Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

Сцена 1

Тригорское. Гостиная и другие комнаты в большом сельском доме; окна раскрыты настежь, видны небеса, лесные дали, река, сад. Осипова со всем семейством, Анна Керн и Пушкин с большой черной тетрадью.

Чтение продолжается, как в шараде, освещение меняется.

Все смеются над пением юной барышни, однако чтение продолжается.

Кто-то из барышень плачет. Пушкин засматривается на Керн, все переглядываются, Прасковья Александровна качает головой.

А л е к с и с. Чудесно по впечатлению и, как всегда, стихам, хотя все словно в обрывках, и характер Алеко неясен, откуда он и кто.

Все поднимаются и уходят кто куда.

О с и п о в а. Мы запоздали с ужином. (Уходит.)

К е р н. Мне кажется, это лучшее из всего, что вы написали.

П у ш к и н. В замысле, может быть, но исполнение меня почти всегда разочаровывает, как бледный список задуманного. И все же благодарю вас! Ваш благосклонный взгляд отныне навсегда будет связан для меня с этой поэмой.

Керн и Пушкин отказываются от ужина и остаются на некоторое время одни в гостиной с просиявшим на закате небом в окнах.

К е р н. Однако вы долго дичились меня, что было для меня неожиданностью, и я сама терялась, не зная, как себя держать с вами.

П у ш к и н. На меня напала робость, не знаю, с чего, когда первый раз я увидел вас здесь, за обеденным столом, рядом с Прасковьей Александровной, представившей меня вам.

К е р н. И я не нашлась, что вам сказать. Обычно у меня нет середины: я либо холодна, либо горяча уже при первом же знакомстве.

П у ш к и н. Нашему первому знакомству шесть лет.

К е р н. И каких! Ваших прославленных, вопреки гонениям, и моих безвестных.

В гостиную возвращаются Анна Вульф, Зизи, а позже и все другие.

З и з и. Алексис, не приготовить ли мне вам с Пушкиным жженку?

А л е к с и с. А он не ужинал, так и от пунша, верно, откажется. Хотя надо было отметить окончание поэмы "Цыганы".

О с и п о в а. Ночь прекрасна и восхитительна без всякого вина, не правда ли, Пушкин?

П у ш к и н. Сударыня, вы правы. Без вина бывают пьяны лишь влюбленные, а быть среди вас и не быть влюбленным - это немыслимо.

О с и п о в а. Ночь так хороша. Милый Пушкин, попросите госпожу Керн спеть вам "Венецианскую ночь" Козлова на известный мотив баркаролы.

К е р н. Прасковья Александровна, какая из меня певица?

П у ш к и н. На стихи слепца Козлова - баркарола? Я непременно сделаю так, чтоб он узнал о том. Сударыня!

За фортепиано садится Анна Вульф.

П у ш к и н. Восхитительно! Продолжайте! А я побреду восвояси и буду в ночи слышать ваш голос. (Выпрыгивает в окно и исчезает в ночи.)

Сцена 2

Тригорское. Парк над рекой. Шум ветра в верхушках деревьев; лиловые тучи закрывают солнце, и воцаряются ранние летние сумерки. У скамьи Анна Вульф и Анна Керн.

Солнце, выглядывая из-под туч, освещает поляну над рекой, где происходит некое шествие самых причудливых существ, а также зверей и птиц.

Показывается юная барышня, одетая под крестьянку.

Князь накидывает сети; лебедь исчезает не то в бездне вод, не то неба; он в отчаянии бросается сам в сети. Барышня, являясь в настоящем виде, вытаскивает князя из воды.

Звери и птицы, гадая, будет свадьба или нет, расходятся; между тем гаснет свет над озером и воцаряется ночь.

Являются с фонарями Осипова, Алексис, Пушкин и другие.

Между тем все выходят к скамье над рекой, ибо взошло солнце, осветившее неоглядные дали лугов и лесов.

Сцена 3

Тригорское. В гостиной в ее разных концах Пушкин и Керн: она глядит на него нежным, чарующим взором, он - с изумлением. Вбегают юные барышни и застывают; входят Осипова и Анна Вульф.

О с и п о в а. Прелесть, не правда ли? Милая моя, мы решили с тобой ехать в Ригу.

К е р н. Уже надо ехать? (Уходит в другую комнату, вслед за нею Вульф.)

Керн и Анна Вульф.

В у л ь ф. Что здесь произошло?

К е р н (рассмеявшись). С Пушкиным? Ничего. На мою беду, у меня нет середины - всё или ничего - мой нрав таков; я либо холодна, либо горяча, а равнодушной быть не умею.

В у л ь ф. Я знаю.

К е р н. Он думает, что мне весело жить в обществе офицеров. А мне скучно и тоска, как он выражается. Как и муж, они сплошь и рядом такие противные. Но когда ты спокоен, смотришь на них безо всякой досады, словно на китайские тени, - только и разницы, что эти говорят, - но наперед знаешь все их вопросы и ответы. Расстаешься с ними совершенно равнодушно.

В у л ь ф. Как бы хорошо, если бы ты осталась здесь с нами!

К е р н. Это началось давно, пять лет еще тому назад, когда я жила с мужем здесь поблизости, в Пскове, а вас в Тригорском в то лето не было, и мне уже было ясно, что не вынесу долго этой жизни, и отдушиной для меня, - это и он понимал, - была поездка к родным, которые в свою очередь были озабочены тем, чтобы я вернулась к мужу. Он говорил, бывало, что ежели я чувствую себя такой несчастной, нечего мне было и возвращаться, раз уж он меня отпустил, а он, разумеется, оставил бы меня в покое и не стал бы ни приезжать за мной, ни принуждать меня жить с ним, раз я все время колеблюсь. Вот вам его принципы, его образ мыслей. Чем больше я его узнаю, тем яснее вижу, что любит он во мне только женщину, все остальное ему совершенно безразлично.

В у л ь ф. Может быть, таковы все мужчины?

К е р н. Нет, мой супруг - все-таки редкость. Ему ничего не стоит взять мои красивые часики и послать племяннице, и хоть мне их и жалко, я отдаю их, даже не показав своего огорчения, не хочу, чтобы он думал, будто подобные вещи способны меня расстроить. Но что же это? А ведь это еще самые невинные его поступки. Но меня возвращают к нему, как выдали замуж, не пожелав узнать мою душу.

В у л ь ф. Есть много резонов...

К е р н. Никакая философия на свете не может заставить меня забыть, что судьба моя связана с человеком, любить которого я не в силах и которого я не могу позволить себе хотя бы уважать. Словом, скажу прямо - я почти его ненавижу. Каюсь, это великий грех, но кабы мне не нужно было касаться до него так близко, тогда другое дело, я бы даже любила его, потому что душа моя не способна к ненависти; может быть, если бы он не требовал от меня любви, я бы любила его так, как любят отца или дядюшку, конечно, не более того.

В у л ь ф (невольно рассмеявшись). Ничто не вечно.

К е р н. Да, конечно, я нахожу успокоение в мыслях о некоем счастье в грядущем. Кто не желает себе добра? Неужели преступление желать себе счастье? Мысль эта ужасна... Бог мне свидетель, зла я никому не желаю, напротив, желаю ему всякого счастья, только чтобы я к этому не имела отношения. Как мне выдержать подобную жизнь?

В у л ь ф. Мы поедем к тебе.

К е р н. С вами, конечно, веселее будет мне. И косвенно и моему драгоценному супругу, которому завидует Пушкин. О, как говорит Фигаро: "Ах, как глупы, эти умные люди!"

В у л ь ф. Он простодушен, но этого не любит в себе.

К е р н. Он еще совершенно не знает меня. Он думает, я люблю кружить головы... Нет, я уверена, нет женщины, которая так мало стремилась бы нравиться, как я, мне это даже досадно. Вот почему я была бы самой надежной, самой верной, самой некокетливой женой, если бы... Это "если бы" почему-то преграждает путь всем моим благим намерениям.

В у л ь ф. Значит, ты все-таки любишь кружить головы?

К е р н. Стоит мне полюбить, я буду любить до последнего своего вздоха, так что не беспокойтесь, несчастных из-за меня будет не так уж много, ты же знаешь, что иной раз это получается помимо моей воли. Так что просто из сострадания к мужскому полу я решила как можно реже показываться на людях, чтобы избавить его от страданий несчастной любви. Впрочем, довольно мне шутить, ангел мой.

В у л ь ф. Ты успокоилась?

К е р н. Как видишь!

Выходят в гостиную, где к ночи все собрались для музыцирования и пения. Звенит гитара.

О с и п о в а. А, знаете, какая мысль мне пришла в голову? Луна вскоре взойдет, небо чисто... Мы совершим прогулку в Михайловское. На двух колясках. Алексис, распорядись!

Все с оживлением высыпают во двор.

Сцена 4

Михайловское. Старый запущенный сад. Ночь. Из двух подъезжающих друг за другом колясок сходят Пушкин, Анна Керн, Анна Вульф, Алексис и Осипова.

О с и п о в а. Не станем входить в дом. Слишком хороша ночь.

А л е к с и с. Да Пушкин и не готов к приему гостей.

П у ш к и н. Кабы я знал, сударыня, что вы затеете эту прогулку в Михайловское, да еще в прекрасную летнюю ночь!

О с и п о в а. А вы, милый Пушкин, как будто не возражали?

П у ш к и н. Напротив, я счастлив. Ничего подобного не могло придти в голову.

К е р н. А как же глупая луна на этом глупом небосклоне?

П у ш к и н. Я люблю луну, когда она освещает прекрасное лицо.

О с и п о в а. Мой милый Пушкин, будьте же гостеприимны и покажите госпоже ваш сад.

Пушкин подает руку Керн и быстро, точно бегом, уводит ее в сад. Алексис, Анна Вульф и Осипова следуют за ними, отдаляясь друг от друга.

А л е к с и с. Маменька! Вы бываете опрометчивы, как Пушкин.

О с и п о в а. Что ты хочешь сказать, Алексис?

А л е к с и с. Зачем было затевать эту прогулку в Михайловское? Что если это дойдет до ушей генерала Керна?

О с и п о в а. Мне хотелось утешить Анету и Пушкина на прощанье.

К е р н (споткнувшись). Не так скоро, Пушкин!

П у ш к и н (вздрагивая). Вы споткнулись о камень.

К е р н. Нет, это корни старых деревьев проступают из-под земли. Вы знаете мой девиз? "Не скоро, а здорово".

П у ш к и н. У вас такой девиз? Нет, сударыня, это камень. Я завтра утром подберу...

К е р н. Зачем? Выбросить, чтобы другая на моем месте не споткнулась и не упала?

П у ш к и н. Другая? На вашем месте? Нет, это невозможно. Еще в первую нашу встречу вы произвели на меня совершенно особенное впечатление.

К е р н. Особенное? Однако же вы весьма дерзко заговорили со мной о змее, роль которой отвели моему двоюродному брату.

П у ш к и н. Я заговорил с Клеопатрой. О чем же я у нее мог спросить? Вы снова промолчали. Когда ни встречу вас, отчего рядом с вами всегда двоюродный брат, то гвардейский офицер, то студент, народ, знаете ли, опасный?

К е р н. Чем же? Слава Богу, у меня много братьев и сестер. Вот почему вы столь ревниво относитесь к ним?

П у ш к и н. Это же ясно.

К е р н. Это вам ясно, а мне - нет.

П у ш к и н. При красоте вы столь обаятельны, что всякий, на ком останавливается ваш взор, обречен. У брата, который только прикидывается братом, есть право быть рядом с вами во всякое время, сопровождать вас, а у меня - нет, и как же мне не ревновать?

К е р н. Опять споткнулась.

П у ш к и н. Да, здесь повсюду из-под земли выступают старые корни, быть может, уже высохшие. Признаться, я ревную вас и к генералу Керну. Вообще мне трудно представить, как можно быть вашим мужем, как не могу представить рая.

К е р н (споткнувшись). Кабы вы знали, я предпочла бы быть в аду, чем в раю с моим драгоценным супругом.

П у ш к и н. Что вы сказали?

К е р н. Очевидно, я выругалась, ударившись о старые корни. Кстати, вы еще шутили с моим братом за ужином у Олениных, сидя за моей спиной, что предпочесть - ад или рай.

П у ш к и н. Я хотел попасть в ад, полагая, что там много хорошеньких женщин.

К е р н. А я довольно сухо сказала, что в ад не желаю.

П у ш к и н. И тогда я раздумал, решив, что мне лучше всего быть там, где вы будете. Но с вами, сопровождая вас, уехал ваш брат. Я стоял на крыльце в морозную ночь и глядел на ваш отъезд с завистью. Пусть мне говорили, что вы замужем, вы молодая мать, но вы выглядели такой невинной девочкой; на вас было тогда что-то вроде крестика, не правда ли?

К е р н. Странно. В нашу первую встречу вы держались со мной дерзко...

П у ш к и н. Как со всеми хорошенькими женщинами, которые любят очаровывать и побеждать.

К е р н. Но сейчас проступают чувства в ваших воспоминаниях, словно вы успели в меня влюбиться.

П у ш к и н. Тогда - или теперь?

К е р н. Тогда.

П у ш к и н. Тогда я лишь вынес некий воздушный образ, который снова возник, когда я получил известие о вас от моего друга Родзянки и Анны Николаевны, и шесть лет изгнания осветились воспоминанием о вас, будто я страстно, как бывает в юности, был влюблен в вас. И вот вы явились здесь, в Тригорском, в Михайловском, в моем уединении все такая же юная и пленительная, это чудо. Это похоже на сон, на мечты юности, когда я уже давно не юноша. Это похоже на любовь, - быть влюбленным в вас легко, - но это совсем не то.

К е р н. Что же это?

П у ш к и н. Не знаю. Как прекрасна эта ночь, окутывающая нас в сумрак, и в вышине светлая, звездная, - что же это, скажите, вы знаете?

К е р н. Я думаю, это счастье, и ничего лучше не бывает во всей Вселенной.

П у ш к и н. Да, счастье, которое пробуждает слезы и вдохновение.

К е р н. Нас зовут.

П у ш к и н. Зачем вы уезжаете? Только-только мы с вами... разговорились.

К е р н. Прасковья Александровна опасается...

П у ш к и н. Что я влюблюсь в вас?

К е р н. Нет, что я влюблюсь в вас, и тогда уже никому не удастся меня вернуть к мужу.

П у ш к и н. Как это было бы восхитительно!

К е р н. Помимо вас, когда я уезжаю к родителям в Лубны или к родным сюда, - это всегда предел в моих отношениях с мужем. Меня отпускают во избежание худшего - с тем, что это отдушина для меня, с тем, чтобы отец, а ныне моя тетушка образумили меня и вернули к мужу. От меня же всего можно добиться лаской и состраданием, на что не способен мой драгоценный супруг.

П у ш к и н. Но ваш отец и ваша тетушка, возможно, правы, хотя бы отчасти, иначе бы вы их не послушались.

К е р н. Можно и так рассудить. Я думаю, император Александр Павлович отчасти прав, отправив вас сначала на юг, где новизна впечатлений сказалась столь благотворно на развитии вашего таланта, затем в деревню, где в тиши уединения созрела ваша поэзия, сосредоточились мысли, душа окрепла и осмыслилась. Но, как вы не можете благословить ваше изгнание, так и я не могу - мое заточенье.

П у ш к и н. О, благодарю!

К е р н. За что?

П у ш к и н. За слова, по которым я вижу, что вы думали о моей участи. Вы удивительны! Вы божественны!

Сцена 5

Михайловское. Утро. Кабинет поэта.Пушкин, откладывая перо, вскакивает из-за стола с листом бумаги.

Сцена 1

Тригорское. Опустевший дом, в котором Алексис и Пушкин словно не находят себе места; со двора слышны время от времени детские голоса.

А л е к с и с. Две Анеты столь дружны с восьми лет, когда они впервые встретились в Бернове и воспитывались вместе у одной гувернатки мадемуазель Бенуа до двенадцати лет. Они учились столь усердно, что даже маменька присоединялась к ним как самая послушная ученица.

П у ш к и н. Это при ее характере? Прасковья Александровна - преоригинальное существо, что и говорить; сама управляет имениями в Псковской и Тверской губерниях и учится вместе с дочкой!

А л е к с и с. Поначалу Анету учила маменька, но терпения у нее не хватало, и она даже драла ее за уши, сам видел. Но с приездом Анеты Керн все изменилось; маменька полюбила ее и старалась быть при ней на высоте, как и с вами, Пушкин.

П у ш к и н. Прасковья Александровна взяла обо мне заботу, как мать, и даже вступила в переписку с Жуковским и нашла с ним общий язык.

А л е к с и с. Однако же именно она может сорвать наш план выезда за границу.

П у ш к и н. Это лучше, чем правительство; все останется между нами. Но будем осторожны.

А л е к с и с (закуривая трубку). Осторожность в таком деле вряд ли уместна. Я вижу, вы заколебались.

П у ш к и н. Изгнанником провести лучшую часть жизни в своем отечестве, чтобы другую ее часть - на чужбине, - тут есть о чем поразмыслить.

А л е к с и с. Это понятно. Но приезд Керн переменил ваше умонастроение. Она такова.

П у ш к и н. Что вы хотите сказать?

А л е к с и с. Меня записали пажом; мне предстояла придворная или военная карьера, но маменька столь увлеклась просвещением, что возмечтала дать мне университетское образование.

П у ш к и н. Это ее инициатива?

А л е к с и с. Да. К тому времени, когда мне надо было выбрать университет, генерала Керна назначили с понижением в должности командиром бригады в Дерпт, и мы всем семейством долго гостили у Анеты. Маменька увидела почти что европейский город, заметила благотворное влияние на меня кузины, и вопрос был решен.

П у ш к и н. Боже правый! И вы, Алексис, стали студентом Дерптского университета! И кто же правит миром? Власть? Я думаю, красота!

А л е к с и с. Может быть, вы правы.

П у ш к и н. Алексей Николаевич, мы с вами проговорили 4 часа подряд. Никогда еще не было у нас такого продолжительного разговора.

А л е к с и с. К тому же, Александр Сергеевич, весьма задушевного, хотя вы считаете, нам чувство дико и смешно.

П у ш к и н. И что нас вдруг так сблизило?

А л е к с и с. Скука?

П у ш к и н. Может быть, сродство чувства. Неужели у вас не было времени влюбиться в вашу кузину и успеть остыть, вместо того чтобы заступать дорогу отшельнику?

А л е к с и с. Вы думаете, я влюблен?

П у ш к и н. Не того я боюсь, что вы влюблены, ведь и сосед ваш господин Рокотов успел влюбиться в Керн, а того, что она неравнодушна к вам, и у вас все преимущества.

А л е к с и с (рассмеявшись свысока). Вам нравится быть циничным, милый Пушкин. Между тем вы-то и влюблены в Керн.

П у ш к и н. Кто вам сказал?

А л е к с и с. Вы сами вашими устами. Сестра показала нам ваше стихотворение "Я помню чудное мгновенье..."; она в полном восхищении, мы тоже, я хочу сказать, Анета и я. Маменька еще не знает, а узнает, сделает все, чтобы ваше послание не попалось в глаза генералу Керну.

П у ш к и н. Показала! Как легкомысленны женщины! Не успела отъехать и версту, уже похвасталась.

А л е к с и с. Милый Пушкин! В Керн при ее красоте хорошо то, что она совсем не тщеславна. Будь это стихотворение посвящено не ей, а другой, она бы с тем же восхищением показала его нам. И как не радоваться жемчужине? Она права.

П у ш к и н (явно взволнованный). Не знаю. Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь - камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа, я пишу много стихов - всё это, если хотите, очень похоже на любовь, но клянусь вам, что это совсем не то.

А л е к с и с. Не то? Что же это еще может быть?

П у ш к и н. Будь я влюблен, в воскресенье со мною сделались бы судороги от бешенства и ревности.

А л е к с и с. В воскресенье? Отъезд сестер. Я сел в коляску проводить сестер моих до станции...

П у ш к и н. Да, да! Между тем мне было только досадно.

А л е к с и с. Понимаю, только досадно. Как же можно говорить о влюбленности, если дело не доходит до судорог от бешенства и ревности? Я шучу, милый Пушкин, ведь вы сами склонны подшучивать над любыми проявлениями чувства.

П у ш к и н. И всё же мысль, что я для нее ничего не значу, что, пробудив и заняв ее воображение, я только тешил ее любопытство, что воспоминание обо мне ни на минуту не сделает ее ни более задумчивой среди ее побед, ни более грустной в дни печали, что ее прекрасные глаза остановятся на каком-нибудь рижском франте с тем же пронизывающим сердце и сладострастным выражением, - нет, эта мысль для меня невыносима.

А л е к с и с. Вы, как всегда, точны: ее глаза обладают, при ее желании, пронизывающим сердце и сладострастным выражением, как я заметил, но на меня она так не смотрит, вообще редко на кого, смею вас уверить.

П у ш к и н. Вы увидите ее вскоре. Скажите ей, что я умру от этого, - нет, лучше не говорите, она только посмеется надо мной, это очаровательное создание.

А л е к с и с. Посмеется? Вы не поверите мне, никто вас в целом свете так не ценит, как она.

П у ш к и н (словно не находя себе места). Но скажите ей, что если в сердце ее нет скрытой нежности ко мне, таинственного и меланхолического влечения, то я презираю ее, - слышите? - да, презираю, несмотря на всё удивление, которое должно вызвать в ней столь непривычное для нее чувство.

А л е к с и с (с беспокойством). Не знаю, не знаю, вряд ли я сумею все это передать в точности; лучше припишите в письме к сестре, которое вы начали, я передам им в руки. Все это весьма сложно, но яснее и лучше у вас сказано в стихах: "И божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь".

П у ш к и н. А я о чем говорю? Но мне необходим отклик, кроме восхищения стихами. (Берется за перо.)

Сцена 2

Рига. Дом военного коменданта генерала Керна Е.Ф. Гостиная, в которой Ермолай Федорович, сидя в кресле с полусонным видом, курит, и комната, в которой Анна Вульф и Анна Керн расхаживают в тревоге.

Дамы, рассмеявшись превесело, продолжают разговор; входит в гостиную Алексей Вульф, генерал Керн, не меняя позы, предлагает сигару.

Г е н е р а л. Ни вас не дождались мы к обеду, ни дамы, кроме Зизи, не вышли к столу.

А л е к с и с (закуривая). Ах, что случилось, Ермолай Федорович?

Г е н е р а л. Грозой пахнет. А перед грозой меня всегда клонит в сон. Я не знаю. Мне не докладывают. Но у всех на устах Пушкин. Что такое Пушкин? Это тот самый стихотворец, которого за возмутительные стихи государь император сослал на юг, оттуда в деревню его матери под надзор губернатора Псковской губернии Адеркаса? Чем же он столь примечателен? Стихи пишет? У меня все офицеры пишут стихи.

А л е к с и с (с важным видом). Что такое Пушкин? Я могу рассказать вам анекдот. В обществе, где бывает и наш баснописец Крылов, как-то заговорили о Пушкине. Крылов, по своему обыкновению, заснул, полулежа в кресле...

Г е н е р а л. Я его видел в доме Олениных, и точно он после ужина всегда спит.

А л е к с и с. Заснул и даже похрапывает, к чему все привыкли. Однако же решили узнать его мнение, растолкали без всякого стеснения при великом уважении к старцу и спросили у него: "Что такое Пушкин?" - "Гений!" - промолвил Крылов и снова захрапел.

Г е н е р а л. Гм, гм. Гений. Наполеон был гений, однако же мы его побили и отправили на остров святой Елены. Тогда что же такое гений?

А л е к с и с. Ну, это же ясно. Он на голову выше всех в своей области, вместе взятых.

Г е н е р а л. Я так думаю: генерал - гений для своих солдат и офицеров.

Алексей Вульф, поклонившись с важностью, проходит в комнату к сестре, где находится Керн.

А л е к с и с. Ермолай Федорович пребывает в философическом настроении и ожидает грозы. Это никуда не годится. Я знаю, сыр-бор разгорелся из-за письма Пушкина.

К е р н. Не из-за письма Пушкина, а из-за того...

А л е к с и с. Знаю, знаю. Сестра, позови маму.

Анна Вульф уходит; Анна Керн порывается тоже уйти.

Куда же вы?

К е р н. Я видеть ее не могу.

А л е к с и с (в досаде). Вы все помешались!

К е р н. Я помню хорошо, Прасковья Александровна всегда была ласкова и нежна со мной. Но из ее самых лучших побуждений выходило для меня одно зло. Я презираю твою мать!

О с и п о в а (входя в комнату). Что-о?!

К е р н. Я сказала то, что говорила другими словами и от них не отрекаюсь. Мне очень жаль, что это вышло здесь, но это же не совсем мой дом.

О с и п о в а. Я единственное чего желала всегда, чтобы дом твоего мужа был твоим домом.

К е р н. К сожалению, это не в вашей власти и не в моей, и не будем говорить об этом больше никогда.

О с и п о в а. Я думала и о Пушкине, которого все мы любим. Ему и так невесело в деревне, в его уединении, а тут любовь, пусть высокая, как сказалось в стихотворении, может быть, лучшем из всего, что он написал, но любовь в его положении, да к замужней женщине, - что хорошего из всего этого может выйти?

К е р н. Помилуйте, все это не в вашей власти, да и не в моей; это, в конце концов, право всякого человека в любом положении, и тем тягостнее, чем больше, любить!

О с и п о в а. Я попрошу его не писать тебе. Он умен, чтобы понять, что я права.

Керн в слезах мимо Анны Вульф, Алексиса в дверях и Зизи быстро уходит к себе.

Алексис, сестер твоих мы отправим домой завтра; я провожу тебя в Дерпт и тоже выеду в Тригорское.

А л е к с и с. Маменька! Отдайте госпоже Керн письмо, адресованное ей.

О с и п о в а. Нет его у меня. Это уже ничего не изменит.

В у л ь ф. Маменька! Мне лучше остаться с Анетой и приехать осенью вместе с нею в Тригорское.

О с и п о в а. Госпожа Керн и слышать не хочет больше о Тригорском. Увы! Может быть, так лучше. Во всяком случае, для Пушкина.

А л е к с и с. Как бы вам не рассориться и с вашим соседом.

О с и п о в а. Не рассоримся. Я надеюсь на всегдашнюю снисходительность Пушкина ко мне и на его ум.

Анна Вульф в слезах идет в покои госпожи Керн; Алексис застает генерала в гостиной в той же позе и с важностью закуривает.

Сцена 3

Там же. Кабинет Анны Керн. Входит Керн с пакетом, разрывает его, закрывает дверь на ключ.

К е р н (держа листы письма, с разочарованием и облегчением). Все те же шутки! Все так же ревность к студенту-кузену. И выговор мне за "ты" с ним в выражении, дошедшем до поэта, - от кого? От студента! "Я презираю твою мать!" Фраза произвела дьявольский эффект. Еще бы! Следовало сказать: "вашу мать", а лучше совсем не выражаться. Разумно. А сам что предложил в предыдущем письме (вынимает из тайника другое письмо): "Если ваш супруг очень вам надоел, бросьте его, но знаете как? Вы оставляете там все семейство, берете почтовых лошадей на Остров и приезжаете... куда? В Тригорское? вовсе нет: в Михайловское! Вот великолепный проект, который уже с четверть часа дразнит мое воображение. Вы представляете себе, как я был бы счастлив?" (Усаживаясь за стол.) А я? Одно воображение. "Согласитесь, что проект мой романтичен! - Сходство характеров, ненависть к преградам, сильно развитый орган полета, и пр. и пр." Сходство характеров? За мной, женщиной, признают характер! Оказывается, в нас много общего. Как я обрадовалась самой идее! Но далее: "Поговорим серьезно, т.е. хладнокровно: увижу ли я вас снова?" Всего четверть часа занимал его воображение изумительный проект, достойный героев Байрона и самого поэта? Я выразила одобрение проекта. И месяц целый ждала. В Тригорское не могу ехать, тетушка на меня сердится, хотя сама во всем виновата. Но и тут оставаться не могу. Что ж, почему бы не в Михайловское?! (Хватаясь за листы другого письма.) "Всерьез ли говорите вы, уверяя, будто одобряете мой проект? У Анеты от этого мороз пробежал по коже, а у меня голова закружилась от радости". (Выходя из-за стола.) К Анете я не ревную, хотя, можно подумать, он держал ее в объятиях, читая мое письмо. И что? "Но я не верю в счастье, и это вполне простительно. Захотите ли вы, ангел любви, заставить уверовать мою неверующую и увядшую душу? Но приезжайте, по крайней мере, в Псков; это вам легко устроить". Как бы не так. "При одной мысли об этом сердце у меня бьется, в глазах темнеет и истома овладевает мною". Романтический проект хотят заменить тайным свиданием, дружбу и любовь поэта, - для меня это одно и то же, - пошлой интрижкой? "Не говорите мне о восхищении: это не то чувство, какое мне нужно. Говорите мне о любви: вот чего я жажду. А самое главное, не говорите мне о стихах". (Усаживаясь снова за стол.) Но нет же ничего выше восхищения, все остальное присутствует здесь, "и жизнь, и слезы, и любовь".

Стук в дверь с попыткой открыть ее; Керн поспешно прячет письма и открывает дверь. Входит генерал Керн.

Г е н е р а л. Я тоже получил письмо...

К е р н. Тоже?

Г е н е р а л. Я знаю, когда вы запираетесь. Я получил письмо от мадам Осиповой. Прасковья Александровна благодарит меня за мое всегдашнее гостеприимство, не упоминая имени любимой племянницы. Как вы умеете ссориться с теми, кто любит вас.

К е р н. Любить можно по-всякому. Читать чужие письма, как и дневник без позволения, - это низость. Но не отдавать чужое письмо, случайно попавшее в ваши руки, - это больше, чем низость.

Г е н е р а л. Мать не может не оберегать своих детей от дурных поступков.

К е р н. Я не ее дитя. И не говорите мне о моей тетушке, - какая ни есть, - я лучше кого-либо знаю ее и люблю. Но даже хороших людей заносит и из добрых побуждений они делают много зла на свете. Так, мой отец позаботился обо мне, выдав меня замуж за вас, не разобравшись хорошенько ни в моей душе, ни в вашем характере. Тем не менее я люблю отца и, если я все здесь, то исключительно ради его спокойствия. Если я несчастна, мне бы не хотелось его видеть несчастным из-за меня.

Г е н е р а л. Это я уже много раз слышал. Когда вы уезжали к отцу - и в первый раз, и в последний раз, - я говорил вам: "Ежели со мной вы чувствуете себя столь несчастной, можете не возвращаться, я не приеду за вами, я не стану принуждать вас силой жить со мной".

К е р н. Но меня возвращали лаской мой отец и моя тетушка, то в Псков, то в Дерпт, то в Ригу - к месту вашей службы. Какая трогательная забота о муже, который превращает жизнь жены и маленьких детей в ад своей простотой солдата и боевого генерала!

Г е н е р а л. Довольно! Препираться с тобою мне сейчас не досуг. Я обещал Прасковье Александровне помирить вас. Собирайтесь в Тригорское!

К е р н (с изумлением). Зачем мне ехать в Тригорское, когда тетушка сердится на меня? Лучше я поеду в Петербург - отвезу девочек в Смольный монастырь. Видит бог, им там будет, по крайней мере, покойнее, чем в семье, где по всякому поводу унижают их мать; ведь они уже все понимают.

Г е н е р а л. В отношении девочек, хорошо, я согласен. Смольный под опекой двора. Ежели меня не станет, им лучше расти там, чем под влиянием просвещенной мадам Керн.

К е р н (недоверчиво). Вы согласны?

Г е н е р а л. Да. Но вы поедете сначала в Тригорское.

К е р н. Зачем?

Г е н е р а л. Я обещал мадам Осиповой помирить вас. Я сам поеду с вами.

К е р н (рассмеявшись). Воля ваша! Ежели я откажусь, вы, чего доброго, силой усадите меня в карету, и тогда вся дорога превратится в сущий ад.

Г е н е р а л. Мы выедем завтра утром.

К е р н. Но не забудьте про уговор.

Г е н е р а л. Я держу свое слово. (Уходит.)

К е р н (вспыхивая от радости). Ах, что же он задумал? Не хочет ли убедиться, как далеко зашел мой роман с поэтом? Ну, что ж, генерал Керн собственной персоной может сыграть роль ушата холодной воды для разгоряченной головы Пушкина. Но это будет его последнее явление со мною в свете. (Выходит, заслыша детские голоса за дверью.)

Сцена 4

Тригорское. Гостиная. В окнах поздняя, все еще прекрасная пора осени. Входит Пушкин, и тут же показывается Анна Вульф.

Слышны голоса; в дом вбегают юные барышни, среди них и Зизи, затем некий господин Рокотов(сосед), Осипова, за ними Анна Керн и генерал Керн, подтянутый, важный. Пушкин раскланивается и остается в стороне.

Керн подходит к ним.

Все невольно переглядываются.

К е р н. Мне кажется, я поняла. Да, у меня было три встречи с императором Александром Павловичем, о которых я вспоминаю с изумлением, не приснилось ли это все мне. Здесь все об этом наслышаны, а некоторые были свидетелями, но мне хочется рассказать о них вам. Вы поэт, вы летописец нашей жизни, которая становится уже историей.

П у ш к и н. Да, прекрасно!

К е р н. В Полтаве готовился смотр корпуса Сакена, в котором муж мой был дивизионным командиром. Немного прибитая на цвету - как говорят в Малороссии, - необыкновенно робкая, выданная замуж... слишком рано, я привезена была в Полтаву. Тут меня повезли на смотр и на бал, где я увидела императора. Сакен был со мною знаком, он и указал государю на меня, и сказал ему, кто я. Император имел обыкновение пропустить несколько пар в польском прежде себя и потом, взяв даму, идти за другими. Что, Пушкин?

П у ш к и н. Вы прекрасно рассказываете! Продолжайте, пожалуйста.

К е р н. Эта тонкая разборчивость, только ему одному сродная, и весь он, с его обаятельною грациею и неизъяснимою добротою, невозможными ни для какого другого смертного, даже для другого царя, восхитили меня, ободрили, воодушевили, и робость моя исчезла совершенно.

П у ш к и н. Да, конечно!

К е р н. Не смея ни с кем говорить доселе, я с ним заговорила, как с давнишним другом и обожаемым отцом! Он сказал о муже, между прочим: "Храбрый воин". Это тогда так занимало их!

Г е н е р а л. Еще бы! Только что нами был повержен Наполеон.

П у ш к и н. Признайтесь, сударыня, по юности лет вы влюбились в императора!

К е р н. Много было героев вокруг, красавцев, которыми все восхищались, - мне было все равно. А он был выше всего, как божество; я не была влюблена, я благоговела, я поклонялась ему!.. Этого чувства я не променяла бы ни на какие другие, потому что оно было вполне духовно и эстетично.

П у ш к и н. Как! Эстетично? Новое слово!

К е р н. Если бы мне кто сказал: "Этот человек, перед которым ты молишься и благоговеешь, полюбил тебя, как простой смертный", я бы с ожесточением отвергла такую мысль и только бы желала смотреть на него, удивляться ему, поклоняться, как высшему, обожаемому существу!.. Это счастие, с которым никакое другое не могло для меня сравниться!

П у ш к и н. Мне понятно ваше чувство, но и царь, как ни крути, не божество, а простой смертный. Ему мало поклонения, он мог, хотя бы лишь в глубине сердца, пожелать любви вашей.

Г е н е р а л. Господин Пушкин!

К е р н. Я забыла сказать, что немедленно после смотра в Полтаве господин Керн был взыскан монаршею милостью: государь ему прислал пятьдесят тысяч за маневры.

П у ш к и н. Ого!

Г е н е р а л. Что значит "Ого"?

К е р н. Но потом муж мой не поладил с Сакеном, и вышел приказ: "Генералу Керну состоять по армии". Вот тогда-то меня отец привез в Петербург, чтобы я показалась императору, поскольку он меня приглашал приехать в столицу, а я его по своей детской наивности в Лубны.

П у ш к и н. И как? Вы с ним встретились?

К е р н. Тогда-то я встретилась с вами у Олениных, господин Пушкин, но вас не заметила, поскольку была в полном упоении от нашего баснописца Крылова. Как он восхитительно читал басню про осла!

П у ш к и н. Сударыня, в чем я перед вами провинился? Вы словно щелчки по лбу мне наносите.

Г е н е р а л. У молодого человека большое самолюбие.

П у ш к и н. Справедливо. Так, вы встретились с императором?

К е р н. Случай мне доставил мельком это счастье: я ехала в карете довольно тихо через Полицейский мост, вдруг увидела царя почти у самого окна кареты, которое я успела опустить, низко и глубоко ему поклониться и получить поклон и улыбку, доказавшие, что он меня узнал. Через несколько дней Керну предложили от имени царя бригаду, стоявшую в Дерпте. Муж согласился, сказав, что не только бригаду, роту готов принять в службе царя.

Г е н е р а л. О, разумеется!

К е р н. Этот милый Дерпт всегда мне будет памятен. Мне там было хорошо. Ко мне туда приехали дорогие гости (взглядывает на Осипову и Анну Вульф). Вот оттуда мне повелели ехать на маневры в Ригу. Меня сопровождала Анета, к счастью, и на балу я танцевала вновь с императором, который вспомнил нашу мимолетную встречу на Полицейском мосту.

П у ш к и н. Господин Керн вновь получил дивизию?

К е р н. Не сразу, но да.

П у ш к и н. Вы поладили с царем, я - нет. Не могло быть иначе.

О с и п о в а. Милый Пушкин, я получила письмо от барона Дельвига. Он счастлив, что женился.

Г е н е р а л. Барон Дельвиг? В Риге в старинном склепе несколько поколений Дельвигов похоронены.

П у ш к и н. Мой Дельвиг родился в Москве, до Лицея не знал немецкого языка, да и теперь, верно, не знает, как я. Но он барон, лишь титул сохранил от своих воинственных предков.

З и з и. Барон Дельвиг бывал у нас. Я спою вам его романс?

Анна Вульф усаживается за фортепиано.

Сцена 5

Тригорское. Парк над рекой. Поздняя прекрасная осень. Анна Вульф и Анна Керн прогуливаются у скамьи.

В у л ь ф. Как случилось, что сам муж повез тебя в Тригорское, до сих пор не пойму?

К е р н. Он любит делать обратное тому, чего я не хочу, при этом нередко доходит до того, чего я хочу. Он вообразил, что я видеть больше не могу мою милую, смешную, добрую тетю и повез - и повез бы силой, если бы я неожиданно не устроила одно наиважнейшее дело и согласилась ехать. Это был компромисс, иначе с ним нельзя.

В у л ь ф. Что за дело?

К е р н. Когда в семье неладно, детям тоже плохо: они не любят отца, боятся его, как чужого, - и нам добрые люди говорят, что надо их отдать в Смольный монастырь, но он был против, поскольку с детьми я вынуждена жить у него, - и вот, чтобы настоять на своем с этой поездкой в Тригорское, он дал согласие на то, что я повезу девочек в Петербург. Мне до сих пор в это не верится. Ты не представляешь: устроив детей, я могу оставить его, не ища пристанища у отца, я поселюсь в Петербурге с сестрой, и ты будешь у меня жить.

В у л ь ф. А Пушкин здесь?

К е р н. Ничто не вечно.

Показывается Пушкин с толстой палкой и с двумя собаками. Анна Вульф берет его палку и гуляет с его собаками.

П у ш к и н. Сударыня, благодарю!

К е р н (поспешно и серьезно). Здесь все глаза устремлены на нас и вряд ли нам удастся до моего отъезда перемолвиться словом. Мне бы не хотелось, - встретимся мы с вами еще или нет, - чтобы у вас сохранилось превратное суждение обо мне, о моем характере, о моей личности.

П у ш к и н. Превратное суждение?

К е р н. Как вы начинаете в первом же письме? "Я имел слабость попросить у вас разрешения вам писать, а вы (это я!) - легкомыслие или кокетство позволить мне это".

П у ш к и н. Да, я там еще писал: "Лучшее, что я могу сделать в моей печальной деревенской глуши, - это стараться не думать больше о вас. Если бы в душе вашей была хоть капля жалости ко мне, вы тоже должны были бы пожелать мне этого, - ветреность..."

К е р н. Продолжайте!

П у ш к и н. "...ветреность всегда жестока, и все вы, кружа головы направо и налево, радуетесь, видя, что есть душа, страждущая в вашу честь и славу".

К е р н. Вот видите! На каждой строке - легкомыслие, кокетство, ветреность, - да о ком это речь? Между тем я всего лишь глубоко несчастная женщина, которая тянется ко всему прекрасному, поскольку это вложено в мою душу самой природой, как и в вашу.

П у ш к и н. Ну, хорошо! Вы вымыли мне голову.

К е р н. Это не все, что я хотела вам сказать, решив посчитаться с вами, как и с мужем, пока он вез меня сюда мирить с моей тетушкой. Они оба делают свое благое дело, которое, к несчастью, оборачивается против меня, а вы продолжаете в том же духе. Вы восклицаете: "Боже мой, я не собираюсь читать вам нравоучения, но все же следует уважать мужа, - иначе никто не захочет состоять в мужьях. Не принижайте слишком это ремесло, оно необходимо на свете". И тут же: "Но вы непременно должны приехать осенью сюда или хотя бы в Псков". Зачем в Псков? Из уважения к мужу? Меня вся семья в Лубнах возвращала в Псков еще пять лет тому назад, когда я уже с ума сходила от отчаяния.

П у ш к и н. Но я же вам предложил великолепный проект!

К е р н. Да, проект, которым всего-то четверть часа вы дразнили свое воображение, чтобы снова заговорить о приезде в Псков.

П у ш к и н. Да, Псков - это единственное место в Российской империи, куда мне позволено выехать из Михайловского! Куда же я мог вас звать еще?

К е р н. Простите! На вас цепи, и на мне цепи.

П у ш к и н. Вы знаете, кто наложил на меня цепи. Ваш милый, добрейший император, к которому вы полны благоговейного чувства и восхищения.

К е р н. Это было мое детское, девичье восхищение, характерное для той эпохи; с тех пор умонастроение в обществе изменилось, и если есть еще кумиры, то один из них вы, Пушкин.

П у ш к и н. Хотелось бы вам поверить.

К е р н. А вы что делаете?

П у ш к и н. Что?

К е р н. Вы запрещаете мне писать о восхищении вами, это не то чувство, какое вам нужно. Я-то думаю, царь и поэт по сану и призванию равно высоки, выше всего.

П у ш к и н (опускается на колени). Кругом я был неправ и несправедлив. Вы божественная!

К е р н. Поднимайтесь скорей! Сюда идут. Вы очень заботились о мужьях, вот оставайтесь... Прощайте, будьте в дураках!

Веселый смех женщин озадачивает поэта, но затем разносится и его смех, покуда генерал Керн и Осипова с семейством подходят к ним.

Сцена 1

Санкт-Петербург. Дом на Фонтанке (тот же, который принадлежал Олениным в Прологе, ныне генеральше Штерич). Квартира Анны Керн, которую она занимает вместе с отцом и сестрой. Комната Анны Керн. За столиком у окна Анна Вульф пишет письмо, но все прячет и встает, заслышав голоса. Входят Анна Керн и Ольга Сергеевна Пушкина.

О л ь г а (расцеловавшись с Вульф радостно). Я на минуту забежала к вам. Слухи подтвердились!

В у л ь ф (с ужасом). Слухи?! Боже мой, не те ли, что пришли из Тригорского: Пушкина взяли среди ночи и увезли в сопровождении фельдъегеря?

К е р н. Слава Богу, нет. Не те!

О л ь г а. Слухи о том, что Пушкина видели в Москве в театре и все глаза были обращены на него! Лев встретил одного знакомого из Москвы.

К е р н. А Дельвиг получил письмо - не от Пушкина, писать ему, верно, не досуг, а тоже от знакомого, и в нем сообщается, что Пушкина привезли прямо в Кремль, где пребывает новый царь в связи с коронационными торжествами: он был милостиво принят и прощен. Пушкин обрел свободу!

О л ь г а. Говорят, где бы он ни появился, все глаза обращены на него.

К е р н. Москва коронует поэта!

О л ь г а. Как жаль, что нас там нет!

В у л ь ф. Богдыхан, небось, сам не рад.

К е р н. Богдыхан? К сожалению, после хорошего всегда приходит что-нибудь похуже. Смерть императора Александра Павловича породила борьбу за власть у трона: присягнув Константину Павловичу, законному наследнику, Николай Павлович тут же вырвал корону из его рук и жестоко подавил восстание на Сенатской площади. Он простил Пушкина публично во время коронации недаром, я думаю, а ради примирения с русским обществом. Нет худа без добра.

В у л ь ф. Но где же Пушкин? Ему разрешили жить в Москве? Может быть, его не пускают в столицу?

О л ь г а. Я думаю, ему хорошо в Москве. Он же оттуда родом. А отечеством своим считает Царское село. Ну, мне пора. Анна Петровна, я с вами еще увижусь?

К е р н. Да. Я непременно зайду к вам. Мне так хочется увидеть Надежду Осиповну и Сергея Львовича успокоенными. Прощение царя для них много значит. А Лев Сергеевич, небось, на седьмом небе.

О л ь г а (расцеловавшись с Вульф). Еще бы! Только Лев опасается соперничества с братом из-за вас, прекраснейшая госпожа Керн.

К е р н. Хотела бы я на них посмотреть, на обоих. Они очень похожи - и по внешности, и по приемам, и даже по тону...

О л ь г а. И даже по дару стихотворства. Не будь Пушкина, Левушка стал бы Пушкиным.

К е р н. А вот чем они отличаются друг от друга: один смуглый, шатен, другой белый, совершенный блондин, по выражению племянника Дельвига, негр, выкрашенный белой краской.

Все смеются.

В у л ь ф (с любовью разглядывая Ольгу). А вы, Ольга, очень похожи на Пушкина! Как я раньше этого не замечала?

Ольга Сергеевна отступает и выходит вместе с Керн, которая тут же возвращается.

К е р н (вынимая из ящичка стола листы). Вот последнее письмо Пушкина от 8 декабря прошлого года из Тригорского с твоим письмом вместе.

В у л ь ф. Это когда ты прислала ему сочинения Байрона на французском языке, каковые он заказывал мне найти в Риге?

К е р н. Да.

В у л ь ф. Когда отпали все преграды для переписки, она прервалась? Почему?

К е р н. Вероятно, мы оба дали слово Прасковье Александровне не продолжать переписку, чтобы успокоить ее со всеми ее сумабродствами. Как дети. И, как дети, очевидно, забыли, что были влюблены. Во всяком случае, с его стороны несомненно так обстоит.

В у л ь ф. Ты хочешь мне показать его часть письма, куда мне велено было не заглядывать?

К е р н. В начале письма он рассыпается в люблезностях из-за Байрона. "Вас буду видеть я в образах и Гюльнары и Леилы - идеал самого Байрона не мог быть божественнее". Каково? "Вы едете в Петербург, и мое изгнание тяготит меня более, чем когда-либо. Быть может, перемена (смерть императора Александра), только что происшедшая, приблизит меня к вам, не смею на это надеяться".

В у л ь ф. Он угадал.

К е р н. А далее остроумие, которое у него в отношении меня не достигает цели. "Не стоит верить надежде, она лишь хорошенькая женщина, которая обращается с нами, как со старым мужем. Что поделывает ваш муж, мой нежный гений?" Он думает, что я уехала в Петербург с мужем, с которым покончено. Я никогда к нему не вернусь, и никто не заставит меня, даже отец, заботу о котором я взяла на себя, поместив детей в Смольный. Отныне я буду жить только так, как хочу. Я обрела свободу, как Пушкин.

В у л ь ф. Но развода Ермолай Федорович ни за что тебе не даст.

К е р н. В интересах детей это пока я буду терпеть; видишь ли, терпеть мужа на большом расстоянии можно.

В у л ь ф. А если ты полюбишь?

К е р н. Я всегда, в самые худшие годы, когда, казалось, легче утопиться, чем жить, верила в грядущее счастье, и эта вера ожила во мне с обретением свободы. Но я не стану спешить. Надо, чтоб душа созрела и осмыслилась, как у Пушкина в его невольном уединении в деревне.

В у л ь ф. А что ты называешь счастьем?

К е р н. Когда я говорю о счастье, я имею в виду очень простые вещи. У меня было чувство к одному молодому офицеру, он в Лубнах, я в Пскове, на языке цветов я называла его Шиповником, затем Иммортелем. Все то, что при моем характере в других меня отталкивает, в нем мне нравится, вот, например, я веселая, а он всегда серьезен, и что же, мне это в нем мило; я люблю танцевать, а он не танцует, и что же, я нахожу это очаровательным... что это ему идет. Впрочем, я танцевала с ним польский, до чего же я была тогда счастлива, да и он тоже - ни за какие царства не уступила бы я этого счастья - так радостно было держать его руку. (Слезы на глазах.)

В у л ь ф. Ты плачешь? Ты любила его?

К е р н (рассмеявшись). Я желала только одного: чтобы он был мне другом. Мне кажется, что любовь ничем не отличается от дружбы, кроме как чувственностью. У меня к нему этого не было, совершенно нет; я любила его, как друга, как нежнейшего из друзей.

В у л ь ф. Но чем же он был столь хорош?

К е р н. Хоть я получила довольно небрежное воспитание, чувство восхищения перед прекрасным, что вложено в меня природой, позволяет мне тотчас же распознать алмаз, будь он даже покрыт самой грубой корой, и мне никогда не пришлось бы краснеть за предмет своей привязанности. Когда способности человека выявляются, так сказать, сами собой, без чьей-либо посторонней поддержки, и он выказывает незаурядность и благовоспитанность, кои суть плод его собственных усилий, - это всегда признак высокой даровитости... Нет надобности говорить с ним, чтобы узнать его, - достаточно лишь увидеть выражение его глаз, которое то и дело меняется, являя нам верное зеркало прекрасной души его.

В у л ь ф. Да о ком ты говоришь? О Пушкине?

К е р н. Нет, это идеальный образ, взлелеянный юной несчастной женщиной. Иммортель до него не потянул.

В у л ь ф. А Пушкин?

К е р н. Какова у него душа? Он рад, когда его называют бесом. Здесь есть приписка. "Снова берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ваших ног, что я по-прежнему люблю вас, что иногда вас ненавижу, что третьего дня говорил о вас гадости, что я целую ваши прелестные ручки и снова перецеловываю их...

В у л ь ф (пряча руки от самой себя и вспыхивая). А когда он это делал?

К е р н. ... в ожидании лучшего, что больше сил моих нет, что вы божественны и т.д."

В у л ь ф. Что если он явится к тебе в ожидании лучшего?

К е р н. Все то же будет, я думаю. Все-таки я не свободна, как он. А ныне, должно быть, он упивается свободой со всей переменчивой подвижностью своей натуры.

В у л ь ф. И о нас забудет. Я начала писать ему письмо, чтобы снять впечатление от того безумного письма, которое я передала князю Вяземскому.

К е р н. Хочешь прочесть? Хорошо.

В у л ь ф. "Я так мало эгоистична, что радуюсь вашему освобождению и горячо поздравляю вас с ним, хотя вздыхаю, когда пишу это, и в глубине души дала бы многое, чтобы вы были еще в Михайловском, и все мои усилия быть благородной не могут заглушить чувство боли, которое я испытываю оттого, что не найду вас больше в Тригорском, куда влечет меня сейчас моя несчастная звезда, чего бы только не отдала я за то, чтобы не уезжать из него вовсе и не возвращаться туда сейчас". Зимой меня отвезла маменька к родным и оставила меня там, решив, что история с тобой Пушкина сблизила со мной. Впрочем, далее все то же. Припишем. "Бедному богдыхану сколько хлопот, я думаю, в Москве - я думаю, он устанет внимать гимну беспрестанно."

К е р н. Скажи, что я бескорыстно радуюсь его благополучию.

В у л ь ф. "А. Керн вам велит сказать, что она бескорыстно радуется вашему благополучию..."

К е р н. Дай припишу. "... и любит искренно без затей".

В у л ь ф. "Прощайте, мои радости, миновавшие и неповторимые. Никогда в жизни никто не заставит меня испытывать такие волнения и ощущения, какие я чувствовала возле вас." (Плачет.)

К е р н (обнимая Вульф). Ты плачешь? Но любить, да еще кого, такого поэта, как Пушкин, - это же счастье!

В у л ь ф. Боюсь, я не умею любить бескорыстно и без затей, как ты.

К е р н. Оставив мужа, будучи в положеньи, родив третьего ребенка, будешь бескорыстной. Я счастлива, что сама себе хозяйка. О любви не стану думать, пока не буду свободна, как воздух.

В у л ь ф (с восхищением). Мой нежный ангел!

Сцена 2

Санкт-Петербург. Дом напротив церкви Владимирской богоматери. Квартира барона Дельвига. У передней с парадной лестницы кабинет барона за занавеской, гостиная, столовая и другие комнаты, с кухней у черной лестницы.

В кабинете барона за письменным столом, заваленном книгами и журналами, сидит Анна Керн, просматривая корректуру; в гостиной на диване полулежит Дельвиг в красном шелковом шлафроке с книжкой в руке; баронесса Софья Михайловна заглядывает то к Керн, то к мужу.

К е р н. Альманах "Северные цветы" на 1827 год Пушкин, наверное, видел?

Б а р о н е с с а. Да, конечно.

К е р н. А то, что здесь опубликовано стихотворение, посвященное "К", было для него неожиданностью?

Б а р о н е с с а. Антоша?

Д е л ь в и г (уронив книжку на пол и поднявшись). "Я помню чудное мгновенье..." Должно быть. Все, что Пушкин предназначает для печати, он посылает мне, а касательно этого его шедевра, мне было достаточно вашего согласия опубликовать его, - я все собрал в папку и отвез шефу жандармов Бенкендорфу, который вручил ее его величеству, высочайшему цензору нашего поэта.

К е р н. Значит, царь из посторонних первый читал это стихотворение?

Д е л ь в и г. Да и, к счастью, пропустил без замечаний. Должно быть, тоже восхитился образом прекрасной дамы, как и почивший в бозе его венценосный брат.

К е р н. Вряд ли. Стихотворение дышит чувством и жизнью поэта, а предмет его поклонения неясен.

Д е л ь в и г. Не скажите. Возникает пленительный женский образ, вот как вы передо мной сидите.

К е р н. Но где же Пушкин?

Д е л ь в и г. Он собирается приехать в Петербург так же долго, как я к нему в Михайловское. Вперед меня из Москвы до Пушкина добрался Пущин, еще зимой, а я уже весной.

К е р н. Как он, должно быть, обрадовался!

Д е л ь в и г. Ну, а третьим кто посетил поэта в его ссылке, знаете, кто?

К е р н. Не знаю. Кто же?

Б а р о н е с с а. Николай Языков?

Д е л ь в и г. Нет, он был четвертым. Не скромничайте, госпожа! Хотя скромность вас красит больше, чем ваша красота. Это вы!

К е р н. Это его поэмы и стихи, да счастливый случай соседства Тригорского и Михайловского, привели меня к нему.

Б а р о н е с с а. Это как вторая глава "Евгения Онегина", с которой Дельвиг вернулся из Михайловского, свела меня с ним.

К е р н. Как же это случилось?

Б а р о н е с с а. У наших общих знакомых барон читал - еще в рукописи - вторую главу, я слушала, не помня себя. Каждый стих был достоин того, чтобы быть удержанным в памяти, это поистине восхитительно. Вы знаете, что я имею в виду: жизнь Онегина в деревне своего дяди, описание его деревенских соседей - верх естественности и в высшей степени комично. Невозможно иметь больше ума, чем у Пушкина, - я с ума схожу от этого.

К е р н. И тут барон сквозь очки засмотрелся на вас! Понятно.

Б а р о н е с с а. И я засмотрелась на него, словно впервые увидела. Думаю, какой очаровательный молодой человек, очень скромный, но не отличающийся красотою мальчик; что мне нравится, - это то, что он носит очки, - это и тебе должно также нравиться.

К е р н. Да, конечно. В Тригорском все барышни и сама хозяйка Прасковья Александровна так живо помнят барона, что стоит кому-то упомянуть имя его, - по ту пору, когда я там гостила, новостью дня была ваша свадьба, - как другой, то есть другая, запоет "Прекрасный день, счастливый день: и солнце и любовь!"

Б а р о н е с с а. Пушкин оказалася нашим сватом, не ведая о том. Не прошло и трех недель, как Антоша сделал мне предложение. Помимо всего, я так радовалась, что общество, которое я буду посещать, будет состоять из писателей; это восхищает меня; это именно тот круг, который я всегда желала иметь у себя, и вот мое желание исполнилось.

К е р н. Теперь и мое желание исполнилось, благодаря вам.

Д е л ь в и г. Я-то думаю, у нас все собираются вокруг вас, Анна Петровна. Кого привлекают мои очки, кроме моей жены?

Б а р о н е с с а. Однако, где же Пушкин?

С л у г а (у окна с каким-то делом). А кто там бежит через двор, как не Пушкин? Иду открывать дверь, а то так застучит. (Уходит.)

Д е л ь в и г (выбегая в переднюю). Пушкин?!

Дамы, переглянувшись, уходят в одну из комнат, чтобы привести себя в порядок. Дельвиг, отступая и обнаруживая отсутствие дам, дает входящему Льву Пушкину знак молчать.

Д е л ь в и г (громко). К 19 октябрю, к очередной годовщине Лицея, мы ждали тебя! Новый год прошел! Зима! Весна на дворе! "Где Пушкин? - у меня все спрашивают. - Или ему въезд в столицу запрещен?" Не будь запретов, ты, я думаю, преспокойно и поныне жил в деревне. Наверное, по пути туда к нам случайно заскочил? (Душит в объятиях Льва.)

Показываются баронесса и Керн.

Или ты поступил в гусары? Едешь на Кавказ в армию Ермолова, как Левушка? Вообще, что с тобой, я не узнаю тебя? Загар деревенский, вслед за южным, сошел, что ли?

Керн смеется, догадавшись, в чем дело.

Б а р о н е с с а. Так, это Пушкин? Он так похож на Левушку?

Л е в (вырываясь из объятий Дельвига). Сил моих нет! Барон! Барон! Мне ваших лицейских нежностей не вынести. Еще мне вы целуете руки!

Б а р о н е с с а. Левушка! А нам говорят, Пушкин идет через двор.

Л е в. Он приехал?!

К е р н. В самом деле, я замечаю, у вас с братом поразительное сходство: манеры, приемы, тон, - это при том, ведь вы росли-то не вместе и виделись редко, - удивительно.

Д е л ь в и г. Как говорит один из моих племянников, негр, выкрашенный белой краской.

Слуга приносит поднос с вином, бокалами и сыром; Лев пьет в то время, как Дельвиг и дамы лишь составляют ему компанию.

Все переглядываются с улыбкой и смеются.

Керн, входя в роль, слушает недоверчиво и даже сердито.

Керн от самой себя утвердительно кивает головой.

Все смеются, всех веселее Лев.

Б а р о н е с с а. Какая прелесть этот Левушка! И зачем ты нас покидаешь?

Л е в. Увы! Увы! Не от хорошей жизни уезжают в действующую армию. Имение наше расстроено, несмотря на скупость отца...

Д е л ь в и г. Зато, Левушка, ты щедр до жизни!

Л е в. Нет, все бы было хорошо, особенно теперь с возвращением брата, но ведь будет хуже из-за несносного характера отца!

Д е л ь в и г. Сергей Львович, прости, пустой человек, но добрый, а Надежда Осиповна - добрая, умная женщина...

Л е в. Горе в том, барон, что она ни рыба, ни мясо.

Д е л ь в и г (вспыхивая, не находя слов от возмущения). А-а!

Б а р о н е с с а. Антоша, что с тобой? (Керн.) Так на него не похоже.

Д е л ь в и г (вскрикивая наконец внятно). Нет, она рыба!

После тягостной паузы всех охватывает дружный смех. Лев и барон пьют вино. Лев снова заглядывается на Керн.

Л е в. Я не могу и не хочу соперничать с Пушкиным, хотя я тоже Пушкин, но язык любви у нас один и тот же. Вот что вам на прощанье я хочу сказать.

К е р н. Только не нужно вставать на колени, хорошо?

Б а р о н е с с а (целуя его). Ну, разве не прелесть!

Д е л ь в и г. Забавно! Отвечать должна не ты, моя милая, а госпожа Керн.

Б а р о н е с с а. Я же не о стихах, а любуюсь на мальчика. Если Пушкин на него похож, я пропала.

Д е л ь в и г. Ты хочешь перебить лавку у госпожи Керн?

К е р н. Мы сидим на одной лавке и нам не тесно.

Д е л ь в и г. Левушка! (Указывая на баронессу.) Это моя жена. (Указывая на Керн.) А это моя вторая жена. Я у вас лавку перебил. Каково?

Общий смех. Баронесса садится за фортепиано.

Сцена 3

Санкт-Петербург. Дом на Фонтанке. Квартира Анны Керн. Комната Керн; Керн и Елизавета; в дверь заглядывает Полторацкий П.М., еще не старый господин весьма веселого нрава.

П о л т о р а ц к и й. Сестрицы, мы идем на прогулку?

К е р н. Я - нет; я ожидаю Пушкина, а потом тоже буду занята.

Е л и з а в е т а. Оставить тебя одну?

К е р н. Одна не останусь. Обещал зайти наш студент.

Е л и з а в е т а. Мне кажется, он пребывает в полном недоумении. На именинах генеральши Штерич, где тебя, любезно пригласив, усадили в конце стола со студентом-репетитором ее сына, хотя ты тоже генеральша...

К е р н. Оставь. Какая я генеральша?

П о л т о р а ц к и й. Как-никак ваше превосходительство!

К е р н (с укоризной). Без собственного дома, без имения, а теперь и без мужа, - как все это и горько, и смешно. Папенька, это от твоей горчичной фабрики, которая всех забавляет у Дельвигов, мне горько, ты знаешь почему.

П о л т о р а ц к и й. Значит, прогулка отлагается до другого раза. Горчица - самая что ни на есть русская пряность. (Уходит.)

Е л и з а в е т а. Ты вскружила голову Никитенко.

К е р н. От скуки за столом генеральши Штерич. А потом он пишет роман, мне пришло в голову помочь ему, предоставив ему мои дневниковые записи.

Е л и з а в е т а. А тут он приходит к нам, ты его буквально обдаешь холодом и с упоением рассказываешь о приезде Пушкина, о том, как его мать трогательно расплакалась, о том, как барон Дельвиг и Пушкин обнимались и целовались, и все думали, особенно баронесса, его жена, которой хотелось познакомиться с поэтом, этому конца не будет.

К е р н. Это тоже было трогательно.

Е л и з а в е т а. Но проходит несколько дней - ты снова взялась за студента Никитенко, и он теперь совершенно сбит с толку. Скажи, что случилось? Ты ожидала чего-то от Пушкина, а он больше рад Дельвигу, чем новой встрече с тобой, да где? У его родителей!

К е р н. В том, может быть, ошибка, что у его родителей. Он не любит бывать у них, ничего не ест за обедом, даже на своих именинах был не очень весел, даже мрачен. Вообще ему чего-то недостает. В деревне он был не таким. Я ничего от него не жду, но в день приезда Пушкина о ком я могла думать и говорить? На именинах один из гостей, подойдя ко мне с Пушкиным, сказал: "Неужели вы ему сегодня ничего не подарили, а он так много вам писал прекрасных стихов?" Не знаю, что у него было на уме. "И в самом деле, - отвечала я, - мне бы надо что-нибудь подарить вам: вот кольцо моей матери, носите его на память обо мне".

Е л и з а в е т а. Кольцо маменьки ты отдала ему?

К е р н. Что же я еще могла ему подарить? У меня же ничего нет. Пушкин взял кольцо, надел на свою маленькую, прекрасную ручку и сказал, что даст мне другое.

Е л и з а в е т а. Сестра, это похоже на помолвку!

К е р н. Мы заговорили о Левушке, который с ним виделся в Москве. "Едет в Грузию, - сказал Пушкин о брате, - чтоб обновить увядшую душу. Уморительно". Я решила проверить, как Пушкин воспринимает стихи брата, и прочла "Как можно не сойти с ума, внимая вам, на вас любуясь...", - ты знаешь.

Е л и з а в е т а. И что?

К е р н. Пушкин остался доволен стихами брата и сказал очень наивно: "И он тоже очень умен".

Двери открываются, Полторацкий пропускает вперед Пушкина, который, раскланявшись с Елизаветой, тотчас вынимает кольцо и с задумчивым видом подносит Керн, затем целует ей руку.

Е л и з а в е т а (подойдя взглянуть на кольцо). Перстень...

П о л т о р а ц к и й. С тремя бриллиантами.

Е л и з а в е т а. Вы обменялись кольцами. Что это значит?

К е р н. Лиза!

П у ш к и н (рассмеявшись). Что это значит? В самом деле! Вам-то можно сказать, мадемуазель: мы поженились тайно от света, чтобы не явился старый муж, грозный муж.

Е л и з а в е т а. Это шутка?

К е р н. Лиза, ты отправишься с отцом на прогулку, если и дальше будешь задавать детские вопросы.

Е л и з а в е т а (взглядывая на Пушкина). Я могу остаться?

П у ш к и н. О, да! Но с условием, что вы споете малороссийские песни.

Е л и з а в е т а. Отчего непременно малороссийские песни? Я пою и романсы, и русские песни.

К е р н. После, после, когда придет студент наш, которому нравится твое пение.

П у ш к и н (выглядывая в окно). Это тот же дом, в котором я впервые увидел вас.

К е р н. Дом тогда принадлежал Олениным, а теперь генеральше Штерич.

П у ш к и н. Почему не генеральше Керн?

К е р н. Увы!

П у ш к и н. Но как получилось, что мы с вами вновь встретились в этом же доме, а не у Олениных на Мойке, куда они переехали?

К е р н. А вы знаете, я чуть не поселила в этом доме ваших родителей с вашей сестрой.

П у ш к и н. Вы помогали им искать квартиру?

К е р н. Да, заодно присматривая для себя.

П у ш к и н (целуя руки Керн). Вы воистину ангел! А теперь и для всей нашей нестройной семьи!

К е р н. Я отзывчива на ласку. Когда я приехала в Петербург, оставив мужа, и поселилась здесь с отцом, который лишился почти всего, что имел, родные отвернулись от нас...

П у ш к и н. Это Оленины?

К е р н. Да, прежде всего, а с ними и свет, до которого, впрочем, мне не было дела. По ту пору приезжала в Петербург Прасковья Александровна; она взяла меня с собой к Пушкиным, а у них я познакомилась с Дельвигом и баронессой, обретя нежданно-негаданно круг друзей, близких к сердцу моему и уму. О свете я и забыла.

П у ш к и н. У Олениных помнят о вас.

К е р н. Я думаю, вспомнили обо мне в связи с вашим стихотворением "Я помню чудное мгновенье...", то есть в связи с вашим возвращением. Вы в моде.

П у ш к и н. Мне не так весело, как можно подумать.

К е р н. Как в Москве?

П у ш к и н. Что вам сказать о пребывании моем в Москве и моем приезде в Петербург - по правде, пошлость и глупость обеих наших столиц равны, хотя и различны, и так, как я притязаю на беспристрастие, то скажу, что, если бы мне дали выбирать между обеими, я выбрал бы Тригорское, - почти как Арлекин, который на вопрос, что он предпочитает: быть колесованным или повешенным? - ответил: я предпочитаю молочный суп. Это Арлекин, я же предпочитаю яблочный пирог, какие пекут в Тригорском.

К е р н. Вы собираетесь в Михайловское?

П у ш к и н. Да. Все разъехались, в карты не с кем играть.

К е р н. Я слышала, у одного из моих кузенов вы выиграли крупную сумму. Что, у Олениных теперь играют и в карты?

П у ш к и н. Молодежь всегда находит место, где, кроме танцев, играют в карты.

К е р н. Как странно видеть поэта за карточным столом.

П у ш к и н. Карты - это единственная моя привязанность.

К е р н. Вы хотите сказать, слабость?

П у ш к и н. Ха-ха! Да!

К е р н. Так же, как и хорошенькие женщины?

П у ш к и н. Ха-ха! Да! Однако вы не столь безобидны, как можно подумать, глядя на вас.

К е р н. Баронесса под большим секретом мне сказала: вы проигрались столь крупно, что вынуждены уехать в Михайловское на все лето и осень.

П у ш к и н. Слухи слухами, а правда в том, что я предпочитаю яблочный пирог. Я выехал из Москвы в Михайловское, а завернул сюда, чтобы свидеться с вами.

К е р н. Как жаль, что Лев Сергеевич уехал до вашего приезда. Мне бы очень хотелось поглядеть на вас вместе.

П у ш к и н. Мой брат очаровал вас, как он вами очарован, но мне оставил свои долги, о чем и говорят, как о моем крупном проигрыше, поскольку я взялся их оплатить.

К е р н. И вы разыгрываете из себя человека, для которого чувство дико и смешно? Вы любите брата, вы любите сестру, прощая им грехи и шалости. Я бы хотела иметь такого брата, как вы.

П у ш к и н. О, благодарю вас! Ведь и вы подружились с ними, особенно с сестрой.

К е р н. Но что с вами? Вам грустно? Отчего, можно спросить?

П у ш к и н. Я вспомнил о Веневитинове. Одаренный всем: красотой, душой, талантом - умереть в 22 года! Отчего вы позволили ему умереть? Он ведь тоже был влюблен в вас, не правда ли?

К е р н. Веневитинов оказывал мне только нежное участие и дружбу, ведь сердце его давно принадлежало другой. Вот она не отозвалась, и он, покинув Москву, переехал в Петербург. Но, оказалось, вреден север для него так же, как и для вас.

П у ш к и н. Досадно и грустно.

К е р н. Вы никуда не спешите?

П у ш к и н. Нет, к родителям я не думал заходить нынче. Мне хватит общества вашего отца и сестры, не говоря о вас.

К е р н. Но мне надо ехать к графине Ивелич в лодке. Не хотите прокатиться со мной?

П у ш к и н. Если вы, сударыня, ручаетесь, что лодочник не утопит нас.(Раскланиваясь, выходит, за ним Керн.)

Полторацкий и Елизавета переглядываются с недоумением.

Сцена 4

Квартира Дельвига. Баронесса и Анна Керн в передней; входит Пушкин в дорожном плаще, с тростью и саквояжем, встречаемый слугой.

П у ш к и н. Очень мило! Баронесса! (Целует руку.) Сударыня! (Целует руки Анне Керн.) В Тригорском, где я, по своему обыкновению, бывал почти каждый день, мы только о вас вспоминали и хором пели вашу баркаролу "Ночь весенняя дышала..."

Б а р о н е с с а. Ах, Пушкин! Не успели вы вернуться из мест изгнания, как вас потянуло обратно. Как вы непоследовательны!

П у ш к и н. В Москве я еще могу жить, но в Петербурге вряд ли.

К е р н. Слишком много соблазнов - высший свет и карты.

Показывается Дельвиг из спальни в шлафроке. Пушкин бросается к другу, они обнимаются, целуют друг другу руки, а дамы, переглядываясь, отступают.

Б а р о н е с с а. Вот они всегда так.

К е р н. Это я тоже заметила. В их встречах и расставаниях есть всегда что-то трогательное, словно юность или детство возвращается к ним.

Б а р о н е с с а. Это любовь. Дельвиг меня так не любит, как Пушкина; впрочем, и я люблю Пушкина, но не так, чтоб обниматься и целоваться, а издали. (Вспыхивая.) Этому конца не будет!

К е р н. Дружба и любовь - одно и то же, только без чувственности, и тем они прекрасны.

Б а р о н е с с а. Любовь без чувственности - это, конечно, дружба, но говорить о любви без чувственности, я думаю, нелепо.

Пушкин хватается за саквояж, достает из него бумаги, что передает барону, и пакет с письмами для Керн.

К е р н. О, Пушкин, благодарю! (Глаза ее вспыхивают сладострастным светом.)

П у ш к и н (застывает на миг, бросается к ней целовать руки). Доставить вам радость, сударыня, это всегда ощутить счастье, волнение, любовь.

Б а р о н е с с а (мужу). Что Пушкин привез нам?

П у ш к и н (хватаясь снова за саквояж). А вот что. (Достает череп.)

Б а р о н е с с а (вздрагивая). Что это?!

Д е л ь в и г (поправляя очки). За-бавно!

Сказать короче, поэт Языков. Ему понадобился скелет, и он вошел в сговор с кистером, хранителем гробов, за кружкой пива.

Похищенье совершилось благополучно, но вскоре молва о бароновых костях разнеслась по городу, кистер лишился места, а студент принужден был бежать из Риги. Большая часть высокородных костей досталась аптекарю. Мой приятель Вульф получил в подарок череп и держал в нем табак. Он рассказал мне его историю и, зная, сколько я тебя люблю, уступил мне череп одного из тех, которым обязан я твоим существованием.

Прибегает прислуга, явятся племянники барона.

Б а р о н е с с а. Какой ужас! Пушкин, неужели все это правда?

П у ш к и н. Истинная правда, баронесса! Стихами врать не усмею.

Б а р о н е с с а. Антон!

Д е л ь в и г (берет в руки череп). Забавно!

Входит Яковлев (со стороны черной лестницы).

Я к о в л е в. Здравствуй, Пушкин! Друг бесценный!

П у ш к и н. А, паяц лицейский! Ты здесь свил, видать, гнездо.

Я к о в л е в (с гримасой комедианта). Я распорядился. Слуги ваши на этот вечер будут как шелковые.

Д е л ь в и г. Вино у нас есть?

Я к о в л е в. И превосходное!

Д е л ь в и г (держа череп в руках). Миша, наполни сей череп моего предка хорошим вином.

Я к о в л е в (переглянувшись с баронессой). Боже избави!

Д е л ь в и г. Дерптские студенты Языков и Вульф украли его из бароновых склепов в Риге и подарили Пушкину, а он - мне, поскольку сей череп принадлежит мне по праву.

Я к о в л е в (громко). Человек! Неси вина!

Д е л ь в и г. Не говорил ли я вам? Не распевал ли сей Романс?

Пушкин в восторге, все в полном восхищении; между тем Яковлев наполняет череп вином и пускает по кругу. Вскрики женщин и хохот мужчин; баронесса садится за фортепиано, и начинается некая фантасмагория с черепом. Яколев, изображая восковую фигуру Петра Великого, берет в руки череп, что создает поразительный эффект явления царя к жизни.

П у ш к и н. О, паяц! Говорят, ты очень похоже изображаешь и петербургское наводнение.

Яковлев изображает Александра I перед разушевавшейся стихией.

Сцена 1

Квартира Дельвига. Столовая. За столом Осипова, Анна Вульф, Зизи, баронесса, Керн, Яковлев и другие; Дельвиг в шлафроке разливает суп. Входит Пушкин.

Пушкин, рассмеявшись, раскланивается.

Зизи вскакивает, выказывая тонкую талию.

З и з и. Ах, Пушкин! Я попала в ваш роман под своим детским именем?

Все встают из-за стола и переходят в гостиную.

О с и п о в а. Вот вам шарада в стихах. Я прочту их, а вы угадайте, когда они были написаны. Милый Пушкин, вы отвечаете последним.

К е р н. За неправильный ответ - фант.

Я к о в л е в. Это же что-то из "Евгения Онегина".

К е р н. Ответ неправильный.

О с и п о в а. А ты знаешь?

К е р н. Да.

В у л ь ф. И я знаю.

П у ш к и н (Зизи). Мадемуазель, а вы?

З и з и. Нет, не знаю. Я берусь варить вам жженку!

Д е л ь в и г. Прошу, прошу. Я вам все приготовил.

Зизи принимается тут же за отдельным столиком колдовать с телодвижениями, исполненными юности и изящества.

О с и п о в а. Милый Дельвиг! Баронесса вперед ответит.

Б а р о н е с с а. Очевидно, Пушкин написал эти стихи перед отъездом из Михайловского в 1826 году.

О с и п о в а. Ответ неверный.

Д е л ь в и г. Здесь весь Пушкин и вместе с тем голос его из юности звучит. Неужели это ты написал в свое первое пребывание в Михайловском сразу после Лицея?

П у ш к и н. Нет, я думаю, все-таки позже.

К е р н. Барон ответил правильно, а Пушкин - неверно. С вас фант!

О с и п о в а. Милый Пушкин, вы это стихотворение вписали в мой альбом 17 августа 1817 года перед отъездом из Михайловского-Тригорского.

П у ш к и н. В самом деле? В предчувствии всех будущих переживаний и формы "Онегина"? (Задумавшись, отходит в сторону.)

Б а р о н е с с а (усаживаясь за фортепиано). Михаил Лукьянович за фант споет нам песню. Какую?

Я к о в л е в. Если Пушкин извинит и не станет сердиться, я бы спел романс на его стихи, музыка моя.

Б а р о н е с с а. "Я вас люблю, хоть я бешусь"? (Играет.)

Все смеются, что однако не нравится Осиповой, и пенье прерывается. Звучат другие песни. Пушкин и Анна Вульф на переднем плане.

В у л ь ф. Вы чем-то встревожены, вам не в себе, я хорошо вас знаю. Маменька виделась с Жуковским, он встревожен тоже. Я могла лишь косвенно догадаться, что речь идет о поэме на библейскую тему, непристойного содержания; ее приписывают вам. Это правда?

П у ш к и н. Милая Анета, это правда. Но лучше бы мои друзья не вмешивались в это дело, мне будет хуже.

В у л ь ф. Пресловутая поэма ваша?

П у ш к и н. Так вам я и сказал. Но от ответа зависит моя судьба.

В у л ь ф. О, горе!

П у ш к и н. Что?

В у л ь ф. Вы мне ответили.

П у ш к и н. Там, кроме непристойностей в духе "Декамерона", и богохульство, с точки зрения Департамента духовных и гражданских дел. Грехи моей юности. Помолитесь за меня, мой друг.

В у л ь ф. О, буду, буду! (Отходит в смятеньи.)

Все собираются вокруг певца и композитора и поют хором.

З и з и. Пунш готов. Берите бокалы! А лучше - кружки!

Д е л ь в и г. Кто не хочет жженки, вино! Начинается веселье! Поскольку всем нам предстоит дорога, пьем до утра!

Сцена 2

Квартира Дельвига, которую в отсутствие хозяев занимает Керн с отцом и сестрой, а также с маленькой дочкой, которая дает о себе знать лишь изредка голосом или няней, входящей к ней; у нее временно поселилась Ольга, вышедшая замуж. В гостиной у окна с книгой Ольга и Керн. Входит Пушкин.

Входит Алексей Вульф; Пушкин уединяется с ним в кабинете Дельвига.

П у ш к и н. Это сказка, с которой соприкасается наша жизнь; подобную сказку я однажды написал, пребывая в веселом расположении духа, как Боккаччо, когда он сочинял "Декамерон", - на миф о непорочном зачатьи...

А л е к с и с. "Гавриилиаду"! О еврейке Марии, выданной замуж за старика Иосифа, весьма томящейся от своей девственности, что естественно, соблазненной змеем, архангелом Гавриилом, посланцем Господа, которые лишь подготовили свидание девы с голубкой, облик которой принял Бог, - и вот каким образом был зачат сын Божий. И все это в стихах, удивительных по точности и простоте, когда эротика и богохульство исчезают в чистейшей поэзии, - жаль только цензура у нас никогда не даст разрешения опубликовать твою чудесную поэму.

П у ш к и н. Что цензура, Департамент духовных и гражданских дел запрашивает меня об авторстве в отношении "Гавриилиады", разошедшейся в списках.

А л е к с и с. Как!

П у ш к и н. Я отказался от авторства, ибо мне легче соврать, чем угодить в казематы Петропавловской крепости или отправиться по этапу в Сибирь. Но мне не верят.

А л е к с и с. Дело скверно. Мы, может быть, были правы, строя планы о вашем отъезде за границу. Цензура ставит пределы вашему творчеству, сам царь.

П у ш к и н. А теперь вы поступаете в гвардию. Кто меня вывезет, если понадобится, под видом слуги? Ладно. Все это между нами. Нет Дельвига, я с вами хоть отвел душу.

А л е к с и с. Что вы намерены предпринять?

П у ш к и н. Покамест мне надо ехать к отцу помирить его с сестрой. Она уезжает в Варшаву с мужем, получившим там должность.

Входят в гостиную, где, кроме Ольги и Керн, Полторацкий и Елизавета.

К е р н. Ольга просит, чтоб я поехала с вами.

П у ш к и н. Хорошо. Мы вскоре возвратимся.

Все выходят их провожать; одевшись, они уходят.

Сцена 3

Гостиница Демута. Номер 10. Пушкин пишет, лежа в постели. Стук в дверь и голос слуги: "К вам пришли. Господин Вульф и дама". Поэт вскакивает, накидывая на себя халат. Входят Алексис и Анна Керн.

Керн целует его.

К е р н. О, Пушкин!

П у ш к и н. Да?!

К е р н. О, да! Конечно. Пока длится сон, я могу, я хочу приласкать вас, Пушкин! Только совладаете ли вы со мною, ведь я матерая львица, а вы юнец.

Сцена 4

Квартира Дельвига и квартирка Анны Керн в том же доме. К Керн входит баронесса с корректурой альманаха "Северные цветы" на 1829 год.

Б а р о н е с с а. В альманахе "Северные цветы" на 1829 год будет масса мелких стихотворений Пушкина, которые говорят об очередном увлечении нашего поэта.

К е р н. Да, Аннет Оленина. Перед ссылкой Пушкина это был очаровательный ребенок лет одиннадцати, а теперь невеста.

Дамы смеются.

К е р н. Бывало и с нами, не правда ли?

Б а р о н е с с а. С тобою, думаю, да. Меня он не очень жалует.

К е р н. Он уже начал было писать поэму "Полтава", ныне оконченную, да к весне все это началось. В Приютине у Олениных прекрасный дом, много гостей, игры, шарады. Было даже путешествие в Кронштадт на пароходе; там ехал художник Доу, который, уезжая за границу, принялся писать Пушкина. А он:

Восхитительно!

К е р н. Князь Вяземский написал стихи о глазах Россет, Пушкин в ответ "Ее глаза".

Мне кажется, это о твоих глазах.

К е р н. Увы! Я сделалась невольной свидетельницей и даже наперсницей этого увлечения, да не одна. Многие принимали участие в этой истории, даже наш баснописец Крылов, который поначалу просил Пушкина что-нибудь вписать в альбом Аннет, а потом стал опасаться, что поэт сделает предложение ей.

Б а р о н е с с а. Опасаться?

К е р н. Аннет прочила себе в мужья другого, а именно Киселева, приятеля Пушкина, а ей доносят, что Киселев отступает перед Пушкиным, - каково ей?

Б а р о н е с с а. Ах, боже мой! Как можно выбирать между Пушкиным и даже ста тысячами киселевых!

К е р н. Но Киселев вовсе не скромничал и не отступал перед Пушкиным, более существенная причина смущала его, точнее могла смутить ее родителей, - его расстроенное имение, о чем Оленины догадывались.

Б а р о н е с с а. А у Пушкина даже расстроенного имения нет, ничего, кроме гения. Так, он делал предложение?

К е р н. Одни говорят: да, другие: нет. Все этого ожидали, но случился скандал. До Аннет и ее родителей дошли слова Пушкина: "Мне бы только с родными сладить, а с девчонкой я уж слажу сам". И "Кобылицу молодую..." принялись толковать в том же смысле.

Б а р о н е с с а. Подражание Анакреонту?

К е р н. Но у Пушкина с сватовством дело не могло выгореть. Алексей Николаевич Оленин, хотя и просвещенный меценат, как говорят, хотя он директор Публичной библиотеки и президент Академии Художеств, он еще, оказывается, и статс-секретарь Департамента духовных и гражданских дел, где занимались делом Пушкина по поводу крамольных строф из стихотворения "Андре Шенье", к коим прибавили и "Гавриилиаду". Тут уж пахнет Сибирью.

Б а р о н е с с а. Вот о чем все шепчутся в тайне от меня Пушкин и Дельвиг!

К е р н. Аннет вряд ли отдали за Пушкина, да она и не любила его. Характер у нее такой, что Пушкин всегда упоминал о ней с легкой усмешкой, без всякой нежности; однажды, рассуждая о маленьких ножках, сказал: "Вот, например, у ней какие маленькие ножки, да черт ли в них?" Он, верно, предугадывал положение вещей. Теперь все это в прошлом. Как я для него в прошлом.

Б а р о н е с с а. Но вы, все мне кажется, сблизились, подружились за время нашего отсутствия?

К е р н. О, да! На сей случай хочу привести слова героини одного романа: "Его видеть, его слышать, быть его другом, поверенной всех его предприятий... Быть беспрестанно свидетельницей всех чувствований этой прекрасной и великой души. Я не уступила бы сего удовольствия за обладание царством вселенной".

Б а р о н е с с а. Но ты не ответила на мой вопрос.

К е р н (засобиравшись). Ответила. Я поеду навещу девочек. Вскоре вернусь.

Керн уходит; баронесса просматривает корректуру; входит Алексей Вульф.

Смущение охватывает обоих; входит Пушкин.

Проступает квартира Дельвига; входят Дельвиг и Яковлев, который тотчас усаживается за фортепиано и, словно пробуя голос, поет романсы на разные лады. В квартирке Керн баронесса и Алексис.

А л е к с и с. Софья! Я почти уверен, что вы влюблены в него.

Б а р о н е с с а. В кого? В Пушкина? Нет. Да.

А л е к с и с (подходя к креслу, где сидит баронесса у стола). Нет? Или: да?

Б а р о н е с с а. Нет. Да, если вам угодно. Но я его люблю не вблизи. Я боюсь его.

А л е к с и с. Но отчего же?

Б а р о н е с с а. Он невысокого мнения о женщинах.

А л е к с и с. Вы имеете в виду стихи из "Онегина"? Это же вообще.

Б а р о н е с с а (неожиданно расплакавшись). Вообще, да, я согласна. Но зачем было отрывок под названием "Женщины" публиковать отдельно в "Московском вестнике"? Это звучит, как кредо. Мне больно, он словно целился в меня.

А л е к с и с (всячески стараясь успокоить даму). Ну, что вы, право! Он вас любит, как любит Дельвига.

Б а р о н е с с а. Он любит Дельвига, не меня. Мне тем больнее, что Пушкин прав, я вполне заслуживаю его отзыва о женщинах.

А л е к с и с. Но тем вы прекраснее, пленительнее!

Баронесса вскакивает и оказывается в объятиях Алексея Вульфа. Входит Дельвиг, поправляет очки.

Д е л ь в и г. Забавно!

Б а р о н е с с а (вспыхивая и убегая). Это вовсе не забавно!

Дельвиг, махнув рукой на попытки объяснения Вульфа, уходит за нею; Алексей Вульф, пожав плечами, уходит восвояси. Баронесса, входя в квартиру, присоединяется к Яковлеву, который поет романс на стихи Дельвига "Что, красотка, молодая..." Тут входят гости, среди них Михаил Иванович Глинка, затем Пушкин и Керн.

Пушкин находит Дельвига в его кабинете.

П у ш к и н. Это откуда?

Д е л ь в и г. Так, романс выпевается.

П у ш к и н. Что случилось?

Д е л ь в и г. Ничего. Скажи лучше, как твои дела.

П у ш к и н. Государь прекратил дело, затеянное комиссией под началом Оленина. Он простил мне грехи юности и решил быть последовательным до конца.

Д е л ь в и г (бросаясь обнимать друга). Это прекрасно!

П у ш к и н. Теперь из благодарности я вынужден быть послушным по гроб.

Д е л ь в и г. Я думаю, "Полтавой" царь будет доволен.

П у ш к и н. Еще бы. Задумывал поэму о Мазепе, чтобы представить вслед за Вольтером и Байроном историю России глазами русского, а вышел на первый план царь Петр с его победой под Полтавой.

Д е л ь в и г. Отсюда бы и начать?

П у ш к и н. Будет история Петра. Сегодня можно писать и о 14 декабря. Наша жизнь быстро становится историей, не успеем оглянуться, а нас - нет.

Д е л ь в и г. А также песней.

У фортепиано Глинка. Звучит импровизация, из которой все отчетливей возникает мелодия романса.

К е р н (с восхищением). Гений музыки, это же на стихотворение Пушкина, автограф которого я отдала вам?

Пушкин и Дельвиг входят в гостиную; Анна Керн взглядывает на Пушкина, но словно издали, вся сцена предстает как бы в дымке, а романс Глинки звучит до конца.

____________________________________

© Петр Киле