В горах

II

Когда по вечерам девушки собирались в гостиной и рассказывали каждая о себе, чаще и дольше других говорила Буся Липерт. И почти всегда начинала она свой рассказ:

-- Когда я была в "движении"...

Буся писала стихи и даже напечатала одно стихотворение в лучшем журнале. Но ее рассказ был мелодичнее самых звучных стихов. Когда Буся рассказывала, в гостиную зеленого домика проникала тихая печаль. Три девушки, обнявшись и склонив головы на спинку дивана сквозь прищуренные ресницы смотрели на четвертую. Мягко светила лампа под розовым шелковым абажуром. Тихо и плавно лился рассказ. Только иногда в ровном голосе маленькой, с матово-бледным лицом, рассказчицы прорывалась нота рыдания. Только иногда сквозь ресницы трех застывших в ленивой позе девушек пробивались искры злобы или муки. Девушки, как и рассказчица, умели подавлять свое чувство и оставаться неизменно ровными, скучающими и равнодушными. И только молчание выдавало их волнение, напряженное молчание, когда даже бронзовые часы на камине замирали, и слышно было биение четырех сердец...

Когда она была в "движении", эта маленькая матовая брюнетка, дни ее были дивными аккордами, которые сливались в бурную, яркую, страстную и величественную симфонию. Этой симфонией была ее жизнь... В большом литовском городе, где она, дочь богатой еврейской ортодоксальной семьи, должна была тайком уходить из дому -- в "движении" было столько красоты, столько тайны... Собрания в лесу, вечеринки в корчме за городом, "биржа" на одной из главных улиц рабочего квартала, конспиративное имя "Вера", которое она с такою гордостью носила, высокий с полуоткрытым смеющимся ртом студент Володя... Когда она была в "движении", жизнь ее была взволнованным потоком, шумным, искристым и веселым, а она была счастливой, доверчивой щепкой и неслась по потоку и купалась в пене... Подруги не спрашивали Бусю, почему она ушла из "движения". Здесь, в зеленом домике, никогда ни и чем не спрашивали. И у каждого была своя тайна. Надя в далекой Сибири не знала ни "движения", никакой вообще жизни, кроме купеческих разговоров и романов, которых она прочла целую груду. Маша любила и знала только музыку. И когда Буся говорила о "движении", девушкам казалось, что она -- счастливица. Сказкой чарующей звучал ее рассказ, и им хотелось изведать от этого счастья, от этой бури. И они мечтали. Знали, что это -- глупая, несбыточная мечта, но, обманывая себя, мечтали: о тайных сходках, о заброшенной на глухой дороге корчме, о красивой жертве...

Но Ванда, решительная и циничная, прерывала эти мечты:

-- Подумаешь! -- говорила она и деланно-цинично смеялась. -- Разве без этого Володи Буся была бы "в движении"?.. И все девушки так! И какая в этом поэзия? Слова! И неумно это! Тоска, как и вся жизнь...

И рассеивались мечты.