Простой славянский напиток

Кудрявый черномазый малец в опанках втащил в комнату две шестериковые свечки в подсвечниках – и комната слабо осветилась. Это была большая, в три окна, комната со стенами и потолком, раскрашенными по трафарету клеевой краской. На потолке виднелись цветы и пальмовые ветви, по стенам серые розетки в белом фоне. У стен одна против другой стояли две кровати венского типа со спинками из листового железа, раскрашенными как подносы. Перины и подушки на кроватях были прикрыты пестрыми сербскими коврами. Мебель была тоже венская, легкая, с привязными жиденькими подушками к сиденью, на выкрашенном суриком полу лежал небольшой мохнатый ковер. В углу помещалась маленькая изразцовая печка. Показав комнату, баранья шапка спросила:

– Добре, господине?

– Добре-то, добре… – отвечал Николай Иванович, посмотрев по сторонам, – но уж очень темно. Нельзя ли нам лампу подать? Есть у вас лампа?

– Есте, есте… Има, господине, – отвечала шапка. – Дакле с Богом, видетьемо се[11], – поклонилась она и хотела уходить.

– Стой, стой! – остановил шапку Николай Иванович. – Мы сейчас умоемся, да надо будет нам поесть и хорошенько чаю напиться, по-русски, знаешь, настоящим образом, на православный славянский манер, с самоваром. Понял?

Баранья шапка слушала и хлопала глазами.

– Не понял. Вот поди ж ты, кажись, уж настоящие славяне, а по-русски иное совсем не понимают, – сказал Николай Иванович жене. – Ясти, ясти… Аз ясти хощу… – начал он ломать язык, обратясь снова к шапке, раскрыл рот и показал туда пальцем.

– Има, господине… – кивнула шапка.

– Да что има-то? Карта есть? Принеси карту кушанья и вин!

– Одна, господине… Упут…[12] – поклонилась шапка и исчезла.

Супруги начали приготовляться к умыванию, но только что Глафира Семеновна сняла с себя лиф и платье, как раздался сильный стук в дверь.

– Кто там? Погоди! Карту потом подашь. Прежде дай помыться! – крикнул Николай Иванович, думая, что это баранья шапка с картой кушаний, и снял с себя пиджак.

Стук повторился.

– Говорят тебе, подожди! Не умрешь там.

Николай Иванович снял рукавчики и стал намыливать себе руки. Стучать продолжали.

– Врешь, врешь! Над тобой не каплет, – отвечал Николай Иванович и начал мыть лицо.

Стук усиливался, и бормотали два голоса.

– Вот неймется-то! Ну прислуга! Ломятся, да и шабаш!

Николай Иванович наскоро смыл мыло с лица и приотворил дверь. В коридоре стоял извозчик, которому не заплатили еще денег за привоз с железнодорожной станции. Его привел носатый войник, который ехал на козлах.

– Батюшки! Извозчику-то мы и забыли впопыхах заплатить деньги! – воскликнул Николай Иванович. – Но ты здесь, эфиопская морда, зачем? – обратился он к войнику.

Бормотал что-то по-сербски извозчик, бормотал что-то и войник, но Николай Иванович ничего не понимал.

– Сейчас. Дай мне только утереться-то. Видишь, я мокрый, – сказал он извозчику и показал полотенце. – Глаша! Чем я с извозчиком рассчитаюсь? У меня ни копейки сербских денег, – обратился он к жене, которая плескалась в чашке.

– Да дай ему рубль, а он тебе сдачи сдаст. Неужто уж сербы-то нашего рубля не знают? Ведь братья-славяне, – отвечала Глафира Семеновна.

Николай Иванович отерся полотенцем, достал рублевую бумажку и, подойдя к полуотворенной двери, сказал извозчику:

– Братушка! Вот тебе наш русский рубль. У меня нет сербских денег. Возьмешь рубль?

Извозчик посмотрел на протянутую ему рублевую бумажку и отмахнулся:

– Айа, айа. Треба три динары, – сказал он.

– Фу ты леший! Да если у меня нет динаров! Ну, разменяешь завтра на свои динары. Три динара… Я тебе больше даю. Я даю рубль. Твой динар – четвертак, а я тебе четыре четвертака даю! Бери уж без сдачи. Черт с тобой!

Опять протянута рублевая бумажка. Опять замахал руками извозчик, попятился и заговорил что-то по-сербски.

– Не берет, черномазый, – сказал Николай Иванович жене. – Вот они братья-то славяне! Даже нашего русского рубля не знают. Спасали, спасали их, а они от русского рубля отказываются. Я не знаю, что теперь и делать?

– Да дай ему гульден. Авось возьмет. Ведь на станции австрийскими деньгами рассчитывался же, – сказала Глафира Семеновна, обтирая лицо, шею и руки полотенцем.

– Да у меня и гульдена нет. В том-то и дело, что я на станции все австрийские деньги роздал.

У меня есть. Два гульдена осталось. Вот тебе.

И Глафира Семеновна подала мужу новенький гульден.

– Братушка! А гульден возьмешь? – спросил Николай Иванович извозчика, протягивая ему монету.

Тот взял гульден и сказал:

– Малко. Иошт треба. Се два с половина динары…

– Мало ему. Нет ли у тебя хоть сколько-нибудь австрийской мелочи? – спросил Николай Иванович.

Глафира Семеновна подала ему несколько никелевых австрийских монеток. Николай Иванович прибавил их к гульдену.

– Захвалюем, господине, – поблагодарил извозчик, поклонившись, и тотчас же поделился деньгами с войником, передав ему мелочь.

– Глаша! Вообрази! Почтенный носатый войник и с извозчика нашего сорвал халтуру! – воскликнул Николай Иванович.

– Да что ты! Вот ярыга-то! Славянин ли уж он? Может быть, жид? – выразила сомнение супруга и стала со свечкой оглядывать постель. – Все чисто, – сказала она, заглядывая под ковер. – Мягкий тюфяк на пружинах и хорошее одеяло.

Вскоре явился владелец бараньей шапки, на этот раз уже без шапки и переменив замасленный серый пиджак на черный. Он внес в комнату лампу, поставил ее на стол и положил около нее тетрадку, составляющую репертуар кушаний и вин ресторана, находящегося при гостинице престолонаследника.

– А! И карточку принес, братушка! Ну, спасибо. Захвалюем… – произнес Николай Иванович, запомня часто слышимое им слово, и стал перелистывать книжку.

Книжка была рукописная. Кушанья были в ней названы по-немецки, по-сербски, но написаны преплохим почерком.

– Ну-с, будем читать. Не знаю только, разберем ли мы тут что-нибудь, – сказал он.

– Да не стоит и разбирать, – отвечала Глафира Семеновна. – Все равно, кроме бифштекса, я есть ничего не буду. Бифштекс с картофелем и чаю… Чаю до смерти хочу. Просто умираю.

– Не хочешь ли, может быть, предварительно квасу? – предложил Николай Иванович. – Квас уж наверное в славянской земле есть.

– Пожалуй. Кисленького хорошо. Ужасная у меня после этого переполоха с полицейским солдатом жажда явилась… Знаешь, я не на шутку тогда испугалась.

– Еще бы не испугаться! Я сам струсил.

– Ну, да ты-то трус известный. Ты везде… Есть у вас квас? Славянский квас? – спросила Глафира Семеновна человека, принесшего карту.

Тот выпучил глаза и не знал, что отвечать.

– Квас, квас. Разве не знаешь, что такое квас? – повторил Николай Иванович. – Пить… Пити… – пояснил он.

– Нийе… Не има… – отрицательно потряс головой слуга.

– Странное дело! Славянские люди и простого славянского напитка не имеют!

– Тогда пусть подаст скорее чаю и два бифштекса, – сказала Глафира Семеновна.

– Ну, так вот… Скорей чаю и два бифштекса с картофелем, а остальное мы потом выберем, – обратился к слуге Николай Иванович. – Чай, надеюсь, есть? Чай. По- немецки – те…

– Есте, есте… – кивнул слуга.

– И бифштексы есть?

– Има… Има… Есте.

– Ну, слава богу! Так живо!.. Два бифштекса и чай. Да подать самовар! Два бифштекса. Два… Смотри, не перепутай.

И Николай Иванович показал удаляющемуся слуге два пальца.

Загрузка...