Узы крови

Глава 23

Когда стрелок говорил, что проникнуть в больницу будет трудновато, хотел возразить, что больница – не крепость и не тюрьма и устроена не для того, чтобы туда было трудно войти или оттуда выйти. Больница – всего лишь больница, место, куда больных помещают, чтобы они поправились, и можно поставить вокруг хоть тысячу солдат, но защита все равно будет проницаемой, как дуршлаг. Но решил промолчать: тот все равно не поймет. Стрелок, следуя по скоростной автостраде имени Джона С. Лоджа в центре Детройта, снизил скорость. Римо выскользнул из машины, и прежде чем за ним захлопнулась дверь, успел услышать: «Ну давай, сынок, покажи им, что ты умеешь!»

Машина умчалась прочь, а Римо, перемахнув через ограждение, оказался на территории больницы. Он был в черном и в темноте молчаливой тенью перемещался от дерева к кусту, от куста, когда добрался до автостоянки перед больницей, – к машине.

В заливающем территорию холодном белом свете прожекторов здание главного корпуса выглядело блестящим кубиком льда.

Римо на полусогнутых проскользнул мимо лениво расхаживающих патрульных. От них он никаких неприятностей не ждал. Если неприятности и будут, то на этаже, где лежал в коме Хьюберт Миллис, президент «Америкэн автос».

Добравшись до больших парадных дверей, Римо вошел в холл с самоуверенностью посыльного, доставившего из закусочной кофе со слойками.

Сверяя что-то в блокноте, за стойкой приемной стояла непреклонного вида медицинская сестра.

– Слушаю вас, – сказала она, подняв на Римо глаза.

– Скажите, на каком этаже лежит мистер Миллис?

– Часы посещений – с трех до пяти дня.

– Я спросил не об этом.

– К посещениям допускаются только самые близкие родственники.

– Это меня тоже не интересует.

– Вы – родственник?

– Как всякий, кто знает, что человек человеку – брат, – сказал Римо и, перегнувшись через стойку, выхватил из рук сестры блокнот.

– Отдайте немедленно! – зашипела она.

Римо нашел имя Миллиса с пометкой «12-Д». Это означало либо двенадцатый этаж, либо больничное отделение "Д".

– Где отделение "Д"? – спросил Римо.

– Нет у нас такого отделения! – обидчиво сказала сестра.

– Премного обязан.

Римо вернул блокнот. Проще добраться до двенадцатого этажа, чем рыскать в ночи в поисках какого-то сомнительного отделения "Д".

– Охрана! – закричала сестра.

– Ну вот, кто вас просил, – с мягким укором произнес Римо.

Из-за угла появился охранник.

– Что такое? – сурово осведомился он, держа руку на рукоятке торчащего из кобуры револьвера.

– Этот человек интересуется пациентом из «12-Д».

– Какие проблемы, приятель? – обратился охранник к Римо.

– Никаких проблем! – удивился Римо. – Как раз собираюсь уходить.

– Пойдем, провожу, – сказал охранник.

– Чудно. Обожаю компанию.

Не спуская руки с оружия, охранник выпроводил Римо на улицу. Его подмывало вызвать по радиотелефону помощь и для порядка заковать нарушителя в наручники, но, говоря по чести, тот ведь на самом деле не совершил ничего противозаконного. Он просто задал сестре несколько вопросов о пациенте из палаты «12-Д», которая, как охраннику было хорошо известно, находилась под круглосуточным наблюдением агентов ФБР.

Эти агенты, когда он предложил им свою помощь, окатили его презрением.

– Главное, старина, не путайся под ногами, – сказал ему их главный.

И никаких особых указаний от них не поступило, так что теперь он и не знал толком, что делать с этим костлявым, одетым во всем черное парнем.

Но скоро вопрос сделался сугубо академическим, поскольку костлявый исчез, как сквозь землю провалился.

Только что он стоял рядом – и вот его уже нет. Охранник огляделся кругом, ничего не увидел и направился к кустам сбоку от входной двери. Там были тени, и какие-то странные, темнее обычных, и кажется, они двигались. Он успел убедиться, что тени двигались, но было уже поздно.

Ослабив хватку на горле охранника, перекрывшую тому доступ кислорода, Римо подхватил обмякшее тело и легко, как ребенка, перенес к припаркованной неподалеку машине, пальцем выбил замок и усадил охранника за руль, где он и очнется несколько часов спустя в полном недоумении, как там оказался.

К тому времени Римо наверняка уже скроется.

Больничный фасад был гладким, облицованным керамической плиткой, не за что ухватиться, но оставались еще окна, и Римо легко запрыгнул на выступ окна первого этажа. Отсюда он достиг выступа окна второго этажа и, словно по ступенькам лестницы, двинулся наверх. Со стороны могло показаться, что это очень легко. Для Римо так оно и было. Некоторые из окон на его пути были открыты или светились, и тогда он, чтобы не засветиться самому, обходил их, ведь успех всего предприятия зависел от внезапности и незаметности восхождения. Как ходы на шахматной доске: окна – клетки, а Римо единственная боевая фигура.

Он прошел двенадцатый, в окне этажом выше ногтем очертил по стеклу круг и надавил на его верхнюю часть. Безупречно круглая плоскость бесшумно выскочила ему прямо в руку. Римо метнул ее, как дискобол, и стеклянный круг, красиво спланировав над автостоянкой, впился в ствол дерева.

Просунув руку в образовавшееся отверстие, Римо нащупал шпингалет и бесшумно открыл окно. Скользнул в комнату, огляделся – глаза тут же приспособились к темноте. Это была двухместная, никем не занятая палата. В воздухе витал особый больничный дух, на девяносто процентов – дезинфекция, на десять – отчаяние и недуг.

Римо стянул с кровати простыню, сделал в ней несколько дыр, в одну просунул голову и задрапировался, как в тогу. Если не слишком приглядываться, одеяние смахивало на бесформенный балахон, какие в больницах выдают вместо ночных рубашек.

В коридоре на него никто не обратил внимания. В ближайшем торце Римо обнаружил лестницу, ведущую на двенадцатый этаж.

Лестер Трингл, оперативный агент ФБР, назубок усвоил совет, преподанный ему на подготовительных курсах: «Всегда и везде жди неприятностей. Они начнутся – а ты к ним уже готов».

Так что даже теперь, во время простого, как кусок мыла, задания охранять лежащего в коме пациента, – Трингл был начеку. Он стоял на посту у двери в палату «12-Д», нянча в руках короткоствольный автомат со сложным телескопическим и лазерным наведением.

Трингл не слишком жаловал эти новомодные штучки. Он был меткий стрелок, но начальство настаивало, и он подчинился. В Белом доме безопасность Хьюберта Миллиса считали делом государственного значения – не столько из-за персоны собственно Миллиса, сколько потому, что слишком уж много автопромышленников пострадало в последнее время. Вопрос стоял принципиально: если вооруженный псих с легкостью изничтожает цвет национальной автоиндустрии, это нездорово отражается на репутации страны.

Дурацкая история, подумал Лестер Трингл, и самое дурацкое в ней то, что этот псих разослал в газеты письмо и подписал его.

Он сомневался, что тот предпримет штурм больницы, но на всякий случай Трингл был наготове: потому он и отставил свой пистолет, который столько лет носил на поясном ремне, ради этого автомата, способного вдоль красного лазерного луча выдать тысячу пуль в минуту.

Когда работаешь командой, как Трингл сегодня, у автоматов с лазерным прицелом есть одно крупное достоинство: сильно уменьшается шанс, что тебя ненароком пристрелит твой же напарник. Лазер позволял поражать мишень практически наверняка. Легонько касаешься курка, выпускаешь на волю луч. На цели появляется красная точка, с десятицентовик, не больше, видимая при любом освещении, и днем, и ночью. Появись она там, где у человека сердце, можешь спорить на годовое жалованье, что если нажать курок до конца, пули пойдут точно туда. Следовательно, гораздо меньше вероятность, что во время операции подстрелишь случайного прохожего или других агентов, что для Лестера Трингла, который собирался дослужить до пенсии и открыть потом таверну в Ки-Вест, штат Флорида, было очень существенно.

Заслышав в коридоре звук, похожий на треск автоматного огня, Трингл оторвал спину от стены.

Звук стих почти мгновенно. Странно. Странно потому, что даже кратчайшее нажатие на курок этих автоматов вызывает очередь в дюжину выстрелов, не меньше, и длительностью в целую секунду.

– Эй, Сэм! – позвал Трингл. – Что там у тебя?

Из холла восточного крыла не донеслось ни звука. В том конце здания лифта не было, и агент Сэм Биндлштейн охранял выход на лестницу.

Трингл вытащил из-под пуленепробиваемого жилета радиотелефон.

– Харпер, слышишь?

– Что? – проскрипел в ответ голос Келли Харпера.

– Кажется, тут что-то началось. Я не могу отойти от двери. У тебя там спокойно?

– Вроде да.

– Тогда беги сюда и береги спину.

Трое до зубов вооруженных агентов – вот все, что местное руководство ФБР сочло достаточным для этой работы. Но сейчас, когда один из агентов не отвечал, а второй оставил свой пост, Лестер Трингл засомневался всерьез, не промахнулось ли оно со своими расчетами.

Он безуспешно вызывал Биндлштейна по радиотелефону и тут заметил, что какой-то больной – тощий, с выступающими скулами – приближается к нему.

– Эй! – окликнул его Трингл, подняв автомат на уровень груди. – Вы не с этого этажа!

– Я заблудился, – сказал Римо. – Никак не найду свою палату. Вы не поможете?

– Вам нужен другой этаж. Сюда вход запрещен. Направо по коридору – лифт.

Спуститесь в холл, там вам кто-нибудь поможет.

Но больной все приближался. Тут Трингл заметил, что хотя руки его обнажены, из-под балахона торчат ноги в черных штанинах, а на настоящих больничных пациентах, кроме этих балахонов, ничего нет.

Он нацелился автоматом самозванцу в живот и легонько коснулся курка. На месте желудка загорелась красная точка.

– Приказываю, стойте! – крикнул Трингл.

– Приказам не подчиняюсь с тех пор, как выбыл из морской пехоты, ответил Римо.

– Тогда прошу: остановитесь. Иначе буду вынужден открыть огонь.

Красная точка дрожала, потому что больной продолжал идти. Руки его были пусты, но темные, без блеска, глаза смотрели твердо и уверенно.

– Последнее предупреждение. Стой, где стоишь!

– Говорю ж, заблудился. Значит, не знаю, где нахожусь. Как я могу стоять, где стою, если понятия не имею, где это?

Трингл дал ему подойти на десять ярдов, а затем нажал на курок.

Залп был короткий, выстрелов на двенадцать, и стена за спиной самозванца осыпалась облаком пыли и кусков штукатурки.

Но он шел, как заговоренный. Красная точка по-прежнему плавала на его желудке. Трингл недоуменно моргнул. Призрак он, что ли? Неужто пули прошили его насквозь? Он опять выстрелил. Залп вышел длиннее. На этот раз Трингл заметил мимолетное, смазанное стремительностью движение уклонившегося от пуль самозванца. Трингл прицелился с поправкой. Красная точка поднялась выше. Трингл выстрелил снова.

Пациент отклонился влево. Стрельба в узком коридоре звучала не так громко, как можно было предполагать, потому что автомат был с глушителем.

Трингл выругался. Наверно, это глушитель мешает. Но, едва додумав, он тут же отверг эту мысль. Лазер, по идее, должен исправлять все огрехи глушителя.

Трингл с силой нажал на курок, выпустив длинную очередь. Человек в больничном одеянии отнесся к ней наплевательски и продолжал приближаться.

– Почему ты стреляешь в больного? – изумился агент Келли Харпер, труся с автоматом наперевес с другого конца коридора.

– Потому что нечего ему здесь делать, – с жаром сказал Трингл.

– А почему ему ничего не делается? Или ты лупишь холостыми?

– Посмотри лучше, на что похожа стена, – огрызнулся Трингл.

И впрямь. Стена за человеком в ночной рубашке и по обе стороны от него была разбита до бетонного костяка и махрилась клочьями покраски и штукатурки.

– Может, у тебя лазер сломался? – спросил Харпер.

– Попробуй свой, – предложил Трингл.

– Это ФБР! – выкрикнул Харпер. – Стой!

– А ты попробуй заставь меня, – ухмыльнулся Римо.

– Хорошо. Ты сам напросился, – сказал Харпер, наводя прицел на ничем не защищенную грудь приближающегося человека.

К этому времени тот уже почти вплотную подошел к фебеэровцам. Харпер нажал на курок, намереваясь выпустить короткую очередь, но по какой-то непонятной причине его автомат сам собою уставился в потолок. Он попытался снять палец с курка, но тот будто приклеился и отрываться не пожелал.

Затем Харпер заметил, что этот, в рубашке, стоит рядом и с жестокой улыбкой на губах легко массирует ему локоть. Харпер понял, что и уставленное в потолок дуло, и примерзший к курку палец – все из-за этого почти нежного прикосновения к локтю.

Римо опустил агента на пол. Трингл между тем пятился задом, чтоб удобней стрелять.

– Только что ты убил агента ФБР, – ледяным тоном обвинил он.

– Не убил. Отключил, и все. Так же, как сейчас отключу тебя.

– Черта с два! – крикнул Трингл и выстрелил, не заботясь о лазерном луче. С такого расстояния не промахнешься.

Ничего подобного. Пули прошили стену, но в цель ни одна не попала.

Самозванец захохотал.

– Не сметь смеяться над ФБР! – со слезами отчаяния вскричал Трингл.

– Это почему же?

Трингл не ответил. Ему было некогда. Он пытался вытащить пустой магазин, чтобы вставить новый. На учениях это удавалось ему меньше, чем за две с половиной секунды, что считалось очень похвальным.

Однако в настоящих боевых условиях этой скорости оказалось маловато, потому что не успел он выдернуть старый магазин, как автомат вдруг начал разваливаться и в итоге остался в руках каким-то разобранным на блестящие детали хламом. Лазерный прицел между тем продолжал действовать. Трингл понял это по тому, как танцевала красная точка на беспечной физиономии самозванца.

Некоторые части автомата Трингла оказались у него в правой руке, а левая медленно поднималась к залитому слезами лицу агента.

Больше Трингл уже ничего не видел, потому что без сознания свалился на пол.

Римо оттащил обоих агентов в кладовую и прикрыл одеялами, потому что там было прохладно. Через несколько часов они очухаются в достаточной степени, чтобы выслушать порицания по службе, и только одному Римо будет известно, что они не виноваты. Их было всего трое, а троих на него – мало.

Римо вошел в незапертую палату «12-Д».

Хьюберт Миллис, широко раскрыв глаза, лежал на постели с торчащими изо рта, носа и на кистях прозрачными трубками. На фоне гудящей и попискивающей электроники его дыхания было почти не слышно.

Римо осторожно поводил рукой перед глазами раненого. Никакой реакции.

Чувствовалось, что близка, очень близка смерть. Легко нажать на висок будет милосердней убийства.

Римо протянул правую руку. Замер. Убрал руку. Много он убивал на своем веку, но это – случай особенный. Лежащий перед ним беспомощный человек не преступник, он не нарушал закона, он всего лишь бизнесмен, которому по чьей-то злой воле случилось попасть в список лиц, подлежащих уничтожению.

Но убить его попросил его собственный, Римо, отец!

Он медленно поднял руку еще раз.

Тут вдруг перестал попискивать электрокардиограф. Издав долгий, монотонный, высокий «скри-и-и-и-и-п», ожила другая машина.

В коридоре зазвенели звонки. Кто-то закричал: «Синий код! Палата „12Д“!»

Комната наполнилась медиками. Они не обратили никакого внимания на разгромленный коридор, а мимо Римо промчались, словно его тут не было.

Медсестра разорвала рубашку на тощей груди Хьюберта Миллиса. Врач, прижав к ней стетоскоп, покачал головой.

Кто-то передал ему два металлических диска, проводами присоединенных к машине на колесиках.

– В стороны! – крикнул врач. Все отступили. Когда диски коснулись груди Миллиса, тело подскочило на кровати.

Три раза доктор повторял эту процедуру, одним глазом косясь на кардиограф, прямая линия в оконце которого означала, что сердце не работает.

Наконец врач отбросил диски и отступил назад.

– Все. Бесполезно. Сестра, приготовьте его к перевозке.

И так и не заметив Римо, доктора вышли из палаты.

Сестра осталась стоять у кровати. Римо коснулся ее руки.

– Что произошло?

– Сердце остановилось.

– Значит, он умер?

– Да. Вы были с ним здесь, в комнате? Кто вы?

– Это неважно. Скажите, что его убило? Мне важно знать.

– Просто остановилось сердце. Мы этого, собственно, ожидали.

– Так это не из-за волнения?

– Какое волнение! Он был в коме. Его не взволновала бы и бомбежка.

– Спасибо, – сказал Римо.

– Не за что. Но все-таки, что вы тут делали?

– Боролся с собственной совестью, – на ходу, через плечо бросил Римо.

– И кто победил?

– Ничья.