НОЧЬЮ ВЕСЬ МИР ощущается иначе. Спокойнее, умиротвореннее и… пугающе. Мне не спится, сколько бы я ни ворочалась. Свет луны, такой яркий, падает на пустую постель моей соседки. Интересно, где она? Разве не должны соседки предупреждать друг друга о том, что не будут ночевать в комнате? Есть ли какой-то особый кодекс? Даже если он существует, Луна о нем явно не знает или не собирается придерживаться.
Смирившись с тем, что этой ночью я не усну, приподнимаюсь с постели и направляюсь к окну. В небе ярко сверкают звезды, а луна огромная, серебристая… есть в ней что-то магическое, заклинательное. В такую полную луну проходили в древности обряды.
Я так грезила оказаться здесь, в академии Делла Росса, что запуталась в собственных чувствах. Исполнение желаний всегда ощущается пустотой? Стоя в этом старинном здании, я вспоминаю, что мечтала смотреть сквозь окна на зеленые швейцарские луга и лес… Лес. Ночью он кажется запретным и смертоносным. Высокие кроны упираются в звездное небо, сухие ветки торчат как когти. Тени деревьев густы и причудливы, словно живые существа, притаившиеся в темноте. Я открываю окно, и в комнату залетает ветер. Он тихо шелестит в листве зловещую музыку, будто лес шепчет мне свои тайны. Перед входом в него есть табличка с предупреждением. Мне плохо видна надпись, но я точно знаю: ночью туда лучше не ходить. Говорят, здесь водятся лисы, а может, и что-то похуже, поопаснее. Быть может, лес хранит секреты этого места, и потому он такой пугающий, суровый и неприветливый.
Каждый хруст ветки, каждый шорох в темноте вызывает легкий холодок страха. Кажется, что за деревьями скрывается нечто опасное, готовое появиться из мрака.
Лес академии Делла Росса живет своей зловещей жизнью, его дыхание ощущается в каждом вздохе ветра. Ночная тьма делает его опасным и таинственным, вызывая первобытный страх перед неизвестным.
Громкий стук в дверь прорезает тишину, и я вздрагиваю. Стук повторяется, и я медленно поворачиваюсь в сторону двери. Мои босые ноги направляются к ней, и отчего-то это кажется плохой идеей. Но я не иду на поводу у страха. Аккуратно приотворяю дверь и, выглянув наружу, смотрю по сторонам. В коридоре, чуть поодаль, вижу Луну. Она идет прямо по коридору. Вот только куда?
– Луна, – окликаю я ее.
Но она даже не поворачивает голову в мою сторону.
– Луна, – зову я чуть громче.
Моя соседка продолжает молча идти вперед. Она, наверное, в наушниках, думаю я. Или под чем-то, подсказывает другой, более гадкий голосок в голове. Под некоторыми веществами мать меня так же не замечала. В коридоре раздаются и другие шаги. Спешные, громкие. Я резко поворачиваю голову и вижу Этьена. Он трет заспанные глаза и, увидев Луну, бормочет:
– Слава богу! – А затем замечает меня и хмурится.
– Она стучала. – Я начинаю почему-то оправдываться. – Может, она потеряла ключ?
Я несколько раз моргаю, и лицо Этьена смягчается.
– Все хорошо, иди спать. Я ее заберу.
– С ней точно все в порядке? – тихо уточняю я.
Этьен кивает и как можно более спокойно произносит:
– Конечно.
Вот только я ему не верю. Он подхватывает Луну под руку и, обернувшись напоследок, желает мне спокойной ночи.
Этьен очень хочет, чтобы я как можно скорее закрыла свою чертову дверь. Я чувствую это… и закрываю ее. Вот только правильно ли я поступаю? А вдруг Луна нуждается в помощи? «Он поможет ей», – твердит внутренний голос. «Точно?» – спрашивает совесть.
Ночь за окном пугающе тиха. Мой взгляд вновь устремляется в лес. Он завораживает меня. Деревья кажутся призраками, их ветви шевелятся, как живые существа, готовые схватить любого, кто рискнет подойти слишком близко. Тени в комнате словно сгущаются вокруг меня, подступая все ближе.
Тревога не отпускает, заставляя сердце биться чаще. Луна явно не в себе, а Этьен… В его словах была настойчивость, от которой становится боязно. Сомнения начинают вновь закрадываться в голову, заставляя мучительно размышлять: стоит ли мне открыть дверь вновь?
Мне наконец-то поступила стипендия. В списке необходимых покупок были такие вещи, как гель для душа, зубная паста, и, возможно, на выходных я смогу выбраться в более крупный город поблизости, чтобы пройтись по магазинам. Или же стоит отложить деньги…
Розенберг представляет собой одну-единственную главную улицу, типичную для небольших европейских городков. Здесь время словно остановилось: узкие мощеные дорожки из старинной брусчатки, аккуратные домики с красными черепичными крышами, цветочные горшки на подоконниках, кафе с уютными террасами и витрины маленьких магазинов, где можно найти все – от антиквариата до свежей выпечки.
Тут также есть большой супермаркет, куда я и направляюсь, ступая по старинным плиткам. В Швейцарии цены высокие, особенно по сравнению с Марселем. Я пытаюсь найти дешевый гель для душа, но кажется, что в этой стране таких не бывает. Тяжело вздохнув, покупаю то, что есть на полках, и выхожу из магазина. Рядом находится аптека, из ее дверей выпархивает Луна. Она не смотрит перед собой и случайно сбивает с ног пожилую мадам.
– Простите-простите! – спешно извиняется она.
Ее пакет разрывается, и на тротуар высыпается множество лекарств. Луна испуганно начинает собирать их, но ее руки трясутся. Я подбегаю, чтобы помочь. Помогаю пожилой мадам подняться. Она бормочет что-то о том, какая ужасная сейчас молодежь, и я, извинившись, помогаю ей собрать продукты. Рядом с разметавшимися по асфальту помидорами я нахожу снотворное, а также «экстренную» таблетку. Собираю все и неловко протягиваю Луне. Она забирает упаковки из моих рук и сухо благодарит:
– Спасибо.
Прямо перед аптекой тормозит черный Aston Martin. Прищурившись, я вижу, что за рулем сидит мой репетитор по истории. Замираю с помидором в руке. Он тоже видит меня. Сузив глаза, бросает взгляд, расшифровать который мне не под силу. Луна, не попрощавшись, спешно запрыгивает в машину, а я тем временем помогаю пожилой мадам дойти до аптеки. Она продолжает причитать об отсутствии воспитания у молодого поколения, но я слушаю ее вполуха. Когда вновь выхожу на улицу, спортивной машины уже и след простыл.
Но я понимаю другое. Луна и Уильям, оказывается, близко знакомы…
Чтобы ужинать в академии Делла Росса, необходимо соблюдать строгий дресс-код. Я надеваю форму, затягиваю на шее галстук серо-изумрудного цвета и собираю волосы в косу. Надеюсь, что сегодня удастся с кем-нибудь завязать диалог, хотя надежда невелика. Ужины проходят в помещении, которое называют Залом вековых сводов. Это комната с высокими готическими потолками, витражными окнами, отражающими закатный свет, и старинными дубовыми столами, окруженными резными стульями.
Когда я вхожу в зал, меня окутывает смесь ароматов: жареного мяса, свежего хлеба и пряных свечей. Тени от их пламени играют на старинных гобеленах, изображающих сцены рыцарских турниров и охотничьих пиров. В центре зала стоит массивный камин, в котором мерцает и потрескивает пламя.
Оглядев пространство, я замечаю уничтожающие взгляды девушек – Софи, Тиффани и Стефани. Шнайдер сидит с ними за одним столом вместе с парнем по имени Ник. Я, кажется, видела его на латыни, и он громче всех смеется, когда я прохожу мимо. А Стефани бросает мне под ноги хлебные крошки:
– Ешь!
Она отвратительна. Я ловлю ехидные взгляды некоторых студентов, другие же опускают глаза в тарелки, делая вид, что не замечают меня. Наконец я вижу знакомое лицо – девочка в толстых очках и с тугим пучком на голове. Ребекка… Подхожу к свободному стулу напротив нее и, неловко улыбнувшись, уточняю:
– Я могу присесть?
– Этот стул всегда пустует, – равнодушно отвечает она.
Кивнув, я сажусь и чувствую, как от волнения потеют ладони. Оглядываю зал в поисках Уильяма и Луны. Но их нет. На столах стоит множество блюд: золотисто-коричневые жареные куриные ножки, ароматные овощные запеканки, свежий хлеб и разнообразные сыры. Студенты трапезничают кто с жадностью, а кто с изысканностью. Я осторожно накладываю себе порцию и начинаю есть, надеясь, что еда поможет справиться с тревогой. Какое-то время молча жую. Наконец любопытство побеждает.
– Ты не видела мою соседку? – спрашиваю я у Ребекки, которая держит перед носом книгу и весь ужин делает вид, что не замечает меня.
– Я должна угадать, как зовут твою соседку?
Я чувствую себя идиоткой:
– Луна.
При упоминании этого имени выражение ее лица меняется. Щеки краснеют, брови сходятся на переносице.
– Она крайне редко ужинает, – произносит девушка и отпивает воды из стакана. Ее сердитый взгляд пронизывает меня насквозь. – Ты кажешься умной, – констатирует она, – а такими тут пользуются.
Я замираю с вилкой во рту. Это было предупреждение? Видно, что она хочет сказать больше, но замолкает, явно мне не доверяя.
– А почему она редко ужинает? – интересуюсь я.
Быть может, причина в ее здоровье, проносится в голове. Но Ребекка, махнув рукой с обгрызенными ногтями, поясняет:
– Она ужинает в другой компании.
Я недоуменно моргаю, и девушка, поправив очки, наклоняется ко мне через весь стол.
– Чаще всего она проводит вечера с Этьеном Гойаром… или Уильямом Маунтбеттеном. Не знаю, спит ли она с двумя сразу, но сама понимаешь… – заговорщически шепчет Бекки, яд так и сочится в ее голосе. – Держись от них всех подальше, – предостерегает она меня. – Они ненормальные… – Затем вновь берет в руки книгу и, гадко усмехнувшись, добавляет: – Хотя как можно быть нормальным, если твой родной отец убил твою мать? – Она поднимает глаза и смотрит на меня поверх своих толстых очков. – Это я об Уильяме Маунтбеттене… Как подумаю об истории его семьи, у меня мурашки по коже.
Аналогично. Только у меня мурашки по коже от Ребекки, которая не смогла сдержать свой ядовитый порыв. За что она так сильно их ненавидит?
В зале, привлекая всеобщее внимание, раздается оглушительный смех Шнайдера, за ним – наигранный и неестественный, принадлежащий Софи. Повернув голову, я вижу, как Ник смотрит на нее и как она смотрит на Бена…
– Софи никогда его не добьется, – сообщает мне Бекки. – Он был влюблен лишь в одну девушку. – Она театрально замолкает и, словно для пущего эффекта стрельнув в меня взглядом из-под толстой оправы очков, провозглашает: – Люси.