Узник моего желания

Глава 25

После тщательной уборки спальни накануне Ровене с Инид удалось рано освободиться, и Ровена направилась в ткацкую мастерскую. Одна из дверей, мимо которых она проходила, резко открылась, и ее затащили внутрь.

— Давно пора тебе заглянуть сюда, — произнес похититель ворчливым голосом, хотя она мгновенно поняла, что голос принадлежал человеку, который не желал ей зла.

— Милдред!

— Да. Я все утро прождала, когда ты выйдешь из мастерской. Как я не заметила, когда ты вышла? А почему ты поднимаешься снизу?

Ровена изо всех сил старалась освободиться из объятий старой женщины и не могла ничего ответить. Затем она разразилась тирадой.

— Как ты оказалась в Фалкхерсте? Уоррик тоже хочет тебе отомстить? Я так рада, что ты здесь, Милдред, но только, если это чудовище не обидело тебя. Я думала, что больше тебя не увижу и…

— Говори тише, моя сладкая, — успокоила ее Милдред, усаживая Ровену на стул, стоявший между корзин с шитьем. — Как я могу тебе ответить, когда ты, не переводя дыхания, задаешь мне вопросы? И почему ты не ответила на мои вопросы? Мне сказали, что ты будешь спать в ткацкой мастерской.

Милдред поставила свой стул рядом с ней, но Ровена, глядя на нее, произнесла:

— Я спала внизу.

Заметив яркий румянец, покрывший ее щеки, Милдред сообразила, что не следует спрашивать, где именно. Она только произнесла:

— Меня это не удивляет.

Ровена резко обернулась к ней.

— Не удивляет? Почему не удивляет? Меня потрясло, что ему захотелось, захо… Он уже отомстил мне этим способом.

— Неужели он сделал это?

— Да, все, что сделали с ним, он проделал со мной. Точно по принципу «око за око». А сейчас он сделал даже больше.

— Значит, это было так ужасно?

— Больше, чем ужасно.

— Все?

От этого вопроса Ровена нахмурилась.

— К чему ты клонишь?

Милдред пожала плечами.

— «Око за око», мой ягненочек, означает, что ты должна была испытать такое же удовольствие, как и он, когда находился в твоих руках. Было так? — Щеки Ровены еще больше покраснели. — Вижу, что было. Но другого и не следует ожидать, когда имеешь дело с таким красивым…

— Жестоким…

— Мужчиной, который знает свое дело.

— Единственное, что знает Уоррик де Шавилль, — это как заставить меня расплачиваться за алчность Гилберта! А что ты здесь делаешь? Я боялась, что тебя оставят на руинах Киркборо и лишат возможности вернуться даже в Турез.

— На руинах никого не осталось. Лорд Уоррик не сжег в городе ничего, кроме постоялого двора, где его пленили. Он предложил всем обитателям замка новое жилье на территории своих владений. А что касается меня, то он чувствовал себя обязанным мне за свое освобождение, хотя я ему сказала, что только выполнила твое приказание.

— Я знаю, как он не любит слушать оправданий, — он их просто не желает слушать.

— Да, мне показалось, что он убьет меня, если я произнесу еще хоть одно слово. Он ужасно рассвирепел при одном только упоминании о твоей невиновности, но предложил мне переехать в Фалкхерст, если я соглашусь с этого момента преданно служить ему, отказавшись от тебя. Это был единственный способ последовать за тобой, поэтому я с радостью согласилась. Он только запретил мне общаться с тобой.

Ровена вздохнула:

— Я так и думала. Он не хочет, чтобы мне было хорошо в твоем присутствии. А одна мысль о том, что ты рядом, успокаивает меня.

Милдред сжала ее руку.

— Не отчаивайся, мой ягненочек. Я не думаю, что он такой подлый, как хочет, чтобы мы о нем думали. Я очень много слышала об обстоятельствах, которые превратили его в того, кем он сейчас является, и не решаюсь тебе признаться в этом, но я обнаружила, что испытываю к нему чувство жалости.

— Жалости к нему? — не поверив услышанному, переспросила Ровена. — Он что, тебя по голове ударил, перед тем как привезти сюда?

Милдред хихикнула.

— Нет, меня таскали с его воинами по всем окрестностям в поисках его исчезнувшей нареченной, но клянусь, что он почти совсем не думал о леди Изабелле, когда искал ее. И казалось, что он совсем не расстраивался, когда в тех местах, где мы были, ему ничего не могли о ней сообщить. Но видела бы ты его, когда приезжавший каждый день из Фалкхерста гонец задерживался хотя бы на немного. Лорд Уоррик отправлял на его поиски десятки людей, и, когда тот наконец прибывал, горе ему было, если у него не было хотя бы какой-то информации от Джона Гиффорда.

Ровена замерла, услышав это имя.

— Джон? Но я думала, что он здесь служит только тюремщиком, какие новости хотел от него услышать Уоррик?

Взгляд, который бросила на нее Милдред, говорил ясно: не будь глупой. Какие же еще?

— Но Уоррик не знал, что Джон приглядывал за мной в темнице.

— Как же не знал. Он сам приказал это Джону.

— Он сам? Но я думала, что сэр Роберт…

Ровена замолчала, так как до нее дошел смысл того, о чем говорила Милдред. Уоррик поместил ее в темницу не для страданий, как она себе представляла, а совсем по другой причине? Несомненно, то, что она себе представляла, было ужасным, но ее камера выглядела как дворец, по сравнению с тем, чем она могла бы оказаться, если бы присматривать за ней поручили не Джону, а кому-нибудь другому. Могло ли быть так, чтобы Уоррик не знал о том, насколько добрым был Джон? Нет, с первого взгляда можно было почувствовать, насколько он был добрым.

Неожиданно, почти с болью, она воскликнула:

— Я не понимаю! Почему он приказал хорошо ко мне относиться до того, как узнал, что я вынашиваю его ребенка?

Карие глаза Милдред широко открылись.

— Значит, это случилось! И всего за несколько дней? Тебя ничего не беспокоит? А то у меня есть средства…

Ровена нетерпеливо отвергла предложение Милдред.

— Никаких симптомов, кроме того, что месячных у меня нет.

— Точно так же было и у твоей матери. Она беззаботно занималась своими делами, как будто не была…

— Милдред, я не хочу обсуждать никаких других детей, в то время как Уоррик собирается отнять у меня моего ребенка.

Милдред задумчиво наморщила лоб.

— Он сказал, что так поступит?

— Стала бы я говорить об этом, если бы он не обещал. Он заявил, что возьмет у меня ребенка, как только он родится, — так… так же, как и я взяла его у него. «Око за око».

— А ты хочешь ребенка?

— Конечно, хочу. Это мой ребенок!

— И его, — спокойно добавила Милдред.

— Но он не хотел, чтобы его зачали.

— И ты тоже.

— Но он хочет так поступить, чтобы сделать мне больно. А это не причина, по которой можно отобрать ребенка.

— Да, и, может быть, он сам это скоро поймет. Сейчас несколько преждевременно волноваться о том, что он планирует сделать через восемь месяцев. Как будто ты собираешься все это время провести здесь. Или ты еще не думала о побеге?

— Конечно, думала, — фыркнула Ровена. — Как только ты скажешь мне, как это сделать, я сбегу в тот же день.

Милдред усмехнулась.

— Это будет не так легко. Но может так случиться, что лорд Гилберт поможет, когда узнает, где ты находишься. Несомненно, он уже знает, что замок Киркборо был разрушен лордом Фалкхерстом. Меня удивляет, что он до сих пор не прислал сюда свою армию.

Ровене стало трудно дышать.

— Даже и не думай об этом! Я лучше останусь здесь и буду страдать от жестокостей Уоррика, чем вернусь под покровительство Гилберта.

— Теперь мне становится интересно. Твой сводный брат просто снова выдаст тебя замуж, в то время как…

— Одного дряхлого старика мужа с меня достаточно, Милдред. А Гилберт… Перед своим отъездом из Киркборо он поцеловал меня, но поцелуй был совсем не братским.

— Ага, значит, наконец, он показал свои истинные намерения, не так ли? Он еще не то сделает, если вернет тебя. Сейчас ему ничего не помешает затащить тебя к себе в постель, особенно когда ты вынашиваешь наследника на владение Киркборо. Хотя он очень симпатичный мужчина и, может быть, ты не станешь против этого возражать.

— Милдред!

— Значит, ты возражаешь! Ну, тогда считай, что тебе повезло, и какое-то время тебе не следует покидать этот замок. Это сейчас для тебя единственное место, откуда лорд Гилберт не сможет тебя достать.

Вероятно, это было правдой, но Ровене не хотелось бы, чтоб Милдред все это говорила, поскольку по ее словам получалось так, что она должна быть благодарной Уоррику за то, что он сделал ее своей узницей и любовницей. Милдред смотрела на все это не так серьезно, как следовало бы.

— Милдред, мне кажется, что тебя совсем не беспокоит мое положение, ты думаешь, Уоррик перестал мстить мне? Уверяю тебя, это не так, для него я воровка и, хотя за это он не отрубил мне руки, он будет делать мне свои маленькие подлости каждый день, пока я нахожусь под его крышей.

— А интересно, как долго продлится его враждебное к тебе отношение, если у тебя появится чувство привязанности к нему, и ты дашь ему это понять. Я гарантирую, что недолго.

— Теперь я точно знаю, что он ударил тебя по голове и так сильно, что ты даже не помнишь этого.

Милдред рассмеялась.

— Нет, мой ягненочек. У меня было больше возможностей незаметно наблюдать за ним, чем у тебя, и я не думаю, что он такой жестокий. Жестокий человек замучил бы тебя до смерти. И не пропустил бы ни одного мгновения твоих мучений. Вместо этого лорд Уоррик сделал с тобой только то, что ты сделала с ним, — «око за око», как он сказал.

— Он лишил меня званий и объявил крепостной.

— В Киркборо с ним обращались, как с рабом, и он так же поступил с тобой, — напомнила Милдред. — Но еще я хочу тебе сказать, что этот человек интересуется тобою не только из-за мести. Конечно, он хочет отомстить. Это в его характере. Но, может быть, это сейчас не самое для него главное. В конце концов, ты же женщина, а до сих пор его врагами были только мужчины, и он знает, как бороться именно с ними. А как это должно быть с тобой, он не знает.

— Эти предположения, Милдред, мне не помогут, — раздраженно произнесла Ровена.

— А ты не думала, как использовать против него женское оружие?

— Какое оружие?

— Твою красоту и его страсть к тебе. Тогда даже женитьба на тебе ему покажется хорошим выходом из создавшегося положения, да еще ребенок, как дополнительная приманка.

— Он никогда…!

— Если он так сильно желает тебя, то его можно довести до этого. А ты можешь заставить его безумно желать тебя. И если ты попробуешь, то сможешь заставить его даже полюбить тебя.

Полюбить? Интересно, как будет выглядеть Уоррик, если у него в сердце возникнет такое нежное чувство? Будет ли он таким же неистовым в любви, каким он был в своей ненависти? Ну нет, даже сама мысль об этом была абсурдной.

Но Милдред закончила свою мысль.

— Большинство благородных дам ненавидят свое брачное ложе. И это неудивительно, если их выдают замуж за неотесанных самцов, которые используют их только в целях размножения, а свои собственные удовольствия справляют где-нибудь на стороне. Но ты уже знаешь, как будет выглядеть твое брачное ложе с этим лордом. А тебе будет очень тяжело найти себе мужа, который подходил бы тебе по положению, имел бы власть, с которой приходится считаться, был бы мужественным, да при этом еще молодым и красивым.

— Да, он не безобразен, — внезапно сказала Ровена. — Он даже бывает симпатичен, когда… он… улыбается. — Она покраснела, когда поняла, что только что сказала что-то хорошее об этом человеке. — Милдред, ты с ума сошла, и все, что ты говоришь, является чистейшим вымыслом. Уоррику от меня ничего не нужно, кроме ребенка, которого я у него похитила, и моего вечного покаяния за это. Один мой вид вызывает у этого человека отвращение.

— Более вероятно, что твой вид вызывает у него желание, и именно это ему сейчас не нравится. Но ты не поняла, к чему я клоню. Я не говорила, что мысль о женитьбе может легко у него возникнуть. Но можно подтолкнуть его к этой мысли. Сначала тебе нужно добиться того, чтобы он перестал относиться к тебе враждебно, а это потребует определенных усилий с твоей стороны.

— Для этого потребуется чудо.

— Нет, ты просто попытайся, чтобы он начал думать о других вещах, а не только о том, что ты с ним сделала. Сбивай его с толку и не делай того, чего он от тебя ожидает. Нарочно соблазняй его, и если можно сделать так, чтобы он поверил, что ты хочешь его, несмотря на его к тебе отношение, то это еще лучше. Это полностью озадачит его, и у него уйдет больше времени, чтобы размышлять над этим, а не над тем, какие гадости, как ты говоришь, ему еще тебе сделать. У тебя есть желание попробовать это?

— Могу предвидеть, что, сделай я так, я только поставлю себя в глупое положение. Думаю, ты, Милдред, выдаешь желаемое за действительное.

— А если нет? Тебе нравится, как он с тобой сейчас обращается?

Ровена, вздрогнув, вспомнила прошлую ночь и тот стыд, когда ее заставили вымаливать удовольствие, которого она всеми силами старалась избежать.

— Нет, — прошептала она.

— Тогда используй свое оружие, чтобы изменить его. Покажи ему, какой ты была до того, как появились д’Амбрейи. Перед твоими обаятельными манерами невозможно было устоять. Это может засвидетельствовать любой мужчина, знавший тебя в те времена.

— Я не думаю, что мне удастся снова стать беззаботной и счастливой девушкой.

Милдред наклонилась и на какое-то мгновение нежно прижала ее к себе.

— Я знаю, моя сладкая. Единственное, что тебе нужно, — это притворство. Ты сможешь это сделать?

— Вероятно.

— Когда ты попробуешь?

— Мне нужно подумать. Я не уверена, что хочу проявления большего внимания с его стороны. — Ровена упрямо подняла подбородок. — И я не уверена, что мне хочется перестать его ненавидеть.

Милдред хихикнула.

— Это и не обязательно. Ты просто сделай так, чтобы он не догадывался о твоих истинных чувствах. Он из тех людей, о настроении которых можно судить по выражению лица. А ты не такая, и для тебя это притворство не составит трудности. Но знай, что, как только он переменится и начнет добиваться твоей благосклонности, ты можешь быть вовлечена в ту же игру, что и он, и обнаружить, что у тебя появились по отношению к нему другие, не похожие на ненависть, чувства.

То, что Уоррик де Шавилль станет ухаживать за ней или что она сможет испытывать к нему какие-то иные чувства, казалось настолько неправдоподобным, что она не стала спорить. Кроме того, ей была чрезвычайно неприятна тема их разговора, и поэтому она изменила ее.

— Милдред, а как нам удалось остаться одним в этой комнате? Это же швейная мастерская, не так ли?

— Да, но я отослала всех женщин поработать с новым красителем.

Ровена рассмеялась, увидев озорной огонек в ее глазах.

— Не тот ли, жутко зеленого цвета, который мы с тобой сделали в прошлом году?

— Абсолютно точно, но я не сказала им, что цвет ужасный. Я сказала, что можно получить красивейший оттенок. У них уйдет много времени, чтобы получить его. Потом я скажу им, что забыла упомянуть о добавке желтой краски, которая просветляет оттенок до цвета зеленой листвы, которого добились мы.

— Ты разве руководишь швеями и можешь приказывать им?

— Нет, но обитатели замка побаиваются меня из-за моей должности — служанки дочерей лорда. Они не знают того, какими полномочиями я обладаю, и не задают вопросов, выполняя мои распоряжения.

— И как тебе нравится служба у его дочерей?

Милдред хмыкнула:

— Никогда в жизни не встречала ничего более надменного и самовлюбленного. Конечно, это был не подарок со стороны лорда Уоррика, когда он поставил меня на эту должность, но, по справедливости, я сомневаюсь, что он знает, насколько на самом деле испорчены его дочери. Они открыто хвастаются тем, что его никогда не бывает дома, чтобы воспитывать их, а ты и я знаем, почему это так.

— Да, эта проклятая война с Гилбертом и Бог знает еще с кем. Он не говорил, когда снова покинет замок?

— Зря ты так надеешься на это, мой ягненочек. Для тебя было бы лучше, чтобы он был здесь, чтобы ты смогла испытать на нем свою хитрость и тем самым облегчить свою судьбу. Если он в ближайшее время покинет замок, то за время его отсутствия твое положение не улучшится.

— Нет, мои обязанности сократятся наполовину, а это я легко смогу пережить.

— А что, если он снова поместит тебя в темницу, чтобы быть уверенным, что ты не сбежишь?

Перспектива была достаточно реальной и к тому же без всякой гарантии того, что ее стражником снова будет Джон Гиффорд. Но ей пока не хотелось думать о попытке соблазнить этого человека. Она еще не была готова к этому.

От волнения она встала и произнесла:

— Лучше я уйду, а то, если нас обнаружат, обеих накажут.

Милдред запротестовала:

— На этом этаже живут только женщины, и он вряд ли поднимется сюда.

— Вчера вечером он это сделал, — прервала ее Ровена, направляясь к двери. Постояв немного у двери, она обернулась и с задумчивым видом спросила: — А что ты имела в виду, сказав, что теперь в его характере появилась мстительность?

— Разве ты ничего не слышала о том, что произошло здесь шестнадцать лет назад?

— Уоррик упоминал о том, что Фалкхерстом владел кто-то другой. Но это было очень давно. Ты это имеешь в виду?

— Да. В то время лорда Уоррика здесь не было, он был отдан на воспитание другому лорду, а то бы, без всякого сомнения, он был бы мертв, как и вся его семья.

— А что, была осада замка?

— Нет, предательство. Как мне говорили, некий барон Эдвард Байнарт, называвший себя другом семьи, мечтал получить права на владение Фалкхерстом и жениться на матери Уоррика — леди Элизабет. И вот во время одного из своих визитов он предпринял действия для воплощения своей мечты в реальность. Дождавшись, когда все уснут, он отправил небольшую группу своих людей разделаться с охраной замка и теми слугами, которые, как он думал, могли оказать сопротивление и вмешаться в его планы. Затем он тайно проник в спальню и убил отца Уоррика в его собственной постели, причем леди Элизабет была всему этому свидетельницей. Этот глупец думал, что после этого она от страха не сможет помешать его делам, но он не учел, как сильно она любила своего мужа. И когда она публично обвинила его в убийстве, он пришел в ярость, и отдал ее слугам. Не выдержав надругательств, она покончила с собой. Обе сестры Уоррика — одна старше его, другая младше, — решив, что их ожидает участь матери, вместе бросились вниз со стены замка. Одна умерла на месте, вторая сломала спину и, промучившись неделю, тоже умерла.

Теперь Ровена знала причину жалости, которую Милдред испытывала к Уоррику.

— Жаль, что ты мне это рассказала.

— Самое умное — это знать своего врага, и один простой вопрос может дать массу информации, когда ты находишься в комнате, набитой сплетничающими женщинами. Лорду Уоррику было всего шестнадцать лет, когда ему сообщили новость о том, что Фалкхерст попал в руки другого владельца и вся его семья погибла. И прошло еще шесть месяцев, прежде чем он узнал о случившемся во всех подробностях. И за это время были совершены две попытки покушения на его жизнь. В конце концов, он все еще был наследником Фалкхерста, хотя у него не было ни поддержки со стороны короля, ни собственной армии, чтобы отбить свой замок. Байнарт не знал, что у Уоррика оставалось еще одно средство, — в детстве он был обручен, и это обручение оставалось в силе. В тот же день, когда его посвятили в рыцари, Уоррик отправился за своей невестой и с помощью людей, полученных в качестве приданого, и которых ему выделил его тесть…

— Он вернул себе Фалкхерст?

— Да.

— И убил Байнарта?

— Своими собственными руками. Но этого было недостаточно. Его неспособность предпринять в течение двух лет какие-либо действия для того, чтобы отомстить за свою семью, накопила в нем огромную ярость. Фалкхерст пришел в упадок, потому что многие из его слуг были покалечены или убиты во время правления Байнарта. То, что отвоевал Уоррик, трудно было назвать владением и представляло собой жалкое зрелище.

— И поэтому другие владения Байнарта стали целью Уоррика, — догадалась Ровена.

— Именно так. У него ушло на это три года, но в конечном итоге все владения Байнарта были присоединены к Фалкхерсту, и собственность лорда де Шавилля удвоилась. За это время он потерял свою первую жену и женился на другой. Основной целью этого брака было увеличить свои богатства.

— У него в то время были новые враги, поэтому он нуждался в еще большей армии?

— Нет, но он поклялся, что никто и никогда не сможет больше причинить ему вред, не заплатив за это в десять раз больше. С тех пор он держит свое слово и прославился умением незамедлительного возмездия. Год за годом эта клятва бросала его в бесконечные войны, так как он не оставлял без отмщения ни малейшего оскорбления.

— Вот что в конце концов превратило его в жестокое чудовище, каким он сейчас является, — с горечью в голосе заметила Ровена.

— Нет, таким, как сегодня, он стал в тот день, когда узнал об уничтожении всей семьи. Это горе и отчаяние превратили его из мальчика, которым он был, в мужчину, которым он стал. Говорят, что между ними двумя нет никакого сравнения. Мальчик был добрый, любящий, очень озорной и подвижный.

— А мужчина стал холодным, бессердечным…

— Но ты же теперь знаешь почему, и я не сомневаюсь, что, изменившись однажды, он сможет сделать это снова.

— О, нет.

— А где оптимизм твоей собственной юности?

— Уничтожен руками д’Амбрейев.

— В таком случае, мой ягненочек, у тебя есть возможность обеспечить свое собственное будущее и излечить человека, который слишком долго жил в окружении демонов из его прошлого. Я убеждена, что это благородная цель.

— Я так не думаю, — произнесла Ровена с нарастающим раздражением. — Можешь жалеть его, но не тебе приходится сталкиваться с его враждебностью. Я считаю, что он и его дьяволы заслуживают друг друга.

— Неужели ты позволишь своим собственным несчастьям сделать тебя такой же жестокой и ничего, как и он, не прощающей?

— Теперь ты противоречишь себе, признавая, что он жесток и ничего не прощает. Я сказала, что мне нужно подумать обо всем.

— Очень хорошо, — вздохнула Милдред, но с невинным видом добавила: — Тебе сейчас его хоть немножечко жалко?

— Ни капельки, — упрямо произнесла Ровена, и ей очень хотелось, чтобы это было правдой.