В Калифорнию за наследством

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

— О, Гораций! — обращаюсь я к американцу, стоящему около моего кресла в салоне самолета. — Не могли бы вы положить этот пакет в багажник над головой? Я купил для своей маман кленовый сироп — она обожает его, и пневмоавтомат для своего приемного сына, который непременно станет гангстером.

Американский супер-флик соглашается выполнить мою просьбу. Но в этот момент наш часовой механизм — Маркиз издает свое очередное «Кукареку!», — и мой американский коллега от неожиданности роняет пакет.

— Спасибо! — благодарю я его. — Ничего страшного! Что поделаешь? Так вот, теперь о деле! Интересующие вас папки находятся в доме Мартини. Под картиной Магрит, изображающей засохшее дерево в виде шкафа, находится тайник. Крюк, поддерживающий картину, надо сначала потянуть на себя, а потом повернуть.

Он остолбенело смотрит на меня.

— Клянешься?

— Жизнью своей святой мамочки! — произношу я торжественно, подняв правую руку.

Он хватает ее и начинает трясти совсем по-братски.

— О'кэй! Спасибо за помощь, мистер шеф парижской полиции!

— Ну что вы, Гораций! Для меня это было огромным счастьем. Вам продолжать начатое! Успехов!

Он так торопливо покидает самолет, что даже не удосуживается посмотреть в сторону стюардессы, которая настолько неотразима, что я, кажется, остался бы с ней даже в охваченном пламенем помещении.

Прощаемся с кузеном. Он обнимает меня.

— Антуан, я был искренне рад познакомиться с тобой! Я возненавижу Матильду, — она так плохо говорила о тебе!

— Нельзя, кузен! Это ведь твоя теща!

Он уходит.

И в это время в салоне в сопровождении стюарда, появляется еще один пассажир: старик преклонных лет, настоящий двойник Энштейна. Такой же плешивый лоб, длинные седые волосы торчат короной вокруг головы, крупный нос с нахлобученными очками, большие сталинские усы. Перемещается он, опираясь на трость.

Стюард усаживает его в моем ряду через несколько кресел от меня. Старику предлагают шампанское, апельсиновый сок, но он отказывается от одного и от другого, устраивается поудобнее и ждет взлета самолета, чтобы тут же уснуть.

Пино засыпает, не дождавшись взлета.

Я тоже погружаюсь в сон. Завтра будет Париж и моя любимая Фелиция!

Однако в голове крутятся фрагменты недавних событий в Калифорнии: жаркие объятия с несчастной Иви, мертвые отец Мишикуль и его служанка Грас, стрела, торчащая из глаза убийцы, брошенная меткой рукой моего ангела-хранителя малыша Руаи, истекающий кровью мексиканец в доме Мартини...

— Патрон! — врывается в мои воспоминания голос Александра-Бенуа. — Ты знаешь, что я только что заметил?

Конечно же, патрон не знает, и Берю сообщает потрясающую новость:

— Представляешь, мы забыли в Нью-Йорке Кати!

— Забыли?

— Да! Перед самой посадкой она пошла в туалет. А я заболтался с вами и забыл, как всегда, обо всем на свете!

Я начинаю соображать.

Пассажир не явился на посадку, а самолет тем не менее спокойно взлетел, несмотря на то, что багаж Кати уже был зарегистрирован. В таких случаях обычно разгружают багаж и с помощью пассажиров определяют его принадлежность, чтобы снять из рейса вещи неявившегося пассажира.

Конечно же, мне все понятно: это проделка американского флика Горация. Он решил оставить кого-нибудь из нашей группы в качестве заложника. Им оказалась забытая всеми Кати, летевшая во Францию с самыми серьезными намерениями. Люди Горация уладили все проблемы, — вот почему самолет взлетел без всяких полагающихся в подобных случаях формальностей.

— Баста! Забудь о ней! — советую я Александру-Бенуа. — Подумай только, что бы ты стал делать в Париже с этой американской старухой?

Он уже подумал об этом. Поэтому легко соглашается со мной и безмятежно засыпает.

Мягкий шум турбин самолета убаюкивает и меня.

И снится мне сон, как будто я снова на ранчо швейцарского ковбоя после пожара. Брожу по дымящимся еще руинам и натыкаюсь на тело старика Витольда Слазы. Чудо, — он не сгорел, не обуглился! Наоборот, он покрылся густым волосяным покровом и стал похож на доисторического человека из фильма «Борьба за огонь». Представляешь?

Просыпаюсь среди ночи. В салоне самолета полумрак. В иллюминаторы заглядывает голубоватая вечность, украшенная звездным крошевом. Словно привидение по проходу плывет стюардесса со стаканом воды на подносе для какого-то замученного бессонницей пассажира.

Неожиданно меня охватывает чувство эйфории. С чего бы это? После двух рюмок водки, которые я закусил бутербродом с икрой? Странно! Даже после московской отборной, которую я глотаю часто без закуски, такого подъема не бывает! Головокружение от успехов? Возможно. Ведь разгадать тайну Мартини Фузиту было совсем непросто! Никак не могу успокоить разыгравшееся чувство самодовольства. Действительно, радость, счастье так же докучливы и обременительны, как неудачи или недовольство собой!

Переключаюсь на храп спящего недалеко «Энштейна». Почему-то нахожусь под его гипнозом. Может быть, потому, что ночной полет между двумя материками самый фантастический в отличие от других полетов?

- Предчувствие открытия поднимает меня из кресла и ведет к старику. Я сажусь рядом с ним. Тот вздрагивает и просыпается: привычка всегда быть начеку.

— Не волнуйтесь, — успокаиваю я его. — Я всего лишь хочу сказать вам, что во время сна ваш парик слегка сместился.

«Энштейн» старается быть спокойным, но прерывистое дыхание выдает его настоящее состояние.

— Я хотел бы высказать несколько соображений по поводу вашей теории относительности. Какому множеству случайностей обязаны мы, что оказались вместе с вами на борту этого воздушного лайнера?! Какая странная круговерть наших с вами судеб! Не так ли, Витольд Слаза? Я возвращаюсь, вы убегаете. Мы бок о бок вместе с вами! Никто не поверит мне, если я однажды решусь кому-нибудь рассказать о таком невероятном стечении обстоятельств. Но самые интересные истории это те, в которые с трудом верится.

Не стану скрывать, для меня очень странно видеть вас живым. После того, как вы бросили меня одного ночью на пыльной дороге в пустыне, я вернулся к вам на ранчо, чтобы отомстить за такой неджентльменский поступок. Рядом со сгоревшим ранчо я увидел ваш старый «джип», но я заметил и следы еще одного автомобиля, ведущие только в одну сторону — от ранчо. Я сделал вывод, что никто не расправлялся с вами и не поджигал ваше ранчо. Это сделали вы сами! Вы сделали все, чтобы поверили в вашу смерть. И сделали очень талантливо! Вы умерли, чтобы начать новую жизнь!

Отчаянный вы человек, старый разбойник Витольд Слаза! В такие годы начинать все с самого начала! Браво! Я обожаю подобных вам людей, готовых идти до конца. Знаете, что я сделаю, Витольд? Я сейчас вернусь на свое место и забуду вас. Я не хочу ничего знать о ваших планах на будущее, о ваших новых земных маршрутах, Я очень хочу, чтобы наши пути больше никогда не соприкасались, Я желаю вам счастья! И ради всех святых, поправьте этот гадкий парик, вы в нем похожи на клоуна!

Когда я возвращаюсь на свое место, проснувшийся Пино спрашивает меня:

— Ты знаешь того пассажира?

— Нет. Старый подагрик попросил у меня сигарету.

* * *

То, что я хочу еще рассказать тебе, произошло год назад.

Однажды во время очередного совещания секретарша доложила мне, что в приемной меня ждет какая-то дама со своим малышом.

Я, конечно же, решил, что речь идет о Фелиции и о Туане. Боясь всяких неожиданностей, я, прервав совещание, устремился в приемную. Догадайся, кого я там увидел? Нет, ты никогда не догадаешься! Я скажу тебе это сам, — не расходуй зря свое серое вещество.

Малыш Руаи и дочь индейца Бизона-Буре, разодетые, как монархи, ждали меня в креслах приемной!

Я онемел.

— Вам плохо, Мартьен?

Крик малыша вернул меня к действительности.

— Да, это я. Прибыли мы вместе. Мы всегда теперь вместе, Мартьен. Мне нужен был помощник, чтобы довести до конца дело со скамейкой. Эта милашка помогла мне. Мы довольно прилично заработали тогда! После этого решили и дальше работать вместе! Я подаю идеи, она соображает, как провернуть их с наибольшей выгодой. В Париж мы прибыли по делам! Вот и решили не пропустить такую счастливую возможность — встретиться с вами, Мартьен.