Отец научил ее плавать в три года. И плавание стало ее страстью. Свободно чувствуя себя в воде, она провела много часов в маске и с дыхательной трубкой. Ей нравилось исследовать уединенные бухты островов, расположенных к юго-западу от Сингапура.
Здешняя теплая тропическая лагуна напомнила ей те времена. Даже без маски она видела стайки рыб, носившихся среди кораллов. Еще ни разу со дня приезда на остров Лейла не чувствовала себя так беззаботно. Она затерялась в спокойном живом морском мире. Рыбы, тихие, ускользающие создания, ничем не угрожали ее безопасности. И когда вдруг что-то крепко обхватило ее лодыжку, не давая пошевелиться, она чуть не завизжала от страха.
Брыкаясь, она высвободилась, вынырнула и увидела рядом с собой Данте. Будь это кто-нибудь другой, она бы с гневом обрушилась на него. Но как можно было сердиться при виде удивительных глаз, впитавших цвет неба и моря?
— Прости, я не хотел напугать тебя. — Он обнял ее сзади и притянул к себе. — Я случайно увидел, как ты выходила. И понял, что должен быть рядом с тобой.
Он словно злился на импульс, который толкнул его сюда.
— Несмотря на то, что не хотел приходить. —Она точно поняла его состояние.
Он кивнул. Капли воды сверкнули и слетели с кончиков ресниц. Ниже, в воде, его бедра касались ее бедер.
— И да, и нет. Если быть честным, я не понимаю, что происходит. Я знаю только одно: с того момента, как я впервые увидел тебя, я думаю только о тебе. И больше ни о чем.
Не в силах сопротивляться она положила руки ему на грудь, а потом обхватила за шею.
— Знаю. Со мной то же самое. Я почти не сплю, все время думаю о тебе. И когда наконец проваливаюсь в сон…
Обняв ее еще крепче, он вдохнул это признание вместе с поцелуем. Долгим и нежным, полным томительного огня. В нем растворились все здравые суждения и инстинкт самозащиты.
Он обхватил ее бедра, и они почти слились друг с другом, раскачиваясь на спокойных волнах. Полностью подчинились течению. Возникшая интимность вызвала желание столь же мощное, сколь пугающее.
Что случилось с ней, всегда отличавшейся сдержанностью и скромностью? Куда это приведет? Ей хотелось отдаться ему, позабыв обо всем на свете. На виду у всех, кто мог случайно их заметить.
Но прежде чем она дала волю импульсивному желанию, он отодвинул ее. Глаза его потемнели от гнева.
— Кто-то с передней веранды наблюдает за нами в бинокль!
— Ох, Данте, как это оскорбительно! — Кровь, секунду назад бурлившая в теле, кинулась ей в лицо.
— Я бы назвал это подлым. — В ярости он откинул назад волосы. — Какая наглость! Тип с биноклем вошел в дом. Но если я найду, кто это…
Лейла знала, что до такого поступка вполне способен опуститься Карл Ньюбери. Да еще и оправдать его. Как он сказал? «Придется спасать Данте от самого себя и от женщины, которая подносит ему секс на тарелочке…»
— Не найдешь. — Лейла поплыла к берегу. —Люди, совершающие подлость, вряд ли рискнут признаться в этом.
Данте плыл рядом с ней, не скрывая кипевшего в нем гнева.
— Будь я проклят, если потерплю шпионаж своих же людей. Почему кого-то интересует, как и с кем я провожу свободное время? Это вне моего понимания.
Зато я понимаю, думала Лейла.
Надо ли открывать Данте, как бессовестно вел себя с нею его вице-президент? Если она расскажет, как Ньюбери встречает новеньких, это облегчит или ухудшит нынешнюю ситуацию?
Не стань они с Данте любовниками, Лейла бы не колебалась. Но то, что они обрели с ним совершенно неожиданную, чудодейственную гармонию сердца, тела и души, было чересчур новым и непроверенным, чтобы рисковать. Стоит ли говорить о грязи, которую развел Ньюбери? Стоит ли вызывать конфликт?
А конфликт неизбежен, если она откроет Данте причину враждебного отношения к ней вице-президента. Дело в том, что спустя несколько дней после того, как ее взяли на работу, он поймал ее в библиотеке, якобы по-товарищески обнял за плечи, а потом и за талию.
Лейла резко отскочила.
— Вы делаете большую ошибку, куколка, —сказал он. — У меня власть…
— Тактику запугивания, мистер Ньюбери, я не принимаю, — холодно ответила она. — Уверена, что законы в Канаде защищают людей от такого рода домогательств.
— Домогательств? — С насмешливым изумлением он поднял вверх руки. Лейла посмотрела на его пальцы и вздрогнула от отвращения. Они походили на сырые сардельки — короткие, бледные, вялые. — Я просто стараюсь помочь новичку. Вот и все.
Да, если вступить в конфликт с Карлом Ньюбери, он запачкает ее репутацию в глазах работодателя и любовника. К тому же после встречи с Данте она часто забывает об условностях. И это прибавит достоверности истории, которую вице-президент, несомненно, выложит на стол.
— Я войду через черный ход, — предложила Лейла. — Так мы меньше привлечем внимания.
— Нет, — мрачно отрезал Данте. Он взял ее полотенце и стал вытирать кончики ее длинных волос, с которых капала вода. — Во-первых, уже поздно. И я ни в коем случае не позволю типу, страдающему болезненным любопытством, диктовать тебе и мне, как нам себя вести.
Он заглянул в глубину ее глаз. Ароматы цветов пронизывали утренний воздух. Под полотняными тентами на террасе стояли накрытые к завтраку столы. Словно музыка, звучали шепот моря, ласкавшего берег, и шелест длинных пальмовых листьев на ветру. Но все исчезало, когда Данте смотрел на нее. Она видела только его глаза, сверкавшие как редкие голубые топазы и обжигавшие ее страстью.
— По-моему, — проговорил он наконец, — мы должны пожениться.
— Пожениться? — эхом повторила она. Сердце ёкнуло. От счастья. От страха. От неуверенности.
Брак должен длиться всю жизнь. Как может каждый из них принять такое обязательство всего через четыре дня? Но, с другой стороны, это предопределение, которое дарит ей уверенность, что она родилась для того, чтобы любить этого мужчину. Какое может быть тут сомнение?
— Не вижу другого пути. У меня есть компания, которой я управляю. У меня есть семья и множество обязанностей. Но без тебя все это теряет всякое значение. Как ты можешь это объяснить, Лейла Коннорс-Ли? Какими чарами ты опутала меня?
Растерявшись, она покачала головой. Как можно объяснить необъяснимое? Это и для нее тайна. Они встретились. Это так просто. И так сложно. Она не искала любви. И он, наверное, тоже. Но права была ее мать: любовь не подчиняется законам разумного мира. Она приходит без приглашения и завладевает человеком.
— Лейла, ты выйдешь за меня замуж? — хрипло повторил Данте. — Или, по-твоему, глупо об этом спрашивать?
Лейла не сомневалась: этот мужчина не согнется под ударами судьбы. Не выберет легкую дорогу, как бы его к тому ни принуждали. Скорее сам пойдет навстречу опасности, чем причинит зло или будет несправедлив к другому. Этого мужчину можно любить, ничего не опасаясь.
И все же…
— Мы встретились в среду. — Она старалась быть благоразумной за них обоих. — Сегодня только воскресенье.
— Я ждал тебя всю жизнь. — Вот и все, что он сказал. Но этого было достаточно.
— Я тоже. — Ее глаза увлажнились.
— Значит, ты выйдешь за меня замуж? —Да.
Он наклонился и поцеловал ее. На глазах у множества людей, собравшихся на террасе у столов с завтраком. Несомненно, служащие сгорали от любопытства. Одни радовались ее счастью. Другие были в шоке. Карл Ньюбери бушевал от ярости. Но все это не имело значения. Потому что, как и обещала ее мать, она нашла мужчину, который стал солнцем ее утра и луной ее ночи. Чего еще может желать женщина?
В следующую среду все участники семинара на одном самолете вылетели в Ванкувер. Кроме Карла Ньюбери, у которого были дела в Нью-Йорке.
Объем работы в офисе требовал полной отдачи. И первые несколько недель у сотрудников не оставалось времени на сплетни.
Вечером в последнюю пятницу февраля Данте повел ее обедать в итальянский ресторан. Он славился интимной атмосферой, со вкусом подобранной обстановкой, ну, и, конечно, отменной кухней. В камине большой викторианской гостиной горел огонь. Столовое серебро и хрусталь сверкали на роскошных бордовых скатертях. Тонкие восковые свечи горели среди букетов белых фрезий.
— Знаешь, о чем я подумал, — начал Данте, когда они ждали основное блюдо. — Поскольку наши с тобой отношения все еще актуальная тема для сплетен, может, надо поставить в известность наши семьи раньше, чем они услышат о нас от других?
— Пожалуй, — неуверенно согласилась Лейла.
— Ты не уверена. — Он взял ее руку. — Тебя беспокоит, как отнесутся к новости твоя мать и ее кузина?
— Нет. — Лейла улыбнулась. — Еще до того, как я полетела на остров, Клео нагадала, что я встречу высокого, темноволосого, красивого мужчину, перед которым не смогу устоять.
— А как отнесется твоя мать? Я знаю о ней только то, что она год назад овдовела. Не сочтет ли она нас идиотами из-за этого, что мы говорим о браке после такого краткого знакомства?
— Нет, моя мать — бунтарка по природе. Она не желала выходить замуж, пока не встретила мужчину, который полюбил ее такой, какая она есть.
— Это был твой отец?
— Да. Мама никогда не считала себя обязанной подчиняться кем-то установленным правилам. Она живет по своим законам.
— Твердый характер, — засмеялся Данте. — Мне хотелось бы познакомиться с ней. А ты очень консервативна. Думаешь, в отца?
— Некоторые полагают, что у меня его деловое чутье, быстрая реакция. Но мне нравится думать, что я сама по себе. Ни на кого не похожа.
— Ты не любишь говорить об отце.
— Да. Расскажи лучше о своей семье. Лейла узнала, что его родители — канадцы в первом поколении. Отец — итальянец, а мать —русская. Данте — старший и единственный сын из шестерых детей. Остальные — девочки. Отец его тоже умер.
— Давно? — спросила Лейла.
— Шестнадцать лет назад. Мне тогда было двадцать один.
— И мама никогда больше не выходила замуж?
— Нет. Я стал, так сказать, мужчиной в доме. Мать и сестры обращаются за советом ко мне.
— Думаешь, твоя семья обрадуется, когда ты им скажешь? — нервно спросила она.
— Сестры будут на седьмом небе. А мать помчится в церковь и поставит свечку святому, покровителю брака, — успокоил ее Данте, взял руку и поцеловал ладонь. — Она уже много лет молится, чтобы я дал ей побольше внуков. Будто бы одиннадцати ей недостаточно! Имей в виду, —продолжал Данте, чувствуя, что у нее еще остались сомнения, — ты не успеешь запомнить имен моих сестер, как они затянут тебя в свадебную карусель. Джулия начнет настаивать на кружевной фате. После того, как моя бабушка сделала из дедушки честного человека, все невесты семьи Росси надевают фату. Энни захочет испечь особое печенье. Кристина примется настаивать, чтобы все мои племянницы во время венчания стояли с букетами. Они будут суетиться так, будто свадьба назначена на следующую неделю.
Лейла ошеломленно слушала его. У них с Данте такие разные семьи! В раннем детстве за ней ухаживала няня. Потом до десяти лет ее учила дома гувернантка. После этого ее отдали в престижную частную школу. Она никогда не знала такой бурной семейной жизни, о какой с любовью говорил Данте. Сумеет ли она ужиться с ними?
— Давай, не откладывая в долгий ящик, назначим на следующий уикенд семейную встречу, —предложил Данте. — Уверен, познакомившись с моими родными, ты сразу успокоишься.
Через неделю в воскресенье, около четырех часов дня он поставил машину на дорожке перед старым трехэтажным домом. Район был не слишком фешенебельный, но рядом с домом рос большой, любовно ухоженный сад. Несмотря на заверения Данте, что все будет хорошо, Лейла сильно нервничала.
— Ну что, ты готова, любимая, встретиться с расстрельной командой? — Он положил в карман ключи от машины и повернулся к ней. Лейла рассматривала дом.
— Кажется, готова. — Она попыталась засмеяться, хотя ее нервы натянулись, как струны.
Парадная дверь отворилась, и оттуда высыпали ребятишки обоего пола и всех возрастов. Они подбежали к машине и, заглядывая в окошки, с любопытством стали разглядывать Лейлу.
— Она хорошенькая, — объявила девочка с конским хвостом.
— Она старая, — с явным презрением возразил высокий мальчик, вероятно ее братишка. — Она не захочет играть с нами в футбол.
— Она здесь! — завизжала другая девочка и помчалась назад, к дому. — Мама, иди посмотри!
Чуть погодя Лейла уже стояла на дорожке, а вокруг нее вились дети. Данте посадил на плечи мальчика лет четырех и парировал попытки другого, чуть постарше, повиснуть на его ноге. Две девчурки вцепились ему в колени.
Поток детей буквально внес Лейлу в холл. Там собралось еще больше народу. Взаимные представления, казалось, заняли целую вечность.
— Со временем вы разложите всех нас по полочкам, — успокоил ее шурин с внешностью кинозвезды. На плече у него висела пеленка, на руках он держал младенца. — Мне понадобился целый месяц, чтобы разобраться, кто есть кто. Но иногда я все еще путаю их.
— Чарлз преподает в старших классах школы физику, если вам интересно, — заметил другой мужчина. — Сказать по правде, он самый башковитый среди нас.
В конце коридора виднелась огромная, современная кухня-столовая для всей семьи. Это была новая и, очевидно, дорогая пристройка к старому дому.
Медные кастрюли и косички чеснока висели на железной вешалке возле большой плиты. Над фарфоровой раковиной стояли на полке гиацинты в горшках. Вдоль стен громоздились сделанные на заказ буфеты.
В другом конце кухни виднелся камин. В нем потрескивали дрова, от которых шел приятный дух. Камин окружали мягкие кресла и софы, обтянутые вощеным ситцем. И повсюду было множество игрушек. Они выглядывали из плетеного сундука, батареей стояли на старом, обшарпанном пианино. Длинный сосновый стол был накрыт к обеду.
— Мальчишки утащили Данте в сад погонять мяч. Но не беспокойтесь, при такой температуре он оставил вас ненадолго, — сказала одна из его сестер. — И это хорошо. Мы сможем получше познакомиться без этих маленьких буянов, которые болтаются под ногами и носятся как угорелые. Лейла, мы пришли в восторг, когда мама сообщила нам новость.
— Но Данте не предупредил нас, что вы такая миниатюрная, — добродушно заметила другая сестра. — У меня даже до родов не было такой тоненькой талии.
— Из вас получится очаровательная невеста и красивая невестка, — объявила женщина, улыбка и глаза которой так напоминали Данте, что не оставалось никаких сомнений: это его мать, Ирэн Росси. — Сын сегодня сделал меня счастливой женщиной. Я с удовольствием приму вас в нашу семью.
— Ну что, не слишком болезненно? — спросил Данте, отвозя ее домой.
— Нет, — вздохнула она. — У тебя удивительная семья, Данте.
— Да, — согласился он. — Прежде, когда мы росли, я иногда думал, что иметь столько сестер —наказание Господне. Но теперь мама осталась одна, и я рад, что нас так много. Не знаю, что бы мама делала со своим временем, если бы не стряпала горы еды и не сидела с внуками. Особенно зимой, когда в саду нет работы.
Днем раньше Лейла познакомила его со своей матерью, и Данте повез их на ланч в Стенли-парк. Его обаяние, интерес, с которым он слушал историю жизни Мэв Коннорс-Ли, сотворили маленькое чудо. Ее мать, в последнее время обычно печальная, углубленная в себя, снова превратилась в остроумную, интересную женщину, какой была когда-то. Ланч прошел очень хорошо, Данте и ее мать долго и весело беседовали.
— Моя мама вчера постаралась скрыть свое состояние, — сказала Лейла. — Но на самом деле она так и не оправилась после утраты отца.
— Как это прекрасно, что муж и жена могут так сильно любить друг друга после почти тридцати лет брака!
— Да, наверное. — Лейла сделала вид, будто ее что-то заинтересовало за окошком машины. Сможет ли она когда-нибудь рассказать Данте о самоубийстве отца? После его смерти оказалось, что он полный банкрот. Долги намного превышали оставшийся капитал. Даже когда они с матерью продали все, что у них было, не хватило денег заплатить всем кредиторам. Удар был тем более сильный, что Лейла до самой его смерти видела в отце образец мужчины. Считала его порядочным, надежным, сильным. К несчастью, однажды он принял ошибочное решение, выбирая партнера по бизнесу. И эта ошибка стоила ему потери не только материального богатства, но и чести, гордости, самоуважения. Поэтому он покончил счеты с жизнью, не подумав о своих родных.
В сорок два трагические обстоятельства, наверно, не смогли бы сокрушить ее мать. Но в семьдесят один, ослабев и телом и духом, она не решилась начать все заново. Да к тому же в городе, где все знали ее как звезду общества. Как жену весьма уважаемого бизнесмена.
И Мэв Коннорс-Ли бежала. От газетных заголовков, от жалости и сплетен. Бежала в страну, где родилась. И где жил единственный близкий ей, кроме дочери, человек — кузина Клео.
Лейла согласилась с ее решением. Она любила своего отца, но теперь стала стыдиться его. Он выбрал трусливый выход. Отец утверждал, что любит жену и дочь, но оставил им расчищать завалы.
Данте свернул к маленькому домику Клео, в котором едва хватало места для троих. Зато открывался прекрасный вид на реку. Поставив машину в тени кустов боярышника у въездных ворот, Данте притянул Лейлу к себе.
Как всегда, стоило ему коснуться ее, началось страстное, жаркое пульсирование крови. Слабели ноги. Заволакивало разум. Исчезало все, кроме удивления: она нашла мужчину, которого любит.
Ушли все прошлые беды. Остались только магия настоящего и обещание будущего. Она плотнее прижималась к нему, чтобы в нее перелилось его тепло.
Требовательность его губ все росла. Он скользнул рукой под воротник ее пальто, ласкал ее шею, добрался до груди. Она жаждала его, пламя желания причиняло боль. С тихим стоном она нашла его руку и прижала ладонь к чувствительному соску, пытаясь успокоить томление. Не помогло, наоборот.
— Будь у меня машина с затененными окнами, — простонал Данте, — я бы положил тебя на заднее сиденье.
Но, увы, он ездил на двухместном «ягуаре». А они все-таки не юнцы и не способны забыть, что машина стоит на улице, где ходят люди…
— Будешь скучать без меня? — Данте нехотя передвинулся на свое сиденье и нежно убрал волосы с ее шеи.
Лейла старалась не думать о том, что будет завтра. На рассвете он улетает из Ванкувера на четыре недели. Сначала в Лондон, потом на Ближний Восток и в Индию. А под конец — к бельгийским и голландским поставщикам.
— Ужасно. — Какая глупость, она чуть не плачет. Что значат четыре недели, если впереди у них целая жизнь? И почему его отъезд стал для нее настоящей трагедией? Ведь пять недель назад она вообще его не знала!
— Мои сестры будут звонить тебе. — Данте обнял ее. — Постарайтесь за это время получше узнать их. Познакомь Мэв и Клео с моей матерью. Подумай о свадебном наряде и о том, где бы тебе хотелось жить, какого типа дом тебе нравится. Будь занята, и время пролетит незаметно.
Конечно. Хотя они планировали устроить свадьбу не раньше июля, накопилось много дел, не говоря уж о работе. И все же она смотрела вслед «ягуару» до тех пор, пока огни его не растаяли в ночи и не затихло рычание мотора. И чувствовала себя так, будто распрощалась с ним навсегда.