Ускоренный мир 5: Парящий мост в звёздном свете (с иллюстрациями)

Глава 6

Произнеся команду «Бёрст аут» и вернувшись с арены в реальный мир, Харуюки тут же ощутил навалившуюся на него силу тяжести. Глаза он открыл не сразу.

Секунд десять он просто лежал, потом наконец поднял голову.

Было шесть вечера, и в гостиной висела такая мертвая тишина, что разговоры и смех, которыми Харуюки только что обменивался с друзьями, казались какой-то иллюзией.

Свет не горел, и в комнате было хмуро. В щель между приоткрытыми шторами виднелся кусочек свинцового вечернего неба. Единственное, что двигалось в поле зрения Харуюки, – секундная стрелка на аналоговых настенных часах, являющихся в наше время не более чем украшением.

Харуюки тихо вздохнул и откинулся на спинку дивана.

Легион старался по возможности нырять для субботних территориальных сражений, собравшись вместе в реале, но когда времени на это не было, они ныряли каждый из своей квартиры (или где кто находился в этот момент). Хотя один бой в «Brain Burst» длится всего 1.8 секунды, но сражаться приходится больше десяти раз подряд, и вместе с перерывами между боями это занимает почти десять минут. Сегодня как раз был такой день, когда все ныряли поодиночке, потому что Черноснежка не могла покинуть комнату студсовета. …Ну, разумеется, Скай Рейкер почти всегда ныряла отдельно, потому что жила рядом с Сибуей.

Харуюки никогда не нравилось участвовать в территориальных сражениях, ныряя из дома, где больше никого не было. Причина была проста. Всякий раз, когда он, выложившись в десятке жестоких боев и разделив с друзьями радость победы или горечь поражения, возвращался в реал и пробуждался в пустой квартире, на него накатывало безумное чувство одиночества.

Это не было сверходиночество, которое он испытывал до прошлой осени, до того, как познакомился с Черноснежкой и получил от нее «Brain Burst». По правде сказать, так было бы лучше. Тогда он каждый день сразу после уроков возвращался домой, будто сбегал, и тут же окунался с головой в мир игр, аниме и манги, заполнявших его комнату. Тогда ему было больно даже говорить с людьми в реальном мире – нет, даже находиться с ними в одном и том же месте.

Почти восемь месяцев.

Всего лишь столько времени он был Бёрст-линкером. И тем не менее сейчас Харуюки всем сердцем чувствовал, что хочет встретиться с друзьями из легиона, с которыми расстался всего несколько минут назад. Да нет, пусть не из легиона, пусть с Нико, Пард-сан, Эш Роллером, даже Фрост Хорном. Он хотел поговорить языком кулаков на дуэли, хотел пообсуждать с другими зрителями бои, хотел встретиться с другими в реальном мире, поговорить с ними о всякой ерунде.

– …Что со мной стало? – пробормотал Харуюки и зарылся лицом в диванную подушку. Внезапно в центре его поля зрения открылось какое-то окно со звуковым эффектом домашней сети, но он тут же стукнул по кнопке «Да», не взглянув на содержимое. Скорее всего, это автоматическое сообщение от матери, что она опять будет поздно. Тут же выкинув это из головы, он мысленно продолжил думать над вопросом, который только что сам себе задал.

Я стал сильнее или слабее?

Если учесть, что его страх перед другими людьми поутих, можно сказать, что Харуюки стал сильнее. Однако в то же время он стал и больше зависеть от других.

Когда он целыми днями был один, ему было нечего терять.

Но сейчас Харуюки боялся, всем сердцем боялся, что связи, которые у него сложились за последние восемь месяцев, могут разорваться.

Особенно одна нить, которая шла наружу из самой глубины его души, сияя, как черный шелк…

Даже понимая, что думать так опасно, он не мог остановиться. Зажмурившись, он бухнулся лицом вниз на диван в полусумрачной гостиной и продолжил крутить в голове мысли, обхватив затылок руками.

На другом конце той нити была, разумеется, та, кто спасла Харуюки, его Родитель – Черноснежка.

Сейчас Черноснежка училась в третьем классе средней школы Умесато. И половина первого семестра уже прошла. Иными словами, осталось десять месяцев. Всего через триста дней Черноснежка покинет школу Умесато. Харуюки ничего не знал о том, в какую старшую школу она собиралась поступать дальше. Он слишком боялся спрашивать.

Даже сейчас Харуюки ощущал, как время утекает капля за каплей, как будто оно ускорилось в тысячу раз. Если бы только он мог, то провел бы все оставшиеся десять месяцев в Ускоренном мире вместе с Черноснежкой. На той стороне время течет почти бесконечно долго, восемь месяцев равны 820 годам, если простой подсчет не обманывает; но и этого ему казалось мало.

– …Семпай, – прошептал он, еще крепче вцепившись в края подушки.

– Хмм, что?

Он представил себе, что слышит ее голос здесь, рядом. По-прежнему лежа лицом вниз, Харуюки повторил то же слово, чтобы снова услышать ответ воображаемой Черноснежки.

– Семпай…

– Я уже спросила, что такое, Харуюки-кун?

Голос ее звучал невероятно ласково и так реалистично. Харуюки тяжело развернулся всем телом влево, желая выяснить, насколько далеко зашли его галлюцинации.

Прямо перед его глазами, в полуметре от дивана, обнаружились две ноги в черных чулках.

Несколько раз моргнув, он сдвинул взгляд выше. Там правда оказалась шикарная юбка до колен. Потом влажно блестящая черная блузка с коротким рукавом и бордовый бант.

Тонкая шея с лаково-черным нейролинкером, длинные черные волосы, чарующе спадающие за спиной, даже склоненное чуть набок белое лицо, обладающее неземной красотой; все это заполнило поле зрения Харуюки, создавая непередаваемое ощущение реальности.

…Уааа, как же здорово я навострился обманывать самого себя. Подумать только – такая четкая иллюзия. Или это появилось из памяти моего нейролинкера, пока я был в отключке? Но у меня что, правда есть ее фотка в таком высоком разрешении?..

Одновременно с этими размышлениями Харуюки вытянул руку, схватил край плиссированной юбки и дернул.

Даже реалистичная текстура ткани, даже вес и упругость тела под ней передались его пальцам; едва он успел подумать «так, посмотрим…» –

– Няааааа?!

Раздался вопль, и его правую руку что-то отбросило. И дальше.

– Что… что ты делаешь, ГЛУПЫЙ!!!

Упрек с грохотом обрушился на Харуюки, и одновременно к нему потянулись две тонкие руки, схватились тремя пальцами каждая за его щеки и безжалостно потащили вверх.

– Иии… Хафуэ?!

Испустив этот потрясенный вопль, Харуюки наконец осознал.

Она настоящая. Не иллюзия, не фотка, не образ ДР. Самая настоящая Черноснежка внезапно возникла в гостиной Харуюки и теперь сердито поднимает брови. Но почему, но как? Телепорт, что ли? Или даже квантовая когерентность?

Секунд тридцать Черноснежка тянула его за щеки, потом плюхнулась на диван лицом к Харуюки и начала читать нотацию.

– Эй, слушай, я, знаешь ли, позвонила в дверь, как положено! И раз ты отпер дверь, даже не поздоровавшись, мне осталось лишь просто войти. Я даже поздоровалась с тобой нормально, голосом, когда стояла в дверях!

– …Хааа?

Ну да, когда он зарылся головой в подушку, закрыл уши руками и думал о том о сем, какое-то окошко там открылось. Он решил, что это мэйл от матери, и нажал кнопку подтверждения, даже не взглянув, что в окне было на самом деле; но, судя по всему, это было извещение от интеркома.

Сделав мысленный вывод, что ставить один и тот же звук по умолчанию на все сообщения было ошибкой и что в будущем следует звуки сменить, Харуюки затем выпрямился и снова раскрыл рот.

– Ээээ… Добро пожаловать, семпай.

– Пфф. Прошу прощения за вторжение, – все еще дуясь и поправляя юбку, ответила Черноснежка. Хорошо, что Харуюки ее потянул вниз, а не вверх – иначе тасканием за щеки он бы точно не отделался.

Пока Харуюки так размышлял, он вдруг осознал, что его думательные шестеренки по-прежнему крутятся как-то странно. Проблема вовсе не в этом; а также не в том, как Черноснежка оказалась у него дома. В первую очередь следовало выяснить вот что.

– …Т-так, это… почему ты вдруг пришла?.. – робко спросил он.

Судя по школьной форме, а также по лежащей на полу школьной сумке, Черноснежка пришла сюда прямо из школы Умесато. Если бы ей надо было что-то сообщить, она бы это сделала раньше, когда весь легион собрался вместе после территориальных сражений; либо она могла послать ему мэйл, либо позвонить. Значит, это какой-то вопрос, который она не могла обсуждать ни одним из тех способов.

– …Надо… о чем-то поговорить с очень высоким уровнем безопасности? – предположил он. Однако Черноснежка качнула головой и пожала плечами.

– Ничего такого важного… А что, я не могу просто зайти поиграть время от времени? Хотя Такуму-кун и Тиюри-кун, по-моему, к тебе заходят часто?

Щеки Харуюки вновь затеплели, и он отчаянно замотал головой.

– Н-нененене, совсем нет, совсем нет! Я, я, я, я жутко рад. Можешь заходить каждый день, если хочешь, можешь даже вообще п-п-п-переехать сюда, стоп что я несу а ну да прости я сбегаю принесу чай! Я прямо сейчас сделаю ты пока присядь стоптыжеужесидишьойпрости!

Поскольку Харуюки начал говорить о вещах, которые сами не произойдут, если он так и продолжит говорить, он вскочил – точнее, скатился – с дивана и сбежал в кухню. За спиной раздалось «ничего, ничего» и неловкий смешок; и лишь когда он это услышал, напряжение потихоньку стало его покидать.

Она пришла не для того, чтобы сверхконфиденциально обсудить что-то важное касательно легиона, а всего лишь зашла поиграть по пути домой. Как простая одноклассница, заглянувшая в гости. Как обычная ученица средней школы.

Харуюки с трудом удержал улыбку, которая так и лезла на губы, и, достав пакетик самого дорогого кофе в зернах, купленного матерью, сыпанул из него в перколятор.

Затянутое облаками небо за окном сменило цвет с серого на ночной черный, а Харуюки все продолжал болтать с Черноснежкой, будто в трансе.

О сегодняшних территориальных сражениях. О свежей информации насчет Ускоренного мира. О завтрашней гонке.

Они не ограничились темами, связанными с «Brain Burst»; слухи и события в школе, местные новости Сугинами, даже анонс новых моделей нейролинкеров, которые производители выпустят летом 2047 года, – обо всем этом они говорили, и говорили, и говорили.

– …Но мне кажется, большие и многофункциональные нейролинкеры, которые сейчас выпускают, – это они ставят телегу впереди лошади. Ведь этот гаджет изначально задуман таким удобным, что ты его перестаешь чувствовать на шее! А новая модель «Хитас», которая недавно вышла, даже снабжена съемным внешним контейнером!

– Ху-ху, я понимаю, что ты чувствуешь. Но сможешь ли ты повторить то же самое, когда взглянешь на характеристики? По слухам, вынеся разъем наружу, они смогли поместить туда CPU от стационарных компьютеров.

– Ммм… н-нет, процессор может быть каким угодно крутым, это ведь в дуэлях «Брэйн Бёрста» не дает преимущества, правда?

– Хмм, ну, можно сказать и так. Но еще я слышала краем уха, что у игроков с новыми нейролинкерами обработка эффектов просто шикарная…

– Правда?! Нечестно, это нечестно!

– Ну а что, ведь нельзя сказать, что у них процент побед сразу идет в гору, потому что у них картинка красивее. Кстати, я решила тоже сменить свой линкер на новую модель от «Ректо», которая выйдет в будущем месяце.

– Уааа, это совсем нечестно! С-семпай, а можно я тоже твоим попользуюсь чуточку?..

– Эй, эй, чужими нейролинкерами пользоваться нельзя. И даже если бы я тебе его одолжила, он бы тебе на шею не налез, ха-ха-ха…

Так здорово.

От одной мысли, что Черноснежка сейчас принадлежит ему одному, сидит напротив него на диване, кивает, смеется, держит одной рукой чашку кофе – Харуюки взлетал на седьмое небо.

Он продолжал без памяти тонуть в радости общения под названием «беседа лицом к лицу в реальном мире». В наши дни такой стиль общения – большая роскошь, а кроме того, еще полгода назад у него от нервов это очень фигово получалось. Вот почему он не замечал. Тень грусти мелькала в глазах Черноснежки время от времени.

Прошло два часа.

Время, которое хорошо бы тянулось бесконечно, оборвалось низким урчанием в животе Харуюки.

– Ой… уже так поздно. Я засиделась, тебе, наверное, пора ужинать.

Услышав эти слова, Харуюки отчаянно замотал головой.

– Не, не, все нормально! Я вовсе не хочу есть.

ГРРРР.

Тело вновь предало дух, недовольно заурчав. С мыслью «вот почему я ненавижу это тело!» Харуюки прикрыл живот руками, но взять под контроль непроизвольное поведение внутренних органов было затруднительно.

– Ху-ху, это вполне естественно. Поскольку ты очень активно участвовал в сегодняшних боях, ты потратил много энергии. Тебе нужно восполнить ее перед завтрашним днем.

Улыбаясь, Черноснежка встала. Больше всего на свете Харуюки хотел сказать: «Тогда, может, хотя бы поужинаем вместе?» – но все, что он мог предложить, это замороженная пицца, замороженная дория и пять вариантов замороженного жареного риса по-китайски. При всем желании он не назвал бы это меню подходящим для гостей.

Пока Харуюки в муках размышлял на эту тему, Черноснежка подобрала с пола сумку и пошла к двери гостиной.

Ее шаги –

На миг ее шаги показались Харуюки чуть тяжелее, чем ее обычная величавая походка. Игла понимания прошила мозг Харуюки.

Неужели она на самом деле пришла, потому что хотела поговорить о чем-то другом?

А я просто болтал о всякой ерунде и забил этим все время? Неужели я так увлекся собственным счастьем и восторгом, что не заметил чего-то важного?..

Мигом забыв про голод, Харуюки раскрыл рот.

Но слова наружу не вышли. Как он мог в такой ситуации спросить, не заботит ли ее что, как будто напоследок? Он должен был заметить это еще час назад, ну хотя бы полчаса. Он должен был захлопнуть свой болтливый рот и ждать, пока Черноснежка что-то скажет.

Не отводя взгляда от спины Черноснежки, приближающейся к стеклянной двери в коридор, Харуюки безмолвно молился. Господи, пожалуйста, дай мне еще шанс.

И тут откуда-то донесся низкий раскатистый грохот.

Источником, конечно, был уже не живот Харуюки. Это был гром. Дернув головой, Харуюки выглянул в окно, он увидел, что густые облака, слабо отражающие огни ночного Токио, были в два-три раза белее, чем раньше. И тут же снова раскатился гром, причем ближе, чем в прошлый раз.

Глядя на капли дождя, разом высыпавшие на оконном стекле, и на затуманившиеся неоновые огни, Харуюки сипло выдавил:

– …Это, семпай… там дождь очень сильный.

Черноснежка остановилась и, искоса глядя на Харуюки, прошептала:

– А прогноз говорил, что до двенадцати вероятность дождя не выше десяти процентов… Такие ошибки редко случаются.

– Эммм… у тебя есть зонтик?

– К сожалению, нет, как видишь. Прости, но…

Она развела пустыми руками, и Харуюки поверил, что вот сейчас она продолжит фразу словами: «Можно я у тебя его пережду?» – однако.

– …Можно я у тебя зонт возьму на время?

– Э… ага, да, не вопрос.

Деревянно кивнув, Харуюки с неохотой зашагал к двери, но тут случилось еще кое-что, от чего ноги Харуюки сами остановились.

В левой части поля зрения выпрыгнуло окошко с пометкой в виде желтого восклицательного знака.

– А… предупреждение о высокой вероятности молний и о сбоях в сети в Сугинами и Сэтагае.

– Да. Вряд ли, конечно, в меня ударит молния, но… ненавижу лаги в сети, когда я в дороге…

И Черноснежка пожала плечами. Когда идешь по улице с интенсивным движением, очень удобно постоянно иметь перед глазами выводимую нейролинкером ДР-информацию – о движении в ближайших окрестностях, об оптимальном маршруте до места назначения и так далее, вплоть до пройденного расстояния и затраты калорий; но когда сеть в плохом состоянии, лаги, наоборот, затрудняют ориентацию.

– Хммм… но уже так поздно…

Черноснежка, которая обычно принимает решения и действует быстро, глядела на виртуальные часы и говорила необычным для себя неуверенным тоном. Харуюки следом за ней тоже глянул в нижний правый угол поля зрения. Было 20.07 – очень деликатное время, которое не назовешь ни ранним, ни поздним вечером.

Двое продолжали неловко стоять посреди гостиной под шум дождя и раскаты грома, приглушенно доносящиеся из-за окна.

Харуюки вдохнул и несколько раз открыл-закрыл рот. Но всякий раз слова отказывались рождаться. Вовсе незачем было держаться так скованно. «Подожди хотя бы, пока дождь не перестанет и тучи не разойдутся». Это же совершенно естественное и безвредное предложение, да? Почему же тогда у Харуюки сердце так дико разогналось?

Он не видел выражения лица Черноснежки, стоящей в двух метрах вполоборота. Там колебание, безразличие, напряжение или, может, ожидание чего-то?..

Пим-пон.

Услышав выставленный по умолчанию звуковой сигнал домашней сети, Харуюки съежился от неожиданности.

На этот раз появившееся в середине его поля зрения окно содержало текстовое сообщение, присланное через домашний сервер. Отправитель – мать. Заголовок – «Вернусь завтра вечером». Содержание – «Сегодня не смогу вернуться, побудь дома один».

Третье чудо подряд. Впрочем, это на «чудо» не очень-то тянуло. Перед выходными мать Харуюки в половине случаев возвращалась домой уже за полночь, а в половине вовсе не возвращалась. Однако для Харуюки главным чудом было то, в какой момент пришло это сообщение. Он закрыл окно и выдавил через непослушное горло:

– Эээээ-это… Ме, меня это совершенно не зат-т-т-труднит. То есть, ээээ, ну…

Харуюки отчаянно пытался придумать, как сказать Черноснежке о мэйле матери, чтобы это не прозвучало как предложение, но тут девушка сама взяла быка за рога:

– Нет, скоро ведь придет твоя мать, и я вам буду мешать. Так что я все-таки пойду…

Едва Харуюки это услышал, несколько предохранительных клапанов в его мозгу разом лопнули, и слова выскочили изо рта сами собой:

– Не, н-н-не беспокойся! Потому что мать сегодня не в-в-вернется!

В его мозгу тут же проскочила мысль: «О нет, это было слишком прямолинейно, это все равно что я прямо ей сказал, что хочу, чтобы она осталась у меня и переждала дождь», – и он ударился в еще большую панику, но –

Даже когда Черноснежка услышала эти слова, она лишь чуть вздрогнула. Потом развернулась на пол-оборота и, глядя на Харуюки искоса, прошептала:

– …Ясно. Тогда – еще раз прошу прощения за вторжение. Я воспользуюсь твоим предложением.

– Ни-ни-ни-ни-ничего, все в п-п-п-порядке!

Лихорадочно кивая, Харуюки мысленно возблагодарил мать с ее воспитательной политикой суперневмешательства. А затем принялся молиться, чтобы грозовые тучи над головой задержались еще, пусть хоть на лишнюю секунду. Если возможно, хорошо бы на часок, ну хотя бы на полчаса…

Тем временем Черноснежка снова зашагала к двери и чуть быстрее обычного проговорила:

– Если подумать, мы же завтра все равно здесь встречаемся, если я сейчас уйду, это будет просто трата времени.

– Д-да, ага. Это правда было бы жутко неэффективно…

…Э?

Нет смысла уходить, потому что все равно она придет завтра? Стоп, что она имела в виду?

Харуюки застыл как истукан в неудобной позе; а Черноснежка положила сумку на стул и –

– Я тогда прогуляюсь до магазина внизу.

Оставив эти слова, она покинула квартиру.

Дальше, по идее, Харуюки должен был приготовить на ужин лучшую пиццу «Маргарита», которая была у него в морозилке, сделать еще одну чашку кофе и смотреть ночные новости, сидя на диване; но воспоминаний о том, как он все это делал, у него почти не осталось.

Придя в себя, Харуюки обнаружил, что сидит в гостиной один.

Однако, по-видимому, все произошедшее ему не почудилось – из ванной, расположенной через коридор, доносилось слабое гудение фена.

Синапсы в его мозгу, скучавшие последние два часа, наконец-то врубили первую передачу, и мысли Харуюки задвигались, начиная с того самого места, где оборвались.

«Если я сейчас уйду, это будет просто трата времени». Следует ли это понимать так, что она не собирается возвращаться домой до завтрашней гонки? Тогда, значит, это неизбежно приводит к тому, что Черноснежка останется здесь на ночь? Иными словами, она «остается с ночевкой»? Такая ситуация вообще допустима с точки зрения закона и этики, хоть они и всего лишь ученики средней школы? Но по-другому ведь ее слова не интерпретируешь, правда?

…Нет, не смей трястись! Даже в таком положении ты должен сохранять спокойствие! В конце концов, это не первый раз, она уже оставалась с ночевкой, и никаких таких чувств тогда не было; да, но тогда здесь была еще Нико, более того, они спали в гостиной после марафона с древними играми…

– Спасибо, что позволил воспользоваться ванной.

Дверь гостиной внезапно открылась, заставив Харуюки подпрыгнуть на месте и повернуть голову на источник голоса с такой быстротой, что он чуть шею себе не сломал.

Черноснежка была в простой тускло-серой пижаме. Видимо, она ее купила в магазине на первом этаже дома. Растирая полотенцем волосы за затылком, она с легкой улыбкой продолжила:

– Почему-то у меня становится все больше и больше пижам.

– А-ага… ну, тогда тебе лучше просто оставить здесь одну.

Это Харуюки сказал на автомате, и только потом до него дошло, что именно он сказал.

– Не, я, я, я, я вовсе не это имел в виду, я в-в-в-вовсе не хотел сказать, что хочу, чтобы ты еще осталась на ночь из-за грозы, не-не-нет, я не имею в виду, что мне это не нравится или типа того, просто, это, нууу…

Харуюки беспорядочно махал руками и тряс головой. Черноснежка широко (хотя и немного смущенно) улыбнулась и спасла его:

– Может, тоже примешь ванну, пока вода не остыла?

– Да! Точно!

Слетев с дивана, Харуюки на полной скорости сбежал из гостиной.

Приняв ванну (хотя из-за пара в воздухе, оставшегося после купания Черноснежки, его опять охватило замешательство), он вместо пижамы надел тренировочный костюм и начал тщательно раздумывать, какой из нескольких имеющихся вариантов действий выбрать.

Ответ, к которому он в конечном итоге пришел, был –

– Эмм, семпай, пожалуйста, заночуй в комнате моей матери! Дверь в самом конце коридора! Ну и, т-т-тогда, спокойной ночи!

Промямлив это от входа в гостиную, он тут же закрылся в своей комнате и спрятался под одеяло с головой – что, если подумать, было малость… да нет, совершенно постыдно с его стороны.

Он смутно догадывался, что Черноснежка решила остаться на ночь, потому что хотела о чем-то поговорить. Однако Харуюки не верил, что сможет сохранить спокойствие, сидя лицом к лицу с Черноснежкой-в-пижаме. Его мозг и так уже перегрелся – скорее всего, он будет нести околесицу, говорить про сто бессмысленных вещей, вместо того чтобы просто молчать. Мало того – ничего странного не будет, если он сразу же вырубится от гипервентиляции, дегидратации и аритмии.

Если все должно так закончиться, то уж лучше он вместо этого спрячется в своей комнате и спрячет голову под одеяло. По крайней мере тогда у него не останутся на всю жизнь воспоминания, от которых он впоследствии будет орать «уааа!» или «гяааа!».

Впервые за долгое время врубив режим затворника, изо всех сил втопив педаль заднего хода, Харуюки продолжал лежать скрючившись в постели и скрипеть зубами от презрения к себе. А я еще думал, что стал сильнее. Всего лишь мое воображение.

Вот почему минут десять спустя, когда он услышал легкий стук в дверь и слова «Можно немного поговорить с тобой?», он был безумно удивлен, что не стал притворяться спящим.

Вместо этого Харуюки сел на кровати и, сделав глубокий вдох, прогнал изнутри себя слабость, после чего хрипло, но отчетливо произнес:

– Заходи.

Черноснежка открыла дверь и беззвучно вошла. Почему-то в руках она держала одну из больших подушек с дивана в гостиной. Окинув комнату взглядом, она быстро подошла к кровати Харуюки и села на краешек спиной к нему.

– Я думала, ты скажешь «нет», – тихо сказала Черноснежка. Харуюки так же тихо ответил:

– …Я тоже так думал.

– Почему ты передумал?

– Хмм… это…

Харуюки был на удивление спокоен. Наоборот, в этой невероятной ситуации он ощущал прилив какой-то безмятежности. Возможно, от облегчения, что он в последнюю секунду не совершил ужасную ошибку.

– …Потому что я уверен, что ты хочешь поговорить о чем-то очень важном, семпай.

– Да, и ты, после того как это заметил, решил быстренько удрать и заснуть?

Увидев, как ее хрупкая спина вздрогнула и застыла, Харуюки заскреб рукой в затылке и извинился.

– П-прости.

– …Ладно, я тебя прощаю, раз уж ты все-таки пустил меня к себе в комнату.

Напряжение ушло из плеч Черноснежки, и она, чуть развернувшись, взглянула на сидящего в середине кровати Харуюки. Лицо ее было ласковым, но, как он и ожидал, тень печали, прятавшаяся в этом лице все последнее время, никуда не делась.

Черноснежка подняла руку и погладила тонкими пальцами лаково-черный нейролинкер у себя на шее. И одновременно тихо прошептала:

– «Те, у кого не остается очков и кто теряет "Брэйн Бёрст", вместе с тем теряют и все воспоминания о нем».

У Харуюки перехватило дыхание. Черноснежка говорила о системе сохранения «Brain Burst» в тайне, в существовании которой и она, и Харуюки убедились без малого два месяца назад. Для проигравших это было спасение, но в то же время и высшая форма наказания.

Опустив голову, Черноснежка улыбнулась; ее улыбка таила в себе смесь самых разных чувств.

– Это раньше были только слухи, но, когда я увидела, что это правило есть на самом деле и никаких сомнений просто не могло оставаться, мне стало очень страшно. Потому что если кто-то из других королей хоть раз меня одолеет, в тот самый момент я полностью забуду, кто я есть. Но, Харуюки-кун. В то же самое время мне… стало легче на душе…

Харуюки пришел в замешательство – смысла этих слов он не понял. Черноснежка с еще большей силой сжала подушку у себя на коленях и продолжила, опустив голову:

– …Два с половиной года назад во время встречи королей я внезапно атаковала одного из них и навсегда изгнала его из Ускоренного мира. С тех самых пор я в самой-самой глубине души боялась. Я думала, что он… тот мальчик, который был когда-то Красным королем первого поколения, Ред Райдером, живет где-то в Токио и ненавидит меня.

Харуюки шумно втянул воздух.

Эту историю он уже несколько раз слышал. Более того, он даже видел однажды запись того, как это было. И он должен был понимать, какой громадный шрам то убийство оставило на сердце Черноснежки; но он по глупости решил, что она уже перетерпела эту боль.

Невольно подавшись всем телом к сидящей на левом краю кровати Черноснежке, Харуюки быстро сказал:

– Но… даже если внезапная атака… это ведь была законная атака, по правилам? И кроме того, у него ведь тогда еще не было договора о ненападении с другими командирами легионов. Раз так, он не должен был тебя ненавидеть –

Черноснежка мягко, но решительно покачала головой и перебила отчаянное словоизлияние Харуюки.

– Неверно, Харуюки-кун.

– Э… не… неверно?..

– Прием, которым я отрубила голову Ред Райдеру, – моя спецатака восьмого уровня «Дес бай эмбрейсинг». Ее дальность всего семьдесят сантиметров, зато она очень мощная. …Однако, какой бы мощной она ни была, ее не хватило бы, чтобы мгновенно убить Райдера, – он ведь был того же уровня, что и я, и защита его была следующей после зеленого и синего, аватаров ближнего боя. Да… думаю, ты уже понял. Я тогда подключила систему инкарнации. Я применила запретную силу, которую все семь королей поклялись не применять после того, как уничтожили Кром Дизастера четвертого поколения…

Харуюки просто не знал, что сказать.

Высокоуровневый интерфейс, спрятанный в глубине «Brain Burst». «Система управления через воображение». Выход за пределы возможностей игры благодаря умышленному использованию этого интерфейса – и есть «инкарнация». Ее мощь невероятна; но в то же время у системы инкарнации есть и страшная, темная сторона. Все знакомые Харуюки игроки высокого уровня говорили ему, что каждый, кто гонится за этой силой, оказывается поглощен мраком, таящимся в собственном сердце. Сидящая перед ним Черноснежка не была исключением.

Ее худенькие плечи поникли еще сильнее, голос стал звучать еще более безжизненно.

– …Райдер имеет полное право ненавидеть меня – я ведь нарушила клятву, которую мы все дали. Я ничуть не сожалею, что решила сражаться с остальными королями, но все равно мои руки до сих пор запачканы ощущением той самой атаки… Вот почему, Харуюки-кун, я долгое время упрямо не верила в слух, что бывшие Бёрст-линкеры теряют воспоминания об Ускоренном мире. Потому что я не могла позволить себе цепляться за этот слух, не могла позволить себе чувствовать себя лучше. Однако два месяца назад, когда я убедилась, что стирание памяти – не слух, а правда… у меня как камень с души свалился. Я поняла, что Райдер не помнит, что был когда-то Красным королем и что он перестал им быть из-за моего предательства, и я совершенно искренне радовалась этому. Ох… какая же я безнадежная трусиха…

И Черноснежка еле слышно хихикнула. Сейчас, в пижаме, она выглядела необычайно слабой и беззащитной. Харуюки собрал то небольшое количество смелости, что у него было, и придвинулся к ней еще на пять сантиметров.

Конечно же, брать Черноснежку за руку он не стал, но по крайней мере заговорил, стараясь изо всех сил донести то, что думал.

– Се… семпай. Эмм, по-моему, про это никто не знает – ну, про то, что это стирание памяти существует, – как раз потому, что если знать, оно сильно давит, когда сражаешься. Но… но мы об этом уже знаем. И теперь мы должны драться и при этом понимать, что так может получиться. Поэтому… то, что тебе стало немного легче, – это не трусость… это, я думаю, вполне нормально.

Черноснежка приподняла голову и кинула взгляд на Харуюки. На бледных губах появилась страдающая, но все равно ласковая улыбка.

– …Понятно. Такое логичное рассуждение как раз в твоем стиле. Все верно, ты и должен сражаться и при этом верить, что так и есть… Но у меня, думаю, уже нет такого права…

– По… почему?!

– Потому что… не один только Райдер навсегда потерял что-то от моих инкарнационных атак.

Харуюки заморгал, потом нахмурился и спросил:

– Ты… имеешь в виду четвертого Кром Дизастера? Н-но с ним же по-другому было никак, правда?

– Нет, не его, – Черноснежка слабо покачала головой; влажные волосы колыхнулись.

Несколько секунд спустя она тихим, как вздох, голосом, продолжила:

– Мою… старую подругу. Единственного человека, с которым я была дружна в реальном мире, прежде чем сделала тебя своим Ребенком… Фуко, нет – Скай Рейкер.

– …Э?..

– Ноги Рейкер не восстановились даже от «Цитрон колла» Тиюри-кун после сегодняшних территориальных сражений вовсе не из-за того, что ее прием не сработал. А из-за меня. Скорее всего, моя воля до сих пор въедается в раны Рейкер и не дает им залечиться. Как яд… как проклятие.

– Нет! Нет, этого просто не может быть!!! – вырвалось у Харуюки. Мотая головой, он подался вперед всем телом и отчаянно заспорил: – Рейкер-сан сказала, что она сама тогда настояла, семпай. Ты до последнего пыталась ее разубедить, но Рейкер-сан никак не хотела передумать, и тогда тебе пришлось отрубить ей ноги… разве было не так?!

– Это вроде бы правильно, на первый взгляд… – прошептала Черноснежка, зарывшись лицом в подушку, которую сжимала в руках. – Но… тогда мне было двенадцать лет, и я была гораздо большим ребенком и большей дурой, чем сейчас. Я не понимала ее чувства, когда она выбрала… просто не смогла не выбрать небо вместо того, чтобы сражаться рядом со мной как заместитель командира легиона. В конце концов, когда я поняла, что Рейкер никогда не передумает, мне было грустно… и я сердилась… и все это я зарядила в клинок своей правой руки и отрубила ноги Рейкер. Тогда во мне совершенно точно была мысль: «Ну раз так, то и оставайся без ног навсегда». Это и стало проклятием, которое висит до сих пор. Так же, как глубоко спрятанная ненависть первого Дизастера создала в прошлом «Доспех бедствия»…

Черноснежка сдавила подушку еще крепче. Тихий, надтреснутый голос заполнил сумрачную спальню.

– …Сила воображения, которой пользуетесь вы с Рейкер, – воплощение «надежды». А я другая. Я перезаписываю факты противоположной силой… силой «гнева», «обиды» и «отчаяния». Я ничего не строю, ничего не создаю – я только все режу и все теряю. И мой аватар – это уродливое чудовище, которое это подчеркивает… И все в возрожденном, нет, в «Нега Небьюлас» второго поколения, который ты воскресил, – вы все пропадете когда-нибудь, если и дальше будете оставаться со мной… это наверняка…

Вторая половина ее слов прозвучала еще тише – настолько тихо, что Харуюки казалось, что он не голос Черноснежки слышит, а непосредственно ее самоосуждение.

Неправильно. Неправильно. Совершенно неправильно.

«Отчаяние» и «потеря» просто не могут быть твоей истинной натурой. Потому что меня ты спасла. Ты протянула руку и выдернула меня с самого дна чернющей трясины, в которой я барахтался. То, что ты мне дала, – просто потрясающее «избавление»!

Харуюки прокричал все это мысленно, но облечь ураган своих эмоций в слова он был неспособен. Стиснув зубы, он отчаянно искал, как же ему передать Черноснежке, насколько спасительными для него были она сама и «Brain Burst».

Через пять секунд он додумался до ответа –

– …Семпай, – тихо позвал Харуюки и протянул Черноснежке то, что достал с уголка прикроватной полки.

Это был серебряный XSB-кабель. Сжимая один штекер в левой руке, а другой в правой, протянутой в сторону Черноснежки, Харуюки сказал:

– Семпай, пожалуйста, подуэлься со мной. Тогда ты обязательно поймешь. Поймешь, как… как… – он был не в силах больше сдерживать распирающие его чувства, и на его глазах проступили слезы. Хлюпая носом, он сделал глубокий вдох и дрожащим голосом продолжил: – …Как ты мне дорога.

Черноснежка подняла голову и вгляделась в Харуюки расширившимися глазами. На лице ее сперва был написан шок, потом нерешительность, потом страх – и наконец она улыбнулась легкой, но полной боли улыбкой.

– …Ты постоянно меня удивляешь, – прошептала она и взяла штекер.

Но вместо того, чтобы вставить его в свой нейролинкер, она сдвинулась на кровати и села в сэйдза прямо перед Харуюки. Запах мыла и шампуня защекотал его ноздри, и, несмотря на ситуацию, мысли Харуюки запрыгали.

– Если подумать, мы в первый раз…

Оборвав фразу на этом месте, Черноснежка поднесла свой штекер к разъему на нейролинкере Харуюки.

– …Д-деремся один на один, – закончил ее слова Харуюки и, борясь с дрожью в руке, тоже поднес штекер к нейролинкеру Черноснежки. Сидя голова к голове, они вставили штекеры одновременно. Перед глазами вспыхнуло предупреждение о проводном соединении.

Купаясь в ощущении, что они прикасаются не только к цифровым сигналам, но к самому сознанию друг друга, Харуюки тихо произнес команду:

– «Бёрст линк».

Его тонкие ноги, покрытые серебряной броней, опустились на растрескавшийся мраморный пол.

Дом Харуюки превратился в белокаменный храм. Перекрытия и стены исчезли, и получился один-единственный этаж с громадным круглым атриумом. Потолок был где-то в вышине, его поддерживали греческие колонны, стоящие по периметру. Между колонн вливался бледно-желтый солнечный свет.

Арена «Сумерки», та самая, на которой Харуюки получил от Черноснежки первый урок. Кончив разглядывать окружающее пространство, Харуюки посмотрел прямо перед собой – в двадцати метрах от него неподвижно стоял красивый обсидиановый аватар.

И руки, и ноги аватара представляли собой длинные мечи. Тонкую талию окружала броневая юбочка, похожая на цветочные лепестки; две плоскости, образующие маску, резко блестели.

Бунтарка Ускоренного мира, Черный король Блэк Лотус, стояла без какой-либо стойки, опустив руки и чуть склонив голову. Но все равно от этой стройной фигуры исходило такое давление, что Харуюки показалось, будто он стоит под громадной гильотиной; тонкое тело Сильвер Кроу невольно вздрогнуло.

Нет, в такой ситуацией нельзя поддаваться страху!

Так он крикнул самому себе под серебряной броней.

Харуюки не просто так вызвал Черноснежку на дуэль. Причина была невероятно проста. Он хотел передать ей некое убеждение, которое поддерживало его как Бёрст-линкера.

«Brain Burst» по сути своей – онлайновая игра-файтинг.

А игры существуют ради того, чтобы получать от них удовольствие.

Ради восторга, ради возбуждения, ради страсти. А сетевые игры – еще и ради чувства солидарности, возникающего, когда сражаешься бок о бок с другими игроками. Все имеют полное право на эти чувства. Игры не существуют ради страдания.

Передать это свое убеждение Черноснежке Харуюки мог лишь одним способом: собрать все силы своего тела и духа, чтобы сразиться с ней здесь и сейчас. Он вызовет ее, считающую, что ее аватар и ее воля создают лишь «отчаяние» и что всех, кто скрещивает с ней клинки, это «отчаяние» в конце концов тоже сожрет. И он напомнит ей, что дуэли приносят радость.

Вот почему я…

– Я буду драться всерьез, семпай!!!

С этим возгласом Харуюки рванулся вперед.

Блэк Лотус по-прежнему стояла неподвижно. Однако Харуюки не стал тормозить и, мигом преодолев двадцатиметровое расстояние, на последнем шаге оттолкнулся от мраморного пола с такой силой, что он треснул.

Первой атакой была его коронка – прямой удар левым кулаком; этот удар он нацелил в середину туловища и довернул поясницу и плечи, чтобы вложить максимум силы. Черноснежка в последний миг шагнула назад одной ногой и едва-едва уклонилась.

Несмотря на то, что она приняла вызов Харуюки, все-таки, похоже, ее сдерживала нерешительность. Движениям не хватало привычной резкости. Хотя она и подняла правую руку-меч для контратаки, Харуюки четко видел движущееся острие, как будто в замедленном кино.

Выпрямив и сжав пальцы правой ладони, он выбросил руку вперед и попытался ей, как кнутом, отбить удар Черноснежки.

Конечно, они никогда раньше не дрались лицом к лицу – зато уже полгода дрались плечом к плечу в территориальных сражениях, и Харуюки знал каждую мельчайшую уязвимость в рукопашном стиле Черноснежки.

Хотя мечи на четырех конечностях Блэк Лотус были устрашающим оружием, равно пригодным для атаки и защиты, все же это были мечи, а значит, их сила обладала определенной ориентацией и направлением. Конкретно – их мощь была сосредоточена только на лезвиях, а боковины, напротив, были относительно уязвимы.

Конечно, сломать такой клинок одним ударом невозможно, но повреждения могут накапливаться. И это единственный шанс одолеть Черноснежку в ближнем бою, который Харуюки сумел найти.

– …Кк!

С этим выкриком Харуюки воткнул свою правую ладонь в щеку меча, наносящего удар – точнее, попытался воткнуть.

Однако соударения, на которое он рассчитывал, не произошло. Вместо этого.

Харуюки был потрясен, испытав некое мягкое ощущение.

Длинный угольно-черный клинок обтек руку Харуюки мельчайшим движением наружу. Харуюки не мог в это поверить – казалось, клинок превратился во что-то мягкое и остановил его руку, обернувшись вокруг нее. Однако в следующий миг –

– Хха! – резко выдохнула Черноснежка и, шагнув вперед, рубанула правой рукой.

Сила, мощная, как взрыв, прошла по руке, плечу и груди Харуюки.

– Что…

К тому времени, когда он успел прохрипеть это слово, его уже безнадежно отшвырнуло назад. Не в силах сохранить стойку, он ударился спиной об одну из колонн. Колонна с грохотом рассыпалась, но Харуюки и тут не остановился, а прокатился по полу еще немного и лишь затем сумел затормозить, растопырив руки-ноги.

– Что… что это сейчас было?!

Медленно приближаясь к нему, паря у самого пола, Черноснежка слегка пожала плечами и ответила:

– Мягкая техника для противодействия жесткой технике… пожалуй, можно описать так. Когда-нибудь я тебе расскажу о том времени, когда я тренировалась в Чайнатауне в Иокогаме… Ладно, к делу, Харуюки-кун. Ты хотел мне что-то сказать?

Голос ее звучал спокойно, но Харуюки ощутил в этом тоне удушающее одиночество.

Как он и думал – нынешняя Черноснежка была в плену чувств, сидящих в самой глубине ее сердца. «Мой боевой стиль может создавать только негативную энергию. Я не могу дать своему противнику по дуэли ни радость битвы, ни чувство единения». Вот во что она верила.

Нет, это неправильно!

Прямо сейчас мое тело просто жутко дрожит. И не от страха. Меня трясет от мысли о том, какой сильный человек стоит передо мной… и от того, что этот человек со мной сражается.

Харуюки удержался от желания выкрикнуть это и сжал кулаки.

Словами он не сможет дать ей понять. Потому-то он и попросил о дуэли. И в такой ситуации никак нельзя разваливаться от того, что один разок его отшвырнули. Нельзя останавливаться, пока он не выплеснет себя полностью.

– …Я тебе расскажу кулаками!

С этим возгласом Харуюки вновь ринулся вперед.

Атака, которая только что отправила его в полет, стоила ему примерно 20% хит-пойнтов. Зато взамен подзарядилась шкала спецатаки. На бегу он одну за другой развернул металлические пластины за спиной.

Он отбросил план контратаковать мечи Блэк Лотус с боков. Вместо этого он поставил все на трехмерную атаку с нулевой дистанции, которую втайне отрабатывал уже долгое время.

– Уу… ооооо!

И с этим воплем он нанес еще один дальний кулачный удар. Черноснежка тоже, как и в прошлый раз, махнула правым мечом вперед. По идее, Харуюки должен был бы получить удар первым из-за разницы в длине рук.

Сверкающее острие меча приближалось, оно уже почти прикоснулось к шлему –

Харуюки коротко дернул левым крылом. Тело Сильвер Кроу скользнуло вправо без малейшего предварительного движения, и клинок скользнул по поверхности шлема, лишь раскидав искры.

– !..

Черноснежка коротко ахнула. Однако ее движения не затормозились ни на миг. Она крутанулась всем телом вокруг левой ноги-меча, пытаясь уклониться от удара Харуюки. Но на этот раз Харуюки дернул правым крылом. Вновь скорректировал траекторию удара и –

Доннн! Раздался негромкий, но чистый звук удара, и искры посыпались от брони левого плеча Блэк Лотус. Полоса хит-пойнтов в правом верхнем углу поля зрения Харуюки лишилась всего одной точечки, но все же лишилась.

Сейчас!

– Сеаааа! – выкрикнул Харуюки и выбросил вверх правую ногу. В норме он не смог бы нанести верхний удар ногой, находясь так близко к противнику. Потому что требовалось некое минимальное расстояние между мыском левой ноги, служащей осью вращения, и мыском правой ноги, наносящей удар. Черноснежка, видимо, тоже это поняла и, вместо того чтобы блокировать атаку или уклоняться от нее, попыталась провести встречную атаку локтем.

Однако в этот момент Харуюки вновь на короткое время включил на полную мощь правое крыло. Использовав в качестве оси середину своего склонившегося в сторону тела, он со стоном добавил к своему верхнему удару крохотный доворот, который при обычных обстоятельствах был бы невозможен.

Черноснежка остановила атаку локтем и выгнулась назад, но острые пальцы ноги Сильвер Кроу прошлись по левой боковине маски Блэк Лотус. Снова вылетели искры, снова был нанесен минимальный урон.

Завершив этот смелый прием, Харуюки на миг принял неловкую позу – вполне естественное последствие. Видимо, не желая оставаться так близко к противнику, Черноснежка отпрыгнула назад и слегка пригнулась. Но Харуюки оттолкнулся от пола левой ногой, используя инерцию от удара правой. Вновь он на миг включил правое крыло и, пользуясь созданным им крутящим моментом, нанес задний круговой удар левой ногой.

Черноснежка сблокировала атаку, приняв мощный удар на согнутую левую руку. Оранжевая вспышка окрасила оба аватара и окружающий мрамор.

Заметив, что правая верхняя полоса хит-пойнтов укоротилась еще на две точки, Харуюки подключил на этот раз левое крыло и тем самым еще усилил отдачу от удара. Резко крутанулся в обратную сторону и вложил энергию вращения в удар левой рукой. Его кончики пальцев чуть погрузились в правое плечо Черноснежки. Потом, когда соперники оказались точно друг напротив друга, он махнул крыльями и нанес удар обоими коленями сразу. К сожалению, Черноснежка его заблокировала правой рукой, но арена содрогнулась так, как никогда прежде. Урон – три точки.

…Это был второй спецприем Харуюки с использованием «способности к полету»; он включал в себя непрерывные атаки с помощью коротких импульсов тяги крыльев. Харуюки посвящал его отработке немало времени взамен предыдущих тренировок по уклонению от пуль. Назывался он «Воздушное комбо». По сравнению с первым приемом, «Атакой с пикирования», выглядел он скромно и какого-то сверхурона не наносил, но зато, в отличие от того, его можно было применять и в закрытых помещениях, причем для запуска достаточно было заполнить шкалу спецатаки всего на 20%. А главное – при первой встрече с этим приемом от него было практически невозможно защититься!

– Ооооо!

Харуюки еще увеличил скорость атак; все его тело охватило ощущение ускорения, разрывающее нервную систему. Продолжая держаться вплотную к противнику, он наносил удар за ударом всеми четырьмя конечностями, практически не касаясь ногами земли. Все его атаки Черноснежка в последний миг блокировала или уклонялась от них, но полоса хит-пойнтов Блэк Лотус продолжала по чуть-чуть укорачиваться.

Даже вкладываясь изо всех сил в движение тела, Харуюки продолжал мысленно вопить.

Семпай, вот такой сейчас я. Вот вся сила, которая сейчас есть во мне, которого ты вытащила из болота и которому дала крылья. Если твоя истинная суть – «отчаяние» и «потеря», рассекающие все… то что тогда этот наш бой?!

Сильвер Кроу незаметно для себя превратился в сгусток серебряного сияния в воздухе. Врубив на полную катушку быстроту реакции, отточенную на площадке для виртуального сквоша в сети средней школы Умесато (благодаря чему он в свое время и привлек внимание Черноснежки), Харуюки продолжал свое Воздушное комбо. Хотя он нанес уже десятки ударов (сколько именно, он и сам не знал), ни один из них не пришелся чисто в цель. Черноснежка полностью ушла в оборону – она лишь молча уклонялась или блокировала непредсказуемые атаки Сильвер Кроу.

Хотя оба соперника не произносили ни слова, через какое-то время Харуюки ощутил некую эмоцию, возникающую между ними всякий раз, когда их аватары соприкасались.

Это было восхищение. Для Харуюки – восхищение невероятным оборонительным мастерством Черноснежки. И, скорее всего, для Черноснежки – восхищение каскадом воздушных атак Харуюки. Оба они испытывали невероятный, глубочайший восторг.

Внезапно Харуюки показалось, что он услышал голос.

«Аааа, понятно… вот оно что.

Это и есть "дуэль". Нужно только забыть все на свете, стать одним целым со своим аватаром и сражаться досыта. Даже если этот мир рассыплется всего через 1.8 секунды, даже если эта связь распадется через 1.8 секунды… Обычная невинная дуэль обязательно оставит что-то после себя. Она даст тебе что-то…

Райдер и я. Множество дуэлей, которые у нас с ним были, когда мы были младше, тоже наверняка… создали что-то бесценное… то, что осталось даже сейчас в сердцах нас обоих…»

Харуюки не знал, действительно ли он услышал эти мысли.

Потому что этот голос донесся до него в тот краткий миг между секундами, когда к правому кулаку Харуюки, который он уже десятки раз выбросил вперед, притронулась левая рука-меч Черноснежки; летящий миг, который даже временем нельзя было назвать.

В следующий миг эта таинственная сила притянула кулак к Черноснежке.

…Ох, «мягкая техника»!..

Харуюки стиснул зубы и приготовился противостоять отталкивающей силе, которая явно должна была последовать.

Однако ее не было. Черноснежка крепко прижала Харуюки к груди обеими руками.

– Э…

Харуюки застыл, не понимая, как реагировать на это неожиданное развитие событий; и на этот раз в его ушах раздался настоящий голос.

– Ты был великолепен, Харуюки-кун.

Э? Дуэль закончилась? Но у нас обоих еще полно хит-пойнтов, и время еще есть, правда?

В замешательстве проверив полосы хит-пойнтов, Харуюки вдруг осознал кое-что важное.

Шкала спецатаки Сильвер Кроу растратилась на постоянные короткие взмахи крыльев, от нее осталось меньше 10%.

В то же время шкала спецатаки Блэк Лотус благодаря бесконечному блокированию заполнилась и сияла ярко-синим светом от края до края.

– Впервые за два с половиной года я применяю этот прием. Спасибо, Сильвер Кроу. Отличный бой.

И одновременно с этими прошептанными словами руки Блэк Лотус, удерживающие Харуюки с обеих сторон, окутались ослепительным сине-фиолетовым сиянием.

– «Дес бай эмбрейсинг».

Как только Черноснежка произнесла название приема – раздался негромкий звук разрезания. Еще до того, как его эхо угасло, вся полоса хит-пойнтов Сильвер Кроу окрасилась багровым – быстро стала укорачиваться справа налево – и достигла нуля.

…Правда, какая же она крутая.

Сильнейшее за все время дуэли чувство восхищения переполнило грудь Харуюки, и одновременно перед его глазами появилась огненная надпись «YOU LOSE». К счастью, все тело Харуюки рассыпалось на серебряные полигоны еще до того, как ощущение от рассечения надвое добралось до его нервной системы.

Выбравшись из темноты, но еще не избавившись полностью от ощущения парения, Харуюки вернулся в реальность.

Открыл глаза, поморгал и посмотрел прямо перед собой – туда, где должно было быть лицо Черноснежки.

Но там его не оказалось. Потому что Черноснежка в какой-то момент прильнула к Харуюки, положила голову ему на левое плечо и обвила руками его спину.

– Аа, эмм, пого-…

Когда ощущение ее волос, щекочущих его щеку, и запах шампуня напрямую стукнули Харуюки по мозгам, он попытался подпрыгнуть на месте из положения сидя. Однако в том положении, в котором он был, провернуть столь ловкий трюк оказалось невозможно, и он просто потерял равновесие и откинулся назад. В панике он попытался восстановить прежнюю позу взмахом крыльев, но, конечно, на спине его физического тела подобного приспособления не имелось.

Харуюки шлепнулся спиной на матрас, и тут же стройное тело Черноснежки мягко приземлилось ему на грудь.

Харуюки застыл до состояния полного одеревенения и выпучил глаза; в комнате слышался лишь тихий гул кондиционера. Успокоиться, хладнокровно оценить ситуацию, потом действовать! Эта мысль висела в голове Харуюки, совершенно не схватывающего, что только что произошло.

Одиннадцать вечера, он лежит в своей кровати в тренировочном костюме. Пока что все нормально. Но на нем лежит Черноснежка в пижаме, обвив его руками, да еще сжимает руки все сильнее – это правда реальность? Для начала – как они вообще оказались в такой позе? Это что, какой-то вирус, заразивший весь город, или что?

– …Ты меня удивил.

Когда прямо в его левом ухе раздался голос, сбивчивые мысли Харуюки окончательно остановились.

– Ты… стал таким сильным, а я и не заметила…

Слушая полный чувств шепот, Харуюки не мог соображать вообще; его губы задвигались сами собой.

– Но, но в итоге ты победила почти вчистую, семпай…

– Это всего лишь разница в уровнях. Этот бой был гораздо более равным, чем тебе кажется. Мне пришлось изо всех сил обороняться против твоих воздушных атак, и это продолжалось невероятно долго.

– Пра… правда?.. – сомневающимся тоном пробормотал Харуюки. Он-то сам был искренне убежден, что разница в силе между ним и Черным королем подобна расстоянию от нижней станции космического лифта до верхней, а может, даже до геостационарной.

Но Черноснежка приподняла голову, посмотрела в глаза Харуюки в упор и слабо улыбнулась.

– Правда. Ааах… как бы мне хотелось, чтобы ты почувствовал, как я сейчас счастлива и тронута!

Ее глаза сияли; в них как будто вихрился и искрился звездный свет. От одного этого зрелища рассудок Харуюки вновь куда-то улетел. Он не знал, чье именно сердцебиение слышал, когда они вдвоем лежали, прижавшись друг к дружке.

Их лица были так близко, что кончики носов почти соприкасались; глаза смотрели в глаза –

Черноснежка тихим голосом продолжила:

– …По крайней мере я буду верить в тот путь, который я для себя выбрала. Я по-прежнему много о чем сожалею, но… то громадное время, что я провела в Ускоренном мире, то огромное количество дуэлей, через которые прошла, – это все было не напрасно. Потому что в конце этого пути я нашла и пригласила тебя…

Убрав правую руку со спины Харуюки, Черноснежка нежно провела пальцами по его щеке.

– Харуюки-кун. Я горжусь тобой.

Как только он услышал эти слова.

Весь страх перед положением, в котором он очутился, разом улетучился.

Что-то горячее полилось у него из глаз, потекло по лицу, закапало на простыню. Капельки текли одна за другой, безостановочно.

Отчаянно моргая и вытирая лицо тыльной стороной правой ладони, Харуюки невнятно заизвинялся:

– А… это, п… прости. Я, эээ, я, я…

Но как он ни старался, голос его дрожал и слова прерывались всхлипами – ну просто как у ребенка. Борясь с собой, Харуюки все-таки сумел продолжить:

– …Это, это в первый раз в моей жизни, когда кто-то… сказал, что гордится мной.

Ненавидя саму мысль, что его уродливое, залитое слезами лицо может видеть кто-то другой, Харуюки попытался спрятать его в простыню.

Но Черноснежка сжала его со всей силы, потом, продолжая гладить по голове правой рукой, прижалась лицом к мокрой от слез щеке Харуюки и вновь прошептала:

– Тогда я буду повторять пропорционально тем предыдущим четырнадцати годам твой жизни. Для меня… то есть для Черного короля, Блэк Лотус… ты единственный Ребенок и лучший партнер, я тобой горжусь больше всех на свете.

Она продолжала гладить Харуюки по голове, и завязавшийся в его груди узел, похоже, начал ослабевать. Харуюки протяжно выдохнул и закрыл глаза.

Еле слышный голос коснулся его ушей.

– Нет, не только. Настоящий ты в реальном мире, Харуюки Арита – тоже… для меня, Черно-…

Дальнейшего Харуюки не услышал.

Потому что в этот момент он совершил, возможно, самую большую ошибку за этот вечер.

Усталость от сражения, в которое он вложил всего себя, сладкая боль, растворившаяся в нахлынувших чувствах, ощущения ласковой ладони и теплого тела, прикасающегося к нему, – все это слилось вместе и утянуло его сознание в мягкую черноту…

Иными словами, он уснул. Разом, словно свечу задули. Как ребенок.

В последний момент он почувствовал единственную короткую фразу пополам с улыбкой.

«Спокойной ночи, Харуюки-кун».