В глубинах неба

Глава 7 Льды и черные курильщики

Автоматика разбудила меня за полчаса до прибытия. Обзорные камеры показывали черный круг на фоне темного космоса: челнок заходил с ночной стороны луны. Я смотрел на тонкий, почти невидимый туманный ореол из кислорода и водяного льда, который выбрасывался из трещин в мощном панцире, закрывающем океан Европы. По мере приближения свечение становилось сильнее, челнок догонял луну, наконец она стала тонким серпиком. Быстро разрасталась, показался рисунок из бурых полос по серому льду, обозначающий разломы в ледяной скорлупе. Европа заняла уже половину неба и теперь было заметно, с какой бешеной скоростью челнок валится на ее поверхность. Стало не по себе, хоть я и знал, что нейронки не допускают ошибок.

Внизу проносились высокие хребты, возникшие в местах, где ледяные пласты чудовищной толщины расходились и снова сталкивались, долины старых и свежих ударных кратеров, вообще ни на что не похожие пространства, при виде которых инстинктивно хотелось поджать ноги. Казалось, падение продлится вечно, что челнок промахнется и рассыплется на части, разбившись среди ледяных полей, поверхность все приближалась и приближалась. Горизонт странно близкий, такой я не раз видел на Луне земной, вызывал страх, что мой кораблик промахнется и унесется в пустоту навстречу колючим звездам.

Все обошлось, челнок навелся на пеленг поверхностной станции и, развернувшись кормой, выбросил длинный газовый шлейф, гася скорость. Станция появилась на карте, после, с заметным опозданием, попала в фокус внешних камер, когда появилась из-за горизонта. Теперь грязно-серый лед проплывал внизу степенно, челнок шел на хвосте выхлопа. Станция, приземистый широкий цилиндр высотой в два десятка метров, будто вогнанный в ледяной щит мощным ударом, оказалась внизу. Челнок завис над башней, дожидаясь, когда в ее вершине откроются грузовые ворота, а затем опустился внутрь ангара.

На экране я видел, как створки закрылись, стоило челноку опуститься, пространство внутри ангара заволокло азотным туманом, он оседал на металлических частях причудливой изморозью, превратился в крупные снежинки. Пропищал сигнал вызова, и утомленный тусклый голос сказал:

– Борт пятнадцать, не торопитесь покидать кабину, в ангаре вакуум. Сейчас протянем кишку до люка, пару минут.

Вот так. Я отключил карту и наблюдение, вместо них активировав иллюминаторы. Пластины защиты отползли в стороны, но смотреть оказалось не на что: внутри царил мрак, огни светились только на плывущей ко мне гофре переходника. Та надвигалась, больше напоминая колоссальную гусеницу. Когда она оказалась над челноком, загремели крепления, а затем виртуальные индикаторы возле люка сменили цвет с красного на зеленый.Отстегнувшись, я поднялся на ноги и взлетел на полметра от пола, едва успев схватиться за ремни: из головы совершенно вылетело, что притяжение здесь процентов пятнадцать от земного. Приходил в себя, пока в открывшийся люк опускалась лестница, затем осторожно пополз вверх.

Внутри гофры ярко светили бестеневые лампы, легкий алюминиевый трап слабо пружинил под ногами. Он еще не успел закончиться, как я полностью адаптировался к местной силе тяжести, а в жилые отсеки шагнул уже совершенно не ощущая дискомфорта. Внутри меня уже ожидали, на этот раз живой человек-норм, а не виртуал, он шагнул ко мне, протянув руку:

– Господин Коростылев, добро пожаловать.

Рукопожатие его было крепким и уверенным, я бегло осмотрел мужчину. Непременный белый халат из инертного пластика, простые рабочие брюки и обувь, лицо спокойное и открытое, черные с сединой волосы над высоким лбом. Перед глазами пробежали страницы картотеки, программа искала соответствие и нашла: Караваев Алексей Юрьевич, сорок три года, экзопланетолог.

– Я Караваев, но вы уже наверняка в курсе.– представился он и тут же взял с места в карьер: – Мы вас давно ждем. Ну, не вас конкретно, а кого-то посерьезнее местной полиции.

– Надо же. И чем вам не угодили местные?

–Долго рассказывать, – отмахнулся Караваев, затем пошел к выходу, жестом предлагая присоединиться. – Не суть, главное, что к нам наконец прислали человека подготовленного! Уверен, что уж вы-то разберетесь с этим делом! Ева для нас была солнцем, так что…

Мы шли ярко освещенным чистым коридором. Я с интересом рассматривал покрытые новыми пластиковыми плитами стены, ноги мягко ступали по противопылевому ковру, а в воздухе висел тонкий хвойный аромат совершенно без примеси химии. Затем шагнули в стакан лифта, рассчитанного на плюсов, но при этом практически новый. И при всем этом поверхностную станцию построили уже двенадцать лет назад! Караваев заметил мой интерес, спросил:

–Нравится?

– Скорее, приятно удивлен. У вас есть дополнительное финансирование?

– Нет, – лифт остановился, мы вышли в открывшиеся двери, и он продолжил: –Нет, все как у всех. Просто там у них всем на все наплевать, вот и рассыпаются. Да и в целом у нас тут люди более аккуратные. Сюда, пожалуйста.

Мы пересекли небольшое уставленное аккуратными стеллажами помещение, оказавшись в крошечном загоне с подвешенными на решетчатых креплениях скафандрами. Всего из было три типа, один для морфов, второй для русалок и третий для ремонтников, которые, как я начал догадываться, были самой распространенной формой в системе Юпитера. Караваев быстро нарядился в свой, подтянул, самостоятельно закрепил баллоны, потом начал помогать мне, к этому времени сумевшему забраться только до пояса. Скафандры были непривычной конструкции, укрепленные жесткими кольцами и пластинами, ограничивающими движения и такими массивными, что на Земле в них не получилось бы сделать и шага.

– Ничего, тут сноровка нужна, поработать года три, да с постоянными спусками-подъемами… Вот! – он защелкнул на мне последние пряжки, опустил забрало, теперь его голос был слышен только из динамика: – У нас костюмы специальные, у дна плотность воды такая, что раздавит моментально!

Он хлопнул меня по спине бронированной перчаткой, указывая на двери еще одного лифта, на этот раз просторного грузового. Внешняя дверь откатилась тяжело, за ней оказалась точно такая же, затем третья. Экзопланетолог объяснил, указывая на них:

–Они думают, вот это все поможет, если снизу прорвется вода! Ха! Нас тогда вышибет на орбиту, на струе вынесет!

Я не стал уточнять, кто эти "они", и мы молча вошли в грузовой лифт. Через внешние микрофоны ворвался рев откачиваемого воздуха, Караваев провел меня к стойке у стены, развернул спиной и толкнул в крепления. Потом встал рядом, я видел, как специальные крючья цепляют петли скафандра. Закрепившись, он повернулся ко мне и подмигнул сквозь стекло шлема:

– Вот так, теперь все готово.

Из-под ног будто выскочила земля. На самом деле, это лифт резко пошел вниз, медленно набирая скорость. Я запросил доступ к сети станции, и получив его, вызвал наше текущее положение. Оказалось, что кабина спускается по шахте, идущей сквозь толщу льда. Причем, была она не прямой, а изгибалась, обходя разломы и пустоты и по пути проходила через расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга мембраны шлюзов. Лифт проходил их, не снижая скорости, и нас дергало в креплениях, но те держали прочно, и вскоре я почти совсем перестал их замечать.

Спустя тринадцать минут после старта от поверхности кабина начала замедляться и еще через три плавно остановилась. Караваев как-то ловко дернулся, освобождаясь от удерживающих его креплений, помог мне. К этому времени лифт снова заполнился воздухом. Я заметил, что датчики скафандра светятся оранжевым и обратил на это внимание экзопланетолога, на что тот просто отмахнулся:

–Ну так и за стенами у нас давление не атмосферное! Давайте за мной, почти пришли. Главное, пока не снимайте шлем, вам без него не понравится.

Свой шлем Караваев тоже снимать не спешил. Мы вышли через тройную дверь, здесь еще более массивную, таких нет и в банковских хранилищах, прошли широким коридором до комнаты, больше похожей на стальной куб. Там мы остановились, и я услышал, как заработали скрытые в стенах насосы. Уже несколько секунд спустя индикатор позеленел, и Караваев отстегнул фиксаторы на своем шлеме. Теперь его голос улавливали внешние микрофоны:

–Приходится с вот такими танцами, да. Правда, только подо льдом, у дна раздавит, как муху, если без декомпрессии.

– И сколько времени занимает декомпрессия? – спросил я, снимая свой шлем и пытаясь справиться с застежками скафандра. Караваев уже снял верхнюю часть своего и принялся помогать мне.

– Суток трое. Это в одну сторону. Назад поменьше, дня два.

Я заскрипел зубами. Эта поездка чем дальше, тем больше превращалась в предприятие практически бесполезное. Экзопланетолог уловил мое настроение и рассмеялся:

– Мне тоже сначала тут все казалось диким, да. Существу, привыкшему жить на тонкой двумерной планетной корке, такое не сразу в голову поместится. И хоть мы тут себя хозяевами чувствуем, все-таки плюсам на внешних планетах проще.

– Почему? Из-за модификаций?

–В основном, психологически, но да. Идемте. – Он взмахом руки указал направление. – Это как сравнивать островитян с людьми из глубины материка. Даже если вторые умеют плавать, они не будут чувствовать воду, как первые.

Оставив скафандры в стойках, мы вышли из двери на противоположной стороне куба, миновали коридор с множеством дверей, потом как-то сразу оказались в просторном круглом зале, уставленном уходящими вверх столами. Что-то подобное я в последний раз видел в университете. В центре получившейся воронки располагалась кафедра, но сейчас ее оттащили в сторону и поставили небольшой стол со стулом. Я с удовольствием отметил, что мебель была не универсальной, а предназначенной для людей-норм.

В зале уже находились люди. Немного, человек пятнадцать-шестнадцать, они сидели на первых рядах, тоже радовало: не придется задирать голову, чтобы видеть всех. Я уже понял, что мне предлагают опросить ученых с подледной и придонной станций без долгого погружения. Караваев указал мне на стол, затем обратился к остальным:

– Следователь Коростылев по делу нашей Евы. Прошу быть максимально внимательными и открытыми!

Люди нестройно зашумели, закивали, сам экзопланетолог уселся рядом с остальными, и я вдруг ощутил себя на экзамене, к которому был не готов. Разве что эти люди были готовы не слушать, а говорить сами.

– Здравствуйте… гхм… – я прокашлялся, встал, опершись руками на столешницу и окинув взглядом присутствующих. – Как вам уже известно, я прибыл сюда в связи с расследованием, часть которого – выяснение обстоятельств гибели Евы Фишер. Кое-какие сведения у меня уже есть, но хотелось бы узнать все подробнее.

Ученые в зале зашумели, переглядывались, наконец, один из них спросил, едва обозначив поднятую руку:

–Правильно мы понимаем, что произошли еще какие-то случаи, связанные с нашей Евой?

– Нет, непосредственно связанных нет, – я поморщился, стараясь, чтобы это было не очень заметно. –Череда случайностей, ничего больше. Вы...?

Я сделал паузу, глядя говорящему в глаза, вопросительно вскинув брови. Данные по всем работающим на Европе у меня имелись, но нужно было брать инициативу в свои руки. Мужчина ответил:

–Пруглов, биолог. Ева работала в моем непосредственном подчинении. Так что там…

–Ваша лаборатория занимается изучением одноклеточных у черных курильщиков на дне. Почему специалиста отправили на работы вне его компетенции?

Пруглов поперхнулся своим вопросом и начал отвечать на мой:

– Потому что у нас нехватка специалистов, и вам там наверху об этом прекрасно известно!– он вскинул палец к потолку, имея в виду станцию на Юпитере. – И если бы у нас были все требующиеся, то никакой аварии не произошло бы!

–Но при этом вы осознанно отправили человека, непригодного к выполнению задания. Могу ли я отметить в отчете, что вы признаете свою вину в несчастном случае?

Поднялся возмущенный гул, биолог возмущенно запыхтел, хватая ртом воздух. Заговорили все разом, я поднял руку, призывая к тишине.

–Тише! Тише! Давайте будем говорить по очереди и по существу, договорились?

Добиться порядка получилось не сразу, оскорбленный Пруглов еще долго бубнил себе под нос, но в следующие часы я узнал много нового. Жизнь, простую, даже примитивную, одноклеточную, нашли на Европе десять с небольшим лет назад. Тогда же запросили морфов с модификациями для глубоководных работ. И почти сразу оказалось, что работы эти крайне опасные, опаснее, чем в любой части системы Большого Ю. Морфы отрабатывали контракт и больше не возвращались, несмотря на высокие зарплаты и человеческое к ним отношение. На последнем ученые особо акцентировали внимание. В итоге оставшимся пришлось взять на себя большинство работ, совмещая две, три, четыре ставки.

Среди таких была и Ева Фишер. Она появилась на Европе в числе первых и оказалась в группе, изучающей местную жизнь. Начинала как полевой исследователь и сборщик проб, но вскоре заняла место в лаборатории, благо, ее готовили в том числе и к этому. В лаборатории она занималась генетическими исследованиями. У бактерий обнаружилась версия ДНК, очень отдаленно, но уверенно напоминающая земную, что позволило уверенно утверждать, что жизнь в Солнечной системе имеет общие корни.

Передо мной на виртуальном экране сменялись фото и короткие видео. Вот Ева готовится к выходу в океан, лицо сосредоточенное, она кивает что-то говорящему ей человеку, затем скрывается под водой. На следующей можно рассмотреть лабораторию. Мне было интересно, как глубоководная модификация сочетается с такой работой, но все оказалось довольно просто. Еву Фишер вытаскивали из воды специальным краном и закрепляли в экзоскелете, так что русалка вполне свободно перемещалась среди установок и столов. Последнее видео, относящееся к делу, зафиксировало последние несколько минут перед ее гибелью. Снимали с дрона сопровождения, маленького и легкого, в гуле и треске я с трудом распознал звук работы бурового оборудования, низкий из-за плотности воды, затем что-то оглушительно загрохотало, камера заметалась, в кадре несколько раз сменились зеленоватый лед и тьма глубины. Мелькнул мощно загребающий хвост, и камеру снесло в сторону, на этом запись кончалась.

Я отметил для себя несколько фактов. Во-первых, Ева Фишер вызвалась сама, в партии, отправляющейся к поверхности, был комплект ученых. Во-вторых, батискаф отвели далеко от места бурения прямым распоряжением, об этом остались записи, но вот чей это был приказ узнать так и не смогли. И в-третьих, были веские причины считать, что это убийство, а не несчастный случай.

– Даже так? У вас есть доказательства, или только предположения?

Я откинулся на спинку стула, глядя на говорящего, это был Караваев, и судя по тому, как отреагировали на его слова остальные, мнение не являлось общим. Он ткнул пальцем в одного из несогласных, сказал:

–Бек, ты со своими проводил осмотр фрагмента, который нашли на месте ее исчезновения!

– Да, кусок комбинезона со следами крови,– названный Беком важно кивнул, – анализы показали, что кровь и частицы эпидермиса принадлежат Еве Фишер! Какие тебе еще нужны доказательства?

Караваев потер ладони, спросил, тяжело глядя на Бека:

– Все верно, вот только почему ты не говоришь, что фрагмент комбинезона не оторван, как можно было ожидать? Он ведь отрезан! Отрезан чем-то острым!

– Лед при некоторых условиях может…

– Не может! Расскажи, расскажи, как ты обнаружил на образце частицы металла!–экзопланетолог распалялся все больше и теперь почти кричал, продолжая обличающе указывать на Бека пальцем. –И вы все знаете! И продолжаете об этом молчать! Нашу Еву убили! А вы продолжаете скрывать причины ее смерти!

Ого! История становится все интереснее. Я жестом велел Караваеву замолчать и спросил у собравшихся:

– Ну что, господа, никто ничего не хочет рассказать?