Узник Марса

^{City in the Air}

^{журнал «Air Wonder Stores», № 11–12, 1929}

Глава I

— Капитан Мартин Брант, аэрокрейсер номер 3885 Американской Федерации!

Высокий и звонкий голос прозвенел на мостике моего скоростного крейсера, и я повернулся к аппарату громкой связи. Моя рука нажала на кнопку «ответить».

— Капитан Брант слушает!

— Капитан ВВС первого ранга Брант, получены сведения, что Европейская и Азиатская Федерации объединились в альянс для неожиданного массированного нападения на Американскую Федерацию. Европейский флот из пяти тысяч аэрокрейсеров движется через Атлантику к Нью-Йорку и другим городам Восточного побережья, в то время как Азиатский флот того же размера движется через Тихий океан к нашим западным берегам. Всем американским крейсерам, ведущим патрулирование к востоку от Миссисипи, включая ваш корабль, приказано идти на полной скорости к Нью-Йорку, где наши восточные авиаотряды собираются для противодействия флоту Европейской Федерации. По прибытии вы и все другие командиры эскадрилий обязаны немедленно доложить Первому главнокомандующему ВВС.

Приказ был получен, и я отвернулся от аппарата связи, чтобы встретиться взглядом с изумленным Маклином, моим первым офицером, который стоял за штурвалом крейсера рядом со мной.

— Курс на восток — полная скорость, Маклин! — отдал команду я. — Это война — война с Европейской и Азиатской Федерациями!

Маклин тут же повернул колесо штурвала, и как только он сделал это, наш длинный и узкий крейсер развернулся на месте в воздухе, а затем рванулся на восток стремительной серебряной стрелой. Наш корабль имел форму торпеды, он был построен из блестящего и сверхпрочного сплава, с рядами прозрачных иллюминаторов по каждому борту, с прозрачным носовым отсеком командного мостика, где мы стояли, пока он буравил воздух с чудовищной скоростью, которая возрастала с каждой минутой. Я потянулся к телефону внутренней связи, и когда Хиллиард, мой молодой второй офицер, ответил из машинного отделения, я сообщил ему кратко о том, что только что сообщили. Раздались приглушенные нервные смешки ста человек экипажа, и спустя несколько минут главный двигатель вышел на полную мощность. Мы мчались в ясном небе высоко над землей на скорости более чем тысяча миль в час.

Я и Маклин стояли на мостике, и мои мысли были достаточно серьезными, несмотря на боевой азарт и невольное возбуждение. Война! Война, которую Федерация ожидала, которой опасалась на протяжении десятилетий. На Земле не было войн уже больше тридцати лет, после Третьей Воздушной войны 2039 года. Тогда мир между собой разделили три могущественные империи: Американская Федерация, состоящая из Северной и Южной Америки, с Нью-Йорком в качестве столицы; Европейская Федерация, которая включала всю Европу к западу от Кавказа и всю Африку, с ее центром в Берлине; и Азиатская Федерация, которая объединила Азию и Австралию под контролем коричневой и желтой рас, со столицей в Пекине.

И хотя на протяжении трех десятилетий на планете царил мир, это был непрочный мир, мир, обусловленный тем, что каждая держава боялась напасть на другую, опасаясь тут же быть атакованной третьей. Огромные воздушные флоты трех держав неустанно патрулировали небеса. Бдительно стерегли воздушные рубежи гигантские летающие крепости. В последнее время, однако, стало ясно, что происходит сближение между Европейской и Азиатской Федерациями, и такой союз может означать только нападение на нас — американцев. Поэтому мы стали еще более бдительны. И вот роковой час, которого мы ждали, наконец пришел, и две гигантские Федерации бросили на нас два могучих воздушных флота.

Глядя вперед, пока наш крейсер стремительно мчался в небесах, я молчал, как и Маклин, стоявший за штурвалом рядом со мной, как и молодой Хиллиард, который только поднялся на мостик. Далеко под нами быстро катились назад зеленые равнины. Наши двигатели напевали свою непрестанную песню силы. Это были сверхмощные электрические двигатели, извлекающие электричество прямо из воздуха, использующие атмосферное электричество посредством больших трансформаторов, которые превращали его в электрический ток, чтобы дать нам энергию, а та, в свою очередь, могла дать нам почти неограниченную скорость и дальность полета. Двигатели вращали винты, заключенные в кожухи — импеллеры. Прогоняя через себя гигантские объемы воздуха и отбрасывая их назад с чудовищной силой, эти винты — импеллеры — позволяли нам развивать скорость более тысячи миль в час!

Чудовищная сила этих двигателей несла нас на восток.

Под нами складки Аллеганских гор с их пропастями и вершинами уступили место зеленым равнинам. Где-то на юге лежал Питтсбург, и на севере — Кливленд и Буффало, но направляясь прямо в Нью-Йорк, мы не видели их. Под нами, воздух кишел бесчисленными летательными аппаратами, большими пассажирскими лайнерами и громоздкими грузовиками, стройными частными аэрояхтами, но на нашем уровне, выделенном для ВВС, только несколько крейсеров, типа нашего, двигались на Восток в сторону Нью-Йорка. Так что столкновение нам не грозило.

Миновав Аллеганы, мы неслись над равниной, что лежит между ними и Восточными Аппалачами. Я смотрел вниз, на зеленый, тихий и пустой пейзаж, стремительно проносящийся под нами, и невольно задумался о том, что мог бы подумать гражданин, живший пятьдесят лет назад, увидев этот район густонаселенных в те времена земель, над которым мы сейчас пролетали, заброшенным и пустынным, как сейчас. Затем мы пронеслись к большим складчатым грядам Аппалачей, и когда мы пронеслись над их скалистой массой, Маклин поднял свою руку с рулевого колеса и указал на точки впереди.

— Воздушные форты! — сказал он.

Они быстро росли, превращаясь в циклопические конструкции по мере нашего приближения — гигантские кубы из матового металла, увенчанные куполами, каждый пять сотен футов в ширину, которые висели длинной изогнутой линией в воздухе перед нами, в пяти милях выше зеленой поверхности земли. Они висели неподвижно на расстоянии пяти миль друг от друга, образуя кольцо; металлические стены и купол каждого ощетинились мощными термопушками, подобными орудиям нашего крейсера, и узкими отверстиями смотровых щелей. Каждый из этих летающих фортов, как мы знали, был подвешен в воздухе при помощи могучей энергии космических лучей. Прошло уже полвека с тех пор, как был изобретен способ, позволяющий использовать космические лучи для нейтрализации силы тяжести. Было установлено, что лучи эти могут быть собраны и их силу можно направить на структуры, которые они должны были поддерживать. Силовые башни использовались для сбора этой безграничной энергии.

Гигантским кольцом они висели перед нами, линия их изгибалась направо и налево; это Великое Кольцо окружало и защищало Нью-Йорк. В наши неспокойные дни любой город имел такое оборонительное кольцо. Когда мы проходили в непосредственной близости от одного из этих фортов, на мостике прозвучал сигнал экстренного вызова, команда форта запрашивала наши данные.

Я ответил на вызов, и затем мы прошли мимо воздушной крепости, мимо отверстий в его стенах, через которые торчали готовые к бою стволы термических пушек. Мы услышали дружное «ура!» их расчетов, которым артиллеристы приветствовали наш крейсер. Эти форты могли маневрировать в пространстве в любом направлении, но не могли развить такую скорость, как крейсер. Они образовывали надежный рубеж обороны для Нью-Йорка, хотя не смогли бы в одиночку остановить вражеский флот. Но вот, далеко впереди, в центре кольца летающих фортов, мы мельком увидели серый блеск Атлантики, протянувшейся на восток, зеленый зигзаг береговой линии, узкие маленькие острова между большим островом и побережьем, место на карте, где располагался Нью-Йорк пятьдесят дет назад. Зеленые и пустынные, как вся поверхность под нами, были эти места теперь. Едва я взглянул на них, как раздалось низкое восклицание Хиллиарда:

— Нью-Йорк!

Перед нами лежал огромный город. Над и под нами воздух был заполнен стаями крейсеров и торговых судов, которые приближались с севера, и запада, и юга. На данный момент мы взирали на город, забыв об опасности, которая принесла нас сюда. Мы были пленены и очарованы великолепием и непревзойденной красотой Нью-Йорка. Современный Нью-Йорк неизмеримо отличался от города на земле, что несколько десятилетий назад носил его имя. Это был город не земли, а воздуха. Это был город, чьи шпили, башни и пирамиды были собраны вместе на огромном металлическом диске, висящем на высоте пяти миль над зеленой поверхностью земли! Металлический диск в пять миль диаметром более чем в тысячу футов толщиной, на котором рос лес металлических зданий и башен! Колоссальный город, плавающий в воздухе, с восхитительными улицами и зданиями, людской сутолокой и суетой, город, вокруг которого роились бесчисленные воздушные суда.

Город в небе! Гигантские электрические моторы удерживали его над землей неподвижно, двигатели, которые поглощали энергию атмосферного электричества от бесчисленных стройных башен, выросших на Центральной площади, откуда в недра диска уходили тяжелые толстые кабели. Город нейтрализовал влияние гравитацию, используя отталкивающую силу концентрированных космических лучей. Человечество завоевало воздух по-настоящему, когда на смену хрупким самолетам XX века пришла антигравитация и электромоторы на атмосферном электричестве. Тогда появились воздушные форты, крепости в воздухе, и наконец, когда воздушные войны сделали жизнь на земле изощренным способом самоубийства, пришло время строительства гигантских металлических городов на огромных металлических дисках-основаниях, с могучими двигателями и гигантскими винтами в кожухах, позволявшими городам улетать от опасности, перемещаясь в воздухе в любом направлении, правда, с весьма умеренной скоростью.

Такими сейчас были все города Земли: Чикаго, Сан-Франциско, Буэнос-Айрес, Берлин и Токио. Большие города, которые всегда висели в воздухе, обычно вблизи координат тех, исчезнувших в пучинах прошлого, городов Земли, от которых они унаследовали свои названия. Но воздушные города могли двигаться с места на место. Эти большие города, вмещали большую часть населения всех стран мира; земля использовалась только для добычи металлических руд и минералов, продукты и ткани создавались уже давно исключительно методами химического синтеза.

Каждый из крупных городов был защищен кольцом фортов, а также большими батареями термопушек на своих стенах. Сотня с небольшим таких огромных воздушных городов входила в Американскую Федерацию, вмещая в среднем около пяти миллионов жителей каждый. И в Европейской, и Азиатской Федерации вместе взятых, я знал, было более двух сотен могучих летающих городов.

Хотя огромный воздушный город Нью-Йорк и привлек все наше внимание, я увидел, что над ним, над суматохой массы самолетов в ожидании посадки, висели эскадрильи и эскадры крейсеров. Они висели тихо, неподвижными рядами, готовые защитить огромный город. Со всех уголков страны прибывали летающие корабли, чтобы присоединиться к этим авиаотрядам, крейсеры, которые пришли с патрулирования над зелеными внутренними равнинами, от ледяного Лабрадора, из граничащего с джунглями Карибского побережья, — все они спешили ответить на призыв к оружию. Когда наш корабль приблизился к городу, мы направились вниз к центральной площади.

— Прямо вниз, на центральную площадь, Маклин, — сказал я. — Главнокомандующий будет там.

Маклин уже замедлил скорость нашего корабля. Мы снижались рядом со зданиями, окружающими Центральную площадь с высящейся в ее центре Главной Электростатической Силовой башней, поглощающей из воздуха статическое электричество и собирающей космические лучи для антигравитатора. Теперь он переключил всю мощность двигателей с горизонтальных импеллеров на вертикальные, которые держали нас неподвижно в воздухе. Затем, по мере плавного снижения, он уменьшал обороты, пока мы мягко, как перышко, не опустились среди примерно сотни других крейсеров. Они выстроились огромным кольцом по краю площади, а в центре этого кольца, рядом с Силовой башней, нас ожидала группа военных, главнокомандующий Восточной Воздушной армией Ярнолл и командиры экипажей его эскадрильи.

Как только наш крейсер совершил посадку и винты импеллеров остановились, я открыл люк мостика и, шагнув на металл площади, направился к этой группе. Вокруг, на большой площади, как я отметил, собрались огромные, кипящие толпы, тысячи тысяч жителей города. Тысячи других глядели вниз из окон небоскребов, которые сверкали в лучах полуденного солнца. Эти люди, глядя на нас и наш могучий флот, мрачно нависший над городом, молчали, но из-за их спин до моих ушей доносился рев миллионов голосов и непрекращающиеся возбужденные крики. Затем я достиг места, где стояли главнокомандующий и группа офицеров. Моя рука взлетела к козырьку, отдавая честь, Ярнолл молча, отдал мне честь в ответ. И затем, не сводя с нас пристального взгляда, обратился к нам.

— Вы, командиры эскадрилий сил нашей Восточной Воздушной армии, должны знать, почему вы были вызваны, почему я по приказу Центрального Совета Федерации вызвал вас и все корабли сюда. Огромный флот Европейской Федерации, в два раза больший, чем наши силы, движется на запад через Атлантический океан к нам, и в течение часа мы должны сразиться с ним и уничтожить его. — Он замолчал, и в тишине, что упала на нас подобно каменной плите, рев толп жителей великого города, казалось, звучал где-то бесконечно далеко. Затем командующий продолжил: — В течение часа мы должны выиграть эту битву. В это время наша Западная армия из Сан-Франциско под командованием Второго главкома ВВС встретится с флотом Азиатской Федерации. И эти два сражения решат судьбу нашей нации. Если они будут проиграны, если любой из враждебных флотов прорвется, в течение нескольких дней наша нация будет уничтожена, наши города разрушены. Если мы одержим победу, но не уничтожим врага, а лишь заставим отступить, мы выиграем для себя передышку, во время которой мы должны будем подготовиться к решающей битве. Поэтому я говорю вам, Верховный Совет говорит вам, что этот бой мы не должны проиграть! Флот, который мы должны остановить, имеет крейсеров в два раза больше, чем у нас. Мы можем рассчитывать, помимо себя, только на воздушные форты этого города, которые оборудованы новым оружием. Я приказал им передислоцироваться к востоку от города, чтобы оказаться между ним и противником. Этот город, когда мы вылетим из него, направится вглубь страны, на самой высокой скорости уходя от битвы, так же как Бостон и Чарльстон, Майами, Сан-Франциско, Лос-Анджелес и все наши большие города севера и юга. Наш флот и форты — единственная надежда страны в этой битве… Но при всем численном превосходстве противника, это сражение не должно быть проиграно! Мы являемся сыновьями американцев, сражавшихся в первой и второй, и третьей воздушных войнах, людей, которые отстояли свою страну в тысячах воздушных боев, и теперь под контролем наших ста городов — треть мира. И теперь, когда остальная часть мира идет против нас, начинается последняя Воздушная война. Я говорю вам: бейтесь, как ваши отцы и деды сражались, и тогда флот Европейской Федерации будет разбит — иначе нам всем конец!

Воцарилась тишина. Затем на нас обрушился гром приветствий миллионов жителей столицы, которые, провожая нас в бой, желали нам удачи. Тогда мы все вернулись к нашим крейсерам, главком поднялся на борт флагмана, и через минуту его крейсер, с его тремя параллельными полосками серебра, от носа до кормы, отличающими его от всех остальных, поднялся вертикально вверх, после чего взлетели остальные наши корабли. Мы взмыли ввысь над ревущим городом. Теперь сотни боевых кораблей строились в боевой порядок, с флагманом во главе строя. Мы ненадолго зависли над мегаполисом, и затем, как только приказ прозвучал по громкой связи на всех кораблях флота, мы двинулись вперед, на восток, над серыми просторами Атлантического океана.

Маклин и Хиллиард стояли снова рядом со мной, крейсер шел вперед во главе эскадрильи, а мы задумчиво смотрели назад. Мы видели Нью-Йорк, его могучие башни, великолепные на фоне заходящего солнца, которые удалялись от нас. Не только мы улетали от города, сам город удалялся в глубь страны, уходя от грядущей битвы. Теперь мы увидели выше большие форты, которые сосредоточились в большой двойной линии в десятке миль от побережья высоко над водами. Мы промчались над их строем, постоянно наращивая скорость. Выли моторы, экипажи кораблей и фортов кричали друг другу приветствия, канониры готовили к бою термопушки, ветры пронзительно завывали вокруг нас. Вскоре наш великий флот достиг максимальной скорости, стремясь навстречу битве, в которой наша Федерация должна была победить или пасть.

Глава II

Маклин, Хиллиард и я стоял вместе на мостике нашего крейсера. Эскадрилья, которой мы командовали, возглавляла одну из двух колонн нашего флота. Далеко позади нас протянулась линия кораблей, строго соблюдающих равный интервал между собой. Аппарат громкой связи сообщил голосом Ярнолла:

— Авиаотряды 1–6, занять позиции для разведки!

Мгновенно первые шесть эскадрилий, наша — одна из первых, выдвинулись вперед из общего построения. Наша и другие эскадрильи двигались прямо, мимо флагмана, отмеченного серебряными полосками, до тех пор, пока наши двести кораблей не образовали широкую, тонкую сеть на несколько миль впереди основной массы флота. Две из четырех эскадрилий разместились по правому и левому флангам, остальные четыре заняли позиции сверху и снизу, спереди и сзади. Наш флот двинулся на восток над серой и бесконечной равниной Атлантики, двигаясь, по приказу Ярнолла, со скоростью более восьми сотен миль в час. Разведчики патрулировали пространство вокруг, ограждая основную массу флота от любых неожиданностей.

За нами догорал малиновый закат. Бесконечный серый океан протянулся под нами. Мы спешили на битву через пустыню моря и неба. Хиллиард ушел вниз, чтобы занять свое место с экипажем, Маклин и я по-прежнему наблюдали за пустынным пространством впереди. Наши корабли гудели моторами, словно рой гигантских серебристых пчел. На борту крейсера царило напряженное молчание. Но перед нами по-прежнему не было никаких признаков врага, и казалось, что, несмотря на точные данные относительно его курса, мы пропустили его. Затем внезапно я затаил дыхание, но в следующий момент уже орал по громкой связи:

— Эскадрилья один — флоту. Разведчики Европейской Федерации находятся в поле зрения и идут к нам!

Линия темных точек впереди внезапно перечеркнула пустое небо длинная нить темных точек, несущаяся навстречу! С каждой минутой они становились больше, до тех пор пока не превратились в грозные торпеды аэрокрейсеров. Они отличались от наших только тем, что их мостики не были вынесены под выступающий прозрачный фонарь, а размещались прямо в корпусе, имевшем прозрачный нос. Это были разведчики европейского флота. Мы поняли, что они заметили нас, поскольку изменили свой курс. Их было пятьсот — нас двести. И они приближались, а позади них клубилось смертоносное облако других крейсеров, могучий европейский флот. Я едва успел сообщить информацию нашему флоту, и в следующий момент крейсеры противника ворвались в построение нашей линии!

Воздух вокруг нас превратился в безумный хаос сражающихся машин. В тот первый момент линия наших крейсеров была порвана и смята. Затем Маклин бросил штурвал вверх, под мой хриплый крик, поскольку наш корабль нырнул вниз с тошнотворным ускорением, чтобы увернуться от двух европейских крейсеров, мчавшихся прямо к нам. Их пушки извергли поток термических снарядов. В тот же миг Маклин вывел нас из пике, мы оказались над ними, и теперь наши кормовые пушки запели свою песню. Один из крейсеров врага увернулся, но второму досталось три снаряда.

Мгновенно три ослепительны вспышки озарили корпус вражеского корабля — снаряды высвободили заключенную в них чистую тепловую энергию. Это было наиболее смертоносное оружие современной воздушной войны, блестящие снаряды, в которых путем специальных процессов вибрации тепловых лучей были сосредоточены и «законсервированы». Снаряды, которые превратили грозный аэрокрейсер европейцев в дождь расплавленного металла, пролившийся в холодные воды серой Атлантики!

Но теперь наши собственные крейсеры, беспорядочно кружась, попали под обстрел линии врага. Словно ястреб, наш корабль метался в хаосе схватки, заходя над кораблями противника и поливая их горячей смертью из килевых пушек. За несколько мгновений этого ада десятки кораблей рухнули в океан глыбами расплавленного металла. Но мы были хороши, уничтожив примерно вдвое больше машин врага, чем потеряли сами. Грозной стаей яростных соколов мы устремились за отступавшим врагом, но приказ, переданный по радио, остановил нас.

— Главный корпус Европейских сил приближается! Всем эскадрильям разведки — присоединиться к флоту!

Маклин развернул крейсер, остальная часть наших разведчиков выстроилась за нами. Мы успели увидеть, что побитая Европейская разведка также отступает назад к собственному основному флоту. Этот могучий флот приближался с востока сейчас, его пять тысяч огромных крейсеров неспешно выстраивались в излюбленное европейцами боевое построение — кольцо. Разведчики заняли свои места в этом кольце. Тогда мы тоже встали обратно, на место во главе наших колонн, с флагманом главнокомандующего Восточной Воздушной армией перед нами. Медленно, с десятками миль воздуха между ними, две гигантские армады надвигались навстречу друг другу.

Стоя на мостике с Маклином, пытаясь заставить сердце стучать спокойно, я настороженно смотрел вперед, наблюдая, как наш флот и флот противника подкрадываются друг к другу. Мы еще не вышли на расстояние, пригодное для ведения огня, так как термопушки имеют малую дальность стрельбы. Несмотря на численное превосходство два к одному, мы неуклонно двигались навстречу гигантскому кругу противника. Затем внезапно корабли европейского флота, все еще держа круговое формирование, взмыли отвесно, чтобы накрыть нас!

Когда они сделали это, по радио был передан приказ, и две огромные колонны нашего флота тоже ринулись вверх, едва не врезавшись в кольцо противника. Воздух был заполнен блестящими кораблями, аэрокрейсеры европейцев молниями метнулись нам навстречу. Был отдан новый приказ, Маклин бросил наш крейсер вправо, и весь наш великий флот разделился: две колонны зашли — одна слева, другая справа от неприятеля, зажимая его в клещи. Прежде чем наши противники успели нырнуть вниз, мы обрушили на них ураган огня.

Небеса над Атлантикой наполнились зловещим пламенем взрывов. Десятки, сотни, кораблей противника, а также, к сожалению, и наших, вспыхивали под ураганным огнем, плавились от адского жара, рушились в воды огненными колесницами поверженных богов.

Нам удалось ошеломить врага, они потеряли сотни кораблей, в то время как их снаряды нашли не больше десятка американских крейсеров. Наша эскадрилья обрушила на противника такой плотный шквал огня, что не только передовые суда европейского флота обратились в сгустки пламени, но и шедшие им на подмогу аэрокрейсеры второго эшелона, не успевшие погасить скорость и влетевшие в это облако огня, превратились в дождь раскаленных обломков. Глядя на то, как вражеский флот превращается в пылающие капли расплавленного металла, я торжествующе прокричал:

— Мы побили их! Еще один удар, и…

Крик второго помощника прервал мои восторги, я обернулся назад на кольцо европейского флота. Наши две колонны сходились после смертельного удара, когда европейский флот разомкнул свое кольцевое построение. Один из их рядов охватил двойным кольцом наши колонны, а другой вклинился между ними! И затем, прежде чем мы смогли осознать суть и масштаб угрозы, прежде чем мы получили приказ, отданный Ярноллом по радио, враг обрушился на нас, прижимая колонны друг к другу и давя на них с обеих сторон.

Мой крейсер вошел в безумный вираж: это Маклин пытался уклониться от выстрела, направленного в упор с одного из европейских кораблей. Термоснаряд взорвался впритирку к нам, обдав наш крейсер невыносимым жаром. И пока корабль выписывал в небесах безумные пируэты, канониры с остервенением вели ураганный огонь из всех пушек. Наш флот был раздроблен и окружен, мы попали в безжалостную мясорубку, и теперь каждый американский аэрокрейсер попал под огонь сразу с двух сторон!

Смерть и разрушение воцарились в равнодушных небесах над свинцовыми водами. Враг был со всех сторон. Одна из наших колонн сумела перестроиться, сформировав плотный шар. Воздух вокруг нас стал багровым от вспышек слепящего света, термоснаряды непрерывно рвались вокруг, в грохоте и реве пушек растворились все другие звуки во Вселенной.

Недолго мы смогли выстоять против этих масс крейсеров, которые копошились вокруг, и выше и ниже нас. Наш флот, разбитый на две части, отчаянно огрызался изо всех пушек, но это была агония. Если мы не смогли бы вырваться из роковой ловушки, мы неизбежно должны были быть уничтожены. В этот момент из динамиков громкой связи прогремел приказ главкома.

— Формируем треугольник! На полной скорости уходим на север!

Мгновенно корабли позади и вокруг нас, маневрируя быстро под дождем снарядов, выстроились клином, с флагманом на острие, ринулись на подмогу окруженной части флота. На полной скорости наш клин рванулся навстречу врагу. Наш собственный крейсер шел вслед за флагманом. Казалось, мы таранили сплошную стену судов противника.

Наш крейсер потряс чудовищный удар. Это наш сверхпрочный корпус содрогнулся, когда мы протаранили на полной скорости европейский крейсер, огрызнувшийся залпом в попытке бежать от нас. Обломки врага падали в океан, как и обломки множества других воздушных кораблей — вражеских и наших. Наш клин промчался сквозь ряды противника косой смертью, затем развернулся и пошел на второй заход. Десятки, даже сотни наших крейсеров и кораблей противника рушились вниз, обломки металла и куски окровавленной плоти, дождь смерти с кроваво-багровых небес!

Теперь, когда флот воссоединился и у нас вновь стало почти две тысячи судов, мы выстроились в один длинный прямоугольник с нашим флагманом во главе и двинулись в сторону рассеянной стаи европейских аэрокрейсеров, которых было почти четыре тысячи до сих пор, но и они образовали аналогичный строй. И вновь загремели термопушки, вновь два флота маневрировали, поливая друг друга огнем. Вновь в небесах закипела яростная битва. Наш крейсер, казалось, был заколдован, поскольку, проносясь через град сияющей смерти рядом с машиной главкома, мы всегда умудрялись уцелеть. И вновь Маклин, с холодным пламенем в глазах, швырял наш корабль в пекло боя — в пекло, неуклонно снижавшееся к холодным водам Атлантического океана далеко внизу!

Битва бушевала всего в нескольких ярдах от поверхности вод! Но по-прежнему, неуклонно поливая друг друга огнем, флоты снижались, пока воздушное сражение не стало подводным! Современный военный воздушный корабль — это также и боевая субмарина. Корпус герметичен, воздух подается из резервуара, где он хранится в сжиженной форме, а импеллеры под водой работают не хуже, чем в воздухе, разве что скорость существенно меньше, но все равно больше, чем у подводных лодок XX века, — так что не было ничего удивительного в том, что битва, начавшаяся на высоте пяти миль, перенеслась в воды Атлантики.

— Так держать! — скомандовал я, и Маклин отвесно бросил наш корабль к поверхности океана. — Следуем за главнокомандующим!

Руки Маклина прочно сжали штурвал, и волны понеслись нам навстречу, хотя даже теперь наши пушки продолжали поливать противника смертоносным дождем термоснарядов. Вниз, вниз — и затем наш крейсер раскаленной стрелой вошел в воду, и мгновенно исчез свет заката, сменившись зеленым сумраком морских глубин. И тут же этот сумрак пронзили могучие лучи включенных мной прожекторов. Со всех судов, перед нами и позади нас, водную бездну пронзили такие же лучи. И теперь в глубинах загрохотали термопушки, и два флота накинулись друг на друга стаями безжалостных акул! Великая битва за Атлантику бушевала в глубинах Атлантики!

Глава III

Зеленая бездна глубин, которая поглотила нас, режущие ее лучи прожекторов, гул моторов, грохот пушек и крики смешались в единую фантасмагорию. Я погружался в глубины океана на моем крейсере уже много раз, но никогда принимал участия в подводном бою. И сейчас, когда два огромных флота сражались, в этих мирных глубинах, это казалось мне странным сном. Потом я увидел крейсер главкома, рядом с ним шли другие наши суда темные длинные громады, сверкавшие в глубинах под нами, желтые лучи их прожекторов пронизывали зеленый сумрак.

Склонившись над штурвалом, Маклин вел крейсер вперед и на глубину. Теперь, глядя на право, я мог разглядеть в темноте длинные тени — корабли врага. И между двумя флотами в холодных глубинах бушевала огненная буря — тысячи смертоносных термоснарядов кипятили глубины Атлантики. А когда эти снаряды поражали цель, превращая грозный боевой корабль в ком расплавленного металла, чудовищные пузыри пара устремлялись к поверхности.

Битва продолжалась на все большей и большей глубине. В желтых лучах прожекторов и в ослепительных вспышках взрывов метались обезумевшие косяки рыб. Они отчаянно пытались вырваться из рукотворного ада. Но два флота упорно стремились вниз, осыпая друг друга тучами термоснарядов!

Наконец, Хиллиард прокричал по внутренней связи:

— Нам не выдержать больше! Крейсеру не выдержать такой скорости и температуры!

— Отставить панику! Держаться, пока держится главком! — прокричал я сквозь гул моторов и гром пушек. — Если погибнут оба флота — пусть так и будет!

Но я видел, что Хиллиард прав. Стены и прозрачный металл иллюминаторов обжигали на ощупь. Не только жар взрывов и кипение воды были тому причиной, но наша собственная огромная скорость: трение о воду выделяло тепло, которое едва ли не плавило корпус. Но наш флагман упрямо шел на глубину… Два флота по-прежнему погружались в бездну, но холодный покой океана был бесповоротно нарушен яростным кипением схватки.

Я видел, что крейсеры Европейской армады страдают гораздо больше, чем наши этой ужасной подводной битве. В зеленой глубине они едва могли видеть друг друга, их орудийный огонь был хаотичен, а их численный перевес перестал быть преимуществом. Наши артиллеристы по приказу главнокомандующего сконцентрировали огонь на европейских судах, находившихся во главе колонны. Крейсеры противника, шедшие следом, натыкались на расплавленные обломки своего же авангарда — и гибли десятками. Этот маневр, разработанный специально на случай подводной войны, оказался высокоэффективным, значительно сократив численность кораблей противника.

Но успех был недолог, европейцы почуяли неладное, и их флот начал перестроение, развернувшись и устремившись к поверхности. Мгновенно наш главнокомандующий отдал приказ. Наш флот бросился в погоню, стаей огнедышащих акул преследуя флот агрессора. Теперь, когда мы устремились вверх, воды вновь стали зелеными и полупрозрачными. Затем мы вынырнули из зеленых сумерек океана, грохот пушек опять прогремел над волнами, и подводное сражение снова превратилось в воздушное!

Конечно, это странное сражение то в небесах, то под водой было изнурительным кошмаром. Маклин, и Хиллиард, и я почувствовали себя увереннее, теперь, когда битва вновь перенеслась на высоту нескольких миль, — здесь можно было хотя бы отчетливо видеть цель. Неожиданно оба флота замерли в воздухе. Замерли, но не прекратили огня. Два чудовищных металлических облака, мечущих друг в друга смертоносные молнии!

Схватка была ужасна. Оба флота не жалели снарядов, стремясь полностью уничтожить друг друга. Я пережил странное раздвоение личности, наблюдая, как зритель, как я же кричу хриплым голосом в микрофон, отдавая приказы канонирам, ведущим безудержный огонь. Я видел термоснаряды, которые непрерывно рвались вокруг нас, превратив окружающее пространство в один чудовищный пожар, в котором каждую секунду гибли сотни аэрокрейсеров.

Я знаю теперь, что эта битва, жуткая и странная, продолжалась считанные минуты. Но тогда они казались вечностью. Смутно я осознавал, что наши корабли гибнут быстрее, чем европейцы, которым вновь помогало их численное превосходство, нас осталось чуть больше тысячи, не более чем половина нашего первоначального числа. И, более чем в два раза превосходя нас количеством, европейские захватчики методично поджаривали нас! Затем внезапно отмеченный серебряной полосой флагман повернул на запад, и в тот же момент из динамика прогремел голос Ярнолла:

— Отступление! Всем кораблям отступить на запад на полной скорости!

— Отступить! — Мой крик был исполнен недоверия, безумного гнева. Отступление! Значит, мы были разбиты, мы проиграли. Я видел, как Маклин вцепился в штурвал, а Хиллиард почти рыдает от ярости.

Несмотря на нашу ярость, дисциплина была нерушима, и с кораблем главкома во главе наши суда развернулись, сформировав Т-образный строй, длинную линию крейсеров, прикрытую сзади короткой линией, расположенной к длинной под прямым углом. Это построение защищало нас от европейских флота, который теперь торжествующе преследовал нас. Наши пушки все еще лупили по ним, но они уже шли на полной скорости по нашему следу. И вот даже гром пушек утих на какой то миг, мертвая тишина затопила наш корабль, Маклин и Хиллиард молчали рядом со мной, как и я, поддавшись апатии, глубокому разочарованию и отчаянию. Никогда, конечно, прежде американский флот не бежал домой, преследуемый торжествующим врагом.

Мы бежали, превратившись в набор мишеней для термопушек противника. Но, даже отступая, мы огрызались. Теряя корабль за кораблем, мы продолжали прореживать ряды небесных дредноутов врага. И вот впереди должна уже была замаячить линия могучих воздушных фортов — последний рубеж обороны Америки. Теперь остатки нашего флота имели шанс спастись, получить убежище за этими гигантскими фортами. И теперь стало ясно, что именно эти форты были целью нашего отступления. Но фортов на месте не оказалось! Не было ничего, кроме гряды густых и плотных облаков!

— Форты ушли! Наш последний шанс пропал! — в отчаянии закричал я.

— Но это очень странные облака! — воскликнул Маклин. — Главком ведет нас в самую их гущу!

Глядя недоверчиво вперед, я увидел, что это было так: наш флагман шел к большой гряде облаков, ведя наш флот в их ворсистую белую массу. Пока я смотрел, не понимая, что к чему, крейсер с серебряной полосой на борту нырнул в облако и исчез в нем, а следом — мы и те, кто за нами, и весь наш флот! Маневр показался мне верхом идиотизма. Европейцам было достаточно окружить облако — и спокойно ждать, пока оно рассеется. Тем не менее я успел заметить, что даже уходя в облако, наши корабли продолжали отстреливаться от преследователей. Затем все утонуло в густой массе белого пара!

Я отчаянно пытался понять, что происходит, по отдаленному грому пушек понимая, что разгоряченные преследованием враги тоже нырнули в облако. Затем стремительный приказ:

— Всем кораблям стоять! — разорвал он тишину. А потом снова насупила тишина, нарушаемая лишь бормотанием моторов и лязгом металла — это сталкивались друг с другом ослепшие в облаке корабли. Оба флота беспомощно повисли в тумане, соприкасаясь бортами, но не способные вести бой, не видя друг друга.

— Всем кораблям американской Федерации — перейти в свободное падение!

Прежде чем утихло эхо приказа, Маклин дернул рычаг, и наш крейсер упал вниз, как камень, вынырнув из облака, в котором остались недоумевающие европейцы. И в тот момент, когда наши крейсеры вновь загудели моторами, прекратив свое стремительное падение, раздался громкий шипящий звук, подобный шипению мощной струи сжатого воздуха, и в то же мгновение мы увидели, как могучие облака рвутся в клочья, сдуваемые таинственным ветром. На месте облаков висел сбившийся в кучу европейский флот. И по обе стороны этой запутанной массы судов выстроились двойной линией наши гигантские воздушные форты!

— Воздушные форты! — Мой ликующий крик поддержали Маклин, Хиллиард и сотни голосов офицеров и рядовых на всех аэрокрейсерах Америки.

Воздушные форты! По обе стороны дезорганизованного Европейского флота висели они могучей двойной линией, и вражеский флот, потрясенный их появлением, повис в растерянности. Затем заговорили могучие орудия небесных крепостей! Чудовищный ураган огня сконцентрировался на беспомощных судах неприятеля.

Воздушные форты! Мы заманили врага в эту хитроумную западню. Новое военное изобретение, о котором вскользь упоминал главком на совещании, было устройством, позволявшим фортам создавать плотные искусственные облака. И главнокомандующий, делая ставку на это устройство, привел Европейский флот в это странное облако, в эту небесную засаду, а затем вывел наш флот оттуда. Когда гарнизоны фортов разогнали облако при помощи гигантских форсунок, европейский флот оказался перед их канонирами как на ладони!

Сейчас европейские корабли бесцельно метались и сыпались вниз, точно перезрелые яблоки! Их собственные снаряды бессильно разбивались о могучую броню небесных крепостей. И в тот момент, когда европейские корабли сбились вместе, пытаясь сбежать из этой смертельной ловушки в воздухе, наш флагман рванулся к ним, и нам не нужно было даже отдавать приказа, чтобы последовать за ним. Наш флот стремился вверх, и наши снаряды добавляли жару в огненном аду тотального уничтожения, в который угодили захватчики.

— Они повернули! — воскликнул Хиллиард. — Они бегут!

Враг бежал! Как только наш флот накрыл огнем своих орудий европейские корабли, которых осталось чуть больше двух тысяч, они оказались не в состоянии вынести ураганный огонь сразу с трех направлений, и, не соблюдая боевого строя, беспорядочно рванулись вверх и на восток. И наш флот преследовал их, выметая огненной метлой с американских небес. В итоге сломленный и дезорганизованный, не способный к дальнейшему сопротивлению, европейский флот сбежал от нас, так как последовал приказ главнокомандующего остановить преследование. Ошеломленный противник все еще превосходил нас численно более чем в два раза, и мы не могли рисковать, удаляясь от линии фортов.

Когда мы прекратили преследование, то увидели, как европейские корабли, сбившиеся в рой, уменьшаясь, исчезают на востоке. Затем, собрав остатки нашего флота, мы отправились обратно на запад, к багровому закату, пока мы не поравнялись с линией воздушных фортов. Там каждый крейсер нашего флота огласили крики ликования, экипажи флота и гарнизоны фортов, не сдерживая себя, торжествовали победу. А затем, когда первая волна радости улеглась, из динамиков прозвучал голос Ярнолла.

— Офицеры и бойцы Восточной Воздушной армии, — сказал он, — мы сумели отразить первое нападение флота Европейской Федерации, и я получил сообщение от главнокомандующего Западной армией из Сан-Франциско. Он сообщает, что его собственный флот, вылетевший для отражения атаки флота Азиатской Федерации, смог после битвы, столь же тяжелой, как эта, отразить атаку с помощью той же тактики, используя облачную западню. Таким образом, в этот день, и на западе, и на востоке мы добились невозможного, — он сделал паузу, и вновь крики ликования и торжества разорвали тишину закатных небес. Но вот вновь зазвучал его голос. — Мы выиграли сегодня, на востоке и западе, но то, что мы выиграли, это не больше, чем передышка. Могучие Европейская и Азиатская Федерации собрали все свои силы, чтобы уничтожить Американскую Федерацию. Их огромные флоты были уничтожены наполовину в этих двух сражениях, но и наши флоты тоже. И они не только превосходят нас еще вдвое, но могут построить новые корабли быстрее, чем мы. Несомненно, в течение недели, или даже меньше, последует новая атака, с запада и с востока, натиск, для которого они готовили и готовят некий колоссальный и страшный план, или оружие, о котором мы ничего не знаем. Это неизвестное устройство, по слухам, может дать им гигантское преимущество. Мы должны выступать против них, и мы уже не можем надеяться удивить их облачной засадой, подарившей нам победу сегодня. Тем не менее, независимо от силы, которую они направят против нас, независимо от гигантских возможностей нового оружия и угрозы нападения, независимо от грядущего исхода последней воздушной войны, начавшийся сегодня, вы, флот Американской Федерации, можете гордиться: это первое сражение выиграно. Вы боролись и победили!

Наступила тишина, затем последовал еще один потрясающий взрыв ликования. Вскоре ровным и правильным строем, наш флот двинулся на запад к закату, и к Нью-Йорку. Мы летели, сохраняя бдительность — на север и на юг вылетели патрули. Солнце скрылось за горизонтом. Костер заката догорел. Угли вечерней зари начали покрываться золой ночного сумрака. И к тому времени, когда наш флот приблизился к столице, Нью-Йорк превратился в сияющую пригоршню бриллиантов, плывущих в ночном небе. Могучий город, как мы узнали, начал двигаться на Восток, чтобы встретиться с нами, узнав результаты сражения, и теперь сверкал перед нами рукотворным созвездием, озаряя тьму ночи сиянием могучих прожекторов.

Вперед и вниз к могучему городу лежал курс нашего флота, и когда Маклин, Хиллиард и я смотрели вниз, мы увидели, как экипажи кораблей, которые приземлились на белой площади огромного воздушного города, сразу оказались в окружении ликующей толпы радостных горожан, подхвативших своих усталых защитников на руки и посадивших их себе на плечи. Весь великий город ликовал, хотя радость смешивалась с тревогой, поскольку все знали, что новое нападение не за горами. Так что, хотя город сверкал огнями праздничной иллюминации, когда наш флот опускался вниз к его башням и пирамидам, кажущимся волшебными дворцами, в сиянии плывущими сквозь ночь, его мощные прожекторы внимательно ощупывали небеса в поисках угрозы, и патрульные корабли висели над городом, бдительно отслеживая каждый воздушный корабль, приближающийся к столице.

Затем наш крейсер совершил посадку, и Маклин, Хиллиард и я сошли с него с нашим экипажем, под неразборчивые крики толпы, которая окружила посадочную площадку. Мы прошли, шатаясь от усталости, через эти толпы в наши казармы, чтобы провалиться в тяжелый, беспокойный сон…

Мы проснулись, большее, чем десять часов спустя, вечером следующего дня. Наши офицерские квартиры располагались на одном из верхних этажей казармы-башни, и когда я встал и, одевшись, присоединился к Маклину и Хиллиарду у окна, нашим взглядам открылся бескрайний простор. Над нами, в сиянии послеполуденного солнца, сверкали узором окон металлические башни. Но над этими башнями по-прежнему, грозно реяли патрульные корабли. Внизу, на посадочных площадках, ожидали вылета корабли нашего флота. Их было двести пятьдесят только на центральной площади. Вокруг них копошились орды механиков, ремонтирующих и проверяющих огромные двигатели, заполняя жидким воздухом цистерны, снабжавшие экипажи воздухом для дыхания, набивающих магазины орудий блестящими термоснарядами.

Я озадаченно повернулся в сторону двух своих помощников.

— Странно, что они уделяют такое внимание этим двумстам пятидесяти крейсерам, — заметил я.

Маклин, кивнул, хмурясь.

— И наш крейсер среди них, — проворчал он. Тут дверь в нашу комнату открылась и внутрь, отдав резкий салют, шагнул вестовой.

— Капитан Мартин Брант, вам предписано немедленно прибыть в штаб-квартиру флота, — объявил он и добавил, обращаясь к остальным: — Всем офицерам крейсера и экипажам авиаотрядов 1–4 без промедления прибыть на их корабли!

Снова он отдал честь и исчез, оставив нас изумленно пялиться друг на друга. Быстро облачившись в свои черные мундиры, мы кинулись к лифту и вскоре сошли «на грунт». По многолюдным улицам к центральной площади текли потоки людей в черной униформе. Там, на площади, готовые взмыть в небо, ожидали двести пятьдесят крейсеров — то, что осталось от нашего могучего флота.

Экипажи поспешно погружались на борт, и когда Маклин и Хиллиард поднялись на наше судно, я направился к башне, в которой размещался штаб. Миновав несколько постов охраны, я прошел через несколько узких белых коридоров и оказался в большой круглой комнате, которая была резиденцией командования. Вдоль изогнутых стен сверкали белизной пластика и огоньками бесчисленных приборов пульты управления, которые контролировали подачу энергии к могучим двигателям летающего города. В центре комнаты высилась батарея из шести громоздких коммутаторов, которые контролировали направление движения города, позволяя направить в любую сторону его медленный и тяжеловесный полет, сверкающие ручки управления скоростью размещались рядом с ними. Над пультами огромное табло отображало карту мира, на которой множество красных кругов автоматически показывало положение воздушных городов всего мира.

Главнокомандующий сидел перед этим табло, в то время как полдюжины его помощников напряженно склонились над пультами. Ярнолл жестом указал мне на металлическое кресло рядом с собой, возле электронной карты, и несколько секунд молчал, словно взвешивая еще не прозвучавшие слова. Наконец, пристально посмотрев мне в глаза, он начал.

— Уже второй раз, капитан Брант, я вызываю вас к себе, но теперь я вызвал только вас, отправив остальных офицеров на корабли. Вы задаетесь вопросом, почему я сделал это… Победа, которую мы одержали, как я уже говорил, дала нам только передышку. Мы знаем, что две враждебные Федерации, хотя мы и нанесли им немалый урон, до конца не разбиты и готовятся нанести нам новый удар, которого нам не выдержать. Из Европейской Федерации на востоке и от Азиатской Федерации на западе мы получаем данные разведки о таинственном и сверхсекретном супероружии. Хотя сотни агентов были внедрены нами во все крупные города противника за несколько месяцев до начала этой войны, они были либо вычислены и уничтожены сразу, или были в состоянии сообщить только о неких грандиозных приготовлениях в Берлине и Пекине, после чего связь с ними была потеряна. Слухи, которые дошли до нас, указывают, что противником разработано новое, необычайное оружие, новое средство воздушной войны, которым они намерены уничтожить все наши летающие города одним ударом… Ждать, пока их оружие будет готово, для нас равносильно самоубийству. Мы должны остановить их и уничтожить их козырь в рукаве, должны нанести превентивный удар по Европейской и Азиатской Федерациям прежде, когда они ничего подобного не ожидают. И именно поэтому я вызвал вас. Я намерен провести рейд, нападение на Берлин и Пекин. Если мы можем нанести сокрушительный удар этим двум столицам, сможем повредить или уничтожить содержимое их арсеналов, которое держатся в большом секрете, мы, по меньшей мере, выиграем время для подготовки к обороне от их таинственного нового оружия. Даже сейчас двести пятьдесят кораблей готовы к вылету и ждут приказа, чтобы атаковать Берлин, в то время как из Сан-Франциско аналогичное число крейсеров готовится к рейду на запад, в Пекин. И я решил, что вы, капитан Брант, возглавите наш рейд на Берлин, поскольку ваше поведение в великой битве, которую мы выиграли вчера, доказывает, что вы достойны командовать и сможете добиться желаемого результата. Сразу после битвы наши враги не ожидают налета от наших потрепанных ВВС, так что это ваш шанс, неожиданно проскочив через Атлантику, нанести ночной удар по арсеналам и заводам Берлина!

Глава IV

На мгновение, думаю, я застыл ошеломленный, молча переваривая услышанное и пытаясь осознать дерзость этой авантюры. Затем я щелкнул каблуками, отдал честь, взгляд мой сверкал от восторга. Ярнолл улыбнулся.

— План достаточно смел, — продолжал адмирал, — но это единственный шанс ошеломить наших врагов, повредить и, возможно, уничтожить их таинственное оружие, которое должно уничтожить нас. Двести пятьдесят крейсеров здесь, на Центральной площади, было полностью укомплектовано и приведено в боевую готовность, пока вы спали. Магазины их пушек набиты термоснарядами, их бомбовые отсеки полны сверхмощных бомб. Таким образом, вы можете вылетать прямо через Атлантику к Берлину. И если вы сможете достигнуть его с группой кораблей под покровом темноты, неожиданно, проскользнув через патрули и цепи воздушных фортов наших врагов, вы сможете нанести удар, который еще может спасти нас. Я знаю, и вы это знаете, капитан Брант, какие опасности лежат между вашими кораблями и их целью, и я не буду говорить про опасности, и не буду говорить о наших надеждах на ваш успех. Я просто приказываю… Вылет немедленно!

Пять минут спустя наши двести пятьдесят крейсеров, жужжа, как рой рассерженных пчел, поднялись в небо. Мой собственный крейсер, теперь флагманский, знакомые фигуры Маклина и Хиллиарда на мостике — все было до боли родным, но на мгновение я с невольной тоской подумал о том, смогу ли я когда-нибудь вернуться в Нью-Йорк. Могучий город проплывал под нами, толпы на улицах в молчании провожали нас взглядами, массы зданий сверкали между землей и небом, как странная рукотворная Галактика, — этот город был домом для меня и был достаточно дорог мне, чтобы я, едва сдерживая слезы, смотрел на то, как он тает вдали.

Мы поднялись вверх, зависли, затем рванулись на запад, плавно набирая скорость, до тех пор пока Нью-Йорк не исчез за горизонтом. А затем я отдал приказ, и наши корабли развернулись, понеслись на юг и затем на восток, уже невидимые из Нью-Йорка. Это был необходимый маневр, потому что в Нью-Йорке были миллионы жителей, среди которых притаились тысячи европейских шпионов, которые, без сомнения, уже отстукивали кодированные послания в Берлин. Пусть они считают, что мы зачем-то улетели на запад.

Теперь, когда мы неслись над Атлантикой, я отдал еще один приказ, и наши крейсеры, все двести пятьдесят, быстро выстроились в компактный клин с моим кораблем на вершине. Это было лучшим вариантом построения для рейда, и наш маленький флот, взмыв вверх, мчался вперед и вперед до тех пор, пока мы не пронеслись над линией наших воздушных фортов, висящих над Атлантическим океаном бдительно охраняющих границу. Мы ответили на их запрос и быстро пронеслись над ними.

В течение нескольких минут они исчезли у нас за кормой, и наши крейсеры рванулись вперед, обгоняя звук, до тех пор, пока на скорости более чем тысяча миль в час мы не легли на курс на высоте восемь километров над поверхностью океана.

Мы двигались на восток, солнце рухнуло за горизонт у нас за кормой, ночь обрушилась на нас лавиной тьмы. В небе вспыхнули звезды. Мы были одни, на высоте, редко используемой воздушными кораблями. Хотя современные герметичные корпуса и автономное жизнеобеспечение и позволяли летать здесь, в почти что вакууме стратосферы, разряженный воздух требовал слишком мощных моторов. Поверхность океана была скрыта от нас вуалью облаков, треугольный клин нашего строя и холодные яркие звезды — больше вокруг не было ничего. Но не огни далеких звезд занимали наши мысли, а непосредственная цель нашего рейда. Вглядываясь в ночь вместе с Маклином, я вновь и вновь прикидывал наши шансы на успех.

Налет через океан на укрепленную столицу Европы, могучий и грозный летающий город, казался форменным безумием. Берлин охраняла гигантская цепь воздушных фортов и патрули, курсирующие над Восточной Атлантикой. Тысячи боевых кораблей. Тысячи термопушек. Могли ли мы, несмотря на это, добраться до Берлина и сбросить наши термобомбы на вражеские арсеналы?

Эти сомнения одолевали меня, а наш клин грозных металлических птиц с заунывным воем рассекал ночную стратосферу, но я решительно отогнал прочь злые мысли, вспомнив, что наша атака парализует врагов, лишив их таинственного преимущества, и что это будет означать для нашей Американской Федерации. Я повернулся к Маклину, который молча указал на циферблат, показывавший пройденное расстояние. Через несколько минут, я знал, берег Европы вот-вот будет под нами, но в ходе нашего полета мы ещё не встретили никакого другого воздушного судна — коммерческие рейсы прекратились с началом войны, в то время как мы были еще слишком далеко на западе для встречи с дальними воздушными патрулями Европейской Федерации.

Но встреча эта была не за горами, и результат нашей смелой экспедиции зависел от того, сможем ли мы проскочить их незамеченными. Если мы будем замечены ими, минуты будет достаточно, чтобы сообщить о нас по радио, а затем от всех европейских воздушных городов — Стокгольма и Лондона, Берлина, Марселя и сотни других, бесчисленные патрульные крейсеры ринутся на нас в ответ на сигнал тревоги. И европейский боевой флот, защищающий Берлин, воздушный город, который мы решились атаковать, без промедления обратит нас в дождь из расплавленного металла огнем своих термопушек.

Но пока мы мчались на запад сквозь ночь, ни я, ни Маклин с Хиллиардом, сменяя друг друга на вахте, не видели ничего, кроме пелены облаков внизу, равнодушных звезд вверху и клина наших крейсеров за кормой. Но вот я посмотрел вперед и вниз, направо по курсу, и похолодел. И тут же включил коммуникатор и отдал приказ:

— Европейские патрули впереди и внизу! Всем крейсерам уменьшить скорость на четверть!

Мгновенно наш клин замедлил полет, каждый крейсер быстро снизил скорость, и теперь нас не выдавал ни рев моторов, ни грохот раздираемого воздуха. Продвигаясь таким образом, так медленно и бесшумно, как только возможно, мы продолжали наш полет. Я указал вниз указательным пальцем в ответ на вопросительный взгляд Маклина.

— Патрули! — прошептал я ему. — Там под нами — перемещаются на север!

Далеко под нами они плыли в ночи, маленькие огни, висящие чуть выше слоя облаков и двигавшиеся неуклонно на север. Двадцать или больше этих белых огней плавно передвигались, сформировав кольцо, и хотя мы не могли видеть крейсеров, сверкавших этими огнями, мы знали, что они могут быть только одним из Западных патрулей противника, летящих традиционным для Европейской Федерации кольцевым строем. Наблюдая за ними, Маклин и я бессознательно затаили дыхание. От нашего корабля и от всего нашего строя не было никаких звуков, кроме низкого гула моторов. Но и те сейчас гудели очень тихо, чтобы не привлекать ненужного внимания. Европейцы уходили на север. Наше присутствие над ними осталось незамеченным.

Я знал, что если бы они случайно повернули к нам, хотя бы одну большую конусовидную антенну аэропеленгатора, такую, какие расположены по бортам всех военных крейсеров и какими снабжены все воздушные крепости и летающие города, мы были бы обнаружены в тот же миг. Эти антенны позволяли на большом расстоянии обнаружить любой работающий электромотор. Фортуна благоприятствовала нам, и патруль, не заподозрив нашего существования, улетела на север, так и не повернув к нам ни одной антенны.

По моему приказу мы вновь набрали скорость. Я знал, что мы должны быть вблизи юго-западного побережья Англии. Наш курс пролегал над побережьем, вдоль линии между двумя могучими воздушными городами — Лондоном и Парижем. Мы намеренно избегали и тот и другой на пути к Берлину. Скоро на нашем пути должна была развернуться цепь воздушных фортов противника. Мы пристально смотрели вперед, надеясь проскочить этот небесный рубеж незамеченными.

— Вряд ли они выставят вторую линию патрулей, — сказал я Маклину. — Как только мы проскочим линию фортов, мы будем иметь хорошие шансы.

Он кивнул.

— Им и во сне не снилось, что мы можем напасть сегодня, и если нас не засекут пеленгаторы фортов…

Он замолк внезапно, и в тот же момент, как и он, я посмотрел вниз и направо. Еще одно кольцо движущихся огней, там, в темноте под нами, двигалось на север. Но неожиданно оно сменило курс, направившись прямо к нам!

— Еще один патруль! — крикнул Маклин в микрофон, предупреждая команду корабля.

Еще один патруль — и он заметил нас! И вот двадцать крейсеров патруля ринулось вверх, к нам, а восемьдесят наших крейсеров рванулись им навстречу! Им не требовалось много времени, чтоб поднять по тревоге все ВВС Европы. И поэтому мы не теряли времени на артиллерийский огонь, решительно ринувшись на таран!

Грохот и визг разрывающегося металла расколол воздух под нами, а затем смятые и разбитые воздушные корабли посыпались дождем в пучину Атлантического океана! Все двадцать вражеских крейсеров и около двадцати пяти наших собственных рухнули в темные воды. Страшной ценой нам удалось избежать использования термопушек, огонь которых выдал бы нас с головой. И мы знали, что самопожертвование наших товарищей спасло нас. А затем пятьдесят пять уцелевших кораблей поспешили вверх, и дальше на восток.

Опять мы неслись на чудовищной высоте и скорости сквозь ночь, до сих пор потрясенные этой внезапной схваткой. И вновь я кричал в микрофон, отдавая приказы — предупреждения. Далеко впереди сверкали в ночи кинжальные лучи белого света, сплетаясь в подвижную сеть, в опасную и губительную паутину. Эти лучи описывали в воздухе гигантские круги, было неимоверно сложно проскочить между ними. Источником этих лучей были прожектора европейских фортов, выстроившихся в цепь на высоте четыре мили. Слепящий свет этих прожекторов казался непреодолимой преградой.

Невозможно было пройти над облаками, не попав в перекрестье этих лучей, а пройти значило попасть под ураганный огонь могучих термопушек. Нырять под облака было бессмысленно. Под облаками притаилась вторая цепь фортов, чьи прожектора соткали такую же паутину. Оставалась одна альтернатива — пройти через густой облачный слой, но, хоть это и скрывало нас от пушек воздушных фортов, было само по себе самоубийством, поскольку облачные слои между фортами неизменно таили в себе минные поля — скопления плавающих воздушных мин. Это были кубические контейнеры с термическими зарядами. Они были снабжены собственными антигравитационными приводами, собственными электростатическими электростанциями и собственными импеллерами. Эти боевые автоматы немедленно атаковали бы любой воздушный корабль, имевший несчастье пройти от них в непосредственной близости, и подрывали его. Но теперь, когда наши корабли замерли перед зловещей паутиной света, я взял микрофон и обратился к флоту:

— Наш единственный шанс — пройти в облаках, используя пеленгаторы, чтобы избежать воздушных мин. Пойдем в колоннах по три корабля.

По моему приказу наш клин перестроился в длинную тонкую линию, три корабля в ширину, а затем мы нырнули в облака. Мы ползли в клубящемся тумане, не видя даже друг друга. Но хотя мы не могли видеть форты, мы знали, что те висят впереди и выше нас, сейчас, и что слой облаков, в который мы вошли, наполнен стаями смертоносных мин. Маклин напряженно склонился над штурвалом, медленно и осторожно направляя наш крейсер. Хиллиард прощупывал облачную муть раструбами антенн пеленгатора.

Позади нас шли остальные крейсеры, и хотя мы обменивались данными, на каждом корабле напряженно трудились операторы, прощупывая курс своими пеленгаторами, а не опираясь только на данные идущих впереди. Я напряженно ожидал докладов Хиллиарда. И в момент, когда наш пеленгатор засек работу мотора мины справа, Хиллиард сообщил об этом быстро и четко, и я передал дальше эту информацию Маклину, который мгновенно отклонил наш корабль немного влево. И так — снова и снова.

Каждые несколько минут мы выполняли подобные маневры. За нами такой же воздушной акробатикой занимались остальные корабли. А над нами грозно гудели моторами могучие форты; одного разрыва в облаках хватило бы, чтобы их мощные прожекторы поймали нас, а их батареи превратили нас в воспоминание. Тем не менее мы ползли вперед, молясь, чтобы ни один из наших крейсеров не нарвался на мину, поскольку вспышка взрыва выдала бы нас всех. Даже наш собственный корабль, едва уклоняясь от одной мины, которую Хиллиард вовремя обнаружил, едва не налетел на другую — большой куб металла, заключавший в себе ад конденсированного тепла и смерти, черпающий энергию из неистощимого потока космических лучей. И хотя Маклин успел увернуться, казалось невозможным, что все наши корабли проскочат это поле смерти без катастрофы.

Тем не менее мы ползли все дальше и дальше, через густой туман… Вскоре линия фортов осталась позади, гул их моторов становился тише, удаляясь. А потом мы, так же вслепую, прошли над второй линией фортов, висевшей под облаками. Еще какое-то время мы ползли сквозь густой, клубящийся пар, а затем я дал кораблям приказ подняться и сразу, тщательно, как всегда, наши крейсеры начали осторожно выбираться из облаков вверх, пока вокруг нас не развернулось бескрайнее небо, озаренное холодным светом звезд, пока облачный лабиринт смерти не остался далеко позади и внизу.

— Все целы! — воскликнул я, обращаясь к Маклину. — Невероятно, что все наши корабли прорвались через это минное поле!

Маклин кивнул.

— Мы не сделали бы это, задействуй воздушные форты свои пеленгаторы. Но никому и не снилось, что кому-то придет в голову лезть через заминированные облака!

Я отдал по радио еще один приказ, и наши корабли вновь выстроились клином и устремились на восток, оставив позади смертоносные форты. Теперь, с Маклином и Хиллиардом, который присоединился к нам после работы с пеленгатором, мы внимательно изучали горизонт. Слой облаков под нами истончился до полупрозрачной дымки, а море под нами сменилось сушей. Под нами проплывали земли Юго-Западной Англии. Наш клиновидный строй отклонялся на юг, чтобы избежать встречи с парящим где-то здесь Лондоном. Затем, когда мы уже удалялись на восток, на той же большой высоте, как раньше, мы увидели большое скопление огней далеко на севере, массу белых огней, которые висели высоко над землей. Эти огни сливались в единое пятно мягкого света, пробивавшегося сквозь облака и туманы, а вокруг мошкарой вились огоньки воздушных кораблей.

Не требовались возгласы помощников, чтобы я понял, что это Лондон. Великий город двигался на восток от своей обычной позиции над центром Южной Англии, удаляясь от цепи воздушных фортов и минных полей, которые охраняли его на западе. Но не Лондон был нашей целью, и мы оставили его позади, и он утонул в тумане за кормой. Гораздо ниже нас мы видели караваны грузовых судов, идущих к Лондону или от Лондона и сопровождаемых обычно примерно полудюжиной военных крейсеров, но они были далеко под нами, и, так как мы не включали огней и шли на огромной скорости, они не увидели нас.

Нас не искали, и это доказывало то, что штаб-квартира Европейских ВВС пока о нас ничего не знала. Похоже, им и в голову не приходило, что американцы могут решиться на столь дерзкую авантюру, как наш ночной рейд.

Пока наш клин рассекал воздух, я успел подумать о нашем втором флоте, который сейчас шел к Пекину, а затем мое внимание привлекло новое скопление огней по курсу, на юге. Это был Париж, большой воздушный город, большой, как Лондон, уступающий размером только трем колоссальным воздушным столицам мира. Но не Париж был нашей целью. Уклоняясь от его прожекторов, мы оставили его позади, как ранее Лондон. Мы молнией пролетели над Францией. Иногда мимо нас проносились огни других летающих городов, но мы не обращали на них внимания. Наше путешествие подходило к концу.

Теперь под нами сновало взад-вперед множество воздушных судов, интенсивное воздушное движение центра Европы, но оно происходило далеко внизу, и на нас никто не обращал внимания, так же, как и мы не уделяли внимания ему, сосредоточившись на электрическом зареве у горизонта. Оно пока не могло затмить даже потускневших предутренних звезд, но с каждой секундой становилось все ярче и ярче. И, наконец, со своей высоты в десять миль, мы увидели, впереди, и внизу, на высоте четырех миль, огромное облако огней. И оно быстро росло в размерах, впереди и под нами, до тех пор, пока не превратилось в ослепительно сияющий, могучий город, плавающий в воздухе, огромный, как Нью-Йорк, и сверкающий так же ярко, как и наша столица.

— Берлин!

Наши возгласы в рубке подхватили сотни голосов на всех кораблях флота. Берлин! Во всем великолепии колоссальный, сияющий, он висел перед нами и под нами, могучий воздушный город, который был столицей Европейской Федерации, уступая в размерах только Нью-Йорку и Пекину. Он плыл между землей и звездами, его белые башни высились над могучим металлическим диском основы, в его центре была титаническая игла силовой станции, черпавшая электричество из воздуха. Луч сверхмощного прожектора ощупывал небо. И над городом реяли сотни боевых кораблей, сети патрулей, которые охраняли большой столицу со всех сторон.

Но наши собственные корабли, летящие медленно на огромной высоте, не были пока замечены патрулями под нами, ни разу не попали в луч прожектора. И когда по моему приказу наши корабли становились, мы смогли разглядеть больше деталей в городе, плывущем далеко под нами. Можно было разглядеть огромные батареи термопушек на центральной площади и на круговой стене города, большие квадратные здания из металла — арсеналы, здание штаба ВВС Европейской Федерации. На площадях вокруг этих зданий лежали длинные ряды блестящих сигар — крейсеров, которые исчислялись тысячами, и среди них были те, с кем мы сражались так яростно над водами и в глубинах Атлантики за день до того. И в любой миг на нас мог быть направлен раструб пеленгатора, в любой миг сигнал тревоги мог поднять в небо эти смертоносные армады.

— Крейсеры, и военные объекты и арсеналы будут нашей главной целью, — объявил я в этот напряженный момент, когда мы зависли над сияющим городом. — Электростатическая башня города настолько надежно защищена батареями термопушек, что мы никогда не сможем прорваться к ней, и построена из таких металлических сплавов, которые не поддаются нашим снарядам и бомбам, поэтому мы не можем надеяться уничтожить ее, и, таким образом, вызвать падение города на землю, отрезав его от источника энергии. Нашей целью должны стать крейсеры и арсеналы, и мы будем атаковать их в два захода: вначале уничтожим восточный арсенал, а затем — западный, и, если все пойдет хорошо, можно затем успеть сбежать!

Теперь, готовый к бою, находясь на мили выше летающего города, который сам парил высоко над землей, наш клин висел, как стая хищных птиц. Маклин, стоявший рядом, смотрел вниз также напряженно, как и я, Хиллиард ушел к канонирам. Мои пальцы лежали на четырех рядах белых кнопок, нажатие каждой из которых означало сброс термобомбы чудовищной разрушительной силы и мощности. Вся сцена незабываемо запечатлелась в моем мозгу: мрак ночи вокруг; сияющий круг колоссального летающего города под нами; патрули, роившиеся над ним; толпы, которые заполнили улицы, возбужденные известием о начале долгожданный войны, что должна уничтожить Американскую Федерацию.

Я отдал приказ, и наш клин обрушился на город!

Мы пикировали с головокружительной скоростью вниз, мой крейсер шел во главе строя. Сквозь мили пространства мы мчались потоком сияющих стрел. Мы пронеслись сквозь опешившие патрули к Восточному арсеналу и крейсерам, расквартированным возле него, которые были нашей целью! Все наши корабли проскочили, без единого выстрела патрульных крейсеров, экипажи которых были слишком ошеломлены нашей стремительной атакой. Казалось, над миром повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь гулом наших двигателей. Затем, в один миг, здания арсеналов и ряды боевых кораблей оказались прямо под нами. Мои пальцы заиграли смертоносную мелодию на кнопках пульта, сбрасывая бомбы на Берлин. В следующий миг наш крейсер качнуло — из его металлического чрева посыпались бомбы. Каждый из наших крейсеров сбросил вниз смертоносные подарки, на арсеналы и корабли врага рухнули тысячи гигантских цилиндрических термобомб!

Еще до того как бомбы успели взорваться, наши корабли, как молния, ринулись вверх, но ударная волна и адский жар взрыва все же догнали нас, закружив могучие воздушные крейсеры, словно осенние листья. Однако мы успели мельком увидеть, что примерно полтысячи вражеских кораблей погибли в чудовищной вспышке, а на месте Восточного арсенала зияет оплавленный кратер! И вся сияющая масса Берлина закачалась в воздухе от чудовищного удара, улицы и площади летающего мегаполиса наполнили вопли и крики, которые донеслись до нас сквозь чудовищный рев наших двигателей!

Наш строй уходил вверх на максимальной скорости, которую мы могли развить, и как раз вовремя, потому что канониры городских батарей пришли в себя, и могучие термопушки Берлина, распложенные возле башни энергостанции, открыли по нам ураганный огонь. Мы спланировали первый удар так, чтобы не приближаться к этим грозным орудиям, чтобы их расчеты ни о чем не подозревали до того момента, когда будет уже поздно. Но теперь, прятаться не имело смысла, нас поймали в свои перекрестья лучи мощных прожекторов, по нам лупили все пушки города, а на хвосте у нас висел патруль!

— На второй заход! — кричал я сквозь рев моторов и грохот рвущихся снарядов, когда наш крейсер прорывался вверх сквозь мелькание прожекторных лучей и вспышек разрывов.

— Пора снести Западный арсенал!

Высоко над городом флот вновь выстроился клином. Здесь было безопасно — снаряды бессильно разрывались в милях под нами. Мы двинулись на запад, презирая попытки полчищ патрульных крейсеров остановить нас. Эти крейсеры рвались к нам, извергая шквал снарядов, но наши собственные артиллеристы не дремали, и вражеские суда раскаленным градом сыпались на город! Здесь, в вышине, вне досягаемости орудий зенитных батарей, отстреливая вражеские суда сверху, мы относительно спокойно прошли над городом, пока под нами не оказался Западный арсенал и ряды ожидающих взлета крейсеров противника. А затем я отдал приказ, и мы опять ринулись вниз!

На этот раз мы пикировали сквозь яростную бурю рвущихся снарядов. Наперерез нам мчались чудом уцелевшие крейсеры от Восточного арсенала и сотни патрульных судов, в тщетной попытке предотвратить наш новый удар. Но, прорвавшись через этот ад, мы зашли на цель, моя рука коснулась кнопок, бомбы ушли вниз! И чудовищное пламя пожрало арсенал врага и суда возле него, обратив их в бесформенную массу расплавленного металла.

И теперь, когда бомбы были сброшены, наши крейсеры рванулись вверх, чтобы бежать из города, который мы поразили двумя ужасными ударами, на Запад, снова к Атлантике. На нас обрушились снаряды, десятки крейсеров погибли, прежде чем удалось набрать высоту. Затем мы, зависнув на мгновение, помчались на запад, преследуемые лишь несколькими отчаянными крейсерами патруля вражеского флота. Под нами гигантский воздушный город Берлин полыхал двумя раскаленными кратерами на месте арсеналов. Великий город висел в воздухе — наши удары не могли уничтожить его металлическую основу и гигантские моторы. Но на его улицах начиналась паника, его пушки грохотали, его прожекторы прочесывали небо.

А мы торжествовали. Мы потеряли несколько десятков кораблей, но уничтожили два крупнейших арсенала и тысячи боевых кораблей противника. Казалось, флот противника слишком ошеломлен и дезорганизован, чтобы помешать нам уйти. Корабли противника тысячами стягивались к атакованной нами столице, на выручку городу шли грозные форты, покинув предписанные им места. В этой толчее и неразберихе у нас появлялся прекрасный шанс ускользнуть. Нам удалось воплотить в жизнь наш смелый, безумный план, и теперь многоголосое «ура!» сотрясало корабли американского флота.

— Мы сделали это! — кричал я Маклину, а наши крейсеры неслись к Атлантике. — Дали им жару! Мы уделали их!

— Мы победим! — восклицал Маклин, направляя наш крейсер вперед во главе строя.

Тут Хиллиард, ворвавшись на мостик, заорал:

— Мы сделали это, Брант, — мы уничтожили арсеналы и четверть их флота!

— И теперь мы возвращаемся на запад! — воскликнул я. — Домой… Но посмотрите! Там, выше нас!

Мои слова превратились в крик предупреждения. Ликование сменилось растерянностью и страхом. Два патрульных крейсера противника, которые до того тщетно гонялись за нами, кружили теперь высоко вверху. Они подкрались незаметно, без единого выстрела, и теперь разом рванулись на таран! Два чудовищных снаряда мчалось точно на наш крейсер, в попытке самоубийственной мести! Увидев это, я закричал, но было уже поздно!

Мой крик смешался с криками и руганью Маклина и Хиллиарда.

— Сверху! — кричал я.

Маклин успел уклониться от одного из мчащихся на нас воздушных дредноутов. Но в следующий момент, прежде чем он успел крутануть штурвал, второй крейсер врезался в нас! Раздался чудовищный грохот и лязг, на миг два искореженных корабля зависли в воздухе, а затем рухнули вниз, навстречу парящему городу!

Глава V

Падение вспоминается мне как некий кошмар, как бред, а не как реальное событие. Нас крутило вокруг всех осей разом, пол, потолок, стены менялись местами с тошнотворной скоростью. Потом крейсер падал боком, я повалился на палубу, меня швырнуло на стену, откуда-то доносились крики и ругань Маклина и Хиллиарда…

Черный мрак ночи вокруг нас, масса наших стремительных кораблей над нами, колоссальный блестящий город, на который мы падали, — все это крутилось вокруг нас в безумном вихре, в дьявольском калейдоскопе.

Казалось, прошел лишь момент, прежде чем я увидел большие массы огней, острые и тонкие башни города прямо под нами. Маклина и Хиллиарда отбросило от пульта, но я в последний момент успел схватиться за штурвал. Под бормотание все еще работающих двигателей я пытался посадить корабль. Мои пальцы нашли нужные кнопки… В этот момент я услышал хриплый крик Маклина, всего в нескольких десятках метров под нами оказалась гладкая поверхность одной из узких улиц города. В последней попытке совершить мягкую посадку я направил струю воздуха от наших ходовых импеллеров вертикально вниз. В следующий момент все утонуло в грохоте и вспышке яркого света, и я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, кто-то пытался привести меня в чувство, я открыл глаза. Я лежал на металлической скамье, под металлическим потолком, в комнате, залитой белым светом. Надо мной склонились Маклин и Хиллиард. Я попытался заговорить с ними — и ощутил адскую боль слева — вся левая сторона моей головы оказалась сплошным отеком. А затем, с помощью друзей, я сел, изумленно оглядевшись по сторонам. Затем память о том, что произошло, внезапно вернулась, и с ней пришел страх.

Ярко освещенный белый зал, в котором я находился, был камерой, вход в которую охраняли солдаты в зеленой униформе Европейской Федерации, разительно отличавшейся от наших черных мундиров. На поясах у наших стражников красовались длинноствольные термопистолеты — ручное оружие, основанное на тех же принципах, что и термопушки, хотя, разумеется, меньшей мощности. Эти шестеро солдат Европейской Федерации держали термопистолеты наготове, пристально глядя на нас. И тут я увидел через открытую дверь справа от нас гигантскую площадь и огромные массивы зданий, возвышающихся над ней, и услышал рев толпы, собравшейся среди этих зданий я вспомнил все, что постигло нас, и крепко схватился за руку Маклина.

— Крейсер упал! — воскликнул я. — Я помню аварию, это Берлин, Маклин, и мы в плену?

— Схвачены, — тихо проговорил Маклин. — Вы, Хиллиард и я — единственные, кто сумел выжить, Брант, — и мы выжили, только потому что мы были на мостике, более менее уцелевшем, когда корабль разбился. Вы были без сознания, Хиллиард и я уже пришли в себя, когда европейские солдаты раскопали и схватили нас, притащив нас сюда, в центральную электростатическую силовую башню.

— Мы трое единственные выжившие? — переспросил я. — А наш экипаж?..

Маклин не отвечал, но его глаза сказали мне все, и ком встал в моем горле. Наш экипаж — сотни веселых ребят, которыми был укомплектован мой крейсер, каждого из которых я знал по имени, — все они погибли в катастрофе, в которой чудом выжили мы трое. Я почувствовал руку Маклина на моем плече, а затем нам напомнили о нашем положении. Открылась левая дверь, и в камеру шагнул офицер в зеленой униформе. Он отдал краткий приказ на общеевропейском языке, смеси латыни и немецкого, универсальном во всей Европейской Федерации, которым я слегка владел. Мгновенно наши охранники жестом направили нас к двери, из которой вышел офицер, и мы очутились в ярко освещенном, круглом помещении.

Это помещение было Центральной диспетчерской силовой башни, командной рубкой Берлина. Шесть постов управления, рычаги и кнопки, табло, экраны и пульты — все было так же, как у нас, в Нью-Йорке. И над всем этим размещалась гигантская карта мира, на которой отображалось текущее положение всех летающих городов. Рядом с этой картой сидело с десяток или более мужчин, в той же зеленой форме, как наши охранники, но с металлическими эмблемами крыльев на рукавах. Это были военачальники Европейской Федерации, Военный Совет, собравшийся здесь, в центре управления Берлина.

Мы и они смотрели друг на друга в напряженной тишине, наши охранники, по-прежнему бдительные, стояли позади нас. Затем смуглый, черноволосый и черноглазый офицер, сидевший в центре, на рукаве которого красовались пять серебряных крыльев, знак главнокомандующего, обратился к нам на нашем родном языке.

— Вы, капитан, первый офицер и второй помощник с корабля Американской Федерации, который разбился на наших улицах, когда основной части ваших кораблей удалось сбежать, — объявил он, сняв камень с моей души. Все это время я очень переживал за судьбу остатков моего флота. Наши корабли благополучно бежали обратно через Атлантику! — …и мы хотим знать, какие силы американцев были задействованы в этом рейде, и когда планируется следующее нападение?

Наши взгляды встретились, и я почувствовал напряжение, скрытое в глубине глаз врага.

— Я думаю, было бы лучше для вас ответить, — тихо сказал он, — не думайте, что молчание поможет вашим соотечественникам. Хотя вам удалось нанести удар нам здесь, в Берлине, в эту ночь, хотя другая группа ваших кораблей нанесла такой же удар в Пекине… Но это лишь два из двухсот летающих городов двух федераций, небольшая часть нашей великой силы. Мы знаем, что ваш флот потерял много кораблей в боях вчера, несмотря на их победу, и мы желаем знать, какие силы остались у вас!

И опять повисла тишина. Рядом со мной Маклин и Хиллиард стояли в том же напряженном молчании. Я видел, что гнев Европейского главнокомандующего нарастает, его рука уже начала подниматься, чтобы отдать приказ нашим охранникам, и затем он расслабленно повалился обратно на свое место, мрачно улыбаясь.

— Наиболее неразумным курсом следуете, капитан. Можете мне поверить. Могу ли я считать, что ваши офицеры такие же ослы, как и вы?.. Ну, спешить некуда, и несколько дней медитации может изменить ваше решение… Вы должны помнить, что, если вы не станете сотрудничать в конце недели, мы будем вынуждены провести несколько неприятных для вас процедур! После этого вы измените вашу точку зрения, став более разумными! — в раздражении говорил он, коверкая фразы, тому же у него был жуткий акцент.

Он повернулся, отдал приказ на своем языке капитану гвардии у нас за спиной.

— Этих трех — в одну камеру на сотом этаже, с другим американцем, и если через неделю они по-прежнему будут упрямы, мы будем иметь дело со всеми четырьмя.

Сразу же наши охранники толчками погнали нас обратно к двери, через которую мы вошли, и потом через другую дверь, в короткий, широкий холл, и через него — к клетям огромного лифта. Нас затолкали в одну из них, под дулами термопистолетов, и затем взвыли моторы, загудели в кожухах винты импеллеров, и лифт помчался вверх, на сотый этаж башни. Из лифта мы попали в короткий коридор, который пересекал башню по диаметру — на этой высоте башня была не более нескольких десятков футов в поперечнике, сужаясь к игловидному шпилю энергоприемника.

По сторонам этого коридора с обеих сторон угрюмо блестели бронедвери тюремных камер. Возле одной из них мы остановились. Здесь один из наших охранников достал из кармана маленький инструмент, напоминающий электрическую зажигалку, из которого в незаметную скважину возле двери ударил тонкий луч. Дверь немедленно распахнулась, ее электронный замок узнал уникальную частоту виброключа. Такие вибрационные замки давно заменили старые, неуклюжие, и были гораздо надежнее, будучи настроены на уникальную для каждого частоту излучения. Наши охранники втолкнули нас внутрь, угрожая пистолетами, и дверь, щелкнув, закрылась позади нас.

Мы очутились в небольшой камере, металлической, около десяти футов в длину и пяти в ширину, с двухъярусными нарами вдоль стен. Камера была снабжена одним узким оконцем без решетки, сквозь которое с высоты огромной башни открывался вид на панораму летающего мегаполиса. Когда наши глаза привыкли к полумраку камеры, мы заметили фигуру человека, стоявшего у окна. Он несколько мгновений смотрел на нас, а затем порывисто кинулся навстречу.

— Брант! — воскликнул он, разглядев наши лица в сумраке. — Брант, и ваши спутники были на кораблях, которые напали на город, но теперь вы в плену!

Но теперь, мои собственные глаза, привыкнув к сумраку, узнали человека, который принялся пожимать нам руки.

— Коннелл! — в изумлении воскликнул я. — Вы пленник! Нам сказали про какого-то американца. Но я думал, вы мертвы!

— Мертвым я мог бы быть и здесь — сказал Коннелл, вдруг помрачнев. — За четыре недели, что я пробыл здесь, Брант, — недели до начала этой войны. И теперь, когда началась эта война, я один могу спасти нашу Американскую Федерацию от уничтожения, а здесь через несколько дней меня ожидает смерть.

Я смотрел на него, удивляясь. Коннелл был капитаном крейсера сил Американской Федерации на протяжении нескольких лет и был моим другом. Год назад он таинственно исчез с действительной службы, никто не знал, куда он подевался, но за несколько недель до этой войны наш главнокомандующий сообщил нам в ответ на наши запросы, что Коннелл был направлен со специальной миссией, но, поскольку он не сообщал о себе несколько недель, то, несомненно, погиб. Встреча с ним здесь, в самом сердце Берлина, в одной тюремной камере, поразила меня, и тем более с его первых слов мы поняли, что он угодил в эту камеру еще до войны. Но теперь, жестом указав нам места на койках, Коннелл стал выпытывать у нас подробности о войне. Его глаза светились, когда мы описывали ему битву за Атлантику и рейд на Берлин, при том что наш вчерашний налет он сам видел из окна.

— Я видел, как флот Европейской Федерации вылетел на запад — сказал он, — и знал что он вернулся побитым и дезорганизованным, знал, что Америка выстояла. Но я не ожидал нападения на Берлин сегодня и был поражен, как и все в городе, когда вы разнесли бомбами оба арсенала. Большой удар, Брант, — большой и успешный удар по всей Европейской Федерации, но даже такой удар не сможет остановить угрозу, которую уготовили нам европейцы в сговоре с азиатами. Даже ста таких ударов не хватит, чтобы спасти Америку!

Он остановился, Маклин, Хиллиард и я замерли молча, ожидая в ужасе продолжения рассказа Коннелла. Через окно доносился шум мегаполиса, но мы не обращали на него никакого внимания. Но вот Коннелл продолжил…

Никто не знал, когда я покинул действительную службу, — что я был отправлен на секретную миссию по приказу главкома. Это было год назад. Уже тогда было очевидно, что Европейская и Азиатская Федерации готовились напасть на нас, и уже ходили слухи о некоем чудовищном супероружии. Сотни агентов направлялись в европейские и азиатские воздушные города, чтобы попытаться узнать характер этого нового оружия, и я был одним из тех, кого отправили в Берлин, так как я знал европейский язык весьма хорошо. Меня внедрили на флот Европейской Федерации, в попытке выяснить, что это за великий новый план составили наши враги и каким неведомым оружием они обладают. И так, под чужим именем, год назад я приехал в Берлин.

Восемь месяцев заняло внедрение в ряды офицеров европейского флота, восемь месяцев, которые я был занят, главным образом, созданием моей новой фальшивой личности гражданина Европы. Наконец, я был зачислен во флот мотористом. Конечно, как капитану нашего флота, мне прекрасно были знакомы все типы двигателей, и я не имел никаких трудностей в стремительном карьерном росте, продвигаясь вверх по служебной лестнице от младшего механика до второго офицера. Потом, наконец, мне выпала возможность, которой я так долго ждал, постепенно теряя надежду. Мне было приказано прибыть с докладом в генеральный штаб, а там десяток высших офицеров устроили мне экзамен по разным типам пропеллеров и импеллеров. Им казалось, что я имел необычные способности и знания для простого унтер-офицера, ибо, как они сообщили мне, я оказался пригодным и был выбран для участия в Секретном Проекте. Меня отправили в один из секретных отсеков диска-основы города.

Я напал на след, который искал, и вскоре обнаружил огромный отсек в основании города, куда разрешалось входить только высшим офицерам и сотрудникам Проекта. Это были отсеки, в которых были размещены гигантские импеллеры, винты в кожухах, которые перемещают город в горизонтальной плоскости. Каждый воздушный город в мире имеет, как вы знаете, гигантские двигатели, которые перемещают его. Но, как вы знаете, мощности самых могучих двигателей хватает лишь для того, чтобы город полз в небесах со скоростью, достойной улитки. Это затруднительное положение, которое не может быть изменено, ибо, добавив больше двигателей, мы увеличиваем массу города, и можно начинать сначала.

Но теперь, как я понял, когда я впервые вступил в глубины этих отсеков, офицеры Европейской Федерации и изобретатели сумели решить эту проблему! Они разработали способ, который позволил им гонять их гигантские города почти со скоростью крейсера! Они сделали это путем разработки совершенно новой формы кожуха импеллера, способной оказывать бесконечно большее тяговое воздействие на воздух, и самих винтов, вращающихся на гораздо более высокой скорости. Таким образом, огромные города можно разгонять до скорости сотни миль в час, нуждаясь только в стабильности их вертикальной тяги, чтобы удерживать миллионы тонн массы в воздухе.

И это и было секретное оружие, великий план Европейской и Азиатской Федерации! Я сразу понял, что это позволит им уничтожить все города нашего народа. Понимаете, что это означает? Это означает то, что они могут собрать вместе все десятки своих гигантских воздушных городов, превышающие нас числом сто к одному, и обрушиться с флотом городов на нас, перебравшись через океаны! С могучими батареями термопушек и неисчерпаемыми арсеналами снарядов и бомб. Наши тихоходные города окажутся бессильны, будут сметены с небес этой ордой, превращены в обломки дождем снарядов, разрушены бомбами, как старинные наземные города!

Их города готовятся к походу! Скоро они ринутся в бой — Берлин и Пекин, Рим и Токио, и сотни других — могучие воздушные крепости. Они распорядились, чтобы все люди, которые не участвуют в бою, спустились на землю и оставались там в специально построенных зданиях. Это также будет способствовать снижению веса городов. Это был их великий план, их большое оружие, и я знал, что таким образом они и в самом деле могут покончить с нами! Но мне было мало знать планы врага, я желал выведать секрет чудо-двигателя. Каждый из великих городов Европейской и Азиатской Федераций, как я узнал, тайно оснащался этими новыми винтами. Я понимал, что если бы я мог узнать их секрет, то мы могли бы оснастить такими же двигателями наши города, и у нас появился бы шанс выиграть эту войну, даже при численном превосходстве противника.

Поэтому я стремился всячески проникнуть в тайну, чтобы узнать их конструкцию, которую ревниво охраняли европейские и азиатские власти. И наконец, едва ли месяц назад, я сделал это, добравшись до нового двигателя и разобравшись в его устройстве. Секрет был достаточно прост: вместо стандартного кожуха с размещенным внутри винтом они использовали целую батарею тонких труб, через которые воздух выбрасывался с чудовищным давлением, разгоняя город почти до скорости звука. Я узнал великий секрет, ради которого сотни наших агентов пожертвовали жизнью, но теперь нужно было бежать с этой тайной.

Если бы я смог добраться до Америки, наши инженеры создали бы аналогичный двигатель за несколько месяцев. Тем более что здесь он пока что еще не вышел из стадии экспериментов и испытаний. Но именно тогда, когда я попытался бежать, моя удача внезапно повернулась ко мне спиной. Меня схватили сотрудники службы безопасности флота здесь, в Берлине, когда я уже паковал чемоданы. А когда безопасники выяснили, что мое удостоверение личности выдано мне на основе поддельных документов… Я узнал их великий секрет, и теперь у меня не было шансов выйти на волю. Меня допрашивали высшие офицеры европейского воздушного флота, потом меня допрашивали их азиатские друзья. Они хотели знать, какие другие американские агенты, подобно мне, скрывались внутри их воздушных городов. Они знали, что эти агенты или большая часть из них были известны мне, и знали, что если я выдам их, они могли бы поймать их всех и тем самым предотвратить возможность того, что другой шпион выведает их большой секрет, как это сделал я. Я молчал. Наконец, после дней допросов и пыток, они убедились, что меня не сломить, и тогда они запихали меня сюда, сообщив, что убьют через несколько дней, если раньше я не пойду на сотрудничество. Я видел из окна, что огромный флот Европейской Федерации собрался здесь, в воздухе города Берлина, тихо и незаметно, и тогда я догадался, что они готовят нападение на Американскую Федерацию.

Новый двигатель еще не был готов, но они понадеялись на численный перевес своего флота и одновременную атаку азиатов. Думаю, что они предприняли это нападение так скоро, прежде чем их приготовления были полностью завершены, потому что опасались, что другой шпион мог обнаружить их большой секрет и бежать с ним. Поэтому они бросили свой флот против Американской Федерации, пытаясь внезапным натиском сокрушить наши силы и в то же время отвлечь нас от своего основного плана. Если это первое нападение окажется безуспешным, они просто доведут приготовления до конца, превратив свои города в несокрушимые летающие линкоры…

И этот план воплощается в жизнь, несмотря на ваш дерзкий рейд. Здесь и в Пекине, и в сотнях других городов Европы и Азии. Скоро на Америку обрушится флот, какого не видел свет, — флот городов, укрепленных, маневренных, вооруженных до зубов. И тогда придет конец для нашей Американской Федерации. Двести городов Европейской и Азиатской Федерации накинутся на нас с Востока и Запада, с миллионами жителей и гигантскими батареями термопушек. Они обрушат наши тихоходные воздушные города на землю, попросту уничтожат нас! Они несут разрушение и смерть!

«Разрушение и смерть!» — голос Коннелла, казалось, все еще звучал в тишине роковым набатом беды. Маклин и Хиллиард сидели рядом со мной в темной камере, храня молчание, как и я. А снаружи до нас доносился гул мегаполиса — мерный рокот его двигателей, рев взлетающих крейсеров, гомон толпы. Неожиданно для себя я вскочил на ноги.

— Разрушение и смерть, но должен быть способ предотвратить это! — воскликнул я.

— Каким образом? — Коннелл пребывал в унынии и апатии. — Мы, и только мы, знаем, что за угроза нависает над нашей нацией, знаем план врага. Но мы не в силах остановить работы, которые идут в каждом городе двух федераций!

— Но если бы мы могли предупредить наших! — сказал я. — Если бы мы могли передать то, что вы узнали, Американской федерации, можно было бы установить на всех наших собственных городах подобные двигатели — тогда наши города могли бы, по крайней мере, встретить атаку вражеских городов на равных.

— Но как это сделать? — спросил Коннелл. — Если бы мы могли бежать, новые двигатели можно было бы установить в наших городах за считанные дни, но бежать невозможно. Я провел здесь недели, Брант, с одной мыслью — бежать, но это безнадежно.

Окно в нашей камере не было зарешечено. Больше того, в него можно было спокойно пролезть. Но смысла в этом не было, как я убедился, высунув голову в окно. Там вверх и вниз уходила полированная поверхность металла — гладкая, как стекло, стена башни. Вершина башни терялась в небесах, а до площади внизу было не менее тысячи футов. И хотя были другие окна ниже и выше нас, каждое было отделено десятью футами или больше от другого. Да и бежать с этажа на этаж не было никакого смысла — коридоры башни были битком набиты охранниками. Казалось, что, как Коннелл и говорил, не было никакой надежды бежать. Двери выглядели несокрушимыми, и в моем сердце начала воцаряться безнадежность.

В последующие часы эта безнадежность почти сломила меня. Когда пришел день и озарил сияющим светом гигантский воздушный город, который простирался далеко вокруг нас, наша беспомощность стала ощущаться особо остро. Далеко под нами, на площади, стояли крейсеры, и мы могли бы угнать один из них, поскольку конструкция современных воздушных кораблей универсальна, а система управления автоматизирована настолько, что достаточно одного человека на мостике, чтобы вести корабль. Тем не менее добраться до кораблей казалось невозможным… И так прошел день, и наступил вечер, полный тоски и уныния.

Каждый день за окном кипела лихорадочная деятельность. Толпы рабочих разгребали обломки, оставшиеся после нашего налета, заваривали зияющую дыру кратера в металлической обшивке парящего мегаполиса, заново возводили здания арсеналов. Воздух наполняли стаи грузовых судов и боевых крейсеров, они садились и взлетали, проносились на восток и на запад. А где-то в недрах города уже устанавливали импеллеры нового типа, могучие двигатели, способные превратить мирный город в боевой корабль.

Именно знание об этом приводило нас в отчаяние. Хотя в настоящее время наступило затишье в ходе Великой войны, Европейские и Азиатские силы готовили свой решающий удар, и американцы тоже собирали силы для новой схватки. Мы знали, что это затишье перед страшной бурей. Перед схваткой, которой суждено было решить судьбу трех могучих народов Земли. И судьба Америки была предрешена, если мы не сможем сообщить нашему командованию то, что выяснил Коннелл. Но мы не могли этого сделать, и я часто жалел о том, что остался в живых.

Это была пытка для души и ума — осознавать свое полнейшее бессилие. За исключением того, что мы могли видеть из нашего окна город вокруг нас, мы были отрезаны от мира, как будто находились на поверхности Луны. Дважды в день, на рассвете и в сумерках, наша дверь открывалась охранниками, которые приносили пищу, что была, как и в наших собственных городах, пастой из синтетических соединений искусственных белков, жиров и углеводов. Прошли десятилетия с тех пор, как эта питательная паста окончательно вытеснила натуральные продукты. Но хотя наши двери бывали, таким образом, открыты дважды каждый день, не было никакой надежды на бегство для нас. Два охранника передавали нам пишу, нацелив на нас термопистолеты. Еще двое дежурили в коридоре. Казалось, действительно, как Коннелл и сказал, что шансов нет, и отчаяние стало всепоглощающим.

И так проходил день за днем. Даже перспектива нашей собственной смерти не могла вывести меня из оцепенения, даже тот факт, что в конце этой недели, как я догадался, начнется великая атака летающих городов, я не мог разрушить собственную апатию.

Коннелл, Маклин, я — три бывалых офицера, не раз встречались со смертью, но нынешняя ситуация сломила нашу волю, подорвала наш дух. И только Хиллиард, мой молодой второй офицер, сохранил бодрость духа. Его страстная, норовистая природа упорно сопротивлялась глубокой безнадежности, которая поселилась в остальных, и час за часом он проводил, метаясь из угла в угол нашей тесной темницы, в стремлении разработать способ побега. И наконец, на четвертый день лишения свободы, он повернулся к нам с выражением истерического торжества на лице.

Глава VI

— Придумал! — воскликнул он. — Двое из нас могут бежать — а возможно и все! Шанс из миллиона, со смертью в конце, может быть, но это — шанс!

— Но как? — Я был изумлен. — Как двое из нас смогут сбежать из этой чертовой клетки?

— Охрана! — воскликнул он взволнованно. — Два охранника, которые приносят пишу каждый день, на рассвете и в сумерках, если мы сможем одолеть их…

— Это бесполезно, Хиллиард. Даже если мы одолеем их, дальше их там сотни, если не тысячи! — пробормотал я.

— Но хотя бы послушайте, — настоял он, и поведал нам план, который он разработал. Я почувствовал, как некий проблеск надежды рождается во мне, и увидел, что надежда отражается на лицах Коннелла и Маклина.

— Это — шанс! И если мы можем сделать это, если я смогу добраться до нашей земли, это означает возможность спасения для Американской Федерации! Европейцам и азиатам нужно еще примерно две недели на переоборудование своих городов, за это время наши инженеры успеют переоборудовать и наши города по той же схеме! Можно сделать наши города даже более скоростными, более маневренными! — воскликнул потрясенный Коннелл.

Мы решили действовать в тот же вечер, рискнув всем ради этого единственного шанса. Ибо даже если только двоим из нас удастся бежать, Коннелл может быть одним из этих двоих, и он сможет доставить через Атлантику свой секрет, а это означало шанс для нашей Федерации. И, зная это, остальные из нас были готовы на любой риск. Все могло сорваться из-за любой из тысячи мелочей, но другого шанса у нас не было. А значит, другого шанса не было и у Америки. И поэтому, готовые к бою, мы напряженно ждали наступления сумерек.

Для меня оставшиеся несколько часов этого дня были мучительной вечностью, казалось, что никогда солнце не ползло на запад так медленно. Из нашего окна мы могли видеть охватившую улицы и площади Берлина суету — город готовился к походу. На площади у подножия башни скапливалось все больше боевых кораблей, все новые и новые крейсеры прилетали и занимали свои места в рядах готовой к старту хищной армады. И один из этих кораблей мы собирались похитить!

За пределами камеры, в коридоре, время от времени слышался топот охранников, но те двое, что должны были принести нам пишу, все еще не появились. Что делать, если они не придут? Или что делать, если их будет больше двух, или если там будет один охранник? Любой из этих случаев будет одинаково разрушительным для нашего плана! Мы пребывали в постоянном напряжении, и оно становилось все сильнее с каждой секундой, заставляя Маклина и меня, Хиллиарда и Коннелла балансировать на грани срыва. Наконец, когда тени заката упали на парящий город, снаружи, в коридоре, раздались шаги и голоса охранников, через миг дверь камеры открылась. Затем в камеру шагнули двое охранников с нашей едой, как обычно, держа нас на прицеле термопистолетов.

Глаза одного пристально сверлили нас, другой взял оба металлических контейнера синтетических продуктов питания, чтобы разместить их, как обычно, на стойке нижней койки стойки, с правой стороны комнаты. Маклин лежал на нарах этой стойки, притворяясь спящим. Остальные из нас угнездились на нарах с другой стороны, второй охранник держал нас на прицеле, в то время как первый начал ставить контейнеры у изголовья «спящего» Маклина. Но, как только он поставил их и отвернулся от «спящего», Маклин схватил его и ударил головой о стойку нар! Второй тут же направил свой пистолет туда, забыв о нас, и мы прыгнули на него! А затем Хиллиард и я повалили его на пол и выбили из руки пистолет, а Маклин и Коннелл скрутили другого! Схватка была молниеносной, и вот уже охранники лежали на полу, связанные, с кляпами во рту. И пока мы с Хиллиардом удерживали и связывали, заламывали руки и затыкали рты, Маклин и Коннелл освобождали европейских солдат от униформы.

Чуть позже Коннелл и Маклин сменили свою черную американскую форму на европейскую, зеленую. В коридоре послышался топот, мы быстро натянули на оглушенных охранников американскую форму. Коннелл и Маклин изображали теперь наших незадачливых стражей, Маклин был выбран из-за схожести его внешнего вида с одним из охранников. И теперь настал кульминационный момент наших усилий, тот момент, от которого зависело все! Мы привели в чувство наших охранников, добавили свои крики к их крикам, и затем Коннелл и Маклин накинулись на нас и на охранников в американской форме.

Мгновенно раздался топот, в камеру влетели охранники и увидели, как двое в зеленой форме борются с четырьмя в черной. Это был момент, от которого зависело решительно все. Разум охранников действовал именно так, как Хиллиард предвидел, заставив их обратить внимание только на людей в черном. Они накинулись на нас, а Коннелл и Маклин спокойно выскользнули из камеры!

Неразбериха продолжалась недолго, вскоре изумленные охранники обнаружили, что вместе с двумя американцами избивают двух своих сослуживцев, в то время как два пленника благополучно исчезли! В следующий миг, ожесточенно ругаясь на своем языке, они выскочили из камеры и кинулись к лифтам! Мы слышали их яростную ругань, крики на этажах выше и ниже, топот множества ног. И затем, выглянув в окно, мы увидели две фигуры в зеленом, бегущие к ближайшему крейсеру. Это были Коннелл и Маклин!

Мы выкрикивали хриплые слова ободрения, забыв, что никто не может услышать их. Коннелл и Маклин забрались в крейсер и задраили за собой люк. Из здания выскочила толпа солдат в зеленом. Преследователи открыли огонь из своих термопистолетов, на броне крейсера расцвели ослепительные вспышки. Но уже загудели могучие двигатели корабля, уже закрутились в своих кожухах винты импеллеров, и металлическая сигара начала подниматься в воздух! Но солдаты кинулись к другим крейсерам, и те начали подниматься в небо следом за беглецами!

Корабль беглецов поднимался все выше. Но в погоню за ним уже взлетали десятки боевых кораблей, и гигантские термопушки уже нацелили на него свои смертоносные жерла! И поэтому в следующий момент, когда крейсер поравнялся с нашим окном, чтобы подобрать нас, когда я увидел Маклина сквозь пластик фонаря командной рубки, я заорал:

— Назад, Маклин! Не время для нас — лети домой с Коннеллом, ради бога!

Он увидел мои бешеные жесты, услышал мой крик, и на момент замешкался. А пушки европейцев уже нацелились на него! Вокруг начали рваться снаряды. Каким-то чудом ему удалось вырваться из пламенного ада, крейсер устремился на запад. Снаряды рвались там, где он был мгновение назад! Крейсер мчался в небесах стремительным метеором, а пушки лупили ему вслед.

Я что-то хрипло кричал, наблюдая за маневрами друзей, мчащихся зигзагом среди разрывов термоснарядов. Над городом выли сирены тревоги, хищные стаи боевых кораблей устремлялись в небо, грохотали пушки. С замиранием сердца я и Хиллиард наблюдали за тем, как крейсер с нашими друзьями уносится на запад!

Крейсер уносился вдаль, уже оставив за собой преследователей, как вдруг зенитные батареи западной части города дали одновременный залп! Крейсер-беглец на миг остановился, словно замешкавшись, среди разверзшейся в небе огненной бездны. В следующий миг воздушный корабль, который был последней надеждой Америки, беспомощно кувыркаясь, начал падать вниз!

Глава VII

Ошеломленные и парализованные отчаянием, Хиллиард и я смотрели из нашего окна на гибель наших друзей, на гибель надежды, гибель Америки. Как я припоминаю, первые несколько минут мы просто не могли понять, что произошло. В состоянии некоего умственного ступора мы наблюдали ликующую толпу на улицах и возвращение отправленных в погоню крейсеров. Именно рев ликующей толпы помог нам осознать, что именно случилось.

— Маклин и Коннелл, — прошептал я. — Маклин и Коннелл… И последний шанс, чтобы предупредить нашу Федерацию, это конец…

В глазах Хиллиарда стояли слезы.

— Наш последний шанс, — пробормотал он.

Оглядываясь назад, я думаю теперь, что не утрата наших шансов на свободу и даже не угроза, нависшая над страной, больше всего потрясли и парализовали нас в тот момент. Мы были буквально раздавлены гибелью друзей, особенно Маклина, который в эти дни чудовищных битв и дерзких рейдов стал нам ближе родного брата. Сидя в камере, беспомощные пленники, мы могли теперь лишь обреченно и бессильно наблюдать за уготованной нам и нашей стране чудовищной участью. Дикий прорыв на свободу, дерзкий и неудачный, предпринятый нашими друзьями, ни на йоту не изменил планов вождей Европы. В конце отведенных нам десяти дней мы должны были быть расстреляны, если, конечно, не согласимся на предательство и не выдадим военные тайны Америки.

Мы понимали также, что, как и догадался Коннелл, в конце этой недели Европейская и Азиатская Федерации планируют начать их Великий Налет, атаку летающих городов. Очевидно, что они хотели получить информацию от нас только для того, чтобы использовать ее непосредственно для их нападения. Именно сейчас в недрах парящего мегаполиса завершался монтаж скоростных двигателей. Долгие месяцы экспериментов подошли к концу, новый тип винтов и труб-кожухов для них были испытаны и готовы к работе. Если бы Коннеллу удалось сбежать! Десяти дней хватило бы, чтобы каждый американский город был снабжен такими же двигателями!

Если бы Коннелл бежал! Но он не бежал, он и Маклин сгорели! Заключенные в нашей тесной клетке, Хиллиард и я, несмотря на приближающуюся гибель, пребывали в равнодушной прострации, бездумно проживая отведенные нам часы. У нас даже не возникало мыслей о новой попытке побега. Побег, впрочем, был невозможен: у наших дверей выставили вооруженный караул. Так мы и коротали свои дни в камере на вершине башни, ощущая себя уже мертвыми, а вокруг нас враги готовились к своему торжеству.

Но наконец, на восьмой день после побега Коннелла и Маклина и за два дня до даты нашей казни, произошло событие, которое вывело нас из оцепенения. За день до того с улиц исчезли толпы, остались только угрюмые военные в зеленой униформе. Гражданских эвакуировали на землю. Город больше не был городом, превратившись в гигантское боевое воздушное судно! Военные на улицах были заняты какой-то загадочной деятельностью. Они копошились на улицах, готовясь к чему-то.

Вдруг послышалось громкое шипение, город сотрясла вибрация, и в следующий миг громадный мегаполис рванулся вперед! Он больше не плыл по небу медленно и величественно, как это подобает городу, — он мчался. Мы поняли: начался набег, атака, Великий Поход на Запад.

Военные на улицах возбужденно зашумели, а мы смотрели в окно, затаив дыхание. Ибо мы могли видеть теперь, по облачным массам, лежащим на расстоянии, что город рассекает воздух со скоростью более сотни миль в час — движется со скоростью военного самолета начала прошлого века. Но теперь на город обрушился ветер — ветер потрясающей силы, встречный поток, который качал башни и сдувал людей с улиц. Военные поспешили укрыться, улицы опустели. Город с шипением, напоминающим дыхание дракона, мчался по небу, взбивая облака и разрывая их в клочья струями воздуха из своих чудовищных двигателей, под заунывный рев ветра, врывавшегося в окна, со скоростью не меньше чем сто пятьдесят миль в час! И город продолжал набирать скорость!

Колоссальный город, ускоряясь, несся через земную атмосферу! Благоговейно, несмотря на то, что это было делом рук врага, Хиллиард и я, вцепившись в раму, смотрели в окно нашей камеры. Колоссальный город, пять миль в диаметре, с его площадями и улицами, с его гигантскими батареями термопушек, с колоссальной скоростью скользил над землей! А потом город начал маневры по высоте, то возносясь в ледяную высь, где мы замерзали и задыхались, то ныряя к земле и проносясь на бреющем полете над лесами и лугами! Затем он остановился в воздухе, лег на обратный курс, и повторял все маневры, пока, наконец, шипение не прекратилось и город не застыл в воздухе под торжествующий рев высыпавшей на улицы толпы людей в зеленых мундирах.

Хиллиард и я задумчиво смотрели друг на друга.

— Импеллеры готовы! Теперь начнется… — безнадежно прошептал Хиллиард.

— Сотни городов! Вся Европа и вся Азия, теперь это чудовищный флот вторжения, — столь же безнадежно добавил я.

Еще два дня!

Это была мысль, что стучала молотом в моем мозгу и в мозгу Хиллиарда в те часы, которые последовали за испытаниями, в те часы, которые теперь неуклонно приближали нашу гибель и гибель нашей нации. Еще два дня! Еще два дня, в конце которых закончатся две недели нашего плена, срок ультиматума, поставленного нам. Еще два дня, а потом флот смертоносных воздушных городов Европы и Азии сметет с небес огнем своих термопушек беззащитные американские города. Еще два дня! И потом для нас и для всех американских городов и всех миллионов американцев — смерть!

Неудивительно, что следующие часы были наполнены самым черным и безнадежным отчаянием. Целую ночь после испытаний на улицах и площадях Берлина бесновалась ликующая толпа. Европейская Федерация, мы понимали, уже предвкушала радость победы, уже злобно торжествовала по поводу скорой гибели ненавистной Американской Федерации. И лихорадочно завершала переоборудование своих летающих городов.

Из арсеналов к батареям непрерывно подвозили громадное количество термоснарядов. Крейсеры европейского военного флота, около двух тысяч, ещё лежали на своих посадочных площадках. Их инспектировали толпы офицеров в зеленых мундирах. Все гражданские суда скрылись в ангарах. Прилетели гигантские воздушные форты. Они совершили посадку на опустевших гражданских посадочных площадках, став дополнительной цепью батарей города! И, наконец, когда скорость и маневренность могучего города больше не вызывали сомнений, Берлин отправился в бой. Со всем своим новым, сугубо военным населением внутри металлических башен, он помчался на огромной скорости, то низко, то высоко над землей. Он проделывал головокружительные маневры, словно был не городом, а спортивным самолетом.

Всю ночь и весь следующий день (тринадцатый день нашего заключения) последние приготовления к битве по пути на запад продолжались. Наступила ночь, улицы были наполнены толпами фигур в зеленых мундирах; небо бороздили боевые крейсеры. В эту ночь Хиллиард и я молча сидели, наблюдая толчею на улицах и площадях, иногда поднимая глаза к равнодушным созвездиям, сверкающим россыпям звезд, которые, казалось, смотрели вниз с прохладной презрительностью на этот безумный шквал человеческих волнений и человеческой деятельности. Потом мы задремали… Нас разбудил рассвет. Это был последний рассвет, по крайней мере, мы так читали.

Теперь, казалось, были завершены все подготовительные мероприятия: гигантский город превратился в небесный дредноут. Толпы, которые копошились на его улицах накануне, превратились в строгую, дисциплинированную армию. Напряженный и тихий город замер в небе, когда солнце приблизились к зениту утром того рокового дня. И мы, в нашей клетке, вдруг ощутили смутное и странное предчувствие. Из нашего окна мы неожиданно увидели приближающееся к Берлину темное пятнышко, оно росло в размерах, превратилось в гигантский темный диск, перед нами завис еще один гигантский летающий город!

Мы услышали переполох на улицах, когда город приблизился к нам. Потом наблюдали его торможение, пока, наконец, он не завис в полутора десятках миль к югу. Это был Лондон! Я сразу признал его, да Хиллиард тоже. Лондон! Гигантский воздушный город, который прилетел из Южной Англии, мог быть опознан не только по его размеру, но и по специфической архитектуре металлических башен и площадей. Мы могли видеть ясно его огромные батареи термопушек и Центральную башню с игловидным шпилем. А с севера приближался еще один город!

— Это сбор! — простонал Хиллиард. — Сбор всех воздушных городов Европейской Федерации! Это начало конца.

— Сбор перед началом нашествия, — вздохнул я.

— Боже, если бы смогли бежать Коннелл и Маклин! Если бы наши собственные города обладали скоростными двигателями и могли противостоять этой атаке! — Горечь переполняла слова моего друга.

— Спокойнее, Хиллиард. Это конец, я думаю, — конец для нашей Федерации, а также для нас — но мы еще живы, — сказал я, положив руку ему на плечо.

Теперь другой город завис севернее Берлина, и мы увидели, что это Стокгольм. И сразу же, как он остановился рядом с Берлином, два других города примчались из стран юга — Женева и Рим. И затем с запада прилетели другие, Париж, Брюссель и Амстердам. С востока спешили Москва, Гельсингфорс и Ленинград. Город за городом, слетались, со всех сторон света, заполняя небо. Через час, во второй половине дня, их было уже более ста. Они летели со всех уголков земли, на которой господствовала Европейская Федерация. Из мрачных восточных степей, с солнечных отрогов Пиренеев, от ледяных морей Арктики и от засушливых саванн Африки летели они и собирались в огромный круг, центром которого была их столица — Берлин! Огромные летающие города, каждый из которых рассекал воздух на той же огромной скорости, каждый из которых нес батареи гигантских термопушек, способных одним залпом уничтожить любое воздушное судно, каждый из которых был увенчан силовой башней, обеспечивающей его неисчерпаемыми запасами энергии. Как и жители Берлине, миллионы горожан остались на земле, в кварталах, специально подготовленных для них. Сбор городов! Наконец, с приходом заката, подлетели последние города собрались все!

Из нашего окна они выглядели как единый гигантский город — летающий Вавилон диаметром в сотни миль! В воздухе висела металлическая равнина, утыканная силовыми башнями, ощетинившаяся орудиями, переполненная солдатами и офицерами в зеленых мундирах. И когда кроваво красный закат озарил эту металлическую равнину, парящую в небесах, мой разум внезапно освободился от той смеси апатии и стоицизма, что побуждала меня равнодушно ожидать смерти.

— Мы не должны сидеть здесь, как идиоты, когда гибель угрожает нашей нации! — закричал я. — Поскольку они начинают сегодня — поскольку наше время истекло, и мы сами умрем сегодня — мы должны сражаться и забрать на тот свет как можно больше этих тварей в зеленых мундирах!

Но теперь Хиллиард осадил меня.

— Это бесполезно, Брант. Осталось несколько часов, затем они начнут атаку, а флот городов Азиатской Федерации ударит с Востока по нашим городам. И в любой момент, прежде чем атака начнется, они могут прийти за нами…

— Но я им не дамся! — воскликнул я, закипая от холодной ярости. — Если мы должны умереть, мы сделаем это, прихватив с собой побольше врагов!

Как тигр в клетке, я метался из угла в угол по камере. Из коридора доносились голоса охранников, и в любой момент я ожидал, что двери распахнутся, впуская расстрельную команду. За окном заканчивал свое построение самый могучий воздушный флот в истории — флот гигантских городов, миллионы тонн смертоносного металла, готовый к броску на запад. Мой взгляд метался по камере, пока не остановился на нарах, прикрепленных к стене узкими полосками металла. И, увидев эти полоски, я вдруг пережил миг озарения, миг, когда надежда воскресла во мне и разгорелась безумным пламенем решимости.

— Эти полоски металла! — воскликнул я, указывая на них. — Это наш шанс спастись! Скорее всего, мы погибнем, но в ином случае мы точно погибнем!

Быстро, почти бессвязно, я объяснил ему идею, озарившую меня. Я слышал его дыхание, остановившееся, когда он понял, что я предлагаю. Потом я увидел, что его глаза сияют, когда он понял, что это все-таки шанс, пусть и стремящийся к нулю, и что другого шанса у нас нет, и не будет… Мы подцепили одну из металлических полос и попытались оторвать ее нижний конец от стены. Этот нижний конец казался частью самой металлической стены, мы выбивались из сил, но у нас не получалось. Мы должны были работать максимально тихо, иначе звук мог выдать нас охране. Казалось, что мы никогда не сможем разорвать чертову штуковину. Остановившись передохнуть на мгновение, мы вновь, превозмогая боль в спине и усталость, принялись за работу. На один страшный момент нам показалось, что полоска только согнется, не сломавшись, но в следующий миг с тихим скрежетом она оторвалась от стены и оказалась в наших руках.

Глава VIII

Мы напряженно вслушивались в звуки, доносящиеся из коридора, но пока нашу возню, судя по всему, никто не заметил. Приложив еще усилия, мы смогли обзавестись еще одной металлической полосой. Каждая полоса имела около трех футов в длину. Согнув эти полоски буквой Г, мы получили два грубых крюка. Затем из кожаных ремней нашей портупеи соорудили канаты — десяток футов длиной. Канаты получились тонкими — оставалось лишь надеяться, что они выдержат. Потом мы привязали канаты к самодельным крючьям — ни один альпинист в истории, наверное, не использовал такого грубого снаряжения. Задыхаясь от наших судорожных усилий, мы добрались до окна.

Ночь воцарилась над миром, до самого горизонта протянулись огни летающих городов. На площадях Берлина под нами разместился европейский боевой флот. Прямо под нами застыл десяток крейсеров, чьи капитаны были сейчас на совещании в штабе. Площадь была пуста и безлюдна. На мгновение я остановился у окна, глядя на огромные массы гигантских воздушных городов. Затем, собрав все свое мужество, я полез в окно.

Сидя верхом на подоконнике, под напряженным взглядом Хиллиарда, я закрепил импровизированный крюк за подоконник. Затем, держась за кожаную веревку, скользнул из окна и повис на веревке на высоте сотни футов над площадью. Я качался, как маятник, но металлический крюк, зацепленный за подоконник, держал мой вес. Скользя по веревке, я нащупал ногами подоконник этажом ниже. Еще один миг — и я стоял на этом подоконнике, а потом скользнул в окно.

Окно, в которое я вломился, выходило в один из больших верхних коридоров электростатической башни, но я знал, что отправиться обратно в здание, теперь кишащее толпами охранников, было бы шагом навстречу смерти, однако я не планировал делать это. Дергая за веревку, я наконец, сумел заполучить свой крюк, и тут же начал прилаживать его на подоконнике. А снаружи уже спускался Хиллиард. Вниз, вниз — как две странные мухи… Мы ползли вниз от окна к окну. Никто на улицах не заметил две крошечные фигуры, ползущие по стене башни; площадь была безлюдна и окутана тьмой.

Гораздо больше была опасность того, что нас заметят через окно из самой башни. Тем не менее мы ползли по-прежнему вниз и вниз, молясь о том, чтобы линия окон тянулась до самого основания башни. Вниз и вниз, двигаясь все более поспешно, несмотря на ужасные опасности; так поспешно, что однажды крюк Хиллиарда сорвался, но мой друг успел вцепиться руками в подоконник и чудом избежал гибели.

Но теперь, когда нам осталось спускаться всего десятки футов, пламя надежды полыхало в наших сердцах. На площади под нами по-прежнему стояло без охраны несколько крейсеров. Их экипажи, судя по всему, находились в башне. Этаж за этажом вниз — самый странный спуск, который когда-либо предпринимали люди. Площадь была уже рядом, а окно камеры — где-то высоко и вдали. Город под нами и висящие вокруг него города были наполнены гулом. Шли последние приготовления к набегу. Мы поспешно преодолевали последние этажи. И тут, когда мы были уже всего в нескольких ярдах от поверхности, сверху раздались негодующие крики.

— Вниз быстрее, Хиллиард! — прокричал я. — Они пришли в нашу камеру и подняли тревогу!

— Ближайший крейсер ниже! — воскликнул он, скользя вниз по импровизированной веревке. — Мы успеем!

Вскоре вся башня загудела от криков охраны, словно осиное гнездо. Волна криков прокатилась по башне сверху вниз. И, когда мы добежали до крейсера, из окон башни по нам открыли огонь! Термопули рвались вокруг, ослепляя и обжигая. Но, ведя огонь с большой высоты и в сумерках, стрелки не смогли причинить нам большого вреда. Вскоре мы уже залезали в открытый люк аэрокрейсера. Но теперь сигнал тревоги гремел по всей башне, и когда мы забрались в крейсер, с площади донеслись топот и ругань!

В следующий миг я уже пытался разобраться в европейском пульте управления, чтобы поднять в воздух похищенное судно. Наконец двигатель загудел, взвыли на полных оборотах винты, крейсер рванулся вверх. Мы взлетели по наклонной, стремительно набирая скорость, а под нами площадь наполнилась толпами зеленомундирников! Верх! Быстрее и быстрее, пока не завыли сирены тревоги по всему городу, пока не проснулись расчеты орудийных башен, пока европейский флот не сел нам на хвост!

Выше и выше, пока мы не помчались сквозь фиолетовый сумрак стратосферы, как метеор, а потом устремились на запад, догоняя солнце. От Берлина за нами уже гнались сотни смертоносных крейсеров! Но неожиданность нашего побега помогла нам, и ни одна батарея вражьих городов не успела открыть по нам огонь, прежде чем мы ускользнули в ночь!

— Мы ушли от батарей городов! — прокричал я Хиллиарду, сквозь рев моторов и вой ветра. — Если мы стряхнем погоню с хвоста, останется только перескочить через Атлантику!

— Но сейчас у нас на хвосте весь их боевой флот! — воскликнул Хиллиард, оглядываясь. — А за ним сотни городов! Все! Разом!

Несмотря на смертельную опасность, от которой стыла кровь, когда Хиллиард прокричал эти слова, я бросил назад последний взгляд. Там, за нами, за первой сотней кораблей, которые преследовали нас, шли две тысячи кораблей европейского флота. Они не преследовали нас, а просто шли на запад согласно их плану, сформировав строй в виде гигантского полумесяца! И за ними мы могли видеть теперь все сотни гигантских воздушных городов Европейской Федерации, сосредоточенных в колоссальный круг вокруг Берлина; они шли на запад позади полумесяца их флота, сияя огнями; они набирали скорость, которая уже возросла до двухсот километров в час!

Великая атака началась!

Только мгновение я смотрел назад, на это колоссальное зрелище, никогда не виданное человеком, понимая, что в этот момент другая такая же армада воздушных городов надвигается на Америку через Тихий океан со стороны Азии. Наша скорость росла, вскоре мы потеряли армаду врага из виду, оставшись с сотней преследователей на хвосте!

Я отправил Хиллиарда в машинное отделение. Сам я стоял на мостике, крепко сжав штурвал, ощущая жуткое одиночество в бескрайнем разряженном воздухе стратосферы. Мы обгоняли вращение Земли, солнце вставало на западе! В его свете под нами сверкали воды океана. Они блестели в лучах заката, ставшего нашим рассветом. Мы были над Атлантическим океаном, и теперь, когда надежда уже согрела меня, неожиданно начались сбои в работе наших могучих двигателей! Я чувствовал, что наш крейсер потерял скорость, перегорели предохранители, не рассчитанные на такую нагрузку. Но мгновение спустя моторы вновь взревели — Хиллиард на ходу перемонтировал схему. Только мгновение мы потеряли, но за это мгновение погоня стала ближе!

Словно некий призрак или демон, с тихим гулом двигателей и зловещим шипением воздушных струй мы мчались на запад. Но преследователи неуклонно приближались. Хотя Хиллиард работал как сумасшедший в машинном отделении, пытаясь выжать что-нибудь еще из наших движков, он был один и не мог сделать работу десятка механиков. Погоня была уже рядом; стало ясно, что без боя нам не уйти. Всего несколько сотен миль отделяло нас от родных берегов, но на то, чтобы преодолеть эти мили, нужны были минуты, которых у нас не было. Несколько аэролинкоров противника уже подошли к нам на дистанцию, достаточную для ведения эффективного огня.

И в тот миг, когда я осознал это, сзади раздался грохот залпа, и вокруг нас разорвались первые снаряды. Хотя они прошли довольно далеко от нас, я понимал, что каждый новый залп будет точнее предыдущего. Так что, как только десяток их орудий прогрохотал снова, я стремительно бросил крейсер вниз, сквозь облака, и, как только преследователи ринулись за нами, я вновь направил наш крейсер вверх!

Это был маневр, который дал нам моментальное преимущество, но, едва вынырнув из облаков, преследователи вновь напали на наш след. Нам удалось уйти от них лишь на мгновение, и вновь продолжилась безумная погоня сквозь закат. И снова они были близко, и опять загрохотали пушки, и я повторил свой последний маневр. Я нырнул вниз, в облака, и рванулся вверх снова, и их корабли последовали за мной. Но, когда я проходил сквозь облака, я остановил свой корабль, он замедлился и затем повис неподвижно в воздухе, и тут сердце мое сжала ледяная лапа страха! Полсотни кораблей, как я и рассчитывал, проскочила вверх, но еще половина подкрадывалась сзади! Я оказался в ловушке между их судами, между молотом и наковальней!

Зависнув в облаках, парализованный приступом страха, я неожиданно осознал, что это конец. Корабли противника приближались к нам со всех сторон. Бежать было некуда, все пути к отступлению были отрезаны. Один миг отделял нас от гибели в пламени рвущихся термоснарядов. Один миг!

Громкий крик прозвучал рядом со мной, и я увидел Хиллиарда, который указывал пальцем вверх и в сторону. Среди облаков сверкнула металлом стремительная сигара, обрушив на наших врагов шквал снарядов!

— Американские корабли! — закричал я, вторя Хиллиарду. Больше сотни крейсеров заходили на врага с востока и с запада, и как грохотали их пушки! Вокруг нашего беспомощного суденышка закрутилась безумная свистопляска воздушного боя. И прежде чем мы смогли понять, что происходит, европейцы бежали, бежали обратно на Восток, под защиту своей чудовищной армады, под защиту тысяч боевых кораблей и сотен летающих городов.

Один из американских крейсеров приблизился к нам и завис рядом, люк к люку. Входной люк открылся, в нем стоял…

Я не мог поверить своим глазам.

— Маклин! — Я заплакал, когда узнал его. — Маклин! Живой! Вы прорвались?

— Брант… Хиллиард! — Он был не менее взволнован встречей. — Так это вы! Мы были отправлены на патрулирование, увидели ваш корабль, который атаковали другие европейцы, решили разобраться…

— Мы бежали из Берлина, но… Мы думали, вы с Коннеллом погибли, увидев ваш крейсер, подбитый и падающий.

— Это был всего лишь трюк, — усмехнувшись, ответил Маклин. — Когда они дали по нам залп, мы пальнули ответ не глядя. Получилась большая вспышка от всей этой чертовой кучи снарядов. Тут мы сделали вид, что падаем, и они развернулись и убрались восвояси.

— Но Коннелл! Коннелл с его Великой тайной? Что-нибудь, удалось? Все европейские города летят сюда через Атлантику!

Вместо ответа Маклин молча шагнул из люка в люк — перебрался на наш крейсер. Люк его корабля закрылся за его спиной. Оказавшись у нас на борту, он спокойно и серьезно сказал:

— Коннелл сделал все, что необходимо: мы готовы встретить европейцев и азиатов, города которых летят сюда! Наши города оборудованы не хуже и готовы к бою! В течение десяти дней после нашего возвращения были предприняты все усилия по переоборудованию наших городов с использованием сведений Коннелла; каждый американский город теперь оборудован новым двигателем, не уступая врагу ни скоростью, ни маневренностью. И теперь все наши города выстроены в боевой порядок и ждут нападения наших врагов.

Глава IX

Сотни крейсеров наших ВВС, рассекая воздух, шли на запад с потрясающей скоростью, а Маклин, Хиллиард и я стояли вместе на мостике флагмана. Под нами серая зыбь Атлантики была видна кое-где в разрывах облаков, над нами сверкали россыпи звезд. Океан закончился вместе с облаками, небо светлело, под нами замелькали холмы, потянулись долины. Я смотрел на север и юг в поисках Нью-Йорка и других прибрежных городов, которые должны были висеть там, но ничего не было видно.

— Все наши воздушные города, собравшись вместе, находятся к югу от Великих озер, от Буэнос-Айреса до Виннипега, все там, — пояснил Маклин.

— Вы думаете, что воздушные города Европейской и Азиатской Федераций собираются напасть одновременно с обеих сторон? — спросил я у него, пытаясь перекричать ревущие моторы.

Он решительно кивнул.

— Несомненно. Азиатские города сейчас над Тихим океаном и поддерживают связь с европейскими, непрерывно корректируя курс, чтобы нанести синхронный удар с Востока и Запада. Они знают, что наши собственные города собрались вместе, и должны знать, что они оснащены новыми двигателями, но они идут…

— Два к одному, двести городов на наши сто. Боже, какая это будет битва!

Но теперь Хиллиард ворвался в наш разговор, указывая на массу, висящую в воздухе, к которой мы летели. Потрясающая скорость, на которой мы бороздили воздушный океан несколько часов, потихоньку снижалась. Прерии промелькнули под нами, а потом быстро ушли назад и в сторону отроги Аллеганов. Темная масса на горизонте росла, приближаясь. Бесчисленные воздушные корабли роились вокруг. Коммуникатор захлебывался от входящих сообщений, патрули запрашивали у нас пароли и коды. Маклин отвечал на эти вызовы, непрерывно дежуря у аппарата, но на данный момент я не уделял особого внимания всей этой радиобюрократии, глядя вперед с замиранием сердца на невероятную картину, раскинувшуюся прямо по курсу. Гигантская серая масса была флотом. Флотом американских летающих городов!

Сотни могучих воздушных городов Американской Федерации висели в воздухе на высоте мили над зеленой равниной, в круговом строю, с Нью-Йорком, наиболее колоссальным из них, в центре! Города, которые уже давно висели в воздухе над Северной и Южной Америкой от моря до моря, воздушные города, чьи имена были именами давно исчезнувших городов Земли, которые когда-то возвышались на поверхности этих континентов. Бостон и Лос-Анджелес, Рио-де-Жанейро и Чикаго, Мехико и Квебек, Вальпараисо и Майами — эти и десятки других висели в этом строю титанов. Все воздушные города Американской Федерации были собраны здесь для решающей битвы!

Они казались единым супергородом, металлическим континентом, висящим в воздухе. Насколько глаза могли видеть, простирались леса башен, увенчанных игловидными шпилями. И везде среди этих башен, повсюду, вокруг каждого города-диска и в его центре, возвышались батареи гигантских термопушек. На площадях притаились грозные кубы воздушных фортов, готовые в любой миг самостоятельно взмыть в небо, словно огромные звери, готовящиеся к прыжку. И среди улиц и башен, между батареями и вокруг воздушных фортов, кишели миллионы жителей, с волнением и страхом ожидая грядущий Армагеддон. А перед этой армадой городов повисли в воздухе несколько тысяч боевых кораблей — все, что осталось от обоих, западного и восточного, флотов американских ВВС.

Именно к этому флоту лежал наш путь. Мы пронеслись над городами. Когда наш крейсер пролетал над ними, я увидел, что они были действительно выстроены в крут, центром которого был Нью-Йорк. Наш путь лежал к центральной силовой башне столицы. Возле нее вся сотня наших крейсеров опустилась вертикально вниз и совершила посадку. Здесь, как и в Берлине, центральная площадь была зарезервирована для кораблей главнокомандующих обоих воздушных флотов и для кораблей их эскорта; так что, хотя огромные толпы собрались на улицах и площадях, вокруг наших кораблей не было никого. Через несколько минут поступил приказ, и вся наша троица, Маклин, Хиллиард и я, направилась к центральной башне.

Пройдя через несколько постов охраны, мы оказались в кабинете главнокомандующего. Среди знакомых пультов, панелей и щитов управления я заметил новый пульт неизвестного мне назначения. Главнокомандующий внимательно изучал карту, рядом с ним стоял офицер, в котором я признал Коннелла. Тот тоже признал нас, и тут же кинулся нам навстречу, крепко пожимая нам руки.

— Брант! Я получил доклад Маклина о вашем побеге и спасении, вы — герои, и я рад, что вы с нами! Благодаря тому, что вы сделали в Берлине, чтобы помочь Коннеллу и Маклину бежать, у нас появился шанс! — воскликнул Ярнолл.

— Я сделал не более, чем другие. Но вы знаете о приближении врага? Вы знаете, что города европейцев уже идут сюда?

Он кивнул.

— Они и азиаты с запада, Брант, и мы ожидаем их здесь. Мы надеемся, благодаря вашей четверке, задать им такого жару, что впредь они не рискнут связываться с нами. Вот их позиции на карте.

И он повернулся к большой электронной карте, на которой была изображена вся земная поверхность, красные круги отмечали положение городов. Теперь, однако, все круги городов Американской Федерации были сосредоточены вместе к югу от белого контура Великих озер. Но с востока, через Атлантику, к нам ползли сотни красных кружков — воинствующие города Европы. И с Тихого океана ползла аналогичная масса из сотен маленьких красных кружков, которые были городами Азиатской Федерации.

Карта отображала их координаты в режиме реального времени. Это было сделано с помощью специальных сверхмощных пеленгаторов, настроенных и подготовленных для обнаружения гигантских электростатических двигателей воздушных городов. Эти пеленгаторы мгновенно регистрировали любое перемещение каждого города. Их данные обрабатывались сверхмощными калькуляторами, которые вычисляли точные позиции и скорость движения городов. И эти калькуляторы, в свою очередь, были подключены к проекторам, выдающим картинку на экран. Таким образом, карта служила реальной моделью мира.

Такие карты использовались давно всеми тремя федерациями. Но теперь в кабинете Ярнолла хватало и новых приборов. В глаза бросились шесть огромных экранов вокруг кресла над пультом управления города. И, в то время как главнокомандующий быстро объяснял нам, их цели и конструкцию, я убедился, что они обеспечивают прекрасный обзор во всех направлениях. Это были мощные электрические перископы. Четыре больших аналогичных экрана было установлено на четырех стенах кабинета, и еще один — прямо перед креслом главнокомандующего, в то время как шестой был установлен перед креслом его первого помощника. Изображение, передаваемое телевизионными камерами на эти экраны, открывало круговую панораму окружающего город пространства.

Отсюда можно было видеть все, точно с вершины высокой башни. Это было совершенно необходимо, теперь, когда город превратился в боевой воздушный корабль с приличной скоростью и маневренностью, и его нужно было пилотировать, словно боевой аэрокрейсер. Когда я сказал об этом, главнокомандующий, изучавший карту, внимательно посмотрел на меня.

— Пилотом Нью-Йорка в завтрашней битве будешь ты! — безапелляционно заявил он.

— Это огромная честь, доверить мне управление движением города, хотя я никогда не водил в бой города. Но Маклин и Хиллиард здесь… Я хочу, чтобы они остались здесь, и мне нужна сотня крейсеров на площади, — ответил я.

— У тебя есть план? — спросил главнокомандующий.

— Не больше, чем идея, идея, которая может помочь нам, если битва пойдет неудачно для нас, если их удар будет сильнее, чем мы рассчитываем. Даже тогда она может показаться слишком безумной…

Ярнолл кивнул, дав согласие, и затем Маклин и Хиллиард присоединились к двум десяткам или более механиков и инженеров в черных мундирах, которые были заняты у больших приборных щитов, выстроившихся вдоль изогнутых стен. Они тщательно тестировали аппаратуру, заменяли предохранители, возились с проводами и трансформаторами. А Ярнолл, Коннелл и я заняли три металлических кресла возле электронной карты и экранов обзора. Главнокомандующий будет сидеть в центре, отслеживая красные кружки на большой карте, напряженно наблюдая за их движениями, как адмирал нашего могучего флота колоссальных городов, готовый направить их и наши крейсеры в сражение. Коннелл сел справа, перед микрофонами. Ему предстояло поддерживать связь между сотнями городов и тысячами кораблей, связывая их в единое целое.

Мое место было слева — мои руки легли на рычаги и кнопки, позволявшие мне швырнуть гигантский город в водоворот головокружительных маневров, разогнать его или затормозить, поднять ввысь или снизиться почти до самой поверхности земли. Большие батареи Нью-Йорка были под моим контролем — все термопушки города подчинялись моим командам, достаточно было произнести условную фразу в черный мундштук микрофона. Большие батареи всех наших других городов подчинены своим пилотам, но, как и Нью-Йорк, находились под общим командованием Ярнолла. В городе Сан-Франциско на всякий случай находился резервный штаб и второй командующий.

Таким образом, мы трое должны были командовать силами Америки в величайшей из битв в истории человечества. Ярнолл мрачно следил за картой — города противника находились уже только в сотнях миль от нас. Мы сидели молча. Из города снаружи доносился привычный, будничный шум. Наконец Ярнолл включил обзорные экраны.

Мгновенно экраны ожили и засветились, как будто мы смотрели с верхушки шпиля на всю массу городов. Со всех сторон громоздились титанические конструкции, поднятые в небо человеческим разумом. Ниже нас размещался экран, над которым стояли наши кресла, который казался люком, через который мы могли видеть зеленые равнины далеко внизу. На самом деле под нами располагалась металлическая толща дисковидной основы города. Но совершенное качество изображения на экранах заставляло забыть о том, что от мира вокруг мы отделены прочными металлическими стенами.

— Вражеская армада появится в поле зрения в течение пятнадцати минут, — сообщил Ярнолл.

На карте две группы красных кружков наползали на нас с востока и запада. На экранах мы видели, как, зловеще сверкая, начинают ворочаться в поисках цели орудийные башни наших городов. Я понял, что готов начаться бой, который будет означать уничтожение половина мира. Это был действительно Армагеддон, когда на Земле не осталось более мирных уголков; когда каждая нация бросилась в бездну воздушной войны, мотыльком ринулась в пламя этого последнего конфликта!

Теперь однако Ярнолл коснулся другой кнопки, и на силовой башне засверкали сигнальные огни, и такие же огни засверкали на башнях других городов. Повинуясь этим сигналам, миллионы горожан спешили в укрытия в недрах башен, вскоре на улицах остались только солдаты и офицеры в черной униформе, занимавшие свои места по боевому расписанию. Толпы разошлись по укрытиям тихо, несмотря на напряженное волнение, потому что они знали, что это необходимо для их более эффективной защиты. Для них не было убежища на поверхности земли, когда в воздухе над ним сошлись бы в схватке силы всех стран мира.

Затем главнокомандующий отдал краткий приказ, и Коннелл передал его флоту, крейсерам, висящим над нами, разделенным на две колонны, тысяча или больше кораблей в каждой, которые направились — одна на восток и другая на запад. Они удалились далеко за пределы огромного кольца городов и выстроились полумесяцами, прикрывая собой это кольцо. Затем мы вновь уставились на карту. Армады врага стремительно надвигались на нас, от кольца американских городов каждую из них отделяло уже не более ста миль. Мы напряженно вглядывались в обзорные экраны электроперископов.

— Они будут использовать флот для первой атаки. Они будут пытаться уничтожить наши крейсеры, прежде чем бросят в атаку города, — уверенно сказал Ярнолл. Я кивнул. — Это даст им большое преимущество, когда города перейдут к атаке. Но наши крейсеры сумели разбить их однажды, невзирая на их превосходство два к одному…

Я резко оборвал себя, услышав судорожное дыхание Ярнолла и Коннелла и ощутив нервную дрожь, которую в этот миг ощутил, наверное, каждый американец. Далеко на западе, чернея на фоне неба, появились линии черных точек, которые очень быстро росли в размерах. Это был флот боевых кораблей наступающих сил Азиатской Федерации. Напряженно мы наблюдали за его приближением. Затем мы посмотрели на восток, чтобы увидеть движущийся полумесяцем Европейский флот. Они летели, медленно приближаясь к нашей линии крейсеров, висевшей к востоку и западу от наших городов. А за ними возникли гигантские черные тучи, затмившие солнце. Это были армады могучих летающих городов!

Глава Х

На миг и только на миг воздушные флоты замерли, словно оценивая друг друга, и, казалось, все в мире замерло, предчувствуя чудовищную битву. Огромные массы наших городов висели высоко над землей, над ними блестели ряды наших собственных крейсеров, которые готовы были вступить в неравную схватку с громадными воздушными армадами Европы и Азии — это было достаточно захватывающим зрелищем! Но-затем два крейсера флота противника направилось к нашему флоту; и, как только они сделали это, их флот вдруг рванулся вверх, сохраняя общий порядок, чтобы обрушиться на наши силы сверху! Мгновенно Ярнолл отдал приказ; и тут же голос Коннелла донес его до нашего флота. Наши корабли бросились наперерез врагу. Закипела яростная схватка.

Через наши экраны мы видели крейсеры, окутанные пламенем и дымом, видели ослепительные взрывы термоснарядов.

Но на востоке и западе наши крейсеры уступали противнику в числе минимум вдвое и, несмотря на ожесточенное сопротивление, были постоянно вынуждены отступать к кольцу городов. Все ближе и ближе к нам откатывалась линия боя, все больше американских судов, пылая, таранили крейсеры врага, все более жарко полыхали над облаками разрывы множества термоснарядов. По-прежнему, еще далеко за кипящей схваткой, с востока и с запада неуклонно наползала на нас масса враждебных городов! Ярнолл отдал еще один приказ, бросив в бой крейсеры резерва, которые тут же понеслись на врага стаей гончих. Сотня — на восток, и сотня — на запад. Но, достигнув схватки, они взмыли над ней, и из них ударили струи пара, укрыв воздушное сражение гигантским облаком!

Ярнолл задействовал огромные проекторы искусственных облаков, которые спасли нас в нашей первой великой битве над Атлантическим океаном! И как только кипящий водоворот схватки скрыли облака, Ярнолл направил в бой еще корабли, которые заняли позицию над схваткой. Затем все наши собственные крейсеры вынырнули из облаков, оставив там европейские и азиатские корабли в слепой путанице. В следующий миг наш флот обрушил на пойманных в облаке врагов ураган орудийного огня! Только на мгновение нам удалось поймать их в эту ловушку, но пока они пребывали в растерянности в клубящемся густом тумане, мы обрушили на них настоящую лавину огня. Поэтому когда, чуть позже европейские и азиатские корабли вынырнули из облачной ловушки, их было не больше, чем наших крейсеров — с численным перевесом противника было покончено!

Но, вынырнув из коварного облака, они не спешили в бой. Вместо этого они отступили к грозному строю своих городов. Одновременно аналогичный приказ Ярнолла заставил отступить к городам и наш флот — почти две тысячи кораблей, примерно столько же, сколько осталось у врагов, европейцев и азиатов вместе взятых. По нашим городам прокатилась волна сдержанного ликования. Но крики «ура» скоро стихли — на нас надвигались города!

С востока, заполонив половину неба, приближался гигантский кольцевой строй городов Европейской Федерации. Нам троим, сидевшим перед обзорными экранами, была отчетливо видна эта наползающая с востока масса смертоносного металла: Париж, Лондон, Москва, Каир, Рим — все огромные воздушные города Великой Европейской Федерации. Их столица по-прежнему находилась в центре — Берлине.

И на западе, на наших экранах, маячил не менее гигантский круг воздушных городов Азиатской Федерации. Пекин, третья по размеру из столиц мира, в центре скопища городов надвигался на нас — с Шанхаем, Бомбеем, Токио, Рангуном и другими мегаполисами Азии. Два грандиозных круга городов приближались к нам, застывшим в мрачном ожидании. Я вдруг поймал себя на мысли, какое изумление испытал бы человек, живший сто лет назад, если бы увидел эту картину.

Но некогда было думать об этом, нужно было заняться нашими артиллерийскими батареями. Хотя это, безусловно, был спектакль, какого прежде не видел никто и никогда, — зрелище могучих городов, сошедшихся в небесах в смертельной схватке!

И как ни странно, в Берлине и Пекине за такими же экранами сейчас тоже сидело по три человека, также напряженно всматривавшихся в панораму битвы…

— Они не собираюсь объединять силы! Они собираются ударить одновременно с востока и запада! — воскликнул я.

Ярнолл кивнул, его глаза изучали экраны:

— Что-либо или…

Он не успел закончить свою мысль: раздался грохот, гром невероятной силы, залп тысяч могучих термопушек противника! Мгновением позже снаряды просвистели у нас над головой и обрушились на наши города. Они взорвались с чудовищным грохотом и жаром, оставив после себя оплавленные металлические кратеры. Большая часть снарядов, впрочем, прошла мимо, полыхнув вспышками взрывов где-то внизу. Дистанция эффективного огня еще не была достигнута, наши пушки молчали. Ярнолл, сжав кулаки, наблюдал за приближением армад врага. Мгновение спустя на нас обрушился новый залп, большая часть снарядов опять не долетела, но множество пылающих ран покрыло металлическую плоть наших городов!

Я с тревогой смотрел на главнокомандующего. Он никогда не отдаст приказ открыть огонь? Он застыл как статуя, уставившись на экраны, и его губы были сжаты. В этот момент я осознал груз ответственности, который судьба возложила на его плечи, ужасающую участь вождя трети человечества в схватке с остальными двумя третями. Он сидел, в напряженном безмолвии наблюдая, как с двух сторон на нас надвигается гибель. Через миг на нас должен был обрушиться новый залп. Но в тот самый миг он отдал приказ, тут же переданный Коннеллом всем нашим городам, и наши батареи ответили.

Залп тысяч орудий, казалось, сотряс весь мир! И через мгновение тысячи наших снарядов обрушились на города врага, разрывая и плавя металл.

Армады врага на миг замешкались в воздухе, но затем они двинулись вперед, и их батареи загремели в ответ на наш удар. Мир утонул в грохоте их залпа. Артиллерия всех наших городов ударили снова, чтобы обрушить новый шквал огня и смерти на наших врагов! Воздух между нами и армадой был наполнен снарядами, которые сталкивались уже друг с другом, порождая кипящие огненные облака. Но большая часть из них поражала свои цели! Батареи всех трех гигантских армад гремели, и бесчисленные фонтаны огня и света поднимались в небо над городами трех наций, салютуя безумному празднеству взаимоистребления! Фонтаны огненной погибели, истребляющей и разрушающей все вокруг! Тем не менее эти первые мгновения битвы были удачны для нас. Теперь, когда два больших круга Европейских и Азиатских городов подошли ближе, я увидел, что два из крупнейших европейских городов, Париж и Лиссабон, объяты пламенем и вот-вот рухнут! Шквал нашего огня оказался достаточно мощным, для того чтобы сквозь десятки метров металла добраться до их двигателей!

Я повернулся к Ярноллу.

— Париж и Лиссабон! Им крышка!

Он кивнул головой, глаза его пылали:

— Все батареи, развернутые на восток, сосредоточиться на Париже и Лиссабоне!

Голос Коннелла донес его приказ до наших городов, батареи возобновили свою смертоносную работу с новой силой.

Но теперь все их снаряды были направлены на Париж и Лиссабон, и в этих покалеченных городах бушевал ад. Волна огня прокатилась по обреченным городам, плавя их силовые башни. Рвались их собственные снаряды в магазинах батарей и в арсеналах. Другие города Европейской армады спешили им на помощь. Мадрид, Лондон и Москва обрушились на нас, но наши артиллеристы продолжали добивать добычу. И вот мы увидели, как завалился на бок объятый огнем Париж, как он, кувыркаясь, помчался к земле! В один миг он потерпел крушение, превратившись в бесформенную гору оплавленного металла!

Я слышал, как рев торжества прокатился по нашему городу. Крики «ура!» стали еще громче мгновением позднее, когда Лиссабон рухнул, пылая. Но после торжествующих криков вновь загрохотали пушки.

Азиаты добивали Омаху. Пушки обреченного города по-прежнему грохотали в ответ; но батарея за батарей они умолкали под шквалом снарядов Пекина и других городов Азиатской Федерации. Наконец, Омаха накренился боком и, охваченный огнем, повторил участь Парижа и Лиссабона!

Теперь, казалось, во всем мире не было ничего, кроме грохота пушек и разрывов снарядов. Три армады городов методично уничтожали друг друга. Мы втроем напряженно наблюдали за этим адом, разверзшимся в небесах. Ярнолл пытался предугадать действия противника, Коннелл орал в микрофон, перекрикивая грохот чудовищной битвы. Армады противника подошли к нам вплотную, казалось, ничто не в силах противостоять этой лавине смерти. Но Амстердам и Мадрид уже качались, обреченные рухнуть, накренилась и рухнула силовая башня Гонконга! Но и мы уже потеряли Нью-Орлеан! Завалился на бок Сент-Луис.

Но в тот момент яростное восклицание Ярнолла ударило нас, по и без того напряженным нервам: мы увидели, как враг перестраивается в два полумесяца, рогами к нам. Они пытались взять нас в клещи, сделав легкой добычей для своих орудий. Если бы им это удалось, мы были бы неизбежно уничтожены. Но, даже до того как я распознал этот маневр, Ярнолл уже отдал приказ.

— На север, на полной скорости, всем городам! Не менять строя!

Вся масса наших городов рванулась на север! Я до отказа выжал один из рычагов, в недрах Нью-Йорка взревели двигатели, и гигантский город начал набирать скорость. Оглушительно шипели извергаемые импеллерами струи воздуха, толкая вперед миллионы тонн металла! И пока Нью-Йорк мчался на север под моим контролем, все его батареи продолжали непрерывный огонь по противнику, поскольку армады врага устремились за нами, осыпая нас бесчисленными снарядами!

Теперь враг видел наш стремительный бросок на север, и, как только их командиры догадались, какова наша цель, они направили свои полумесяцы к нам с еще большей скоростью, чтобы не дать нам сбежать! Началась безумная гонка — гонка летающих городов. Мы мчались на север, молотя друг друга из пушек, и, казалось, удача перешла на сторону врага! Северные рога европейского и азиатского полумесяцев были уже перед нами! Северный рог азиатского Полумесяц — Шанхай, Коломбо и Сингапур; северный рог Европейской армады — Москва, Брюссель и Алжир, надвигались на нас, грозя отрезать путь к спасению. И в этот момент, когда только чудо могло помочь нам проскочить, Ярнолл приказал сосредоточить огонь на сходящихся краях ловушки!

Наши пушки грохотали с удвоенной яростью; нас могло спасти лишь полное уничтожение преграждающих нам путь городов. Таким образом, игнорируя все другие города, мы обрушили всю мощь наших батарей на тех, кто преградил нам путь. Противник обрушил на нас ураган снарядов с флангов, но мы упрямо игнорировали запад и восток, направляя все свои залпы на север! Это стоило нам немалых потерь. Сент-Луис, Майами и Сиэтл рухнули вниз, горя и плавясь. Все, кто в них оставались, нашли смерть в пламени взрыва собственных снарядов при столкновении с землей!

Но тактика Ярнолла оправдывала себя: угрожающие рога полумесяцев были обломаны, Сингапур, Коломбо и Брюссель были направлены в горнило уничтожения нашим ужасающим огнем. Остальные города этих двух полумесяцев упрямо ползли навстречу друг другу, наперерез нам. С Москвой и Шанхаем на восточной и западной стороне ловушка продолжала смыкаться, а мы продолжали выжимать все что возможно и невозможно, из наших двигателей и пушек. На мгновение мне показалось, что мы успеем проскочить.

Но враг тоже напряг свои силы. Шанхай и Москва почти врезались друг в друга; и затем, резко затормозив, переключили свои винты на обратную тягу. Они неожиданно остановились, перед нами сомкнулась зловещая стена городов!

Но ничто теперь не могло остановить нашу огромную массу, так ужасна была наша скорость и так близко были мы к линии противника. Я видел эти города, надвигающиеся на нас, услышал хриплые восклицания Ярнолла и Коннелла рядом со мной; и затем с потрясающим грохотом, что казался грохотом столкновения двух миров, наша армада врезалась в стену городов перед нами!

Глава XI

Все звуки битвы, даже грохот орудий главного калибра и рев перегретых двигателей, утонули в грохоте столкновения, в визге и лязге мнущегося и рвущегося металла. Гигантские массы городов ударили друг в друга. Нью-Йорк в центре построения пошатнулся от ужасного толчка, переданного ему. Затем на экране к северу от меня я увидел титанические металлические массы, которые рушились вниз. Москва с Сиднеем и Алжиром, и Бостон с Детройтом превратились в глыбы искореженного металла.

Но даже это невероятное столкновение уже не могло остановить нас, наш строй с Нью-Йорком в центре проскользнул сквозь возникшую брешь! Мы вырвались, прорвали окружение ценой ужасающего столкновения.

По приказу Ярнолла мы тут же перестроились в колонну с Нью-Йорком во главе. В то время как большой круг армад противника оставался все еще позади нас, ошеломленный нашим колоссальным ударом, наш строй рванулся вперед. Наша колонна змеей обвилась вокруг строя противника, опасной, жалящей змеей! Мы зашли с востока на кольцевой строй врага. И когда наша длинная линия могучих городов пронеслась мимо них, все наши батареи ударили разом.

Преимущество теперь было с нами, так как в их большом круговом формировании более половины городов просто не могли достать нас. И мы спешили воспользоваться шансом! Я вел Нью-Йорк во главе колонны, держа город за пределами досягаемости вражеских орудий. Наши залпы методично превращали строй врага в груды пылающих развалин, рушащихся на землю. Амстердам, Вена, Каир и Мадрид пали под концентрированным огнем наших батарей; но мы потеряли Буэнос-Айрес.

— Надо добивать их, пока они не перестроились! — воскликнул Ярнолл.

— Но они делают это сейчас! — крикнул я ему сквозь гром пушек, хул моторов и шипение винтов. — Они выстраиваются в линию!

На большом экране было хорошо видно, что командиры противника пытаются выстроить свои города в колонну. Мы видели маневры их городов, знали, что они делают это, поэтому, находясь на их фланге, наша линия вела непрерывный ураганный огонь. И теперь, хотя Квебек упал, наши пушки послали Копенгаген, Иокогаму и Калькутту в ад; проскочив мимо европейцев, мы принялись за азиатов. Их орудия угрюмо грохотали в ответ, однако в данный момент их собственный орудийный огонь мешал их маневрам. Мы обрушивали вниз город за городом, не давая агрессору ни малейшей пощады.

Но удача не длилась слишком долго, и внезапно круг наших противников разомкнулся, превратившись в колонну, в два раза длиннее нашей. И теперь их батареи грохотали, стремясь смести нас с небес! Я услышал резкий приказ главнокомандующего рядом со мной. Два флота гигантских городов мчались друг на друга, ведя огонь из всех орудий!

Прямо на Нью-Йорк мчался во главе их линии могучий Пекин, третья из трех больших воздушных столиц. Два гиганта были равны по силам; и сейчас мы затеяли дуэль в воздухе, так что я практически забыл о судьбе армады позади нас. Нью-Йорк наполнился ужасающим пламенем от разрывов азиатских термоснарядов. Но в то же время наши артиллеристы работали как сумасшедшие. Пекин тонул в разрывах. Оплавленные кратеры возникали на месте его башен. Далеко позади противник перестраивался, теперь во главе его строя встал Берлин. Но так ужасна была битва, которую мы вели с азиатской столицей, что мы забыли почти все остальное.

Позади нас города тоже вели схватки друг с другом: Чикаго сражался с Лондоном; Константинополь обрушился вниз под огнем Денвера и Вальпараисо; Монреаль, из числа наших городов, полыхал, так как он стал мишенью для всех гигантских батарей Берлина. Город за городом рушились с небес, но ярость битвы не утихала. Высоко над колоссальными линиями городов сцепились в схватке флоты воздушных крейсеров.

Армагеддон пришел наконец на землю!

Хотя города Европы и Азии по-прежнему превосходили нас числом, мы сильно уменьшили масштабы этого превосходства в результате своих маневров. Теперь яростная битва шла почти на равных.

Прямо впереди наших линий маячила огромная гряда облаков, дрейфующих к югу от озер на севере. Ни одна из наших линий не пожелала войти в эту массу тумана, и обе армады устремились вниз.

Мы неслись вниз, продолжая артиллерийскую дуэль с Пекином, и пушки не умолкали ни на миг! Вниз, вниз — до тех пор, пока не начало казаться, что через миг мы врежемся в землю! Зеленые равнины приближались с ужасающей скоростью. В последний момент я рванул рычаг на себя — и в ответ Нью-Йорк рванулся резко вверх. Я видел, что Пекину тоже удалось выйти из пике. Позади нас города, которые непосредственно следовали за нами двумя линиями, выходили из пике, грохоча орудиями. Но в хвосте колонн было немало городов, которые не смогли проделать этот маневр и разбились, были уничтожены ударом о земную твердь!

И время этих сумасшедших маневров пушки продолжали грохотать. Нью-Йорк и Пекин были охвачены пламенем, изъязвлены сотнями кратеров, но продолжали осыпать друг друга снарядами. Позади нас, после дуэли, которая достигла масштаба и интенсивности нашей, Чикаго одолел Лондон, и гигантский город, пылая, обрушился на землю! И, пока города падали в огне, воздушные флоты почти полностью уничтожили друг друга — ни у нас, ни у противника почти не осталось крейсеров. Они почти полностью уничтожили друг друга в безумной ярости атак!

Все слилось в безумном хаосе битвы. В рубке грохотал голос Ярнолла, отдающего приказы, и неистовый голос Коннелла гремел в динамиках, донося эти приказы до каждого американского города. Гремели пушки, и выли могучие моторы. Перед нами замаячила новая масса облаков. Снова наши две линии нырнули вниз, чтобы не входить в эти облака. Но, когда мы бросились вниз, линия противника, повинуясь некоей команде, резко рванулась вверх и скрылась в клубящемся тумане!

В следующий момент мы тоже развернулись, преследуя их; но было слишком поздно — тот момент дал им, с их огромной скоростью, преимущество, к которому они стремились. В тот момент, бросаясь в месиво облаков, они получили преимущество: они были впереди, а также над нами! И затем их линия, изгибаясь, устремилась к нам! Пока мы тормозили, чтобы избежать столкновения, они взяли нас в кольцо. Они, наконец, выполнили свой план, им удалось окружить наши города.

Когда их кольцо замкнулось, мы трое были ошеломлены. Затем, со всех сторон разом, на нас обрушились снаряды! Мы стали идеальной мишенью для всех европейских и азиатских артиллеристов вокруг нас, мы стали мышью в мышеловке. И теперь Ярнолл вскочил на ноги, его взгляд, как, впрочем, и наши с Коннеллом, наполнил ужас агонии.

— Они получили нас! Это конец! Нам не вырваться!

— Не вырваться? Не разорвать это кольцо? — переспросил я дрожащим голосом.

Он покачал головой, его глаза горели мрачным пламенем обреченности.

— Нет… Их кольцо замкнулось, и у нас в запасе только обломки наших городов на земле, но мы попробуем прорваться выше и ниже!

Он отдал краткий приказ, и, после того как Коннелл передал его всем, наши города синхронно рванулись вверх. Но кольцо окружения следовало за нами с той же скоростью, не прекращая артиллерийского огня. Тот же результат имела попытка уйти вниз. И теперь, под ужасающим, ураганным огнем противника, все больше и больше американских городов превращалось в обломки, дымящиеся на зеленой равнине внизу!

Титанический круг вражеских воздушных городов вокруг нас и наш флот городов были окутаны пламенем разрывов, пушки грохотали тысячей яростных гроз; плавился металл, рушились башни, все это сливалось в видение ада на наших экранах!

Ярнолл, с мучительным выражением, застывшим на лице, искал выход, хотя бы крохотную лазейку к спасению. Ряды наших городов стремительно таяли. Лос-Анджелес, Виннипег, Панама и Нэшвилл рушились вниз один за другим. И хотя наши батареи еще грохотали, наши окруженные города все еще сражались, Нью-Йорк все еще держался в воздухе и все еще осыпал врага дождем снарядов, нас уничтожали слишком методично и слишком стремительно! В страшной битве, бушующей высоко в сумерках между землей и звёздами, уцелело вряд ли более шестидесяти из ста наших воздушных городов, в то время как нам по-прежнему противостояло не менее ста, с учетом всего того страшного урона, который мы нанесли противнику! И с каждым залпом наши шансы таяли, неуклонно стремясь к нулю!

Наконец я встал, как будто некая новая сила снизошла и наполнила меня мрачной, отчаянной решимостью.

— Это конец, Ярнолл! Конец для всех наших городов! — прокричал я.

— Конец! — мрачно согласился он. — Нам никуда не уйти! Мы только можем встретить его в бою!

И тут я встретился с ним взглядом.

— Есть ещё сто крейсеров моего резерва! Крейсера, которые я попросил для моего плана. Это — безумие, но это наш единственный шанс!

— Ваш план? — мерцание надежды вновь появилось в его глазах. Но когда я объяснил, свой план в нескольких путаных словах, его глаза расширились от изумления, и он воскликнул:

— Это безумие, Брант! Вы никогда не сделаете это!

— Но это наш последний шанс. Это последний шанс спасти наши города! — прокричал я сквозь гром канонады.

Он остановился, затем сжал мою руку.

— Ступай, Брант! Примите сотню крейсеров… и да поможет вам Бог!

Я прокричал призыв, обращаясь к механикам и инженерам, выжимавшими все, что возможно, из двигателей и винтов. Двое из них тут же заняли мое место и место Коннелла. Маклин и Хиллиард, которые работали с ними, подбежали к нам, и мы вчетвером помчались сквозь коридоры башни к лифтам, и оттуда — к крейсерам.

Стоя на площади, я мимолетно отметил, что панораме сражения была присуща некая зловещая красота. Вокруг сверкали огни — полыхали пожары, багрово светились раскаленные кратеры, ослепительно сверкали взрывы термоснарядов. На фоне этого огня меркли и огни городов, и звезды в глубинах неба. Оглушительно грохотали пушки, каждый залп был словно звук крушения мира! Сквозь этот грохот порой пробивались крики, стон и плач — в недрах города были люди, много людей. А с высоты на все это равнодушно взирали звезды.

Все вокруг казалось грудами развалин. Но башня и другие важные объекты города были выстроены из тугоплавкого сплава, неуязвимого для термоснарядов. И хотя снаряды много раз рвались здесь и там, на краю площади и в ее центре, хотя металл площади был изрыт множеством кратеров, лишь немногие из сотни размещенных здесь крейсеров, которые только и ждали приказа на вылет, были серьезно повреждены. И теперь Маклин, Коннелл, Хиллиард и я, заняли место на мостике крейсера номер один. Затем Маклин прыгнул к пульту управления, а я начал отдавать приказы в микрофон, пытаясь перекричать грохот сражения. В следующий момент наша сотня крейсеров рванулась вверх, в самую гущу битвы.

Вверх, сквозь пламя взрывов, вверх, ради безумной попытки совершить невозможное. Вокруг рушились на землю наши города. Атланта, Кливленд и Мехико падали, гигантские массы огня, груды оплавленного металла, вращающиеся безумно, неслись вниз сквозь тьму к разрушению и гибели на поверхности земли! Не более пятидесяти городов оставалось у нас, и все они имели не больше шансов уцелеть, чем муравей, попавший под паровой молот. Они падали все чаще и чаще, это был конец нашей нации, это была тотальная гибель!

Но не тратя времени на отчаяние, я бросил нашу флотилию к кольцу городов противника, сжимавшемуся вокруг наших городов. Маклин за штурвалом, стиснув зубы, вел наш корабль и тех, кто за нами, сквозь ужасный бой, сквозь бури снарядов, сквозь огонь и мрак. Корабль за кораблем позади нас гибли и рушились на землю расплавленными метеорами! Мы мчались сквозь эту адскую ночь — последние воздушные корабли на этой планете, все остальные сгорели в пламени битвы. Но не крейсеры противника, а снаряды, летящие с обеих сторон, делали наш полет игрой в русскую рулетку!

Но вот мы достигли нашей цели, добрались до Берлина, откуда исходили приказы, откуда враги руководили нашим уничтожением. Мы снижались, не замеченные никем, — в мясорубке битвы городов всем было просто не до нас. Здесь и там разрывались снаряды, титанические батареи Берлина грохотали в ответ. Десяток крейсеров, все, что осталось от нашей сотни, плавно снизился возле силовой башни! Когда мы опускались, я разглядел стеклянный шар на вершине шпиля, узнав в нем телевизионную камеру электроперископа, такого же как у нас, а затем мы зависли в воздухе, возле окон пятого этажа.

Паря рядом с башней, мы все еще не были замечены никем. Площадь под нами была пуста, улицы озаряли только разрывы снарядов. Балансируя там, в темноте, мы могли видеть, что окна были ярко освещены. Охранники роились в верхних уровнях силовой башни, занятые своими делами. Затем мы подошли вплотную к окну, и тогда Маклин и Коннелл, Хиллиард и я прыгнули вперед, через это окно, с термопистолетами наготове! И в то же момент поток американцев в черных мундирах хлынул в каждое окно пятого этажа!

Мгновенно охранники кинулись к нам с оружием в руках. Но, прежде чем они успели открыть огонь, полыхнули разрывы наших термопуль. Охранники рухнули на пол бесформенными кучами, та же участь постигала и остальных, кто попадался нам на пятом этаже; неожиданность нашего нападения очень помогла нам. Грохот битвы снаружи был так ужасен, что мы без потерь заняли пятый этаж, а также проникли на четвертый и на шестой.

— Коннелл и Хиллиард! Возьмите половину наших людей и охраняйте проходы, чтобы никто не проник сюда сверху и снизу! Маклин, держи корабли на этом уровне, здесь они неуязвимы для пушек, и охраняй башню от вторжений извне!

Раздав приказы, с другой половиной нашего отряда, числом примерно сто пятьдесят человек, я бросился к подъемникам. Уничтожив элементы управления лифтами, мы устремились вниз. До нас донеслись звуки боя — переполошились охранники на верхних этажах, и теперь Хиллиард и его люди отражали нападение. Мы ворвались на четвертый этаж. Мы оказались полным сюрпризом для охранников, но удивиться толком они не успели — наши пули скосили их всех. И то же самое повторилось на третьем этаже; и на втором, а затем, с замиранием сердца, мы ворвались на первый этаж!

Перебив охрану, раньше, чем она успела схватиться за термопистолеты, мы ворвались через холл в большой круглый зал, командную рубку Берлина! Под нашими выстрелами рухнули опешившие охранники, и мы были внутри! Помещение было битком набито людьми в зеленой форме, которые не ждали нас, и были очень удивлены, правда, недолго, потому что они разделили участь охранников, упав на пол кучами обгорелого тряпья. В центре помещения находился огромный шар из матового стекла! Мы знали, что этот шар заключает внутри себя карты, экраны и пульты — это и был пункт управления Берлина; и теперь в этом шаре открылось отверстие люка, и оттуда вылезли трое в зеленой униформе. Это были военные вожди врага, главнокомандующий Европейской Федерации и два его помощника, которые вместе с ним осуществляли управление всей армадой европейских и азиатских городов!

Когда вражеский главнокомандующий увидел меня, его смуглое лицо вспыхнуло от удивления. Он и его товарищи бросились к нам, выхватывая термопистолеты. Но мы оказались быстрее, и на полу стало на три кучи обгорелой плоти больше — так закончился жизненный путь вождей наших врагов! Я быстро отдал приказы, направив своих людей к большой панели коммутатора занять места обслуживающего персонала, в то время как остальные бросились к большой двери, которая вела из башни на площадь. Они забаррикадировали эти двери, а я забрался в большой стеклянный шар в центре зала.

Внутри я обнаружил огромную электронную карту мира, кресла, а рядом с ними было шесть рычагов и регулятор скорости, которые контролировали скорость и направление полета Берлина. Когда я занял место перед ними, я обнаружил, что сам шар представляет собой единый обзорный экран, позволяющий отчетливо видеть сразу во всех направлениях. И теперь, глядя в него, я мог видеть, что снаружи вокруг наших городов продолжает стягиваться смертоносное кольцо блокады, управляемое отсюда, из Берлина. По-прежнему грохотали пушки, неся нашим городам неминуемую гибель. Отсюда я мог видеть всю битву, хотя даже в тот же момент я слышал, звуки перестрелки между моими людьми и охраной на несколько этажей выше. Но вот раздался топот множества ног, ругань, сильные удары в наружную дверь!

Игнорируя все это, я захватил контроль над городом, наблюдая за битвой с помощью шара-экрана. Я рванул ручку скорости на себя, одновременно опустив вниз один из рычагов направления; и, как только я сделал это, я увидел, что Берлин теперь поднялся вверх над кольцом городов и завис немного выше их уровня. И тогда, потянув рычаг в обратную сторону, я накренил его и бросил боком, на висевшую под ним Женеву. На колоссальной скорости я швырнул город вперед, метясь дисковидным основанием прямо в силовую башню Женевы! И сбрил эту башню — она упала, точно колос под серпом жнеца!

Когда Берлин промчался сверху, я увидел, как Женева нерешительно замерла в воздухе позади нас на мгновение, а затем рухнула на землю! Я скосили большую электростатическую силовую башню, чей коллектор космических лучей создавал поле антигравитации, держа город в воздухе, и Женева рухнула на землю пылающей кометой! И затем, повинуясь мне, Берлин помчался вперед, над большим кольцом вражеских городов, снося их силовые башни. Стокгольм, Кейптауне и Бухарест упали, и никто не оказал мне сопротивления, враг не ожидал атаки со стороны собственной столицы!

Я мчался вперед и вперед, превратив захваченный город в пылающий меч праведной мести, повергая вниз один за другим все новые и новые города. Смутно я осознал, что выше перестрелка прекратилась. Коннелл, Хиллиард и их люди перебили охранников на верхних этажах башни и бросились вниз защищать входные двери, которые сейчас штурмовали снаружи. Огромная толпа безумно бушевала у стен башни — все увидели, как их город разрушает их собственную армаду! Но в диком волнении, охватившем меня, я игнорировал все это. Ни у одного воина в истории не оказывалось в руках такого чудесного меча, каким сейчас владел я.

Европейские и азиатские города уносились прочь в дикой панике, дезорганизованные и обреченные; поскольку там не знали, что делать, привыкнув во всем полагаться на команды из Берлина, который теперь стал их Немезидой. И как только они сбились в дезорганизованную массу, половина сотни американских городов сосредоточила свой огонь на этой массе! Сверху на врага неслась масса Берлина, сзади грохотали американские пушки, было отчего сойти с ума!

Наперерез Берлину из этой массы охваченных паникой городов ринулся Пекин, побитый, в шрамах кратеров. Видимо, его командир решил спасти от уничтожения спятившей европейской столицей азиатские силы. Казалось, ничто не сможет предотвратить лобового столкновения двух гигантов, но в последний момент я сумел резко увести Берлин вверх. И затем мы встретились с Пекином, точнее, основание Берлина встретилось с силовой башней Пекина, отправив его пополнять компанию оплавленных развалин внизу! Тем не менее даже в падении азиатская столица продолжала вести по нам огонь!

Я обрушился на удирающие города противника, точно ястреб на кур! Десятками я косил силовые башни, уничтожая города европейцев и азиатов, пришедшие сюда, чтобы уничтожить мой народ. Они были напуганы и сломлены, не помышляя более о продолжении войны, тем более что американские пушки грохотали, не умолкая, заставив многие города упасть в пламени на твердь земли! Но теперь снизу доносился дикий грохот и звон металла; и тут Хиллиард закричал:

— Они вышибают двери, Брант! — Он пытался перекричать грохот и крики снаружи. — Мы попытаемся сдержать их, но…

— Продержите их пару минут! Пару минут! — прокричал я в ответ.

Я вновь бросил Берлин на города противника, кося башни, так что города гибли десятками, а выжившие в ужасе обращались в бегство. Их осталось с полсотни, и ими теперь занимались американские пушки. Умолкли батареи Берлина, все его офицеры и солдаты были слишком заняты штурмом башни! Половина европейских и азиатских городов была уничтожена. Но теперь надо было что-то делать с обезумевшей толпой, яростно штурмующей двери башни!

Потянув рычаги на себя в последнем усилии, я бросил город вперед на максимальной скорости и затем обрушился сверху на массу европейских и азиатских городов, бросил массу Берлина вниз, на них, в последней атаке, от которой они тщетно пытались бежать. Так были сметены с неба последние европейские и азиатские города, не считая самого Берлина! И как раз тогда, когда я обрушил громаду Берлина на последний из оставшихся вражеских городов, заставив его рухнуть на американскую землю, рухнули двери башни под натиском обезумевшей толпы в зеленых мундирах!

Коннелл и Хиллиард, и все наши люди были отброшены через холл в центральный пост управления, где я сидел. Через мгновение город вновь мог оказаться в руках врага! Но, увидев это, нажал рычаги бросил город вниз! Затем, с огромным усилием, я вырвал этот рычаг из гнезда! Башню наполнили дикие крики ужаса, город сорвался в пике, помчавшись навстречу неминуемому уничтожению!

Наши враги в этот миг ужаса забыли о борьбе, а я с Коннеллом и Хиллиардом и те, кто остался от нашего безумного десанта, бросились вверх по узкой лестнице. До второго этажа большой башни и ее окна, рядом с которым висел наш крейсер. Он спустился сюда с высоты пятого этажа и ждал нас, несмотря на то, что город стремительно несся вниз! Мы прыгнули через окна в открытые десантные люки.

И в следующий момент, сразу после того как наши крейсеры покинули обреченный город, Берлин врезался в землю под нами и с потрясающим грохотом превратился в груду искореженного металла!..

Мы направились к пятидесяти уцелевшим американским воздушным городам, которые по-прежнему висели высоко в небе. Мы взлетели над ними, и теперь они лежали под нами — гигантские диски, покрытые шрамами, с бесчисленными кратерами оплавленного металла! Их улицы вновь наполняли огромные толпы. Люди оглядывались, как будто не могли поверить в то, что живы, потрясенные своим спасением, изумленно смотрели на пустое небо, где незадолго до того грохотала смерть. В тот момент, когда мы зависли над городами, высоко над ними, в тот момент невероятного облегчения и возрождения радости, казалось, что весь мир застыл в изумленном и радостном молчании, как после пронесшейся над ним чудовищной грозы. В этом радостном безмолвии объединились люди и ночь, облака и ветер, земля и звезды. А потом тишина сменилась громогласным ликующим криком!

На рассвете следующего дня наши города были готовы вернуться на свои привычные места. Всю ночь они висели вместе, наполненные плачем и ликованием, скорбью и торжеством, но с рассветом начали расходиться. И мы впятером, сидели перед обзорными экранами на посту управления Нью-Йорка, в недрах силовой башни, наблюдая, как разлетаются города. Побитые и израненные, изъеденные кратерами, город за городом проходили они перед нами. Вашингтон уходил первым. Его улицы и площади, были наполнены ликующими толпами. И в диких криках этих людей мы могли слышать наши имена, их рев был данью уважения нам. Они видели в нас своих спасителей. Затем Вашингтон на полной скорости двинулся от нас на юго-восток и исчез.

Теперь мимо нас строем проходили другие города. Питтсбург и Гватемала, Такома, Чикаго и Филадельфия, Рио-де-Жанейро, Канзас-Сити и Ванкувер — один за другим, и могучее «ура!» их обитателей сотрясало небеса. Они уходили на север и юг, на восток и запад, до тех пор пока Нью-Йорк не остался один на месте битвы, зависнув высоко над землей. Тогда Ярнолл перевел взгляд на нижний экран, на землю, усеянную оплавленными обломками.

— Мы победили, — протянул он. — Американская Федерация победила, но какой ценой? Две трети городов мира разбито, уничтожено. Миллионы людей нашли свою смерть, половина наших собственных городов погибла.

— Это так, Ярнолл, но это было необходимостью, а не нашей волей. Они напали на нас без предупреждения, они разработали против нас чудовищное оружие, они хотели уничтожить нас поголовно. У нас просто не было выбора.

— Я знаю это, Брант. Но я рад тому, что эта величайшая из всех войн является последней.

— Последняя война на Земле! — откликнулся Маклин задумчиво. — Теперь, когда мертвы воинственные вожди наших врагов, их люди присоединятся к нам в Единой Федерации, чтобы навеки положить конец всем войнам, забыть всю наши вражду…

— Так и будет, — согласился я. — Но мы никогда не сможем забыть, что произошло.

И пока другие молча сидели, молча. Я повернул рычаг контроля скорости: загудели моторы, зашипел выбрасываемый винтами воздух, и Нью-Йорк двинулся на восток, в сторону восхода солнца. Он летел все быстрее и быстрее, стремительно проносясь над бескрайними зелеными равнинами. На улицах и площадях бушевал стихийный праздник, ликующие толпы не спешили расходиться. Но мы пятеро, в сердце города, в большой башне, сидели тихо и неподвижно. Глядя в синее безоблачное небо, мы зачарованно смотрели на то, как разгорается рассвет, навстречу которому мчался город. Это Солнце Мира восходило над истерзанной войнами планетой.