В моей голове

1

7 ноября 2019 года. Россия, Сибирь. Город Б. 2:07 ночи.

– С крыши заброшенного замка этой ночью упала девушка. С черепно-мозговой травмой ее доставили в больницу. Следователи устанавливают ее личность, а также все причины произошедшего. Полицейские пока комментировать ситуацию отказываются, – высокая девушка, журналист, с микрофоном в руке стояла рядом с замком. Напротив нее был оператор с камерой на плече. – Около десяти лет в здании располагался музей истории, а сам объект еще принадлежит городской администрации. Давно ведутся споры о том, чтобы присвоить ему статус памятника истории. Больше года замок пустует, это, конечно же, привлекает сюда местных жителей, особенно подростков…

Из черной иномарки, припаркованной возле обочины, вышел высокий мужчина. Седые волосы чуть выбились из-под фуражки. Эту седину Эдуард Итанов заработал за те двадцать лет, которые он возглавлял местный следственный отдел. За годы его службы случалось многое. Убийства, конечно, тоже были. Обычно знакомые не могли поделить между собой бутылку со спиртным, или две девицы подрались из-за парня, и одна толкнула свою соперницу, а та упала и ударилась головой об лед (дело было прошлой зимой), получила травму и через два дня умерла в больнице. В таких делах даже не приходилось искать убийцу, потому что всегда были свидетели, которые его сдавали. Но на этот раз случай действительно был необычный, так что Итанов решил приехать на место преступления.

Эту историю их маленький городок запомнит надолго.

Следователь натянул куртку и выругался, что вечер четверга такой холодный. Четверги он не любил, считал их очень глупым днем. Уже и не середина недели, но еще и не ее конец. И если в четверг случается какое-то происшествие, то часто работа затягивается и на выходные. А это значит, жена снова будет ворчать, что они не могут поехать к ее сестре в гости. Что же, эту проблему решат цветы и тортик. Да, будет кстати.

Итанов подошел к группе следователей.

– Кто их пустил? – он качнул головой в сторону репортеров. – Журналисты должны быть за лентой, не хватало еще на месте происшествия суматохи из-за камер.

Его подчиненный Максим Белинский поднес рацию к губам:

– Вторая группа у замка, уберите телевидение отсюда. Начальство приказало.

В ответ из рации донеслась неразборчивая речь, но через несколько минут к журналистам подошли двое полицейских и вывели их за ограждение.

Итанов огляделся по сторонам. Место происшествия напоминало ему сцену из детективных сериалов: вокруг много полицейских, медиков, подъезжали машины с журналистами. Все бегали от одного места к другому, переговаривались между собой. В замке снимали отпечатки пальцев и фотографировали местность.

Замком, конечно, это здание трудно назвать. Точнее, оно не вписывалось в стандартное понятие о тех высоких сооружениях, в которых жили короли, танцевали на балах принцессы и прибывали на поклон рыцари. Этот замок скорее напоминал укромное местечко, где королю хотелось отдохнуть от этих самых балов, принцесс и рыцарей. Высотой здание было как четырехэтажный дом. У замка была заостренная крыша и два больших шпиля на ней, а окна выгибались каменной дугой. На них стояли решетки. Их установили еще в то время, когда в замок впускали туристов. Готический стиль, кстати, добавлял мрачности и без того таинственному зданию, так что в будущем это сыграло на руку экскурсоводам. А уж сколько историй о приведениях в этом замке Итанов слышал за всю жизнь. Их бы хватило на парочку коротких фильмов.

В надежде спрятаться от назойливых принцесс с их танцами (возможно), по указу короля вокруг замка высадили тополя. Здесь они и росли до сих пор, так что летом это место превращалось в маленький кусочек зимы посреди зеленой поляны – тополиным пухом здесь усеивалась вся территория.

Когда власти приняли решение перенести музей истории поближе к центру города в бывшую библиотеку, а этот замок, который без пяти минут находился в аварийном состоянии, кстати, оставить пустовать на окраине, Итанов сразу понял, что какие-либо происшествия здесь – вопрос времени. Первые несколько месяцев после закрытия музея полиция посылала туда патрульных. Пару тройку раз они возвращались с подростками в машине. Почти всех детей тянуло в этот замок поохотиться на призраков, устроить квест по темным комнатам, прогуляться по длинным потайным коридорам между стен. Увы, не обошлось без трагедий. Месяца два назад (Итанов точно не помнит, потому что в кое-то веке вырвался в отпуск и пропустил дело) со здания упал шестнадцатилетний парень, пытаясь пройти по краю рифленой крыши. Сломал обе ноги и чудом не повредил ничего другого, не считая уверенности местной власти в том, что заброшенный замок на окраине города не представляет никакого интереса и угрозы для местных детей. Вот с того момента и ведутся споры о том, чтобы установить рядом хотя бы полноценную охрану.

Что же случилось этой ночью?

Итанов еще раз оглядел местность. За несколько часов снова выпало столько снега, что он почти уверен, машины застрянут, когда поедут отсюда. Он и сам дважды буксовал на подъезде к замку. Повезло, что не застрял, иначе его бы ждала прогулка до места происшествия.

– Ну, что у вас? – он обратился к Максу.

Белинский отвлекся от заполнения документов и посмотрел на начальника.

– Девушку нашли возле здания со множеством переломов. Предполагаем, что она упала с крыши судя по расположению тела и углублению в снегу на месте падения. Ее увезли в больницу, не знаю, выживет ли, – следователь пожал плечами, – а наши ребята сейчас осматривают все здание, снимают отпечатки.

– Предполагаем попытку самоубийства? – нахмурился Итанов.

– Точно пока не исключаем, – Макс уложил документы в черную сумку и бросил ее на багажник машины. – Я еще не совсем уверен.

Его начальник удивленно приподнял брови. Кожа над ними собралась в несколько толстых маленьких «бревен», давая понять Белинскому вопрос, который Итанов даже не собирался озвучивать.

– Полицию вызвал проезжающий мимо мужчина, – начал тот, – его уже допросили, но я хотел бы встретиться с ним еще раз для уточнения. По его словам, он возвращался в город этим путем, потому что живет неподалеку. И почти рядом с дорогой он заметил девушку…

– Эту девушку? – перебил его Итанов и кивнул в сторону, имея в виду пострадавшую.

– Нет. И вот здесь становится интересно, – Максим запустил замерзшие руки в карманы куртки. – Возле дороги сидела еще одна девушка. По описанию, ей около двадцати, невысокого роста, светлые волосы. Она сидела на земле, обхватила себя руками и плакала.

Удивление и любопытство все еще не покидали Итанова.

– То есть, у нас есть предполагаемый свидетель и предполагаемый убийца в одном лице? Почему бы не спросить ее о случившимся? – саркастично возмутился Итанов.

– Прекрасная идея, – почти в таком же тоне ответил Белинский, – только она не разговаривает.

– Немая?

– Напугана. Медики не могут и слова из нее вытянуть. Она вон там, – он указал на машину скорой помощи, – родственников уже ищем, но, боюсь, без нее это затянется.

Итанов вздохнул.

– Имен этих девушек мы все еще не знаем?

– Нет. Обе без документов.

– Ясно. А что с уликами?

– Криминалисты осматривают здание. Мы делаем все, что должны.

– Что ж, – выдохнул тот, – если нам повезет, не придется ждать, когда она придет в себя, – Итанов посмотрел на Макса, приблизился к нему и дал легкий подзатыльник. – Будешь отвечать на сарказм начальства сарказмом – получишь дополнительные дежурства.

Белинский виновато улыбнулся.

Итанов был отличным руководителем, в следственном отделе с этим все согласны. С такой трудной, особенно психологически, работой справляться гораздо легче, если в коллективе есть место для шуток и подколов. Такого мнения был Эдуард Итанов. Он и сам любил пошутить или разыграть своего подчиненного. Например, менял заварку в кофеварке на чай, чем сильно злил того же Белинского, который был уверен, что без кофе работать не сможет.

– Увидимся в офисе, – сказал он. – День нам сегодня покажется длинным.

– До утра, – кивнул Максим.

Когда начальник ушел, молодой следователь вынул из кармана куртки пачку сигарет, достал одну и закурил. Горьковатый дым успокаивал его с детства, когда отец с вечно недокуренной сигаретой в зубах смотрел вместе с ним диснеевские мультфильмы, которые показывали по федеральному каналу рано утром в выходной. Отец в это время как раз возвращался домой с ночной смены в магазине, а единственный сын уже ждал его в коридоре. Вместе они садились на диван и включали телевизор. Попутно мужчина подкуривал сигарету. Часто Макс засыпал за просмотром, положив голову на его колени и вдыхая все тот же горьковатый дым. Примерно через четыре года после этого момента отца не стало. Врач сказал, виновата все та же сигарета. Максим зарекался, что никогда не будет курить, но как только следственный отдел распахнул перед ним свои двери, пачка сигарет в кармане куртки стала привычкой.

Сделав две затяжки, Макс обернулся в сторону полицейских, работающих возле замка. В то время, когда он был школьником, мать просила его не задерживаться допоздна с друзьями, а если так случалось, он должен был найти телефон и позвонить домой. Нынешним детям не нужно искать таксофон или просить продавца магазина разрешить ему позвонить родителям с их стационарного телефона. Смартфон, даже самый обычный, есть у каждого.

Сигарета упала на холодную землю.

– У пострадавшей был с собой телефон? – спросил Белинский, подбегая к коллегам. – Пожалуйста, скажите, что был.

Полицейские переглянулись между собой. Один из них начал рыться в ящике с вещественными доказательствами.

– Ага, – прокряхтел он через пару секунд, – разбитый, правда. В кармане куртки был. Отдадим в техотдел, они вытащат информацию.

– Это долго, – чуть слышно выдохнул следователь и прикусил нижнюю губу. Он заметил, что в коробке лежит еще один. – Так, а этот чей?

– Той, второй, наверное. Он рядом с пострадавшей лежал.

– Работает?

– Под паролем.

– Да вы издеваетесь, – уже прорычал Макс и провел рукой по лицу.

В голову ему пришло еще две идеи. Одна из них была разумной, другая легко могла принести ему неприятности. Попросив целый телефон, он внимательно его разглядел. На обратной стороне смартфона он надеялся увидеть сканер отпечатка пальцев, как на большинстве новомодных телефонов. Увы, его не оказалось.

– Ну и ладно, – без единой эмоции произнес Белинский и двинулся в сторону кареты медпомощи.

Дошел он до нее не сразу. Пришлось трижды остановиться, чтобы переговорить с криминалистами.

Одна из двух задних дверей машины была открыта. Рядом разговаривали два врача.

– Здравствуйте, дамы, – он чуть улыбнулся, доставая удостоверение. – Максим Белинский, следователь. Хочу поговорить со свидетелем.

– Поговорить – громко сказано. У нее шок, – ответила одна из женщин. – Мы два часа пытались из нее хоть слово вытянуть.

– Все-таки я хочу попробовать.

Врач поджала губы, безразлично развела руками и отступила на шаг, пропуская Макса.

На кушетке сидела девушка. На ее плечах висел старенький плед, и одной рукой она держала его за край. Светлые волосы выбились из чего-то наподобие косы.

Она смотрела в пол, и появление кого-то постороннего ее никак не заинтересовало.

– Привет! – аккуратно произнес он.

Девушка не обратила на него внимания.

От тусклого света в машине она выглядела неестественно бледной. От густых ресниц бросалась тень на глаза и, казалось, что их нет совсем. Жуткое зрелище, поэтому Максим присел напротив нее на корточки.

Она была хороша собой: у нее была чистая кожа, щеки украшал румянец, а длинные волосы у девушек всегда нравились Максу. Даже под пледом он заметил ее стройную фигуру. Может быть, при других обстоятельствах, он бы даже пофлиртовал с ней. Но, увы и ах, он на работе.

– Меня зовут Максим. Максим Белинский. Я следователь.

Тишина.

– А тебя как зовут?

Снова тишина.

– Ты помнишь свою фамилию?.. Как твоя фамилия?

Ответа не было. Девушка продолжала разглядывать пол, где уже появлялись лужи после снега.

Он достал из кармана ее сотовый телефон.

– Смотри, что мы нашли. Он твой?

Он протянул его девушке. Ее взгляд на долю секунды оторвался от пола и застыл на находке, а затем она снова посмотрела на пол.

– Знаешь, ты можешь не говорить мне свое имя, – снова мягко продолжил следователь, – просто разблокируй телефон, и я найду твою семью. Хорошо?

Ответа по-прежнему не было.

Макс вздохнул и встал.

Полгода назад он тоже был в состоянии шока от гибели близкого человека. Это был его друг. Вместе с семьей он разбился на машине, и когда Белинский получил об этом известие, ему не хотелось ни говорить, ни видеть кого-либо. Он сидел долгое время в коридоре больницы и смотрел на дверь палаты, где его друга подключали к аппарату искусственной вентиляции легких.

Следователь сильно зажмурился, отгоняя воспоминания и возвращаясь в реальность.

Итак, его первая идея, разумная и не запрещенная законом, провалилась. Он вздохнул, мысленно попрощался с любимой работой и мягко хлопнул девушку по щеке четырьмя пальцами правой руки.

Пощечина получилась звонкая.

– Как твоя фамилия? – чуть громче и жестче повторил Максим.

– Вы что делаете? – закричала врач, поднимаясь в машину.

– Как твоя фамилия? – не унимался тот.

– Покиньте машину, немедленно! – врач схватила его за рукав куртки и потянула на себя. – Вы в своем уме?

– Грин, – тихим голосом произнесла пострадавшая.

И врач, и следователь замолчали.

– Грин, – повторил Белинский и чуть улыбнулся.

Женщина, позабыв о Максе, кинулась к ней.

Выходя из машины, следователь надеялся, что эта Грин о пощечине не вспомнит, а врач промолчит. Если нет, то проблемы у него начнутся куда раньше, чем он начнет готовить предновогодний отчет.

Макс вернулся к коллегам.

– Фамилия свидетеля – Грин. Поднимите данные о жителях нашего города. Выясните, у кого есть дочь, племянница или сестра приблизительно двадцати лет, светлые волосы. Дома, соответственно, не ночевала. Найдем ее близких – возможно, узнаем имя пострадавшей.

2

Майя Грин смотрела на пол. Белый. А черные ровные ромбы на нем напоминали ей орнамент обоев в ее классе.

(школа)

Выпускной. Сестра разрешила надеть ее красивые черные туфли, а она сломала каблук и боялась заходить домой.

(мама)

Майя вспомнила, что обещала вчера матери зайти в магазин за брокколи. Она ненавидит брокколи.

– Как их вообще можно есть? – произнесла она, не отрывая взгляда от пола.

Она находилась в городской больнице. Сюда ее около часа назад привезли врачи, попутно накачав успокоительными. Странно, ведь Майя даже не устроила истерику. Только спросила, где ее сестра, но ей не ответили, а вместо этого воткнули в бедро шприц. Дороги в больницу она не помнила. От пледа было жарко, несколько раз она пыталась его скинуть, но один из медиков настойчиво надевал его на ее плечи. В итоге Грин сдалась, и после уже держала плед за два конца так, будто это последний плед во всем мире. Все вокруг доказывали ей, что у нее травма, и она не понимает происходящего. В последнем они правы. Она действительно не понимала. На все ее вопросы был один ответ: «Все будет хорошо, девочка».

В углу этого светлого кабинета стоял небольшой письменный стол. За ним сидела Алена Громова – один из травматологов этой больницы. До реплики Майи она записывала в медицинскую карточку данные, но теперь взглянула на свою пациентку и с осторожностью сапера, забывшего, какого цвета проводок нужно перерезать, спросила:

– Кого есть?

Майя продолжала смотреть на пол. Ей нравилось, как белые и черные ромбы разделяла между собой золотая полоска. Она тянулась через весь рисунок, а отражение света от люстры перепрыгивало с одного ромбика на другой будто солнечный зайчик. Таким она и ее старшая сестра Доминика как-то подожгли старую книжку с детскими рассказами, которую отец привез из очередной командировки. Ника уже считала себя взрослой для сказок, поэтому из общей книга перекочевала в личную собственность шестилетней Майи. Она везде таскала ее с собой, хотя читать тогда еще не умела. Но ей нравилось, как красиво выведены заглавные буквы в начале каждого предложения. Иногда она обводила пальцем все эти закорючки и изгибы, представляя, что написала буквы сама.

– Это был не солнечный зайчик, – невнятно произнесла она, и Алена ее не поняла.

Майя вспомнила, что книжку они подожгли лучом солнца через увеличительное стекло. Сестра так решила и мнения младшей Грин не спросила. Она услышала от соседского мальчика, что с помощью увеличительного стекла и солнца он подпаливал крылья бабочкам-капустницам. Насекомых Нике было жаль, а вот проверить, правда ли солнце можно заставить светить так сильно, очень хотелось. И книжка как раз оказалась под рукой.

Осторожность Алены сменил интерес. Бросив взгляд на свои записи, чтобы посмотреть имя пациентки, она встала напротив Майи, загородив собой и ромбики, и солнечного зайчика, поэтому ей пришлось перевести взгляд на нее.

– Доминика, – облегченно выдохнула Грин и улыбнулась, – где ты была? – она схватила Алену за запястье. – Какие-то врачи сказали, что мне нужно сюда, а я не понимаю, что случилось.

– Майя, – Громова аккуратно взяла ее за руку, – милая, я не твоя сестра.

– Очень смешно, – съязвила та, наконец-то отпустив плед. Задержавшись на ее острых плечах долю секунды, он соскользнул на кушетку. – Давай поскорее уедем отсюда, мне здесь жутко.

Алена мягко ухватила ее за плечи.

– Дорогая, – ласково произнесла она, – меня зовут Алена Громова, я врач.

Ее слова осадком укладывались в мозгу Майи. Что за ерунду она несет? Ведь перед ней ее сестра! Это ее светлые волосы, ее зеленые глаза. И запах духов, этот аромат малины и мяты Майя ни с чем не спутает.

– Тебя доставили сюда на скорой. Ты помнишь это?

Майе казалось, что ей в глаз что-то попало. Картинка стала расплываться как кольца на поверхности воды от удара камня. Она прищурилась, вглядываясь в лицо человека, державшего ее за плечи.

Это не Доминика.

Всего лишь девушка с такими же волосами, глазами и парфюмом. Чужая девушка, незнакомка.

– Где Ника? – голос Грин задрожал. Она начинала понимать, что происходит нечто нехорошее, что-то страшное, и врачи, тащившие ее сюда и натягивающие на нее плед всю дорогу, правы. Что-то произошло, что-то ужасное и почему-то непоправимое.

– Где она? – Майя попыталась спрыгнуть с кушетки, на которой все это время сидела.

Алена с силой удержала ее на месте, но это напугало пациентку еще сильнее. Холодная рука паники сдавила Майе горло. Воздух будто застрял на полпути, не имея возможности ни войти, ни выйти. Она начала кашлять и судорожно хватать Алену за рукав белого халата. Из головы разом исчезли все воспоминания, оставив после себя лишь черноту.

Страх подкрался со спины и мурашками рассыпался по всему телу.

Ей нужно бежать.

(Не надо!)

Опасность.

(Отойди от края!)

Ее убьют.

(Кто-нибудь, помогите, умоляю!)

Майя разрыдалась криком. Он душил ее, не давая возможности сделать хотя бы маленький вздох.

Она непроизвольно сжимала ткань халата все сильнее и начала пережимать руку Алены.

– Майя, – врач попыталась освободиться из плена, чтобы дотянуться до кнопки вызова медперсонала, но пальцы Грин настолько сильно вцепились в ее рукав, не оставив шанса на свободу. – Майя, все хорошо. Ты в безопасности. Никто тебя не обидит.

Ткань натянулась на руке еще сильнее.

Теперь Алена чувствовала стягивающую боль.

Майя вдыхала воздух маленькими вдохами, но сделать большой не могла.

Пальцы отпустили рукав халата.

Алена взяла ее за плечи и с силой уложила на кушетку.

– Давай, – она начала хлопать ее по спине, – дыши, – хлопки стали сильнее, – дыши!

Но Майя по-прежнему рвано хватала ртом воздух.

– Черт, – выругалась Громова.

Она выбежала в коридор больницы. Яркий свет лампы на мгновение ее ослепил, поэтому она, прикрыв глаза ладонью, огляделась по сторонам. Ее взгляд задержался на двух санитарах.

– Мне нужно успокоительное, срочно! –выкрикнула она.

Мужчины переглянулись, но с места никто не сдвинулся.

Иногда Алена забывала, как пренебрежительно к ней относятся в этой больнице, хоть она и врач.

– Тебе нужно? – хихикнул один из них, упираясь почти всем телом в подоконник.

Второй санитар заржал.

– У нее приступ! – раздраженно произнесла травматолог, указывая в сторону своего кабинета. – Нужно успокоительное внутривенно немедленно!

Если бы в момент этой фразы в коридоре не появился еще один врач, то, скорее всего, санитары еще несколько минут смеялись и делали вид, что ничего не слышат.

Один из них двинулся в сторону комнаты с лекарствами.

Громова вернулась в кабинет.

Майя по-прежнему хватала воздух. Ее тело била мелкая дрожь.

Алена взяла ее за холодные ладони:

– Дыши, все хорошо, – она задрала рукав ее кофты, – ты в безопасности. Не бойся… да поторопись ты, Андреев! – крикнула она в сторону двери.

Через несколько минут в кабинет забежал санитар.

Громова прижала руку Майи к кушетке обеими ладонями.

Не с первого раза Андреев попал в вену, но в итоге ввел лекарство.

Алена положила руку на спину пациентки. Она все еще чувствовала рваное дыхание, но через несколько минут оно стало плавным.

– А теперь пошел отсюда, – тихо произнесла Алена, взглянув на санитара. – Сегодня же напишу главврачу докладную о том, что из-за вас двоих я чуть не потеряла пациента.

Тот ответил на ее слова только ухмылкой. Они оба понимали, от очередной докладной на этого санитара ничего не изменится – мать не выгонит сына с единственной работы, на которой он задержался дольше двух месяцев. Поэтому санитар размеренным шагом вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Громова шумно вздохнула. Как она ненавидела эту больницу знает, пожалуй, только Бог.

Успокоительное подействовало, и теперь Майя снова разглядывала золотую полоску, разделяющую белые и черные ромбики на полу.

Алена присела напротив нее на корточки:

– Майя, – позвала она. Затем еще и еще.

Ответа не было.

Грин продолжала разглядывать пол.

Травматолог поджал губы. Когда Майю только привезли сюда, Алена видела десятый по счету сон, спав в обнимку со своим котом дома. Вызвала ее заведующая отделением травматологии в этой больнице и со словами: «У нас и так нагрузка большая» всучила сонной Громовой медицинскую карту, куда вложили записи врачей скорой помощи, которые привезли Майю сюда. Неразборчивый почерк коллег Алена не сразу поняла, понадобилось время.

В своем отделении она была самым молодым врачом, поэтому в основном выполняла всю бумажную работу, особенно после того случая с самоубийством пациента. Это было полгода назад. На дороге произошла авария, и четырех пострадавших привезли в больницу, где работала Алена. Один из них все еще лежит в коме, а другого, молодого парня, поручили вести ей. У него были повреждены ноги и задет позвоночник – он сидел на пассажирском месте, куда пришелся удар. Его зажало внутри машины так сильно, что конструкция почти полностью передавила ноги. Их оставалось только ампутировать, о чем Громова и объявила пациенту, когда он очнулся. Через полчаса после этого парень перерезал себе вены на левой руке. Спасти его не удалось.

Наверное, случись происшествие в музее ближе к утру, Громовой не досталась бы и Майя, и сейчас она только собиралась на работу, неторопливо попивая кофе и проверяя электронную почту и социальные сети.

Но она здесь. Они обе.

Она накрыла Грин пледом, а потом подошла к своему столу. На деревянной поверхности лежал ежедневник в бирюзовой обложке. Открыв его на первой странице, она написала несколько строчек.

– Кофе бы не помешал, да? – она усмехнулась, через плечо посмотрев на Майю.

Она задремала.

«И слава богу», – подумала Громова и повернулась к окну.

8:00. День только начинался, но Алене он уже казался бесконечно длинным.

3

Макс поднес к губам стакан с кофе, но тот оказался пуст.

– Чудесно, – проворчал следователь, возвращая кружку на стол.

Кажется, в автомате с напитками в коридоре была еще баночка энергетика.

Эта мысль вселила в Белинского надежду, что ему удастся дотянуть до обеда, а там он вздремнет в углу комнаты для отдыха (читай «столовая и иногда место для допросов»).

Он провел ладонями по лицу и зевнул.

В отделе народу было еще не так много, поэтому и тихо. Тишина Макса расслабляла. За эти «чудесные» несколько часов с момента, как ему позвонил дежурный следственного отдела и сказал адрес места преступления и до мысли, что баночка энергетика – не такой уж плохой завтрак, Максим успел только договориться с тем мужчиной, который нашел Грин у дороги, на еще одну беседу.

Он взглянул на часы над входом в кабинет. Было почти девять. Свидетель вот-вот должен подойти.

До сих пор никто не пришел к нему из начальства с разборками о пощечине свидетелю, так что есть вероятность, что инцидент никто не запомнил. Зато идея помогла найти родственников тех двух девушек. Они оказались сестрами. Одну зовут Майя, а другую Доминика. Правда, Макс еще не понял, кто из них кто. Но он даст день или два сестре и родителям прийти в себя, прежде чем вызвать на допрос. А пока его коллеги-полицейские последят за их домом, чтобы главная подозреваемая никуда не делась.

К этой Грин вопросов у него было много. Если это самоубийство, то знает ли ее сестра причину? А если это попытка убийства, видела ли девушка преступника? А что, если она сама преступница? Может ли сестра попытаться убить сестру?

Об этом Максим думал, пока брел до автомата с напитками.

А ведь Белинский видел эту Майю. Почти уверен, что это она несколько дней назад покупала кофе в магазинчике недалеко от больницы. Он тогда стоял позади нее, и Грин выронила мобильный, но не заметила этого. Казалось, она вообще ничего кругом не замечала. Тушь под ее глазами была размазана, и Макс был почти уверен, что это не из-за недавнего снегопада. Она сухо поблагодарила продавца за напиток и двинулась из очереди. Перед Белинским стал выбор: проигнорировать лежащий почти под его ногами мобильный, купить себе кофе, без которого он уснет, и пойти на работу, либо быть хорошим.

Доброта, как всегда, одержала верх.

– Девушка! – выкрикнул он, попутно поднимая телефон.

Майя даже не сбавила шаг на случай, если это обращаются к ней, а просто побрела по улице.

Распрощавшись с надеждой купить кофе, Макс побежал за ней. Догнать ее удалось только на светофоре.

Белинский был в своей рабочей форме, так что когда он тронул Майю за плечо, та повернулась и нахмурилась.

– Вы обронили, – Максим протянул ей находку.

Она с таким безразличием посмотрела на телефон, что на секунду Максу начало казаться, будто он ошибся.

Грин протянула руку и взяла мобильный.

– Точно. Спасибо, – она попыталась улыбнуться, но вышло у нее не очень.

– У вас все хорошо? – спросил следователь. Теперь не осталось сомнений, что она плакала недавно, и он чувствовал долг спросить у нее об этом. Вдруг ее ограбили, избили или еще что-то.

Она поджала губы, кивнула и посмотрела на него.

Макс заметил маленькую родинку под ее левым глазом. Такая была у его невесты, только чуть правее, ближе к носу. Первые дни общения он так и хотел стряхнуть ее как грязь с ее лица.

– Спасибо, – еще раз сказала Майя.

Сигнал светофора загорелся зеленым светом, и она перешла дорогу.

Макс же вернулся в магазин и встал в конец очереди за кофе.

Такое воспоминание всплыло у него в голове, пока он ждал энергетик.

Баночка скатилась ему в руку.

От мысли, что Грин могла убить свою сестру, у Макса что-то неприятно зашевелилось в груди. Он хоть и был единственным ребенком в семье, но у него был двоюродный брат. И он любил его, хоть в детстве они часто дрались из-за игрушки, или брат Макса не хотел соглашаться с тем, что его подстрелили из воображаемого пистолета во время игры в полицейских.

Но ведь для настоящего убийства должен быть серьезный повод, гораздо серьезнее ссоры из-за игры.

Белинский вернулся за стол. На нем лежал листок с надписью на самом верху «Список подозреваемых». Там было только одно имя той девчонки.

Щелкнул металлический язычок на баночке с энергетиком. В нос Макса ударил сладкий запах апельсина.

«Будем считать, что в нем витамины», – хихикнул его голос в голове.

«У тебя точно будет язва. Она отлично подойдет к твоей будущей астме», – добавил уже другой голос, больше похожий на его отца.

В кабинет зашел невысокий мужчина. Он огляделся и стянул с седых волос шапку. На улице шел снег, и его густая борода была влажной. Некоторые снежинки еще не успели растаять, поэтому блестели на ней под лучами тусклого света. Очки запотели от теплого воздуха в здании.

Он часто дышал после подъема по лестнице на четвертый этаж.

– Здравствуйте! – произнес он приятным голосом.

Максим оторвался от своих дел и, посмотрев на него, улыбнулся.

–Даниил Дубровин, – он протянул следователю руку, – свидетель.

– Да, я узнал вас, – Макс поднялся и пожал его ладонь. – Доброе утро!

– Да какой уж там, – полусерьезно выдохнул Даниил. – Хорошее утро у следователя на допросе не встречают.

Максим усмехнулся и взял со стола диктофон, блокнот и ручку.

– Спасибо, что согласились еще раз рассказать о том вечере. Куртку можете повесить вон туда, – он указал на вешалку в углу кабинета.

Дубровин скованно кивнул и направился к ней.

– Надеюсь, что помогу вам. Жаль мне эту девочку. Она так плакала, – он повесил куртку на крючок. – Вам удалось ее разговорить?

– Нам нельзя обсуждать детали дела, – объяснил следователь.

Дубровин засмущался еще больше, но кивнул.

Макс двинулся в сторону кабинета для допросов и пригласил свидетеля идти за ним.

Дубровин шаркал ботинками о старенький линолеум. В привычном здесь шуме это никто бы не заметил, но в утренней тишине шуршащий звук соприкосновения обуви и напольного покрытия, казалось, могли услышать даже на верхних этажах.

– Но, думаю, вам будет интересно узнать, что ваше алиби мы подтвердили. Вы действительно были не в городе, когда все произошло.

– Я же вам говорил, – произнес тот тоном, каким отвечают дети, когда радуются, что были правы, а взрослые – нет.

Изначально Макс планировал побеседовать с Даниилом в комнате для допросов, но по пути ему вспомнилось, каких обычно людей туда ведут. Как правило, это мужчины, от которых несет спиртным, они редко бывают трезвыми, а еще перед допросом нужно хорошенько постараться, чтобы затащить их в здание. И то мера в этом случае всегда был чистой формальностью, ведь и так уже ясно, кто что украл/разбил/убил и так далее. Белинский пожалели без того напуганного старика, поэтому повернул в сторону комнаты отдыха.

– Какое уютное у вас место для допросов, – удивился Дубровин, зайдя в помещение.

Там стояли два не самых новых дивана, между ними был невысокий столик. Сама комната была маленькая и темная, окон в ней не было. Источником света была лишь люстра, которую пожертвовал сюда Итанов, когда делал в своем доме ремонт. Это была единственная здесь роскошь. Но Максу там нравилось, так что он согласился со свидетелем:

– Да, уютная.

Он указал рукой на диван, а сам сел напротив.

Даниил прокряхтел, пока присаживался.

– Итак, Даниил, – Максим мельком заглянул в блокнот, – Юрьевич. Я включаю диктофон, –Макс положил маленькое устройство на стол, – и я попрошу вас еще раз рассказать все в деталях.

– Ну, что ж. Надо, так надо, значит, – он взвалил на колени свои большие предплечья. Его ладони сплелись между собой и теперь напоминали маленький валун.

Он дважды прокашлялся и начал:

– Я, значит, возвращался из соседнего города в наш. Поехал этой дорогой, потому что живу почти на окраине. Купил там домик пару лет назад по дешевке. После смерти жены, знаете, как-то не хотелось оставаться в том доме, где мы жили. А в соседний город я ездил к дочке, у меня недавно внук родился. Они мне говорят: «Переезжай к нам, переезжай», а я не еду. Ну зачем их теснить, правда?

Макс чуть улыбнулся.

– Я некомпетентен в таких вопросах. Давайте вы опустите детали поездки и начнете с момента, как въехали в наш город.

– А, хорошо, – покорно кивнул тот, чуть поерзав на диване. – Ну, как я и сказал, значит, я выбрал эту дорогу, потому что она удобнее. Я всегда по ней катаюсь, и часто вижу возле замка подростков. Иногда они на велосипедах, иногда на машинах. Как-то видел на мотоцикле. Не разглядел марку, но и гудел же он, просто ужас. Я даже в своем дворике слышал.

–Даниил…

– Да, да, девочка, – он закивал и вытер губы тыльной стороной ладони, словно только что выпил стакан молока. – Ну, вы знаете… она сидела почти у самой дороги. Я не заметил ее, если бы не посмотрел в сторону замка. Не знаю, почему вдруг захотел посмотреть, но посмотрел. Сначала думал, значит, что мне показалось, но потом остановился.

– Как она сидела? На ней была куртка?

– Да, куртка была. Красная такая, мех на капюшоне, зима же! – он невесело усмехнулся. – Шапки не было, но это я уже потом понял. Она, значит, прям сидела на земле, а колени обхватила руками и качалась вперед-назад. Я, значит, остановился, осмотрелся по сторонам, а то, знаете ли, вдруг это был трюк, чтобы выманить меня из машины и ограбить! Там ведь за деревьями могли сидеть и какие-нибудь люди.

– Вы правы, осторожность превыше всего, – кивнул Белинский. – А сколько времени было, не помните?

– Точно нет, но от дочери я, значит, выехал почти в девять. Думаю, было часов десять или половина одиннадцатого. Я еще у магазина останавливался.

Следователь кивнул и записал это в блокнот.

– Так вот, потом я все же вышел. И услышал, как она плачет. Очень тихо, но всхлипывала громко, я даже, значит, на секунду подумал, что она икает. Такой вот всхлип был.

Дубровин вздохнул и облизнул высохшие губы. Его рука непроизвольно потянулась к седым волосам и провела по ним.

Он вздохнул еще раз.

Максим ждал продолжения этой истории. Ему важно было понять, что же он упустил. На что мог не обратить внимания, на что-то очень важное.

Тем временем Даниил Дубровин вздохнул третий раз и продолжил:

– Я, значит, подошел к ней и спросил, что случилось. Она не отвечала, вообще даже не посмотрела на меня. Ну я и вызвал полицию.

– Что, сразу? Вы подошли к ней, а потом тут же вызвали полицию?

– Ну почти.

– Рассказывайте все по порядку и в деталях.

– Я позвал ее, она не ответила. Тогда я, значит, огляделся по сторонам.

– Что вы увидели?

– Да, как обычно, тополя кругом, вдалеке замок.

– Вы видели в замке, например, свет? Или какое-то движение? Слышали крики?

– Нет, ничего.

– Совсем?

Дубровин замолчал и опустил глаза. Его неожиданно заинтересовали линии морщин вокруг своего запястья.

Макс заметил это смятение и только открыл рот, чтобы потребовать ответ, как вдруг Даниил продолжил сам:

– Ну… вроде бы, мне показалось на мгновение…

– Что?

– Не уверен.

– Что вам показалось?

– Что там звучала музыка.

– Музыка? Какая музыка?

– Скрипка. Будто кто-то играл на скрипке.

От удивления с губ Макса сорвался смешок. От этого Дубровин стал еще пристальнее разглядывать свои руки.

– Вы уверены? – уточнил Белинский и нахмурился. – Вы слышали, что кто-то играл на скрипке со стороны замка?

Голова свидетеля понемногу начала шевелиться вверх и вниз, а затем Максим услышал:

– Да.

В комнате наступила тишина.

Макс услышал, как за дверью кто-то из пришедших коллег включил кофеварку. Ее дребезжащий звук Белинский узнает всегда. Техника появилась здесь еще задолго до его прихода сюда. И каждый год начальство обещает выделить средства на новую, и каждый год эта кофеварка стоит на своем законном месте.

Дубровин понял, что разглядывать узоры на линолеуме гораздо интереснее, чем отвечать на вопросы. Если уж совсем быть честным, то изначально про скрипку он не хотел говорить. Процентов девяносто девять и девять, что ему показалось. Но вспоминая прошлый вечер еще раз, мелодичные звуки инструмента уже вполне вписывались в этот рассказ.

– Так, хорошо, – Максим провел рукой по лбу и правой щеке. Здесь становилось душно, и ему жутко захотелось спать. – Давайте пока забудем о музыке. Вы нашли девушку и огляделись. Что было дальше?

– Дальше я, значит, попытался усадить ее в машину, но она завизжала, вырвалась и побежала в сторону замка. Тут я снова подумал, что меня хотят заманить и ограбить, – он посмотрел на следователя. – Вот тут-то я и вызвал полицию.

– А девушка?

– Я ее после не видел. Ее же вроде как нашли возле замка?

– Не совсем. Возле замка была ее сестра. Она, очевидно, вспомнила об этом, когда вы попытались посадить ее в машину, поэтому побежала туда. Нашли ее рядом с пострадавшей.

Дубровин ахнул и поджал губы.

– Бедная девочка, – только и выдал он.

Макс кивнул, а затем поднялся и подошел к двери и открыл ее. Воздух, чуть свежее, чем здесь, ударил ему в ноздри.

Даниил решил, что это приглашение уйти и не смешить своим рассказом о скрипке, тоже поднялся.

– Давайте теперь вернемся к скрипке, – Белинский обернулся к свидетелю. – У вас в машине работало в тот момент радио? Может быть, звуки скрипки вы услышали оттуда?

Дубровин сел назад и возмутился:

– Я не слушаю радио за рулем, это может быть опасно!

– Ладно, – следователь покорно развел руками, – тогда опишите звуки?

– Вы это серьезно? – недоверчиво хмыкнул тот.

– Я имею в виду, кто-то именно играл на скрипке, или это был аудиофайл?

«Или ваш бред», – пронеслось в голове следователя.

– Вы мне не верите, да? – оскорбился Дубровин, будто прочитав мысли Макса.

Белинский облизнул губы, пытаясь выделить себе время для ответа.

– Просто иногда, в состоянии паники или шока, людям кажутся разные вещи. Например, они слышат голоса.

– Или музыку? – все с той же обидой уточнил Дубровин.

Следователь вздохнул и кивнул.

– Да, или музыку.

– У меня не было шока или паники. Удивление – да, но вряд ли это спровоцировало галлюцинации, – он сжал ладони в кулаки. – Чем дольше мы с вами об этом говорим, тем больше я уверен, что слышал, как в стороне замка ночью в лесу кто-то играл на скрипке!

Снова в комнате наступила тишина.

Теперь Максим не только слышал, как работает кофеварка, но и чувствовал запах кофе. Мысленно он уже наливал в свой стакан этот напиток и снова смотрел на список подозреваемых, где есть только одно имя. Он надеялся, что разговор с Дубровиным хоть немного прояснит ситуацию, но в итоге все стало еще запутаннее.

– Тогда это была не просто игра? Какая-то композиция? Вивальди, Бах…

– Бога ради, молодой человек! – раздраженно отозвался Даниил, поднимаясь на ноги. – Да разве я похож на того, кто различает композиции, сыгранные на скрипке? – он чуть повысил голос. – Это была какая-то мелодия, но я понятия не имею, кто ее написал.

Теперь они смотрели друг на друга.

В другой ситуации, где он весел и полон сил, Макс бы как минимум напомнил Дубровину, что тот дает показания сотруднику правоохранительных органов, а не отчитывает сантехника за плохую работу. Но сейчас его больше интересовало, за какие грехи ему в подарок досталась еще одна головная боль в этом трудном деле. Логично предположить, убийцей мог оказаться и этот «скрипач на крыше». Но кто он? Как зовут? И где его искать?

А еще Макс надеялся, что рассказ свидетеля докажет невиновность Грин. Белинскому очень хотелось вычеркнуть ее имя из списка подозреваемых, и плевать, что без нее там и списка-то никакого нет. Ему безумно, неимоверно сильно не хотелось расследовать дело, где жертва и преступник – родные сестры. Тема семьи для него всегда была неприятной, если дело касалось убийства. Слишком он дорожил своей и не понимал, как можно причинить вред родственнику.

Теперь Дубровин не сомневался, что его дела здесь закончены. Снова шаркая ногами, он подошел к следователю и протянул ему руку:

– Извините, – он грустно улыбнулся, – это все, что я знаю. Если я вспомню что-то еще – я позвоню вам.

– Да. Пожалуйста.

Они пожали друг другу руки.

4

Алена сделала последний глоток кофе и поставила пустую кружку на стол. Он был завален бумагами из лаборатории, снимками МРТ, анализами крови, заметками и всем прочим, что добавляло хаоса как на столе, так и в голове врача.

Она заправила прядь волос за ухо и зевнула.

За окном уже темнело, но ее это не волновало. Дома, кроме кота, ее все равно никто не ждал. В следующем месяце Алене исполнится тридцать один год. В ее плане, который пишут все девочки в пятнадцать лет в какой-нибудь анкетке, в тридцать она уже должна была провожать двух детей (сына и дочь в идеале) в детский сад, готовить на большую семью ужин, встречать мужа с работы и, целуя его в щеку, спрашивать, как прошел его день. А еще непременно она должна быть на вершине карьеры.

Ни того, ни другого, ни третьего у нее не было, так что домой она не торопилась. Как и семейство Грин. Несколько часов назад их удалось отправить домой. Одна из их дочерей до сих пор находится в реанимации. Она была в сознании, когда ее доставили сюда, даже пыталась говорить, но у нее началась паническая атака, так что пришлось поставить ей успокоительное. Потом ее забрали в операционную, и с тех пор в сознание она не приходила. Прогнозы для нее неутешительные, чего лукавить. Будет чудо, если она выживет. От удара об отломленный кусок фасада (об этом Алене рассказал один из медиков, когда они везли пациентку в операционную) в ее голове образовалась гематома, спустя всего несколько часов после падения она уже лежала со швами на голове.

Мать и сестра не хотели уходить, пришлось даже пригрозить им охраной. Алена, конечно, против таких методов, он от их слез легче не было никому.

В дверь постучали.

– Открыто, – вполголоса произнесла она, надеясь, что ее не услышали.

В кабинет зашел тот медбрат, который утром помог успокоить Майю.

– Чего тебе, Андреев?

– Я тут, эт…ходил, короче, на улицу, за булочками. И там, эт, увидел газеты. Ты, эт, в курсе, какая семья тебе попалась? – он положил перед ней находку. На первой полосе черными буквами красовался заголовок «Кайн и Авель на новый лад. Могла ли сестра убить сестру?», а ниже была статья о сегодняшнем происшествии у замка.

Громова нахмурилась и притянула газету к себе.

– Это что, шутка? – она посмотрела на Андреева. – Они считают, что та девчонка столкнула сестру с крыши?

– Угу, – прохрипел тот.

От его дыхания веяло сигаретами, это раздражало Алену. Хотя ее весь Андреев раздражал, начиная от его походки и заканчивая словами-паразитами в речи. С самого первого дня работы здесь она с ним не поладила. Ему не нравилось, что его мать наняла какую-то девицу на ту должность, которую он рассчитывал занять. Подумаешь, квалификации не хватает, кого это вообще волнует в наше время? Но его мать считала иначе. Поэтому он всячески старался испортить Алене жизнь в больнице, в чем весьма преуспел. Часто он выкидывал медицинские карты ее пациентов, и в регистратуре приходилось постоянно заводить новые, а это злило других врачей. Он плевал на просьбы Громовой забрать анализы из лаборатории, поставить капельницу пациенту, да много чего. Они были почти ровесниками, но по поведению Андреева в это было трудно поверить.

Алена дурой не была и знала, куда все время пропадают карты, но все выходки Андреева терпела. Несколько раз она обратилась к главврачу с просьбой поставить его на место, и после издевательства над ней исчезали, но всего на неделю или две.

– Не был в ее крови найден алкоголь! – воскликнула врач, читая статью. – Откуда они это взяли?

– Чо ты меня спрашиваешь? Я не знаю, – Андреев развернулся и направился к выходу. – Смотри, эт, как бы она и тебя ни прихлопнула, – с этими словами он закрыл дверь.

Алена дочитала статью до конца, еще несколько раз возмутилась и бросила газету на стол. Сложно сказать, что ее больше разозлило: ложь об опьянении Грин или версия с попыткой убить родного человека?

– Да-а уж, – выдохнула она.

Дверь снова распахнулась, да с такой силой, что ее ручка стукнулась о стену.

В проходе опять стоял Андреев. И если первый раз на его лице была самодовольная ухмылка, то сейчас вид у него был серьезный.

Алена только набрала воздух в легкие, чтобы как следует его отчитать за такую манеру врываться в ее кабинет, как он произнес:

– Грин в коме.

Воздух так и застрял в легких Громовой.