В Калифорнию за наследством

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Молли решительно настаивает на том, чтобы мы провели у нее несколько дней. Нам тоже этого хочется. Хочется немного расслабиться и поскорее забыть выпавшие на нашу долю испытания в Морбак Сити. А мне такая передышка крайне необходима: покалеченное плечо требует относительного покоя.

Ты же знаешь, что комфорт это всегда комфорт, даже если он дурного вкуса. Развалившись в ужасно мягком кресле со стаканом коктейля «Кровавая Мери», я отдаюсь полностью во власть окутывающего меня покоя. Молли сообщает мне, что у нее есть маленький заводик (в три ангара для Конкорда) по переработке свинины и обещает завтра познакомить меня со своим производством. Я выражаю восторг, так как нет ничего более развлекательного, чем наблюдать, как убивают током и разделывают свиней. Такое зрелище, конечно же, нельзя пропустить!

Берю и Маркиз отсутствовали три часа, но хозяйка не волновалась: у нее было еще шесть автомобилей, среди которых совершенно новый «феррари 4566».

Ликующий вид Толстяка внушает мне оптимизм. Проглотив предложенный ему Молли аперитив, он требует вина, и слуга приносит бутылку «Белой Лошади» и хочет обслужить гостя, но Александр-Бенуа берет инициативу в свои руки и, забрав бутылку, отпускает слугу.

— Валяй, парень! Если ты понадобишься мне, я свистну, вот так!

И он, действительно, свистит, от чего вся компания вздрагивает.

— Обаятельная наша, — обращается он к хозяйке, а потом ко мне. — Шеф, переводи все, что я буду говорить! Скажи ей, что машина слегка пострадала. Оторвана правая дверца, возможно, и левая тоже, правое крыло. Поскольку согнут передний бампер, я снял его вместе с номером и положил в багажник. Ничего страшного. Но это не все: где-то потерялась выхлопная труба. Я думаю, что придется также заменить радиатор... Вспомнил, вот в кармане еще ручка от дверцы!

— Что произошло? — спрашиваю я, пораженный его информацией.

— Пожарники, шеф, зажали нас на узкой улочке! Спроси месье Маркиза. Но ты же знаешь, что нас нельзя заблокировать! Дикий народ здесь, скажу я тебе! Дикий!

Когда Молли покидает нас, Берю сообщает мне самое главное:

— От клиента мы избавились надежно. Все шито-крыто. Но прежде чем расстаться с ним, я кое-что у него изъял.

Он достает из кармана портмоне, часы и жетон со знаком ФБР.

Удар оказался настолько сильным и точным, что мои надпочечники тут же среагировали, выбросив весь остаток адреналина в мой ослабевший организм. Мне показалось, что я на грани сердечного криза.

— Антуан! — взволновано заорал профессор.

— Сана! — вторит ему Пино.

Друзья рядом, и минутная слабость покидает меня. Я наливаю полный стакан водки, понизив уровень в бутылке на пять пальцев, но зато мой моральный уровень поднимается сразу на все десять, когда я вливаю ее в себя.

— Жетон ФБР, — бормочу я. — Пропал парень из ФБР.

— Ну и что? — пытается успокоить меня Берю. — Какая разница: пастух или флик из ФБР?

— Разница в том, что всесильная ФБР никогда не стала бы искать убийцу пастуха! Ситуация очень скверная. Компаньонке убитого удалось бежать! Если им удастся нас схватить, то линчевания не избежать!

— Да мадам не успела нас даже рассмотреть хорошо! — продолжает успокаивать меня Берю.

Но я уже думаю о другом! Если люди из ФБР идут по следу Фузиту, значит, не так все просто! Что же натворила здесь наша землячка? Любой ценой я должен проникнуть в тайну Мартини.

Я изучаю документы убитого. Витлей Стибурн. Родился в Портленде (штат Орегон) 18 марта 1945 г. Адрес: 1111, Конексьон Бульвар, Лос-Анжелес. Именной жетон 6018. Права на. вождение автомобиля, кредитная карточка, фотография старой женщины (мать?), тысяча долларов.

Я несколько раз повторяю на память все данные агента ФБР № 6018, потом сжигаю в камине все документы и доллары в том числе.

Теперь остается наметить план действия на ближайшие дни. Это умственная задача напоминает мне рождение узора под руками вышивальщицы: она так же захватывающа.

Рано утром в мою комнату без стука входит миссис Молли.

Я, конечно же, выражаю ей искреннюю признательность за такой ранний визит, но чувствую, что больше ничего не могу выразить! Так хочется побыть одному!

Но хозяйка дома и положения, явилась, видно, с очень серьезными намерениями. Она выглядит возмущенной до глубины души, что так непохоже на толстушек.

— Мартьен — это вы? — спрашивает она металлическим голосом.

— Да, это я. Откуда вы знаете, как меня называет малыш Руаи?

Трагическим жестом она протягивает мне исписанную фломастером салфетку.

Читаю:

«Мартьен!

Нас слишком много, чтобы можно было незаметно уйти от преследования, поэтому я предпочитаю бежать в одиночку. Поскольку у меня нет денег, то я беру кое-что из шкатулки Толстушки (но не все!). Постарайся успокоить ее, — ты владеешь секретом обращения с женщинами. Желаю счастливого возвращения во Францию тебе и твоим дружкам! Смешные они у тебя! Когда я разбогатею, то обязательно приеду в Париж, чтобы встретиться с тобой!

Твой друг Руаи».

Хозяйка выходит из себя.

— Ворюга, чертово отродье! Я сейчас же сообщу в полицию! Но, вы плачете, мистер?

Она так удивлена, что сразу успокаивается.

Да, я плачу и не вижу в этом ничего плохого! Я вспомнил - ангельское личико малыша, изуродованное садистской рукой его отца. Я словно наяву увидел его маленькие руки, вцепившиеся в руль летящей в пропасть машины. Если бы у меня были свои дети, которых, очевидно, уже никогда не будет, то я бы хотел, чтобы они были похожи на этого ребенка, с которым свела меня судьба.

Пусть же хранит тебя Господь! Пусть он ведет тебя по жизни, мой милый хулиган!

— Мистер, вы плачете? — потеплевшим голосом переспрашивает меня Молли.

— Да, я плачу, Молли! Прошу вас, не делайте ему зла, Молли! Не губите его! Я возмещу стоимость недостающих драгоценностей!

Она приподнимает ночную рубашку.

— Вы очень суровый мужчина, но у вас такое нежное сердце!

Как тут не согласиться.

— Я думаю, что вы правы, Молли...

Исчезновение драгоценностей из шкатулки и разбитый вдребезги автомобиль поубавили пыл настоятельных просьб хозяйки подольше побыть в ее плену.

После сытного завтрака, за которым только один Александр-Бенуа проглотил шестнадцать сосисок, восемь жареных яиц с беконом, запивая их огромным количеством каберне, мы окончательно решаем распрощаться с нашей общей любимицей Молли.

Я посылаю в городок самого неприметного из всех нас Пино, чтобы взять напрокат автомобиль, и он скоро возвращается за рулем огромного «понтиака» очень похожего на реактивный «болид», который он купил на базаре.

И вскоре мы катим по американской автостраде с довольно приличной скоростью, где-то между скоростью катафалка, запряженного парой гнедых, и автомобилем на авторалли «Тур де Франс» — по извилистым дорогам в Пиренеях.

* * *

Можешь представить себе, с каким облегчением и с какой огромной радостью мы вступили, наконец, во владения Гарольда Ж. Б. Честертона-Леви.

Оказавшись в своем номере, я тут же звоню Анжелле.

— Вы удовлетворены поездкой в Морбак Сити? — спрашивает красавица.

— Намного больше, чем ожидал.

— Вы мне расскажете о поездке?

— Обязательно, иначе как же я смогу утолить свою жажду видеть вас?

Она смеется.

— Буду через час! Босс укатил в Москву! Пытается завладеть русским кинорынком.

— Он беспредельно великодушен, раз оставил вас здесь!

— Все проще: он только мне доверяет кассу нашего магазина!

Она появляется ровно через час. Она неотразима, она очаровательна, она — сплошной соблазн. Наши желания настолько совпадают, что совершенно нет времени спокойно снимать свои одежды и аккуратно вешать их на спинки стульев. Тем хуже для одежд.

Освободившись от плена наших желаний, мы наконец можем спокойно обо всем поговорить. Я рассказываю Анжелле о самых значительных перипитиях нашего пребывания в Морбак Сити, умалчивая, естественно, о трупах. Не могу не рассказать о печальной участи бедной Иви, правда при этом корректирую события: она изменяла своему святому мужу не со мной, а с нашим петухом — Маркизом. Делаю я это только потому, что считаю крайне невоспитанными тех типов, которые хвастаются своими победами перед женщиной, которой только что обладали. Что поделаешь, в наше время корректность в отношении с женщиной и хорошие манеры практически отсутствуют.

— Нежная моя, Анжелла, — я щекочу мочку ее уха своим дьявольским языком. — Не могли бы вы уделить мне еще немного внимания?

— Дорогой, вы еще хотите? Какой же вы ненасытный!

Я спешу обмануть ее ожидания и прошу составить мне

компанию, чтобы немедленно отправиться по адресу Конексьон Бульвар, где до настоящего времени проживал некий Витлей Стибурн.

Анжелла с радостью соглашается. Такие женщины, как

она, обожают играть в детективы.

* * *

Я жду Анжеллу на крыше здания, приспособленной под стоянку автомобилей. Отсюда открывается прекрасный вид на сказочный мир, имя которого — Голливуд. Чтобы скоротать время, решаю позвонить в Вашингтон, в посольство Франции.

— К сожалению, посол сейчас находится в Париже, — сообщает мне его заместитель Лионель Жосмин. Услышав мою фамилию, он кричит в трубку: — Привет, кузен!

Я крайне удивлен. И он объясняет мне, что женат на дочери кузины моей маман. В силу свое бурной и беспокойной жизни, я пропустил такое важное событие. Но мир тесен! Я давно это понял! Разговор о том, о сем; я выслушиваю его восторженные охи о своих детях. Потом мы говорим немного о близких родственниках. Потом я сообщаю, что пока не женат, так как много дел и много женщин, которые вяжут по рукам и ногам и не дают возможности подумать о таком важном шаге. Он хохочет!

Он переходит на «ты». Мы начинаем тыкать друг другу. Теперь я могу заговорить с ним о том, что меня интересует.

— Ты бы мог узнать поподробнее об агенте ФБР 6018?

— Конечно! Ты знаешь его фамилию?

— Витлей Стибурн.

— Куда я могу тебе позвонить?

— Я тебе позвоню, кузен, сам, потому что у меня пока нет здесь постоянного места. Когда мне позвонить?

— Я думаю, через полчаса.

— Ты смотри! У вас превосходно налаженная работа!

— Тебе известно и это?

— Еще бы! Самое лучшее посольство в мире!

Мы еще несколько раз повторили друг другу «кузен» и положили трубки.

Анжелла появляется минут через пятнадцать после моего разговора с родственником.

Вызывающе прекрасная, она приближается ко мне своей неповторимо мягкой и очень женственной походкой. Есть все-таки красивые женщины на нашей планете! А если бы мне пришлось родиться на Марсе или Юпитере?

Словно после долгой разлуки мы бросаемся друг другу навстречу, впиваемся друг в друга губами.

— Это выше моих сил! — шепчет она. — Я не могу сопротивляться желанию. Я сейчас же хочу вас!

Я открываю заднюю дверцу своего «понтиака»...

Мы прибываем на финиш одновременно с Анжеллой. И нас приветствует легкий звук клаксона. Это старый седой американец, в очках с золотой оправой.

— Мне не приходилось видеть ничего лучшего. Я недавно был на концерте Паваротти, всего месяц назад, так он не идет ни в какое сравнение с тем, что я видел сейчас!

Водитель «мерседеса» аплодирует нам и уезжает со стоянки.

Но рядом с нами появляется еще один свидетель: в красно-белом комбинезоне служащего стоянки. У него рахитичная голова, волосы и глаза альбиноса, он брызжет слюной словно гастритчик во время странствования по пустыне Лак Сале.

— Я видел все! — сообщает он мне.

— Проклятый соглядатай!

— Не разговаривайте в таком тоне со мной, иначе я сейчас же позову полицию, и вам придется объяснить свое поведение. — И добавляет, не моргнув и глазом: — Двадцать долларов, и я ничего не видел.

— Это ваш тариф?

— Я мог бы потребовать у вас и пятьдесят, так как у меня есть свидетель: тот старик за рулем «мерседеса». В этом случае вам угрожает тюрьма, так как вы занимались развратом в общественном месте.

Я хватаю его за бретельки комбинезона.

— За попытку шантажа официального лица угрожает тюремное заключение, малыш. Я надеюсь, что вам это известно?

Чтобы добить его окончательно, я достаю свое удостоверение, заполненное на французском языке, но слово «ПОЛИС» известно во всем мире. Это международное слово.

Поскольку он проглотил язык, я отрываю одну бретельку от его комбинезона и берусь за вторую.

— Говорите, вам известно это или нет? Иначе ваш комбинезон превратится в гольфы!

Он говорит:

— О'кэй. Да.

— Вот и хорошо! Впредь не допускайте оплошности.

Я сажусь за руль машины, Анжелла рядом со мной.

— Вы обалденный мужчина, — заявляет она мне. — Вам не кажется, что вы должны жениться на мне?

— Я предпочитаю любить вас! — Таков мой ответ. — Итак, результаты вашей миссии?

Анжелла рассказывает мне, что Витлей Стибурн живет на последнем этаже довольно старого дома, в котором нет гардьена. Поэтому ей пришлось подняться наверх самой и позвонить в дверь. На пороге квартиры ее встретили двое мужчин. Анжелла представилась служащей жилищного фонда городской мерии и объяснила им, что составляет опись квартир, для чего ей нужно осмотреть каждое помещение в доме.

Типы заявили ей, что в связи с отсутствием хозяина, они не могут позволить ей сделать этого. Один из них поинтересовался, есть ли у нее документ мерии. Анжелла объяснила, что подобные мероприятия являются плановыми, и выполняются сотрудниками мерии регулярно. Она попросила их передать Стибурну, что в ближайшее время обязательно посетит его.

— Вы не могли бы подробнее описать тех нелюбезных мужчин?

Каждое ее слово впитывает моя цепкая память. Она у меня феноменальная. Я вспоминаю без труда спустя двенадцать лет даже самую маленькую родинку на ягодицах моей случайной попутчицы в полутемном купе скорого поезда.

— Вам удалось заглянуть внутрь квартиры?

— Конечно. В комнате все перевернуто вверх ногами.

— Вам не кажется, что это дело их рук?

— Возможно.

Грузовой лифт опускает нас на уровень улицы.

— Смотрите, они переходят улицу! — кричит Анжелла.

Я понимаю, о ком идет речь. Парни, побывавшие в квартире Стибурна, переходят улицу и держат свой путь к стоянке, которую мы только что покинули. Такой случай терять нельзя. Я выскакиваю из машины. Анжелла не успевает ничего спросить. Мгновение — и я уже в лифте.

Два молодца появляются на стоянке только через минуту сорок секунд после меня. Они примерно моего возраста: чуть-чуть перевалило за сорок. Один из них мексиканец, второй — американец с квадратной рожей, небритый и, конечно же, с жевательной резинкой во рту.

Я прячусь за соседней машиной, стоящей рядом с их «фордом». Когда они въезжают на площадку грузового лифта, я почти ползком следую за ними. Сидящий за рулем мексиканец опускает стекло бокового окошка, чтобы нажать кнопку на спуск лифта. Я понимаю, что именно сейчас могу изменить ситуацию в свою пользу. Я достаю из внутреннего кармана куртки ампулу фантастического снотворного мгновенного действия, осторожно, затаив дыхание, отламываю верхушку ампулы и резким взмахом руки вбрасываю ее во внутрь автомобиля в тот самый момент, когда мексиканец уже почти полностью поднял стекло. Увидев меня, он тянется к пистолету, но не успевает: откидывается назад на подголовник, где уже покоится голова американца. Нажимаю кнопку «Стоп». Лифт останавливается. Самое трудное — не надышаться самому. Естественная вентиляция помогает мне. Я переношу спящих в багажник и сажусь за руль, нажав кнопку «Вниз».

Меня не волнует негодующая клаксонада выстроившихся в очередь к лифту вереницы автомобилей.

* * *

Начинает вечереть, когда я подъезжаю к особняку Феликса. У соседнего дома в агрессивно красных одеждах сумерничает мулатка. Она так щедро оросила себя духами, что, наверное, весь квартал сейчас вдыхает их аромат. Ноги мулатки развернуты с такой же гостеприимностью, как арены Севильи в день корриды.

— Хэлло! — окликает она меня.

Я отвечаю ей взмахом руки.

— Подойдите ко мне на минутку! — приглашает она.

Не в моей привычке игнорировать подобные приглашения. Подхожу. Мулатка страшна как смерть. Ее лицо покрыто толстым слоем штукатурки. Грудь ее уступает Элиз Тейлор, хотя глубина декольте такая же. Неистово накрашенные губы кажется занимают все пространство от носа до кончика подбородка.

— Кто вы, малыш?

— Племянник своего дядюшки, которому достался этот дом в наследство.

— А, старик, о котором так часто мне рассказывала бедная Мартини!

— Вы были дружны с ней?

— Не совсем точно, но мы были довольно близки!

Она одаривает меня своей многообещающей улыбкой.

— Француз, я бы хотела предложить вам сыграть со мной небольшую партию в четыре ноги! Вы настолько неотразимы, что я даже не могу говорить с вами о деньгах. Вы сами определите, сколько это будет стоить.

Такие откровенно прямолинейные предложения в одно мгновение превращают меня в импотента.

— Я сожалею, но сию минуту у нас с вами ничего не получится. Дело в том, что сегодня я уже имел счастье сыграть четыре такие партии. А это даже для француза — перегрузка! Я бы выпил настоящий крепкий кофе! Потом немного поболтаем. Пятьдесят долларов вас устроят?

Ее радость была настолько бурной, что я уже начал побаиваться, как бы это не кончилось сердечным приступом.

— Кофе, парень, это моя профессия![13] Я жду вас через десять минут!

— О'кэй! А я пока разгружу автомобиль!

Я переношу живой груз в дом «дядюшки», предварительно хорошо увязав его, и ровно через десять минут появляюсь у своей новой знакомой.

— У вас есть телефон? — спрашиваю у нее.

— Конечно, парень! Это же мой рабочий инструмент!

Поскольку мои брови ползут вверх, она объясняет:

— Я располагаю списками одиноких мужчин и мужчин, у которых больные жены. Вы должны были заметить, что у меня очень приятный голос. Вот я вечерами и названиваю им, пытаясь снять их стрессы, обещаю им неземные наслаждения, если они навестят меня. Один из десяти моих клиентов клюет. Как правило, это извращенцы... Они предпочитают замысловатые трюки. Но я думаю, они известны и вам.

— Я не могу согласиться с вами, так как подобные упражнения выходят за рамки моих представлений о сексе. По мне это все равно, что бутылка жаволе, перелитая во флакон шато-икем.

Я набираю номер моего кузена в посольстве Франции.

— Новости, Лионел? — атакую его без лишних слов.

— Слушай: жетон 6018 принадлежит не Витлею Стибурну, а Бенжамену Стокфильду, который был убит на прошлой неделе.

Душу мою наполняет светлая мелодия: выходит, что малыш выбил глаз не агенту ФБР, а рядовому бандиту. Господи, будь благосклонен и впредь к моему ангелу-хранителю!

— Меня зовут Кати, — жеманно сообщает мне проститутка, подавая чашку ароматного кофе.

— А меня — Тони!

— Если не сегодня, то в один из ближайших дней, Тони, вы должны немного заняться мною! Вот уже десять лет, как я не имела дел ни с одним французом. Я была бы несказанно счастлива добавить в свой список еще одного французика!

— Не отказываюсь! Придется удовлетворить ваше желание! — обещаю я. — Но это потом. А сейчас, Кати, не могли бы вы рассказать мне немного о Мартини. Мой дядя расстался с ней тысячу лет назад, поэтому хотел бы узнать побольше о том, как она жила здесь, в Лос-Анжелесе, после их разлуки.

— Жила она нормально. В последнее время нигде не работала. Регулярно раз в месяц совершала трехдневное путешествие, а в остальное время пила или проводила время

с приходящими к ней мужчинами. Не думаю, что она занималась этим из-за денег, так как жила она безбедно. Она покупала очень дорогие картины. Могла часами простаивать перед ними. Она регулярно приглашала меня, чтобы показать свое новое приобретение. Как правило, я одобряла ее выбор, но, если честно, я бы не хотела видеть подобные картины даже в общественной уборной! Но ведь это мое личное мнение, правда?

Я пытаюсь представить себе жизнь Мартини здесь, в таком странном городе, совсем непохожем ни на один французский. Но главное, я так и не понял, почему после ее смерти так упорно пытаются расправиться со всеми, кто был знаком с ней?

Я улыбаюсь хозяйке дома, а сам думаю, насколько она отвратительна.

— О чем вы думаете? — спрашивает она.

— О вас, Кати! Вы неотразимы, вы женщина, обладающая колдовскими чарами. Даже сам Рудольфо Валентино, уверен, был бы пленен вами, Кати! Но почему вы так скрытны?

— Что ты хочешь сказать, парень?

— Видите ли, я прошу вас рассказать мне побольше о Мартини, с которой вы прожили бок о бок целое десятилетие. Но вы мне рассказали лишь то, что она пила и иногда принимала мужчин. И это сообщаете вы, вы, от которой ничего не может ускользнуть!

— Но это правда, француз...

Я допиваю свой кофе, выкладываю на стол пятьдесят долларов.

— Я разочарован вами, Кати, но это не помешает нам пережить вместе несколько приятных мгновений. Только не сегодня!

Она пытается разубедить меня.

— Красавчик мой, честно, я не знаю, что еще можно рассказать вам о ней. Я далека от мысли что-нибудь скрыть от вас.

— Кати, душа моя, подумайте, вспомните! Ведь за годы жизни по соседству с Мартини должны же были произойти хоть какие-нибудь необычные события, которые просто нельзя забыть! Прошу вас!

Она вспоминает так напряженно, что я слышу, как пощелкивает ее мозг. Я терпеливо жду. И вдруг ее увядающая физиономия освещается ярким светом добытого из глубин памяти воспоминанием.

— Боже правый, конечно же, я помню! — восклицает она.

Я замираю от волнения.

— Два года назад она убила негра!

Мне плохо.

— Мартини убила негра? — переспрашиваю я.

— С целью защиты! Негр забрался в дом в ее отсутствие. Она застала его в тот момент, когда он снимал со стен картины. Вор изнасиловал ее, а потом решил перерезать ей горло. Но когда пошел за ножом, Мартини достала из-под подушки пистолет и выстрелила в негодяя.

— И вы хотели скрыть от меня эту историю, Кати!

— Нет-нет, француз, я действительно забыла про этот случай! Время летит, каждый день приносит что-то новое...

— Что было потом?

— Мартини оправдали, признав, что убийство совершено с целью самозащиты.

Я заставляю себя поцеловать ее напудренный лоб и убегаю к подопечным, которые уже должны бы проснуться.

Убедившись, что мои пленники живы, я снова возвращаюсь к Кати, чтобы позвонить в гостиницу. Прошу позвать к телефону Анжеллу и умоляю ее как можно скорее отправить ко мне в Венецию Берюрье и Пино. Она обещает доставить их лично. Но я разубеждаю Анжеллу в ее стремлении помочь мне, ссылаясь на то, что появление красивой девушки в негритянском квартале просто нежелательно.

Через некоторое время большой белый «лимузин» Гарольда Ж. Б. Честертона-Леви останавливается у дома нашего профессора, и из него с очень важным видом выходят мои друзья.

Такое событие не могло пройти незамеченным. Кати буквально изнывает от любопытства.

— Француз, у вас сегодня бомонд?

— Мои французские партнеры!

Братья Люмьер¹, как положено настоящим французам, приветствуют даму почтенным наклоном головы.

— Шикарная девочка! — замечает Толстяк.

— Десять долларов, стакан водки — и она твоя.

Я провожу друзей в дом и показываю им два уже оживших тюка.

¹ Сан-Антонио имеет в виду изобретателей кино (1895 г.) братьев Луи и Огюста Люмьер.

— Грязные собаки! Нам повезло! Эти парни из той компании, которая охотится за нами. Она убирает всех свидетелей, от которых мы могли бы узнать кое-что о Мартини Фузиту. Надо положить конец этому беспределу. Я решил разгадать тайну Мартини в течение двадцати четырех часов. Для этого я создаю ударную группу. В нее входят: Цезарь Пино, Александр-Бенуа Берюрье и я, Антуан! Один за всех и все за одного!

Напыщено?

Да. Но в этих словах — источник мужества.

Взволнованные, друзья благодарят меня за доверие.

— Нам предстоит разыграть следующие роли, — продолжаю я. — Ты, Пино, играешь роль хитрой лисы. Ты, Берю, жестокого волка!

— А ты? — спрашивают они хором.

— Я? Я буду задавать вопросы этим двум фанфаронам! Твоя задача, Александр-Бенуа, выбить из них ответы. Они должны все рассказать, иначе я не Сан-Антонио!

— А какова роль лисы? — уточняет свою задачу Пино.

— Вам, друг мой, предстоит обследовать все углы этого дома. Видите ли, чем больше я пытаюсь понять суть вопроса, тем очевиднее для меня становится тот факт, что барак, доставшийся в наследство Феликсу, играет очень важную роль. Беглый осмотр, который мы сделали в прошлый раз вместе с профессором, был непростительно поверхностным. Я полагаюсь на твой, Пино, ум старого хитреца и твое нестандартное мышление.

— Понятно. Но для этого я должен войти в образ, — заявляет наш спонсор, усаживаясь в кресло.