Сорок лет назад
– Нет, ноги его в моем доме не будет!– отец бьет кулаком по столу. Сегодня он снова пьян. – А если узнаю, что ты с ним опять встречалась…
Он трясет огромным кулаком у матери перед лицом, та отшатывается, вскинув руки. Мальчик сидит на диване и старается стать невидимым. Отец пришел с работы и узнал, что к ним снова заходил его брат, но что в этом такого? Дядя – веселый человек, мама с ним всегда веселая, смеется и не выглядит грустной, как всегда когда возвращается отец. И так уже почти год, а мальчик каждый раз все сильнее хочет, чтобы это все прекратилось.
–Послушай, – мать пытается сделать голос более уверенным, но все равно слышно, как она боится. – Послушай, это твой брат, и он имеет такое же отношение к нашей семье, как и родители. И я думаю, что…
– Много думаешь! – отец нависает над ней, тяжело дыша, но вдруг отступает, становясь как будто меньше. Он отступает спиной, пока под колени ему не попадает край дивана, и тяжело падает в него. – И давно это у вас?
– Что? Ты о чем? – мать под его взглядом вскидывает голову, голос предательски дрожит. –Если ты там себе что-то придумал…
Мальчик почти слился с обивкой дивана. Отец тяжелый, как черная дыра, и такой же мрачный, мальчика словно притягивает к нему неодолимая гравитация. Мать – как еще один массивный объект, она тоже притягивает, но сейчас не так сильно. Мальчик еще не знает всех этих терминов и взаимосвязи, но он это чувствует. Обняв отца, готового взорваться, он кричит, стараясь преодолеть все увеличивающееся расстояние между объектами, еще недавно бывшими матерью и отцом, а теперь замкнувшимися в коконах собственных горизонтов событий.
Мальчик еще не знает, но все чувствует.
***
Челнок прибыл с небольшим опозданием. Помещение, в котором я его дожидался, оказалось почти идентичной копией того, через которое я попал на станцию, разве что рисунок трещин и облупившейся краски был другим. Спустившись в салон, я осмотрелся. В отличие от атмосферников, этот был рассчитан на долгие полеты в системе Юпитера, так что его внутренности предполагали чуть больший уют. Круговой диван мог раскладываться и был оснащен креплениями для удобства полета при нулевой силе тяжести, в стенах располагались холодильники и боксы с обедами, предназначенными для невесомости, здесь была даже отгорожена отдельная туалетная кабина. Пока челнок готовился к отправлению, я открыл один из боксов. Старомодные тюбики, практичнее которых пока ничего не придумали, вода в эластичных пакетах, даже алкоголь, клапаны на пакетах с которым были защищены кодом, переводящим в местную платежную систему. Мой полицейский код не сработал.
Когда раздался сигнал минутной готовности, я занял место и пристегнулся. Меня дернуло в сторону, началась болтанка, когда причальный кран начал выводить челнок из-под станции, наконец внизу, где-то под ногами, раздался низкий гул, воспринимаемый скорее телом, чем ушами. Я включил виртуальный экран, на котором теперь обозначенный схематически кран держал в захвате круглую, похожую на кувшин модель челнока. Внизу разгоралось яркое свечение, синхронизируясь с реальным, которое сейчас брало на себя вес челнока, уравнивало, пока кран отводил его на безопасное расстояние. Наконец, захваты со стальным лязгом разжались, желудок на мгновение прыгнул к горлу, но двигатели подхватили вес и начали выталкивать металлическую сферу к верхнему слою атмосферы.
Подъем занимал намного больше времени, чем погружение. Челнок разгонялся по такой вытянутой дуге, что только на выход к Кольцу уйдет не меньше трех часов. Я конечно знал об этом, но в первые минуты не смог сдержать раздражения. Насколько же огромен Юпитер! Мысленно обругав себя, что не сделал этого раньше и уже не ожидая ничего хорошего, вывел на экран расчет полета и выругался: двадцать шесть часов! Двадцать шесть! Да, прямая траектория вывела бы меня к нужной луне часов за двенадцать при хорошем ускорении, но космос не любит прямых путей, о чем на самом деле очень легко забыть. Нет двигателя настолько компактного и экономного, чтобы помог двигаться по прямой с постоянным ускорением. Космос требует компромиссов, он не терпит знака равенства между дешево и быстро.
Вот и сейчас челнок поднимется над Юпитером и начнет погоню за Ио, ближайшим его спутником, чтобы тот выдернул его на более высокую орбиту, потом выше и выше… Черт! Человеку, привыкшему к жизни у внутренних планет с их низкими орбитами, такое тяжело представить, но Иов полтора раза дальше от атмосферы Большого Ю, чем Луна от Земли.
Нейронка, управляющая челноком, отозвалась сразу, но внести изменить маршрут отказалась наотрез, как и отменить полет. Она приводила расчеты, из которых ясно следовало, что в данный момент возвращение займет почти столько же времени, сколько уйдет наполет по заданной траектории.
Орбитальная механика всегда вызывала у меня страшные головные боли, как и почти у каждого, выросшего на поверхности твердой планеты. Следующие полчаса я потратил на изучение кривой полета и попытки разобраться в них. Одним из мест, которые я собирался посетить в рамках расследования, была Европа, и электронный пилот нехотя согласился, что можно внести небольшие коррективы, чтобы оказаться у шестой луны Юпитера. Закончив с изменением маршрута, я посмотрел на неутешительный результат в одиннадцать часов. Оставалось только потратить это время с пользой.
Для начала я связался с Войцехом. Тот доложил, что как раз направляется в мастерские для общения с работягами и только рассмеялся, когда я рассказал ему о том, как облажался с полетом на орбитальную лабораторию.
– Тут у нас любой в курсе, как оно работает! У меня даже мысли не возникло, когда ты сказал, куда собираешься, я даже начал планировать выходные, ха-ха!
Он улыбался с виртуального экрана, и мне захотелось хорошенько влепить по лицу, но только себе за собственную неосмотрительность. Даже сейчас я выпадаю из активного расследования почти на сутки! А он продолжил, сам того не замечая, размазывать меня:
–А что? Считай, разберусь в мастерских и два дня свободны!
– Стоп… Какие два дня? Двадцать два часа на полет, и там сколько-то времени.
Я уже начал подозревать, что с этим чертовым полетом сел в огромную, как Юпитер, лужу. Спешно вызвав данные по Европе, я начал с опозданием изучать специфику океанических станций, когда Войцех с недоверием спросил:
–Погоди, ты же не хочешь сказать, что не знал…
– Не хочу, но придется. – Я как раз открыл описание спуска к придонным станциям. – Значит, нужно накинуть еще часов двадцать на спуск-подъем и опрос свидетелей.
Войцех промолчал, но по его лицу было видно, что он обо всем этом думает. Очередной норм, привыкший болтаться на грунте и никогда дальше низкой орбиты не поднимавшийся, встретился с чуть более широкой реальностью. Распорядившись действовать по обстоятельствам, я переключился и запросил связь с лабораторией, где при жизни работал герр Хоффман.
Меня соединили с заметной паузой, такой продолжительной, которую не спишешь на лаг в ретрансляторах. Наконец, передо мной появился молодой человек в форме военного образца, но с непривычными знаками различия. Увидев меня, он скосил взгляд в сторону, туда, где обычно всплывает окно с информацией, затем сказал:
–Слушаю.
– Вячеслав Коростылев, полицейский следователь. Веду расследование гибели Луки Хоффмана. С кем имею честь..?
– О, извините. Сандерс, служба безопасности. Вы у нас заявлены только через сутки, что-то случилось?
– Да, небольшие изменения в планах, – я заметил, что он пропустил обязательное упоминание звания, но не стал вдаваться в подробности. –Мне нужен виртуальный доступ на станцию.
– Сожалею, мы не успели предупредить… Вам отказано в посещении, только разговор в присутствии кого-то от безопасности.
Очередная неприятная новость.
– Хорошо. Я хочу провести опрос свидетелей прямо сейчас. Есть такая возможность?
Такая возможность была, хоть внутренне я уже готовился к очередной неприятности. Сандерс передал мне код от закрытого канала, по которому должна была состояться беседа, и исчез с экрана. Мне оставалось только устроиться поудобнее, поправить ремни, прижимающие меня к дивану в отсутствие притяжения и ждать.
Первым на виртуальном экране появился молодой еще мужчина с бледным вытянутым лицом и беспокойными глазами. Волосы на его голове в слабой гравитации крошечного спутника стояли торчком. Прежде чем посмотреть на меня, он обернулся на кого-то, мне не видимого, словно ожидая разрешения.
– Здравствуйте,– сказал я, прерывая затянувшееся молчание. –Представьтесь.
–Здрасьте… Иванов… Э-э-э… Матвей Иванов, младший научный здесь…
– Вы уже в курсе, кто я и по какому поводу мы общаемся?
–Д-да, конечно, – Иванов снова бросил взгляд через плечо. – Вы по поводу Хоффмана, что он пропал. Но я…
– Для начала я хотел бы услышать от вас, каким он был человеком. – Я сделал поощряющий жест. –Он ведь был вашим руководителем?
– Он был… – Иванов нахмурился, рука его дернулась, словно он хотел почесать в затылке, но в последний момент оборвал себя. – Хороший человек, и как начальник тоже! Только хорошее о нем могу рассказать!
Любому, хоть немного разбирающемуся в людях, было бы понятно, что младший научный сотрудник врет, потому что делал он это очень неумело. К тому же я не мог понять, зачем ему это было нужно. Он долго рассыпался в комплиментах погибшему ученому, пока наконец мне это не надоело.
–Хорошо, давайте сменим тему. Над чем работал герр Хоффман перед смертью?
Мне никогда не приходилось видеть, как человек умирает от инсульта, и теперь я едва не получил этот опыт. Иванов сперва смертельно побледнел, затем его лицо начало стремительно наливаться дурной кровью. Он широко распахнул глаза, повернулся, глядя на скорее всего замершего за пределами видимости Сандерса, но я услышал другой голос, властный и низкий, который произнес откуда-то со стороны:
–Я уверен, что это не имеет отношения к случившемуся.–Иванов исчез из кадра так быстро, что мне показалось, что от него просто отвернули камеру. Теперь передо мной оказался мужчина с тяжелым взглядом и грубыми чертами лица. Он так близко наклонился к объективу, что занял почти все пространство. – Ваше дело – разобраться, кто допустил халатность, из-за чего мы лишились нашего лучшего астрофизика!
Его взгляд мог вызвать оторопь у неподготовленного человека, мне же по работе случалось пользоваться таким самому. Выдержав паузу, я сказал:
–Обязательно разберусь, не сомневайтесь. Как и в том, почему ваша работа засекречена. А теперь я бы хотел продолжить, пригласите следующего.
Мужчина дернул щекой, напоследок ожег меня злым взглядом, но из поля зрения убрался. Было слышно, как за кадром он отдает команды, потом на стул по ту сторону камеры уселся следующий человек, Джон Элтон, астрофизик. Этот выглядел так, словно его оторвали от очень важного дела, на мое приветствие и просьбу рассказать о Хоффмане он дернул плечом и раздраженно бросил:
– Мразь он был, первостатейная. Но дело знал, на нем все держалось. Хватит?
– Вы куда-то торопитесь?– спросил я.
– Нет, у меня полно времени на тупые разговоры! Давайте, что у вас там дальше!
– Как скажете. Тогда вот такой вопрос: кто мог желать ему смерти?
За пределами экрана что-то сказали предупреждающе, но астрофизик отмахнулся, развел руками:
– Да кто угодно! Мы тут все сплошь неповторимые снежинки и не любим, когда нас тычут мордами в ошибки.
– А он это делал?
– Я там раньше уже говорил про тупые разговоры?–голоса стали отчетливее, и Элтон огрызнулся в сторону: – Да в задницу вашу секретность! Никто Хоффмана не убивал! По крайней мере, я бы его с удовольствием сам задушил, глядя в глаза!
Последнюю фразу он почти выкрикнул, потом вскочил на ноги и не прощаясь скрылся из вида.
Так, один за другим, передо мной прошли все девять бывших коллег погибшего. Совершено разные, они как близнецы были похожи в одном: ни у кого смерть Хоффмана не вызвала ничего, кроме плохо скрываемой радости. У всех, кроме первого. Матвей Иванов выглядел очень уж… странно. Было бы отлично, если бы с этим человеком я мог встретиться наедине, уверен, что мог бы узнать от него много интересного.
Наконец, на экране снова появился Сандерс. Он опустился на стул перед смотрящей на него камерой и спросил, официально улыбаясь:
– Мы закончили, господин Коростылев?
– Позвольте еще пару вопросов. Ваше личное мнение: неужели погибший действительно был таким, как его тут описывали?
– При условии, что это останется между нами, – он усмехнулся, откинулся на спинку стула, опустив ладони на стол, – то все описали его один в один.
– Кроме Иванова?
– Кроме Иванова. – Сандерс кивнул. – Это человек… слабохарактерный. Хоффман запугал его так, что бедняга боится слово лишнее сказать, так что лучше на него не давить. Тут ведь, как метко подметил Джон, одни снежинки, каждый считает, что именно он гений, а остальные – так, чтобы результаты фиксировать. И если бы помер не старик, а кто-то из них, они бы точно так же от радости на головах ходили.
– От радости?
– Даже от счастья. Больше денег, больше славы, когда проект закончится. Уверен, что не успел Хоффман пропасть, как его терминал уже начали взламывать с восьми сторон!
Он рассмеялся невесело, а я спросил, без особой, впрочем, надежды:
– А над чем работают на вашей станции? Что за проект?
–Грубо работаете! – не переставая сухо улыбаться, он погрозил мне пальцем с экрана. –Послушайте, вам здесь нечего искать, что бы вы там ни расследовали, смерть старика не имеет к этому никакого отношения. Мы сами здесь разберемся, кто перепутал баллоны и какую выгоду получит, а вам совет: копайте в другую сторону.
–Понятно. Что ж, я не прощаюсь, мне вполне может понадобиться ваша помощь в дальнейшем.
Сандерс махнул рукой и отключился, а я остался сидеть перед виртуальным экраном. Несмотря на молодость, он показался мне далеко не последним человеком в этом проекте. "Второе Кольцо"? Вызывает вполне очевидные мысли, но при чем тут засекреченные астрофизики?
Я еще раз прогнал перед мысленным взором фрагменты разговора. Можно брать любого и начинать раскручивать на признание. И это ни чего не даст. Ученые – почти то же самое, что морфы, многие искусственно ослабляют моральные тормоза, чтобы не мешали в работе, и даже если выяснится, что кто-то из них действительно задушил Хоффмана, то как привязать это к остальным смертям? Никак, если взять за основу мысль, что эти смерти никак между собой не связаны. Разве что убийство управляющего и авария с катером Ромашина, тут нужно будет сосредоточить поиски. Войцех наверняка уже опросил всех в мастерских. Если бы еще не этот мой промах с полетом к лаборатории!
Открыв карту системы Юпитера, я нашел положение челнока. Тот как раз ускорялся, притягиваемый гравитационным полем Ио. Включились обзорные камеры, и на виртуальном экране показалось изображение первой луны: зелено-бурый, неприятно напоминающий воспаленную рану шар. Через тонкую пелену атмосферы тянулись длинные языки вулканического дыма и пепла. Интересно, почему никто не построил базу на этом спутнике? Хотя, наверное, оно и к лучшему.
Я уже было собирался пообедать, но все же вернулся к делам опрошенных и сделал пометку напротив Иванова. По возможности, нужно будет снова с ним связаться. Он наверняка может рассказать много интересного, если на него надавить.