Кастелян отвел пажу комнаты, находившиеся в том самом флигеле, где, как он уверял, водились привидения. Окна комнат находились в десяти футах от земли и были, как и большинство окон в замке, защищены железными решетками. Когда Роберт, вскоре после того, как расстался с Марией Сейтон, явился в свою комнату, то слуга кастеляна принес ему кружку сваренного на кореньях вина, так называемого ночного напитка, а затем, поставив на дубовый стол тяжелые серебряные подсвечники со свечами, спросил, не будет ли еще каких-либо приказаний. Сэррей отпустил слугу, заметив при этом, что он сильно устал. Затем он задернул занавеси на окнах, словно собираясь ложиться спать, погасил через несколько минут свечи, после чего, сменив тяжелые ботфорты на шелковые ночные туфли, подошел к окну и раздвинул гардины настолько, чтобы иметь возможность заглянуть сквозь них. Какое-то предчувствие говорило ему, что, быть может, уже сегодня произойдет что-либо и что именно в эту ночь, когда все будут думать, что он захочет отдохнуть с дороги, ему представится возможность разузнать, что обозначает собою это привидение во флигеле замка.
Его окна выходили во внутренний дворик, и через них он мог видеть окна королевской комнаты, где он был сегодня. Был вечер, но все-таки комнаты не были освещены. Ворота были заперты, и казалось, что замок словно вымер.
Такая тишина в столь ранний час казалась зловещей и странной.
Сэррей взял свою шпагу, засунул за пояс кинжал и тихо отворил дверь в прихожую, собираясь сделать обход, чтобы выяснить, что замышлялось под покровом этой тишины. Он прислушался и выглянул в дверь коридора. Однако и здесь царила такая же тишина. Тогда Роберт тихо открыл дверь, бесшумно выскользнул на цыпочках, тихонько спустился по лестнице и вышел на двор.
Там он сделал несколько шагов, прячась в тени от стены, и потом осмотрелся по сторонам.
Комнаты флигеля, находившиеся над его комнатами, были ярко освещены, и луч света проникал сквозь спущенные тяжелые гардины окон.
Это удивило Сэррея; ведь кастелян уверял, что в этом флигеле никто не живет!..
Вдруг Роберт увидел, что мимо него проскользнули две фигуры, и он был убежден, что то были духовник и какой-то другой мужчина. Значит, там происходило что-то, что хотели скрыть от него!
С сильно бьющимся сердцем Сэррей проскользнул обратно в дом, бесшумно поднялся по лестнице, попал в коридор и на мгновение остановился здесь, прислушиваясь.
Наверху открылась дверь.
Роберт спрятался в нишу под лестницей и прислушался. Какой-то мужчина осторожно спускался по лестнице, подошел на цыпочках к двери комнаты, где он помещался, и запер ее, а затем вернулся и тихо поднялся опять по лестнице.
Роберт подумал: «Значит, вы, голубчики, думаете, что заперли меня? Как бы не так! Но очевидно, что здесь замышляется измена!»
Роберт последовал за мужчиной, и когда последний добрался до верхней ступеньки, то услыхал тихий смех, по которому сейчас же узнал Марию Сейтон.
Роберт приложил ухо к двери комнаты, откуда доносился смех.
– Нет, это великолепно! – промолвила Мария Сейтон. – Я боюсь только одного, что он совсем не проснется и мы напрасно оденемся в эти саваны. Но какая отличная комедия получится, когда храбрый молодчик будет рваться к решеткам и не сможет выбраться из комнаты, чтобы совершить геройские деяния! Но обещайте мне, кастелян, что тогда, когда челнок счастливо переберется через озеро, вы позволите нам шуметь, словно настал час Страшного Суда. А когда он выбьется из сил в желании взломать дверь и начнет кричать и ругаться в окно, тогда вы тихо отопрете дверь и дадите ему возможность приступить к погоне за привидениями. Ведь он не знает ни ходов, ни ковровых дверей. Мы уж помучаем его досыта! Если он примется догонять меня, тогда Флеминг начнет высмеивать его, а если он станет преследовать Марию Бейтон, то замогильный голос Ливингстон примется вышучивать его.
– А в конце концов мы устроим так, чтобы он свалился в погреб; пусть постынет там до завтрашнего утра! – засмеялась Флеминг.
– Мы же примемся танцевать наверху танец привидений! – фыркнула Сейтон.
– Глупые девочки! – сказала вдовствующая королева. – Я не хочу вам портить шутку над этим высокомерным мальчишкой, но смотрите не браните меня потом, если она вызовет серьезные последствия. Если этот кичливый паж заподозрит что-либо, то не останется больше ничего иного, как заставить его онеметь навсегда, так как Арран скоро разгадает нашу игру!
– Ваше величество! – возразила ей Мария Сейтон. – Право же, он совсем не так плох. Если бы он не был связан своим словом быть верным графу, он был бы для нас самым потешным и добродушным оруженосцем на свете!
– Мария Сейтон с такой теплотой говорит о паже, – строго промолвила вдовствующая королева, – что я начинаю подозревать, не дорожит ли она гораздо больше его жизнью, чем благом моей дочери.
– Ваше величество! Как истинная Сейтон, клянусь вам! Я отношусь к нему сочувственно только потому что верю, что это вполне заслужено им. Но я не остановилась бы перед тем, чтобы воткнуть ему кинжал в самое сердце своей рукой, если бы он служил помехой к спасению королевы. Но в то же время я искренне признаюсь, что мне причинило бы большое горе, если бы ему причинили бесполезное зло!
Услышав эти слова, Сэррей почувствовал лихорадочное сердцебиение. Стыд и гнев заставили в нем вскипеть всю кровь, когда девушки стали с иронией смеяться над тем, как одурачат его. Теперь же другие чувства болезненно закрались к нему в сердце.
Эта милая девушка могла бы любить его, а ему придется только восстановить ее против себя, если он будет исполнять то, что предписывает ему его долг. Но вместе с тем решительный момент может наступить с часу на час, а ведь он может помешать бегству королевы, он должен сделать это, если не желает стать изменником данному слову!.. Но ведь если он сделает это, Мария Сейтон возненавидит его!
– Пора! – раздался из комнаты голос вдовствующей королевы. – Дрейбир, проводите графа и откройте ему ворота! На всякий случай велите завесить окна снаружи, чтобы тот ничего не увидал, в случае если он все-таки будет подглядывать или проснется от шума. Ты же, Мария…
Дальнейшие слова Сэррей не мог расслышать, так как голос вдовствующей королевы понизился до глухого шепота.
Роберт перевел дух. Значит, возможно, что сегодня предполагалось только выпустить иностранца из замка, но о бегстве королевы пока еще не думали. Он услыхал тихое побрякивание оружия – значит, там готовились в крайнем случае пустить в ход насилие. Было вне всякого сомнения, что гарнизон замка подкуплен королевой-матерью, так как иначе им не могло бы удаться проведение намеченного плана. Но в этом Роберт хотел лично удостовериться.
Он торопливо поднялся по лестнице еще выше, прошел во второй этаж и нашел там лестницу, ведшую на зубцы замка. Там он увидал часового-стрелка, лежавшего на сигнальной пушке, которой можно было поднять тревогу.
Часовой спал. Сэррей потряс его за плечо, но даже и тогда, когда Роберт толкнул его, так что стрелок скатился с пушки, тот все-таки не проснулся. Значит, часового усыпили каким-нибудь снадобьем!..
Роберт осмотрел пушку и убедился, что она заряжена. Значит, было вполне в его власти в крайнем случае поднять тревогу в замке и в окрестностях.
Он снова скользнул вниз. В коридоре все было тихо. Роберт тихонько открыл дверь, у которой только что подслушивал, и увидал вдовствующую королеву, стоявшую у открытого окна. Она следила оттуда, удастся ли затеянное, и не заметила, как Роберт бесшумно скользнул к другому окну, чтобы заняться тем же делом.
Он смотрел на внутренний двор и увидал кастеляна, который выпускал из ворот какого-то мужчину. Королевы с ними не было. Перед дверью выстроилась толпа каких-то фигур, закутанных в белые покрывала.
Сэррей снова выскользнул за дверь. Когда он спустился по лестнице, которая вела во двор, то по ней поднималась как раз одна из этих белых фигур. Было настолько темно, что она не могла его узнать, но все-таки заметила его.
– Все удалось, – зашептал милый голосок Марии Сейтон, – паж спит, как сурок. Но теперь мы разбудим его, даже если он отведал сонного напитка.
– Ни звука или я все выдам, Мария Сейтон! – шепнул ей Роберт, хватая ее за руку, а другой зажимая ей рот. – Следуйте за мной, если вам дорога жизнь, или произойдет большое несчастье!
– Говард! – пробормотала фрейлина, и он почувствовал, как девушка задрожала от испуга.
– Лучше добровольно следуйте за мной, – шепнул он, – клянусь Богом, это лучшее, что вы можете сделать.
– Куда? – дрожа спросила Мария, тогда как он увлекал ее за собой.
– На зубцы замка. Я хочу посмотреть, кому это дают бежать. Лучше я соглашусь пустить челнок ко дну, чем стать бесчестным!
– Вы с ума сошли, Сэррей! Королева спит в постели!
– Увидим! Насилие против насилия, хитрость против хитрости!
Они добрались до зубцов. Сэррей запер дверь и задвинул железный засов.
– Теперь, – сказал он, – победитель – я! Я не только не попал в погреб, но стою около заряженной сигнальной пушки. Кроме того, здесь у меня арбалет часового, а стреляю я метко… Говорите же мне теперь, кто это бежит отсюда?
Мария покраснела, как рак, когда услыхала, что он подслушал ее слова.
– Делайте, что хотите, – сказала она, кидая на него взгляд, полный холодного презрения. – Вы подслушивали, вы – пронырливый человек, и я ненавижу вас, как злейшего врага!
Сэррей подошел к брустверу и посмотрел вниз. Челнок отвязали от причала, но туда никто не сел, кроме какого-то мужчины и лодочника.
Роберт вернулся к Марии и сказал:
– Леди! Если я разряжу пушку, то часовой там, снаружи, созовет весь гарнизон и поднимет тревогу в деревне. Беглеца поймают, будет произведено расследование, и я вынужден буду стать обвинителем тех, кого вы любите. Даже против вас мне придется свидетельствовать. Поклянитесь мне, что отныне вы будете предупреждать всякую интригу и откроете мне каждую тайну, касающуюся королевы. Тогда я готов ничего не видеть сегодня и вверить вам одной свою честь.
– Я не могу, я не хочу этого! – воскликнула фрейлина, вся красная от злости. – Ну что же, стреляйте из пушки, и все благородные шотландские сердца проклянут вас!
– Леди! – воскликнул Сэррей. – Если бы вы намеревались честно поступить со мной, то не потерпели бы, чтобы издевались над обманутым. Ведь вы же знаете, что я своей честью поручился быть настороже. Можно было обмануть меня, можно было за моей спиной смеяться над спящим, но вы хотели обречь меня издевательствам. А теперь взвешивайте, честный я враг? Я вступлю в переговоры, не выжидая победы. Согласны вы или нет?
– Нет, нет и нет!
Сэррей подошел к пушке и схватил запальник. Этого Мария не ожидала. Она торопливо подбежала к нему и крикнула:
– Роберт Сэррей! Вы хотите не исполнить свой долг, а отомстить мне! Ну что же! Убивайте меня, потому что клянусь Богом, что вместе с сигнальным выстрелом пушки я брошусь отсюда в озеро. Я не смею жить, когда всем будет известно, что глупость Марии Сейтон погубила королеву!
Сказав это, девушка подошла к брустверу.
Выражение ее лица дышало такой решимостью, что Роберт задрожал и, отбрасывая запальник, шепнул:
– Мария! Можете торжествовать: Роберт Сэррей жертвует вам своей честью!
Он обнажил шпагу и наступил на нее ногой, чтобы сломать ее.
Но фрейлина подбежала к нему и шепнула ему со слезами на глазах:
– Роберт Говард, вы правы! Я постыдно поступила против вас, но я имела в виду просто забавную шутку и не думала, что это так болезненно обидит вас. Клянусь вам всем, что мне свято: королева должна узнать, каким благородством полны ваши мысли. И клянусь вам, что до тех пор, пока я нахожусь в этом замке, я никогда не буду замышлять измену.
Сэррей схватил ее за руку и, покрывая поцелуями, произнес:
– Мария, этого довольно, но я чувствую, что требую от вас нарушения обязанностей вашей чести ради моей. Вы хотите остаться верной, а несчастная судьба заставила нас служить разным господам. Но можно еще как-нибудь выйти из этого положения, – перебил он вдруг сам себя, и его лицо просияло. – Я выстрелю из пушки, когда будет уже слишком поздно, чтобы догнать беглеца!
– Но этим вы вызовете расследование, которое даст регенту основание разлучить королеву с матерью! Нет, Сэррей, лучше мне умереть. Доверьтесь мне, доверьтесь благородству вдовствующей королевы, которая будет обязана вам бесконечной благодарностью, если вы пощадите ее на этот раз!
Роберт задумался на минуту.
– Хорошо, я последую вашему совету, – сказал он после короткой паузы. – Я рискую многим, доверяясь таким образом, но надеждой мне будет служить то, что я заслужу этим сладкую награду!
Мария выдернула от него свою руку. Этот тон привел ее в себя и напомнил ей, что она с ним наедине. Она вздрогнула при мысли, что ее могли уже хватиться.
– Пустите меня! – взмолилась она. – Пустите меня!
– Я не пущу вас ранее того, как услышу, что вы простили меня, Мария! О, вы обязаны еще отплатить мне за ту ужасную шутку, которую задумали со мною!
– Роберт Говард, ввиду намеченной вами цели я прощаю то насилие, к которому вы прибегли, но теперь требую, чтобы вы исполнили мое желание!
Он отодвинул задвижку и, открыв дверь, тихо сказал:
– Вы свободны! Могу ли я надеяться на приветливое слово от вас?
Мария быстро исчезла, не дав ему никакого ответа.
– А что, если она все-таки лицемерит! – пробормотал про себя Сэррей. – Ведь это она хотела посмеяться надо мной, обманутым всеми ими!
Он спустился по лестнице, и уже издали до него донесся шум, которым веселые дамы думали разбудить мнимоспящего.
Достигнув двери, у которой он недавно подслушивал, Роберт на мгновение призадумался, предоставить ли Марии Сейтон сообщить обо всем случившемся вдовствующей королеве или сделать это самому. В конце концов он решился на последнее и открыл дверь.
Королева-мать сидела за столом с духовником, и оба они казались очень веселыми; но едва они увидели Сэррея, как священник побледнел, а Мария Лотарингская, пораженная, вскочила со стула, словно перед ней появилось привидение.
– Ваше величество, прошу простить меня, если я помешал, – произнес Роберт, – но здесь разыгрывается маскарад, а я присвоил себе другую роль, чем та, которая предназначалась мне.
– Вы не в своей комнате? Где вы были? – проговорила королева дрожащим голосом, с гневно сверкающими глазами.
– На башне дворца, ваше величество. Я видел спящего сторожа и плывущую по озеру лодку.
– Это невозможно, вы бредите!
– Ваше величество, виденное мною так мало походило на бред, что я хотел даже произвести выстрел из пушки, чтобы поднять тревогу. Но затем я подумал, что, быть может, вы сами, ваше величество, отправили куда-либо своего посланца, и пришел спросить, не ошибся ли я?
– Я? Нет!.. Быть может, это сделал кастелян?
– Ваше величество, в таком случае он поступил самовольно, и я прошу о строгом расследовании.
– Граф Сэррей! Да разве регент поручил вам служить мне советником?
– Нет, ваше величество, но мне дано поручение наблюдать за безопасностью юной королевы и уведомить регента, если бы у меня явилось подозрение, что кто-либо из живущих в этом замке не заслуживает доверия, оказанного ему графом.
Пока он еще говорил, в комнату вошла Мария Сейтон и шепнула королеве несколько слов, заставивших ту побледнеть; это было сообщение о том, что Сэррею все известно. Но Мария Лотарингская была не из тех женщин, которая задрожала бы перед опасностью; за мгновенным испугом у нее тотчас же созревало решение. Черты ее лица стали мрачны и угрожающи, гордость возмутилась при мысли, что она, королева, должна дрожать перед пажом и вступать с ним в переговоры.
– Граф Сэррей, – сказала она с самой ядовитой иронией, – весьма возможно, что регент пожелал позабавиться насчет вашего честолюбия, но эта шутка переходит границы моего терпения. Все, что вы наблюдали здесь, произошло по моему приказанию! Желаю вам спокойной ночи!
Вся кровь бросилась в голову Сэррея; он увидел, как, пожимая плечами, засмеялся духовник, как по губам Марии Сейтон скользнула легкая улыбка.
– Ваше величество, – сказал он, склоняясь перед вдовствующей королевой, – в таком случае прошу отдать приказ, чтобы и в мое распоряжение была предоставлена лодка.
Королева-мать призадумалась на мгновение, и внимательный наблюдатель мог бы прочесть на ее лице, что принятым ею решением был смертный приговор.
В это время на пороге появился уже вернувшийся кастелян. Мария Лотарингская увидела его и глазами дала знак, на который тот ответил злорадной усмешкой.
– Следуйте за кастеляном! – ответила она Сэррею. – Ему уже отданы распоряжения.
Сэррей поклонился и вышел из комнаты. Несмотря на все его старания, ему не удалось уловить взор Марии Сейтон, так как ее лицо, с выражением смертельного страха, было обращено в сторону королевы-матери. Сэррей не подозревал в этом волнении заботу о его жизни; он полагал, что Марию страшит необдуманный шаг королевы, решившейся отпустить его, и, раздумывая над этим, медленно последовал за кастеляном через галерею замка.
Дрейбир уже знал, что все раскрыто, так как он встретил Марию Сейтон, прежде чем та вошла к королеве, и тотчас же принял меры к исполнению приказаний ее величества.
В то мгновение, когда Роберт достиг лестницы, он вдруг был схвачен сзади, на его шею была накинута петля, туго стянувшая ему горло, а в рот ему сунули кляп; затем его связали и две сильные руки подняли его и потащили в нижние помещения замка.
Гнилой, сырой воздух охватил Роберта, и он тотчас же услышал скрип железной двери и голос Дрейбира, со злобным смехом отдававшего приказания:
– Прямо туда, там он будет у нас сразу же на месте!.. Только возьмите крепкие цепи! Это опасный малый.