Узник моего желания

Глава 27

Не успела Ровена дойти до ткацкой мастерской, как в ней появилась Силия. Всем своим видом она показывала свое превосходство над остальными, а по еле заметной усмешке на ее плотно сжатых губах Ровена догадалась, что ей придется услышать кое-что неприятное.

— Иди в Восточную башню, женщина. Туда для сэра Шелдона отправили кадку с водой. Ты будешь помогать ему мыться.

Ровена отметила, что дикция Силии была гораздо лучше, когда та была в хорошем расположении духа. А сейчас она вся светилась и была довольна тем, что сейчас делала, в то время как Ровена почувствовала, что у нее из-под ног уходит пол.

— Тебя с этим приказом прислала Мэри?

— Нет, Уоррик. — Силия глупо улыбнулась. — И ты лучше поторопись. Сэра Шелдона уже проводили в его комнату. И имей в виду, женщина, что он не просто гость, а очень хороший друг твоего господина. Уоррику не понравится, если его друг останется недоволен твоей работой.

Несколько присутствовавших в комнате женщин хихикнули, услышав это.

Ровена спокойно встала и вышла из комнаты. Она рассердилась на Уоррика за это новое унижение, которому он собирался ее подвергнуть. Но еще больше она разозлилась на себя за то, что начала серьезно подумывать о предложении, которое сделала Милдред. Любой мужчина, который мог отправить ее в постель к другому, а она безошибочно поняла язвительное предупреждение Силии, не стоил того, чтобы его соблазнять. Даже если это могло бы облегчить ее участь.

По правде говоря, это можно было бы рассматривать как еще одно наказание, но она не могла вспомнить, что она такое сделала, чтобы заслужить его. Она без колебания назвала его своим господином, пришла сразу же, как только ее позвали. Неужели Уоррик дошел до такой точки, когда ему уже не нужно было искать причину для наказания и ее примерное поведение ничего ей уже не даст? Если это так, то к чему ей выполнять все, что ей прикажут? А просто потому, что существуют наказания еще похуже, чем прислуживать незнакомцу во время мытья.

Однако о том, чтобы уделить гостю внимание в постели, не могло быть и речи, хотя Уоррику, видимо, хотелось, чтобы она это сделала. Незнакомцу для этого придется изнасиловать ее, а было не похоже, что он способен на это. Рыцарь без раздумья может воспользоваться услугами любой женщины из своего обоза, но он не станет плохо обращаться со служанкой человека, гостем которого он является. По крайней мере, без разрешения хозяина. Но не сказал ли Уоррик этому сэру Шелдону, что тот может воспользоваться ею?

Вместе с гневом она чувствовала боль, которой не должно было быть, но чем ближе она подходила к комнате, расположенной в Восточной башне, оба эти чувства сменил страх, от которого ей чуть не стало плохо.

Дверь в комнату была открыта, и из нее выходил молодой оруженосец с тяжелым оружием сэра Шелдона. Над деревянной кадкой, установленной в центре комнаты, клубился пар. Рядом стояли ведра с холодной водой. И здесь же стоил сэр Шелдон и массировал затылок, — было похоже, что он у него побаливал. Ровена остановилась в дверях, и он не сразу заметил ее присутствие, а когда заметил, то сразу же стало понятно, что он удивлен.

— Мне собираетесь помочь вы, мадам?

Мадам? Значит, он все знает? Уоррик сказал ему о ней, а затем прислал ее сюда, не придумав ничего более худшего. Будь проклято это чудовище и его дьявольские способы мести.

Она опустила голову и твердо произнесла:

— Мне приказал прийти сюда лорд Уоррик.

— Я даже не мог подумать, — начал он, но, слегка покраснев, произнес: — Благодарю.

Это единственное слово представило в новом свете то, что ей предстояло делать, и она перестала испытывать чувство стыда, будь она хозяйкой этого замка и замужем, она бы без раздумья помогла бы почетному гостю. Ее мать часто так делала. И если бы гостю захотелось бы еще чего-нибудь, кроме мытья, ему бы прислали готовую на все вертихвостку, которых достаточно в каждом замке. Правда, помогать гостям мыться разрешалось дамам в том случае, если они были не девственны, но и Ровена не была уже девственницей. Лучше отнестись к этому как к любой другой работе и, прежде чем осуждать, нужно сначала посмотреть, как поведет себя сэр Шелдон.

Ровена подошла к нему, чтобы помочь ему снять тунику, которая уже наполовину была расшнурована. Но так как от сильного волнения у нее все еще дрожали руки, чтобы дать себе немного успокоиться, она спросила:

— Вы приехали издалека, сэр Шелдон?

— Нет, не очень.

— Мне сказали, что вы хороший друг лорда Уоррика. Вы его давно знаете?

— Да, он был моим оруженосцем.

— Вашим?

Он улыбнулся:

— А почему вас это удивляет? Думаете, что его посвятили в рыцари без соответствующего обучения?

Она улыбнулась в ответ на его мягкую усмешку. Она почти не разглядела его там в зале, так как все ее внимание было сосредоточено на Уоррике. Но теперь, при близком рассмотрении, Шелдон не показался ей таким старым, как сначала. Он был не намного старше Уоррика.

— Значит, вы знали его до того, как он стал таким… — Назвать друга этого человека так, как ей бы хотелось, было бы не совсем умно с ее стороны, и поэтому она остановилась на слове: — Жестоким?

Но, услышав это слово, Шелдон расхохотался.

— Девушка, вы очень плохо его знаете, раз можете называть его жестоким. Большинство женщин называют его ужасным.

Ровена покраснела.

— Я вообще не претендую на то, что знаю его, но все же не настолько сильно боюсь его…

Он снова рассмеялся. Его смех был раскатистым и богатым по тембру. Она резко потянула за щитки, закрывавшие его ноги, чтобы показать ему, что ей это не понравилось.

— Ты что здесь делаешь, женщина? — У Ровены перехватило дыхание при звуке этого голоса, и она обернулась. В дверях, которые она забыла закрыть, полностью заполнив весь проем, с устрашающим видом стоял разъяренный Уоррик. А она только что солгала, что не боится его. О причине, вызвавшей его гнев, она не могла догадаться.

— Вы приказали мне прийти сюда, милорд, — осмелилась она напомнить ему, но от этого он еще больше разозлился.

— Нет, я не приказывал и никогда бы этого не сделал. Тебе четко разъяснили твои обязанности, женщина. Если нужно будет еще что-нибудь сделать, я сам тебе об этом скажу. А сейчас отправляйся в мою спальню и жди меня там.

От негодования у нее пылали щеки, но она не осмелилась перечить ему в присутствии его друга. Не пытаясь заговорить ни с кем из мужчин, она вышла из комнаты, но не успела она спуститься до половицы лестницы, как ее догнал Уоррик, грубо схватил ее и прижал к каменной стене. Узкая щель, через которую свет проникал на лестничный пролет, была закрыта его широкой спиной, и поэтому она не могла видеть, насколько он был все еще зол. Однако она поняла это по его голосу.

— Объясни мне, почему я не должен тебя наказать за то, что ты находишься там, где тебе не положено!

— Я думала, что, когда меня прислали сюда, это было еще одним наказанием. А теперь вы говорите, что меня нужно наказать за то, что я поступила так, как мне было приказано. И если вы осмеливаетесь…

Он хорошенько тряхнул ее.

— Тебе не приказывали приходить сюда. И если ты снова повторишь эту ложь, то я, клянусь Богом, не стану приказывать, чтобы тебя побили, — я сам это сделаю!

Ровена проглотила слова, которые она хотела произнести. Этот человек был слишком зол, и ее это начало серьезно пугать.

Она понизила голос и заговорила умиротворяюще:

— Я не знаю, что сказать вам, кроме правды. Мне сказали, что я должна помочь сэру Шелдону во время мытья и то, что это по вашему приказу.

— Кто тебе это сказал?

— Силия.

— Она бы не осмелилась.

— Госпожа Блауэт может рассказать вам, если вы ее спросите, на что способна осмелиться Силия. Все ткачихи слышали, как она отправила меня сюда не только помочь вашему другу, но и ублажить его во всем, что ему захочется. — Она вздрогнула, так как он еще сильнее сжал ее руки. — Если вы не верите моим словам, милорд, спросите других женщин, и они подтвердят мои слова… — Она замолчала, так как у нее в голове мелькнула мысль, от которой заныло в желудке. — Если Силия не приказала им солгать. Госпожа Блауэт говорит, что они все ей подчиняются и…

— Он к тебе прикасался?

Она заморгала глазами, когда он сменил тему разговора, которая невольно вызвала заполнившее всю ее чувство горечи.

— Нет. Но если и да, то разве это имеет какое-нибудь значение? Слуга не может возражать в таких делах. Вы сами мне так сказали.

— Ты не можешь возражать против того, что я с тобою делаю, женщина, но больше никто не может тебя трогать.

И как доказательство этому он взял в руку ее толстую косу, чтобы она не смогла пошевелить головой, и прижался губами к ее губам. Поцелуй был сердитым, наказывающим и требовательным одновременно. Ей это не понравилось, и еще меньше ей понравилось, что у нее появилось жжение внизу живота, свидетельствовавшее о том, что она готова к дальнейшему.

Но у него не было намерения обладать ею здесь на лестнице. Он оторвал от нее свои губы, но продолжал крепко прижимать ее к себе. Затем еще крепче ухватил ее за косу и требовательным голосом спросил:

— А если бы он попросил, ты бы удовлетворила его просьбу?

У нее даже не было мысли привести его в ярость своей ложью.

— Нет, я бы отказала ему, а если бы это не помогло, то стала бы отбиваться от него. — Она почувствовала, что его тело стало менее напряженным, а пальцы, сжимавшие ее волосы, ослабли. Но следующими словами она опять разозлила его. — Но без средств защиты, которые мне не разрешено иметь, это вряд ли поможет.

— И не будет разрешено, — прорычал он, снова распаляясь.

В этот раз она не обратила внимания на его гнев, так как очень сильно разозлилась сама.

— Тогда что может удержать любого мужчину от того, чтобы не изнасиловать меня? Вы же меня одели как служанку, а на служанок всегда смотрят как на законную добычу. Даже ваши воины без колебаний… — Она замолчала, когда увидела, что он усмехнулся.

— То, что я проявляю к тебе интерес, было замечено и понято. Здесь ни один человек не осмелится дотронуться до тебя. Нет, женщина, никто, кроме меня, не сможет взять тебя к себе в постель.

Она стукнула по руке, которой он хотел потрепать ее по щеке.

— Я это ненавижу так же, как ненавижу вас!

Ее заявление вызвало у него только смех, который разъярил ее так, что она отпрыгнула в сторону и опрометью бросилась вниз по лестнице. Он не стал задерживать ее, но мысль о том, что он мог бы это сделать, если бы захотел, только усилила ее ярость.

Он был властен над ее телом, ее чувствами и контролировал все, что она делала. Она даже не могла рассердиться без его позволения, ибо он очень хорошо знал, как подавить ее ярость при помощи страха. Она не могла больше терпеть такое безоговорочное подчинение ему.

Она смирялась с ним, так как считала, что это было ее платой за то, что с ним было сделано, но за это ее уже наказали более чем достаточно, и ее ожидало еще более худшее наказание — у нее должны были отнять ребенка. Она сама заслужила такое к себе отношение, смиренно согласившись со своей участью. Если предложение Милдред хоть немного изменит ее положение и даст ей хотя бы небольшую возможность воздействовать на этого невыносимого человека, то стоит попробовать.