть с тем, кто катает по крупному, надеясь в случае его проигрыша, первыми оказаться на этом аппарате и попытаться снять его бабки. Но такие не пользуются любовью ни со стороны самих игроков, ни со стороны персонала, которые их называют шакалами. Шакалы, как правило, обслуживаються по другому: кофе забыли поднести, глюксгелд не додали, автомат резервируется «вдруг». В то время как настоящие игроки пользуются уважением и всякими привелегиями: сигареты, при размене 100 ДМ, бонусы, подарки на дни рождения, денежное вознаграждение на рождество, все напитки подносятся к автомату.

Томас заработал себе репутацию хорошего игрока, играющего по крупному. Персонал относился к нему очень хорошо, зная его спокойный характер. Деньги он практически никогда не уносил, что сделало его одним из любимчиков Александра. Приезжая в шпильку, и видя там Томаса, Александр, порой, просто так давал ему марок 50 — 100 на игру, зная, что всё равно деньги останутся здесь.

С самого начала, Томас определил себе лимит, который но может проигрывать в месяц. Зарабатывая 4.000 марок, он 1.000 проигрывал, а 3.000 приносил домой, но иногда лимита не хватало и ему приходилось залазить в семейные деньги, что и приходилось объяснять всякими придумками…. Но это всё было в начале. Игра затягивала Томаса всё дальше и дальше. Иногда, засиживаясь в шпильке, он не мог сказать не только который сейчас час, но день ли сейчас или ночь. Бывало, очнувшись от игры, Томас заглядывал в портмонэ, а там уже ничего не было. Отчаяние овладевало им в такие минуты, он готов был выть как волк, швырять предметы, бить и крушить всё…. но вышколенный персонал, знал, что и как нужно в таких ситуациях делать. Только заметя в глазах игрока страх и отчаяние, незамедлительно подносился бонус и пачка сигарет. Проиграв и весь бонус, тормоза просто отказывали. Боясь, что вот вот автомат должен что то дать, и если сейчас ещё не закинуть пару медалек, то кто то сможет потом всё это снять…

..и менялись следующие деньги, предназначенные для житья, для семьи. Проигравшись пару раз в пух и прах, Томас сочинял дома истории, что зарплата не пришла, что придёт в следующем месяце, что у шефа проблеммы с работадателями, что те мол не платят, что нужно потерпеть. Штефи соглашалась с этим, видя как муж старается, работает до поздна. — Слава богу, — думала Штефи, — родители помогут. Папа её служил в уголовной полиции, а мама работала в страховой компании, поэтому людьми они были обеспеченными, готовые в любую минуту помочь своим детям. Бывало, что Томас не ночевал дома, рассказывая, что необходимо было по работе задержаться на стройке, что материал подвезли позже, и его как крановщика, требовалось непосредственное присутствие. Штефи верила, жалела его и соглашалась со всем этим враньём, надеясь, что всё уляжется, что всё у них будет хорошо. Но становилось всё хуже и хуже….

Томас понимал, что проигранных денег ему ни в жизнь не вернуть, что всё это только обман, обман в первую очередь себя самого…. но со временем и эти доводы стали для него только словами. Он не задавался больше вопросом, что он здесь делает, почему не идёт домой к любящей жене, почему добровольно отдаёт чужим людям свои деньги? Все эти вопросы перестали для него существовать. Были только он и автоматы — это стало для него его жизнью….

…. В начале сентября у Томаса родилась дочь. Держа её на руках: это беззащитное, крошечное существо, морщащее личико от света, хлопающее губками ищя материнскую грудь… вдруг разбудило в Томасе нечто, что он ни сразу осознал. Только потом, придя в себя, Томас понял, что это существо нуждается в нём, в отце, в его защите и заботе…. поняв это, Томас долго плакал, сидя один на кухне…. успокоившись, он поехал к своим девочкам в больницу. Был уже двенадцатый час ночи. Зайдя в палату, Томас увидел Штефи, сидящую на кровати и качающую малышку. Слёзы навернулись у него на глазах. Он подошёл к ним и обнял своих дорогих девочек, — Милая, прости, — плакал Томас, — прости за всё. Я обещаю тебе, теперь у нас всё будет хорошо. Я люблю вас, милые мои. Томас плакал и целовал своих девочек поочерёдно. Штефи понимала своим каким то дополнительным женским чувством, что что то произошло с Томасом, что теперь действительно всё наладится.

Через два дня, Томас забрал их из больницы. Начались тяжёлые будни: бессонные ночи, смена памперсов, кормление и всё что связано с появлением в доме существа, требующего постоянного внимания.

Томас снова стал образцовым мужем и отцом, помогая во всём жене, возвращаясь как можно раньше домой, вставая ночью по первому зову малышки. Штефи видела всё это и ценила помощь мужа, но день проведённый одной, без всякой помощи, выматывал её полностью. Она начала срываться, кричать на мужа по всяким пустякам. Томас понимал состояние жены и старался не вступать с ней в перебранки…, но и у него порой не получалось сдержаться. Успокоившись, они клялись друг другу, что этого больше не повторится, что нужно только немножечко потерпеть. Они оба понимали, что всё это временно, что малышка подрастёт и всё встанет на свои места, что помимо постоянной опеки она будет приносить им уйму радости….

Дни текли, забирая у обоих массу сил и энергии, выматывая Томаса днём на работе, а ночью дома, Штефи днём дома, и ночью дома. Атмосфера накалялась с каждым новым днём. Они перестали уже извиняться друг перед другом после очередной ссоры. Приходя домой, Томас просто перестал обращать внимание на Штефи, видя её непонятное настроение. Молча целовал дочу, помогал, что нужно по дому и ложился спать, моля бога, что бы малышка дала ему хоть одну ночь выспаться, но ночь, обычно, ничем не отличалась от предыдущей. Проснувшись утром, Томас летел на работу, а Штефи снова оставалась одна.

Два месяца пролетело. Томас ни разу не зашёл в шпильхале, принося всё до копейки домой. Штефи удивлялась, откуда столько сразу вдруг денег. Томас объяснял это тем, что ему доплачивают теперь за все те месяца, когда не платили. Всё, вроде бы, налаживалось, но постоянные скандалы, давали постепенно свои плоды…. Наорав в очередной раз друг на друга, Томас схватил свою куртку и выскочил на улицу. Закурив у подъезда, он направился к своему приятелю, но того не оказалось дома. Поразмыслив, куда можно податься, Томас решил заглянуть в свою любимую шпильхале. В кармане у него обнаружилось 50 ДМ и он решил проиграть их и вернуться домой мириться.

Зайдя в шпильку, Томас увидел всех своих знакомых. Всё было по прежнему: тот же персонал, теже игроки. Томаса встретили как вернувшегося с войны: все рады были его снова видить, пожимали ему руку, расспрашивали где так долго пропадал, почему не заходил. Томасу, вдруг, стало как то легко на душе: всё это нервное напряжение, в котором он находился, покинуло его. Он был глубоко тронут такой заботой и вниманием со стороны, казалось бы, чужих людей. Ему тут же предложили пачку сигарет, кофе. Томас вновь ощутил себя кому то нужным.

Поменяв эти 50 марок, Томас уселся на свободный автомат, закурил, закинул первые 5 медалек и нажал кнопку старт. Барабаны закрутились, вишинки, апельсинчики, сливы сменяли друг друга. Томас ощутил нечто такое, что ему не хватало всё это время — без игры, какой то прилив новых сил, невесть откуда взявшуюся новую энергию. Жизнь снова преобритала краски. Он уже и на Штефи не сердился, понимая и прощая её. — Сейчас доиграю, — думал он, — и домой. Хватит уже сраться как собаки какие то…. Автомат начал давать ему суперигры, пункты на табло всё увеличивались и увеличивались. Выиграв на одном 500 ДМ, Томас вошёл в раж…. Пересев на другой, в предвкушении следующего выигрыша, Томас не заметил как проиграл весь свой предыдущий выигрыш. Получив бонус, он не сомневался, что ну, вот сейчас то, он должен ему что то дать…., но барабаны крутились, а нужные комбинации всё не приходили…. и вот, буквально на последнем прокруте… пришли долгожданные семёрки. Автомат показывал 30 суперигр, но табло, где высвечивалась ставка, было пустым, необходимо было закинуть ещё пару копеечек…. Денег больше не было…. Томас закурил сигарету, обдумывая, где можно раздобыть денег… — Рад тебя видеть, Томас, — услышал он у себя за спиной. Томас обернулся и увидел Александра, здешнего управляющего. — Где пропадал? — спросил Александр, закидывая ему не достоющие медальки в автомат. — Да, дела, — ответил Томас, желая по скорей вернуться к игре. — О'кей, — сказал Александр, заметя его нетерпение, — если что, я ещё полчаса здесь. Александр отошёл и Томас снова уставился на барабаны. Игра опять пошла: Томас много раз ловил суперигры, набирал уйму пунктов, снимал их и снова забрасывал назад. Автомат играл с ним: то давая что то выиграть, то забирая всё назад…. Проиграв последние пункты, Томас встал со стула, поправил брюки… и тут он заметил, что он единственный, кто остался. Он подошёл к девочке за трезеном, спросил сколько время. Услышав, что уже пол — пятого, Томас вылетел на улицу и помчался домой, прокляная себя. — Что подумает Штефи? — думал он, — что я ей скажу, где был?…. Но объяснять ничего не пришлось. Штефи, собрав дочку и вещи, ушла к своим родителям, оставив коротенькую записку….

На следующий день Томас взял больничный и поехал к её родителям забирать своих девочек домой. Ему долго пришлось уговаривать Штефи вернуться, обещать, что этого больше не повториться, что он по прежнему её любит, жить без своих девочек не может. Вернувшись домой, всё вроди бы у них стало нормализоваться: дочка стала по спокойней, уже спала ночью, не просыпаясь, Штефи тоже успокоилась и снова стала как прежде. Дочь приносила им кучу радости: с каждым днём учась чему то новенькому, тем самым радуя и веселя родителей. Томас очень любил этих славных своих девчёнок. Они обе радовались, когда папа приходил домой, огорчались, проснувшись утром и не застав папу дома, так как тот был уже на работе. Штефи наконец то начала высыпаться и плохое настроение само собой улетучилось. Отношения между супругами снова потеплели. Но как это обычно бывает, продлилось всё это не долго. У Томаса на работе снова начали возникать проблеммы с выплатой, сверхурочных часов опять прибавилось…. Он всё чаще стал задерживаться на работе. Конец месяца тоже не радовал, так как денег не было, или совсем мало.

Вся эта околесица с недоплатой и переработкой, были, конечно, выдумкой. Томас снова начал играть. Он больше не мог проходить мимо шпильки и не зайти в неё. Деньги уходили, иногда, не успев ещё и прийти, занимая у коллег. К зарплате, Томас должен был сначала раздать долги, всё остальное он засаживал в автоматы. Казалось, человек потерял окончательно голову. Забывая про семью, Томас просиживал до глубокой ночи, смотря на эти вишинки, сливки и прочие фрукты.

Дома скандал следовал за скандалом. Штефи ещё несколько раз уходила к родителям, но Томасу всякий раз удавалось её вернуть, наобещав найти новую работу, больше времени проводить с семьёй… … Но каждый раз, после короткого промежутка времени, начаналось всё с начала.

… … Шёл сентябрь 1999 года, дочери уже исполнился годик.

Однажды вечером, вернувшись с работы домой, Томас застал Штефи сидящей на кухне. Перед ней стояла бутылка вина, наполовину пустая. Штефи сидела и плакала.

— Что случилось, милая, — подскочил к ней Томас, — что то с малышкой?

Штефи продолжала плакать.

— Не молчи, говори же, что случилось? Томас сел возле неё на колени, обнял за талию и положил ей голову на колени.

— Объясни, что происходит, — Томас, смотрел на неё и слёзы наворачивались у него на глазах.

— Нет, Томи, с малышкой всё в порядке, — взяв себя в руки сказала Штефи.

Томас облегчённо вздохнул, целуя её колени.

— Что же тогда случилось? — успокоясь спросил Томас.

— Я всё знаю, милый, — смотря в глаза мужу, сказала Штефи.

Холодная дрожь пробежала по спине Томаса.

— Я всё про тебя знаю, — продолжала Штефи, — почему ты скрывал всё от меня, врал, выкручивался, как будто я тебе чужая? Штефи с трудом высказывала всё мужу, борясь со слезами и дрожью в голосе. Обида, злость, горесть переполняли её, мешая собраться с мыслями. В какой то момент ей хотелось собраться и просто уйти, ничего не говоря…. потом ей хотелось напасть на него, поцарапать лицо, наорать, биться в истерике, рассказать всё его родителям. Немного погодя, ей становилось его жалко, она хотела прижать его к себе, обнимать, вместе найти какое — нибудь решение.

Про его страсть ей рассказала жена Томаса друга, с которой Штефи с некоторых пор начала общаться.

Томас уткнулся в её колени и тихонечко заплакал. Штефи ничего больше не говоря, гладила его по голове…. Она уже приняла для себя решение.

Штефи подняла с колен голову Томаса и заглянула ему в глаза. Ей, вдруг, стало его жалко. На неё смотрели совсем не те глаза, что она помнит с первой их встречи: те глаза топили в себе, пьянили, дарили радость, вселяли надежду, давали новые силы, уверенность….

Сейчас на неё смотрели чужие глаза. Глаза, потерявшегося человека, не видящие путь, потерявшие нить…. глаза больного….

Штефи налила себе ещё вина, выпила залпом, отодвинула от себя мужа, встала и сказала: — Это всё, Томас. Чемоданы я уже тебе собрала, родители твои в курсе…

Томас всё также сидел на коленях, не понимая, что происходит, — какие чемоданы?

— Твои, милый, твои. В её голосе, Томас не уловил ни каких ноток, указывающих на её настроение. Полном безразличием повеяло на него, вселяя страх и неопределённость.

— С твоими родителями я уже договорилась, — продолжала Штефи, — первое время можешь пожить у них. Я, конечно, ничего им не сказала. Дочь можешь видеть, когда захочешь.

Томас встал, подошёл к жене, обнял её. Штефи молча стояла, давая себя обнимать.

— Прости меня, милая, за всё прости…. я покончу с этим… я справлюсь, дай мне время.

Он поцеловал её в щёку и вышел из кухни. Заперевшись в ванной, Томас долго там плакал, прокленая всё на свете: себя, своих кентов, притащивших его в эту шпильку, этого Александра, делающего всё, что бы он продолжал играть.

Приехав к родителям, Томас сразу же пошёл спать, воизбежания всяких разговоров.

…. Расставшись с женой, Томас потерял окончательно всякий контроль, проводя всё своё свободное время за автоматами. Проигрывал все свои деньги, занимал у родителей, друзей. Последнии стали избегать его, обрывая всякий контакт, что привело к тому, что Томас остался совсем один. Лучшими его друзьями стали, да и уже давно были — автоматы. Шпилька стала для него домом родным, где его встречали такие же как и он, где понимали его проблеммы, где можно было поговорить о наболевшем, зная, что встретишь заботу и понимание. Александр, зная уже, всех своих подопечных, никогда не обижал их, подогревая каждого. Томас был на особом счету, — всё равно всё засадит, — думал Александр, давая ему 100–150 марок на игру просто так.

В конце октября Томас потерял работу, разорилась его фирма. Пособия по безработице уже не так как хватало на игру. Привыкши играть по крупному, Томас намного раньше оставался без денег. Отношение в шпильке к нему осталось прежним, он всё так же пользовался всеми льготами. Русские не такие люди, которые забывают хорошее, но аппетит у Томаса остался прежним. Он не мог довольствоваться меньшей суммой, необходим был прежний кайф. Как наркоман не может довольствоваться меньшей дозой, так и игрок должен получать тот впрыск адреналина, к которому он привык.

— Что то надо делать, — думал Томас, — где взять денег?

Возникла мысль взять кредит, — одеться надо, — думал Томас, — а то хожу уже как бомж, долги раздать.

Всё это были очередные враки самому себе. Он давно перестал занимать себя темой долгов, отодвинув её далеко в подсознание. Все вопросы, возникающие поначалу, к чему всё это ведёт, и чего он добивается, перестали для него иметь хоть какое то значение. Признавать себя больным, осознать свою проблемму, Томас не мог, да и не хотел.

Проиграв весь взятый кредит, Томас окончательно впал в отчаяние, не зная, что дальше делать и как жить. Подсчитав сколько он кому должен, вызвало у него страшный шок…. Помощи ждать было не откуда… ….

…. За окном падал снег, наступал 2000 год….