Макс Лукадо
В деснице благодати
Перевод с английского
Мах Lucado
In the Grip of Grace
Originally published in English by
THOMAS NELSON, Inc. Nashville, TN, USA.
All rights reserved.
Очередная книга Макса Лукадо посвящена Посланию к Римлянам, величайшему из
когда-либо написанных трактатов о благодати, который преобразил жизни таких
известных людей, как Мартин Лютер, Джон Уэсли, Жан Кальвин, и миллионов других. В
своей книге автор противопоставляет наготу самоуверенных людей радости тех, кто
облекся в «мантию Божьей благодати». Как и все книги Макса Лукадо, «В деснице
благодати» отличают яркий публицистический слог, обилие парадоксов и ими он и
впечатляющих жизненных историй.
Посвящается моему редактору Лиз Хини
в ознаменование десяти лет,
наполненных словами и восхищением.
БЛАГОДАРНОСТИ
Я хотел бы поблагодарить следующих людей:
Карен Хилл: мой помощник и друг, ты дар для меня.
Стив и Черил Грин и сотрудники «UpWords»: спасибо за вашу преданность.
Чарлз Принс: наш политический деятель и ученый. Мы ценим ваш вклад.
Чарлз Суиндолл: ваши слова на плакате у перекрестка помогали мне избрать лучший путь.
Старейшины, служители и прихожане Церкви Христа «Оак-Хиллз»: нет другой церкви, где я
предпочел бы служить.
Стив Холлидэй: спасибо за еще одно превосходное направление в дискуссии.
Нэнси Норрис: особая благодарность за множество терпеливо улучшенных вами страниц
Лукадо. Вы делали это на протяжении многих лет. Чрезвычайно признателен.
Сью Энн Джонс: да не иссякнут ваши красные чернила! Спасибо за кропотливое редактирование.
Мои приятели в «W Publishing Group»: у вас опять получилось! Отлично сработано.
Доктор Джон Стотт с его мудрой книгой «Послание к Римлянам». Ваша эрудированность была
для меня неоценимым даром.
Дженна, Андреа и Сара: мне жаль всех отцов, у которых нет таких дочерей, как вы.
И моя жена Деналин: после Божьей благодати ты — лучшее, что я нашел в жизни.
И вы, мои читатели: я молюсь за вас. Задолго до того, как вы взяли в руки эту книгу, я просил Бога
расположить к ней ваше сердце. Можно попросить вас, чтобы вы помолились за меня? Не прочтете ли
от моего имени молитву из Послания к Колоссянам (4:3-4)? Спасибо. Для меня честь, что вы читаете эти
страницы.
Да укрепит вас Бог в деснице Своей благодати.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Несколько лет назад наша семья провела День независимости 1 на озере по
соседству. На празднике было все — фейерверки, хот-доги и жаркое солнце. Но за эти
праздничные дни мне особенно врезались в память полеты на парашюте за катером, или парасейлинг. Ну, вы сами видели: буксируемый катером парашют (парасейл) поднимает вцепившегося в стропы пассажира на четыреста, а то и (за лишние десять
долларов) на шестьсот футов вверх.
Лети себе над озером, слушая крики далеко внизу, держись за крепления и
наслаждайся пейзажем, а катер пусть потрудится. А как же иначе? Чтобы достичь такой
высоты, нужна чья-то помощь. Чтобы на ней удержаться, требуется действие какой-то
могучей внешней силы. Ни один человек не может сам поднимать себя в такие выси.
И это главная тема Нового Завета. Мы не можем сами себя спасти, не можем и
сами оставаться спасенными. Нужно действие Божьей благодати. И такова тема моей
книги. Благодарение Богу, Он за последние несколько лет не раз действовал через эту
книгу, чтобы достучаться до людских сердец. Я только что получил письмо от одного
моего друга, христианина — он недавно поехал в Европу, чтобы повидаться со своим
умирающим братом. Раньше они не могли общаться на духовные темы. Мой друг
заранее послал своему брату экземпляр «В деснице благодати». Когда он, наконец, увидел брата, тот был уже при смерти. Эта книга лежала на его тумбочке. Умирающий, показав на нее, произнес:
— Теперь я понял.
И улыбнулся брату.
О, великая Божья благодать...
Глядя на свою дочь, парящую высоко в воздухе, я сказал себе: «Разве это не образ
благодати? Вот моя дочь, одновременно летящая и сидящая». Эти слова редко
встречаются в одном предложении. Тем более на религиозную тему. Мы привыкли, что
взмывают ввысь в трудах, сквозь тернии, в борьбе. Но взмыть ввысь и лететь, спокойно
сидя?
Так бывает. Так бывает, когда предоставишь трудится катеру. Так бывает, когда
предоставишь сделать все, за тебя Богу.
Так бывает, когда живешь в деснице благодати.
1 Основной государственный праздник США, отмечаемый 4 июля. В этот день в 1776 году представители тринадцати
британских колоний в Северной Америке приняли Декларацию независимости, назвали колонии Соединенными Штатами и
провозгласили Соединенные Штаты Америки свободной и независимой от Великобритании страной. — Примеч. ред.
ВВЕДЕНИЕ
Мое единственное основание писать о благодати — это моя одежда. Объяснюсь.
Многие годы я носил красивый костюм — пиджак, брюки и шляпа. Я считал, что
выгляжу весьма импозантно, и пребывал в полной уверенности, что окружающие
думают так же.
На пошив штанов пошла ткань всего того, что мне удалось сделать в жизни, прочнейший материал решенных задач и воплощенных замыслов. Здесь что-то
проштудировал, там написал проповедь. Многие хвалили мои брюки, и, признаться, я
полюбил поправлять ремень на публике, лишь бы их заметили и оценили.
Не меньшее впечатление производил и пиджак. Он был соткан из моих убеждений.
Каждый день я облачался в особое религиозное рвение. Чувства мои были сильны.
Настолько сильны, что нередко меня просили продемонстрировать пиджак моего
благочестия на религиозных собраниях для воодушевления остальных. Конечно же, я с
радостью соглашался.
Там же я щеголял и своей шляпой с пером, шляпой моих познаний. Сделав ее
своими руками из материала моих личных представлений, я носил этот головной убор с
гордостью.
«Наверняка мой костюм производит впечатление на Бога», — частенько думал я.
Время от времени, приосанившись и выпятив грудь, я прохаживался в Его обители, рассчитывая услышать похвалу в адрес моей самодельной одежды. Он всегда молчал.
«Должно быть, это восхищенное молчание», — убеждал я себя.
Но постепенно мой гардероб стал приходить в негодность. Ткань брюк
истончилась. Мои лучшие работы трещали по швам. У меня стало накапливаться больше
незавершенных дел, да и тем немногим, что я делал, хвастаться не приходилось.
«Ничего, — думал я, — возьмусь за дело посерьезней, и проблем не будет».
Но проблема была как раз в том, чтобы взяться за дело посерьезней. В пиджаке
моих убеждении появилась дыра. Мою самонадеянность как ветром сдуло. Порыв
этого холодного ветра ударил меня в груди». Я хотел было поглубже натянуть на голову
шляпу, да только ее поля оторвались.
За пару месяцев костюм моей убежденности в собственной праведности
полностью износился. Я уже не был похож на элегантного джентльмена, скорее на
какого-то оборванца. Страшась, что Бога рассердит мой вид, я изо всех сил старался
залатать свои лохмотья, прикрыть заблуждения. Но ткань стала уже такой ветхой... И
ветер задувал все сильней. Наконец я сдался. Я решил снова идти к Богу (а куда мне
было еще идти?).
Зимним днем я пришел в Его обитель — не ради комплиментов, мне нужно было
хоть немного тепла. И взмолился слабым голосом:
— Мне холодно, будто я совсем голый.
— Так и есть. И уже давно.
Никогда не забуду, что Он сделал после этого.
— У Меня кое-что найдется для тебя, — сказал Господь. Стряхнув с меня ниточки, оставшиеся от старой одежды, Он достал мантию, царскую мантию, одеяние Его
благости. Накинув ее мне на плечи, Он ласково произнес:
— Сын Мой, теперь ты облекся во Христа (см.: Гал. 3:27).
Тогда я наконец-то понял смысл гимна, который пел, наверное, тысячу раз: Одетый только в праведность свою,
Оправданным стоит перед престолом
Мне кажется, что кое-кто из вас знает, о чем я говорю. Вы тоже носите
собственноручно скроенную одежду. Вы сами сшили ее и украсили своими
благочестивыми делами... и вы уже заметили прорехи в ткани. Прежде чем вы начнете
их латать, я хотел бы поделиться с вами мыслями о величайшем открытии в моей жизни
— о Божьей благодати.
У меня есть план для нас с вами: какое-то время мы будем подниматься на горные
вершины послания Павла к римским христианам. В послании, обращенном к
самоуверенным людям, нагота тех, кто предпочел самодельную одежду, противопоставляется радости облекшихся в мантию благодати. Послание к Римлянам
— величайший из когда-либо написанных трактат о благодати. Вы вдохнете свежего
воздуха, и вашему взгляду откроются ясно различимые дали.
Мартин Лютер назвал Послание к Римлянам «главной частью Нового Завета, Евангелием чистейшей воды»2. Бог воспользовался этой новозаветной книгой, чтобы
преобразить жизнь (и одеяние) Лютера, Джона Уэсли, Жана Кальвина, Уильяма Тиндла, святого Августина и миллионов других людей.
Есть все основания надеяться, что Он сделает это и для вас.
Макс Лукадо День памяти павших2, 1996 год
1
Рим. 1:21-32
ПРИТЧА О РЕКЕ
У одного отца было пятеро сыновей. Все вместе они жили в горном дворце.
Старший сын был послушный, а четверо младших — не очень. Отец предупреждал их, как опасна горная река, но они не слушали. Он просил сыновей не подходить к берегу и
ни в коем случае не лезть в воду, чтобы их не смыло потоком, но соблазн был слишком
велик.
С каждым днем четверо непослушных братьев осмеливались подходить все ближе
и ближе к реке, пока один из них не решил, наконец, дотянуться до воды.
— Держите меня, чтобы я не упал, — сказал он, и братья крепко вцепились в него.
Но он не успел коснуться воды и все-таки упал; неистовым потоком его вынесло на
стремнину, а вместе с ним и всех остальных.
Река тащила их, свирепо била о камни, перебрасывала через пороги, захлестывала
волнами. Их крики о помощи не пробивались сквозь страшный грохот воды. Как ни
старались братья подплыть поближе к берегу, против могучих ударов стихии они были
бессильны. После долгих часов бесплодной борьбы они покорились течению. В конце
концов река выбросила их на плес где-то в чужом угрюмом краю, очень далеко от дома.
2 Праздник, отмечаемый в США в последний понедельник мая. В этот день американцы отдают дань памяти
соотечественникам, погибшим на полях сражений. — Примеч. ред.
Дикие люди обитали в этой стране. Здесь братья не могли чувствовать себя в такой
безопасности, как во дворце своего отца.
Холодные ветра продували пустошь насквозь. Здесь не было так тепло, как на
родине.
На границах долины виднелись мрачные скалы. Чужая страна вовсе не выглядела
гостеприимной, не то что их собственная.
Хотя братья не знали, где оказались, в одном они были уверены — не для того они
появились на свет, чтобы жить здесь. Братья долго лежали на берегу, все еще
ошеломленные тем, что упали в реку, не представляя, куда им теперь идти. Через
какое-то время они набрались мужества и снова вошли в воду, надеясь вброд
пробраться вверх по течению. Но брода в той реке не было. Они попробовали пройти
по берегу, но мешали кручи. Хотели взобраться на гору, но она оказалась слишком
высокой. И потом, они все равно не знали дороги домой.
Наконец, они разожгли костер и сели у огня.
— Надо было слушаться отца, — признались они друг другу. — Мы очень далеко от
дома.
Со временем сыновья научились жить в чужой стране. Они питались орехами и
делали одежду из звериных шкур. Братьев переполняла решимость не забывать родину
и не терять надежды на возвращение. Каждый день они занимались тем, что добывали
еду и строили шалаш. Каждый вечер они садились у костра и вспоминали отца и
старшего брата. Все четверо очень по ним тосковали.
Но как-то вечером один из братьев не пришел к костру. Утром остальные увидели
его в долине, где жили дикари. Он строил там хижину из тростника и глины.
— Надоели мне наши разговоры, — сказал он братьям. — Что толку все вспоминать
и вспоминать одно и то же? А здесь не так уж плохо. Я построю себе хороший дом и
поселюсь в нем.
— Но это же не наша родина, — возразили они.
— Да, но эта страна ничем не хуже нашей, если не вспоминать о ней...
— А как же отец?
— А что отец? Его тут нет. Он далеко. С какой стати я должен вечно сидеть и ждать, когда он придет? У меня появятся новые друзья, я заживу по-новому. А отец... Придет, так придет, но я не стану ждать у моря погоды.
И оставшиеся трое братьев, ничего больше не добившись от строителя хижины, ушли. Они продолжали собираться у костра, вспоминать о родине и мечтать о
возвращении.
Через несколько дней и второй сын не появился у костра. Утром они обнаружили
его в долине; он внимательно наблюдал за хижиной другого их брата.
— Какая мерзость! — сказал он им, едва они подошли. — Наш брат — форменный
негодяй. Позорит пашу семью. Подумать только, до чего он докатился! Как можно
строить эту хижину, забыв про нашего отца?
— Он неправильно себя повел, — согласился самый младший, — но и мы натворили
дел. Мы нарушили волю отца. Мы полезли в реку. Мы не слушали отцовских
предостережений.
— Ну, может, мы раз-другой и ошиблись, но по сравнению с этим, в хижине, мы
просто святые. Отец простит наше прегрешение, а его накажет.
— Пойдем, — позвали его два брата, — вернемся к нашему костру.
— Нет, я лучше послежу за этим нашим братцем. Кто- то ведь должен запомнить
все его грехи, чтобы рассказать отцу.
И два брата ушли, оставив строителя хижины и блюстителя нравов.
Они по-прежнему сидели вечерами у костра, подбадривая друг друга и вспоминая
о доме. Но вот однажды утром младший сын, проснувшись, увидел, что остался один.
Он пошел искать брата и встретил его у реки — тот ворочал и укладывал камни.
— Иначе ничего не получится, — объяснил, не отрываясь от своего занятия, укладывающий камни брат. — Отец не придет за мной. Я должен сам найти его. Я его
огорчил. Я нарушил его волю. Я не оправдал его надежд. У меня теперь только одна
возможность. Я сделаю каменную насыпь вверх по реке и вернусь в обитель отца. Буду
укладывать камень за камнем, пока не смогу пройти посуху до дворца. Когда отец
увидит, как я старался, как усердно работал, ему больше ничего не останется, как
распахнуть двери и впустить меня в дом.
Последний из братьев не знал, что и сказать. Он вернулся к костру и сидел там в
одиночестве. Однажды утром он услышал позади знакомый голос:
— Отец прислал меня, чтобы вернуть тебя домой.
Младший сын обернулся и увидел лицо своего самого
старшего брата.
— Ты пришел за нами! — воскликнул он. Братья радостно обнялись.
— А где же остальные братья? — спросил, наконец, старший.
— Один выстроил здесь дом. Еще один следит за ним. А третий строит насыпь
вверх по реке.
И первенец пошел искать своих братьев. Сначала он направился к тростниковой
хижине в низине.
— Уходи, чужеземец! — заорал его брат в окно. — Тебя здесь не ждали!
— Я пришел, чтобы отвести тебя домой.
— Ну да, как же! Ты пришел отобрать мой замок!
— Это не замок, — возразил перворожденный. — Это лачуга.
— Это замок! Самый лучший во всей долине! Я построил его своими руками. Так что
уходи. Не видать тебе моего замка.
— Разве ты забыл дом своего отца?
— У меня нет отца.
— Ты родился во дворце в далекой стране, где всегда тепло и полно цветов. Ты не
послушался отца и попал сюда, в чужие края. Я пришел, чтобы забрать тебя домой.
Брат всмотрелся через окно в перворожденного, словно с трудом узнавая его. Но
пауза была недолгой, потому что дикари в хижине тоже подбежали к окну.
— Убирайся, нахал! — закричали они. — Это не твой дом!
— Верно, — ответил первенец, — но он и не ваш.
Братья снова встретились взглядами. И снова строитель хижины ощутил укол в
своем сердце, но дикарям он уже доверял больше.
— Ему просто нужен твой замок! — кричали они. — Прогони его!
И он прогнал своего старшего брата.
Перворожденный пошел искать следующего брата. Далеко идти не пришлось.
Около хижины, на виду у дикарей, сидел сын-обвинитель. Увидев приближающегося
перворожденного, он завопил:
— Как хорошо, что ты пришел посмотреть на грехи нашего брата! Ты знаешь, что он
отказался даже вспоминать о нашем дворце? Ты знаешь, что он никогда не говорит о
доме? Я знал, что ты придешь. Мне тут все известно о его делах. Накажи его! Я буду в
восторге от твоего гнева. Он это заслужил! Разберись с грехами нашего брата!
Перворожденный мягко сказал:
— Сначала нам нужно бы разобраться с твоими грехами.
— С моими грехами?
— Да, ты нарушил волю отца.
Непослушный сын ухмыльнулся и помахал рукой.
— Да что там мои грехи. Вот где грешник, — заявил он, указывая на хижину. — Дай
мне рассказать тебе о дикарях, которые...
— Лучше расскажи мне о себе самом.
— За меня не волнуйся. Давай я покажу тебе, кому тут нужна помощь, — сказал он, бросаясь к хижине. — Пойдем-ка заглянем в окно. Меня он никогда не замечает.
Подойдем вместе.
И этот сын умчался к хижине, даже не заметив, что перворожденный не следует за
ним.
Тогда старший сын направился к реке. Там он увидел младшего из братьев — тот
укладывал камни в воде.
— Отец прислал меня, чтобы забрать тебя домой.
Тот даже не глянул:
— Некогда мне тут болтать. Мне надо работать.
— Отец знает, что ты тогда упал. Но он простит тебя...
— Может, и так, — перебил его брат, стараясь не оступиться в бурном потоке, — но
сначала я должен добраться до дворца. Я должен построить дорогу вверх по реке.
Сначала я покажу ему, что я заслужил его милость. А уж потом попрошу его простить
меня.
— Он уже простил тебя. Я отведу тебя вверх по реке. Ты никогда не сможешь
достроить свою насыпь. Река слишком длинная. Эта задача тебе не по силам. Отец
прислал меня, чтобы вернуть тебя домой. И у меня хватит сил.
В первый раз укладчик камней поднял взор:
— Как ты смеешь говорить о нем так непочтительно! Мой отец не может просто
взять и простить. Я согрешил. Я совершил великий грех! Он велел нам не приближаться
к реке, а мы нарушили его волю. Я великий грешник. И теперь мне придется положить
много труда на то, чтобы получить прощение.
— Нет, брат мой, для прощения тебе не нужны великие труды. Тебе нужна великая
благодать. Расстояние от тебя до дома нашего отца слишком велико. Тебе не хватит ни
сил, ни камней, чтобы вымостить себе путь. 11оэтому отец и прислал меня. Он хочет, чтобы я вернул тебя домой.
— Говоришь, я не смогу? Говоришь, не хватит сил? Да ты посмотри на мою работу!
Посмотри на эти камни! Я уже могу сделать пять шагов.
— Но тебе нужно сделать пять миллионов шагов!
Младший брат сердито посмотрел на перворожденного:
— Я понял, кто ты. Ты — исчадие ада. Ты пытаешься искусом отвратить меня от
моих священных трудов. Изыди, змий!
И он швырнул в перворожденного камень, который приготовил для своей насыпи.
— Еретик! — крикнул строитель насыпи. Убирайся прочь! Меня ничто не остановит.
Я построю свою насыпь и предстану перед отцом, и ему придется простить меня. Я
завоюю его благорасположение. Я заслужу его милость.
Перворожденный покачал головой:
— Завоевать благорасположение невозможно. Заслуженная милость — это и не
милость вовсе. Прошу тебя, позволь мне отвести тебя домой.
В ответ полетел еще один камень. Тогда перворожденный повернулся и ушел.
Самый младший брат дожидался перворожденного у костра.
— Остальные не придут?
— Нет. Один предпочитает наслаждаться, другой — осуждать, а третий —
трудиться. Никто из них не предпочел вернуться к нашему Отцу.
— Значит, они останутся здесь?
Старший брат медленно кивнул:
— На какое-то время.
— А мы вернемся к отцу? — спросил младший.
— Да.
— Он простит меня?
— А зачем бы он тогда прислал меня?
Старший брат взвалил себе на спину младшего, и началось их возвращение домой.
* * *
Все четыре брата услышали один и тот же призыв. У каждого была возможность
вернуться со старшим братом домой. Первый отказался, предпочтя свою тростниковую
лачугу дому отца. Второй отказался, решив отмечать все ошибки своего брата, вместо
того чтобы признать собственные. Третий отказался, думая, что непосильные труды
лучше искреннего покаяния. А четвертый согласился, чтобы жить с чувством
благодарности, а не с чувством вины.
— Я радую себя сам, — решает первый.
— Я сравниваю себя с тобой, — решает второй.
— Я сам спасаю себя, — решает третий.
— Я вверяю себя тебе, — решает четвертый.
Можно мне задать вам жизненно важный вопрос? Вот вы прочитали о четырех
братьях, и кого же из них нужно вспомнить, если говорить о ваших отношениях с
Богом? Признаете ли вы, как четвертый сын, свою неспособность самостоятельно
вернуться домой? Взялись ли вы за протянутую руку нашего Отца? Поддерживает ли вас
десница благодати?
Или вы больше похожи на кого-то из трех других сыновей?
Ведомый
Строящий
Ищущий
Укладывающий
благодатью
хижину гедонист
вину судья
камни законник
христианин
Рим. 1:18-32
Рим. 2:1-11
Рим. 2:17-3:20
Рим. 3:21-25
Сравнивать себя с
Спасти себя своими
Вверить себя
Что делать?
Ублажать себя
другими
силами
Христу
Удовлетворить свои
Следить за своим
Удостоверить свои
Познать своего
Цель:
вожделения
ближним
заслуги
Отца
Показывает на
Взвалил на себя
Характеристика:
Любит удовольствия
Любит Бога
других пальцем
непосильное бремя
Индивидуальная
Сибаритствующий
Заносчивый
Напряженный
Умиротворенный
особенность:
Может быть, я
Может быть, я
Может быть, я
Может быть, я грешен,
Самоанализ:
грешен, но я лучше,
грешен, но я
грешен, ну и что?
но если постараюсь...
чем...
прощен.
Богословие:
Пренебрегает Богом Отвлекает Бога
Откупается от Бога
Ищет Бога
Наклейка
«Жизнь коротка!
«Бог все видит, и я
«Я должен, должен;
«Я не совершенен,
на бампере:
Не зевай!»
тоже»
надо идти трудиться»
но я прощен»
Мало благодарю
Жалобы:
Мало наслаждаюсь... Мало выследил...
Мало делаю...
Его...
Любимое
Мартовский кот
Сторожевой пес
Трудолюбивый бобер
Парящий орел
животное:
Проводит время,
В замочную
На обилие Божьих
В ресторанное меню
На список дел
глядя:
скважину на соседа
благословений
О благодати:
Для меня-то?
Да уж, для тебя-то!
Нет, не для меня
Да, для меня
О грехе:
Никто не виновен
Он виновен
Я всегда виновен
Я был виновен
Что я делаю — это
Мое дело — то,
Мое дело — то,
Мое дело — то, что
Дела:
мое дело
что делаешь ты
что требует Бог
делает Бог
Любимая фраза:
Гуляй!
Исправься!
Трудись!
Спасибо!
Если это приятно,
Если ему приятно,
Если это приятно,
Если это приятно,
Ограничения:
вперед!
отметь это
это не для меня
рассмотри это
Состояние:
Пресыщенность
Негодование
Усталость
Благодарность
Тебе нет оправдания У тебя нет права
Тебе не решить твоих
Тебе нечего
Вывод Павла:
за твои дела
судить других
проблем
бояться
«... Неизвинителен
ты... судящий
другого, ибо тем
«... Делами закона
«... Предал их Бог в
же судом, каким
не оправдается
«... Праведный
Ключевая
похотях сердец их
судишь
пред Ним никакая
верою жив будет».
цитата:
нечистоте...»
другого,
плоть...»
(Рим. 1:17)
(Рим. 1:24)
осуждаешь себя,
(Рим. 3:20)
потому что, судя
другого, делаешь
то же». (Рим. 2:1)
Гедонист. Судья. Законник. Все трое заняты тем, что нужно им самим, а не их отцу.
Павел говорит об этих троих в первых трех главах Послания к Римлянам. Посмотрим на
каждого.
Строящий хижину гедонист
Рим. 1:21-32
Не похожи ли вы па гедониста? Любовь к своей низине победила в нем стремление
вернуться во дворец. Он променял дворец на хижину. Цель его жизни – удовольствие.
Таково определение гедонизма, и именно так живет этот сын.
Гедонист строит жизнь так, как если бы никакого отца у него не было, нет и не
будет. То есть когда-то там, давным-давно, может, и был отец, но чтобы сейчас, в
данную минуту? Сын проживет без него. В каком-то отдаленном будущем, может быть, придет отец и позовет его, но не сегодня же? Сын сам кует свое счастье. Вместо
будущего журавля ему хватает сегодняшней синицы.
Именно таких людей имел в виду Павел, когда сказал: «...славу нетленного Бога
изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и
пресмыкающимся И поклонялись, и служили твари вместо Творца...» (Рим. 1:23, 25).
Гедонист совершает невыгодный обмен, он меняет дворец на хижину, и брата на
чужеземца. Он поселяется в лачуге вместо дома своего отца и гонит его сына прочь.
Ищущий вину судья
Рим. 2:1-11
Второй брат рассудил просто: «Зачем заниматься своими ошибками, когда я могу
заняться чужими?»
В жизни он — судья. «Может быть, я не хорош, но если удастся отыскать кого-то, кто еще хуже, можно не волноваться». Свою добродетель он культивирует на чужих
пороках. Он рвется в любимчики учительницы младших классов. Выпячивает ошибки
одноклассников, умалчивая о своей двойке. Он — соседский сторожевой пес, донимающий людей призывами к очищению, а свалку на собственном дворе не
замечающий.
«Приди, Господь, я покажу тебе грехи моего ближнего», — взывает моралист. Но
Бог не пойдет за ним в долину. «... Неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого, ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же» (Рим. 2:1). Это пустая уловка, и Бог ее раскусит.
Укладывающий камни законник
Рим. 2:17 – 3:20
И есть еще брат, трудящийся на реке. Ах, вот наконец-то сын, достойный уважения.
Трудолюбивый. Деловой. Энергичный. Вот парень, осознавший свои грехи и решивший
сам за них расплатиться. Бесспорно, он заслуживает, чтобы ему аплодировали.
Бесспорно, он заслуживает, чтобы ему подражали. И бесспорней всего, он заслуживает, чтобы отец его простил. Неужели отец не распахнет двери дворца, когда увидит, сколько трудов положил его сын, чтобы вернуться домой?
Не воспользовавшись помощью отца, законник взвалил на себя непосильное бремя
и вошел в реку своего поражения. Но, конечно, отец будет счастлив его увидеть.
Точнее, был бы, если бы сын когда-нибудь смог добраться до дворца.
Понимаете, дело не в чувствах отца, а в силе течения. Сына унес от отчего дома не
журчащий ручеек, а грохочущий поток. Хватит ли сыну сил, чтобы сделать каменную
насыпь до дома отца?
Сомнительно. Мы бы точно не смогли. «...Нет праведного ни одного...» (Рим. 3:10).
О, но мы ведь стараемся.
Мы не укладываем камни в реку, но творим добрые дела на земле.
Мы думаем: «Если я сделаю это, Бог примет меня».
«Если я выучу этих детей...» — и мы поднимаем камень.
«Если я схожу в церковь...» — и мы кладем камень в поток.
«Если я подам милостыню...» — еще один камень.
«Если я одолею книгу Лукадо...» — семнадцать огромных валунов.
«Если я прочитаю Библию, правильно пойму истинное учение, если стану членом
вот этой общины...» — камень на камень, и еще один сверху.
В чем тут дело? Вы можете сделать пять шагов, но вам нужно сделать пять
миллионов. Река слишком длинная. Нас отделяет от Бога не мелкая канава, а бурные
грозные водопады на реке греха. Мы укладываем и укладываем камни, но на самом
лишь топчемся на месте, не продвигаясь сколько-нибудь заметно вперед.
Итог для укладчика камней предсказать удивительно легко — или отчаяние, или
надменность. Такие люди или сдаются, или зазнаются. Укладчик камней либо думает, что ему никогда не сделать требуемого, либо полагает, что он единственный, кто смог
бы это сделать. Странно, что два человека могут смотреть на две совершенно
одинаковые кучи камней, и один вешает голову, а второй выпячивает грудь.
Назовем такое состояние религиозным безбожием. О нем идет речь в суровом
приговоре Павла: «...весь мир становится виновен пред Богом...» (Рим. 3:19).
Безбожный или набожный?
Эти трое стоят друг друга — как, по-вашему?
Один на диване у мини-бара.
Другой в кресле судьи.
Третий на церковной скамье.
Хотя они могут показаться совсем разными людьми, у них очень много общего. Все
трое обособились от Отца. Ни один из них не просит помощи. Первый удовлетворяет
свои страсти, второй следит за ближним, а третий пересчитывает свои заслуги.
Самоуспокоенность. Самооправдание. Самоспасение. Главное слово — «сам».
Самодостаточность. «Нет страха Божия перед глазами их» (Рим. 3:18).
Павел называет это безбожием3 (см.: Рим. 1:18). Безбожие. Слово само по себе
понятно. Жизнь за вычетом Бога. Это хуже, чем презрение к Богу, это отрицание Бога. В
отличие от безбожника относящийся к Богу с презрением, по крайней мере, признает
Его существование. Тогда как презрение побуждает людей вести себя непочтительно, 3 В Синодальном переводе — «нечестие». — Примеч. пер.
отрицание заставляет их поступать так, как если бы Бог ничего не значил, как если бы
Бога вообще не было в их жизни.
Как Бог относится к безбожной жизни? Без снисходительности. «...Открывается
гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину
неправдою» (Рим. 1:18). Главная мысль Павла достаточно серьезна. Бог праведно
гневается на дела своих детей.
И я тоже могу вас предупредить — первая глава Послания к Римлянам не слишком
оптимистична. Павел сообщает безрадостные вести, прежде чем перейти к вести
благой. В конце концов он объяснит нам, что все мы в равной мере можем надеяться на
благодать, но не раньше, чем докажет, что все мы безнадежно грешны. Мы должны
понять, в какой мы беде, прежде чем сможем возблагодарить нашего Бога. Перед тем, как узнать о Божьей благодати, мы должны осознать гнев Божий.
И поскольку Павел начинает с этого, с этого начнем и мы.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Когда не остается тайны, уже нет и величия. Чем
больше мы знаем, тем меньше верим. Неудивительно,
что удивленных не осталось. Мы думаем, что все уже
познали. Странно, не правда ли? Понимание того, как
все устроено, не должно мешать нам удивляться.
Познание должно вызывать удивление. Кто имеет
больше причин поклоняться Богу, чем астроном,
видевший звезды чем хирург, державший в руках сердце,
или океанолог, проникший в морские глубины?
КАКАЯ ЖУТЬ!
2
Рим. 1:18-20
БЛАГОДАТНЫЙ ГНЕВ БОЖИЙ
Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих
истину неправдою. Ибо, что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им.
Рим. 1:18-19
— И вы узнали, что ваш бойфренд спит с вашей матерью?
Смешки в зале. Старшеклассница на сцене склонила голову под любопытными
взглядами публики.
Ее мать, средних лет женщина в тесно облегающем черном платье, сидела в
обнимку с худосочным юнцом в футболке. Она помахала публике рукой. Он осклабился.
Ведущая ток-шоу Кристи Адаме, не разводя церемоний, сразу спросила:
— Вы действительно спали друг с другом?
Мать, по-прежнему держа юнца за руку, взглянула на него. Он ухмыльнулся, и она с
улыбкой ответила:
— Да.
Мать принялась объяснять, как ей было одиноко после развода. Приятель ее
дочери постоянно болтался у них дома, и вот однажды он плюхнулся рядом с ней на
диван, они разговорились, слово за слово, а потом она вдруг поняла, что они уже... Мать
покраснела, подросток пожал плечами, заканчивать фразу не потребовалось.
Девушка молчала, лицо ее ничего не выражало.
— Вас не волнует, какую мораль должна извлечь из случившегося ваша дочь? —
наседала Кристи.
— Я учу ее только тому, какова реальная жизнь.
— А вы что же? — обратилась Кристи к юнцу. — Ведь вы изменили своей девушке?
Тот выглядел искренне удивленным.
— Я по-прежнему люблю ее, — заявил он. — Ей же только лучше, если я люблю ее
мать. Мы одна счастливая семья. Ничего плохого в этом нет!
Публика разразилась свистом и аплодисментами. Как только шум пошел на убыль, Кристи сказала любовникам:
— Не все с вами согласятся. Я пригласила в студию гостя, чтобы обсудить такой
образ жизни.
Люди в зале притихли, сразу заинтересовавшись, кого сегодня привела Кристи, чтобы драматизировать представление.
— Это самый известный в мире богослов. Его произведения уже давно стали
руководством по этике для одних и предметом спора для других. Впервые на шоу
Кристи Адаме — прошу любить и жаловать — бурно обсуждаемый богослов, ученый и
писатель апостол Павел!
Вежливыми аплодисментами зал встретил невысокого лысеющего мужчину в очках
и твидовом пиджаке. Усевшись в большое для него кресло, он чуть-чуть ослабил
галстук. Кристи прервала приветствия:
— Вам не нравится то, что делают эти люди?
Павел сложил руки на коленях, посмотрел на троих героев шоу, потом опять на
Кристи.
— Дело не в том, как я отношусь к этому. Дело в том, как относится к этому Бог.
Кристи сделала паузу, чтобы телезрители тоже услышали прокатившееся по студии
«ого».
— Тогда скажите нам, пожалуйста, Павел, как Бог относится к подобному
«семейному творчеству».
— Это вызывает Его гнев.
— А почему?
— Зло вызывает гнев Бога, потому что губит Его детей. А то, что эти люди делают,
— зло.
Этот суровый приговор вызвал волну протестующих возгласов и редких хлопков, многие тянули руку со своим вопросом. Прежде чем Кристи успела среагировать, Павел
продолжил:
— Поэтому Бог их оставил и позволил им идти собственными греховными путями. У
них темные мысли и злые дела, а Богу это отвратительно.
Долговязый парень в первом ряду выкрикнул свое возражение:
— Это ее тело. Она имеет право распоряжаться им, как захочет!
— О, но вот здесь-то вы и ошибаетесь. Ее тело принадлежит Богу и должно служить
Ему.
— То, что мы делаем, никому не вредит, — стала спорить мать.
— Посмотрите на свою дочь, — отозвался Павел, указывая на девушку с полными
слез глазами. — Разве вы не видите, как навредили ей? Вы подменили настоящую
любовь похотью. Вы променяли любовь к Богу на любовь к плоти. Вы перепутали истину
с ложью. И вы заменили естественное противоестественным...
Кристи больше не могла сдерживаться:
— Вы осознаете, как по-ханжески это звучит? Все эти разговоры о Боге и морали, о
грехе и праведности? Вам не кажется, что вы забываете о реальности?
— О реальности? Нет. О любезностях — может быть. Но о реальности вряд ли. Бог
не молчит, когда Его дети предаются извращениям. Он позволяет им идти по пути их
греха и пожинать плоды. От каждого разбитого сердца, каждого брошенного ребенка, от каждой войны и трагедии можно проследить путь до нашего восстания против Бога.
Публика повскакивала с мест, мать устремилась к Павлу, тыча пальцем в его лицо, а
Кристи повернулась к телекамере, наслаждаясь скандалом.
— Нам придется сделать перерыв, — объявила она, перекрывая шум. —
Оставайтесь с нами, мы зададим еще несколько вопросов нашему другу апостолу.
Бог ненавидит зло
Какое впечатление произвела на вас описанная выше сцена? Она неприятна (Павел
был слишком суровым моралистом)? Нереальна (слишком все фантастично)? Диковинна
(никто не разделяет таких убеждений)?
Как бы вы ни ответили, необходимо учесть, что здесь выдумано появление
апостола Павла на телешоу, но не то, что он говорит о грехе.
«...Открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков...»
(Рим. 1:18). Тот, Кто призывает нас: «...отвращайтесь зла...» (Рим. 12:9), ненавидит зло.
В трех обескураживающих стихах Павел утверждает:
«...предал их Бог... нечистоте...» Рим. 1:24
«...предал их Бог постыдным страстям...» Рим. 1:26
«...предал их Бог превратному уму...» Рим. 1:28
Бог гневается на зло.
Для многих это откровение. Кое-кто представляет Бога в виде замотанного
директора школы, слишком озабоченного хлопотами о мироздании, чтобы замечать
нас.
Он не такой.
Другие думают, будто Бог, словно ослепленный любовью отец, просто не видит, что Его дети творят зло.
Неверно.
Третьи настаивают, что Он слишком любит нас, чтобы гневаться на совершаемое
нами зло.
Они не понимают, что любовь всегда гневается на зло.
Бог вправе гневаться
Многие отрицают Божий гнев, потому что путают гнев Божий и гнев человеческий.
А общего здесь мало. Гневающийся человек обычно сам себя распаляет, наш гнев
проявляется как раздражительность и агрессивность. Мы выходим из себя, когда нас ни
во что не ставят, оскорбляют или обманывают. Таков гнев человеческий. Но это не гнев
Божий.
Бог не гневается просто из-за того, что мы пошли наперекор Ему. Он гневается, потому что ослушание всегда ведет к самоуничтожению. А какой же отец будет сидеть
сложа руки, видя, что его ребенок вот-вот покалечится?
И какой же Бог поступил бы так? Мы же не думаем, что Он посмеивается над
супружескими изменами и улыбается убийцам? И уж не надеетесь ли вы, что Он просто
отворачивается от наших телешоу о греховных наслаждениях? Качает головой, приговаривая: «На то они и люди»?
Я так не думаю. Подчеркните это красным карандашом. Бог гневается праведно.
Бог свят. Наши грехи оскорбляют Его святость. Пророк говорит: «Чистым очам Твоим
несвойственно глядеть на злодеяния, и смотреть на притеснение Ты не можешь...» (Авв.
1:13).
Бог гневается на зло, которое вредит Его детям. «Пока Бог остается Богом, Он не
может с безразличием смотреть, как уничтожают Его творение, а Его святую волю
попирают ногами»1.
Нам нечем оправдаться
Примерно так же мой отец относился к алкоголю. Джек Лукадо ненавидел
пьянство во всех его проявлениях, ведь он знал, насколько оно губительно. При всем
своем мягком характере он просто свирепел, когда речь заходила о выпивке. Отец не
оставил у меня ни малейших сомнений, что он ненавидит пьянство и хочет, чтобы его
дети не имели с этим делом ничего общего.
Но дети не всегда слушаются родителей. В пятнадцать лет я захотел напиться и
сделал это. Я пил пиво, пока взгляд мой совсем не затуманился, а потом пришел домой
и извергал пиво в раковину, пока не смог наконец разогнуться. Отец зашел в ванную, почуял запах пива, кинул в мою сторону полотенце и с отвращением вышел. Я кое- как
добрался до кровати, понимая, что крепко влип.
Отец разбудил меня рано утром (мне не удалось мирно проспать все ужасы
похмельного синдрома). Под душем я пытался придумать себе оправдание: «меня
втянули в это дело приятели», или «это вышло случайно», или «наверное, кто-то подлил
виски в мой лимонад». Но вариант с неведением я даже не рассматривал. Мне бы и в
голову не пришло сказать: «Ты никогда не говорил мне, что напиваться плохо».
Это была бы не просто ложь, а клевета на моего отца. Разве он не говорил мне?
Разве не предупреждал меня? Разве не пытался научить меня, как себя вести? Я
прекрасно знал, что он прекрасно знает, что я все прекрасно знал.
У меня не было оправданий. Как пишет Павел, у всех нас их нет. В одном из самых
важных мест Библии он говорит:
Ибо, что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы,
так что они безответны.
Рим. 1:19-20, курсив мой. — М. Л.
Нам нечем оправдаться, потому что Бог раскрыл нам Себя в Своем творении.
Псалмопевец говорит: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его
вещает твердь. День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка, и нет
наречия, где не слышался бы голос их. По всей земле проходит звук их, и до пределов
вселенной слова их» (Пс. 18:2-5).
Каждая звезда — это объявление. Каждая травинка — напоминание. Ледники —
мегафоны, времена года — главы, облака — плакаты. Природа — это гимн из многих
частей, но у всех них одна тема, один смысл: Бог есть. Много веков назад Тертуллиан
написал:
Не перо Моисея положило начало знанию о Создателе... Огромное большинство
человечества — хотя они не слыхали имени Моисея, — не говоря уже о его книге, — тем
не менее знают Бога Моисея. ...Природа — учитель; душа — ученик. ...Уже сам по себе
один цветок живой изгороди... одна морская раковина... одно перо болотной птицы...
разве они могут сказать вам что-либо плохое о Создателе? ...Если я предложу вам розу, вы
не можете презирать ее Создателя 2.
Творение — это первый миссионер Бога. Есть те, которые никогда не держали в
руках Библию и не слышали ни слова из Писания. Есть те, кто умерли, прежде чем Слово
Божье перевели на их родной язык. Есть миллионы тех, кто жили в древние времена, до
Христа, или жили в дальних странах, далеко от христиан. Есть простые люди, для
понимания которых благовестие слишком сложно. Что ждет в грядущем людей, никогда не слышавших о Боге?
И снова ответ Павла прост и ясен. Сердце человеческое способно познать Бога
через творение Его рук в природе. Если это все, что когда-либо видел человек, этого
достаточно. Нужно лишь откликнуться на то, что дано. И если дано только
свидетельство творения, этого вполне достаточно.
Проблема не в том, что Бог не говорит с нами, а в том, что мы не слушаем. Бог
говорит, что Его гнев направлен на все и на всех, что и кто подавляют знание истины.
Бог любит Своих детей и ненавидит то, что их губит. Это не значит, что Он злится или что
Он вспыльчив и непредсказуем. Это значит, что Он любит вас и ненавидит то, во что вы
превратитесь, отвернувшись от Него.
Назовем это священной враждой. Праведной ненавистью ко греху. Божественным
неприятием зла, губящего Его детей.
Вопрос не в том, как может любящий Бог гневаться, а в том, может ли любящий
Бог не испытывать гнев.
3
Рим. 1:21-32
БЕЗБОЖНАЯ ЖИЗНЬ
...И славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному
человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся
И поклонялись, и служили твари вместо Творца...
Рим. 1:23, 25
Способен ли сверчок постичь таинство причастия? Я размышляю над этим
вопросом с прошлого воскресенья, когда столкнулся и со сверчком, и с вопросом. Во
время причастия я склонил голову и увидел под своей скамьей незваного гостя.
Насколько я могу понять, он проник в боковую дверь, прокрался мимо ботинок дьякона
и устремился к центру святого места.
При виде этого сверчка в моей душе всколыхнулось много чувств, правда, среди
них не было ни одного возвышенного. Да простят меня все любители энтомологии, но
меня не пленила его красота и не ошеломила его мощь. Обычно я не интересуюсь
насекомыми, однако этот образ сверчка в храме поразил меня своей символичностью.
У нас есть нечто общее — у вас, у меня и у сверчка. Это ограниченность кругозора.
Надеюсь, сравнение со сверчком не слишком вас коробит, ведь оно, по-моему, справедливо. Ни мы, ни он не особенно хорошо представляем себе жизнь там, над
сводами.
Понимаете, что касается сверчка, то для него весь мир сводится к помещению.
Могу себе представить, как он вечером зовет своего сына выбраться из щели в стене и
посмотреть вверх, на свод. Обхватив малыша крылышками, он благоговейно вздыхает:
— Вот то великое небо, под которым, сынок, мы живем.
Знает ли он, что видит лишь часть целого?
У сверчка есть и другие духовные устремления. Его заветная мечта — найти
корочку хлеба. Ему грезятся крошки от торта и капельки варенья.
Или возьмем героев в мире сверчков. У них есть свои знаменитости. Вот
легкоатлет, способный пересечь помещение, в котором топчутся десятки ног.
Первопроходец, исследовавший недра баптистерия. Смельчак, заглядывавший в бездну
с вершины шкафа и прошедший по самому краю подоконника. Существует ли в стране
сверчков легенда о семечке раздора, которое подбросили сверчкам завистливые люди?
Случается ли изумленным сверчкам восклицать: «Че- ловече праведный!»?
Возможно, лучший вопрос: кому поклоняется сверчок? Понимает ли он, что у
здания был создатель? Или он поклоняется самому зданию? Или какому-то
определенному месту внутри? Не думает ли он, что, поскольку никогда не видел
создателя, значит, его и нет?
Так думает гедонист. Поскольку он никогда не видел, чья рука сотворила
вселенную, то считает, что нет жизни, кроме «здесь и сейчас». Он уверен, что нет
никакой истины за пределами этой комнаты. Никакого предназначения, кроме
удовольствий. Никакого божественного фактора в уравнениях. Он не заботится о
вечном. Подобно сверчку, который отказывается признать строителя здания, он
отказывается признать устроителя мироздания.
Гедонист решил жить так, как будто Творца нет вообще. И опять же, Павел
называет это безбожием. Он пишет: «...они не заботились иметь Бога в разуме...» (Рим.
1:28).
Что происходит, когда общество смотрит на мир глазами сверчка? Что происходит, когда тростниковая хижина предпочитается дворцу отца? Приводит ли к каким-то
отрицательным последствиям безбожная погоня за наслаждением? Приходится ли
расплачиваться за то, что живешь одним днем?
Гедонист говорит: «Кого это касается? Может быть, я плох, ну и что? То, что я
делаю, касается только меня». Его больше заботит удовлетворение собственных
похотей, чем познание Отца. Его жизнь настолько заполнена жаждой удовольствий, что
для Бога не остается ни времени, ни места.
Прав ли он? Хорошо ли прожигать свою жизнь, воротя нос от Бога?
Павел говорит: «Категорически нет!»
Согласно 1-й главе Послания к Римлянам, отказываясь от Бога, мы теряем нечто
большее, чем цветные витражи в церкви. Мы утрачиваем нравственные нормы, лишаемся цели в жизни, остаемся без поклонения Богу. Как пишет о таких людях Павел, они «...осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце; называя себя мудрыми, обезумели...» (Рим. 1:21-22).
1. Мы утрачиваем нравственные нормы
Однажды, когда мне было девять лет, я похвалил игрушечный самолет приятеля.
Он буркнул:
— Я украл его.
Он, видимо, прочел на моем лице изумление, потому что спросил:
— Думаешь, это плохо?
Когда я сказал, что да, он ответил просто:
— Может быть, это плохо для тебя, но не для меня. Украв этот самолет, я никому не
причинил вреда. Я знаю парня, у которого украл этот самолет. Он очень богатый. А я
нет. Ему купят еще один, не то что мне.
Что вы скажете о таком рассуждении? Если вы не верите в жизнь там, над сводами, сказать вам нечего. Если нет высшего добра вне мира, как нам определить, что есть
добро в мире? Если это решается мнением большинства, что получится, если
большинство ошибется? Что вы будете делать, когда большинство детишек в
какой-нибудь компании скажет, будто можно воровать, грабить и даже стрелять из
машины по прохожим?
Лишенный моральных абсолютов мир гедониста хорошо выглядит на бумаге и в
университетском курсе философии — ну а в жизни? Спросите отца троих детей, от
которого ушла жена, сказав на прощанье: «Может быть, для тебя разводиться плохо, а
для меня — нормально». Или поинтересуйтесь мнением девушки, беременной и
несчастной, которой ее парень заявил: «Если у тебя будет ребенок, это твои проблемы».
Или пенсионера, лишившегося своих сбережений из-за афериста, считающего, что все
позволено, пока не поймали.
С другой стороны, при мировоззрении, допускающем существование Бога, найдется что ответить вору из моего детства. Вера учит людей с кругозором сверчка
соответствовать эталону более высокому, чем чьи-то личные мнения: «Ты можешь
думать, что это позволено. Общество может считать это допустимым. Но Бог, сотворивший тебя, сказал: “Не кради” — и сказал не просто так».
Попробуйте, кстати, довести безбожные размышления до их логического конца, и
вы увидите, что получится. Что происходит, когда общество перестает различать, что
такое хорошо и что такое плохо? Прочитайте ответ на одной тюремной стене в Польше:
«Я освободил Германию от таких глупых и вредных понятий, как совесть и
нравственность»1.
Знаете, кто этим гордился? Адольф Гитлер. А где написаны эти слова? В
фашистском концлагере. Посетители читают это заявление, а потом видят его прямые
следствия — помещения, где сложены тонны женских волос, комнаты с изображениями
кастрированных детей и печи, ставшие для Гитлера окончательным решением вопроса.
Лучше всего сказал об этом Павел: «...омрачилось несмысленное их сердце...» (Рим.
1:21).
«Послушай, Макс, ты зашел слишком далеко. Разве не преувеличение говорить, что
все начинается с кражи игрушечного самолета, а кончается холокостом?»
В большинстве случаев до этого не доходит. Но такое возможно, и как это
предотвратить? Какую плотину выстроит отрицающий Бога мыслитель, чтобы
преградить путь потоку? За какой якорь схватится атеист, чтобы общество не смыло
морским приливом? Если общество исключает фактор Бога из уравнений человеческой
жизни, сколько мешков с песком ему понадобится против надвигающегося вала
варварства и гедонизма?
Как сказал Достоевский, «если Бога нет, то все позволено» 4.
2. Мы лишаемся цели в жизни
Приведенный ниже разговор произошел между канарейкой в клетке и жаворонком
на подоконнике. Жаворонок посмотрел на канарейку и спросил:
— Какая у тебя цель в жизни?
— Моя цель — есть зерно.
— Для чего?
— Чтобы у меня были силы.
— Для чего?
— Чтобы петь, — ответила канарейка.
— Для чего? — расспрашивал жаворонок.
— Когда я пою, мне дают больше зерна.
— Значит, ты ешь, чтобы у тебя были силы петь, чтобы получить больше зерна, которое ты сможешь съесть?
— Да.
— Знаешь, есть кое-что получше этого, — начал жаворонок. — Если полетишь за
мной, я помогу тебе найти лучшую жизнь, но ты должна расстаться с клеткой.
4 Один из героев Достоевского действительно высказывался в этом роде; самая близкая к приписываемой писателю фразе
точная цитата из «Братьев Карамазовых» звучит так: «...так как Бога и бессмертия все-таки нет, то новому человеку
позволительно стать человекобогом, даже хотя бы одному в целом мире, и уж, конечно, в новом чине, с легким сердцем
перескочить всякую прежнюю нравственную преграду прежнего раба-человека, если оно понадобится. Для Бога не существует
закона! Где станет Бог, там уж место Божие! Где стану я, там сейчас же будет первое место... „все позволено" и шабаш!». —
Примеч. ред.
Трудно найти смысл жизни, когда она проходит в клетке. Но это не удерживает нас
от попыток. Стоит достаточно глубоко заглянуть в душу любого человека, и мы увидим
там это стремление к осмысленности бытия, поиски своего призвания. С той же
непреложностью, с какой ребенок дышит, рано или поздно он задумается, в чем смысл
жизни.
Некоторые ищут смысл в карьере. «Мое призвание — стать дантистом».
Прекрасная профессия, но вряд ли она сама по себе может оправдать существование.
Такие люди предпочитают быть теми, «кто делает свое дело», а не теми, «кто живет
своей жизнью». Их жизнь — то, что они делают; поэтому они так много работают. Они
не дают себе продыху, потому что без работы боятся утратить свое «я».
Для других людей их «я» — это то, чем они обладают. Смысл своей жизни они
видят в новой машине, новом доме, новой одежде. Такие люди сильны в экономии и
жестко строят свой бюджет, потому что весь смысл жизни обретают в том, что
покупают.
Третьи ищут смысл жизни в продолжении рода. Живут они не своей жизнью, а
жизнью своих детей. Сущее бедствие быть их сыном или дочерью. Подросткам и так
приходится нелегко, а тут изволь быть еще и оправданием чьего-то существования.
Есть также люди, которые обращаются к спорту, развлечениям, сексу, — вы сами
таких вспомните.
Все это миражи в пустыне бессмысленности. «...Называя себя мудрыми, обезумели...» (Рим. 1:22).
Не взглянуть ли в лицо истине? Если мы не признаем Бога, мы — лишь мусор во
вселенной. В лучшем случае, мы — высокоразвитые животные. А в худшем случае, мы
— комки космической пыли. В конечном счете у атеистов остается только один ответ на
вопрос о смысле жизни. Они отвечают: мы не знаем.
Или, согласно умозаключениям палеонтолога Стивена Дж. Гулда, Мы существуем, потому что у одной необычной группы рыб было своеобразное строение
плавников, способных превратиться в ноги наземных животных; потому что Земля в эпоху
оледенения никогда не замерзала полностью; потому что маленький и слабый
биологический вид, возникший четверть миллиона лет назад в Африке, до сих пор
умудряется выживать не мытьем, так катаньем. Мы можем жаждать «высшего» ответа —
но ничего подобного не существует2.
Жертвой на алтаре безбожия становится смысл человеческой жизни.
Сравним этот взгляд на человеческую жизнь со взглядом Бога: «...мы — Его
творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам
исполнять» (Еф. 2:10).
Когда в вашем мире есть Бог, вы больше не случайность, не игра слепых сил
природы; вы — дар миру, божественный шедевр с подлинной подписью Творца.
Один из лучших когда-либо полученных мною подарков — футбольный мяч с
подписями тридцати бывших профессиональных футболистов. В самом мяче нет ничего
особенного. Насколько я знаю, он был куплен на распродаже спорттоваров.
Уникальным его делают именно подписи.
То же самое можно сказать о нас. Homo sapiens ничем особенным не выделяется
среди всего творения. Мы — далеко не единственные существа из плоти и крови, имеющие волосяной покров и сердце. Особенными мы становимся не благодаря
нашему телу, а благодаря подписи Бога на нашей жизни. Мы — Его произведения
искусства. Мы созданы по образу Божьему, чтобы творить добро. Мы особенные не
из-за того, что мы делаем, а из-за того, Кем является наш Отец.
3. Мы остаемся без поклонения Богу
Слышали анекдот о человеке, который искал ключи под уличным фонарем? Его друг
увидел это и стал помогать. Через пару минут он спросил:
— Вспомни поточнее, где ты обронил свои ключи?
— Около дома, — ответил тот.
— Около дома? Зачем же мы тогда ищем их здесь?
— Потому что здесь светлее.
Вы никогда не найдете то, что ищете, пока не начнете искать в нужном месте. Если
вы ищете ключи, идите туда, где вы их обронили. Если вы ищете истину и свое
призвание, постарайтесь подняться над сводами. А если вы ищете во вселенной что-то
святое — вы ничего не найдете, сохраняя кругозор сверчка.
«...И славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку...»
(Рим. 1:23).
Вернемся на минуту к нашим сверчкам. Допустим, что это высокоразвитые
сверчки, и они часто обсуждают философский вопрос: «Есть ли жизнь там, за сводами?»
Некоторые сверчки верят, что есть. Должен существовать создатель этого здания.
А иначе как бы в нем появился свет? Откуда бы поступал воздух в вентиляционные
трубы? И почему мир под сводами заполняет музыка? Изумляясь тому, что видят вокруг, они поклоняются тому, чего видеть не могут.
Но другие сверчки с ними спорят. В ходе исследований они выяснили, что свет
появляется благодаря электричеству. Воздух поступает из кондиционеров, а музыка
слышится из динамиков стереосистемы.
— Вне этого помещения жизни нет, — заявляют они. — Мы поняли, как тут все
устроено.
Дадим ли мы сверчкам остановиться на этом? Конечно, нет! Мы можем сказать им:
— То, что вы понимаете устройство системы, еще не доказывает, что вне системы
никого нет. В конце концов, кто все это создал? Кто установил выключатели? Кто
продумал систему кондиционирования и сконструировал генератор?
Но не совершаем ли мы сами точно такую же ошибку? Мы знаем, как возникают
ураганы. Мы создали точную модель Солнечной системы и умеем пересаживать сердце.
Мы измерили океанские глубины и посылаем сигналы на далекие планеты. Мы, сверчки, исследовали систему и узнали, как она устроена.
И кое для кого, когда не остается тайны, уже нет и величия. Чем больше мы знаем, тем меньше верим. Странно, не правда ли? Понимание того, как все устроено, не
должно мешать нам удивляться. Познание должно вызывать удивление. Кто имеет
больше причин поклоняться Богу, чем астроном, видевший звезды, чем хирург, державший в руках сердце, или океанолог, проникший в морские глубины? Чем больше
мы знаем, тем больше нам следовало бы удивляться.
Как ни парадоксально, чем больше мы знаем, тем меньше поклоняемся Богу. Нас
больше восхищает изобретение электрических выключателей, чем величие Того, Кто
электричество создал. Это называется логикой сверчков.
Вместо того чтобы поклоняться Творцу, мы поклоняемся творению (см.: Рим. 1:25).
Неудивительно, что удивленных не осталось. Мы все уже познали.
Один из самых популярных аттракционов в Диснейленде — это «Путешествие в
джунгли». Люди готовы по сорок пять минут дожидаться на флоридской жаре
возможности сесть в лодку и поплыть через кишащие змеями заросли. Они жаждут
острых ощущений. Ни за что не угадаешь, когда из-за деревьев выскочит туземец или из
реки вдруг высунет морду крокодил. Когда ты плывешь среди брызг водопадов, тебя
восхищает радуга и умиляют играющие в воде слонята.
Чувствуешь себя так, словно действительно перенесся в джунгли, — первые
несколько раз. Но после четырех- пяти рейсов по реке интерес пропадает. Я знаю это по
себе. За те три года, что я жил во Флориде (в Майами), я раз двадцать побывал в
Орландо. У меня, тогда еще человека холостого, была большая машина, и я был рад
любому, кто хотел провести день в Волшебной стране. К восьмой или десятой поездке
я уже знал всех гидов по именам и наизусть помнил их любимые шутки.
Пару раз я даже по-настоящему засыпал во время речного рейса. Джунгли
лишились былой таинственности. Вас никогда не удивляло то, что люди могут спать
воскресным утром (в своей кровати или в церкви)? Теперь вы понимаете, почему. Они
все это уже видели. К чему лишние волнения? Все и так известно. Ничего священного
нет. Сокровенное стало банальным. Вместо того чтобы кидаться навстречу жизни, как
дети навстречу летним каникулам, мы изо дня в день дремлем, словно едем на работу в
электричке.
Понимаете теперь, почему люди «...в похотях сердец... сквернили сами свои тела»
(Рим. 1:24)? Надо же в чем-то черпать энтузиазм.
Согласно Римлянам 1, безбожие — невыгодный выбор. Живя сегодняшними
наслаждениями, строящий хижину гедонист лишает себя надежды завтра жить во
дворце.
Что было верно во времена Павла, по-прежнему верно в наши дни, и нам стоит
запомнить его предостережения. А иначе что удержит нас от самоуничтожения? Если в
этой жизни нет нравственных норм, нет смысла, если нет ничего священного, то что
помешает нам делать все, что только захочется?
— Ничто, — сказал сверчок сверчку.
Как Бог относится к такому пониманию жизни? Позвольте дать вам одну подсказку.
Что вы почувствуете, увидев, что ваши дети увлеклись крошками, когда вы приготовили
для них настоящий пир?
4
Рим. 2:1-11
БЕЗБОЖНЫЙ СУД
Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого, ибо тем оке судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же.
А мы знаем, что поистине есть суд Божий на делающих такие дела.
Рим. 2:1-2
Знаете, что больше всего не дает мне покоя во всей этой истории с Джеффри
Дамером?
Больше всего беспокоят меня не его преступления, хотя они отвратительны.
Дамера осудили за семнадцать убийств. В его квартире обнаружили одиннадцать
трупов. Он отрезал им руки. Он поедал части человеческих тел. В моем лексиконе —
двести четыре синонима слова «мерзость», но все они слишком слабы для описания дел
человека, который складывал в холодильник отрезанные головы и хранил сердце одной
из своих жертв. Дамер превзошел все мыслимые пределы зверства. Монстр из Милуоки
дошел до последней, самой нижней ступени человеческого падения и пал еще ниже. Но
не это тревожит меня больше всего.
Сказать вам, что больше всего волнует меня в деле Джеффри Дамера? Не судебный
процесс, каким бы тягостным он ни был, со всеми этими зарисовками5 неподвижно и
безучастно сидящего Дамера, полностью равнодушного к происходящему. Ни тени
раскаяния, ни проблеска сожаления. Помните его стальные глаза и невозмутимое
выражение лица? Однако я вспомнил о нем не в связи с этим судебным процессом. Есть
иная причина. Так сказать вам, что действительно тревожит меня во всей этой истории с
Джеффри Дамером?
Не его приговор, хотя жизнь, пусть и без надежды на досрочное освобождение, вряд ли можно считать достаточным воздаянием за его преступления. Сколько лет
тюрьмы причитается ему по справедливости? Пожизненное заключение за каждую
загубленную жизнь? Но это отдельный вопрос, а не дает мне покоя в деле Джеффри
Дамера совсем другое. И знаете, что это?
Его обращение в веру.
За несколько месяцев до того, как сосед по камере убил Джеффри Дамера, он стал
христианином. Сказал, что раскаивается. Сожалеет о том, что сделал. Глубоко
сожалеет. Признался, что уверовал во Христа. Крестился. Начал новую жизнь. Стал
читать христианские книги и ходить в тюремную церковь.
Грехи прощены. Душа очищена. Прошлое забыто.
Это бередит мне душу. Не должно бы, но бередит. Как же так, благодать для
людоеда?
Может быть, вас мучают такие же сомнения. Если не в отношении Джеффри
Дамера, то по поводу кого-то другого. Вас когда-нибудь выводило из равновесия
обращение в веру насильника или растлителя малолетних, произошедшее без пяти
двенадцать, на смертном одре? Мы приговорили их, может быть, не в суде, но в наших
сердцах. Мы отправили их в заточение и захлопнули дверь. Наше отвращение обрекло
их навеки оставаться изгоями. А потом произошло невозможное. Они раскаялись.
И как мы это воспринимаем? О, только дайте нам слово. Скрестив руки на груди и
нахмурив брови, мы говорим: «Бог не даст тебе так легко отделаться после всего, что
ты натворил. Бог добрый, но не добренький. Благодать — для заурядных грешников
вроде нас, а не для таких извергов, как ты».
И в подтверждение мы можем сослаться на Послание к Римлянам: «...открывается
гнев Божий с неба...» (Рим. 1:18). А дальше Павел перечисляет все: разврат, злобу, эгоизм, ненависть, ревность, убийство (см.: Рим. 1:26-30). Нам хочется закричать: «Вот
они, Павел! Пора кому-то обличить грех! Самое время стянуть одеяло с прелюбодеев, 5 В США фото- и телерепортажи из зала суда запрещены, разрешается делать только зарисовки. — Примеч. пер.
вывести на чистую воду мошенников. К позорному столбу этих извращенцев! Надо
пресечь всю эту мерзость. Мы поддержим тебя, Павел! Мы, порядочные, законопослушные люди, с тобой!»
А что отвечает Павел?
«..Неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого, ибо тем же судом, каким
судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же» (Рим. 2:1).
Вот так!
Начав со строящего хижину мартовского кота, Павел вдруг оборачивается к
сторожевому псу на склоне холма.
У нас нет судейского молотка
В первой главе Послания к Римлянам Павел противостоит гедонистам. Во второй
главе он занимается другой категорией — обвиняющими моралистами, теми, кто судит
других (см.: Рим. 2:1). Где-то между рестораном и церковью стоит человек, который
тычет пальцем в других.
«Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого...» (Рим. 2:1).
Кто этот человек? Им может быть любой («всякий человек»), кто пропускает
Божью благодать через призму своего мнения. Кто подмешивает к Божьему
милосердию свою предвзятость. Это старший брат блудного сына, отказавшийся
прийти на пир (см.: Лк. 15:11-32). Это работник, отработавший десять часов и
завидующий другому, который работал всего один час, но получил ту же плату (см.: Мф.
20:1-16). Это ищущий вину брат, занятый грехами своего ближнего и забывающий о
собственных.
Если вы думаете, что имеете право судить другого, у Павла есть для вас суровое
предостережение. У нас нет судейского молотка. «...Есть суд Божий на делающих такие
дела» (Рим. 2:2).
Ключевое слово здесь — «суд». Одно дело — наше суждение, другое — наше
осуждение. Одно дело — считать виновным, и совсем другое дело — приговорить. Да, вам отвратительны преступления Джеффри Дамера (как и мне), но это не то же самое, что заявлять, будто я лучше него (я не лучше) или будто на таких людей не
распространяется благодать Божья (а таких людей вообще нет).
Как пишет Джон Стотт, «это не призыв подвергать сомнению наши критические
способности или полностью отказаться от критики и укоров в адрес других как чего-то
незаконного. Скорее это запрет судить других и осуждать их (на что мы, как
человеческие существа, не имеем права), особенно если осудить других людей нам не
удается»1.
Наше дело — ненавидеть грех. А дело Бога — заниматься грешниками. Бог
призывает нас возвышаться над злом, но Он никогда не призывал нас возвышаться над
злодеями.
А как бы нам это понравилось! Есть ли более приятное занятие, чем судить других?
Есть что-то неотразимо притягательное в том, чтобы облечься в мантию, самоуверенно
встать перед залом и ударить молоточком. «Виновен!»
Кроме того, судя других, мы легко и быстро возвышаемся в собственных глазах.
Комфортный лифт для нашего самомнения. Встав рядом со всякими Муссолини, гитлерами и дамерами, мы гордимся собой. «Взгляни, Боже, по сравнению с ними я не
так уж плох».
Но в этом-то и проблема. Бог не сравнивает нас с ними. Они — не эталон. Эталон —
Бог. И по сравнению с Ним, как указывает Павел, «...нет делающего добро, нет ни
одного» (Рим. 3:12). Собственно, это и есть первая из двух причин, по которым судить
нас имеет право один только Бог.
Причина номер один: мы не настолько хороши
Допустим, Бог упростил бы дело и свел всю Библию к одной заповеди: «Ты должен
так высоко прыгнуть вверх, чтобы дотянуться до Луны». Не надо любить ближнего, молиться Иисусу и быть Его последователем; просто будь так добр, допрыгни до Луны
— и ты спасен.
Нам никогда не допрыгнуть. Многие смогут оторваться от земли на три или четыре
фута; очень мало окажется тех, кто прыгает на пять-шесть футов. Но по сравнению с
высотой, которой нужно достичь, ничей результат не будет блестящим. Хотя вы можете
прыгать на полфута выше меня, это еще не повод хвастаться.
Так вот, Бог не предложил нам допрыгнуть до Луны, хотя это мало что изменило
бы. Он сказал: «...будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Ни
один из нас не может выполнить требования Бога. Поэтому никто из нас не достоин
облачиться в мантию, встать перед залом и судить других. Почему? Потому что мы не
настолько хороши. Может быть, Дамер прыгал на полфута, а вы прыгаете на семь футов
выше, но на фоне оставшегося миллиарда двухсот миллионов футов хвастаться тут
нечем.
Ситуация почти комическая. Мы, прыгающие на три фута, смотрим на парня, подпрыгнувшего на один дюйм, и говорим: «Какой плохой прыжок!» Почему нас тянет
на такие критические высказывания? Это уловка. Пока я говорю о ваших недостатках, я
не вспоминаю о своих. Наблюдая ваши жалкие попытки прыгнуть, я могу воздержаться
от откровенности о собственных «достижениях». Я подобен человеку, который, войдя в
кабинет психиатра с черепахой на голове и торчащими из ушей морковками, говорит:
«Доктор, меня беспокоит, вполне ли нормален мой брат».
Это чрезвычайно распространенная тактика уклонения от наказания. Даже дети к
ней прибегают. «Если папа рассердится вместо меня на братика, мне не попадет».
Поэтому я обвиняю. Я сравниваю. Вместо того чтобы признать собственные
прегрешения, я выискиваю их у других людей. Лучший способ оправдать пороки в моем
доме — найти худшие пороки в доме соседа.
Такие штучки с Богом не проходят. Повнимательней прочтите слова Павла.
Неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия, осуждая делающих такие дела и
сам делая то же? Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения
Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию?
Рим. 2:3-4
Мы не настолько хороши, чтобы у нас было право судить. Неужели голодный
осудит нищего? Станет ли больной смеяться над увечным? Как будет слепой судить
глухого? Может ли грешник судить грешника? Нет. Только Он имеет право судить, и Он
— не тот, кто написал эту книгу, и не тот, кто ее читает.
Причина номер два: мы не всё знаем
Мы не только недостойны, мы еще и некомпетентны. Мы не знаем о человеке
достаточно, чтобы судить его.
Мы не знаем всего о его прошлом. Мы осуждаем человека, пошатывающегося
сегодня утром, но не видели, какие удары сыпались на него вчера. Нас раздражает
хромота этой женщины, но мы не знаем о гвозде в ее туфельке. Мы презираем
человека за страх в его глазах, но и понятия не имеем, от скольких камней ему
пришлось увернуться и от скольких стрел укрыться.
Он слишком громогласный? Быть может, он боится, что его так никогда и не
заметят. Он слишком робкий? Может быть, он не хочет повторения своего позора.
Слишком медлительный? Может быть, в прошлый раз он поспешил и упал. Вы же не
знаете. Только Тот, Кто знает пути вчерашнего дня, имеет право судить людей.
Мы ничего не знаем не только о вчерашнем дне, но и о завтрашнем. Возьмемся ли
мы судить книгу, которая еще не дописана? Вынесем ли приговор картине, пока
художник еще держит кисть? Разве можно отвергнуть живую человеческую душу, если
труд Божий еще не завершен? «...Уверен в том, что начавший в вас доброе дело будет
совершать его даже до дня Иисуса Христа...» (Флп. 1:6).
Будьте осторожны! Петр, отрекшийся от Иисуса у ночного костра, может разжечь
своей пламенной проповедью в день Пятидесятницы небывалый костер веры. Самсон, слепой и слабый сегодня, может собрать остатки сил, чтобы сокрушить столпы
безбожия. Для людей нынешнего поколения этот парень — заикающийся пастух, а для
следующего поколения он может оказаться вдохновенным пророком Моисеем. И не
называйте Ноя глупцом, а вдруг вам понадобится, чтобы он прихватил в свой ковчег и
вас? «...Не судите никак прежде времени, пока не придет Господь...» (1 Кор. 4:5).
Закоренелый преступник был приговорен своей страной к смерти. В последнее
мгновение он воззвал к милосердию. Если бы он просил пощады у своего народа, никто
бы не сжалился. Попросил бы у властей — ему бы отказали. Попросил у своих жертв —
его бы не услышали. Но он искал благодати не у них. Он повернулся к истекающему
кровью телу Того, Кто был распят рядом с ним, и взмолился: «...помяни меня, Господи, когда при- идешь в Царствие Твое!» (Лк. 23:42). И Иисус ответил ему: «...истинно говорю
тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:43).
Насколько мы знаем, Джеффри Дамер поступил точно так же. И насколько мы
можем знать, Джеффри Дамер получил тот же самый ответ. И если задуматься, мольба
Дамера ничем не отличается от вашей или моей мольбы. Может быть, он молился, сидя
на тюремной койке, а вы молитесь на церковной скамье, но при взгляде с небес все мы
просим одного — вознести нас в небеса до Луны.
И по небесной благодати мы до нее дотянемся.
5
Рим. 2:17-3:18
БЕЗБОЖНАЯ РЕЛИГИЯ
Вот, ты называешься Иудеем, и успокаиваешь себя законом, и хвалишься Богом...
и уверен о себе, что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в законе образец ведения и истины: как же ты, уча другого, не учишь себя самого?
Рим. 2:17, 19-21
Представьте себе, что я зову вас выйти со мной в море на парусной яхте.
— Вот уж не знал, Макс, что вы моряк, — удивитесь вы.
— А вы как думали! Еще какой!
— И где же вы научились ходить под парусом?
С самоуверенной улыбкой я достаю из кармана выцветшую фотокарточку. На ней
виден моряк, стоящий на баке настоящей шхуны.
— Это мой прадедушка. Он обогнул под парусами мыс Горн. Я из рода отважных
мореплавателей. В моих жилах течет вода всех океанов.
— Ваш прадедушка научил вас ходить под парусом?
— Конечно, нет. Он умер задолго до моего рождения.
— Так кто же научил вас управлять яхтой?
Достав из другого кармана книгу, я с гордостью говорю:
— Я прочитал руководство.
— Вы прочитали книгу о мореплавании?
— Мало того. Я ходил на курсы при местной школе. Могу объяснить вам, где нос, где корма. И даже показать, где бушприт и где руль. Я умею вязать рифовый узел. Вам
стоит посмотреть, как ловко я подниму мачту.
— Вы хотите сказать, «подниму парус»?
— Какая разница... Мы даже съездили на практическое занятие, я видел там
настоящего капитана. Я лично пожал ему руку! Ну, давайте, вы ведь хотите покататься
на яхте?
— Честно говоря, Макс, я сомневаюсь... Какой из вас моряк?
— Доказать вам? Хотите увидеть стопроцентное доказательство? Тогда смотрите, вот у меня самая настоящая татуировка. — Закатав рукав, я показываю изображение
сидящей на якоре русалки. — Видите, как она привстает, когда я играю мускулами?
Вас, читатель, это не впечатляет?
— И это все ваши доказательства?
— А что еще надо? У меня отличное происхождение. Я читал книгу. У меня есть
татуировка. Отдать концы!
Надо полагать, все мои читатели останутся на берегу. Любой сухопутный житель
понимает, что родословной, вечерних курсов и вколотых под кожу чернил маловато, чтобы стать моряком. Вы не доверите такому человеку, как я, вывести вас в открытое
море, и Павел не доверил бы таким людям, как я, прокладывать курс для Церкви.
А попытки, видимо, делались. О, их делали не знатоки навигации, это были знатоки
религии. Их предки подвизались не в море, а в храме. У них не было книги о парусниках, их книга называлась Тора. Но, самое главное, татуировка у них была — она
представляла собой обрезание. И они гордились: гордились своими предками, своим
законом, своей избранностью.
Они также гордились посланием от Павла. Представьте себе общину, слушающую
чтение этого послания. Иудеи по одну сторону, остальные — по другую. Не видим ли
мы, как сияют иудеи? Павел обличает безбожников, и они кивают. Павел
предупреждает о Божьем гневе, направленном на строящего хижину гедониста, и они
улыбаются. Когда Павел, их иудейский собрат, упрекает необрезанных, они хором
прерывают чтение: — Аминь! Проповедуй так, Павел! Но тут Павел удивляет их. Он
обращается к ним с обличительной речью:
Вот, ты называешься Иудеем, и успокаиваешь себя законом, и хвалишься Богом, и знаешь
волю Его, и разумеешь лучшее, научаясь из закона, и уверен о себе, что ты путеводитель
слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в
законе образец ведения и истины...
Рим. 2:17-20
Не гордитесь своим происхождением
То, что вы услышали, — не фейерверк. Это артобстрел, это разрывы снарядов.
Семь точных характеристик, семь точных ударов в самое средоточие законничества.
Послушаем эти взрывы.
«...Ты называешься Иудеем...»
«...Успокаиваешь себя законом, и хвалишься Богом...»
«...Знаешь волю Его, и разумеешь лучшее, научаясь из закона...»
«...И уверен о себе, что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в законе образец ведения и истины...»
Взрыв! Взрыв! Взрыв! Как раз когда старейшины думали, что их будут
превозносить, началась канонада по их позициям. Павел говорит им: «Вы из иудеев. Вы
больше верите в закон, чем в Законодателя, и возомнили, будто бы имеете монополию
на Бога. Вы уверовали, что входите в число немногих избранных, которые “знают” (без
тени сомнения), чего хочет от них Бог. И, словно бы этого мало, вы считаете себя
Божьим даром для запутавшихся и несмысленных. Ведь вы убеждены, что знаете всё».
Что-то подсказывает мне: этим выстрелом Павел завоевал себе звание лучшего
богослова года. Впрочем, апостола больше занимает, кем считают себя религиозные
камнеукладчики, и критика его ясна: «Не гордитесь своим происхождением». Ваше
рождение в сорочке, да еще и с ефодом в придачу, ничего не значит на небесах. Вера —
дело сугубо личное. В Царстве Божьем нет аристократических титулов и священной
знати.
Мне вспоминается история о сыне дровосека. Мальчик почему-то решил, что в лесу
водятся привидения. Это встревожило его отца, который в лесу зарабатывал себе на
жизнь и хотел передать сыну свою профессию. Чтобы успокоить ребенка, отец дал ему
свой шарф со словами: «Сынок, привидения меня боятся. Носи этот шарф, и тебя они
тоже будут бояться. Благодаря ему ты станешь дровосеком».
И сын стал носить шарф. Он носил его с гордостью, рассказывая каждому
встречному, что он дровосек. Правда, он так ни разу и не вошел в лес и не срубил ни
одного дерева, но раз у него был отцовский шарф, он считал себя дровосеком.
Со стороны отца куда мудрее было бы объяснить сыну, что привидений не бывает, а не учить его полагаться на шарф.
Иудеи тоже полагались на шарфы своих отцов. Украшением их наследия были
особые кисточки. Даже если эти люди были воры, прелюбодеи и святотатцы (см.: Рим.
2:22-23), они все равно относили себя к богоизбранному народу. Почему? Потому что у
них имелся шарф.
Может быть, вам тоже достался в наследство шарф. Не исключено, что ветви
вашего семейного древа изобилуют праведниками и духовидцами. И вообще, вы
родились в подвале церкви, а зубки у вас резались на церковной скамье. В таком случае
вас должна переполнять благодарность, но не лень. Лучше полагаться на истину, чем на
шарф.
А может быть, у вас нет такой родословной. Из ваших предков скорее составилась
бы команда пиратской шхуны, чем выпускной класс семинарии. Если и так, ничего
страшного. Точно так же, как религиозное наследие не приносит вам дополнительных
очков, мирское наследие не делает вас неполноценным. Семейное древо не может ни
спасти вас, ни обречь на осуждение; окончательный выбор всегда за вами.
Не полагайтесь на символы
Разобравшись с проблемой происхождения, Павел теперь обращается к проблеме
татуировки. В центре его внимания оказывается самый священный символ иудаизма —
обрезание. Обрезание символизирует близость, которой желает Бог в отношениях со
Своим народом. Это нож, направленный Богом против нашей самодостаточности. Бог
хочет иметь касательство к нашей личности, нашей индивидуальности, даже нашей
потенции. Обрезание означает, что в нашей жизни для Бога нет ничего слишком
личного, слишком интимного.
Однако иудеи вместо того, чтобы видеть в обрезании знак послушания, стали
считать его знаком своего превосходства. Со временем они начали больше доверять
символу, чем Отцу. Павел, рассеивая это заблуждение, указывает: «Ибо не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти; но тот Иудей, кто внутренно таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве: ему и
похвала не от людей, но от Бога» (Рим. 2:28-29).
Позднее Павел спрашивает, когда Бог принял Авраама — «...по обрезании или до
обрезания?» (Рим. 4:10).
Важный вопрос. Если Бог принял Авраама лишь после обрезания, то Авраам был
принят Богом за свои заслуги, а не за свою веру.
Что же отвечает Павел? Авраам был принят «до обрезания» (Рим. 4:10). О том, что
Авраам был принят Богом, сообщается в 15-й главе Бытия, а обрезание описано в 17-й
главе той же книги. Эти два события разделяют четырнадцать лет!
Если Авраам уже был принят Богом, то зачем ему понадобилось обрезание? На
этот вопрос Павел отвечает следующим образом: «…знак обрезания он получил, как
печать праведности через веру, которую имел в необрезании...» (Рим. 4:11). Эта мысль
имеет для Павла решающее значение — обрезание служит лишь символом. Оно нужно, только чтобы засвидетельствовать то, что уже сделано Богом.
Печатая эти строки, я вижу замечательный пример похожей символики. На моей
левой руке имеется символ — золотое кольцо. Хотя это не вершина ювелирного
искусства, оно бесценно. Молодой симпатичной учительнице начальных классов оно
обошлось в двести долларов. Она надела кольцо на мою руку в день нашей свадьбы.
Это кольцо — символ нашей любви, свидетельство нашей любви, даже декларация
нашей любви, но не ее источник.
Когда у нас случаются неприятности или размолвки, я вовсе не снимаю кольцо, чтобы водрузить его на алтарь и молиться на него. И я не тру его, чтобы обрести
мудрость. Потеряйся это кольцо, расстроился бы я, но не наш брак. Оно — только
символ, и больше ничего.
Предположим, что я попытался бы сделать это кольцо чем-то большим, чем то, что
оно собой представляет. Допустим, я стал бы худшим из мужей, злобным и неверным.
Вообразим, что я не давал бы Деналин того, в чем она нуждается, и не заботился бы о
наших детях. И однажды она, дойдя до точки, сказала бы:
— Ты мне не муж. Ты меня не любишь и совсем не думаешь обо мне. Я хочу, чтобы
ты ушел.
И что она, по-вашему, сказала бы, если бы я начал возражать:
— Как ты могла сказать такое? Я ношу твое кольцо. Я ни разу не снимал его даже на
минуту! Да, я частенько бью тебя и обманываю, но я же ношу кольцо. Разве этого мало?
Многие ли из вас считают, что такой довод заставит ее расплакаться и просить
прощения:
— О, Макс, как я могла упустить это из виду! Ты так самоотверженно носил мое
кольцо все эти годы. Да, ты частенько бьешь меня, забываешь обо мне, ни во что меня
не ставишь, но все это не в счет, ведь ты носишь кольцо.
Чушь собачья. Она никогда такого не скажет. Почему? Потому что вне нашей любви
кольцо ничего не значит. Оно символизирует любовь, но не заменяет ее. Павел
упрекает иудеев в том, что они полагаются на символику обрезания, забывая о своей
душе. Не смог ли бы он упрекнуть в той же самой ошибке и нас?
Примерим в этой ситуации современные символы, такие как крещение, причастие
или принадлежность к церковной общине.
«Боже, я знаю, что никогда не думаю о Тебе. Я знаю, что ненавижу людей и
обманываю своих друзей. Я следую всем вожделениям плоти и неверен своей жене. Но
Ты ведь не против, правда? Я имею в виду, в конце концов, я все-таки крестился тогда, в
христианском летнем лагере, когда мне было десять лет».
Или: «...каждую Пасху я причащаюсь».
Или: «...мои отец и мать были пресвитерианами в пятом поколении, Ты же знаешь».
Не думаете ли вы, что Бог скажет: «Ты прав. Ты никогда обо Мне не думаешь и не
чтишь Меня. Ты ненавидишь своего ближнего и жесток со своими детьми, но, раз ты
крестился, Я не буду обращать внимания на твою непокорность и неправедную жизнь».
Чепуха. Символ не имеет силы без того, что он символизирует.
В моем шкафу висит студенческая спортивная куртка. Я заслужил ее, два года
играя за университетскую футбольную команду. Она тоже своего рода символ. Символ
труда и пота в долгие часы тренировок на поле. Эта куртка и больное колено — память
о том, на что я был способен двадцать лет тому назад. Думаете, если я сейчас надену
эту куртку, то сразу сброшу фунтов двадцать лишнего веса и превращусь в
стремительного юношу? Думаете, если я войду в этой куртке в кабинет тренера, он
встретит меня распростертыми объятьями и словами: «Нам давно не хватало такого
игрока, как ты. Скорей на поле!»?
Чушь собачья. Эта куртка — просто воспоминание о том, чего я когда-то добился.
Она ничего не говорит о том, на что я гожусь сегодня. Сама по себе она не преобразит
меня, не сделает меня лучше и сильнее.
Не способно на это и ваше наследие, даже если вы потомок Джона Уэсли.
И ваше причастие, даже если вы проглотите два кусочка хлеба.
И ваше крещение, даже если вы окунетесь в реку Иордан.
Поймите меня правильно. Символы важны. Некоторые из них, такие как причастие
и крещение, связаны с распятием Христа. Они символизируют спасение, свидетельствуют о спасении, даже провозглашают спасение. Но они не совершают
спасение.
Полагаться на символ — все равно что объявлять себя моряком, потому что у тебя
есть татуировка, или объявлять себя хорошим мужем, потому что носишь обручальное
кольцо, или объявлять себя спортсменом, потому что раздобыл куртку знаменитой
команды.
Вы действительно уверены, что Бог спасет Своих детей благодаря символу?
Что же это был бы за Бог, если бы Он, глядя на религиозного лицемера, сказал: «Ты
никогда не любил Меня, не искал Меня, не был Мне послушен, но твое имя значится в
списках правильной церкви, так что Я тебя спасу»?
С другой стороны, что это был бы за Бог, если бы Он, глядя на искренне верующего, сказал: «Ты посвятил свою жизнь любви — ко Мне и Моим детям. Ты покорил Мне свое
сердце и исповедал свои грехи. Я так хотел бы спасти тебя! Но, к сожалению, в твоей
церкви причастие совершается на один раз в месяц чаще, чем нужно. Из-за этой
формальной ошибки ты навеки обречен пребывать в аду»?
Чепуха. Наш Бог изобилен любовью и неколебим в милосердии. Он спасает нас, и
не потому, что мы верим в символ, а потому, что мы верим в Спасителя.
Заметьте, пожалуйста, что Павел не обращается к другой теме; он обращается к
другой аудитории. Речь по-прежнему идет о трагедии безбожной жизни.
«...Открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие [безбожие]...» (Рим. 1:18).
С точки зрения Бога, нет разницы между безбожным жуиром, безбожным
морализатором и безбожным прихожанином. Компании плейбоев, коллегии судей и
церковному хору нужна одна и та же истина: без Бога мы все погибнем.
Или, как заключает Павел,
...мы уже доказали, что как Иудеи, так и Еллины, все под грехом, как написано: «нет
праведного ни одного; нет разумевающего; никто не ищет Бога...»
Рим. 3:9-11
Точно так же, как происхождение, знание правил и татуировка не могут превратить
меня в моряка, наследие, обряды и ритуалы не превратят меня в христианина. «Бог дает
оправдание верующему не потому, что высоко ценит его веру, но потому, что высоко
ценит Того (то есть Христа), в Кого он верит»1.
Не пытайтесь сделать то, что может сделать только Бог
Вернемся к моему приглашению на морскую прогулку. Да, я помню, я говорил, что
вы, скорее всего, откажетесь, но давайте представим себе, что вы не так умны, как в
действительности, так что согласились и взошли на борт.
Вы сразу забеспокоились, заметив, что парус я поднял на какие-то полфута. Еще
более странным вам показалось, что я уселся перед слегка приподнятым парусом и
начал дуть на него.
— Почему вы не поднимете парус? — спрашиваете вы.
— Потому что я не могу его надуть, — вздыхаю я.
— Пусть его надует ветер, — не унимаетесь вы.
— Нет, я так не могу. Ведь я должен сам управлять моей яхтой.
Это слова законника, который, пыхтя и отдуваясь, старается направить свое
суденышко на небеса (не замечали, что многие религиозные люди зачастую словно бы
задыхаются?).
Постепенно нас с вами отнесло от берега в море, и налетела свирепая буря. В
палубу бьют струи ливня, наша скорлупка раскачивается на волнах.
— Сейчас брошу якорь! — кричу я.
Вас радует, что я, по крайней мере, знаю, где у меня якорь, но тут же до полного
ступора ошеломляет то, что я с этим якорем вытворяю.
Сначала я волоку якорь на нос яхты и с силой бросаю на палубу.
— Теперь мы спасены! — кричу я.
Но, конечно же, это пустые слова. Буря усиливается.
Тогда я перетаскиваю якорь к мачте и встаю на него обеими ногами.
— Я встал на якорь! Теперь нас не будет так болтать!
Но волны по-прежнему швыряют нас как хотят.
— Вы тоже должны встать на якорь! — командую я.
Окончательно разозлившись и не на шутку опасаясь за свою жизнь, вы отнимаете у
меня якорь и отправляете его по назначению, в море.
— Макс, неужели вы даже не знаете, что якорь должен держать судно, а не
наоборот?
Законник этого не знает. Он держится сам за себя. Опору он ищет исключительно в
том, что есть у него самого — это его происхождение, его закон и его татуировка.
Когда налетает буря, законник хочет прикрепиться якорем к своим делам. Он сам себя
спасет. В конце концов, разве он не принадлежит к правильной группе людей? Разве он
не исполняет правильный закон? И разве он не прошел правильное посвящение?
(Кстати, никогда не задумывались, почему многих религиозных людей в жизни так
штормит?)
Суть в том, что спасение — дело Бога.
Помните притчу о реке? Первый брат, гедонист, построил хижину и назвал ее
замком. Второй брат, обвинитель, следил за ним и называл его нечестивым. А законник, третий брат, укладывал камни и полагался на собственные силы. Он — пример
безбожной религиозности, он складывает свои добрые дела в бурлящий поток, рассчитывая, что они позволят ему подняться вверх по течению. В итоге все трое
отвергли предложение перворожденного сына, и все одинаково далеки от отца.
Смысл этой притчи и смысл сказанного Павлом в Послании к Римлянам один и тот
же: только Бог спасает Своих детей. Под небом есть только одно имя, силою которого
совершается спасение, и это не ваше имя.
А русалка, вытатуированная на вашей руке, тут вообще ни при чем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Задумаемся о свершенном Богом. Он не предал
забвению наш грех, не отступил от Своих принципов.
Он не закрыл глаза на наше непослушание и не снизил
Своих требований. Не отменяя наш грех, Он принял его
на Себя и — даже представить невозможно — вынес
Себе приговор. Святость Бога сохранена. Наш грех
наказан. А мы искуплены. Бог делает то, что сами мы
сделать не можем, чтобы мы стали такими, какими и
мечтать не осмеливались — совершенными перед Ним.
КАКОЙ БОГ!
6
Рим. 3:12-26
ВОЗЗВАНИЕ К МЕРТВЫМ
...Все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного.
<...> ...Так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом...
Рим. 3:12, 19
Несколько недель назад я ездил на Средний Запад, чтобы забрать двух моих
старших дочерей. Они провели неделю в летнем лагере. В лагере они побывали не
впервые, но впервые забрались так далеко от дома. Время они проводили прекрасно, у
них было множество интереснейших занятий, но все же девочкам было не по себе. Они
скучали по маме с папой. Да и маме с папой нелегко давалась разлука.
Не желая рисковать из-за возможных задержек авиарейсов, я вылетел на день
раньше. Родителям не разрешалось встречаться с детьми до 17 часов, так что я погулял
по окрестностям, полюбовался видами, хотя постоянно поглядывал на часы. Я приехал
сюда не ради пейзажей. Я приехал за своими детьми.
К месту я подошел к 15 часам. Поперек грунтовой дороги была натянута веревка, на
которой покачивалась табличка с напоминанием о том, что «родителям вход запрещен
до 17.00».
У веревки я оказался не первым. Там уже стояли другие родители. То и дело
кто-нибудь смотрел на свои часы. Никаких серьезных разговоров, только дежурные
«как дела?», «откуда вы приехали?» и «сколько у вас детей?». Все примерно в таком
духе. Наши мысли уносились вдаль по этой пыльной дороге. Где-то в половине пятого я
заметил, что несколько родителей придвинулись ближе к веревке. Чтобы не отставать, я тоже придвинулся поближе. Хотя почти все пространство перед веревкой было уже
заполнено, там оставалось местечко для одного человека. Я протиснулся мимо
какой-то родительницы, которая не услышала звон ипподромного колокола. Мне было
жалко ее, но не настолько, чтобы уступить ей мою беговую дорожку.
За пять минут до «времени X» все разговоры смолкли. Хватит заниматься
пустяками, тут дело серьезное. Гоночные болиды выстроены на старте. Бегуны уперлись
подошвами в колодки. Пошел обратный отсчет. Нам только и нужно было, чтобы
кто-нибудь убрал веревку.
Для выполнения этой благородной миссии на дороге появились два воспитателя.
Они прекрасно понимали, что нельзя просто взять один конец веревки и перейти с ним
на другую сторону дороги перед толпой родителей. Такой шаг стал бы роковым — им
ни за что не уцелеть под копытами рванувшего вперед табуна. Вместо того чтобы
рисковать жизнью, они взялись каждый за свой конец веревки и по условному сигналу
бросили ее на землю (им уже не раз доводилось такое проделывать).
Нас впустили!
Я был готов к этому мгновению. Я достаточно долго его ждал. Начав с быстрого
шага, я краем глаза заметил, что кое-кто из родителей перешел на трусцу. «Ага, так вот
как тут надо!» Хорошо, что на мне были кроссовки. Я побежал. Хватит тянуть резину!
Час пробил, веревка отброшена, и я готов был на все, чтобы увидеть моих дочек.
Бог испытывает те же самые чувства.
Он приготовился к встрече со Своими детьми. Он тоже в разлуке с ними. Он тоже
сделает все что нужно, чтобы вернуть их домой. И все же Его желание далеко
превосходит наше. Забудьте об авиаперелетах и арендованных машинах — речь идет о
воплощении и жертве. Забудьте об одной ночи в отеле — что вы скажете о том, чтобы
прожить на земле целую жизнь? Я сменил свое местопребывание с Техаса на Миссури.
Он сменил Свое местопребывание с небесного престола на ясли в Вифлееме.
Для чего? Он знал, что Его дети остались без Отца. И Он знал, что мы не в силах
вернуться без Его помощи.
Грех, всеобщая проблема
Но отделяют нас от Бога не веревка и не правила лагерной администрации. Нас
отделяет от Бога грех. Мы не настолько сильны, чтобы уничтожить его, и не настолько
хороши, чтобы его загладить. При всех наших различиях у нас есть одна общая
проблема. Мы отделены от Бога.
«...Нет праведного ни одного, нет разумевающего; никто не ищет Бога; все
совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного» (Рим.
3:10-12, курсив мой. – М. Л.).
У вас не возникло впечатления, что Павел старается что-то нам объяснить?
Каждый человек на изобильной Божьей земле упустил это. Гедонисты — потому
что стремятся к удовольствиям, а не к Богу. Судьи — потому что заносятся, вместо того
чтобы поклоняться Богу. Законники — потому что выбирают труды, а не благодать.
Строитель хижины хочет наслаждений, обвинитель ближнего хочет избежать
наказания, укладчик камней хочет стать добродетельным. Первый не считается с Богом, второй старается Его отвлечь, третий рассчитывает от Него откупиться. Но все трое
разминулись с Богом. Все трое безбожны.
Ни один не похож на младшего сына, который доверяется отцу, желающему
вернуть его домой.
Смерть, всеобщее состояние
Это главная беда рода человеческого. Мы страшно далеки от нашего Отца и
понятия не имеем, как вернуться домой.
Послушаем, как Павел в роли патологоанатома описывает анатомию грешников.
«Гортань их — открытый гроб...»
«...Языком своим обманывают...»
«...Яд аспидов на губах их».
«Уста их полны злословия и горечи».
«Ноги их быстры на пролитие крови....»
см.: Рим. 3:13-15
Какая омерзительная картина! Гортань, подобная разверстой могиле. Лживый
язык. Ядовитые укусы. Сквернословящие уста. Ноги, стремительно несущие грешника к
убийству. И в заключение Павел указывает причину всего: «Нет страха Божия перед
глазами их» (Рим. 3:18).
Грех поражает человека целиком, от подошв до макушки. Грех пагубен не только
для каждого человеческого существа, но и для существования каждого человека. В
Послании к Римлянам Павел чуть позже говорит об этом со всей определенностью:
«...возмездие за грех — смерть...» (Рим. 6:23).
Болезнь греха смертельна.
Грех обрекает нас на медленную, мучительную смерть.
Грех делает с жизнью то же самое, что нож с цветком. Цветок с перерезанным
стеблем отделен от источника жизни. Сначала он все такой же красивый, яркий и
свежий.
Но взгляните на него спустя какое-то время — листья его увянут, а лепестки опадут.
Как бы вы ни старались, цветок уже никогда не оживет. Полейте его водой. Воткните
стебель в почву. Удобрите землю. Прикрепите цветок обратно на куст. Делайте что
хотите. Цветок погиб.
Когда китайский диктатор Мао Цзэдун умер в 1976 году, его врач, доктор Ли Жисуи, вынужден был взяться за невыполнимую задачу. Политбюро потребовало: «Тело
председателя Мао должно сохраниться навеки». Специалисты возражали. Возражал и
сам доктор. Он видел иссохшие, изъеденные тлением останки Ленина и Сталина. Он
знал, что тело, в котором нет жизни, обречено на разложение.
Но он получил приказ. В труп закачали двадцать два литра формальдегида.
Результат оказался ужасающим. Лицо Мао раздулось как мяч, а шея по толщине
сравнялась с головой. Уши торчали под прямым углом, а раствор сочился сквозь все
отверстия. Группа бальзамировщиков пять часов трудилась с полотенцами и ватными
тампонами в руках, чтобы удержать вытекающую жидкость в теле. В конце концов, лицо приобрело нормальный вид, только грудь осталась разбухшей, поэтому френч
пришлось распороть на спине, а тело прикрыть красным флагом компартии.
Для церемонии похорон этого было вполне достаточно, но власти хотели, чтобы
тело могло вечно лежать в мавзолее на площади Тяньаньмэнь. Целый год доктор Ли
Жисуи руководил сотрудниками подземной медицинской лаборатории, в которой
пытались спасти останки от разложения. Ввиду тщетности усилий правительство
распорядилось изготовить восковую фигуру Мао Цзэдуна. И само тело, и его восковую
копию привезли в мавзолей на площади Тяньаньмэнь. Десятки тысяч людей собрались, чтобы пройти мимо хрустального саркофага и отдать последнюю дань уважения
человеку, который руководил Китаем на протяжении двадцати семи лет. Но даже сам
доктор Ли Жисуи не знал, видят ли они тело вождя или восковую куклу1.
Не делаем ли мы то же самое? Разве не этим занят род человеческий? Разве не на
это уповает трудоголик? Не этой ли целью вдохновляются все алчные, властолюбивые и
развратные люди? Только мы стараемся влить не формальдегид в труп, а жизнь в душу.
Мы дурачим достаточно много людей, стараясь протянуть еще чуть-чуть. Порой мы
уже и сами не знаем, видят ли окружающие наше истинное «я» или восковой манекен.
В мертвом цветке нет жизни.
В мертвом теле нет жизни.
В мертвой душе нет жизни.
Отсеченная от Бога душа увядает и умирает. Последствия греха — это не тяжелый
день и не плохое настроение, а смерть души. Признаки гибели души видны ясно: стремительно несущие на убийство ноги, сквернословящие уста, не видящие Бога глаза.
Теперь вы понимаете, почему люди бывают такими низменными. Их души мертвы.
Теперь вы понимаете, почему иные религии бывают такими жестокими. В них нет
жизни. Теперь вы понимаете, почему торговец наркотиками может спокойно спать
ночью, а диктатор может жить, не испытывая угрызений совести. У него ее нет.
Завершающее действие греха состоит в том, что он убивает душу.
Нам нужно чудо
Увидев суть проблемы, сможем ли мы увидеть решение? Решение — не в
улучшении общественного строя или народного образования; не в том, чтобы накачать
в труп больше формальдегида. Решение не сводится и к большей религиозности: нам
может показаться, что созданные человеком ритуалы и доктрины способны прикрепить
цветок обратно к стеблю, но они этого не сделают. Нам не нужно больше религии, нам
нужно чудо. Нам не нужно, чтобы кто-то набальзамировал труп, нам нужно, чтобы
кто-то воскресил умершего.
И этот «кто-то» появляется в Рим. 3:22.
Но прежде чем мы прочитаем этот стих, я должен немного задержаться и
подготовить вас. Приготовьтесь к тому, как просто он звучит. Не понадобится
смешивать таинственные эликсиры. Не нужны изощренные ритуалы. Не потребуется
сложная хирургическая операция. Не будет мучительного периода послеоперационного
восстановления. Божье средство исцеления нашего недуга до крайности просто.
И прежде чем мы прочтем этот стих, я должен еще раз остановиться и спросить
вас: разве не чудесно, что послание не кончается стихами 19-20: «...так что
заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом, потому что
делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познаётся грех»?
Разве не радует вас, что Павел не оставил труп на прозекторском столе? Разве не
счастье, что апостол дополнил протокол вскрытия описанием Божьего средства
воскрешения? Не тревожьтесь. Никакой опасности не было. Товарный поезд не удержал
бы Павла от того, чтобы написать следующий стих. Эти слова он давно хотел написать.
Следующие строки — главное его основание для создания Послания к Римлянам, и
даже основание для того, чтобы жить.
На протяжении шестидесяти одного стиха, пока Павел говорил о гибельности
греха, мы сидели имеете с апостолом в темной комнате. Все свечи догорели до конца
фитиля. Во всех лампах кончилось масло. Есть очаг, но дров не осталось. Есть
светильник, но в нем нет огня. Мы шарили по всем углам и ничего не нашли. Не видя
перед широко раскрытыми глазами даже собственных ладоней, мы только
вглядывались во тьму. Мы и не знали, что Павел уже пробрался к окну и взялся за
шпингалет. Как раз когда мы засомневались, остался ли вообще где-либо свет, Павел
распахивает ставни и провозглашает: «Но ныне... явилась правда Божия...» (Рим. 3:21).
Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия... через веру в Иисуса Христа во
всех и на всех верующих, ибо нет различия, потому что все согрешили и лишены славы
Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе, Которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания
правды Его в прощении грехов, соделанных прежде...
Рим. 3:21-25
Везет же людям!
Когда я был школьником, ребята с нашей улицы очень любили играть в футбол.
Придя домой, мы сразу бросали учебники и мчались на площадку. У одного парня с
противоположной стороны улицы был отец, который жить не мог без футбола и играл
просто замечательно. Как только он, возвращаясь с работы, сворачивал в проезд, мы
кричали ему, чтобы он пришел поиграть с нами. Он не мог отказать. Из чувства
справедливости он всегда спрашивал, кто проигрывает, а затем присоединялся к
проигрывающей команде, в которой очень часто оказывался я.
С того момента, как мы становились с ним в кружок «сговариваться», менялся весь
ход игры. От него исходили уверенность и сила, а самое главное, у него был план.
Серьезно глядя на нас, сгрудившихся вокруг него, он говорил: «Ладно, парни, вот что
нам нужно сделать». Команда соперников начинала стонать еще до конца нашего
совещания. Понимаете, у нас появлялся не только новый план игры, у нас появлялся
новый лидер.
Он всегда мог вдохнуть в нашу команду новую жизнь. Бог делает в точности то же
самое. Нам не нужна новая игра, нам нужен новый план. Нам не нужно менять позиции, нам нужен новый игрок. И этот игрок — Иисус Христос, Сын Божий.
«...И нас, мертвых по преступлениям, оживотворил со Христом...» (Еф. 2:5). Замысел
Бога — не бальзамировать наши останки, а воскресить мертвых. «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5:17).
То, что Иисус совершил для Лазаря, Он хочет совершить и для нас. И это добрая
весть, ведь слова Марфы о Лазаре можно повторить о любом из нас: «...Господи! уже
смердит; ибо четыре дня, как он во гробе» (Ин. 11:39). Марфа сказала это обо всех нас.
Род человеческий мертв, и от него смердит. Мы умерли и давно находимся в могиле.
Нам не нужно, чтобы нас обмыли; нам нужен Тот, Кто воскресит нас. В грязи и мерзости
того, что мы называем жизнью, царствует смерть, и мы здесь уже так давно, что
привыкли к запаху. Мы, но не Христос.
И для Христа невыносима мысль о том, что Его дети гниют в гробу. Поэтому Он
пришел и зовет нас. Мы мертвы, и Он взывает к мертвым. Мы умерли, а Он — наш
Воскреситель. Наша задача — не принудить себя встать, а признать, что мы мертвы. В
могиле остаются только те, кто не считает, что в ней находится.
Камень отвален. «Лазарь!» — взывает Он. «Ларри! Сью! Гораций!» — слышится Его
зов.
— Андреа! Дженна! — кричал я (забег я выиграл).
Первой мне попалась на глаза Андреа. Стоя под навесом, она готовилась выполнить
гимнастическое упражнение. Я еще раз позвал ее.
— Папка! — завопила она и бросилась ко мне в объятия. Никто мне не
гарантировал, что она откликнется. Хотя я прилетел за тысячу миль и арендовал
машину, а потом ждал несколько часов, она могла бы, увидев меня — Господи, помилуй! — отвернуться. Некоторые дети чувствуют себя слишком взрослыми, чтобы
кидаться к родителям на глазах у своих друзей.
Но есть и такие, которые уже достаточно наелись лагерных ужинов и намазались
мазью от комаров, чтобы запрыгать от радости при виде своего отца. Андреа была из
их числа.
Нежданно-негаданно тоска сменилась у нее приливом счастья. Почему? Из-за
единственной вещи. Отец пришел забрать ее домой.
7
Рим. 3:21-25
ГДЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ ЛЮБОВЬ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ
...Ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют
закон и пророки, правда Божия через веру в Иисуса Христа...
Рим. 3:21-22
Я рад, что это письмо не пришло ко мне с небес. Его прислала страховая компания, в которой застрахован мой автомобиль — точнее, был застрахован. Не я отказался от
их услуг; они отказались от меня. Не из-за неуплаты взносов; взносы я никогда не
задерживал. Не из-за неаккуратного обращения с документами — каждый документ
был мною заполнен, подписан и отослан.
Мне указали на дверь за то, что я слишком часто ошибался.
Письмо начиналось с вежливого извещения о том, что мое досье внимательно
изучено.
Мы получили «Сведения о транспортных средствах», где зафиксированы случаи превышения
скорости Максом Лукадо в декабре и январе, а также дорожно-транспортное происшествие с