В. Грабин и мастера пушечного дела

Глава третья Шедевр конструкторской мысли

Резкий телефонный звонок. За окном еще темно. Кто бы это мог быть?

— Слушаю…

— Горшков…

— Доброе утро Иван Андреевич! Что-нибудь случилось?

— Видимо… Василий Гаврилович с поезда проехал прямо на завод. Он позвонил с вокзала и попросил до начала работы минут на тридцать собрать членов партийного бюро и руководящий состав. Прошу не опаздывать.

Положение дел в ОГК и на заводе никак не могу связать со звонком Горшкова. Чего ради тревожиться? Танковая пушка в производстве идет полным ходом. Скоро пойдет и ЗИС-2. График по ним выполняется. Конструкторы Муравьев и Ласман вчера из Харькова привезли радостные вести. Изготовители средних танков Т-34 от наших пушек в восторге! Главный конструктор Т-34 А. А. Морозов при первом же разговоре с ними сказал: «Передайте товарищу Грабину большое спасибо. Ваша Ф-34 подошла как нельзя лучше… О такой пушке мы раньше только мечтали». После этого можно ли желать лучшего? И наконец, скоростное проектирование! Параллельная разработка чертежей и технологии конструкторами и технологами! Этот почин Грабина выдвинул наш завод в передовые предприятия Наркомата вооружения. Осуществилась давняя мечта Василия Гавриловича о создании мощного отдела Главного конструктора. Нет такого на других заводах в нашем наркомате, возможно, нет и в стране! Перед работниками ОГК открылись новые горизонты проявления творческих возможностей.

Чего бы ему в таком случае так торопиться и беспокоиться? С дороги и сразу на завод! Даже домой не заехал.

В Ленинград Василия Гавриловича проводили в хорошем настроении. Он уезжал на техническую конференцию. Так что же случилось?

Все прояснилось на расширенном заседании партбюро. Грабин сообщил о неожиданном заказе на 107-миллиметровую пушку для тяжелого танка и рассказал, как принималось это решение.

— Товарищи! Вы все хорошо знаете, моя поездка в Ленинград была вызвана участием в технической конференции главных конструкторов и технологов нашего наркомата. 3 апреля, во второй половине дня, ее открыл директор института по переподготовке кадров наркомата вооружения Григорий Дмитриевич Загоскин. Мне было предоставлено слово для доклада: «Скоростное проектирование и освоение машин». Не прошло и половины отпущенного времени, как вдруг в актовом зале появился незнакомый человек, который подошел к кафедре и сообщил: «Вас просит к телефону Москва. Одевайтесь и поедемте со мной. Машина у подъезда». Председатель объявил часовой перерыв.

Смольный. Кабинет первого секретаря обкома. В телефонной трубке слышу голос Поскребышева: «С вами будет говорить товарищ Сталин…» Поздоровавшись, Иосиф Виссарионович спросил: «Можно ли в тяжелый танк поставить мощную 107-миллиметровую пушку?» «Можно», — ответил я. «Вы уверены?» «Да, товарищ Сталин». «Это очень важно, товарищ Грабин. До тех пор пока мы не вооружим тяжелый танк такой пушкой, чувствовать себя спокойно мы не можем. Задачу нужно решать как можно быстрее. Этого требует международная обстановка. Скажите, не смогли бы вы быть завтра в Москве? Вы нам здесь очень нужны!»

Вернувшись на конференцию, я закончил доклад и извинился, что в обсуждении участия принять не могу — срочно вызывает Москва.

Секретарь ЦК Жданов 4 апреля для обсуждения поручения товарища Сталина пригласил Федоренко — начальника Главного автобронетанкового управления Красной Армии, Котина — главного конструктора танка KB, Казакова и Зальцмана — директоров заводов, изготовляющих танки. Нашей «пятерке» предстояло подготовить проект постановления ЦК и СНК, в котором указывались для производства основные исходные данные танка и пушки.

На совещании шла речь о вооружении нового тяжелого танка KB более мощным орудием, чем наша 76-миллиметровая пушка Ф-32. Танкисты считали, что ее мощности достаточно для нового тяжелого танка. Такого же мнения придерживалось и управление Федоренко. Мы, как вы знаете раньше, предлагали новые танковые пушки калибра 85 и 107 миллиметров, а Главное артиллерийское управление молча отклонило наши предложения. Досадно за упущенное время. И вот теперь Андрей Александрович Жданов, открывая дискуссию по этому вопросу, сказал: «Фашистская Германия разгуливает на Западе. Не исключено, что в ближайшее время она нападет на нас. Немцы работают над толстобронными танками с мощным вооружением…»

Танкистов, как и раньше, смущала ничем не оправданная и застарелая мысль, что длинный ствол мощной пушки будет серьезной помехой танку во время хода по пересеченной местности и он может стволом зачерпнуть грунт.

На другой день споры обострились до предела. Танкисты считали, что для тяжелого танка важны не столько пушка, сколько броня и маневр. Я не выдержал и сказал: «Танк — повозка для пушки». Возмущенные коллеги ушли к Жданову и доложили ему о взглядах Грабина на роль танка. В рабочую комнату, из которой мы не выходили два дня, здесь и питались, пришел Жданов. Он сказал спорщикам: «Грабин прав». Споры прекратились. Танкистам волей-неволей пришлось согласиться на совместную с нами работу.

Котин — главный конструктор тяжелого танка, над которым он уже давно работает, обещал правительству дать новую машину к первому выстрелу из нашей пушки. Приведу окончательный разговор по этому вопросу. Он выглядел примерно так: «Когда будет танк?» — обратился к Котину Жданов. «Как только Грабин даст пушку, танк будет готов». Товарищи, я заверил секретаря ЦК Жданова от вашего имени и всего коллектива завода: 107-миллиметровая танковая пушка будет готова за 45 дней!.. Это у моих оппонентов, даже у Андрея Александровича, вызвало улыбку и удивление. Я еще раз подтвердил срок, и его записали в проект постановления… Любой артиллерийский специалист скажет, что этот срок не реальный, но только не из нашего ОГК. Мы имеем уже солидный опыт скоростного проектирования. Учитывая международную обстановку, мы должны выполнить задание партии и правительства.

Я верю в вас, товарищи и друзья! Сегодня начнет действовать штаб, который разработает комплексный план. Прошу утвердить штаб в составе: Грабин, Шеффер, Ренне, Назаров, Гордеев и начальник 12-го подотдела Худяков. Отсчет времени на проектирование и создание опытного образца танковой пушки ЗИС-6 будем считать с 7 апреля 1941 года.

…Апрельский день совсем склонился к вечеру. Под окнами копировальной комнаты ветер нещадно гнет и треплет голые сучья молодого тополя. Если не этой ночью, так завтра днем тронется на Волге лед. И тогда тепло на несколько дней вытеснит холод. На берегу реки в шубках и пальто будут топтаться толпы людей. Перед ними, как живые, кувыркаясь и налезая друг на друга, поплывут льдины. Бывает, они несут на себе зимние шалашики рыбаков, деревенские баньки…

Подоспело мое время. Принес Грабину результаты выполнения плана серийного производства Ф-34 за сутки. Теперь это моя забота. Контроль и учет — трудное, но интересное дело. Сводку выполнения графика «остряки» уже успели прозвать «штаб-картой». Грабин просмотрел ее и предложил пройти с ним в опытный цех.

— Дел срочных больше некуда, а меня тянет посмотреть на ЗИС-3. Из нее сделаны первые три выстрела. Говорят, у матери каждый ребенок любимый. А у конструктора? Что бы ни делал, а мои мысли все возвращаются к «дивизионке»…

У выхода из цеха стояло орудие, которое мне показалось знакомым. Я признался генералу, что вижу готовый образец впервые, но нахожу много сходства с пушкой ЗИС-2.

— И не удивительно, — ответил он. — На легкий и прочный лафет ЗИС-2, достоинства которого подтвердили многочисленные испытания и учения в войсках, мы наложили ствол от УСВ с прекрасной баллистикой. На конец ствола установили дульный тормоз, который при выстреле замедляет откат орудия и уменьшает ударную нагрузку на лафет А это позволяет, в свою очередь, делать орудие более легким по весу. Многие другие конструктивные новинки также преследуют цель — уменьшить вес пушки, сделать ее более маневренной на поле боя.

Рабочие, не обращая на нас внимания, чистили орудие после стрельбы и первой обкатки. На конце ее ствола была насадка в виде молочного бидончика, с отверстиями «Это тормоз», — догадался я.

Василий Гаврилович внимательно осмотрел лафет и всю пушку. Он тут же спросил подошедшего начальника подотдела испытаний И. А. Горшкова, когда он произведет обмеры всех деталей и представит отчет об их состоянии.

— Вот так мы и живем, — сказал Василий Гаврилович поглаживая ствол новой пушки. — Нам с этой «голубкой» еще много придется повозиться.

— Почему вы так плохо о ней думаете?

— Почему? Видите, как ее скособочило, хотя это исправимо. Главное в другом. Не забывайте, она, как и бабушка — «незаконнорожденная», у таких детей всегда тяжелая судьба. Это я уже очень хорошо знаю.

Наш генерал так развернул дело, как мог только он. Это была первая в полном смысле слова параллельная работа конструкторов и технологов над проектом нового орудия. Контроль за выполнением графика был возложен на 12-и подотдел. Новый проект вобрал в себя 33 % деталей горячей и холодной штамповки. Предусматривалось широкое применение и стального литья, деталей и узлов от других пушек, которые на практике показали высокое качество. Все это в перспективе значительно сокращало изготовление опытного образца и серийных орудий. Плодотворное конструирование пушки по комплексному плану-графику стало возможным только при параллельном совмещенном методе работы конструкторов, технологов и производственников.

Полная ликвидация последовательного многоступенчатого метода проектирования и постановки пушек на производство с применением оперативного сетевого планирования создала благоприятные условия для действия всех подразделений предприятия. Даже снабженцы заранее могли получить в ОГК точный перечень марок и профилей сталей и других материалов на единицу изделия. Это очень важно и для финансистов предприятия. Учетные данные 12-го подотдела ОГК, особенно по затратам машинного времени и ручного труда на отдельную деталь пушки, ускорили работу планового отдела завода. Всем работникам завода скоростной метод работы конструкторов и технологов на практике показал, что ничто не может быть так важно во взаимоотношениях между людьми, как правильный и точный учет их работы! Он создал благоприятную обстановку в подотделах ОГК и цехах, обогатил атмосферу завода своеобразным живительным кислородом доброжелательства и взаимопомощи.

Генерал, вопреки установленному им времени для доклада — семнадцать часов, пригласил меня утром. После просмотра результатов работы ОГК и опытного цеха за сутки, возвратив штаб-карту, сказал:

— Звонил Елян. Просил прислать вас к нему, наверное, хочет познакомиться. Вы же с ним еще ни разу не сталкивались? Он — власть!

Секретарь доложила директору о моем прибытии. Вошел в кабинет. Амо Сергеевич сидел за столом, который был мал, и ноги хозяина выпирали за лицевую линию.

— Проходите, садитесь, — сказал начальственно, указывая на стул.

Сел. Жду. Амо Сергеевич, дожевав мандарин, ногтем большого пальца разрезал наклейку коробки «Казбека», взял папиросу, чиркнул спичкой и закурил.

— Рассказывай, как тебе работается у нас? — наконец-то заговорил Амо Сергеевич, обращаясь на «ты».

— Спасибо! Завод я знаю. Многих людей тоже. К работе начинаю привыкать.

— Хорошо, что так. Я хочу лично убедиться в правильности данных в сводках, которые ты подписываешь. Скажи, можно ли им верить?

— Можно, товарищ директор.

— По сводке старший технолог Антонов на ствол пушки ЗИС-6 сдал все материалы по технологии в синьке на второй день готовности чертежа на сам ствол. Что-то у вас в ОГК, я смотрю, все очень быстро получается. Я понимаю, «скоростной метод, параллельная работа…», но как может технолог отставать от конструктора лишь на одни сутки? Это уж слишком!

— Амо Сергеевич, про Антонова Василий Гаврилович сказал: «Чудо-человек!»

— Может быть, так оно и есть. Но в ОГК все работы смежники заканчивают с небольшим просветом. Это верно?

— Наш учет выполнения графика по пушке ЗИС-6, как и по другим системам — Ф-34 и ЗИС-2, предельно точный. Готов нести за него любую ответственность!

— Расскажи, только покороче, как готовится сводка.

— Если коротко — учет выполнения графика ведем ежедневно. В него входит: разработка рабочих чертежей изделия, разработка технологии, проектирование приспособлений и специального инструмента, заказ их, контроль за изготовлением и далее учет освоения инструментария работниками ОГК в механических цехах по всей технологии. Сводку за прошедший день подаем вам и главному конструктору ежедневно к семнадцати часам.

— Хочу верить, что сводка будет отражать только правду, какой бы она ни была. Понятно? Ты свободен.

О разговоре с Амо Сергеевичем тотчас же рассказал Грабину. Он выслушал с большим вниманием. Но ничего не сказал и, повернувшись, стал смотреть в окно. На лице блуждала лукавая улыбка.

— Из пушки ЗИС-6, по нашим расчетам будет дан первый выстрел не 15-го, как планировалось по графику, а 14-го мая. Задачу такой сложности и такого объема, как проектирование ЗИС-6 с расчетом немедленной организации ее серийного производства, мы еще никогда не ставили перед собой. Мне неизвестны факты подобного опыта ни в отечественном машиностроении, ни в практике зарубежной промышленности. Здесь решающую роль сыграли организационно-технические мероприятия и новый психологический настрой конструкторов и технологов. Это важнейшее завоевание скоростного метода проектирования. Да и наше производство разве сравнимо с тем, каким оно было три-четыре года назад?

— Никакого сравнения. Это видно по работе над Ф-34, ЗИС-6 и ЗИС-2. На заводе значительно возросла техническая и технологическая культура, особенно с переходом на скоростной метод. Однако полностью исключить штурмовщину не удалось. Мне думается, что технологам следует досконально изучить возможности оборудования, сделать точный расчет времени прохождения детали по всей цепочке от станка к станку… Они должны знать, где и почему задерживается обработка «люльки», казенника, цилиндров и т. д. Это же очевидно, что без знания оборудования невозможно исключить в производстве заторы. Убежден, что сборщики должны получать детали не с тележки механического цеха из рук изготовителя, а со склада.

— Мы к такому порядку сдачи деталей на сборку со склада скоро обязательно придем, — прервал меня Грабин. — К этому добавлю — детали должны быть непременно взаимозаменяемыми.

В просторной комнате, на стене в золоченой раме висел большой портрет. Технологи, рассматривая его, хвалили отдельческого фотографа Василия Георгиевича Морозова за хорошую работу. Надо же! С фотографии на пропуске сделать портрет Степана Федоровича Антонова. Выглядит как живой! А внизу надпись: «Слава С. Ф. Антонову, совершившему подвиг при разработке технологии ствола танковой пушки».

Виновник события стоял в стороне, смущенный от горячих поздравлений и всеобщего внимания.

— Ну хватит, хватит. Пойду к нашему генералу, — говорит он, нахмурив кустистые брови. Спрятав свои сдвоенные очки во внутренний карман рабочей куртки, Антонов направился к Грабину. С некоторых пор Василия Гавриловича конструкторы и технологи между собой зовут «наш генерал». Так повелось и среди рабочих.

— Василий Гаврилович, прикажите снять мой портрет! В стенгазете ваша благодарность. И довольно. Хватит меня хвалить… Так-то у любого человека настроение может испортиться.

И все же фотография Степана Федоровича долго красовалась в отделе Главного конструктора. Эти поощрения свидетельствовали о самой высокой оценке Грабиным возросшей роли технологов на заводе.

Следует подчеркнуть, что при старом ступенчатом методе технологи всегда оказывались в проигрышном положении. Их потери времени в соревновании с конструкторами и производственниками всегда были неизбежными. Их трудности не понимались и понимать их никто не хотел. Часто без должного основания технологов обвиняли не только в медлительности, но и во всех грехах завода. Никто всерьез не считался с расходом их времени на разные согласования и развязки с конструкторами спорных мест в чертежах. Эти противоречия нередко бывали очень тяжелыми, даже болезненными. Они требовали личного вмешательства главного технолога и главного конструктора. Дирекция же, как правило, крайне редко вникала в эти неувязки. Она прежде всего была озабочена выполнением производственной программы. Боясь попасть впросак, главный инженер, не дожидаясь нужной технологии, шел на изготовление отдельных деталей и даже узлов пушек по временной технологии с малопроизводительным инструментом и по временным нормам. Все это порождало в цехах тяжелейшие «узкие места» и «штурмы». И когда руководители завода начинали объяснять высокому начальству причины срыва работы цехов и другие беды завода, то, не утруждая себя долго, обрушивали весь гнев на технологов. Они обвиняли их в присущих и не присущих грехах. На хозяйственных активах часто втаптывались в грязь честь и достоинство технологов.

Теперь это полностью исключалось. С первых же дней работы в одном отделе устранялись возможные неувязки и недомолвки между конструктором и технологом. Технолог вел конструкцию детали узла от первой ее линии, нанесенной конструктором на ватмане. Вопросы технологичности конструкции, ее прочности, малой металлоемкости всегда были в поле их зрения и решались совместно. Деловые отношения между ними часто перерастали в личную дружбу. В конкретных случаях дискуссий между конструктором и технологом арбитром становился главный конструктор. Поэтому не случайно в период работы над ЗИС-6 в ОГК родилась крылатая, полная глубокого смысла поговорка: «Конструктор — папа, технолог — мама!»

Степан Федорович о статье о нем в первомайский номер стенгазеты и слушать не хотел. Подключил Горшкова. Кого же иначе? Он дал мне поручение.

В комнате технологов просторно. Стол Антонова в углу. Сверхурочников мало, мы им не мешали.

— Степан Федорович, с чего начнем наш разговор?

— С чего хотите! Мне как-то неудобно. Какой я инженер-технолог, да еще старший? Я старый рабочий, волжанин. Из бывших крестьян. Но, если говорить по совести, нет дела, с которым бы не совладал. Дай мне инструмент и немного подумать: хоть из дерева, хоть из стали все смастерю. На заводе нет станка, на котором бы я не смог работать и соревноваться!..

— Откуда у вас такое, Степан Федорович?

— Это у меня с детства. Да всего и не расскажешь. На это нам с вами и целой ночи не хватит.

— Степан Федорович, пожалуйста, расскажите мне что-нибудь из своей жизни. Конечно, что пожелаете.

— Тогда слушайте, коль охота. Мне было двенадцать лет. Жил я с матерью в деревне. Отец столярил в Сормове на судостроительной верфи — мебель делал для пассажирских пароходов. Приедет, бывало, на недельку домой. У матери нас было шесть ртов. Мне, как старшему, то стамеску подарит, то рубанок привезет. И покажет, как ими пользоваться. Стал я проситься в город. А он: «Ты, сынок, подумал, на кого мамку с ребятишками оставим? А кто весной землю вспашет, картошку в огороде посадит? А летом сена корове накосит? На страдную пору нас теперь не отпускают… Ты без меня в семье из мужиков самый старший и за все в ответе».

В японскую войну отец заболел и пристроил меня на судоверфь учеником токаря по дереву. А сам с чахоткой вернулся домой доживать век. В германскую войну я перевелся в механический точить снаряды. Нужда заставила читать чертежи. Освоил. Стал в них свободно разбираться.

В гражданскую делал «трехдюймовки». Так вот и пошел по пушечному делу.

Закурили по маленькой. Степан Федорович попыхивает цигаркой. Молчит. Ушел в себя. Его седая голова давно уже много волос растеряла — лысеет каждодневно. Глаза хотя и внимательные, но нет в них остроты взгляда. Степану Федоровичу теперь 61 год…

Начальник подотдела Петр Иванович Иванов как-то к слову про него сказал:

— Ушлый старик!.. Представьте себе, не гармонист, а сделал баян, да такой, что в праздники в Сормовском дворце культуры рабочие под него пляшут. Он что угодно может сделать. Зайдите в его квартиру. Все — от стола до стульев, от дверных ручек до шпингалетов в оконных рамах — дело его рук. Кстати, он неплохой фотограф.

На общем собрании коллектива ОГК Грабин сообщил о готовности опытного образца пушки ЗИС-6 и подчеркнул, что она создана не за 45, а за 38 дней. Поздравляя коллектив с успехом, он отметил теплым словом конструкторов и технологов, еще раз подчеркнул большие перспективы скоростного проектирования и неожиданно высказал очень важную мысль:

— Всем, особенно молодым, необходимо помнить одну из важнейших традиций — уважительное отношение к рабочим. Наши токари и слесари опытного цеха — Иван Степанович Мигунов, Петр Дмитриевич Ионов, Михаил Дмитриевич Тулупов, Николай Федорович Крючков, Дмитрий Иванович Румянцев, Иван Степанович Воронин и многие другие, да и начальник цеха Николай Евграфович Антипин — артиллерийские мастера высочайшего класса. Работая вместе с инженерами над первыми образцами, они приобрели конструкторско-технологическое мышление. Они профессора своего дела. И тот, кто этого не поймет и не будет прислушиваться к их, как правило, очень дельным замечаниям по работе, тот обеднит себя как специалист и унизит профессиональное достоинство.

У Василия Гавриловича было прекрасное настроение. Наконец-то на заводе многие, главным образом рабочие, разобрались в самой сути скоростного проектирования и поняли его важность. Скептики-маловеры были вынуждены скрываться под личиной наигранной доброжелательности. На заводе были люди, распространявшие разные домыслы, а то и сплетни. Некоторые из них открыто говорили: «Грабин генерал и герой, всех и вся подминает под себя. На других заводах города конструкторы сами по себе, технологи тоже. А он согнал их в один двор! Вот и командует…»

Действительно, разговоров было много. Даже соратники, глубоко уважавшие его, недоумевали: «Зачем ему лишняя головная боль?» Широкое признание, незыблемый авторитет, почет — все есть. Хочется больше власти? Нет и нет! Грабина природа наградила уникальными талантами, неуемной энергией и упорством в достижении цели. Он вырос на идеологии Октября, был настоящим коммунистом, и дело, его работа стали главным смыслом жизни. Тщеславие и карьеризм были чужды ему. Именно ради общего блага Василий Гаврилович смело брал на свои плечи огромную ответственность, не заботясь о личном благополучии. Нельзя забывать, что в то время обвинение во вредительстве злопыхатели и завистники могли сфабриковать за любую конструкторскую неудачу, даже за упорство в отстаивании взглядов в такой секретной сфере, как производство артиллерийских систем. Понимал ли Грабин эту опасность? Понимал и знал, что никакие заслуги не спасут. Аресты некоторых видных деятелей оборонной промышленности, трагическая судьба маршала М. Н. Тухачевского заставляли многих задуматься и поступать осторожно ради личной безопасности, перестраховываться.

Вечер. Отдел Главного конструктора опустел больше чем наполовину. В коридорах полумрак. Из рабочих комнат доносится редкое шуршание бумаг и тихий говор. Доклад Главному окончен. Вопросов по «штаб-карте» нет. Василий Гаврилович пригласил пройти с ним по цехам. Ему доставляло большое удовольствие беседовать с рабочими у станка. Он спрашивал, насколько хорошо только что установленное новое приспособление. Или чем хороша шестирезцовая головка на расточнике цилиндров для накатника и тормоза отката. Такого рода походы по цехам для меня были большой школой. Если рабочий предлагал хорошую деловую мысль, Грабин обещал разобраться с предложением и потом сообщить ему.

Мы в кабинете Главного. Генерал вызвал машину и сказал:

— Завтра приглашаю вас на природу — на артиллерийский полигон. Состоятся стрельбы из танковой пушки ЗИС-6 по «строениям», движущимся щитам и натуральным железобетонным укреплениям.

— Буду очень рад. Ко скольким часам приходить?

— Хорошо бы к шести часам утра.

Окружной военный полигон. День солнечный. Небо глубокое — тончайшая акварель. На зеленой в желто-коричневых пятнах равнине, узкой лентой убегавшей к стене соснового бора стоят крылатые мельницы, деревянные сараи. Ближе хорошо видны макеты танков разных типов, а немного в стороне — пулеметные точки и мощные доты. По этим целям предстояло выпустить двести снарядов из пушки ЗИС-6.

В башне танка КВ-2 с разрешения Грабина хозяйничал представитель Главного бронетанкового управления инженер-полковник Василий Иванович Горохов.

Ствол пушки уже накалился, выстрел следует за выстрелом. И никаких отказов. Полковник сокрушил все укрепления. Строителям с нашего завода здорово придется потрудиться, чтобы восстановить все как было. Горохов дал восторженный отзыв. Домой с полигона возвращаемся усталыми. Генерал тихонько напевает свою любимую: «Распрягайте хлопцы коней». Такое настроение у него не часто бывает.

«ЗИС-101» мягко катится по шоссе. Эту легковую машину правительство подарило Грабину в связи с присвоением звания Героя Социалистического Труда. Молчим. Мои мысли продолжают жить пушкой и восторгами Горохова. На полпути генерал заговорил:

— Пушка хорошо поработала. Как вы посмотрите, если я поручу вам по ЗИС-6 подготовку материалов для второй технической конференции в Ленинграде? Я имею в виду прежде всего обоснование организационной структуры ОГК и первые технико-экономические выгоды от скоростного метода проектирования.

— Василий Гаврилович, а почему бы вам не поручить это Борису Григорьевичу? Ваш помощник в этом деле уже имеет опыт. Он редактировал для брошюры ваш первый доклад.

— А все-таки?

— Такая работа не по моим плечам. Вы забыли, я не специалист.

— Не хитрите! Наши пушки знаете не хуже многих инженеров. Григорьян, не спорю, человек грамотный, но он канцелярист и не больше. Производства не знает совсем, хорош в приемной сидеть. На вас же я надеюсь. За прошедшие годы мы не раз обсуждали многие вопросы производства и редко расходились во взглядах. Убежден, вы с поставленной задачей справитесь.

— Хорошо, я попробую…

— Как консультант, готов помочь в любое время, — немного помолчав, добавил Главный.

Наш генерал на дополнительных выборах выдвинут кандидатом в депутаты Верховного Совета РСФСР. Он пригласил поехать на предвыборный митинг в город Дзержинск П. Ф. Муравьева, Б. Г. Григорьяна, Б. В. Андронова и меня.

У въезда в город нас встретило городское руководство. Жители, настроенные празднично, колоннами с песнями спешили на городскую площадь. Воздух напоен запахом черемухи. Напористый ветер с переполненной водой Оки колышет красные знамена заводов и учреждений.

Балкон здания городского комитета ВКП(б). Первым на него вышел Василий Гаврилович Грабин. Красив и статен сорокалетний генерал. Люди восторженно приветствуют конструктора пушек.

Выступили представители от заводов. Затем слово предоставляется Грабину. Генерал снял с головы фуражку и поклонился народу. Горячие аплодисменты, площадь загудела. Приятно волнует такая глубина уважения. Спокойно и сдержанно заговорил кандидат. Только те, кто с Грабиным проработал не один год, могли почувствовать в его голосе нотки волнения. Сказав немного о себе, он поблагодарил избирателей за оказанную честь и довольно подробно рассказал о международном положении. Каждое его слово слушатели ловили на лету:

— Международная остановка страны сложна и до крайности напряжена. Фашистская Германия завоевала почти всю Западную Европу. В минувшем месяце она захватила Грецию и Югославию… Наш вероятный враг — это гитлеровская Германия! Я заверяю вас, что у нас есть чем воевать и отстоять честь и свободу нашего социалистического Отечества. Мы, артиллеристы-конструкторы и технологи, в самый короткий исторический срок создали советскую артиллерию, сталинскую артиллерию!

От этих слов люди на площади, казалось недоумевая, замерли. Ибо они не согласовывались с недавними заявлениями ТАСС.

— Ты понимаешь, что сказал Грабин? — шепнул мне Григорьян.

— Вполне.

— За это же нас и за «можай» могут загнать?

— Мы-то тут при чем?

— Конечно, — согласился Григорьян и, подумав, добавил: — Но все же за это будет на сухари.

В начале рабочего дня, как было договорено, я принес Грабину для просмотра справку о работе конструкторов и технологов над 107-миллиметровой танковой пушкой. Она достаточно полно показывала новую организацию труда конструкторов и технологов, отражала много удачных решений в подготовке производства к серийному выпуску ЗИС-6. Отдельно показывалась и подготовка производства противотанковой пушки ЗИС-2. В справке была отражена и параллельно проведенная с ними работа по компоновке и отладке новой более легкой дивизионной пушки ЗИС-3.

По данным рабочих чертежей и технологических процессов ЗИС-6 были сделаны некоторые экономические расчеты и обобщения. Составлены сравнительные таблицы с ее предшественницей танковой пушкой Ф-34 по затратам времени на проектирование. В таблицах отражен расход металла, машинного времени и ручного труда на единицу изделия. Практика показала, что пушка ЗИС-6 получилась в эксплуатации удобной, в производстве дешевой и экономически выгодной.

Эти материалы потом полностью вошли в доклад Главного конструктора на 2-й технической конференции в Ленинграде.

После просмотра таблиц и графиков по ЗИС-6 и других расчетных данных Василий Гаврилович приказал информационному подотделу ОГК подготовить диаграммы и графики для выставки на предстоящей конференции. Мне предстояла поездка в Ленинград.

Новаторство Грабина привлекло внимание редакций центральных газет и технических журналов. После беседы с корреспондентами Кургановым («Правда») и Кудреватых («Известия») генерал попросил меня сопроводить журналистов на заводской полигон.

— Пусть Александр Иванович Козлов лично покажет им работу Ф-22 УСВ, — напутствовал Грабин.

К подъезду подошла машина, и мы отправились в путь. Приехали. Начальник полигона Козлов без лишних слов и сумятицы приказал рабочим поставить орудие на огневую позицию. Орудийный расчет поданную команду выполнил быстро и четко. Прозвучала команда:

— К бою!

Выстрел. Пушка легко выбросила пустую гильзу. Она пролетела по заданной траектории и с приятным звоном легла на бетонную площадку. Второй выстрел, вторая гильза летит так же, как и первая, источая синеватый дымок. Корреспонденты попросили разрешения подойти к заряженному орудию. Постояли около него, потрогали руками щит, на минуту присели на станине. Подумали.

Начальник опытного полигона предложил гостям посмотреть стрельбу беглым огнем. Остаток снарядов пушка один за одним быстро расстреляла за несколько секунд. Мы, оглушенные, молча закурили. В ушах боль и в голове гул. После стрельбы наши гости задали на редкость мало вопросов и заторопились с отъездом. Моим сообщением главный конструктор остался доволен. Но мы все-таки не могли найти ответа на вопрос, почему редакциям главных в стране газет понадобилось прислать к нам своих корреспондентов?…

После размещения государственного займа Василий Гаврилович пригласил в кабинет весь руководящий состав ОГК. Поблагодарив нас с успешным завершением кампании всего в два дня, он заметил:

— Подписка на заем в сумме одного месячного оклада, а отдельных работников в пределах двух, — показатель высокой сознательности и патриотизма. Кампания по проведению займа показала, что наши люди хорошо понимают сложную международную обстановку. Они с пониманием своего гражданского долга заботятся об укреплении обороны социалистического государства.

Грабин задумался… И совершенно неожиданно сказал:

— Дмитрий Иванович, поезжай в Кисловодск. Шеффер что-то хотел сказать… Грабин остановил его и обратился к управляющему делами Христолюбову:

— Петр Степанович, оформляйте документы. Шеффер кутался в пальто. Его немного лихорадило. На улице восемь градусов тепла. Ветер и дождь.

— Василий Гаврилович, может быть, еще отложим?

— Нет, ты поедешь… Когда у тебя Владислав собирается в пионерский лагерь?

— Во вторую смену…

— Ну вот и хорошо. Восемнадцатого числа в дорогу.

— Василий Гаврилович! Я хочу в Полтаву поехать, на родину.

— Полтава от тебя не уйдет. Поезжай лечиться. Грабин Антипину:

— Николай Евграфович, поедете в Афон?

— Нет, не поеду! Прошу отложить. Да и с деньгами поистратился.

— Поезжай, иначе некогда будет. Сколько тебе нужно денег?

— Тысячу рублей.

— Хорошо, деньги найдем. Грабин Горшкову:

— Поезжай и ты, Иван Андреевич…

— Как посмотрит партком? Чего ты всех разгоняешь?…

— Так надо.

Генерал дал указание отправить в отпуск и Котова и Григорьяна.

Поезд в Ленинград пришел утром. Город строг и деловит. Улицы вымыты, светятся. Народ спешит на работу.

На Староневском проспекте без труда нашел дом № 85. Оказалось — это общежитие студентов. Мне предоставили комнату аспиранта. Общежитие безлюдно. Лето!..

По широкой из кружевного чугуна лестнице поднимаюсь на четвертый этаж. Здесь мне предстоит прожить месяц. А может быть, и больше. Руководством ОГК на меня возложена проверка подготовки к конференции. Затем предстоит редактирование материалов технической конференции для специального издания.

Директор института переподготовки кадров народного комиссариата вооружения встретил меня радостно. Понимаю, что такая честь не мне, а заслуженная дань уважения Грабину. Поехали на берег Невы. Там в помещении партийного кабинета Смольненского РК ВКП(б), в бывшем княжеском дворце, уже развернута наша выставка по скоростному проектированию. На ней представлены образцы конструкторских пушечных новинок: детали, сделанные методом литья, горячей и холодной штамповки и т. д.

Графики и диаграммы рассказывали о металлоемкости разных орудий, затраты на них машинного и ручного времени как при старом методе производства пушек, так и при новом — скоростном. На выставке также представлены новые сложные приспособления и образцы высокопроизводительного специального инструмента. Выставка получилась впечатляющей.

До конференции оставалось два дня.

Завтра воскресенье. Директор института Григорий Дмитриевич Загоскин пригласил меня поехать с ним отдохнуть на Карельский перешеек. Предложение заманчивое. Я с радостью с ним согласился. Тем более он обещал мне показать разрушенные советской артиллерией доты линии Маннергейма…

Встал рано. На улице, как и вчера, ласковое солнечное утро. Живи, человек, и радуйся!.. И никому не приходило в голову, что наше человеческое счастье уже висит на волоске. Миллионы людей страны просто не знали того, что волосок уже порван немецкими фашистами. Ленинградцы спешат за город. День погожий, обещающий много человеческих радостей. А на улицах Киева, Одессы, Минска уже пролилась людская кровь.

Война!.. Она по-настоящему еще не дошла до моего сознания… Мы много самонадеянно думали и верили в наши силы…

С завода «Новое Сормово» приехали наши делегаты, содокладчики Грабина: технолог-литейщик Гавриил Осипович Коптев и Александр Федорович Сурков — начальник подотдела ОГК по стандартизации и унификации. Война настигла их в поезде.

По приказу об общей мобилизации наши годы призывались. Поэтому, позавтракав, мы поспешили в Ленинградский городской военкомат. Там нас спросили:

— Кто вы и откуда?

— Из Горького.

— Вот туда и направляйтесь… Такой порядок. В действующую армию призыв проходит по месту жительства.

Со всех ног летим на Московский вокзал. Билетные кассы закрыты. Залы ожидания забиты людьми. Сквозь толпу не пробиться. Народ нервничает. Люди говорят необычно громко, с надрывом. Все взоры людей устремлены на капитана. А тот стоит на столе и, широко расставив ноги, громко кричит в жестяной раструб:

— Товарищи!.. Граждане и гражданки!.. Движение пассажирских поездов отменяется. Отменяется, говорю! Приказ коменданта: всем разойтись по домам. Дня через два-три пассажирские поезда вновь пойдут по расписанию. По всем маршрутам!

Всем все ясно, но никто не уходит. До людей еще не дошло, что война все подчинила себе. И теперь никакие разговоры и стенания не помогут сломить ее волю.

…По три-четыре раза в день мы приезжали на вокзал. К нашей троице присоединились еще два товарища с нашего завода — это устроители теперь брошенной на произвол судьбы выставки. В институт на мое имя поступила правительственная телеграмма: «Документы передайте в первый отдел института. Выставку сдайте на хранение товарищу Загоскину. Сами все возвращайтесь на завод. Депутат Верховного Совета РСФСР генерал Грабин».

Четвертый день войны. Мы проснулись в пять часов утра. Умылись и первым делом на вокзал. Глазам своим не поверили — он пустой. И кассы все открыты… Спокойно взяли билеты до Горького через Москву.

Площадь перед Курским вокзалом плотно забита людьми. Они стоят в очереди за билетами. Извиваясь в несколько полуколец, очередь напоминала шевелившегося фантастического удава. Мы пристроились в конце ее. Не меньше тысячи разноцветных шляпок, кепок и картузов, белых и голубых косынок, словно чешуя ожившего древнего дракона, играли на солнце.

Каждый поздний вечер после ухода поездов в сторону Горького мы спешили в наркомат, но наши надежды не сбывались, автомашины с завода не приходили. И так целых трое суток.

Домой приехал чуть живой. С вокзала позвонил Грабину. Он приказал три дня отдыхать.

Глубоко убежден, что в воспоминаниях о Великой Отечественной войне каждый человек обязан свидетельствовать все пусть даже незначительное, что полоснуло сознание и с болью прошло через сердце. Может случиться что предвыборный митинг в Дзержинске и моя поездка в Ленинград кому-то покажутся выпадающими из темы о Грабине. Прошу меня извинить, я не мог об этом не написать…

Как прекрасна жизнь, когда люди друг другу — братья… Я почувствовал радость жизни более чем когда-либо, когда сел с сыном, женой и дедом за обеденный стол на кухне. И какая же прелесть обычная гречневая каша с молоком! Хорошо дома!

Мы обнялись. Василий Гаврилович крепко прижал меня к могучей груди.

— Рад, очень рад вашему возвращению. У нас времени мало, а дел очень много. Давний разговор о тыле нашего завода помните?

— Хорошо помню.

— Теперь он полностью ложится на наши плечи. За него мы с вами в прямом ответе. В отделе Главного конструктора сосредоточены все рычаги от разработки новой пушки до выхода ее за ворота завода!..

Мы были удивлены, когда в конце прошлого года военные отказались от продления нашему заводу заказа на дивизионные пушки Ф-22 УСВ. Они посчитали: Красная Армия уже достаточно насыщена ими. А что вышло? Война буквально с первых дней показала грубый просчет органов, отвечающих за снабжение армии артиллерией. Нам приказано немедленно восстановить производство пушек Ф-22 УСВ. На завод летят каждый день телеграммы от заказчика и нашего наркомата: «Давайте пушки, и чем больше, тем лучше!» Теперь, кроме нас, Ф-22 УСВ приказано изготавливать и на Сталинградском заводе. Мы уже приступили к восстановлению производства Ф-22 УСВ… Форсируем разворот производства и по танковой пушке Ф-34 для Т-34.

— Василий Гаврилович, а как обстоят наши дела с танковой пушкой ЗИС-6?

— Никак… На 77-й день от начала проектирования началось изготовление серийных пушек. Уже первые валовые орудия получились надежными, простыми в производстве и дешевыми. Однако Котин не выполнил обещание, данное правительству. Новый тяжелый танк конструктивно еще не готов. Поэтому выпуск танковых пушке ЗИС-6 завод прекратил. Нужны мощности для увеличения выпуска дивизионных пушек. Мы честно выполнили долг перед Родиной, но ей от этого легче не стало… Расскажите коротко, как вы законсервировали в Ленинграде нашу выставку? Она стоит бешеных денег… Хотя что теперь их считать!

— Выставку мы демонтировали и экспонаты уложили в предоставленном нам теплом и сухом чулане…

— Спасибо. Теперь, конечно, не до конференции. Да и неотложных дел у всех по горло. У нас сейчас боевая задача — завершить перекомпоновку дивизионной пушки ЗИС-3. Эту работу ведет молодой конструктор Хворостин. Инженер Грибань уже спроектировал новый ствол-моноблок. Он же разработал чертеж нового дульного тормоза. Доработку верхнего станка ведет Александр Павлович Шишкин. Разработку нового прицела взяли на себя Борис Григорьевич Погосянц и Зоя Михайловна Минаева. К доработке противооткатных устройств приступил конструктор Калеганов из подотдела Мещанинова.

Мощность новой дивизионной пушки ЗИС-3 будет такая же, как и у Ф-22 УСВ. Однако она легче ее на 400 килограмм. И только на 100 килограмм будет весить больше, чем знаменитая русская «трехдюймовка». Зато мощность ее против «старушки» в 6 раз больше. Наша новая «трехдюймовка» будет иметь предельно низкую линию огня — это ее бесценное достоинство в борьбе против танков. Пушка ЗИС-3 — моя давняя мечта, которая становится реальностью.

Трещит звонок, беру телефонную трубку.

— С вами говорит конструктор первой категории Федор Федорович Калеганов. Знаете такого?…

— Пока нет, — ответил я, хотя видел его у Главного и наслышан о нем. О Калеганове говорили: хотя и молод, но уже преуспел в проектировании противооткатных устройств.

— Звоню из архива… У Гали Тиханычевой прошу свою кальку, а мне от ворот поворот! На что же это похоже? Прошу распорядиться!.. У меня сейчас каждая минута на счету, и такой бюрократизм!!!

— Мы выполняем приказ Грабина. Вы должны это хорошо знать…

Минут через пять Калеганов бурей влетел в мою комнату.

— Ругаться пришел. Дадите мне кальку?

— Нет! Это право имеет только главный конструктор.

— Да вы очумели? Из-за какой-то сотки я должен тревожить Грабина!

Дело в том, что кальку с чертежа после подписи главного конструктора теперь мы берем на учет. Согласно приказу поправки и изменения в ней могут вноситься только с его разрешения.

Федор Федорович пошел к заместителю главного конструктора Дмитрию Ивановичу Шефферу. И у него получил отказ.

После обеда по внутренней вертушке позвонил Грабин:

— Андрей Петрович, был у вас Калеганов?

— Приходил еще в начале рабочего дня.

— Как считаете, можно выдать ему кальку без наложения взыскания?

— Это ваше право, Василий Гаврилович.

— Хорошо, на первый случай мы ему простим. Пожалуйста, дайте указание архиву.

Мне стало заметно, что между директором Еляном и Грабиным что-то произошло. В чем они разошлись? В начале директорствования Амо Сергеевич решительно поддержал главного конструктора. В борьбе против кустарщины в производстве они оказались единомышленниками. С начала войны их отношения притупились. Мне показалось, что самолюбие директора стал задевать возрастающий авторитет Василия Гавриловича и усиление влияния ОГК на процесс производства всего завода.

Амо Сергеевич внешне многим напоминал негритянского певца Поля Робсона. Такой же рослый, черная кучерявая голова. Пристальные, с желтоватыми белками, жгучие карие глаза. Он смел в решениях и напорист в работе. В характерах Еляна и Грабина хотя и было много общего, схожего, но и противоположного хватало. Они по-разному подходили к людям. Директор был излишне резок, самолюбив и строг.

Неужели эта трещинка в отношениях отразится на делах завода, когда в производстве наряду с пушками Ф-22 УСВ и ЗИС-2, вне плана, уже началось изготовление командных деталей образца новой дивизионной пушки ЗИС-3?

Время уже за полночь. Серые облака до половины закрыли трубы мартеновских печей. Моросил реденький дождь. Василий Гаврилович пригласил меня пройтись с ним по механическим цехам завода.

Подойдя к токарю, работавшему на станке, он подолгу разговаривал с рабочим. Потом тихо спрашивал меня:

— Какая деталь?

— Казенник.

— Группа и номер?

Генерал прекрасно знал — за семь лет работы на заводе я уж как-нибудь изучил основные детали и узлы пушек. Я понял: главный конструктор разыгрывает меня. Только не мог догадаться, ради чего?

Василий Гаврилович останавливался почти у каждого станка и разговаривал с рабочими. Мы шли дальше…

Генерал, улыбаясь, вновь обращался ко мне:

— Сколько спроектировано приспособлений для обработки лобовой коробки?

— Могу ответить приблизительно.

— А сколько освоено?

— Четыре.

— Спасибо. А вот главные мои помощники этого не знают. Может быть, при новом планировании и организации производства, а главное, при строгом контроле графиков, учете времени и труда им этого знать не надо? У Шеффера и Назарова, да и у всех начальников подотделов теперь все рабочее время идет только на выполнение прямых конструкторских и технологических обязанностей. Хорошо!

В опытном цехе Главный надолго задержался у слесарей, ремонтировавших пушку ЗИС-3 после первых испытаний. Генерал поторапливал их. Он ждал извещения из Москвы — вызов на показ ее большому артиллерийскому начальству. Настроение у Грабина приподнятое.

Возвращаясь домой, он сообщил приятную новость:

— По моим расчетам, наш завод за июль может занять первое место в отрасли. Это приятно, но главное — фронт получит больше наших пушек…

Вскоре перед каждым совещанием у главного конструктора начальники конструкторских подотделов и технологических секторов в цехах валового производства чаще и чаще стали заходить в 12-й подотдел. Они сверяли свои графики по нашим учетным данным. Все почувствовали, что учет выполнения графика по комплексному плану и правильный анализ всех показателей дисциплинируют и облегчают труд.

Горят города и села, поля и леса Белоруссии и Украины. Захвачены часть Литвы и Латвии. Немецкая авиация бомбит Севастополь, Одессу, Киев. На центральном направлении горят города Смоленск, Орша, Могилев. Речь Председателя ГКО И. В. Сталина по радио окончательно отрезвила наши головы о скорой победе над врагом и на его территории. Вопрос — быть советскому народу свободным или впасть в порабощение фашистам — всколыхнул душу каждого человека. Эту смертельную опасность поняли и приняли к сердцу не только взрослые, но и наши дети.

Выстоять! Сдюжить! Вот главная задача для всех советских людей! Наша же обязанность — дать как можно больше фронту артиллерии, главной силы Красной Армии.

Глубокая ночь. Объявлено положение номер один. Проверены все посты. Готовимся к отражению налета гитлеровской авиации.

На совещании ОГК о ходе выполнения комплексного плана выступили Назаров, Гордеев, Шеффер, Антипин. В общем, работой конструкторов и технологов Грабин остался доволен. Он только напомнил:

— ЗИС-3 — наша главная надежда. Мы должны напрячь все силы, чтобы в ближайшие дни новый улучшенный образец пушки показать военным…

Василий Гаврилович вновь попросил Назарова и Гордеева как можно тщательнее просчитать технические возможности всего механического оборудования, иметь четкое представление о каждом отдельном станке. Он сказал:

— Основная задача — делать технологию на все пушки, которая бы исключала «узкие места». Будем держать курс на поточное производство. В перспективе мы должны добиться сборки пушек, близкой к конвейерной. Надо понять и то, что без наличия поточного производства и без высокого качества деталей, узлов и их взаимозаменяемости мечта о конвейере бессмысленна. Но я убежден, что мы можем помочь заводу выйти на такой уровень производства. У нас есть и технические силы, и материальные возможности.

Затем с коротким сообщением выступил начальник опытного цеха Антипин. Он доложил о полной готовности для показа Маршалу Советского Союза Г. И. Кулику двух самодвижущихся 57-мм пушек ЗИС-30, из которых одна смонтирована на быстроходной танкетке «Комсомолец», а другая — на автомобильном колесно-гусеничном тягаче. Эти противотанковые пушки на испытаниях показали высокую кучность боя, скорострельность, подвижность и проходимость по бездорожью.

Иван Андреевич Горшков объявил, что завтра состоится заседание партийного бюро по вопросам организации добровольческого батальона для борьбы с возможными фашистскими парашютистами. Он войдет в добровольческий противотанковый полк завода…

Выступая на партбюро, Грабин сказал:

— Мы уже спроектировали для партизан и на днях начнем изготовлять первый образец легкого 82-миллиметрового казенно-зарядного миномета. Он будет смонтирован на лафете типа пулемета «Максим». Для зимы, для быстрой и легкой его перевозки проектируются специальные санки… Николай Евграфович, пожалуйста, изыщите возможность и начните приводить в порядок пушки Ф-22 и Ф-22 УСВ, забракованные военными. Мы передадим их ополченческой дивизии города Горького. Мною подписано распоряжение по отделу о назначении командиром нашего батальона Александра Ивановича Абрамова и его заместителем Олега Ивановича Меркулова.

…Завтра на стыке двух смен состоится общезаводской митинг. Вопрос один — «О формировании заводского добровольческого полка». Лозунг: «Все для фронта, все для победы!»…

С бюро пришел домой далеко за полночь. Сел за стол, открыл дневник. Трудно и невозможно передать все, что пережито за последние дни. Разговоры разговорами, а газеты каждый день сообщают одно и то же: танки с крестами бойцы встречают бутылками с горючей смесью. Накануне войны нас убедили в том, что любого врага встретим во всеоружии. Радовались парадам военной техники, гремевшей на Красной площади. А жизнь показала: пушек не хватает! Самолетов не хватает! Танков не хватает!

На Западе границу разрушили, новую создать не успели. Мне один рабочий по этому поводу сказал: «Так вот и жили — двор продали, а ворота купили!» А где же был Генеральный штаб Красной Армии? Спрашивается, о чем он думал и на каких счетах откладывал костяшки? Горько сознавать повторившееся идиотское русское шапкозакидательство!

Ох, каким долгим и коротким показался нам этот месяц без единого выходного дня! Положение на фронтах день ото дня становится все хуже и страшнее. У кого не окаменеет сердце от сообщения Совинформбюро: наши войска отступили и заняли новые рубежи обороны? Ужасно! Сколько же можно отступать?

Главный конструктор Грабин после больших усилий наконец-то добился от маршала Г. И. Кулика согласия показать ему новые пушки. Трудно продвигать в армию конструкции новых орудий. Почему? Сказывался давний консерватизм Главного артиллерийского управления. После войны это признал маршал артиллерии Д. Н. Яковлев в книге «Об артиллерии и немного о себе»: «Новаторская мысль наших конструкторов работала неустанно. Но вот жаль, что утверждение — то этих новых образцов вооружения проходило подчас слишком уж медленно». Признание правильное, но вот беда, маршал не ответил на вопрос: почему так было и кто в этом повинен?

Сегодня в Москве должен состояться смотр наших новых пушек. У Василия Гавриловича большие надежды на них. С главным конструктором в столицу отправлены новая дивизионная пушка ЗИС-3 и два образца (из серии 100 штук) 57-мм противотанковой пушки ЗИС-30 на танкетке «Комсомолец» и на гусеничной полуторке для защиты Москвы.

Мы с нетерпением ждем возвращения Грабина. Сидим как на иголках. С ним уехали Иван Андреевич Горшков — начальник подотдела испытаний, слесари Петр Дмитриевич Ионов, Дмитрий Иванович Румянцев и водитель самоходок Сергей Иванович Петров. Ждать да догонять всегда мучительно.

В кабинете главного конструктора: Д. И. Шеффер, К. В. Бородкин, А. Ф. Гордеев, П. М. Назаров, П. Ф. Муравьев, К. К. Ренне, В. Д. Мещанинов. Уже пошел второй час, как Василий Гаврилович находится у Еляна. Наконец-то явился наш генерал. Он возбужден до предела. Это хорошо было заметно по его глазам и лицу. Только могучая воля помогала ему не терять самообладания. Молча сел за большой стол для заседаний.

— Здравствуйте, мои други! Как рассказывать о встрече с маршалом? Коротко или подробно?

— Подробно, хочется знать все до тонкости, — за всех ответил Антипин. Николай Евграфович с главным конструктором на равной ноге.

— Тогда слушайте. Горшков, Румянцев и Воронин ночевали во дворе нашего наркомата около орудий. В эту ночь фашисты очень сильно бомбили Москву. К счастью, из наших людей, хотя они и боролись с зажигалками, никто не пострадал. Когда я пришел к наркомату обороны, наши пушки уже стояли во дворе — рядом с особняком Кулика. В назначенный час в приемной уже толпились генералы и офицеры. В кабинете Кулика я увидел председателя Госплана Вознесенского и заместителя председателя Совнаркома Малышева.

Мы все вышли на солнечный двор. Осмотр начали с дивизионной пушки ЗИС-3. Доложил о ее тактико-технических и экономических характеристиках, заметив при этом, что конструкция пушки позволяет заводу быстро переналадить производство и значительно увеличить выпуск орудий для фронта, т. к. по трудоемкости она в 2,5 раза меньше, чем УСВ, и обойдется стране втрое дешевле.

Кулик предложил показать орудие в действии. Горшков профессионально подал команду: «Расчет к орудию!» Люди быстро заняли места. Потом было много различных команд: «Танки слева», «Танки справа», «Танки спереди», «Танки сзади». Приятно было смотреть на действия наших заводчан. Маршал похвалил расчет за быстроту и четкость работы. Многие генералы подходили к пушке, брались за маховики механизмов наведения и работали ими, поворачивая ствол в горизонтальном и вертикальном направлениях.

То же повторилось и с пушками ЗИС-30. Вам хорошо известно, что наш Петров в прошлом танкист. Он блестяще выполнил все поданные ему команды. Все шло хорошо, и, судя по репликам и вопросам, опытные образцы присутствующим понравились.

После осмотра всем предложили пройти в кабинет. Там я гораздо подробнее доложил о пушках, об их экономичности в производстве, что позволит быстрее провести перевооружение армии. Жду высказываний. Все молчат. Многозначительно думают. А время идет. Но я зря готовился записывать критику и предложения. Поднялся Кулик. Немного помолчав, он заявил: «Вы хотите заводу легкой жизни в то время, когда на фронте льется кровь. Ваши пушки не нужны».

Мне показалось, что я ослышался или он оговорился. Я только сумел произнести: «Как?» «А вот так, не нужны! Поезжайте на завод и давайте больше тех пушек, которые в производстве».

Василий Гаврилович умолк. Попросил налить из графина стакан воды. Было видно, как ему было трудно говорить об этом.

— А что же другие? Они, выходят, без голоса! Чего ж им тогда ездить на такие смотры? — заметил Дмитрий Иванович Шеффер. Его сухое, скульптурно вылепленное, красивое лицо стало розовым. Карие глаза часто заморгали…

Мне было жаль всех товарищей по работе. Они прекрасно понимали, какую превосходную пушку ЗИС-3 «зарубил» Кулик.

— Посмотрел на Вознесенского, на Малышева, — продолжил Грабин, — встретился с ними взглядом. Ждал, что они в конце концов скажут что-нибудь. Но они молчали. Я встал из-за стола и пошел к выходу. Меня никто не остановил, никто ничего не сказал. Я был ошеломлен. «Это трагедия! Трагедия!» — подумалось мне. До сих пор не пойму, почему ни Вознесенский, ни Малышев не поправили Кулика? Очевидно, у них были на то свои серьезные причины, о которых я не знал. Теперь мне ясно, что вопрос о приеме нашей незаконнорожденной пушки ЗИС-3 может решить только Сталин. Нужен подходящий случай, а его у нас может и не быть.

— Какой бездумный спектакль разыграл маршал!

— Не просто спектакль, а комедию, — прервал меня Горшков.

— Василий Гаврилович, вы лучше скажите нам, что вы решили с Еляном? — вмешался в разговор Антипин.

— Я предложил директору ЗИС-3 ставить на производство. Давайте себя спросим, по каким признакам забраковали пушки ЗИС-3 и ЗИС-30? Во всяком случае, не по деловым. Я спрашиваю у вас совета, други мои! Правильно ли я поставил вопрос перед директором?

— Расскажите поподробней о мнении Еляна, — заговорил секретарь партийного бюро Горшков. — Без согласия директора нам ясно: пушки на производство не поставить.

— Правильно, Иван Андреевич! Мы с Амо Сергеевичем обстоятельно взвесили все «за» и «против». Он согласился на продолжение изготовления самоходок в опытном цехе. А вот насчет ЗИС-3 уперся. Побоялся нарушить порядок принятия пушек на вооружение. Но я ему сказал: «От наших пушек сейчас никто не откажется. Нынче всякие пушки воюют, какие только могут стрелять, даже взятые из музеев. А мы предлагаем первоклассную дивизионную пушку!» Долго мы еще обсуждали и спорили, как нам быть. Наконец Елян согласился с моим предложением, но при условии, что всю ответственность за риск я возьму на себя. Он помнит, что завод обещал Москве в ближайшее время увеличить выпуск пушек. А сделать это возможно только при освоении ЗИС-3, которая требует значительно меньше трудозатрат.

Чтобы на заводе не было никаких кривотолков, лафеты для нее берем от пушки ЗИС-2, идущей в валовом производстве, и по мере потребности будем завозить их в опытный цех. 76-мм трубы Ф-22 УСВ ни у кого не могут вызвать удивления, их тоже будем завозить к Антипину. Остается дульный тормоз. Николай Евграфович изготавливает его, навинчивает на трубу, и пушка готова в отправке… Маскировка орудия на железнодорожной платформе тоже в наших руках. Главный военный приемщик Иван Федорович Телешев, надеюсь, пойдет нам навстречу…

Начались бои за Москву, когда первая партия пушек ЗИС-3 была отправлена на фронт. Генерал Грабин убедил представителя военной приемки, что сейчас ждать формального часа признания ЗИС-3 в столь ответственный момент для государства не только непростительно, но и преступно. Инженер-полковник И. Ф. Телешев принял решение принимать ЗИС-3 и посылать на фронт. О своем решении он поставил в известность только что назначенного вместо Г. И. Кулика генерал-полковника артиллерии Н. Д. Яковлева. Завод, в свою очередь, сообщил об этом наркому вооружения Д. Ф. Устинову. Главное артиллерийское управление и наркомат вооружения молчали, будто на заводе ничего не случилось. А пушки ЗИС-3, эшелон за эшелоном, обычным порядком уходили в войска. К концу ноября нашему заводу удалось дать не одну сотню ЗИС-3 защитникам Москвы. Выпуск их нарастал. На заводе уже все видели — пошла новая пушка, а в верхах никак не могли решиться ее узаконить.

Из одной воинской части в ОГК пришло хвалебное письмо. Артиллеристы просили выпускать как можно больше таких пушек. Но кто мог знать, что нас ждет впереди? А вдруг в ЗИС-3 конструкторы в чем-то ошиблись и пушка в жарком бою с танками почему-то откажет? Тогда что? Этот вопрос, как топор, повис над головой Грабина. Но он верил в ЗИС-3 так, как верил себе и своему коллективу.

Грабин и Елян, вставшие на противоправный, но единственно правильный путь изготовления 76-мм дивизионной пушки ЗИС-3, шли на беспримерный и смертельный риск. Потомки должны об этом знать. Их поступок — истинно гражданский подвиг.

У вверенного мне подотдела появилась возможность провести ряд выборочных проверочно-контрольных работ, по положению не входящих в нашу прямую обязанность.

Работники 12-го подотдела A. M. Лебедев и Б. И. Гордиенко проверили наличие документации на ЗИС-3. Результат неожиданный. В архиве не оказалось 37 специальных и 23 типовых технологий. На это был составлен акт. Главный конструктор поражен. На нашей бумаге Грабин написал Назарову: «Доложить!!!» Три восклицательных знака и одинокая буква «Г» означали тревогу и раздражение генерала.

Назаров категорически отрицал установленный факт. Но все же ему пришлось идти к главному конструктору с повинной. Его работники бесконтрольно брали из архива уже готовые технологии для справок и не возвращали. Основному виновнику Петру Ивановичу Иванову пришлось лично проверять все рабочие столы своих подчиненных. Многие работники лишились премии. Утерянные технологии были восстановлены во внеурочное время. Все технологические документы впредь перед сдачей в архив ставились на учет в 12-м подотделе. Тем самым в ОГК было окончательно пресечено халатное отношение к технической документации.

Проверена работа технологического сектора ОГК в цехе № 8 по изготовлению цилиндров для противооткатных устройств и установлено: начальник Каныгин скрыл свои производственные возможности и главным образом на замене электросваркой пайку оловом закрышек цилиндров. Об этом он не записал в журнал для учетно-контрольного подотдела. Каныгин скрыл экономию олова и времени на изготовление цилиндров ради большой премии.

После доклада по «штаб-карте» я сообщил об этом случае генералу. Он тотчас же вызвал помощника по общим вопросам Б. В. Андронова и приказал за август Каныгина к премии не представлять. И впредь все списки на денежные поощрения работников ОГК давать на визу начальнику 12-го подотдела. Я не ожидал, что проверка вызовет у Грабина такую жесткую реакцию. О случившемся Каныгин немедленно сообщил своему прямому начальнику Шефферу, который являлся первым заместителем Грабина.

Дмитрий Иванович в начале рабочего дня, оставив все дела, сам пришел ко мне. «Мы крепко задели его любимчика», — мелькнула мысль. Его красивое лицо с часто мигающими карими глазами выражало негодование. Мы знакомы более шести лет, и таким его я никогда еще не видел.

— Почему вы о делах моей епархии доложили прямо Василию Гавриловичу, не поставив меня в известность?

— Я поступил так, как мне предписано приказом.

— Но мне-то могли сказать!..

— Во время отсутствия главного конструктора я полностью в вашем распоряжении.

— Ну-ну! Надеюсь, исправитесь. Я все-таки первый заместитель, — напомнил он. — А не то, знаете, я какой, — и, дружески улыбаясь, взмахнул правой рукой и как тесаком рассек перед собой воздух: — Как дам, так и до пупа! Ладно, шучу…

Контроль и учет — серьезное дело. На первых порах у нас появилось много явных и скрытых недоброжелателей. Любая проверка всегда задевает личные интересы. Как-то, кстати, во время очередного доклада Грабину о выполнении графика я полушутя сказал ему об этом случае.

— Если уж, Василий Гаврилович, ваш заместитель посулил рассечь меня до пупа, тогда чего же можно ждать от других?

Главный смолчал и углубился в показания «штаб-карты». Когда он читал, слегка наклонив голову, лицо его выглядело особенно суровым. По данным учета никаких замечаний не сделал. Привычным движением руки нажал кнопку звонка, и тотчас же вошла секретарь. Грабин попросил принести две бутылки пива и три стакана. По внутреннему телефону он вызвал Шеффера.

За окнами большого кабинета от августовской жары и заводского шума все изнемогало. С западной окраины города из-за леса один за другим доносились глухие звуки контрольных выстрелов пушек, родившихся за сутки.

Генерал попросил Дмитрия Ивановича открыть бутылки и разлить пиво в стаканы. Загадочно молчит, но, как всегда, выдержан и спокоен. Главный встал, и мы тоже. Переложив стакан из правой руки в левую, он обратился ко мне:

— Вы знаете, Андрей Петрович, какой у нас Дмитрий Иванович? Как даст, так и до пупа! — Грабин приподнял правый увесистый кулак. — А я, Дмитрий Иванович, — сердито глядя в глаза Шеффера, — так могу ударить, что мозги вылетят на мостовую. Кто тебе дал право не выполнять мой приказ? Кто? У нас наводят порядок, а ты этому мешаешь!

— Я, Василий Гаврилович!.. — смешался Шеффер.

— Дай мне высказаться до конца, а потом и тебе слово. Подотдел контроля и информации — мои глаза и уши! А ты хочешь надеть на них шоры. Мы — в первую очередь, я и ты — должны поддерживать новое!..

Грабин чокнулся с нами:

— За ваше здоровье, други! — и медленно выпил пиво. — Теперь, Дмитрий, Иванович тебе слово. Только не пытайся оправдываться.

— Василий Гаврилович, я рекомендовал бы внести поправку в положение о двенадцатом подотделе.

— Именно?

— Расширить его права, возложив на него обязанности диспетчерской службы.

— Тогда у нас, — Грабин перебил Шеффера, — не будет того, что мы имеем. Двенадцатый подотдел дает фотографически точную «штаб-карту», на которой видны плюсы и минусы не только ОГК, но и всего завода. А уж принимать решения по ним — это, Дмитрий Иванович, моя и твоя обязанность…

В третьем часу пополудни Грабин позвонил мне домой и пригласил зайти. Василий Гаврилович одет по-домашнему. По сосредоточенному, немного суровому лицу невозможно понять, для каких дел я понадобился. Прошли в его кабинет. Сели за стол. Легкий пар курился над стаканами горячего чая, распространяя по комнате приятный аромат. Чай солнечной Грузии теперь редкость в нашем быту.

— Отхожу от ночной суматохи. Столько неотложных задач после разговора с товарищем Сталиным, а мысли скачут…

В эту минуту Грабин показался мне молодым Тарасом Бульбой. Он будто только что вернулся из похода на шляхтичей, искупался в Днепре и с устатку пьет малиновый напиток. Грабин выждал немного и, отхлебнув два глотка горячего чая, сказал:

— Вчера за полночь пришел домой из ОГК. Только встал под душ, как сообщили с завода, что к телефону вызывает Москва.

Елян уже выслал машину и ждет в своем кабинете. Соединили сразу. Спокойным голосом Сталин сказал, что положение на фронтах тяжелое, что гитлеровская армия продолжает наступать и теснить наши войска по всему фронту. Фашистская Германия имеет значительное количественное превосходство в вооружении. Я поразился тому, что Сталин, пренебрегая секретностью, обратился с просьбой лично ко мне. «Очень прошу вас, — сказал он, — сделайте все необходимое и дайте поскорее как можно больше пушек. Если для этого потребуется пойти на снижение качества, идите и на это… Учтите, нам дорога каждая пушка».

— Просьба Верховного, как я себе представляю, это не приказ. Это крик человеческой души! В самом деле, под ударом фашистских танков древний Киев! В смертельной опасности Ленинград! Гитлеровцы рвутся к Москве. Есть от чего закричать!

На это Грабин мне ответил:

— Я заверил вождя нашей партии: «Завод в ближайшее время обязательно резко увеличит выпуск пушек».

— Василий Гаврилович! Спрашивается, о чем думал начальник Главного артиллерийского управления Кулик в конце 1940 года, когда принимал решение о снятии с производства нашей дивизионной пушки?… Разговоры о том, что их вполне достаточно на случай войны, оказались болтовней. Вы бы послушали, как матерятся наши рабочие, особенно те, у кого сын или брат на войне, когда диктор по радио начинает хвалить бойца за то, что он бросился на фашистский танк с горючей смесью в бутылке. Ею Гудериана не остановить.

— Я, как и в начале войны, вновь утверждаю, что только коренная перестройка всего производства поможет перейти заводу на подлинно военные рельсы.

— Выходит, не бывает худа без добра! Теперь инициатива в наших руках.

— Так-то оно так. Работая над проектом танковой пушки ЗИС-6, мы делом доказали наши возможности А Елян в нас не верит. После возвращения из Москвы от Кулика он категорически отверг мои соображения по коренной перестройке производства. Поосторожничал. Теперь я уверен: как только рабочие узнают о просьбе Сталина, весь завод поднимется.

В разговоре с Председателем ГКО я в деликатной форме попросил его дать указание директору поддержать начинания отдела Главного конструктора, не объясняя детально, какие именно.

— И как он ответил?

— Дословно: «Передайте, чтобы он выполнял все, что вы считаете нужным!» Помолчав, Сталин спросил: «Товарищ Грабин, вы твердо убеждены, что в ближайшее время завод резко увеличит выпуск пушек? Ведь эта задача чрезвычайно сложная». Я сказал: «Понимаю, но у меня сомнений нет…»

— Теперь Елян не должен возражать. Суть случившегося я понимаю так — Председатель ГКО весь завод передал в ваши руки.

— Когда я разговаривал с Верховным, Елян был рядом и слышал весь разговор, а Сталин не захотел сказать ему хотя бы несколько слов. Горькая пилюля, кому ни доведись. Тяжело ему было проглотить ее. Я положил телефонную трубку и пересказал Еляну весь разговор. Закурив, Амо Сергеевич сказал: «Я убежден, вы переоценили наши возможности. Допускаю, что нам удастся до конца года увеличить выпуск пушек в два раза. Но вы недавно утверждали: выпуск орудий можно увеличить в пять-семь раз к довоенному году. Понимаете ли, кому вы дали обещание?!»

— Так и сказал?

— Да. Работникам отдела Главного конструктора предстоит тяжелая и бескомпромиссная борьба. Такова реальность! Меня очень беспокоит то, что даже после звонка Сталина Елян пытается отстаивать свое.

— Василий Гаврилович, какой теперь может быть разговор, после того, когда все решено?

— Вы правы. Но все же мне хотелось, чтобы в такое тяжелое время между нами, как и раньше, было полное согласие. Теперь ни к чему чванство и забота о престиже.

— Его можно понять. Для резкого увеличения выпуска орудий надо увеличить станочный парк и производственные площади, которые еще надо построить. Это все требует времени и времени, а фронт ждет пушки сегодня.

— Вот-вот, вы верно уловили мысль Еляна, но, как и он, не учитываете, что решающим фактором в любом машиностроительном производстве является конструкция создаваемой машины. Именно конструкция! Чем она, грубо говоря, проще, чем меньше в ней деталей и узлов, тем меньше времени необходимо на изготовление. Конструкция несет в своем зачатке все — и будущую трудоемкость, и себестоимость, и качество пушки. Наши конструкторы и технологи ОГК помогут заводу обойтись без дополнительных станков и дополнительных цехов.

Генерал порывисто встал и, расхаживая по кабинету, рассуждал вслух. Вернее, не рассуждал, а излагал уже обдуманный план:

— Нужна качественная перестройка всего производственного цикла завода. Вначале быстро организуем конструктивно-технологическую модернизацию пушек, чтобы сократить число деталей и повысить их технологичность. Уже это позволит увеличить выпуск орудий в 5–7 раз. А когда внедрим в производство в широком масштабе высокопроизводительную технологию, то через год дадим фронту орудий в 18–20 раз больше, чем делали до войны…

Услышав цифры столь головокружительного скачка, я впервые за время знакомства с Грабиным подумал — ну это уж слишком, фантазия какая-то!

Василий Гаврилович по выражению лица, видимо, догадался о мелькнувшем сомнении и спросил;

— Сомневаетесь? А зря. Учтите, что перестройка будет идти поэтапно, но наращивание темпов производства начнем сразу. Тяжело будет? Да. Но война есть война…

10 часов. В ОГК идет экстренное техническое совещание. Присутствовали директор завода Елян, начальники цехов, отделов завода и секретари партийных организаций.

Директор предоставил слово главному конструктору. Грабин рассказал о разговоре и обещании товарищу Сталину резко увеличить выпуск пушек, подчеркнув, что согласие Председателя ГКО на снижение качества пушек за счет количества противоречит убеждениям конструкторов и технологов.

Хотя в докладе генерал изложил контуры общей стратегии перестройки, однако из нас никто еще не представлял сложности и масштабов всех предстоящих работ. Грабин выдвинул конкретные предложения: каким образом заводу в самый кратчайший срок, т. е. к концу декабря, дать фронту пушек в пять раз больше, чем завод выпускал до войны.

Он предложил осуществить на первом этапе — малую модернизацию орудий, идущих в производстве. На втором — большую модернизацию, а на третьем этапе — подготовить и внедрить «Программу рациональной технологии».

Совещание постановило приступить к решению первого и второго этапов незамедлительно, используя успешный опыт скоростного проектирования танковых пушек Ф-34 и ЗИС-6.

Мне поручили написать вводную часть секретного приказа о применении комплексного сетевого графика как для проектных конструкторско-технологических работ, так и для всех технологических секторов механического производства завода — от выхода рабочих чертежей до сдачи пушек заказчику. На совещании был создан и утвержден штаб во главе с главным конструктором, которому поручалось немедленно приступить к разработке и составлению комплексного плана-графика с указанием конкретных сроков исполнения в соответствии со спецификациями всех идущих в производстве пушек: Ф-22 УСВ, Ф-34, ЗИС-2, ЗИС-3.

В штаб вошли: Шеффер, Ренне, Гордеев, Котов, Худяков, Горшков, Мещанинов, Муравьев, Назаров, Семин, технологи Антонов, Лычев, Маринин, начальник КБ по станкостроению Бородкин, начальник производственного отдела завода Максименко, начальник фасонно-литейного цеха Чумаков.

В полном составе штаб собрался у главного конструктора. В течение двух дней непрерывной работы был создан всеобъемлющий график комплексного плана с указанием конкретных исполнителей и сроков по малой и большой модернизации с разработкой высокопроизводительной технологии.

На первом этапе без остановки производства планировались: заменить у полевых пушек трубы в кожухе моноблоками; конструктивно и технологически упростить у всех полевых и танковых пушек казенники; заменить клепаные станины на трубчатые у пушек ЗИС-2 и ЗИС-3; технологически упростить изготовление цилиндров противооткатных устройств; нормализовать специальные втулки. Все эти работы завершить к середине сентября.

На втором этапе предусматривалось: заменить клепаные люльки литыми у пушек ЗИС-2 и ЗИС-3; спроектировать новый верхний и нижний станок для ЗИС-2 и ЗИС-3; заменить клепаные станины пушки Ф-22 УСВ литыми; создать для всех пушек (Ф-22 УСВ, ЗИС-2, ЗИС-3, Ф-34, ЗИС-5) единый унифицированный затвор; заменить трубу в кожухе на моноблок у танковой пушки Ф-34. Все работы по большой модернизации завершить к ноябрьским праздникам.

Жесткие требования предъявлялись технологам: повысить отдачу станками машинного времени, внедрить технически обоснованные нормы выработки станочниками и помочь рабочим значительно поднять производительность труда.

Предварительный расчет — малая и большая модернизации позволят заводу к концу года увеличить выпуск пушек в 4–5 раз, а к маю 1942 года в 9 раз по сравнению с довоенным годом. Контроль исполнения комплексного плана-графика Грабин возложил на 12-й подотдел ОГК.

Во время доклада о выполнении графика за сутки я напомнил Главному, что он собирался поехать к секретарю обкома ВКП(б), председателю ГКО области М. И. Родионову.

— Уже был у него. Вчера поздно вечером Михаил Иванович вызвал в обком Еляна, Проскурина и меня. Настоящего разговора в обкоме не получилось. Елян опять повторил свои опасения: «Товарищ Родионов, время не потерпит ни заминки, ни малейшего промаха. Я убежденно заявляю, что переналаживать производство, что называется, с корня — значит издергать весь коллектив завода. Мы и так работаем на пределе возможного. Резкого увеличения выпуска пушек нам все равно не добиться». Я, конечно, возразил. Родионов сказал Еляну: «Вы должны помочь Грабину выполнить просьбу товарища Сталина». Я попросил у Родионова согласия просмотреть план-график намеченных нами работ. «Обком партии выслушает вас в любой час дня и ночи», — сказал Михаил Иванович и тут же спросил: «Чем вам помочь?» Я поблагодарил его. Мне стало ясно — он решил поддержать наш риск… Жаль, конечно, что ни директор, ни главный инженер до сих пор не поверили в метод скоростной работы. Плохо жить и работать, когда тебя не понимает прямое начальство.

До обеда Грабин стремился больше находиться в конструкторских подразделениях. Он медленно проходил по стройным рядам кульманов, напоминавших парад парусных лодок в Финском заливе. Он опытным взглядом окидывал чертеж конструктора. Спрашивал, как ему работается с технологом и бывают ли у него конструкторы по приспособлениям и инструменту? В большинстве случае на третий или пятый день параллельной работы конструктора и технолога был виден результат. Деталь получалась малой металлоемкости, технологичной и прочной. Там, где главный проектант детали или очень важного узла пушки вступал в противоречие с технологом, Василий Гаврилович внимательно выслушивал того и другого. После уяснения существа спора, который не смогли решить их прямые начальники Ренне и Назаров, вызывал их к рабочему месту конструктора, где и принималось приемлемое коллективное решение. Если же согласие все же не достигалось, что было редко, главный конструктор принимал окончательное решение. Он знал намного больше своих подчиненных, иначе не был бы Главным!

Василий Гаврилович особое внимание уделял конструктору унифицированного затвора Василию Сергеевичу Иванову. Белоголовый, с голубыми глазами молодой человек умел, как никто другой, работать сосредоточенно и продуктивно. Не любил, когда товарищи подходили к его кульману, и встречал фразой: «Не мешай работать!» Завод выпускал сразу пять модификаций пушек, и у каждой был свой затвор, отличавшийся от других. Иванову и технологу Гордееву Грабин поставил задачу: на основе наиболее простого затвора пушки ЗИС-2 спроектировать единый, унифицированный затвор для всех пушек. Забегая вперед, отмечу, что такой затвор, в котором осталась 51 деталь вместо 116, они создали досрочно. Он оказался настолько технологичным, что работницы стали собирать его на поточной линии, которую спроектировали и освоили на своем же заводе. Небывалый случай в артиллерийском производстве! Затворы теперь изготовлялись вчетверо быстрее, чем раньше.

Главный конструктор сутками не уходил с завода, но оставался, как и прежде, доступным и оперативно решал любые вопросы. К 20-му августа все руководители подотделов ОГК, решавшие задачи малой модернизации, ведущие конструкторы и технологи перешли на казарменное положение. Последняя декада месяца была самой страшной и горькой. В небо нашего города зачастили немецкие самолеты…

Обеденный перерыв. Неурочный в это время тревожный заводской гудок… По отделу объявили: «Выходить всем на митинг!»

День солнечный, но уже не жаркий. Всю площадь около заводского гаража заполнили люди. У наскоро сбитой из теса трибуны ветерок шевелит бархатное заводское знамя.

Секретарь партийного комитета А. Д. Проскурин открыл митинг по случаю награждения завода Красным Знаменем ЦК ВКП(б). В выгоревшей гимнастерке Герой Советского Союза, солдат-артиллерист поздравил коллектив завода с производственными успехами и вручил директору Красное Знамя. О войне сказал коротко:

— На войне как на войне! С той и с другой стороны стреляют. В тот день мы с утра били фашистские танки и автоматчиков. К обеду наступило небольшое затишье. У нашей дивизионной пушки поврежден щит, вышел из строя прицел. Две другие пушки из нашей батареи погибли вместе с расчетами. Нашего командира ранило в плечо. С санитаркой оттащили его за бугор в лощинку. Открыл затвор у пушки. Работает. Натаскал побольше снарядов. Жду, что будет дальше? Кругом дым и гарь. Приготовился. Вижу, левее из леса по пшеничному полю к косогору, на котором стояла наша батарея, опять, как черепахи, поползли танки, стреляя на ходу. С нашей стороны фашистам тоже стали отвечать орудия соседней батареи. Оставить убитых товарищей, раненого командира и пушку бесчестно. Открыл затвор, гляжу через ствол. И тут вижу, за оврагом танк вылезает и поворачивает на меня. Я снаряд в ствол — раз! И врезал по первое число. Снаряд угодил в керосинку — танк загорелся.

Дружный смех, аплодисменты.

— Так приноровившись, я подбил и второй танк. Опять аплодисменты.

— Гляжу, справа от меня тоже пыхтит и лезет на косогор новый танк. Повернул орудие к нему. Ловлю его через ствол. Один момент — и снаряд в пушке. Выстрелил. Горит третий танк…

Бурная овация! К сожалению, я не записал тогда фамилию артиллериста, привезшего в родной дом пушки Ф-22 УСВ добрые вести.

…После митинга по дороге в ОГК подскочил начальник отдела рабочего снабжения В. И. Самсонов и молча торопливо сунул в руку Грабина полоску синей бумаги. И тут же нырнул в толпу оживленных людей. Генерал, прочитав приглашение, положил его в карман кителя. Как обычно, когда человек чем-то удивлял его, он сказал:

— Ну и op-ел!.. На банкет я не пойду. Поедемте лучше на природу. Погуляем часок по лесу и подышим свежим воздухом.

Зашли в столовую. За обедом выпили бутылку холодного нарзана и не спеша вышли из отдела. Автомобиль «ЗИС-101» — подарок правительства Грабину как Герою Социалистического Труда — уже стоял у подъезда.

Автомобиль бесшумно уносил нас по Московскому шоссе от утомительной колготни большого и тревожного города. По обочинам дороги молодые березы, уже тронутые желтизной, и рябинки с собранными в круглый купол оранжевыми кистями. То тут, то там с телеграфных проводов взлетали стайки молодых лесных голубей. Свернув в сторону на старую лесную дорогу, мы, будто по сказочному волшебству, оказались во власти гладкоствольных сосен и забытой нашим слухом тишины.

Птицы уже отпели свои песни. В лесу строгость и безмолвие. На наши шаги чуть слышно отзывалась старая хвоя… Вдруг эту безмятежную благодать нарушил дятел — хранитель заокских лесов, начав дробно стучать по дуплистой сосне. Затем на миг воцарилась тишина, но через несколько секунд вновь звенящая серебром дробь оглушила предосенний покой леса.

— Не посмотреть ли нам боровиков? — сказал Василий Гаврилович…

По давней привычке, заложив руки за спину и слегка нагнувшись вперед, он шагнул между деревьев где посветлее. Мы сравнительно долго бродили под крышей сомкнувшихся в высоте куп сосен и елей. Не проронив ни одного слова. Из праздничной красоты светлой рощицы мы вышли на широкую поляну, еще цветущую густым разнотравьем. Прохладный ветер хлынул на нас от высохшего болота с камышом-шептуном. Генерал как бы очнулся и спросил:

— О чем думаете?…

— А вы о чем, Василий Гаврилович?

— Я, например, думал о высокой награде заводу… А вы?

— А я думал о гулянке на фабрике-кухне. Ни к чему она теперь…

— Мы думали о разном, а если разобраться и вникнуть в суть, наши мысли тревожат душу одним и тем же — о нашем партийном и гражданском долге. Награда заводу может вдохновить людей, а может и убаюкать. Выпуск пушек растет. Модернизация, которая не всем нравилась, дает первые результаты. Скоро после большой модернизации они будут еще ощутимей, но этому когда-то наступит конец. По моим расчетам, малая и большая модернизация пушек и разработанный для них технологический процесс к концу года полностью себя исчерпают. А дальше что?

— У нас есть только один выход — мобилизовать новые резервы, начать третий этап, о котором вы говорили.

— Мысль правильная. Я только добавлю мобилизацию резервов в больших масштабах! Но как все это осуществить?… Вот вопрос. А он не так прост. На ходу до основания технически перевооружить завод ох как трудно…

Он вдруг заторопился на завод и всю обратную дорогу молчал.

До ноябрьского праздника осталось три холодные недели. Ночи бессонны и тревожны. Гитлеровцы предприняли новую попытку прорваться к Москве. Город Горький, как вся страна, затаил дыхание. Вот уже месяц как по Московскому шоссе с нарастающей силой движутся стада скота и непрерывный поток беженцев, грузовых машин с людьми и домашним скарбом в кузове.

Во время поездок в Дзержинск по особым заданиям главного конструктора (для противооткатных устройств не хватало тормозной жидкости — стеола) я видел, как строились укрепления — дзоты и доты. Дни и ночи на оборонительной линии копошились сотни тысяч людей всех возрастов — с заводов, из институтов и даже из городских школ. Она протянулась от берегов Волги до Мурома. Выходит, Москва может не устоять? Наш славный Горький станет прифронтовым городом? Тревога и озабоченность на заводе нарастают. В цехах и отделах составляются списки на эвакуацию детей.

Ныне Грабин досрочно вызвал меня к себе. Он, как всегда, чисто выбрит и по-военному подтянут. Ни во взгляде, ни в словах нет и тени тревоги. Он попросил меня подробно доложить об исполнении графика. Его особенно интересовала экономия машинного времени при изготовлении отдельных узлов пушек после применения новых приспособлений и специального высокопроизводительного инструмента, в том числе многорезцовых головок. Василий Гаврилович поручил изучить сортамент имеющихся на складе завода металлов и по списку, который вручил мне, представить небольшую справку. В кабинет вошел Петр Михайлович Назаров. Главный разговаривал по телефону. Назаров вынул из кармана серенького пиджака платок с розовой каемкой и старательно вытер мощный выпуклый лоб и просторную лысину. На скуластом, монгольского склада лице глубоко спрятанные живые серые глаза, и сам он — средоточие интереса и внимания.

Грабин спокойно, будто речь пойдет о каких-то обыденных частностях жизни ОГК, сказал:

— Петр Михайлович! Не пора ли нам с вами начать по-серьезному думать и вплотную заняться новой мобилизацией внутренних резервов завода?

— Ого! И каким это образом, позволительно вас спросить? — чуть заметная тень саркастической улыбки скользнула по его лицу. Она как бы говорила: «Мы все время изыскиваем резервы — модернизация систем, новая технология, технически обоснованное нормирование. Что еще теперь надо?»

Назаров пожал плечами.

— Вы понимаете, Петр Михайлович, о чем я говорю? Я имею в виду рациональную технологию. Вы и Петр Иванович Иванов через неделю представите техническому совету соображения по выпуску в 1942 году 2800–3000 пушек в месяц. Дело не терпит ни минуты отсрочки.

— Ого! — опять воскликнул Назаров. — А где, позвольте у вас узнать, нам взять станки? Производственные площади? Рабочие кадры?

Назаров с Главным всегда на равных. Хотя Грабину и не понравился тон его заместителя, он терпеливо выслушал его.

— Если бы, Петр Михайлович, — продолжал Главный, — они у нас были, и задачи не было бы. А вы, не имея желаемых условий, создайте их.

— Василий Гаврилович, по-вашему получается, мы должны из воздуха печь пироги? Ваше поручение противоречит давно сложившемуся понятию планирования. Программа заводу до сих пор давалась с учетом наличного у него оборудования. Если его не хватало, оно испрашивалось. А теперь у кого и чего мы спросим? Многих заводов уже нет. Наркомат наш, вам хорошо известно, — в бегах!

— Петр Михайлович, у войны свои законы и требования. Резервы надо искать в действующей технологии, в ее рационализации. Точнее говоря, в коренной ее реконструкции. И на ее базе перестроить все производство завода. Нам предстоит большой труд. С чего следует начинать решение задачи? Прежде всего с паспортизации станочного оборудования. Мы должны точно знать его возможности. И на этой основе определить конкретные мероприятия по наращиванию механических мощностей завода. В технологии лежат резервы. В технологии!!! Она обладает бесконечными возможностями. Вот из этого и надо исходить. Теперь дело только в том, насколько мы быстро и умело организуем эту работу. Я ваш первый помощник. Встретятся трудности, обращайтесь ко мне в любое время.

Артиллерист должен верить своей пушке как самому себе. Василий Гаврилович не раз высказывал это требование конструкторам и технологам. Ей не должны быть страшны ни трескучий мороз, ни жара, ни песчаные бури. Все эти качества она получает прежде всего в стенах ОГК. В цехах рабочие изготовляют орудие точно по чертежам. А готовому орудию «путевку в жизнь» дают испытатели.

Не могу себе отказать в том, чтобы не написать о двух молодых специалистах-испытателях: Вениамине Митрофановиче Земцове и Борисе Николаевиче Матвееве. Земцов писал проекты руководства по эксплуатации новых пушек: танковой Ф-34 и дивизионной ЗИС-3. Молодой и лобастый парень был и первым учителем и наставником расчетов, прибывавших за пушками на завод. Артиллеристы эшелонами увозили пушки на фронт и прежде всего на защиту Москвы.

Борис Николаевич Матвеев — небольшого росточка, щупленький белобрысый паренек, ленинградец. Он испытывал новый образец дивизионной пушки ЗИС-3. И кто бы мог подумать, сколько терпения и силы в щуплом и вихрастом испытателе? Борис мог сутками, с засохшим куском хлеба, сидя на лафете, «объезжать» пушку по лесным и проселочным дорогам! Говорил всем правду принародно и прямо в лицо, когда речь заходила о недостатках орудия. На большие полигонные испытания ЗИС-3 ведущий конструктор Хворостин непременно брал с собой Матвеева.

Собрание партийно-технического актива. Присутствуют все руководящие работники отдела Главного конструктора, главный инженер М. З. Олевский, начальники цехов и управленческих отделов завода. На повестке дня: «Предварительные итоги по технологическому упрощению артиллерийских систем по плану первого и второго этапов и некоторые мероприятия по третьему этапу рациональной технологии».

Грабин в докладе отметил, что все конструкторско-технологические работы по упрощению артиллерийских систем идут строго по сетевому графику. По некоторым очень важным позициям есть опережение. Все детали пушек, находившиеся в переконструировании, а это 40–50 % общего количества деталей, в ближайшие два-три дня уже поступят в производство. Многие трудоемкие детали, как, например, моноблоки, два верхних литых станка Ф-22 УСВ и ЗИС-3, уже находятся на обработке в первом механическом цехе. Командные и многие комплектующие детали первых модернизированных образцов пушек стали поступать на сборку. Модернизация позволила уменьшить общую номенклатуру деталей орудий на 15–30 %. Такой результат получен от применения в проектировании широкой унификации. Ярким примером в этом случае может послужить создание унифицированного затвора.

Далее докладчик сказал:

— В настоящее время нас обнадеживают и другие результаты. Например, расход металла на танковую пушку Ф-34 сокращен на 44 %. Мы значительно уменьшили сортамент и число марок сталей. Ощутимо сокращаем расход цветных металлов и других остродефицитных материалов. В новом технологическом процессе применяется более усложненный и более производительный специальный инструмент. На сверловке и расточке цилиндров противооткатных устройств уже идет опробование шестирезцовой головки.

Напомню, что этапы комплексного плана мобилизации внутризаводских резервов — понятия условные. Они тесно связаны между собой. На практике мы выполняем и такие конструкторско-технологические работы, которые дадут полную отдачу только на третьем этапе. Мы глубоко убеждены, что наш завод на том же оборудовании завершит текущий год выпуском пушек в 5 раз больше довоенного.

Теперь несколько слов о дальнейшей перспективе. Нам предстоит организовать поточное производство с применением конвейерной сборки орудий. Должен сообщить вам, что небольшая группа работников ОГК уже давно и тщательно работает над этим. Соображения по рациональной технологии в ближайшее время мы вынесем на обсуждение. Сегодня же коротко доложу только о том, какие главные направления вырисовываются в нашей работе.

Первое — изучение станочного парка и завершение паспортизации его; второе — специализация универсальных токарных станков с переделкой коробок скоростей; третье — перегруппировка в механических цехах всего оборудования с целью получения прямого потока при изготовлении деталей и узлов пушек; четвертое — специализация механических цехов и отделений по замкнутому принципу изготовления целиком агрегатов и узлов орудий; пятое — реконструкция внутрицехового транспорта с внедрением малой механизации; шестое — разработка и внедрение в серию многоместных приспособлений и высокопроизводительного инструмента; седьмое — проектирование и изготовление на своем заводе многошпиндельных агрегатных и протяжных станков.

Работа предстоит, как видите, очень большая, но мы не сомневаемся с том, что завод выполнит ее в самый короткий срок. Применяя параллельный метод работы конструкторов, технологов и производственников, мы уже, как вам известно, досрочно заказали первую группу перспективных приспособлений. Таков наш первый вклад в завтрашний день.

Я часто говорил и считаю необходимым повториться, что работники ОГК к любым техническим предложениям будут относиться с чувством уважения и с самым добрым вниманием… Кадровый слесарь нашего завода — не просто сборщик пушек. Его смекалке порой может позавидовать конструктор и хороший технолог. Я прошу всех специалистов завода не гнушаться советами рабочих. В принципе, они всегда полезны. Если какое-либо предложение или совет не пригодны для немедленного использования, все равно рабочему надо сказать спасибо. Он заставил нас посмотреть на работу со стороны и другими глазами. Это безусловно обострит наш критический взгляд на свои дела и непременно родит какое-то новое решение в конструкции узла пушки, в сложном технологическом процессе или методе руководства производством.

Слесарь, токарь или фрезеровщик — прямые соучастники и сподвижники в нашей работе, и наша задача как инженеров вникнуть в их предложения и дать технически грамотное объяснение или решение.

Обсуждение доклада проходило бурно и заинтересовано. Подводя итоги обсуждения, Грабин просил всех присутствующих быть готовыми к конкретному обсуждению с ним всех вопросов по рациональной технологии.

Работоспособность главного конструктора была поразительной. Когда он только отдыхал? С утра до вечера Грабин читал чертежи и разные схемы. А в назначенный час к нему приходили руководители цехов: Владимир Дмитриевич Максименко — начальник первого механического цеха, Анатолий Афанасьевич Гордеев — начальник ствольного отделения, Алексей Иванович Масленников — начальник цеха цилиндров накатника и тормоза, Александр Иванович Соловьев — главный механик завода, Николай Алексеевич Гуриков — начальник цеха новых станков и приспособлений, Михаил Васильевич Большаков — начальник инструментального цеха. Особое внимание генерал в те дни уделял металлургам. После актива главный конструктор принял Михаила Максимовича Струсельбу — главного металлурга завода, Павла Тимофеевича Чумакова — начальника фасонно-литейного цеха, Евгения Степановича Пермитина — начальника мартеновского цеха, Георгия Георгиевича Колесникова — начальника термического цеха и долго беседовал с ними о перспективе горячих цехов завода.

Перед окнами ОГК немым укором друг другу в хвост стоят готовые пушки, которые нельзя отправить на фронт из-за отсутствия затворов. В такое-то время! Людей мучает совесть. Работники ОГК, недавно уверенные и жизнерадостные, приутихли и замкнулись, считая себя причастными к задержке отправки орудий. Их накопилось уже около сотни.

Заводской радиоузел объявил воздушную тревогу. Заревели фабричные и заводские гудки города. Страшно и неприятно слушать эти заунывные звуки. В районе автозавода уже глухо заговорили зенитки. Слышу сильный удар и грохот. Дружно открыли огонь зенитки нашего завода. На крыше здания ОГК послышался топот людских ног — это дежурные ополченцы. Где-то в восточной части города снова заговорили зенитки. Раздался взрыв, за ним последовали второй, третий… Вот и к нам протянула свои огненные руки война.

В кабинете Грабин один. За семь лет, проведенных с ним рядом, вижу впервые его побритую голову. Бугристая… Под глазами темные круги.

Кивком головы ответив на приветствие, генерал предложил садиться. Отодвинув в сторону лампу с зеленым колпаком, взял красный карандаш и молча округлил две цифры. Это означало, что они вызвали у него сомнение.

Я не утерпел и спросил:

— Василий Гавирилович, вы больны?

— Известно, чем и как болеют конструкторы.

Я догадался, о какой болезни говорил Грабин. Сегодня стало ясно — попытка заставить нормально работать унифицированный затвор опять потерпела неудачу. На четвертом или пятом выстреле затвор дает осечку. В любом оружии отказ любого механизма недопустим, а в артиллерии тем более. Заготовки для нового затвора в механический цех уже поступают строго по плану. Возврат к производству старых затворов закрыт напрочь.

Трудно представить, что в это время творилось в душе главного конструктора. Недоброжелатели — а у кого из творческих работников их не бывает! — не скрывают ехидных улыбок…

Грабин пригласил своих помощников для выяснения того, почему с новым затвором получился такой срам? Каждый высказал свои соображения. Постепенно разговор перерос в жаркий спор. Грабин, как всегда, молчал и терпеливо слушал.

В кабинет без предупреждения влетел дежурный по противовоздушной обороне. Он доложил, что на крышу здания ОГК упали три зажигалки, все они погашены, и что на дальнем заводском городке горят жилой барак и дровяной склад… И что за Окой на Мызе большой пожар.

Вошел заместитель директора завода Илья Соломонович Рабинович и сообщил, что на Мызинском телефонном заводе погибли все руководители. Бомба упала прямо на кабинет директора, где проходило совещание. Печальное известие придало нашему совещанию особую окраску.

Конструкторы, как хирурги над больным во время операции, вновь склонили головы над чертежом. Чего только не предлагалось! Один требовал усилить пружину, другой — увеличить удельный вес бойка. Кто-то серьезно сказал: «Не прикинуть ли нам новый вариант унифицированного затвора?»

Причина осечки оставалась неразгаданной. Я с грустью подумал: «Что будет с Главным завтра, когда новые десятки пушек выкатятся на заводской двор?»

— Все! Все! — неожиданно сказал Главный. — Вот в чем причина! — и он показал место на чертеже. — Надо убрать одну сотую миллиметра. Все свободны. Мы и так засиделись.

Часы показывали четверть первого. Грабин звонком вызвал в кабинет дежурного секретаря:

— Пригласите из цеха Ивана Степановича Мигунова и одновременно вызовите мою машину.

Тяжело дыша, быстрым шагом вошел в кабинет мастер. Главный встал, вышел из-за стола и поздоровался с ним за руку. Он попросил Мигунова сейчас же снять одну сотую миллиметра с плоскости или радиуса детали затвора, какой точно — не помню, и велел ехать на заводской полигон пострелять.

— Из какой пушки?

— Из Ф-22 УСВ и ЗИС-3.

— По сколько выстрелов?

— Пятьдесят из каждой, из них тридцать беглым огнем. Как закончите стрельбу, пожалуйста, позвоните мне домой.

Всю ночь шел непрерывный снег. В небе тихо. Но мне не спалось. Перед взором стояли пушки… Утром в начале рабочего дня Грабин сообщил по телефону:

— В половине четвертого утра Мигунов доложил, что затворы сработали хорошо. Пусть производственники теперь дают как можно больше стволов-моноблоков, а с затворами задержки не будет.

К вечеру этого дня из каждого орудия, стоявшего по вине затвора, прямо на территории завода сделали по три выстрела и погрузили в эшелон. Больше половины из них, главным образом ЗИС-3, ушли защищать Москву.

Вечером Главный встретил меня веселый и радостный. На время отложив в сторону сводку о выполнении графиков, улыбаясь, он проговорил:

— А Мигунов молодец, исправил дефект.

— А в чем все-таки было дело? Почему пушка давала осечку?

— Вы вчера не обратили внимания на латунные и стальные капсюли, которые лежали на моем столе. Вам простительно. А вот Мещанинову и Звереву я не прощаю. Ни тот, ни другой не обратили на них никакого внимания… А зря. В них-то и была, как говорят, собака зарыта. Пушки давали осечку только на стальных капсюлях, которые являются заменителями латунных и по всем характеристикам имели одинаковые показатели со штатными. Однако в допусках имелось несущественное различие, так называемый «плюс-минус». Вот эту-то ничтожную малость и надо было устранить. Ну и ор-лы!..

Ко мне зашел второй заместитель Грабина Ананий Федорович Гордеев — угрюмый и нелюдимый человек, с тяжелым телом и раскосыми глазами. Мы с ним знакомы с тридцатых годов. Как ему не дать щепоть хорошего табака? По структуре ОГК с него теперь снята ответственность за разработку всей технологии и внедрение ее в производство. Теперь для него главное — приспособления и инструмент. Впервые за десятилетие работы технологом у него есть время на знакомство с техническими журналами. В ОКГ он стал более общительным и веселым. Когда Гордеев был главным технологом, его критиковал каждый, кому только не лень. И он молчал. Его всегда утешала одна и та же мысль: «Умный сам поймет, почему на заводе нет ритма в работе, а дураку все равно ты ничего не докажешь…»

Григорий Дмитриевич Лычев — правая рука Гордеева. Внешне он никак не походил на хорошо эрудированного инженера-механика. Его можно было принять за мастера небольшой лесопилки. Рост у него средний, лицо неказистое, желудевого цвета, с множеством морщин и складок. Нос картошкой, брови мохнатые, волосы светло-русые и разделены на голове на два жиденьких валика. Сутулится и кашляет, много курит. Все черты жесточайшего хроника-почечника скрашивали широкая улыбка и серо-зеленые глаза. Он всегда улыбался, и даже тогда, когда начальство повышало на него голос. В этих случаях в глазах Григория Дмитриевича вспыхивали огоньки, и чье сердце не оттает? На собраниях Грабин не раз ставил Лычева в пример другим как исполнительного и компетентного инженера-руководителя.

Лычев как-то, раскуривая оставшийся про запас «бычок», дружески сказал мне:

— Хорошо стало работать! Все на виду. Посмотришь на план-график, и душа на месте… Всяк отвечает за себя. Попробуй теперь кто-нибудь подсунуть нашему генералу какую-нибудь «пилюлю» — не выйдет! Теперь с конструкторами все наши дела химичим без драчки…

Талант Григория Дмитриевича с особой силой раскрылся в период разработки и оснащения рациональной технологии разного рода подсобными механизмами. Под его высокой рукой конструкторы каких только приспособлений не напроектировали! Многоместные приспособления на строжке и на фрезеровании однотипных деталей повышали съем продукции со станка в восемь раз!

Лычеву был под стать и Б. А. Маринин — рыжеголовый, лет тридцати парень, с круглым лицом, пышущий здоровьем. Он всегда был в творческой рабочей форме и точно выполнял комплексный график. Борис Александрович никогда не унывал — даже во время бомбежек отпускал шуточки. Конструкторам инструмента работать с ним было легко. Он если и распекал за какую-нибудь оплошность, то делал это незлобиво. Подотдел, подчиненный Гордееву, работал отменно. Грабин восхищался их успехами. Он всюду и везде открыто говорил: «Какие возможности у наших технологов были заморожены!»

По поручению Грабина мною подготовлен проект приказа директора завода: «Отмечаю, что модернизация и конструкторско-технологическое упрощение систем, начатые по инициативе ОГК и горячо поддержанные коллективом завода, полностью себя оправдали и обеспечили резкое увеличение выпуска продукции. Модернизация высвободила 31 % времени всего станочного парка. Проводимые в этой области отделом Главного конструктора и цехами мероприятия одобряю и сроки выпуска чертежей оснащения «Рациональной технологии» утверждаю». Главный конструктор завизировал проект приказа, который предусматривал сдачу всей технической документации к 1 Мая 1942 года.

Конструкторско-технологическое упрощение орудий, идущих в производстве, вывело завод в передовые. А. С. Елян дал указание главному конструктору представить списки на премирование каждого работника ОГК месячным окладом.

Наконец-то! Какая радость! Наши войска начали гнать фашистов от столицы. Все поздравляют друг друга, у женщин слезы на глазах. Даже мороз и тяжести быта сразу стали легче. Прошедший и начало нового месяца были не только трудными, но и голодными. Начались перебои с продуктами во всех заводских столовых. Это особенно болезненно сказалось на быте молодых специалистов-одиночек. Новые заботы о хлебе насущном коллектива ОГК, конечно, легли на плечи генерала.

Грабин взвалил на себя не только немыслимый умственный и физический груз, но и всю нравственную и гражданскую ответственность за подчиненных, за отправляемые на фронт модернизированные пушки. В них теперь до 70 % новых деталей. По существу это были новые пушки. Все шло хорошо, но вдруг пришел приказ снять с производства 57-мм пушку ЗИС-2. Особенно удручающим был тот факт, что никто не знал истинной причины снятия столь нужной фронту пушки. Главный конструктор замкнулся, ушел в себя. С людьми говорил коротко и только по делу. Василий Гаврилович стал неузнаваем. В этот же день генерал вызвал меня к себе:

— Вы направляетесь в инвентаризационную комиссию завода по снятию с производства и консервации задела по ЗИС-2.

Комиссия отправила на заводской склад 100 стволов-моноблоков ЗИС-2. Также были смазаны тавотом, обернуты в пергамент и отправлены на склад дорогостоящие сложные приспособления и специальный инструмент.

На завод прибыл нарком вооружения Д. Ф. Устинов. Он ознакомился с изготовлением пушки Ф-22 УСВ, с новым образцом более легкой и экономичной дивизионной пушки ЗИС-3, танковой Ф-34 для танка Т-34. В заводоуправлении провел совещание. Руководство завода заверило наркома, что заводской коллектив годовую программу закончит с большим перевыполнением. Генерал Грабин попросил у Устинова разрешения доставить в наркомат опытный образец пушки ЗИС-3 и для сравнения с ней Ф-22 УСВ. Это на всякий случай, если руководство страны найдет время на их осмотр. Нарком разрешил.

Встал в ряды действующего оборудования первый заводского изготовления сверлильный агрегатный станок конструкции подотдела К. В. Бородкина. На «люльке» ЗИС-3 за один проход он делает одновременно 15 отверстий. Точность и небывалая производительность вызывали восхищение. В цеха начали поступать сложные приспособления и высокопроизводительный специальный инструмент первой очереди.

У Грабина оперативное совещание. На столе для заседаний развернут чертеж. Докладывает главный конструктор КБ по станкостроению К. В. Бородкин:

— Протяжный станок для чистовой обработки канала моноблоков (труб), за который завод уплатил фирме «Энимс» 750 тысяч рублей не может решать проблему намеченного массового выпуска пушек. Теперь это окончательно установлено. У него ненадежная гидравлика. В нашем КБ мы приступили к проектированию своего протяжного станка, принципиально отличного от «Энимса». Нами на складе уже подобраны несколько станин от старых станков, По расчетам, наш вантовой протяжный станок можно изготовить за один месяц, и он с успехом заменит гидравлический станок.

— Скажите, сколько будет он стоить?

— Примерно 90–95 тысяч рублей. Причем на нем мы предусматриваем протягивать две трубы (два моноблока) одновременно. На «Энимсе» это исключено. Кроме того, наша схема дает возможность изготовить целую серию протяжных станков трех разновидностей. Я имею в виду обработку казенников и т. д.

Выбранную схему заводского протяжного станка после обсуждения все одобрили. Грабин поручил мне осуществлять ежедневный контроль за исполнением намеченных работ.

На завод прибыл Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов. Все начеку… Климент Ефремович долго пробыл в ОГК. Генерал показал ему площадку с опытными пушками. Маршал беседовал с рабочими в первом и втором механических цехах. Очень довольный, Ворошилов прямо с завода уехал в обком партии. С этого дня состояние душевной подавленности стало покидать Грабина. Мы вновь увидели его подкупающую улыбку, как всегда, мягкую и располагающую.

Генерал выехал в Москву на заседание Государственного комитета обороны. Уехал с хорошим настроением. Завод устойчиво выпускал пушек в 5,5 раза больше, чем до войны. Во всех его движениях и даже разговоре чувствовалась какая-то напористость и размеренная расчетливость. Генерал привез хорошие новости. Он смог доложить после заседания ГКО Сталину о «незаконнорожденной» пушке ЗИС-3. Прямо в Кремле члены ГКО в сопровождении маршалов и генералов осмотрели пушку, и Сталин приказал военным ее испытать.

Мы начали готовиться к приезду комиссии. Напряженность в работе всего коллектива конструкторов возросла до предела. Она особенно заметна у Грабина.

Начались испытания ЗИС-3. Они продолжались день за днем. Пушка выдержала самый строгий экзамен. В начале февраля нашу «лебедушку», так ее прозвали заводские слесари, государственная комиссия рекомендовала принять на вооружение. С этих пор она стала именоваться 76-мм пушкой ЗИС-3 образца 1942 года. Вот ее данные: вес пушки в боевом положении 1200 килограмм, дальность стрельбы осколочно-фугасным снарядом более 13 километров, скорострельность — 25 выстрелов в минуту, скорость перевозки по шоссе — до 50 километров в час.

Тогда мы еще не знали, какую славу принесет ЗИС-3 Грабину, всему коллективу нашего завода, не знали, что многие из этих орудий навечно замрут на мраморных постаментах в память потомкам победителей.

Генерал с утра вызвал меня к себе. У него П. М. Назаров, П. И. Иванов. Они втроем стояли около большого стола. На зеленом сукне лежит «миллиметровка» метра два длиной. Она вся в квадратиках и прямоугольниках.

— Андрей Петрович, посмотрите. Вам это тоже необходимо знать, — поздоровавшись, сказал мне главный конструктор.

Подошли Шеффер, Гордеев, Лычев, Бородкин и Маринин. Петр Иванович Иванов, накалывая на прямоугольники бумажные квадратики с названием станка, объяснил, почему он должен стоять на этом месте, а не на другом. Разговор шел о новой планировке и размещении оборудования согласно «Программе рациональной технологии».

Дмитрий Иванович Шеффер некоторые станки поставил по-своему. Назаров не согласился с ним. Он взял со стула рабочую «миллиметровку», скрученную в рулончик, развернул ее и показал, что такой вариант размещения, какой предлагает Дмитрий Иванович, уже был и он ломает линию движения пушечной «люльки». Во время обработки и других деталей в следующих отделениях получались петли. Шеффер снял свое предложение.

Гордеев обратил внимание на модернизацию внутризаводского транспорта. При этом указал на необходимость проработать вопрос о внедрении во всех цехах большого числа консольных кранов и цепей «Гамя», так как при новом размещении станков одному мостовому крану в пролете не справиться.

Василий Гаврилович молчал. Он умел слушать. Совещание было прервано. Обед.

После обеда к главному конструктору были приглашены заведующие технологическими секторами, и генерал выслушал их мнение. В общем, оно оказалось положительным… Утверждая планировку цехов, Грабин поручил П. М. Назарову еще раз ознакомить с ней всех начальников механических цехов и главного инженера завода М. З. Олевского, и если у них не будет возражений, составить график на передвижку станков. Условия: быстрота исполнения и ни малейшего простоя в ущерб производству.

Моему подотделу работы прибавилось. Для двух своих помощников — A. M. Лебедева и Б. И. Горденко, в том числе и для себя, составил подвижный график трехсменной работы. Главный конструктор одобрил его. Наше круглосуточное пребывание на заводе как нельзя кстати. Мы — глаза и уши заводского руководства!..

Технологи с нормировщиками в течение десятидневного наблюдения установили: новая планировка оборудования полностью обеспечивает прямой поток во всех цехах, работающих по замкнутому агрегатному циклу. Это значительно сократило время на прохождение деталей. Например, труба (моноблок) танковой пушки Ф-34 от заготовки до станка имела путь прохождения 690 метров, теперь — 364 метра. У казенника он составлял один километр — теперь 173 метра; у «люльки» — 1261 метров, теперь 240; у клина — 350 метров, теперь 132.

Новое размещение станков и оборудования, специализация цехов по агрегатно-замкнутому принципу изготовления узлов и сборок пушек оказали самое благотворное влияние на повышении производительности в целом.

Секретарь главного конструктора остановил меня:

— У Василия Гавриловича директор Амо Сергеевич.

Я не решился войти в кабинет. При выходе из приемной со мной столкнулся Иван Андреевич Горшков. Секретарь партийной организации спросил:

— Поздравил?

— Нет, у него директор.

К Василию Гавриловичу попал в положенный мне час. Перед докладом поздравил его с присвоением очередного воинского звания — генерал-лейтенант технических войск.

Всем было известно, что во время доклада по «штаб-карте» Главный никого не принимает. Сегодня он потребовал от меня досконального объяснения ситуации на производстве вплоть до отдельных операций на главных деталях пушек: моноблоке, верхнем станке, «люльке».

Ходом выполнения комплексного плана по рациональной технологии и началом ввода некоторых ее частей в производство Грабин доволен… Странно улыбнувшись, генерал встал из-за стола и удалился в свою комнату отдыха. Я знал, что там у него сейф, мягкое кресло и кульман, на котором он вычерчивает схемы некоторых узлов пушек.

— Полюбуйтесь! — открыв синюю папку, сказал он, передавая мне посмотреть копию приказа.

— Подпись директора на этом приказе я ждал 81 день… И второй по рациональной технологии изучается пятьдесят второй день. Разве это работа? Скажите, вам это ни о чем не говорит?

— Честно? О приказах я ни разу не вспомнил. Да и другие, наверное, тоже. Работы у всех хватает. И стоит ли вам об этих приказах беспокоиться?

— Скажите, следует ли мне напомнить об этих бумагах директору?

— Думаю, этого делать не следует.

— А почему так категорично?

— Василий Гаврилович, я понимаю вас! Но на заводе видят — Елян к вам относится доброжелательно, мне кажется, он пытается пойти с вами в ногу.

— Это только видимость.

— Позвольте мне высказаться до конца. Если вы перед кем-нибудь откроете слабинку директора, по заводу обязательно поползут сплетни и пересуды! Я так понимаю: Елян с модернизацией и рациональной технологией, как перестраховщик, потерпел полное поражение и лежит на ковре. По русскому обычаю, лежачего не бьют.

— Пожалуй, вы правы: лучше иметь должника, чем быть самому должником. Придет время, и люди рассудят, кто и какую ответственность брал на себя за судьбу Родины в этой войне.

— Василий Гаврилович, думаю, не стоит вам мелочиться.

— Разумно. Так и поступим. Знаете, что я вас попрошу? Займитесь, пожалуйста, сбором и обобщением всех наших дел по рациональной технологии.

— Когда такой материал вам понадобится?

— Примерно в конце весны…

Я ушел от Грабина часу в седьмом вечера. Кабинет главного конструктора не закрывался до полуночи. К генералу шли с поздравлениями конструкторы и технологи, начальники цехов и многие производственники… Шли други и недруги.

В годовщину Красной Армии, за пять минут до звонка об окончании работы, всех пригласили в зал копировки, где обычно проходили собрания. Секретарь партбюро Горшков и Грабин оживленно беседовали с представителем ГАУ майором М. К. Соколовым. Соколова на заводе все хорошо знали. До войны молодой офицер служил в качестве младшего приемщика пушек. Что привез он: радость или огорчение? По задубелому, обожженному ветрами лицу было видно, что он сильно постарел.

— Михаил Константинович, вам слово, прошу, — сказал Горшков, открывая встречу.

Майор не торопясь вынул из командирской сумки школьную тетрадочку. Раскрыл и положил ее на стол. Медлительность с одергиванием своей гимнастерки раздражала нас: «Говори, наконец, скорее!»

— Я прибыл к вам прямо с передовой, — начал говорить Соколов. — Кому-кому, а вам лучше меня знать, сколько ваших дивизионных пушек ЗИС-3 уж более полугода воюет на многих фронтах. Я привез вам поздравления и претензии от артиллеристов… Может быть, они покажутся вам мелкими? Но на войне, в боевой технике даже малейшие недостатки недопустимы.

Майор взял тетрадочку и начал зачитывать рекламацию:

— Первое — увеличить жесткость трубчатых станин, повысить их надежность. Дополнить комплект ЗИП[2] инструментом. Издать печатное руководство по эксплуатации пушки и уходу за ней.

Прочитав еще несколько замечаний, майор уже с радостью в голосе продолжил:

— Не могу не поздравить вас, дорогие товарищи, с новой и очень нужной дивизионной пушкой ЗИС-3! Она большая удача вашего творческого коллектива. Фронтовики хвалят ее. В каких бы частях я ни был, бойцы всюду говорят о ней с похвалой. Особенно отличают ее легкость. При необходимости во время боя они на руках перекатывают орудие на выгодную для стрельбы позицию. ЗИС-3 на редкость надежная и компактная пушка с высокой маневренностью огня. Да, чуть было не забыл, командиры некоторых батарей и дивизионов просили передать просьбу увеличить у пушки высоту щита.

— Товарищ майор, вы немножко опоздали, — перебил его Антипин. — Ровно на два месяца! Мы высоту щита уже увеличили «на три пальца товарища Сталина».

Аплодисменты. Люди словно разорвали огромный кусок нового брезента. Грабин поблагодарил Соколова за добрые вести и заверил, что ОГК внимательно изучит и учтет пожелания фронтовиков.

Конструкторы, технологи и все, кто их обслуживает, работают напряженно. И все же выходной чувствуется. Сегодня рабочий день для всех закончится ровно в восемнадцать часов. После моего доклада за сутки, когда уже опустел отдел, Василий Гаврилович пригласил пройти с ним в фасонно-литейный цех, к технологу Коптеву.

Гудит и хлещет литейный цех. Шум форсунок в мартенах напоминает прибой черноморских волн в осеннюю пору где-то под Новороссийском.

— Здравствуйте, Гавриил Осипович! — главный конструктор первым протянул руку технологу. — Принимайте гостей. Показывайте нам своих первенцев.

Коптев взял один дульный тормоз для ЗИС-3, только что отлитый в кокиль, и, как ребеночка, на обеих руках поднес его генералу.

— Хорошее дитя — будто только из купели, — широко улыбаясь, сказал Василий Гаврилович. — Братское вам спасибо, Гавриил Осипович! После зачистки заусенцев — нарезай резьбу, и тормоз готов. Из кованой заготовки в механическом цехе на обработку дульного тормоза уходило до 30 часов машинного времени. А на ваш, Гавриил Осипович, и 40 минут с лихвой хватит. Вот это вещь! Экономия металла и рабочего времени баснословная! Разрешите, дорогой, еще раз пожать вашу руку.

Тут к нам подошел начальник цеха Чумаков. Поздоровались.

— Павел Тимофеевич, — обратился к нему Грабин. — Вы представили товарища Коптева к премированию?

— Собираюсь… Только обговорю с председателем цехкома Петром Ивановичем Сергеевым.

— К вашей просьбе приобщите и мою. Это прекрасное литье. Амо Сергеевич видел?

— Видел и доволен.

— Этого мало, очень мало. За такие дела надо не только премировать деньгами, а благодарить отдельным приказом по заводу, вносить в стахановскую книгу доблести.

— Василий Гаврилович, спасибо вам, конечно, за добрые слова, — заговорил Коптев. — После отливок в кокиль кожухов для труб Ф-22 УСВ дульный тормоз, можно сказать, детская забава. Мастерству учит время, а труд его шлифует. Вы помните, как осенью 1936 года скептики тогда зло подшучивали над нами, когда впервые начали внедрять в артиллерийское производство фасонное литье? Лиха беда начало. А потом ведь мы достигли своего. Нашли хорошие компоненты для формовочной земли. Рациональные отверстия для заливки форм. А потом пошли один за другим годные литые верхние станки. А затем поехали в механические цеха на обработку и лобовые коробки, и кронштейны, и коробки для подрессорирования! Вот эта была работа!

— Теперь, Гавриил Осипович, об этом, — заметил главный конструктор, — кроме нас с вами вряд ли кто-нибудь помнит. Фасонное литье стало обычным делом.

— Вы правы, — вмешался Чумаков. — Мы теперь отливаем для ЗИС-3 вон какие «люльки». Они словно кружево, сотканное из стали! И прочность отменная. А ее верхний станок словно стальной цветок! А лобовая коробка? Что ни деталь — хочется в руки взять и подержать!

— В сравнении с теми «слонами», которые когда-то нам поставлял «уважаемый» Конопасов, — вздохнул Грабин. — ваше литье, Павел Тимофеевич, по весу — детские игрушки… Да-а. Были времена. Трудностей хватало. Куда ни сунься — всюду сидит скептик! Но эта беда не была бы бедой, если бы их не оберегали перестраховщики. Они часто говорили мне: «К чему все ваши новшества? Лучше занимайтесь своим прямым делом — проектируйте пушки! Верхние станки и «люльки» все нормальные люди делают клепаными. А вы? Хотите быть умнее всех? Зря государственные деньги на ветер пускаете!» Вот так! Ни больше, ни меньше. Грабин — негодный выдумщик и злой расточитель! И сегодня скептики не перевелись. Как они отнеслись к нашей идее модернизации пушек и рациональной технологии? Даже в наркомате это казалось фантастикой и необузданным абсурдом. Но я хорошо знал и верил в наши инженерные кадры и рабочий класс! Эта уверенность еще более окрепла за шесть лет.

Распрощавшись с Коптевым и Чумаковым, мы прошли в кузнечно-прессовый цех. Генерал подходил к рабочим и, протягивая руку, спрашивал о житье-бытье. Он удивлял окружающих своим вниманием и исключительной памятью. Если он когда-то слышал от собеседника о недуге или болезни членов семьи, обязательно сочувственно спрашивал об этом. Если мог чем-нибудь помочь — помогал.

Подошли к штамповщикам — девушке в белой косынке и белокурому парню. Генерал взял в руки и стал рассматривать отштампованную заготовку для унифицированного затвора. Он поглаживал ее поверхность, как гладят котенка.

— Сколько даете за смену? — спросил штамповщика.

— Штук по сто. А вот этих заглушек — с полсотни. Это наш план. А когда достаточно металла и хорошо греет печь, мы с Машей план срабатываем на 110 процентов, а то и более.

— Спасибо вам за хорошие заготовки. Ни одного заусенца, ни одного наклепа!..

— Не за что. За это нам прогрессивку платят. Да и война. И Гитлера надо «угостить». А что касается заготовок, то за них надо благодарить Букарева. Его матрицы можно посылать на выставку!

Букорев, старый рабочий пуансонщик, не согласился:

— При чем тут выставка? Плохо работать — грех перед бойцами. Мы же грабинцы!

Василий Гаврилович смутился. Брови сурово сдвинулись. Он торопливо распрощался и поспешил из цеха. По давней рабкоровской дружбе Букорев задержал меня за рукав:

— Андреич, я что-то ляпнул не то? Вроде обидел нашего генерала.

— Не знаю. Официально наш завод носит имя Сталина. Может, поэтому?

— Ну, это официально. А работяги по-своему авторитет ценят. Прости старика, коли не то сказал…

Василию Гавриловичу позвонили о готовности протяжки моноблока ЗИС-3. В первом механическом цехе мы застали начальника КБ К. В. Бородкина, его заместителя Г. В. Ордынского, заместителя главного конструктора ОГК Д. И. Шеффера, начальника станкостроительного производства и приспособлений А. Н. Гурикова.

Повышенное внимание руководства было вызвано тем, что протяжный станок изготовили на нашем заводе по чертежам ОГК. Но готовый станок закапризничал. Его наладку поручили Ивану Антоновичу Савельеву — инструментальщику с подмосковного артиллерийского завода им. М. И. Калинина из города Калининграда. Друзей Савельева по работе эвакуировали на Урал, а его к нам на Волгу. Ему немногим больше тридцати лет, работал всегда охотно, увлеченно и мастерством выделялся из местных рабочих. К нему, имевшему дело с протяжками на подмосковном заводе, вчера и обратились за помощью. Протяжка во время работы обрывалась. Савельев взял сложный инструмент в свой цех. Он провозился с ним целые сутки. Проверив высоту зубьев, довел их до той точности, которой требует чертеж конструктора. Исправил угол заточки. Выверил размеры канавок. Мы подошли как раз в тот момент, когда Иван Антонович насаживал протяжку на штангу.

— Ну как, москвич? Теперь протяжка будет работать? — грубовато спросил Савельева мастер ствольного отделения П. Е. Сибилев.

Тот холодно взглянул на сухощавого Петра Евстафьевича и уверенно ответил:

— Будет! А если закапризничает, найдем управу. Заставим… На нашем заводе не таких модниц обхаживали!

— А вы, оказывается, шутник, Иван Антонович, — заметил начальник инструментального цеха М. В. Большаков. — Раньше я думал, у вас языка нет.

— Михаил Васильевич, это к делу не имеет никакого отношения. Станок можно пускать…

Сейчас решится вопрос: жить и работать станку или валяться на шихтовом дворе под дождем. Штанга потянула инструмент внутрь трубы. Он снимает предельно тонкий слой чистовой стружки. Вот он уходит все дальше и дальше. Мне казалось, протяжка слишком медленно ползла внутри моноблока. Винтовое устройство станка, вмонтированного намертво в бетон, тянет ее с силой в 100 тонн и не шелохнется. Кстати, уже делается приставка для одновременной протяжки двух моноблоков.

Через некоторое время протяжка появилась в дульной части моноблока трубы. Она мокрая, в эмульсии. Инструмент в крупных беловатых каплях. Казалось, он вспотел от натуги и теперь неохотно отдавал сверкавшую свежим серебром мелкую стружку. Такой чистоты канал моноблока под нарезку калибров традиционным способом можно было получить, только израсходовав на эту операцию в 10 раз больше машинного времени.

Мастер ствольного отделения П. Е. Сибилев запрыгал от радости. Он кинулся к Савельеву помогать ему переналаживать протяжку для прохода следующего моноблока. Консольный кран осторожно взял готовый моноблок и положил на стеллаж около станка для нарезки калибров. Затем тот же кран положил на протяжный станок следующий моноблок.

Присутствующие поблагодарили Ивана Антоновича, Грабин тоже пожал ему руку. Савельев с достоинством ответил на рукопожатия и с разрешения Большакова пошел в инструментальный цех.

Спустя несколько минут, когда протяжка почти беззвучно вошла во вторую трубу, мы тоже пошли к выходу.

— На днях будет установлен второй протяжный станок для изготовления моноблоков, — сказал Грабин. — В наладке находятся еще два станка из двенадцати для протяжки окон казенника под клин затвора. На долбление в казеннике окна под клин мы тратим 13 часов. Теперь будем обходиться полутора часами. Каково?!

Я мог бы по памяти назвать ему еще и агрегатные станки, дающие производительность в пять и более раз, редукторы, сложные приспособления, высокопроизводительные многорезцовые головки и т. п. Ведь все это прошло через двенадцатый подотдел, который оформил заказы на изготовление новой техники, рожденной в отделе Главного конструктора.

В настоящее время Василий Гаврилович каждый день занимается прокатной клетью. Свой прокатный стан избавит завод от нерадивых поставщиков мелкосортного металла.

При мне Ананий Федорович Гордеев доложил главному конструктору о пребывании на заводе профессора политехнического института Панкина. Его приглашали для консультации работников лаборатории по резанию металла. Подробно ознакомившись с лабораторией и перспективными резцами, он сказал технологу М. И. Фаленкову: «Мне вам посоветовать нечего… Ваши опыты и новшества в области моей специальности сверх всякого ожидания». Когда генерал это услышал, воскликнул: «Молодец Фаленков!»

Реализация программы «Рациональная технология» во многом зависела от работы лаборатории Михаила Ивановича Фаленкова. Он это прекрасно понимал и старался обеспечить сложное производство пушек новыми разработками инструмента в условиях острого дефицита специальных сталей.

При встрече он рассказывал:

— Резцы, созданные в лаборатории, имеют точный паспорт и гарантию на стойкость и изнашиваемость. Но это половина дела, и не главная… Первостепенной важности задача — при трудностях с инструментальными сталями дать токарям, строгальщикам, долбежникам, фрезеровщикам высокостойкий и долгоработающий инструмент. При нашем масштабе производства забыть об этом — сорвать рациональную технологию. И не только дать добротный инструмент, но и изготовить его при минимальном расходе инструментальных сталей. Поэтому корпус делаем из ходовых сталей, а на режущую часть напаиваем или навариваем «победит». У некоторых резцов режущую часть напаиваем из инструментальной стали.

О производительности и долгожительстве инструмента, изготовленного по рекомендации лаборатории Фаленкова, вскоре заговорили на других заводах Горького, где успешно использовались его разработки.

…По пути в свой отдел мы с Лебедевым зашли в лафетный цех, в отделение «люльки». Технолог Поляков — начальник технологического сектора ОГК — лично обучал работницу Чернобровкину устанавливать на станке заводского изготовления головку для шлифовки полозков «люльки». Дело новое и очень важное. Во время паспортизации оборудования оказалось, что несколько строгальных станков не нужны даже для большой программы завода. Конструкторы уменьшили ход стола до нужной величины, а конструкторы-инструментальщики сделали для него шлифовальную головку. Станок изменил свою профессию — вместо строгальщика стал шлифовальщиком.

Мостовой кран подал литую «люльку» ЗИС-3. Ее осторожно положили на операционный стол. Закрепили. Пустили станок. Подключена шлифовальная головка.

Мы дождались первой «люльки» с отшлифованными полозками.

— Вот это здорово! — восхитился Шеффер, который руководил цеховыми технологическими секторами при внедрении рациональной технологии в производство. Он приказал Чернобровкиной обмерить полозки. Они получились точными по чертежу и баснословной чистоты и ровности. Производительность на этой операции повысилась в 10 раз. Шабровка полозков и скоблежка их поверхностей слесарями упоминаться в технологии обработки «люльки» теперь не будет.

Создание таких станков — это яркое проявление изобретательности советских людей в экстремальных условиях войны. Еще один пример.

В другом цехе модернизировали станок «Венцель». Наши конструкторы поставили чужестранца из горизонтального положения в вертикальное. Теперь он не расточный, а фрезерный. Инструментальщики из подотдела Б. Д. Маринина спроектировали для него специальную фрезерную головку, поставленную на станину станка неподвижно. На новом станке производится обработка казенного среза моноблока. Новые функции «Венцеля» дали возможность высвободить 8 расточных станков, 8 слесарей и 16 станочников, сократить машинное время в 5 раз.

Мы подошли к специальному расточному сверлильному станку ГРС-1. За ним стояла стахановка Галактионова.

— Поздравляю вас с 8-м Марта — праздником весны и солидарности женщин всего мира!

— Спасибо, Василий Гаврилович!

На смуглых щеках красивого, восточного склада лица сверловщицы вспыхнул густой румянец. Она смотрела на нас с удивлением. У нее чуть заметно дрожали длинные, с изгибом вверх, ресницы.

— Вижу, дела у вас идут хорошо.

— Станок меня слушается, — смущенно ответила девушка. — ГРС-1 — это не то, что старый «Кревен»…

— Сколько вы теперь даете моноблоков за смену?

— Шесть, а когда и семь.

— А раньше?

— Два. Редко три.

Подошел мастер Некоркин. Грабин и Некоркин знакомы с тех времен, когда изготовлялись первые опытные образцы дивизионных пушек Ф-20 и Ф-22. Генерал по-свойски спросил его о делах и настроении.

— Все универсальные станки после коренной переделки коробок скоростей и замены электромоторов на более мощные, эти господа «Кревены» и «Гайды», «Зоисты» и «Бютасты» родились заново. Теперь специальные наши ГРС-1, все 13 станков работают надежно, с высокой скоростью… В сутки даем моноблоков в пять-шесть раз больше, чем раньше, а заработок тот же. Почему так? Рабочий народ молчит, понимает — война. Но кушать все равно хотят… Вам, Василий Гаврилович, говорю, потому что убежден — начальству меня не продадите. Когда было нужно, мы не один раз, даже бесплатно, выручали ваше КБ. Администрация цеха, бывало, придерживает заказы конструкторов, а мы рабочие, где ночью, где под утро продвигали их. Мы понимали — валовая программа хороша, а новые пушки еще лучше! О рабочем человеке забывать неразумно.

Грабин не прерывал мастера. Он слушал его долго и терпеливо.

— Месяц тому назад на мой участок, — продолжал Некоркин, — приходил секретарь парткома. Проскурин свой человек. Наш бывший начальник цеха. Он хвалил нас за качество продукции. Говорил, какие мы хорошие. Обещал поместить портреты наших людей на доске почета. Но вот как только выслушал меня по поводу деньжат, ушел из цеха молчком… В другой раз я заговорил с ним по-другому, покруче. Слов не выбирал. А как же, если человек тебя не хочет понять! На прощанье я ему ввернул пару русских слов… Он круто обернулся и прямо в лоб: «Товарищ Некоркин! Ты забыл, что идет война?!» Вот и поговори с ним. О председателе завкома и говорить не буду. Он только и кричит: «Давайте стахановцев! Двухсотенников, как на автозаводе!» А наших пятисотенников будто и нет!.. А сам, как хомячок Фомка в клетке у моей внучки, зарылся в бумажках и никуда не двигается. Да и чего с него взять? Он с похоронами рабочих справляется с трудом. У нас на поселке для товарища гроб купить негде… Пожалуйста, подскажите об этом Еляну. Вы понимаете, каких мучений стоит семье рабочего похоронить бывшего стахановца! От этого в парткоме и завкоме целыми днями двери не закрываются… Хозяйственному цеху завода все равно приходится кое-как наспех сколачивать гробы. Василий Гаврилович, пожалуйста, похлопочите хоть вы о нужде рабочих…

— Вы правы, но прежде всего надо подумать о живых. За большой труд надо и больше платить. Это элементарно. Но почему сложилась такая несправедливость с заработной платой?

— Эх! Дорогой наш генерал! Кому хочется наживать неприятности? Программу завод выполняет. Пушки эшелонами ежедневно уходят на фронт. Рабочие и раньше ради общего блага многое терпели, а теперь война, стыдно не потерпеть!..

— О заработной плате рабочим я завтра обязательно переговорю с Проскуриным и Еляном. Плановый отдел завода и отдел труда перед изобилием продукции, просто говоря, растерялись. Они никогда не мыслили о том, что когда-нибудь заводской счет в госбанке будет трещать от избытка денег.

Некоркин знал: если Грабин обещает, то сделает. Мы распрощались. По дороге в ОГК генерал размышлял вслух:

— Обработку каморы ствола мы делали просто разверткой по копиру. Теперь ее заменили пластинчатыми плавающими развертками, что позволило на этой операции увеличить производительность на 30 процентов, но главное в новой развертке то, что на нее в 15 раз меньше уходит инструментальной стали.

Я слушал Василия Гавриловича, а думал о своем. Из головы не выходили горькие слова мастера о гробах и скрытой угрозе секретаря парткома.

Радуясь большим шагам рациональной технологии, Василий Гаврилович говорил:

— На днях мы получим продукцию и с отечественных модернизированных станков «Красный пролетарий». Отныне винторезные станки будут сверлить цилиндры. В производстве создается такой баланс, когда узкие места полностью исключаются. Вы видели в работе агрегатный станок АГ-1? — вдруг спросил меня Василий Гаврилович.

— Какой вы имеете в виду?

— Десятишпиндельный сверлильный.

— Видел.

— С новой головкой за один проход на нем теперь делаем пятнадцать разных отверстий в «люльке» танковой пушки Ф-34… Да-а, такой красавец спроектирован нашими конструкторами по карандашной схеме Степана Федоровича Антонова. Как будто вчера он приходил ко мне и приносил модель станка, вырезанную из большой картофелины.

— Помню! Помню! Как он с этой картошкой и спичками шумел у Анания Федоровича.

— Молодец Бородкин! Его КБ прямо чудо! И конструкторы-инструментальщики не отстают от них. Вчера вечером Маринин принес мне чертеж головки для нарезки калибров, где вместо четырех резцов установлено уже 16. Он гарантирует не только баснословную производительность, но и высокое качество нарезов. В довоенные годы на этой операции не один мастер сломал себе шею. А теперь нарезные станки фирмы «Бютаст» мы заставили за один проход одновременно нарезать два моноблока. И это сделали наши доморощенные конструкторы-станкостроители! Раньше на этих станках на нарезку одной трубы моноблока мы тратили 6 часов машинного времени, почти одну смену, а теперь на две трубы расходуем только 90 минут!

— Василий Гаврилович, мы подсчитали, и получилось что на сегодняшний день модернизировано 54 иностранных и отечественных станка, внедрено в производство 50 многоместных приспособлений и 64 специальных головок да еще около 200 видов другого высокопроизводительного режущего и измерительного инструмента. Все это позволяет нам освободить 2459 квадратных метров производственных площадей. Высвободить 247 рабочих и сэкономить около 24 миллионов рублей.

— Это только первые результаты. Ведь большая часть технического оснащения рациональной технологии еще находится в изготовлении. Пушечное поточное производство, как система, скоро будет полностью налажено.

Как видите, рациональная технология не становится на колени перед оборудованием, а самым решительным образом переделывает и подчиняет его себе. Придерживаясь такого подхода, технологи любого завода и любого вида производства могут с уверенностью сказать — возможности технологии беспредельны!..

Конструкторско-технологический коллектив всюду выступал сплоченно. И в этот раз люди, собравшиеся на демонстрацию группируются вокруг своего руководителя — Грабина. Он настроен празднично. С ним рядом Д. И. Шеффер, И. А. Горшков, А. Ф. Гордеев, К. В. Бородкин. Разговор идет оживленный. Кто о чем, а Грабин о своем. Окинув взором всю колонну завода, которая вот-вот двинется в Канавино на площадь Челюскинцев, спросил:

— Всюду я вижу плакаты о стахановцах «двухсотенниках» и даже «трехсотенниках». Почему многие рабочие так высоко подняли выполнение норм? Кто мне ответит?

Все молчат. Никто, даже близкие сподвижники главного конструктора, не хотят в столь праздничный час отвлекаться от шумящего вокруг веселья под звуки духового оркестра.

— Хорошо. Я за вас отвечу. Плакаты не отражают происшедших событий на заводе. Производительность многих рабочих не есть результат каких-то особых усилий. У станков в большинстве случаев стоят женщины и подростки. Причиной такого взрыва производительности труда, который мы имеем, является модернизация импортных и отечественных станков, создание своими силами нужных типов станков и агрегатов. Станкостроение на заводе внесло большой вклад в решение задачи по резкому увеличению выпуска пушек…

— Построиться! — раздалась команда. Сверкая на солнце медью, духовой оркестр заиграл марш. Колонна более чем в пять тысяч человек колыхнулась и с песнями двинулась в семикилометровый путь.

Секретарь главного конструктора передала мне копию телефонограммы: «Директору завода № 92 тов. Еляну.

Для специальной страницы в газете «Правда», посвященной началу Всесоюзного соревнования вооруженцев, обеспечьте завтра 12 мая написание и передачу по «ВЧ» статьи тов. Грабина размером 5–6 страниц через два интервала на машинке на тему: «О последнем опыте скоростного освоения пушек» и статьи парторга Проскурина: «Об опыте партийно-массовой работы по воспитанию патриотизма». Подписал: зам. наркома Карасев».

На документе резолюция:

Когда я шел к Грабину, в коридоре встретился Амо Сергеевич. Кивком головы он ответил на мое приветствие и не торопясь, широко расставляя длинные ноги, прошел в опытный цех. Посещение директором Грабина у всех вызвало удивление. С конца ноября прошлого года в ОГК его никто не видел.

В кабинете главного находился Бородкин. Мне пришлось ждать. Василий Гаврилович минут тридцать обсуждал с ним чертеж нового агрегатного станка. Проводив Бородкина, Грабин сказал:

— Андрей Петрович, надо помочь Еляну написать статью.

— В телефонограмме Карасев не требует статью от него.

— Мы не просто исполнители воли Карасева, а руководители. Вопрос со статьями, думаю, можем решить не хуже Николая Павловича. Он шлет телефонограммы, а сам, видимо, газет не читает. Мою статью «О рационализации производства» еще в январе опубликовала «Правда». «Известия» 23 апреля 42 года опубликовала мою новую статью «Технология военного времени».

— Василий Гаврилович, я не могу выполнить вашу просьбу.

— Почему?

— Не хочу двоедушничать. Потому и не могу. Мое представление о том, что и как делалось и делается на заводе, не совпадает с мнением директора. Я хорошо знаю ход его мыслей. Елян отвергал модернизацию пушек? Отвергал!.. Если скажете нет, — тогда почему же он 81 день квасил в своем столе проект приказа?… Та же история повторилась и с рациональной технологией.

— Вы правы, но забываете время, — остановил меня Грабин. — Все, о чем вы говорите, уже давно позади. Пусть теперь о делах конструкторов и технологов читатели «Правды» узнают не только от меня, но и от нашего директора. Если в апреле завод выдавал в сутки по 61 пушке, то сегодня уже выпускает 68 орудий. До войны тот же завод при том же начальстве и оборудовании за сутки с трудом и натяжкой давал всего 4 пушки. Есть разница? В технике чудес не бывает. Теперь в этом на заводе хорошо убедились, и вам не нужно раздваиваться. Пишите все так, как было…

— Вот вам для ориентировки, — сказал он, подавая мне оторванный лист из блокнота с планом статьи для директора. — В статье подчеркните, что успехи завод имеет не только потому, что конструкторы и технологи в наикратчайший срок технологически упростили пушки. Главная заслуга заключается в другом: мы создали программу «Рациональная технология». В ней сущность всей нашей стратегии. Теперь у нас чертеж на деталь — господин положения, а технология — графиня и непререкаемая хозяйка. Эти два столпа производства теперь обеспечивают изготовление точных взаимозаменяемых деталей пушек, являются главным условием девиза: «Пушки на конвейер!»

Домой я не пошел. Остался в ночь. Попросил Аню Чкалову, нашу машинистку, завтра прийти на работу на час раньше. Мне работалось хорошо. Написал обе статьи. Материалы перепечатаны, исправлены и еще раз перепечатаны. Их посмотрел Василий Гаврилович. В 10 часов статьи уже лежали на столах парторга и директора. Во время моего доклада о состоянии работы в ОГК и всего завода генерал сказал:

— Статья Проскурина по «ВЧ» передана в Москву. Еляну ваш материал понравился. Но передать его в наркомат он не решился. Раздумал…

— Почему?

— Видимо, посчитал, что теперь ему выступать в «Правде» нескромно. Возможно, и по другой какой-нибудь причине? Не знаю…

Конца войны не видно, но как это ни покажется странным, теперь она уже не страшна. Каждый день с нашего завода уходил длинный железнодорожный состав с пушками. Греем душу надеждой, что не стало нужды у солдат подыматься против фашистского железного зверя с бутылкой горючей жидкости. Наши дивизионные пушки ЗИС-3 и танковые Ф-34 изготовляются не только в Горьком, но и на Урале. Естественно, у коллектива конструкторов и технологов это вызывало законную гордость.