Усмирители

Глава 13

Я первым долгом ощутил необычайную тишь. Ни звука за стенками фургона, и внутри полное безмолвие. Лишь тихо дышит лежащая в моих объятиях женщина.

- Гейл шевельнулась и теснее прижалась ко мне. За ночь температура упала градусов на двадцать - заурядней шее событие, почти неизменно сопутствующее пролетевшей буре. Я увидел, что в затянутые изморозью стекла вливается бледный свет. Надлежало собираться с духом, выкатываться из-под груды спальных мешков и одеял и заново укутывать Гейл.

Стуча зубами, я напялил шапку, пальто, сапоги, раскрыл саквояж и принялся отыскивать пару перчаток. Запускать остывший мотор будет нелегким занятием...

Перчатки я обнаружил почти сразу и уже взялся было натягивать, когда взор мой упал на маленький незнакомый упакованный в бумагу сверток. На бумаге значилось: "Rodrigues Curios. Juares, Mexico"<"Сувениры от Родригеса Хуарес, Мексика" (исп.)>. Я поколебался, сдернул перчатки долой, раскрыл пакет и обнаружил скрученный рулоном ремень. Прощальный подарок Мака. Мой предусмотрительный шеф наверняка рассудил за благо снабдить работника орудием производства...

Оно выглядело вполне обычным и безвредным. Отличная кожа, тонкая ручная работа, изящное тиснение. И тяжелая изукрашенная пряжка. Тоже вполне безвредная с виду.

Не было здесь потайных кармашков, куда очень удобно прятать бритвенные лезвия. Не было ни гибких, похожих на лобзики, пилок по кожаным краям; ни отравленных игл, выкидывающихся простым нажатием заклепки.

Но пряжечка и впрямь вызывала восторг. Служить она могла на лады многоразличные, по большей части членовредительские либо смертоносные.

Своевременное и угрюмое напоминание: ты сюда не куры строить явился, амуры в снегах затевать...

- С добрым утром, дорогой, - послышался позади голос Гейл. - Что, в самом деле так холодно или просто кажется?

- Гораздо холоднее, - ухмыльнулся я. - Лежи и не вздумай высовываться, покуда не включу печку. Сладко ли спалось вашей неотразимости?

- Отродясь не просыпалась менее неотразимой, - простонала Гейл. - Не выйдет из меня эскимоски! Люблю раздеваться, ложась в постель, никуда не денешься... Что ты разглядываешь?

- Купил на память в Хуаресе.

Лгать оказалось чуточку труднее, чем накануне, и это было признаком весьма тревожным. Я швырнул развернутый пакет на одеяло.

- А, ремешок!

Протянуть руку, взять сувенир и рассмотреть попристальнее значило бы впустить под покрывала струю ледяного воздуха. Гейл решила, что и поглядка - прибыль.

- Не люблю! - скривилась она, - Дурацкие ковбойские ремни по душе только Сэму Гунтеру. Предпочитаю мужчин, которые носят изящные, тонкие, почти незаметные пояса.

- Учту, - осклабился я. - На будущее. Дабы впечатлять, а не отвращать.

Я согрелся довольно быстро, ибо автомобиль пришлось буквально выкапывать из наметенных за ночь сугробов. Дорывшись до капота, я завертел заводной ручкой, запустил и прогрел двигатель. Пикап слегка покачивался, что, вероятно, значило: Гейл отважилась подняться и металась по фургону, одеваясь, точно при боевой тревоге. Но я застал новоявленную любовницу забившейся под развернутый спальный мешок и натягивавшей сухую пару чулок. Сброшенные накануне, заледенели совершенно и смахивали на глянцевые сапоги-ботфорты.

- Говорил же: не высовывай носа, пока не включу отопление.

Ответом была задорная гримаска:

- Не так уж и холодно!

В недвижном воздухе дыхание Гейл напоминало струю пара, валящую из фабричной трубы. Дрожью пробирало при одном взгляде на обтянутые тончайшим нейлоном точеные ноги. Я склонился, пребольно ущипнул женщину за большой палец. Гейл и глазом не моргнула.

- Ничего не чувствуешь? Она встрепенулась.

- Нет... Я...

- Ты - очаровательная и несравненная дубина. Марш согреваться!

Невзирая на вопли негодования, покорный слуга ухватил Гейл за лодыжки, потянул к себе, сгреб в охапку, отнес в уже оттаявшую кабину и водрузил на сиденье.

- Солнышко взойдет, - сообщил я, - снежок подтает. А покуда накидывай жакет, укутывайся и сиди на месте, ежели хочешь покинуть сей гостеприимный край, сохранив полный набор пальцев, не говоря уже об ушах и носах! Чему вас только учили в Техасе? Гейл томно улыбнулась:

- Нынче утром, дорогой, задавать подобные вопросы?

Я принялся было закрывать дверцу, но помедлил. Уставился на Гейл. Нечто изменилось в ее лице. Оно, правда, вышло из ночных приключений безо всякого мало-мальски значащего ущерба - только прическа растрепалась окончательно да румяна с помадой перемешались. И тут я уразумел: изменились очертания губ. Они сделались мягче и привлекательней.

- В чем дело" милый?

- Пустяки. Причешись чуток, а то смахиваешь на скетч-терьера.

Я разжег примус и, наполнив котелок снегом, принялся готовить утренний кофе. Отчего женщина всегда кажется привлекательнее, проведя с вами знойную (в нашем случае - морозную) ночь?

Я нежданно испугался. Я отнюдь не желал, чтобы Гейл Хэндрикс превращалась в славную девочку с мягким рисунком нежных уст. Подобная метаморфоза обрушила бы все наши совместные замыслы. Маковы и мои.

К шоссе вернулись на диво легко и просто. А добраться после этого до города Кариньосо было уже сущим пустяком. Я внезапно припомнил довоенные времена, когда работал репортером в альбукеркской газете. Уже гораздо позже Мак изловил покорного слугу и обучил иному ремеслу... А в те дни я частенько езживал через Кариньосо по весне, когда вереницы придорожных тополей начинают зеленеть, а тамарисковые изгороди покрываются розовыми цветами. Сейчас ни листочка, ни лепестка не замечалось - лишь голые, черные" холодные ветви. Да изъезженные вдоль и поперек в слякоть расквашенные снега.

Пикапу требовалось пополнить бак, а Гейл понадобилось заняться прямо противоположным делом. Ежели надобно облюбовать придорожную бензоколонку, снабженную приличным сортиром, привередливость женщины выходит за все пределы и рамки разумного и безопасного. Гейл была всего-навсего женщиной. Право слово, заведение, избранное моей спутницей, не уступало трем другим, которые мы уже успели миновать, однако я приметила здесь торгуют бензином по кредитным карточкам, И поспешно свернул, прежде, нежели дама успела передумать.

Владелец бензоколонки отставил в сторону широкую снеговую лопату, приблизился, поздоровался. На нем красовались шнурованные охотничьи сапоги и рыжая шерстяная шапка с наушниками. Средних лет, или чуток помладше, хозяин был широколицым веснушчатым деревенским детиной. Большой, точно резиновый, рот имел очертания угрюмые, а тоска в серо-голубых глазах обосновалась пожизненно. Так я подумал.

- Далече путь правите, ребята? - осведомился он. - Поломались али как? Нет, я чаю, эдакая телега не скоро сдаст!

Он одобрительно потрепал мой вездеход по переднему бамперу, обернулся.

- Местечко, что вашей женушке надобно, - аккурат за тем вон углом. Только извольте ключик взять на прилавке, у самой кассы.

Он проводил Гейл печальным взглядом. Взгляд выдавал прирожденного мечтателя, грезящего преимущественно похабщиной. Затем владелец заправочной станции воззрился на меня.

- Вам, сударь, обычного налить?

- Угу.

Свинтив крышечку бензобака, верзила развернул рифленый резиновый шланг.

- Что ни год, - пожаловался он, запуская бронзовый наконечник внутрь отверстия и поворачивая кран, - метели налетают. И всякий раз: "батюшки-светы, мир кончается, светопреставление, караул..." Может, цепи снимем, а, сударь? По дороге бульдозер намедни прокатил, очистил. Все до единого звенья разобьете ведь! А я пятьдесят центов только и возьму.

- Идет - сказал я, топчась рядом и поджидая Гейл.

Та объявилась несколько минут спустя, с кошачьей привередливостью ступая по снегу, дабы не испортить уязвимые чулки и туфли. Гейл произвела необходимый косметический ремонт, подновила прическу, навесила жемчужное ожерелье. Она выглядела хорошенькой и очень женственной, однако я следил за нею отнюдь не эстетического удовольствия ради.

Гейл обнаружила неподалеку - или притворилась, будто лишь сейчас обнаружила, - телефонную будку. Выразительно посмотрела" на меня. Я кивнул. Гейл ступила внутрь кабины, оставила дверь открытой, принялась перелистывать местный телефонный справочник. Порывшись в книжице минуты полторы, обернулась - недоуменная и встревоженная.

- В чем дело? - спросил я, приближаясь.

- Нигде не значится!

- Так-таки не значится? Нет Вигвама?

- Нет Вигвама, - сокрушенно подтвердила Гейл. Почуяла неладное в равнодушном тоне вопроса, вскинула ресницы. Негодующе округлила глаза:

- Ты энал!

- Разумеется. В телефонной книге никакого Вигвама днем с огнем не сыщешь.

- Откуда..?

- Проверено позавчера. Заодно с подробностями твоей прошлой жизни. Да и с некоторыми другими вещами заодно.

Гейл хмурилась, изображала полнейшую растерянность.

- Получается, ты знал? И проделал весь этот путь? И дозволил мне..?

Осекшись, она вздохнула и с неподражаемой - безусловно, деланной - наивностью выпалила:

- Почему же ты не сказал раньше?

- Потому что парадом соблаговолили командовать ваша неотразимость. А покорный слуга числился простым зрителем.

Гейл охнула. Я продолжил:

- Поздравляю, Следовало пойти в актрисы. О, смятние на лице! О, заломленные в отчаянии руки! Любой тот же чае поверил бы, ты и впрямь ожидала увидеть в перечне абонентов огромный, приметный вдалеке вигвам!

Я скривился.

- Отчего бы не расколоться - новое профессиональное выражение в твой блокнотик - и не изложить предсмертные слова сестры честно. И не сообщить, какого дьявола ты изобрела свинячью чушь насчет индейского шалаша?

- Извиняйте, сударь.

Голос прозвучал непосредственно за спиной. Что же, сам виноват: нечего затевать препирательство прямо на придорожной бензоколонке. Но скандал надлежало учинить елико возможно быстрее. Восстановить Мэтта Хелма в неотъемлемых правах невыносимого сукина сына. Мой образ немного пострадал накануне; едва не рухнул нынче поутру. Но теперь я произвел быстрый и капитальный ремонт.

Можно было и обернуться.

- Три восемьдесят за горючее, сударь, пятьдесят центов за работенку с цепями - я их в кузов засунул. И налог, само собой. Итого...

Тупое, веснушчатое лицо говорило: семейные ссоры посетителей - не мое дело. Хотя, конечно, любопытство гложет...

Я вручил детине кредитную карточку. Звук цокающих по асфальту каблуков означал: миссис Хэндрикс опрометью бежала к пикапу, разъяренная, аки тигрица. Дверь вездехода распахнулась и с грохотом захлопнулась опять. Я отправился вослед хозяину бензоколонки - расписаться и получить квитанцию.

- В городе нет заведения, известного как Вигвам? - осведомился я небрежно. - Мотеля, ресторана, чего-нибудь?

- Нетути, сударь. Но в мотеле "Аквамарин" очень прилично. А коли поесть захочется от пуза, отправляйтесь прямиком в "Чолью". Это бар у нас такой...

Я пересек небольшой город и притормозил на шоссейной развилке. Немного поразмыслил и покатил влево. На обочине виднелся знак, извещавший": во время учебных стрельб дорога закрывается, проезд воспрещен. Здесь тоже обретался полигон. Впереди расстилалась широкая, пустынная, укрытая снегом долина.

- Вон та горная гряда, - промолвил я, - называется, если не ошибаюсь, Оскурас. Приютила целую уйму военных объектов. Здесь каждый камешек то и дело объявляют совершенно секретным. А другие горы, которые на юге тонкой полоской виднеются, и есть наши вожделенные Мансанитас.

Гейл не удостоила меня ответом. Слегка покосилась, обозревая окрестности, однако ни слова не промолвила.

- И подземный взрыв, - невозмутимо сообщил я, - состоится на днях, если не будет новых перемен в расписании. Погода, кажется, не слишком благоприятна...

Гейл безмолвствовала.

- За твою повесть об индейских жилищах, дорогая, ни я, ни Мак ломаного гроша не дали с первой же минуты. Но касаемо Кариньосо - иное дело. Больно уж подходящее местечко, чтобы случайно и быстро встретиться, обменяться полученными сведениями. Стоит, родимое, на перекрестке магистральных шоссе, проезжей публикой просто кишит. Легко затеряться, просто ускользнуть от наблюдения, несложно удрать.

Гейл упорствовала в презрении к моей особе. У нее был чудесный профиль: точеный, красивый - только холодный и безжизненный. О таких говорят: медальный профиль.

Я развернулся, покатил назад и принялся колесить по городу. Тремя четвертями часа позднее Гейл испровещилась:

- Можно узнать, в чем дело?

- Разумеется. В юриспруденции существует понятие: "польза сомнения". Оно дает обвиняемому известное преимущество. При отсутствии неопровержимых улик. Я желал бы оправдать вашу неотразимость, а посему, коль скоро невменяемое состояние позади, соизволь наблюдать за правой стороной каждой улицы. Я стану следить за левой. Видишь хоть сколько-нибудь любопытную вывеску - орешь во все горло, а я торможу.

Наконец-то Гейл посмотрела мне прямо в глаза.

- Но...

- Вигвам отнюдь не обязан фигурировать в списке телефонов. Это может быть не мотель и не ресторан, а просто мелкая бакалейная лавчонка, телефона лишенная. А возможно, имеется дом своеобразной постройки, известный в городе как "Вигвама. Всякое бывает.

- Но ты уже сказал... Ты подразумевал ужасные вещи!

- Гейл, - заметил я наставительно, - в нашем деле существует непреложное правило: подозревай каждого, но женщину, с которой переспал, подозревай вдвойне!

- Ты не можешь, не должен думать, верить, будто...

- При нынешних обстоятельствах, дорогая, ничему верить уже нельзя. Как, впрочем, и сомневаться во всем подряд. Прикажешь принимать каждое твое слово как откровение?

Гейл вспыхнула:

- Нет, конечно!

- Умная девочка... Доругаемся позже! Гляди!

- Куда?

- Вон, видишь? Полное собрание служебных экипажей, прямо возле мотеля. Когда мы проезжали Кариньосо полчаса назад, их еще не было... Черт возьми!

- Что случилось?

Голос Гейл внезапно сделался настойчивым, едва ли не умоляющим.

- Старина Ренненкампф собственной персоной. Величайший атомщик всех времен и народов. Я видел десятки фото на передовых полосах... Кажется, его повергли в безмятежное, сосредоточенное раздумье, каковое и приличествует пожилому ученому светилу...

Не стоило тормозить. Надо было промчаться мимо, не пялясь в упор на седовласого старца, брызгавшего слюной от бешенства и за что-то честившего на все корки смуглого человека, застывшего подле грузовика с надписью "Правительственная служба Соединенных Штатов" на борту.

Пожалуй, мне любопытно было узнать: двинется ли Ренненкампф напролом, сквозь непролазные заносы, или намерен выждать; или просто разносит вдребезги очередного беднягу, повинного в том, что не сумел разогнать собиравшиеся тучи поганой метлой... Положительно следовало хотя бы краем уха поймать хотя бы тень бесцветного намека: отложат испытания вновь или ничтоже сумняшеся приступят к ним...

Я поравнялся с бушующим Ренненкампфом, наполовину высунувшись из окошка, остановился и внезапно услыхал визгливый вопль:

- Мэтт!

Вывалившийся из мотеля человечишко замер у порога, разглядывая мою физиономию, а потом рысцой припустил по тротуару. Прямо ко мне.

- Мэтт Хелм! Привет! Как ты сюда попал, шелудивая кляча?

Изо всех вопросов, которые мне желалось бы услышать именно здесь и сейчас, этот безусловно числился последним.