Узник страсти

ГЛАВА 18

В полночь свисток капитана дал сигнал к снятию масок и началу ужина на втором бале Комуса. Но компании Гамильтонов там уже не было. Придя в себя после обморока, Селестина немедленно начала плакать и уже не могла остановиться. Даже если бы не было никакой опасности привлечь внимание любопытных, окружавшее их веселье казалось грубым и бесчувственным, а нарочитая любезность, которую мужчины проявляли по отношению друг к другу, – просто невыносимой. Марди Гра потерял всю свою привлекательность. Пора было возвращаться домой.

Дома Аня сняла бальное платье, но не стала надевать ночную сорочку, а накинула обычное утреннее платье поверх пары нижних юбок и тут же пошла узнать, как чувствует себя Селестина.

Ее сестра уже лежала в постели, сжимая в одной руке флакон с нюхательной солью, а в другой – скомканный носовой платок, а мадам Роза сидела рядом и поправляла ей волосы, убирая их с ее залитого слезами лица. Она уже почти успокоилась, но, увидев Аню, вздрогнула, и слезы снова потекли по ее щекам. Такое глубокое горе настолько обострило собственные Анины страхи, что ее сдавленный голос прозвучал довольно резко, когда она подошла к кровати:

– Бог мой, Селестина, если бы я не знала точно, то подумала бы, что все уже мертвы! Попытайся хоть немного взять себя в руки!

– Я пытаюсь, но я не ты! – ответила Селестина, закрывшись носовым платком. Ее голос звучал гнусаво из-за покрасневшего и заложенного носа.

– Я ни разу не видела, что, превратившись в фонтан слез, можно помочь какому-нибудь горю, если ты собираешься сделать именно это.

– Да, я знаю! Я иногда задумываюсь, есть ли у тебя вообще какие-либо чувства?

– Перестань, Селестина, – сказала мадам Роза, слегка встряхивая свою дочь и одновременно бросая хмурый взгляд на Аню.

– Это правда! – воскликнула Селестина, вытирая слезы. – Я вообще удивляюсь, как она может смотреть всем в лицо, и тем более стоять здесь с сухими глазами, когда она виновата во всем.

– Я виновата? – повторила Аня.

Селестина бросила на нее взгляд, полный одновременно гнева и отчаяния.

– Они же сражаются из-за тебя, не так ли?

Аня открыла было рот, чтобы сказать Селестине, что именно она была причиной, а мадам Роза инициатором всей этой цепи событий, но тут же закрыла его. Она не могла предать мадам Розу и не могла взвалить этот груз на Селестину.

– Ты не отрицаешь этого. Значит, это правда. Вот куда привело нас твое поведение. Бесстыдница, бесстыдница! Я не знаю, как мы вообще сможем смотреть людям в глаза после всего этого.

– Селестина! – воскликнула мать. – Ты сама не знаешь, что говоришь!

– Знаю. Если Муррей погибнет, или Эмиль, или Равель, то их смерть будет на Аниной совести. Я ненавижу ее, я ненавижу ее!

– Достаточно! – сказала мадам Роза голосом, который заставил наконец замолчать ее дочь, но при этом она снова откинулась на подушки, зарылась в них лицом и принялась рыдать с новой силой. Заглушая шумные всхлипывания и икоту Селестины, мадам Роза сказала Ане:

– Не обращай внимания. Она расстроена и сама не знает, что говорит. Я уверена, что утром она будет тебя умолять, чтобы ты простила ее. А сейчас будет лучше, если ты предоставишь ее мне. Думаю, лучшее, что ты можешь сделать сейчас, – это пойти к Муррею и поговорить с ним. Если хочешь, можешь выпроводить его домой.

Гаспар и Эмиль уже ушли, но жених Селестины все еще ожидал в салоне. Когда Аня вошла, он мерил шагами комнату. Муррей тут же подошел к ней, его лицо было нахмурено от беспокойства.

– С ней все будет в порядке?

– Да, конечно, – ответила Аня. – Это был просто шок.

– Я знаю, у нее такое чувствительное сердце. Мне хотелось бы еще раз увидеть ее, но мне кажется, что при виде меня она начинает плакать еще сильнее.

Аня грустно улыбнулась ему.

– Да, я оказываю на нее точно такое же воздействие. Полагаю, это естественно. Тебе лучше идти домой. Здесь ты ничего не сможешь сделать, и я уверена, что тебе предстоит еще много дел, так как дуэль должна состояться завтра утром.

– Да, да, конечно, – сказал он.

– Я хотела бы пожелать тебе bonne chance[28], – продолжала она, протягивая ему руку. – Я не вижу необходимости в подобных сражениях, но не могу не быть благодарна тебе за то, что ты… действовал, как мой защитник.

– Это ерунда, вопрос…

– Чести. Да, я знаю, но все равно с тобой будут моя признательность и молитвы о твоей безопасности.

Он склонился к ее руке, обеспокоенно улыбаясь.

– Я не мог бы просить большего.

Когда он ушел, она закрыла за ним дверь и на мгновение прислонилась к ней лбом, устало вздохнув. Затем она выпрямилась и подошла к лампе, чтобы задуть ее. Когда свет уже гас, она заметила, что край муслиновой шторы зажат между створками балконных дверей, выходящих на улицу. Снова зажигать лампу показалось ей лишним трудом, и она уверенно прошла в темноте к дверям, чтобы открыть их и освободить край шторы. Уже сделав это, она поняла, что в результате всех хождений из дома на галерею и обратно в этот день ставни на дверях остались незакрытыми на ночь. Она, наклонившись, ухватилась за створку и потянула к себе, а затем остановилась, чтобы вдохнуть глоток свежего ночного воздуха.

Ее внимание было привлечено каким-то движением на противоположной стороне улицы. Мужчина, стоявший в тени под балконом дома напротив, быстро отошел к дверям и скрылся в тени навеса над крыльцом. В это же время послышались шаги Муррея, который вышел из арки их дома, находившейся прямо под тем местом, где стояла Аня, и пошел по тротуару под балконом. Можно было бы взять экипаж, но он явно предпочитал пройтись пешком.

Мужчина, наблюдавший за ним, выждал несколько секунд, пока Муррей почти дошел до перекрестка, а затем вышел из-под навеса. Держась в тени на противоположной стороне улицы, он отправился вслед за Муррем. Он не сделал никакой попытки догнать его, а наоборот, старался держаться на одинаковом расстоянии от него.

Нахмурившись, Аня смотрела, как мужчины друг за другом удаляются по улице. Ее первая мысль была о том, что это какой-то хулиган, случайно забредший в эту респектабельную часть города, но она тут же отмела ее. То, как двигался мужчина, шедший за Мурреем, его рост и осанка показались ей знакомыми. Это было совершенно бессмысленно, и все же она могла бы поклясться, что это Эмиль Жиро.

У нее разыгралось воображение, сказала она себе, не иначе. Какая могла быть у Эмиля причина преследовать Муррея? И все же она вышла на галерею, чтобы еще раз проводить взглядом удалявшихся мужчин.

Мудеей подошел к перекрестку и пересек его. Другой мужчина сделал то же самое через мгновение, пройдя под висящим на углу газовым фонарем. Это был Эмиль.

Аня постояла еще секунду. Во всем была виновата она, сказала Селестина, в этой дуэли и во вражде, возникшей между двумя молодыми людьми. Если это хотя бы отчасти было правдой…

Она резко повернулась и вошла в дом, закрыла ставни и двери, и вышла быстрыми шагами, из комнаты. Она уже стояла у себя в спальне, положив руку на дверцу платяного шкафа, когда ей в голову пришла отличная идея. Развернувшись, она обошла комнату Селестины, откуда все еще доносился шум голосов, вернулась в салон и оттуда прошла в спальню мадам Розы. Из шкафа своей мачехи она достала черный вдовий плащ и такую же шляпку.

Выйдя из дома и остановившись на тротуаре, она надела этот позаимствованный наряд. Темный плащ был просторным и слегка коротковатым, но он прекрасно скрывал ее и был практически невидимым в темноте. Шляпка же не только закрывала лицо с боков, но и имела длинную густую вуаль, которая служила дополнительной защитой от любопытных глаз. Чувствуя себя такой же неузнаваемой, как под карнавальной маской в день Марди Гра, Аня отправилась за двумя мужчинами.

Она двигалась так быстро, как только могла, и отважилась даже пробежать первый квартал, поскольку уже никого не было видно – ни тех, кого она хотела преследовать, ни запоздалых гуляк и весельчаков. Она боялась, что пара, которая была ей нужна, свернула куда-нибудь, и поэтому заглядывала во все переулки, но нигде не видела их! Ей не потребовалось много времени, чтобы переодеться и выйти из дома, но когда кто-нибудь удаляется от тебя по прямой, несколько минут могут иметь большое значение. Она начала спрашивать себя, где они могли остановиться, в какой из домов мог войти Муррей, возможно, для того, чтобы поговорить с одним из своих друзей и попросить его стать секундантом на предстоящей дуэли, когда внезапно она увидела впереди Эмиля. Через мгновение она увидела и цилиндр Муррея. Он как раз в этот момент прокладывал себе путь сквозь шумную группу женщин, одетых в костюмы клоунов, все еще находясь на той же стороне улицы, что и Аня.

Она тут же замедлила шаг, стараясь держаться в темноте и довольно неловко подражая в этом Эмилю. Перед ними находилось ярко освещенное здание, а соседние с ним улицы были уставлены рядами экипажей. Еще через несколько метров стало очевидно, что именно сюда направлялся жених Селестины. Это был «Сент-Луис отель».

В Новом Орлеане было два особенно изысканных отеля. Один из них назывался «Сент-Чарльз отель» и находился на улице с тем же названием. Он находился под опекой англичан и американцев и считался цитаделью американцев. Второй – «Сент-Луис отель» – стоял на углу Ройял-стрит и Сент-Луис-стрит, и в нем останавливались креольские плантаторы со своими семьями, когда они приезжали в город, а также большинство бизнесменов из Франции. Оба эти отеля были роскошными, комфортабельными и исключительно элегантными заведениями. В обоих были великолепные бальные залы, гостиные, бары, отдельные столовые для мужчин и женщин и целый ряд прилегающих магазинов. В «Сент-Луис отеле» в дополнение к этому была еще и ротонда под открытым небом, которая, как говорили, была самой прекрасной во всей Америке. Каждый день с полудня до трех часов на этом огромном открытом пространстве проводилось одновременно до дюжины аукционов, на которых продавалось все: от хлопка, табака и сахарного тростника до целых партий модных товаров, таких как женские шляпки; от собственности и домашней утвари разорившихся плантаторов до самых лучших рабов.

Главный вход в ротонду выходил на Сент-Луис-стрит и на ведущую непосредственно к Канал-стрит Эксчейндж-элли, а двери, ведущие в холл отеля, выходили на Ройял-стрит. Мур-рей направлялся к входу с Ройял-стрит. Он прошел под газовыми фонарями, освещавшими длинный ряд сводчатых окон, которые украшали нижний этаж отеля, и свернул под портик, поддерживаемый четырьмя огромными колоннами с каннелюрами.

Аня увидела, как Эмиль быстро пересек улицу и в свою очередь вошел в отель, с присущей ему беззаботностью помахивая тростью, так что ее серебряный набалдашник поблескивал в свете фонарей. Она с минуту постояла на месте, прикусив нижнюю губу, а затем, опустив на лицо вуаль серо-черной шляпки, направилась за ним.

Она вошла внутрь как раз вовремя, чтобы заметить, как Эмиль поднимается по огромной изогнутой лестнице, которая вела к публичным заведениям, расположенным на втором этаже, а оттуда наверх к комнатам. Слегка наклонив голову, она пересекла вестибюль и тоже стала подниматься по лестнице, проводя кончиками пальцев по ореховым перилам. Она шла, не поднимая головы и сосредоточившись на резных столбиках перил, так, чтобы поля шляпки скрыли от него ее лицо, если он случайно обернется.

Не дойдя нескольких ступенек до площадки, она увидела, что Эмиль стоит перед гравированными стеклянными дверями бара. Было слишком поздно возвращаться назад, так как он уже увидел ее. Однако взгляд его был беглым, без малейшего признака узнавания. Все же было вероятно, что он обратит на нее внимание, если она остановится, и поэтому она продолжала медленно двигаться.

Приближаясь к нему, она затаила дыхание, каждую секунду ожидая, что он внезапно с удивлением узнает ее. Но этого не произошло. Он даже не взглянул на нее, настолько был сосредоточен на том, кого преследовал сам. Она уже почти подошла к нему, как он вошел в бар и направился куда-то в сторону. Проходя мимо дверей, Аня бросила взгляд на заполненную людьми комнату, но не увидела там Муррея.

Дамы в бары не допускались. Но желание узнать, что происходит внутри, почему Эмиль следит за Мурреем, было настолько велико, что Аня уже почти решила отбросить все приличия и запреты. Она была уверена, что ее выпроводят оттуда, но надеялась, что у нее все же будет шанс осмотреться по сторонам и увидеть что-нибудь, прежде чем это случится.

Проблема была в том, что она привлечет к себе внимание. Она не хотела этого не столько из-за приличий, сколько из боязни нарушить естественный ход тех странных событий, свидетелем которых она стала, а также из нежелания показаться смешной, если ее застанут за тем, как она шпионит за двумя молодыми людьми, столь близкими ее семье. Она заставила себя удовлетвориться еще одним медленным проходом перед стеклянными дверями.

Щебечущие голоса нарушили ее погруженность в собственные мысли. Они принадлежали трем женщинам, вышедшим из столовой для женщин и приглашенных ими гостей. Это были женщины среднего возраста, с седеющими волосами и пухлыми пальцами, унизанными кольцами, одетые в бальные платья и с драгоценностями на шеях и запястьях, как будто они только что пришли с какого-нибудь bal de societe[29] . Подойдя к двери бара, они остановились, и одна из них сделала повелительный жест рукой, повернувшись к стеклянным дверям. Из комментариев, которыми они обменялись, было ясно, что они бы уже направились домой, если бы могли оторвать своих мужей от напитков. У них было хорошее настроение, но все же они ожидали своих мужей слегка нетерпеливо.

Аня встала за их спинами и попыталась заглянуть. Она сделала шаг влево, потом вправо. Вот и Муррей стоит у стойки бара рядом с еще одним мужчиной, который выглядит американцем. Мужчины разговаривали, наклонив головы друг к другу, как будто бы не хотели, чтобы их кто-нибудь услышал. Однако Аня увидела, как другой американец полез рукой в карман и вытащил оттуда кошелек. Он подозвал к себе помощника официанта, убиравшего грязную посуду, – мрачного молодого человека с гладкими светлыми волосами и изрытым оспой лицом. Американец что-то сказал ему, а затем дал монету. Светловолосый молодой человек взял ее, а затем направился к двери черного хода, снимая на ходу передник, достававший ему до щиколоток. Затем американец вытащил из кошелька еще одну монету и бросил ее на стойку бара. Они с Мурреем стоя поговорили еще несколько минут, а затем вместе направились к двери.

Между Аней и двумя мужчинами было несколько столиков и достаточно много людей. Она прикинула расстояние до дамской столовой и расстояние до лестницы и выбрала лестницу. Не обращая внимания на взгляды трех леди, ожидавших своих мужей, она скорее торопливо, чем с достоинством направилась к лестнице и спустилась по ней до первого поворота.

Потом она замедлила шаг, хотя все же продолжала двигаться достаточно быстро. Обогнув одну из больших круглых стоек перил внизу лестницы, она спустилась еще на несколько ступенек и вошла в дверь, которая вела к ротонде. Там она замерла, прислушиваясь.

Лицо мужчины, разговаривавшего с Мурреем, показалось ей знакомым, но она никак не могла вспомнить, где его видела. Она была уверена, что не видела его в последнее время и в том, что он не был из числа друзей Муррея, которых она иногда встречала на различных общественных мероприятиях.

Это было странно: обычно мужчины выбирают в секунданты своих друзей, так как они скорее всего позаботятся об их интересах в том, что касается дуэли. Возможно, этот мужчина был хирургом, которого предпочитали американцы? Присутствие хирурга на месте дуэли было необходимо.

Раздался звук шагов двух мужчин, спускающихся по мраморным ступенькам, а затем выходящих через главный вход отеля. Аня с нетерпением ожидала Эмиля. Секунды шли. Что он делал? Она уже вышла оттуда, где пряталась, поставила ногу на ступеньку небольшой лестницы, ведущей в вестибюль, когда услышала, как он торопливо спускается по главной лестнице. Подавив безумное желание расхохотаться, она скрылась и подождала, пока он тоже не вышел из дверей отеля, распахнутых двумя подобострастными швейцарами. Как только он скрылся из виду, она последовала за ним.

Было уже поздно. Большинство балов закончились, и люди уже направлялись по домам. Даже шумные ватаги подонков вроде женщин из борделей и их грубых клиентов разошлись по своим привычным притонам. Время от времени встречались группки пьяных мужчин. Иногда по улице проезжал сияющий экипаж с ливрейным кучером, а иногда скакал верхом на лошади мужчина, небрежно накинув плащ поверх измятого костюма, направляясь домой. Мусор и отбросы усеивали улицу. То тут, то там можно было увидеть мужчину или женщину в лохмотьях, которые рылись в отбросах. Никто не приставал к Ане, никто, казалось, ее даже не видел. Вид вдовы был настолько привычным и уважаемым в Новом Орлеане, что она была почти невидима.

В течение какого-то времени казалось, что Муррей пошел тем же путем обратно, возможно, возвращаясь в дом Гамильтонов. Однако он прошел мимо него, едва бросив на него взгляд, миновал еще два квартала, а затем повернул направо, направляясь к реке. Аня, у которой от ходьбы в бальных туфлях болели ноги, серьезно подумывала о том, чтобы свернуть в собственные ворота и прекратить эту странную охоту. Казалось, в ней нет никакого смысла, но у нее не было достаточно времени, чтобы задуматься об этом. Единственное, что заставляло ее идти по следу, была уверенность в том, что если она сейчас сдастся, то все равно не сможет заснуть, ломая себе голову над тем, чего хотел Эмиль. Любопытство. Равель предупреждал ее однажды на этот счет. Как давно это, казалось, было.

Квартал остался позади. Инстинктивно она почувствовала, что знает, куда направляется. Она проходила здесь совсем недавно. Ее сердце екнуло, и, оглянувшись вокруг, она увидела пивные, трактиры и надписи в окнах, свидетельствующие о том, что в верхних этажах размещались комнаты для азартных игр. Спереди доносились звуки музыки, «пьяные крики и виднелся свет. Если Муррей скоро не остановится, они все выйдут на Галлатин-стрит.

Он не остановился. Муррей и шедший вместе с ним мужчина свернули влево и были поглощены шумной и беспорядочной жизнью самого печально знаменитого района города. Аня увидела, как Эмиль остановился на углу улицы, и в свою очередь тоже притормозила, ожидая, чтобы он пошел вперед. Однако он не отправился тут же вслед Муррею, а стоял, расставив ноги и держа трость обеими руками как оружие, и следил взглядом за двумя другими мужчинами.

Шелковый цилиндр Эмиля, атласные отвороты и тонкий материал фрака блестели в свете лампы, и Аня тут же подумала, как неуместно он выглядит здесь в своем вечернем костюме. Предосторожность, только что предпринятая им, была совершенно естественной для человека, который знал, что ступает на опасную территорию? С другой стороны, Муррей, хотя и был одет практически так же, повернул на Галлатин-стрит, как если бы это была любая другая улица.

Аня нахмурилась. Указывали ли действия Эмиля на то, что ему было известно это место и необходимость держаться здесь настороже, или он всего лишь с опаской относился к улице, известной своей дурной репутацией? Как объяснить явную беззаботность Муррея: ему незнаком теневой характер этой улицы, или, наоборот, он слишком хорошо знал его и поэтому не боялся?

Зачем, во имя всех святых, Эмиль преследует Муррея? Что он надеется узнать? Это казалось глупым, почти таким же глупым, как и то, что она преследовала их обоих, и тем не менее в этом было нечто настолько интригующее, что она не могла заставить себя повернуть обратно, несмотря на то, что внутренний голос давно говорил ей, что пора уже это сделать.

Мимо проехала телега с бочками виски, одна из которых протекала прямо на мостовую. По узкому тротуару шел матрос, обнимающий одной рукой проститутку с жестким, суровым лицом. Он был похож на гору в своей полосатой тельняшке, а на женщине все еще был надет мужской карнавальный костюм, который делал ее похожей на неотесанного деревенского парня. Они, качаясь, обошли Аню, и матрос похотливо улыбнулся ей, сжимая в то же время грудь шлюхи. На противоположной стороне улицы, прямо напротив того места, где стояла Аня, из бара вывалились двое пьяных, державших большие оплетенные бутылки с вином и во все горло затянувших в руках непристойную песню о девчонке по имени Бидди. Они направились вверх, к Галлатин-стрит. Мужчина с пугающими косыми глазами, засунув руку за полу сюртука, как будто бы держал там оружие, завернул за угол и вышел им навстречу на противоположной стороне улицы. Тут же он бросился бежать вприпрыжку, а, увидев пьяных, обогнул их стороной, выбежав даже на мостовую, затем снова вернулся на тротуар и так же бегом исчез в темноте.

Здесь ей нечего было делать. С внезапной решимостью Аня приподняла край юбки, приготовившись повернуться и отправиться домой. Ее остановило внезапное движение двух пьяных. Они неожиданно пересекли улицу в нескольких шагах от нее. Они все еще пели, но, казалось, что их руки и ноги уже действуют гораздо увереннее. Они приблизились в Эмилю.

Брат Жана повернул голову и увидел приближающуюся пару. Он отошел в сторону, чтобы уступить им дорогу, сделав жест, который свидетельствовал не только о хороших манерах, но и о здравом смысле их обладателя.

Они устремились к нему, размахивая бутылками, распевая свою похабную песню и сами же хохоча над ней. Приблизившись к нему, они расцепили руки и, как бы в приливе добродушия, пошатнувшись, обхватили Эмиля руками.

Движение это было слишком резким и уверенным. Пение оборвалось слишком внезапно. Аня открыла рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, но было уже поздно. Один из пьяниц с силой ударил Эмиля бутылкой по голове. Он осел между двумя мужчинами, а его раздавленный цилиндр шлепнулся на землю. Один из нападавших вырвал трость из ослабевших пальцев Эмиля. Поддерживая Эмиля с обеих сторон, они поволокли его через улицу в сторону от Ани.

Она рванулась вперед, забыв о грозящей ей самой опасности. Если бы она увидела, куда они его оттащат, она могла бы привести кого-либо на помощь. Сзади послышался шорох. Она уловила запах пива и пота, а затем чьи-то сильные руки поймали ее и поволокли прочь. Объятия, в которых она оказалась, было так же невозможно разорвать, как и стальной обруч, охватывающий бочку. Что-то твердое и острое кольнуло ее в бог.

– Потише, дорогуша, или я распорю тебе брюхо, как рыбе!

Это был моряк со своей шлюхой. Женщина держала нож, а мужчина прижимал ее к своей бычьей, волосатой груди.

– Отпустите меня немедленно! – Аню охватил настоящий гаев, хотя она с трудом дышала в крепких объятиях моряка. Этот гнев был также направлен и на себя за то, что она глупо попалась в ловушку, которая, должно быть, была подстроена с помощью той монеты, которую вручили помощнику официанта.

Женщина расхохоталась. Она махнула головой в сторону Галлатин-стрит, и матрос стал подталкивать Аню в том направлении. Аня остановилась, упираясь, но это закончилось лишь тем, что он поднял ее над землей, еще сильнее сжав стальными клещами рук, так что весь воздух тут же покинул ее легкие. Она почувствовала, как планки корсета и ее собственные ребра согнулись, и черные точки заплясали у нее перед глазами.

Женщина что-то сказала, но Аня не смогла разобрать из-за шума, стоявшего у нее в ушах. Матрос тут же поднял Аню еще выше и перекинул ее через плечо. Кровь темной волной прихлынула к ее голове, так, что заболели нос и глаза и она уже ничего не видела. Она попыталась сделать вдох, но моряк пошел, и от тряски она не могла удержать воздух в груди. С яростной сосредоточенностью она цеплялась за остатки сознания.

Они вошли в дом, поднялись по грубо отесанным деревянным ступенькам, а затем двинулись по коридору, где на полу не было ковра, а стены были побелены мелом. Женщина постучала, и дверь открылась.

– Положите ее здесь, – раздался ужасно знакомый голос, в котором слышались торжествующие нотки.

Ее не слишком вежливо опустили на жесткий деревянный стул. Матрос отошел назад и, повинуясь еще одному краткому указанию, он и женщина вышли из комнаты. Мужская фигура подошла к Ане и рванула ленту, которой была завязана ее шляпка. Бант развязался. Шляпку вместе с темной вуалью закрывавшей лицо, сорвали с головы и отшвырнули.

Она находилась в спальне, если так можно было назвать эту комнату. Из мебели здесь стояли только простая железная кровать, стол с умывальником и стул, на котором она сидела. На окнах не было штор, на стенах украшений, а на полу ковров, которые могли бы смягчить суровый вид комнаты. Так скудно могла быть обставлена либо монашеская келья, либо комната проститутки в самом дешевом борделе.

В комнате находились четверо мужчин. Одним из них был Эмиль. Он лежал на кровати с закрытыми глазами. В его волосах запеклась кровь, а лицо было пугающе бледным. Когда она смотрела на него, ей показалось, что его веки дрогнули, но это, должно быть, был нервный спазм, поскольку он был без сознания. В ногах у Эмиля кровать провисала под весом мужчины, который разговаривал с Мурреем в баре, а рядом с кроватью, прислонившись к стене, стоял человек, в котором Аня, совершенно не удивившись, с обреченностью узнала того рыжеволосого в котелке, которого называли Редом и который заталкивал ее в комнату в хлопковом сарае в «Бо Рефьюж». Прямо перед ней, подбоченившись, стоял Муррей с удовлетворенной ухмылкой на лице.

– Я даже не надеялся, – сказал он, – что ты настолько облегчишь мне эту задачу.

Кровь с силой пульсировала у нее в висках в такт с гулко бьющимся сердцем, и ей было трудно сфокусировать взгляд. Но она была горда спокойствием своего голоса, когда заговорила:

– Уверяю тебя, это не было моей целью.

– О, я в этом не сомневаюсь. Ты постоянно вмешиваешься не в свои дела и этим приводишь в бешенство. Очаровательная, должен признаться, но совершенно невыносимая. Жизнь без тебя станет для меня гораздо легче.

Ее голова начала проясняться: внезапно приступ страха, вызванный его словами, подействовал отрезвляюще. Она посмотрела на него, а затем кивнула.

– Понимаю. Ты думаешь, что сможешь справиться с Селестиной.

– Я знаю это. Она любит меня.

– А мадам Роза – нет.

– В течение некоторого времени она будет убита горем из-за твоего исчезновения, но когда придет в себя, ей понадобится кто-нибудь, на кого она могла бы опереться.

– Я думаю, ты недооцениваешь ее. Он пожал плечами.

– Если она станет доставлять слишком много беспокойства, всегда может случиться сильное пищевое отравление. Она ведь очень любит поесть.

– И ты завладеешь всем «Бо Рефьюж», так как Селестина унаследует его как ближайшая родственница после меня и своей матери.

– Именно.

– Какой из тебя выйдет чудесный любящий муж!

– О да, я буду любить ее. Она создана для того, чтобы ее любить.

Странно, но она поверила ему. Он по-своему был неравнодушен к ее сестре, хотя сначала хотел всего лишь воспользоваться ею в своих целях. Однако это не помешало Ане ужаснуться при мысли о том, что Селестина окажется в руках Муррея.

– Ты еще не женился на ней. Мне кажется, ее привязанность к тебе стала, как бы это сказать, несколько слабее за последние несколько дней.

Муррей ткнул большим пальцем через плечо в сторону кровати, где лежал Эмиль.

– Ты хочешь сказать, из-за него? Я позабочусь об этом.

Подвергла ли она Эмиля опасности своими словами? Конечно, нет. Эмиль, без сомнения, подозревал что-то, иначе он никогда не стал бы шпионить за Мурреем. Только по одной этой причине Муррей не мог дольше вставить его в живых.

Она посмотрела на него.

– Ну что ж, это тоже способ взять верх над соперником на дуэли.

Он небрежно ударил ее по лицу. От удара ее голову отбросило в сторону, и она ощутила на языке вкус крови оттого, что прикусила губу. Она не упала со стула лишь потому, что одной рукой ухватилась за его край.

Использовав край стула в качестве опоры, Аня с яростью в глазах резко поднялась и, сложив кулак так, как когда-то учил ее Жан, нанесла удар в подбородок Муррею. В последний момент он слегка увернулся, но сила удара нарушила равновесие, и он попятился, налетел на кровать и, чтобы не упасть, ухватился за ее спинку.

Рыжеволосый бандит хрипло рассмеялся:

– Я говорил, что с ней надо быть осторожным!

– Ты, сука! – сказал Муррей, медленно поднимаясь и приближаясь к ней.

– Потом, – сказал мужчина из бара. Это единственное слово он произнес холодно и властно. От этого Аня почувствовала гораздо больший страх, чем от Муррея.

Муррей остановился.

– Но, мистер Лилли…

– Нам нужен Дюральд.

Самоуверенность исчезла с лица Муррея. Он не склонился, как раб перед хозяином, но в его глазах появилось выражение покорности.

Мистер Лилли. Крис Лилли. Аня как-то видела его. Это было на политическом митинге. Он был политиком из Таммани-холла, приглашенным сюда демократами, но сейчас он действовал заодно с партией «Ничего не знающих», которая стояла за спиной коррумпированных городских властей. Седеющий, упитанный, похожий на растолстевшего боксера, он сидел на кровати, расставив колени, со скучающим выражением на лице. Прямо под ним, почти под кроватью, валялась ее черная шляпка. Под ее вуалью был едва заметен предмет, показавшийся ей очень похожим на трость Эмиля.

Она зашла за стул, на котором только что сидела и держалась за его спинку. Тихим голосом сказала Муррею:

– Ты обманщик. Ты всего лишь клерк, дерущийся за место под солнцем, но клерк весьма амбициозный. Какова же цена продвижения? Голова Равеля? Ты был готов даже на риск, чтобы получить ее, не так ли?

– Риск был невелик.

– На дуэльном поле?

– Есть способы изменить соотношение сил в свою пользу.

Ответить его заставило тщеславие и, может быть, желание ранить ее словом, если он не мог сделать этого физически. Удар попал в цель. На заре, всего лишь через несколько часов, он встретится с Равелем на дуэли. Каким-то образом она закончится в пользу Муррея.

– Ради чести, – сказала она язвительно. – Что же случится с твоим положением землевладельца, если кто-нибудь узнает об этом? С тобой будет покончено.

– Никто не узнает.

– Равель дрался на дуэлях в Центральной Америке в двух военных экспедициях, побывал в самых опасных боевых ситуациях и сидел в тюрьме рядом с ворами и мошенниками. Ты, пожалуй, столкнешься с тем, что он лучше тебя знает, как изменить соотношение сил в свою пользу. И ты окажешься в большей опасности, чем ожидаешь.

Она ответила ударом на удар. На мгновение в глазах Муррея промелькнул страх. Возможно, мадам Роза была права, возможно, он все-таки был трусом. Почему она никогда раньше не замечала, какой у него вялый рот и какие жесткие, холодные глаза?

Прежде чем она подумала, как получше использовать возникшее у нее подозрение, она перехватила быстрый, задумчивый взгляд Криса Лилли. Она долго не могла понять, что же она сказала такого, что привлекло его внимание. Затем до нее дошло. Равель. Центральная Америка.

Ее глаза буквально засверкали от облегчения и сильнейшего волнения, которое охватило ее. Она вышла из-за спинки кресла, чтобы обвинить одновременно и Муррея, и Криса Лилли.

– Но ведь в этом-то все и дело, не так ли? Именно поэтому вы хотите смерти Равеля, и хотели ее с самого начала. Он представляет опасность для вас. Вас пугает его солдатский и офицерский опыт в кубинской экспедиции и в походе Уильяма Уокера в Никарагуа. Если он использует его, чтобы превратить Комитет бдительности в армию, то вы больше не сможете мертвой хваткой держать этот город. Партия «Ничего не знающих» будет вышвырнута и растоптана в пыли избирателями, которые наконец-то смогут беспрепятственно подойти к урнам для голосования.

– Соображает, не так ли? – заметил рыжеволосый.

Муррей попытался было что-то ответить, но Лилли коротким решительным жестом остановил его. Он встал и, даже не взглянув на Аню, направился к двери. Муррей поколебался, а затем последовал за ним.

– Вы еще вернетесь? – спросил у Муррея Ред и добавил с намеком: – Позже?

– Нет. – Муррей поднял на Аню глаза, которые сейчас были похожи на холодные, потрескивающие мраморные шарики. – Ты знаешь, что делать.

– Для вас важно, что произойдет раньше?

– Ни в малейшей степени. – Жених Селестины холодно улыбнулся, едва шевельнув губами.

Дверь за ними закрылась.

Аня посмотрела на мужчину, который все еще стоял у стены.

– Я хорошо вам заплачу, если вы выпустите нас.

– Да, и потом получите колоссальное удовольствие, наблюдая за тем, как меня повесят.

– Дотронься до меня, и тебя повесят точно так же.

– Может быть. Я всегда хотел леди.

– Готов умереть за это удовольствие?

– Ну хватит! – сказал он, отталкиваясь от стены, и его глаза загорелись от предвкушения, – не мне умирать.

Аня сделала шаг назад, не отводя от него глаз.

– И не мне.

– Разве?

– Можешь заключить пари на это.

– С самим собой?

– Это твой выбор.

Еще чуть-чуть, еще дальше от кровати, дальше от того ее края, где лежала ее шляпка. Он был большим, сильным, и он подкрадывался к ней. Она должна быть уверена. Она скользнула вдоль спинки кровати, проведя пальцами по металлическому пруту сверху.

– Куда ты бежишь? Здесь некуда бежать.

– Разве?

– Ты ждешь, что я просто так сдамся?

– Могла бы. Могла бы обнаружить потом, что так даже лучше.

– И свиньи могли бы летать.

Его зубы обнажились в жестоком оскале.

– Обожаю женщин с хорошо подвешенным языком.

– Правда?

– Правда. Некоторые женщины сопротивляются, и это приносит еще большее удовольствие. Но попытайся сделать со мной что-нибудь вроде того, что проделала с Николсом, и ты будешь рада, если переживешь все, что за этим последует.

– Вы очень добры, что предупредили меня, – насмешливо ответила она.

Он что-то ответил, но она его уже не услышала. Схватившись за металлический прут в изголовье кровати, она рухнула вниз, как разворачивающееся вокруг древка зйамя, и оказалась на полу. От удара голова снова загудела, но она быстро собралась с силами, перекатилась по полу и скользнула под высокую кровать, пытаясь дотянуться руками до шляпки, которая лежала под дальним концом кровати, и трости, которая лежала под вуалью. Трости Эмиля, которая была в то же время и шпагой.

Рыжеволосый выругался и, бормоча угрозы, бросился за ней. Она услышала, как он с гулким стуком опустился на колени рядом с кроватью. Он дотянулся до нее, ухватился за юбки обеими руками и стал тянуть к себе, разрывая их на талии.

Ее пальцы дотронулись до трости, и та откатилась еще дальше. Она попыталась дотянуться до нее, тяжело дыша от усилия, Ее тянули назад. Она подняла голову и увидела веревочную сетку кровати и тонкий матрац, выпирающий между веревками. Действительно ли она увидела, как эти выпуклости движутся, или это ей только показалось? У нее не было времени думать об этом. Рыжеволосый уже вытаскивал ее из-под кровати. Она вцепилась пальцами в веревки кровати, крепко держась за них, лягнула бандита ногой и услышала, как он что-то прорычал, когда ее нога попала во что-то. Болезненное давление юбок на талии немного ослабело, и она снова подтянулась вперед.

Она не могла достать до трости. Вместо этого она попыталась схватить шляпку, ухватилась за вуаль и резким движением дернула ее к себе. Вместе со шляпой к ней подкатилась и трость. Она дотянулась до нее пальцами. Наконец она оказалась у нее в руках.

Ред с силой потянул ее и почти наполовину вытащил из-под ее укрытия. Ее плечо было ободрано о грубый деревянный пол, а с пальцев, которые запутались в веревках кровати, была сорвана кожа. Бандит, должно быть, упирался ногой сбоку в раму кровати. В отчаянии она ухватилась обеими руками за набалдашник трости и повернула его. Ничего не произошло. Она снова попыталась сделать то же самое, как однажды это сделал на ее глазах Эмиль в экипаже. Ничего.

Рыжеволосый бандит уже почти вытащил ее из-под кровати. Его грубые руки уже вцепились в ее бедра. Если эта трость и не была шпагой, то она могла по крайней мере послужить дубинкой, имея такой тяжелый серебряный набалдашник. Когда ее плечи показались из-под кровати, она внезапно согнулась пополам. Ее голова освободилась. Она протянула левую руку к мужчине, сидевшему над ней на корточках, ухватилась за ворот его рубахи и изо всех сил рванула его к себе. Когда он наклонился вперед, она рывком выхватила из-под кровати трость набалдашником вверх и нанесла ему удар в подбородок с силой, которую удвоили боль и ярость.

Она услышала, как тяжелый металл ударился о кость и как его зубы громко щелкнули. Его захват ослабел, и он покачнулся назад. Она тут же оттолкнулась от него и, встав на колени, попыталась выпрямиться, ухватившись рукой за кровать. Она еще не успела подняться, когда он снова ухватился за ее юбки.

Она ударила его, но он парировал удар и чуть было не вырвал трость у нее из рук. Он с ворчанием приподнялся, перехватывая все выше и выше юбки и тем самым притягивая ее к себе. Она взмахнула тростью, чтобы отвлечь его внимание, но он был готов к этому и протянул руку, чтобы схватить ее.

Она уловила позади какое-то движение. Эмиль пришел в себя и с трудом приподнимался на кровати, опираясь на локоть. Он потряс головой, как бы пытаясь прояснить мысли и сфокусировать зрение на Ане.

Он был слаб, слишком слаб, чтобы помочь ей. Аня опустила трость на руку Реда, которой он вцепился в ее юбки, но тот казалось, даже не почувствовал удара. Она уколола его концом трости, и он расхохотался, ухватившись за него. Его пальцы довольно долго сжимали узкий металлический наконечник трости, но она двумя руками сумела вырвать трость.

– Я получу ее, я получу ее, я разобью ею твою симпатичную…

Аня не стала прислушиваться к угрозам. На кровати за спиной у Реда Эмиль протянул к ней руку. Его взгляд был ясным, и в глубине его таилась мольба. Что ему было нужно? Трость? Но что он мог ею сделать, находясь в таком состоянии?

Ред схватил ее за запястье и стал выкручивать его. Через секунду он отнимет у нее трость. У йее остался всего лишь один шанс, чтобы воспользоваться ею. Всего один.

Воспользоваться ею или отдать трость владельцу. Использовать свой последний шанс или дать возможность использовать его Эмилю. Решение надо принимать быстро.

Аня перехватила трость левой рукой. Как только Ред выпустил ее юбки, чтобы схватить ее за эту руку, она метнула тонкую трость в направлении кровати.

Она увидела, как Эмиль подхватил ее, затем ее взор помутился, и она медленно опустилась на колени, принужденная к этому мучительной болью от того, что Ред медленно выкручивал ей запястья у нее за спиной. Сквозь красную пелену в глазах и затуманившееся сознание она услыхала щелчок.

Рыжеволосый издал какой-то хриплый, свистящий звук и замер. Его захват ослабел, руки упали, он медленно покачнулся и упал на пол с глухим стуком. На его шее был совсем небольшой разрез, из которого почти не шла кровь.

Аня посмотрела на трость в руке Эмиля. Оттуда высовывалось шестидюймовое лезвие. Она посмотрела ему в глаза, и он любезно улыбнулся ей. Он сказал:

– Прости меня. Вот здесь на трости есть кнопка.