…Седая женщина сидела на нарах, закрыв глаза, и качалась из стороны в сторону. И беспрерывно причитала, задыхаясь: «Будьте вы все прокляты! Будьте все вы…»
И вдруг он потерял ее из виду. Одновременно последовал скрежет железа и грохот падений. Его с силой отшвырнуло назад, так, что он больно ударился затылком, а сверху на него обрушилось что-то тяжелое, мягкое и дурно пахнущее. И тут все звуки перекрыл нечеловеческий вой, который тут же смолк.
Затем из дымной, искрящейся мглы донесся перебиваемый натужным кашлем чей-то мужской крик:
— Откройте дверь… Здесь было ведро с водой… Да откройте наконец!
— Спасите! — панически вторили женские голоса.
Задыхаясь тогда от дыма, от свалившихся на него тел и мешков, он почувствовал сейчас привычную боль в сердце, и, хватаясь за все, что попадало под руки, и лишь немного выбравшись, закричал, будто только что родился на свет.
Он ревел во весь голос, зовя мать, и судорожно кашлял.
— Игорь! — услышал он в темноте отчаянный крик матери. — Где ты?
Он не увидел ее, а только почувствовал ее руки, подхватившие его, прежде чем их сбили с ног рванувшиеся к окну соседи.
Наконец с гулом отъехала тяжелая дверь вагона, и свет осенней луны расколол темноту. Она открылась не до конца, только наполовину, упершись в чей-то перевязанный веревками чемодан, и все кинулись к ней, давясь от кашля, зажимая носы и отталкивая друг друга, так что некоторые едва не вывалились из вагона.
Поезд стоял на безлюдном переезде, рядом с несколькими разваленными и обгоревшими домиками, за которыми была темная, без единого огня степь. Издали доносились чьи-то голоса и далекое шипение пара со стороны локомотива.
— Не смотри туда! — мать прижала его к себе лицом, но он успел увидеть опрокинутую печь, дымящиеся угли и лежащую с ней в обнимку седую старуху, напоминавшую сейчас большую обгоревшую куклу, от которой исходил сладковатый, удушливый дым. И снова увидел мать.
— Что тут у вас происходит? — послышался мужской голос, и он увидел на путях молодого военного, заглянувшего в их вагон. — Черт… Кто старший по вагону?
Он был виден по плечи, видны были его фуражка и кубики на петлицах. За ним стояли пожилые красноармейцы с винтовками с примкнутыми штыками.
— Я, Патрикеев Семен Матвеевич, старший лейтенант запаса, — вытянулся пожилой, лысый мужчина, но комендант даже не взглянул в его сторону.
— Когда затормозили, эта женщина с верхних нар свалилась на «буржуйку», — сказала мать.
— Ну-ка, посторонитесь, — заглянув в вагон, когда все расступились, лейтенант осекся, рассмотрев тело погибшей, лежащей в обнимку с дымящейся, раскаленной печкой.
Мать снова заслонила от Игоря мертвую старуху, и он ничего не мог увидеть, как ни старался. Ни тогда, ни сейчас.
Офицер взялся одной рукой за дверь, рывком влез в вагон.
— Я комендант эшелона, лейтенант НКВД Грохолин. Почему он плачет? спросил он у матери, указывая на испуганного Игоря. — Он ее внук?
— Это мой сын, — сказала она. — Его зовут Игорь.
Игорь Андреевич только сейчас заметил, что лейтенант и мать были похожи друг на друга юной худобой и усталостью на осунувшихся и потемневших, будто опаленных лицах.
— Что случилось? — спросила мать. — Авария?
— Экстренное торможение. Не успели проскочить разъезд. Приказано пропустить эшелоны, идущие на фронт.
И в подтверждение его слов мимо прогрохотали сначала один, потом второй эшелон, состоящие из теплушек и платформ, на которых стояла прикрытая брезентом техника.
— Скоро отправимся, — офицер снова взглянул на карманные часы, висевшие у него на цепочке. — Сейчас должен пройти еще один. Поэтому труп надо выбросить, когда подъедем к ближайшему населенному пункту. Там подберут.
Он сказал это, обращаясь к матери, будто забыл про старшего по вагону Патрикеева, стоявшего рядом. Игорь Андреевич заметил, как все прислушивались к их разговору.
— Кто ж так делает? — сказала мать. — Ее надо закопать, а не выбрасывать, как дохлую собаку.
— На этот счет у меня есть инструкция, — он смотрел ей в глаза. — Знаете, сколько сейчас в поездах умирает беженцев и эвакуированных? Следующий разъезд мы должны успеть проскочить до новых встречных эшелонов. Иначе я пойду под трибунал, — добавил он.
— Да не слушайте вы ее, товарищ лейтенант! — будто очнувшись, вставил Патрикеев. — Эта дамочка сама привела покойницу! И еще без документов.
— Покойниц не приводят, а притаскивают, — насмешливо ответила мать, но окружающие дружно поддержали вагонное начальство.
— Война, милая!
— Умная больно. Тут живых с поездов сбрасывают, а она мертвую пожалела!
— Вот пусть она ее и хоронит! Сама эту бабку к нам посадила, теперь пускай высаживается и закапывает.
— Только пусть сначала свой документ покажет!
— Мы больше говорим, — резко сказала мать, окаменев лицом. — Давно бы похоронили.
Лейтенант поднял руку, чтобы предупредить разрастание спора.
— Вы знаете погибшую? Кто знает?
— Никто, — покачала головой мать. — При ней не было вещей и документов. Говорила, что все сгорело вместе с ее домом.
— Тогда ваши документы! — по-прежнему глядя на нее в упор, он протянул к ней руку.
— Пожалуйста… — она достала свои бумаги из своей сумочки. — Только зря время теряем.
— Так. Драгунова Лариса Михайловна. Инженер-технолог литейного производства. Направляется на завод номер… А это ваш сын, Игорь Андреевич Драгунов?
— Да.
— А муж…
— Он на фронте, — она протянула руку за своими бумагами.
— Все верно… — кивнул лейтенант, не торопясь возвращать документы. Поэтому назначаю вас старшей по вагону.
Окружающие замерли, поджав губы и переводя взгляды с матери на лейтенанта и обратно. Тот снова озабоченно взглянул на часы.
— Волин, там третьего эшелона не видно? — спросил лейтенант Грохолин, обернувшись к красноармейцам.
— Вроде нет, товарищ лейтенант… — ответил пожилой красноармеец. — Надо бы старушку закопать. Может, успеем.
— Там впереди воронка, — кивнул в сторону насыпи Грохолин. — Лопаты у кого есть?
Двое мужчин спрыгнули на пути, у одного был топор, у другого мотыга. Остальные молча смотрели, как бойцы несли завернутое в обгоревшее одеяло тело старухи. Мимо пронесся новый состав с теплушками.
Паровоз дал длинный гудок, колеса с лязгом провернулись, все покачнулись, ухватились друг за друга или за двери, когда поезд медленно двинулся с места.
— Меня зовут Аркадий, — негромко сказал лейтенант матери, идя рядом с поездом, набиравшим ход. — Я в первом вагоне. Приходите на следующей остановке. Я собираю всех старших.
Мать не ответила. Он спрыгнул с насыпи к воронке с трупом. Его спешно забрасывали землей.
Игорь смотрел в проем двери между чьих-то ног, гадая, успеют ли красноармейцы догнать последний вагон. Он чувствовал влажный холодный ветер в лицо. Мать потянула его за руку обратно в вагон, и он прижался лицом к ее старому пальто, почувствовав запах впитавшейся гари.
— Успели… Что молодым-то поезд догнать.
И все молча разбрелись в поисках своего скарба, ни на кого не глядя.
— Как же теперь нам без печки-то? — спросила рядом женщина, обращаясь к матери. — Ты б сказала своему лейтенанту. Хоть бы еще одну поставили. Иль эту исправили. Померзнем ведь, пока до Урала этого доедем.