В кругу королев и фавориток

МАРГО СОБЛАЗНЯЕТ СВОЕГО ТЮРЕМЩИКА

Всю ночь королева Марго занималась уничтожением компрометирующих писем, которые ей писали неосторожные любовники, а на рассвете спешно покинула Париж в сопровождении м-м де Дюра и м-м де Бетюн, без которых она не могла обходиться.

Солнце было уже высоко, когда карета королевы Наваррской выехала на дорогу, ведущую в Палезо.

Маргарита плакала:

— Нет в мире принцесс несчастнее, чем я и королева Шотландская, — говорила она. — Неужели не найдется никого, кто бы дал мне спасительного яда?

Приятельницы пытались как могли утешить ее, а тем временем из леса неожиданно появился отряд стрелков, вооруженных аркебузами, и выстроился поперек дороги. Карета остановилась.

Офицер приблизился к дверце и спросил, находится ли в карете королева Наваррская.

— Это я! — сказала Маргарита.

[13]

— По приказу короля снимите вашу маску и пусть то же самое сделают те, кто вас сопровождает [14].

Три женщины подчинились.

— Эти две дамы, без сомнения, мадам Дюра и мадам Бетюн?

— Да!

— Тогда от имени короля я должен передать им вот это.

Сказав так, офицер влепил обеим дамам по увесистой пощечине. Марго и шевельнуться не успела, как вслед за этим вся группа стрелков окружила карету и выволокла оттуда обеих приятельниц королевы, которые, разумеется, истошно вопили.

— Посадить их на лошадей и привязать к седлам, — скомандовал офицер.

После этого, поприветствовав совершенно растерявшуюся королеву Наваррскую, приказал кучеру продолжить путь.

Когда карета, скрипя колесами, вновь покатила по дороге на Палезо, Маргарита выглянула в окошечко и увидела, что королевские солдаты, связав м-м де Дюра и м-м де Бетюн, развернули лошадей и умчались во весь карьер вместе с пленницами.

Что же означало это событие?

Оно было лишь частью задуманного Генрихом III плана, который, потеряв всякое достоинство, думал только о том, как бы еще больше унизить и опорочить королеву Маргариту.

Обе ее приятельницы были доставлены в Феррьерское аббатство, неподалеку от города Монаржн, и там подвергнуты допросу. Король сам задавал им вопросы, требуя подробностей, касающихся любовников сестры, тех мест, где Маргарита встречалась с ними, и «тысячи мелких деталей, зачастую крайне непристойных, которые заставляли обеих дам краснеть от смущения».

— Вы просто вредоносная нечисть, — заявил он, — я считаю вас соучастницами тех гнусностей, которые совершала королева Наваррская.

И он приказал бросить их в тюрьму. После чего написал своему шурину письмо, в котором недвусмысленно давал понять, что тот женился на потаскухе.

Беарнец, в то время наслаждавшийся прелестями несравненной графини де Грамон, был в восторге от письма. Воспользовавшись случаем, который неожиданно приплыл к нему в руки, он решил не Принимать к себе жену, о которой ее собственная семья говорила столько плохого. Узнав об этом, французский король понял, что совершил оплошность, и написал второе письмо Наваррцу, где говорил, что его обманули и что теперь он знает, что Маргарита — образец целомудрия.

Беарнец ответил, что его решение остается прежним. Тогда Генрих III, не умея скрыть свое дурное настроение, написал третье письмо: «Я знаю, как королям часто приходится ошибаться по причине ложных доносов и как самые благочестивые принцессы иногда не могут избежать клеветы, даже когда речь идет о покойной королеве вашей матери; я хорошо знаю, что о ней говорили и как всегда плохо о ней отзывались».

Получив это ядовитое письмо, король Наваррский громко расхохотался и сказал находившимся рядом друзьям:

— Король оказал мне большую честь своими письмами: в первом он называет меня рогоносцем, а в двух других — сыном шлюхи. Я благодарен ему за это.

Пока оба монарха вели эту любопытную переписку, Маргарита неспешно продолжала свое путешествие. Предупрежденная Екатериной о не слишком дружеских чувствах, которые питал к ней Беарнец, она вовсе не торопилась в Нерак. Добравшись до Ажана, она поселилась в роскошном доме, в компании с офицером из своей свиты, и стала ждать, когда небо пошлет ей благоприятный случаи вновь обрести мужа, без риска натолкнуться на новые оскорбления.

И тут у Генриха Наваррского появилась идея:

— Я приму обратно жену, — сообщил он Генриху III, — только если королевские войска, стоящие гарнизоном в соседних с Нераком городах, будут отозваны.

Король был ошеломлен. Бессмысленная вспышка гнева теперь грозила для него обернуться потерей военных позиций на юге королевства. Представив себе радость гугенотов, он еще больше разозлился на Маргариту и ее любовников. На протяжении нескольких дней обсуждал сложившуюся ситуацию со своими обычными советниками и с матерью, пытаясь найти выход.

Он не спешил с ответом, надеясь выиграть время. Однако Наваррец дал ему понять, что ждет скорейшего решения, захватив Мон-де-Марсан…

Придя в ужас, Генрих III пообещал Беарнцу отозвать гарнизоны из Ажана и Кондона, а также сократить гарнизон города База до пятидесяти лошадей.

Маргарита, все еще находившаяся в Ажане со своим офицером, тут же продолжила свой путь. В Пор-Сент-Мари она встретилась с Наваррцем, который, не говоря ни слова, обнял ее, но всем свидетелям этой сцены сразу было ясно, что примирение не будет долгим.

Король Франции выпутался из этой истории далеко не самым лучшим образом. К тому же в любую минуту можно было опасаться нового мятежа гугенотов в Лангедоке. Ситуация складывалась очень опасная, будущее представлялось в мрачном свете, а Екатерина Медичи не уставала осыпать сына упреками.

К счастью, решение проблемы взяла на себя судьба, заставив скоропостижно скончаться герцога Анжуйского. Эта смерть превратила. Беарнца из врага короны в наследника французского престола. Генрих III увидел в этом возможность примирения с шурином без потери лица, и от радости заявил Морне, советнику Наваррца:

«Я признаю вашего господина моим единственным наследником; это принц из хорошего дома и с хорошими наклонностями. Я всегда его любил и знаю, что он тоже меня любит; он, правда, немного вспыльчив и колюч, но в глубине души добрый человек».

Теперь и речи не могло быть о том, чтобы называть Жанну д`Альбре шлюхой…

Морне передал эти слова Наваррцу, сопроводив их совершенно поразительным комментарием: «Взоры всех и каждого отныне обращены на вас: теперь необходимо придать вашему дому некоторого блеска, вашему королевскому совету достоинства, вашему облику важности, вашим серьезным деяниям постоянства. Ваши любовные увлечения, которые вы ни от кого не скрываете и которым отдаете столько времени, отныне просто неуместны. Наступило время, сир, когда вы должны возлюбить все христианство и в особенности Францию» [15].

Трудно даже представить себе в наши дни, чтобы какой-нибудь государственный советник написал подобное письмо будущему Президенту Республики…

На протяжении нескольких месяцев Генрих и Маргарита сосуществовали без особых трений. Правда, супруги виделись не особенно часто, поглощенные каждый своими делами: пока королева Наваррская принимала у себя в комнате всех офицеров Нерака, которым желала добра, король, чей требовательный темперамент нелегко было удовлетворить, щедро одаривал своих любовниц плотскими радостями.

— Иметь одну женщину — значит, ударяться в целомудрие, — говорил он.

У него их было двенадцать: Ксент, горничная Марго, булочница из Сен-Жана, м-м де Потонвиль, она же Мокрица, «прозванная так за свою потливость», м-м де Дюра, которую королеве удалось заполучить обратно в Нерак, выпекалыцица хлеба Пикотен Панкуссер, графиня де Сен-Магрен, кормилица из Кастельжалю, «которая хотела заколоть его ножом, потому что из экю, который он должен был ей дать, он удержал пятнадцать су за сводничество», две сестры де Лепэ, Флеретт Дастарак, дочь садовника из Нерака, и, наконец, фаворитка на тот момент, Коризанда де Гиш, графиня де Грамон [16].

Вскоре, однако, разногласия между супругами переросли во враждебность. Вот тут-то м-м де Грамон, мечтавшая женить Беарнца на себе, начала вести себя с Марго крайне неучтиво.

Однажды она попыталась ее отравить.

Королева Наваррская вовремя была предупреждена, но это ее напугало. Необходимость предлагать слуге пробовать предварительно ее пищу была просто неприемлема: мало того, что из-за этого можно лишиться трудно заменимых слуг, так еще рискуешь есть остывшую пищу. Вот почему Марго решила покинуть это малонадежное место. Через несколько дней она действительно уехала из Нерака под предлогом провести Пасху в Ажане, католическом городе своего удела [См. соответствующее письмо Бельевра Екатерине Медичи:

«Я не упустил возможности сказать месье де Клервану о том, как не прав был король Наваррский, когда предпочел дружбу с графиней дружбе с королевой, своей женой, которая были вынуждена уехать в Ажан, чтобы спастись от покушавшейся на ее жизнь графини».].

Жители Ажана оказали ей восторженный прием… и она поселилась в самом красивом доме города, Горжа не надеялись, что пребывание королевы Наваррской будет способствовать развитию местной торговли. И все этому бурно радовались:

— Вместе с ее свитой к нам прибудут послы многих стран…

— Возможно, королева-мать приедет сюда погостить!

— И года не пройдет, как мы все тут разбогатеем!

Но очень скоро всем им пришлось горько разочароваться. Едва Марго устроилась, как к ней явился посланный от герцога де Гиза, который поинтересовался, не согласится ли она помочь Лиге в Лангедоке и начать войну против Наваррца.

Страшно обрадовавшись возможности расплатиться за все обиды, нанесенные ей в Нераке, Марго приняла предложение и поручила своему новому любовнику Линьераку, исполнявшему должность бальи в горной части Оверни, захватить провинцию Ажне, набрать из местных жителей солдат и укрепить город.

Оказавшись во главе армии, Марго почувствовала некоторое головокружение. Она начала с того, что взяла себе титул Маргариты Французской и мужа своего теперь называла не иначе, как принц Беарнский. Потом она приказала своей армии начать наступление на Тоненс и на Внльнев-д`Ажан, города, принадлежавшие Наваррцу. К несчастью, поход окончился катастрофой: плохо подготовленные и плохо организованные люди Линьерака были наголову разбиты и под тем и под другим городом и «обращены в прах».

После этой неудачи Марго пришлось снова набирать солдат и приобретать оружие. Однако, средства, которыми она располагала, были скудными, а деньги, обещанные Гизом, не приходили. Чтобы раздобыть денег, она ввела новые налоги и замучила всякими повинностями жителей Ажана. Те вскоре пришли в такое ожесточение, что подняли бунт, перебили большую часть солдат Лиги и сдали город королевским войскам, которыми командовал маршал Матиньон. Оказавшаяся в ловушке между взбунтовавшимся городом и армией Генриха III, под угрозой быть выданной или мужу, или брату, перепуганная Марго уселась на круп коня позади Линьерака и во весь карьер покинула город.

Вот как рассказывает этот эпизод автор «Сатирического развода» (где он говорит от лица Генриха Наваррского): «Труднее рыбе вернуться к наживке и ворону к падали, чем этой трехзадой короткоштаннице вновь отдаться похоти и разврату, после того как она, не сказав ни слова, покинула меня и уехала в Ажан, город, враждебный моей партии, чтобы там заняться новыми шашнями и на свободе продолжить свои гнусности; однако жители, предчувствуя, что при недостойной жизни их ждут такие же последствия, вынудили ее убраться так поспешно, что с трудом нашлась верховая лошадь для нее и не нашлось ни наемных, ни почтовых лошадей для половины девиц из ее свиты, следовавших повсюду за ней хвостом, кто без маски, кто без передника, а кто без того и другого; и покидали они город в таком жалком, беспорядочном виде, что больше напоминали шлюх, сопровождавших ландскнехтов, возвращавшихся в лагерь, чем девиц из приличного дома…»

Бегство Марго позабавило все королевство, и парижане не преминули сочинить по этому поводу немало скабрезных песенок. По этим открыто распевавшимся куплетам можно судить, с какой легкостью и смелостью шансонье тех лет позволяли себе критику «официальных лиц»…

Верхом на лошади, без седла и без заменяющей его подушки, Марго, сидя позади Линьерака, проделала пятьдесят лье и, совершенно разбитая, обессилевшая, с растертыми в кровь ногами, прибыла в хорошо укрепленный замок Карла, неподалеку от Орильяка.

Лишь после того как за нею был поднят мост, она вздохнула с облегчением. Замок, в котором она оказалась без денег и даже без сменного белья, был настоящей тюрьмой и больше «походил на логово разбойника, чем на жилище королевы», но здесь она чувствовала себя в безопасности от своего мужа и, в особенности от своего брата.

Узнав, что, она укрылась в замке Карла, Генрих III не мог отказать себе в желании сказать при всех:

— Гасконские новобранцы не насытили королеву Наваррскую, и теперь она отправилась, к овернским погонщикам мулов и медникам!

В сущности, Его Величество не слишком преувеличивал. Нет, конечно, погонщики мулов в Карла вряд ли делили ложе с Марго, но офицеры местного гарнизона побывали у нее все до единого. Она приглашала их по очереди. И это позволяло ей легче переносить добровольное изгнание.

Правда, принимая у себя молодых мужчин. Марго шла на известный риск, потому что Линьерак отличался бешеной ревностью. Как-то весной 1586 года он вошел в комнату королевы. Марго нездоровилось, и она лежала в постели. У ее изголовья стоял сын аптекаря. Не говоря ни слова, Линьерак заколол несчастного кинжалом, залив кровью жертвы всю постель…

Его неумение владеть собой очень не понравилось Маргарите. Вскоре она избавилась от Линьерака и нашла своему сердцу другую отраду. Она избрала для своих утех собственного шталмейстера, благородного и обаятельного Обиака, который, увидев ее в первый раз, в Ажане, не смог сдержать возгласа: «О, прекрасное создание! Я хотел бы переспать с ней, даже если после этого меня повесят». (Именно после этих слов, которые ей передали, королева Наваррская тотчас пригласила молодого человека к себе.)

Марго и Обиак прекрасно ладили друг с другом, если верить Агриппе д`Обинье, который рассказывает об этом, смакуя детали: «Она вознесла его из конюшни до своей спальни и дала себя так ужалить, что чрево се вздулось, как шар, и в положенный срок исторгло маленького мальчика. Это происходило при помощи повитухи, которую из любви к сыну привела туда мата Обиака, и под наблюдением врача дю Мея. Последний не ограничился выполнением своих професскоиальных обязанностей и собственноручно отнес юного принца, этого кое-как, спеленатого нового Лепандра, в деревню Эскувиак, чтобы отдать кормилице. Из-за сильного холода, а до деревни было не близко, ребенок простудился и навсегда остался глухонемым. По этой причине собственная мать отказала несчастному в любви и заботах и, забыв о радостях материнства, бросила его на попечение гасконских простофиль, и м-ль д`Обиак, его бабка, пока была жива, спасала мальчика от голодной смерти» [17].

Едва оправившись от родов, Маргарита покинула Карла под защитой д`Обиака и тайно направилась в замок Ибуа, где Амблар д`Эскорайль, сеньор де Шатонеф, должен был предоставить ей убежище.

Она и не подозревала, что на этот раз ей предстояло лишиться своего очаровательного любовника, а вместе с ним и свободы на долгие девятнадцать лет!

Не прошло и нескольких дней после ее приезда, как у потайного входа в замок возникла армия, которой командовал маркиз де Канильяк, губернатор Юссона.

— Именем короля, я прибыл за королевой Наваррской!

Марго поняла, что ее предали и что теперь ее посадят в какую-нибудь мрачную тюрьму. Она немедленно распорядилась сбрить Обиаку бороду и усы и спрятать его, чтобы спасти от неизбежного возмездия. К несчастью, Канильяк, получивший приказ арестовать не только даму, но и ее любовника, обшарил весь замок, содрал со стен всю обивку, вспорол всю мебель и в конце концов нашел дрожащего от страха красавчика «в уголке, под колпаком камина».

Обиака тут же передали в руки специальной стражи, которая препроводила его в Сен-Сирк,

Видя, как уводят ее любовника. Марго страшно закричала, начала кататься по полу и заявила, что она тоже умрет, потому что любит этого человека больше жизни.

Маркиз, знавший за Маргаритой склонность к некоторым преувеличениям, в ответ на ее крики приказал ей остаться в своей комнате и вести себя благоразумно до получения нового королевского указа, после чего он отправил месье де Монморена к Генриху III, чтобы получить указание, что делать с пленницей дальше.

Король, только что узнавший от аббата де Шуанена, что Маргарита присоединилась к сторонникам Лиги, пришел в страшную ярость и написал в Виллеруа:

«Сообщите Канильяку, пусть остается на месте, пока мы все обдумаем и решим. Однако напишите ему, чтобы он перевез ее в замок Юссои и чтобы с этого момента был наложен арест на ее земли, а денежные поступления пусть пойдут на выплату жалованья, маркизу и подчиненным ему гвардейцам. Что касается женщин и мужчин ее свиты, пусть маркиз немедленно прогонит всех, оставив при ней только какую-нибудь честную девицу и горничную, пока королева моя добрая мать не примет тех мер, которые сама сочтет нужными, но, главное, пусть маркиз хорошенько ее стережет. Во всех моих указах я теперь буду называть ее просто „сестрой“, а не „дорогой и горячо любимой сестрой“. Королева моя мать настаивает, чтобы я приказал (повесить Облака и чтобы казнь его свершилась в присутствии этой несчастной во дворе замка Юссон. Распорядитесь, чтобы все было наилучшим образом исполнилось. Распорядитесь также, чтобы мне отправили все ее кольца с подробной описью и чтобы они были доставлены мне как можно скорее».

Как только пришло это письмо, Канильяк затолкал Марго в хорошо охраняемую карету и под надежным эскортом приказал добавить ее в замок Юссон, старую крепость, построенную на неприступной вершине скалистой горы. Лучшей тюрьмы нельзя было и придумать. Замок с его квадратным донжоном и двадцатью башнями с бойницами представлял собой настоящее орлиное гнездо, которому не страшны никакие атаки. Живший в замке монах говорил, что «одно лишь солнце может туда проникнуть, да и то с трудом…».

Марго поместили в самых отдаленных покоях. Зачем Кадильяк приказал казнить Обиака.

— Власть короля лишает меня жизни, но не достоинства, — воскликнул молодой любовник королевы Наваррской, когда ему объявили, что он должен погибнуть.

После этого он прильнул губами к рукаву из голубого бархата, подаренного ему Маргаритой, и приклонил голову перед палачом. Дерзкое желание, о котором он когда-то мечтал, осуществилось, и теперь он умирал довольный.

У подножия виселицы вырыли яму. Несчастный еще дышал, когда его туда бросили.

Некоторое время никто не знал, что происходит в крепости Юссон, и был даже слух будто Генрих П приказал убить сестру. На самом деле Маргарита готовилась сыграть с королем одну из самых ловких штук в своей жизни.

Однажды утром она попросила передать Канильяку. что будет счастлива повидать его у себя. Ничего не подозревающий маркиз явился к ней и застал свою пленницу в постели в более чем легкой и открытой одежде, открывавшей его взору «белоснежные холмы грудей, с вишенками сосков на их вершинах». Его это смутило, к взгляд его (маркиз был одноглаз) единственного глаза утратил достоинство, уступив место вожделению. Марго, наблюдавшая за ним из-под полу прикрытых век с легкой улыбкой, поняла, что то, что она выставила на его обозрение в качестве образца, выглядит достаточно многообещающе, чтобы ее тюремщику захотелось заполучить «весь кусок…».

Она пригласила его присесть рядом с ней и долго беседовала с ним о поэзии, искусстве, литературе, притворяясь, что не замечает того сверх напряженного состояния, в котором пребывает несчастный [18]. Но, наконец, она отпустила его со словами:

Буду счастлива, если смогу беседовать с вами каждое утро.

Канильяк, с горящими от возбуждения щеками, обещал заходить. На следующий же день игра возобновилась с большим ущербом для кровеносных артерий маркиза. На восьмой день, не имея больше сил выносить искушение, он упал перед Маргаритой на колени и в словах простых, но от этого не менее трогательных, попросил разрешения лечь с нею.

— Я дам вам все, чего вы пожелаете, — воскликнул он.

Марго потянулась, точно кошечка:

— Отдайте мне город Юссон.

Он согласился, и Маргарита отбросила простыню… Именно так королева Наваррская перестала быть пленницей и стала одновременно и властительницей укрепленного города и любовницей маркиза де Канильяка.

В своих многочисленных галантных приключениях Маргарита овладела такими навыками и такой ловкостью рук, которая поражала ее любовников. Канильяк, как и все другие, был ослеплен ее искусством и поклялся впредь служить верой и правдой женщине, которая доставляла ему громадное наслаждение. Марго только того и надо было. В перерывах между двумя объятиями она объяснила ему, почему Генрих III хотел бы ее уничтожить:

— Король мой брат желает, чтобы я умерла и чтобы принцесса Лотарингская вышла замуж за короля Наваррского, моего мужа, который ради этого должен будет отречься от протестантизма. Кроме того, моя двоюродная сестра, Екатерина Бурбонская, могла бы тогда выйти замуж за старшего сына герцога Лотарингского, что привело бы к примирению дома Конде с домом Лотарингцев и, значит, к уменьшению влияния Генриха де Гиза и низведению его до роли не пользующегося авторитетом младшего союзника.

Потом добавила:

— Если вы меня любите, поезжайте в Лион, найдите там месье де Форонна, который является одним из главных агентов герцога де Гиза, и скажите ему, что вы — мой друг и готовы безоговорочно служить нам, ему и мне.

В тот же вечер Канильяк отправился в Лион. Сторонники Лиги, не предполагавшие, что им на голову может свалиться такая нечаянная удача, выдали герцогу сорок тысяч экю денежного содержания на год и пятьдесят солдат для охраны замка Юссон.

Вернувшись в замок, маркиз распустил гарнизон, присланный Генрихом III, и поставил на их место людей герцога де Гиза.

Любовь Канильяка к королеве Наваррской привела к тому, что в самом сердце королевства был создан центр сторонников католической Лиги, оппозиционный королю Франции…