В начале перемен

День, который человечество пережило (27 февраля 2013 г., последняя аудиенция папы Бенедикта XVI в Ватикане)

Люди делятся на тех, кто рубит голову, кому рубят голову, и прочих, которые за этим наблюдают. Телевизор и Интернет сделали категорию зрителей весьма многочисленной. А факт личного присутствия остался для избранных. Однако, если бы кто-нибудь принялся распространять билеты на безопасную трибуну, где можно было бы посмотреть Конец Света, человечество явилось бы поголовно.

Событие, ради которого двухсот тысячная толпа собралась на площади Святого Петра в Ватикане, было многообещающим. Суровые пророчества надежды не оставляли.

Последний раз добровольное отречение папы от престола случилось шестьсот лет назад, и все немного отвыкли. В тот раз небесные силы отложили ожидаемое светопреставление, лишь чума сожрала треть Европы. Вдобавок Столетняя война и неистовая Жанна д’Арк добили мужчин с крепким иммунитетом. А уцелевших женщин с хорошей генетикой, но сомнительной репутацией вымели поганой метлой костры инквизиции. Человечество чудом уцелело, пройдя по тонкому канату над адской пропастью.

Но уповать на бесконечное милосердие небес по меньшей мере наивно. Вот почему многие пришли с ночи, надеясь, что наконец увидят яркий Конец Света. Погибать, как говорится, с музыкой.

Энтузиасты изрядно утомились. Но готовы были терпеть неудобства и дальше, ведь их страдания не шли ни в какое сравнение с разочарованием тех, кто сюда не попал. Между телами возникали токи отталкивания и притяжения. Связи, по которым текла энергия, давно спутались и переплелись, где-то контакты нарушились, и там искрило. Воодушевление проигрывало усталости. Отчего в разум тайком пробиралась претензия к апостолу Павлу, утверждавшему, что дух сильнее плоти.

Время шло, словно все стояли у разверстой могилы, родственники, священник, гробовщики, а покойник, ради которого все собрались, нагло опаздывал.

Роберто утомился и стоял скорее по привычке. Островок его тела – крохотная твердь в океане людей. На дне, как водоросли, колыхались тысячи брюк, юбок и ряс. Поверхность блестела разноцветными шапками, загорелыми лысинами и шевелюрами всевозможных оттенков. Лёгкий тремор возвышающихся частей указывал, что люди непрерывно переступали и подпрыгивали, словно чудаки-болгары, танцующие на углях.

Утомлению надоело бороться с возбуждением. Им на смену явилось раздражение и принялось бурчать. «Заткнись! – велел Роберто кому-то внутри себя. Но тот не унимался: – Ты – идиот. Был, есть и будешь тупым неудачником…».

Ярость тёмным облаком опустилась в его измученный мозг. Голова пылала. Мысли хищными пчелами впивались в тело. Казалось, на него опрокинули улей и он облеплен злобными крохотными монстрами. Десяток сидело на плечах, их острые жала протыкали сведенные болью мышцы. Хотелось бить их ладонями, размазать в липкую желтовато-зеленую массу. Другие твари кусали поясницу. Но то, что грызло мозг, было опаснее всего. Оно требовало не просто убить всех вокруг, но уничтожить основу всего сущего и жрущего. Хорошо бы рвануть сквозь толпу, сбивая всех на своем пути, чтобы люди отлетали кеглями, мялись тряпичными куклами, трещали по швам.

Наверное, извращённое мироздание наслаждается этой галдящей толпой. У всех свои причуды. Но как отмыть разум от вида, запаха, голосов людей? Он не желает, чтобы эта зараза проникала в мозг через глаза, уши, ноздри. Если бы было можно раздвинуть черепные кости и поскрести пемзой воспаленную желеобразную субстанцию. Как больно! Ядовитая реальность переполняет его череп, как забродившее тесто кастрюлю. И с этим надо что-то делать! Даже придурковатый психиатр, у которого он был вчера, с этим согласен. Этот доктор больной на всю голову, но безвредный. Пусть живёт… до поры.

Потёр виски и затылок руками. Надо успокоиться. По совету врача сделал десять глубоких вдохов. Выдохи короткие. Теперь, наоборот, быстрый вдох, длинный протяжный выдох. Что-то там, в дебрях разума, принялось разгонять проклятых пчел. Внутри сознания он слышал монотонные шлепки, это лопались гадкие насекомые, пищали, повизгивали. Острая боль затихла, но теперь в черепной коробке всё дрожало и ныло. Если проломить костяной свод и погладить мягкий беззащитный мозг, как напуганного птенца. Успокоить нежными, ласковыми прикосновениями. Маленький мой, не бойся, мы вместе, всё будет хорошо. Птенец притихнет, доверчиво прильнёт дрожащим тельцем.

Вяло улыбнулся соседям. Устали? Потерпите. Недолго осталось. Скоро вас сотрут в порошок.

Интересно, как начнётся конец света. Авторитетные пророчества древности противоречивы. Пророки нарочно лукавили, зарабатывая себе на хлеб с маслом. Путали показания. У одних программа была коротка и безжалостна. Мол, ждите и чистосердечно кайтесь. За вами придут, и даже смены белья и еды не потребуется. Будет «плач и скрежет зубовный». Другие давали расплывчатую надежду неким «праведникам», одновременно уточняя, что праведен лишь Бог.

Вновь потёр виски, отгоняя оживающих в голове пчёл.

Конец Света и Апокалипсис разные вещи. Первое понятие – мгновенное. Мир выключат, как, уходя, гасят свет в комнате. Только что стоял в толпе, разглядывая праздную архитектуру, и вдруг окажешься на облаке с радугой через плечо или в темноте, освещаемой раскалённой сковородой под задницей. Кому как повезёт. Но в обоих случаях это – милосердный финал.

А вот Апокалипсис тянется долго. Каждый из семи ангелов должен натешиться народными мучениями. Богословская литература ссылается на обугленную кожу, спекающуюся кровь, болезненные укусы саранчи и скорпионов. Люди будут искать смерти и не найдут её. Можно было бы сэкономить уйму времени и сил, если бы не родиться.

В мозгу вновь зажужжало, но на этот раз не пчёлы. Невидимый мотор запустил голову вращаться. На ее месте теперь была юла, которая постепенно ускоряла ход. Площадь послушно закружилась вслед. Колонны зданий превратились в лапы гигантской многоножки, собор округлился беременным куполом, толпа поплыла искажёнными формами кривого зеркала.

Роберто закрыл глаза. Неужели началось?! Но нет, происходящее – выходки собственного разума. Главное, чтобы юла резко не остановилась, тогда упадёт он.

Рот знакомо наполнился сладкой слюной. Почему кровь имеет привкус железа? Он сглатывал заполнявшую рот липкую жидкость и ждал, когда вращение замедлится. В мозгу заскрипели тормоза. Мир остановился. Слава богу, это случилось без резких толчков.

Роберто знал, Апокалипсис уже идёт, и это не кровавая жатва Средневековья. И даже не мясорубка мировых войн и революций. Тогда счёт шёл на миллионы. Теперь – на миллиарды.

Нельзя сказать, что людское стадо не предупредили. Нет! Мероприятие было объявлено заранее, а план выложен для всеобщего ознакомления в календарях древнего народа майя. Тысячу лет назад жрецы поглядели на небо, туманное от скоплений звёзд, потом перевели задумчивый взгляд на дымящиеся свежей кровью человеческие внутренности под ногами. Всё было ясно как божий день. Даже самому бестолковому. Конец Света запланирован на рубеже конца 2012-го – начала 2013 годов.

В толпе Роберто чувствовал себя в безопасности. Возбуждение, кипятившее его мозг, терялось в чувствах других, как чёрный скорпион среди гнилых веток. Это успокаивало. Но одновременно он испытывал отвращение от близости чужих тел, их нечаянных или злонамеренных прикосновений, шепота разверстых ртов, духа усталой плоти. К счастью, тошнотворные запахи разбавлялись по-февральски свежим и пронизанным солнцем воздухом. Гул голосов приглушал плотный капюшон, предусмотрительно надвинутый на голову.

Но как спрятаться от гудящих в голове мыслей тысяч людей, которые, подобно вампирам, сосали силы у соседа, чтобы подпитать себя? Одни медленно и тщательно пережёвывали размышления. Другие с неприличной поспешностью тасовали образы, как картёжник колоду карт. Кто-то бесконечно обгладывал одну-единственную думу, точно пёс выбеленную кость. Хотя у некоторых мозг не работал вовсе. Особенно в этом преуспели девы неопределённого возраста, которые, сложив руки перед грудью, благочестиво молились. Их размеренно-монотонный шёпот висел в воздухе невидимыми, но назойливыми облачками, которые дрейфовали к небесному престолу и скребли пятки ангелам.

Он перенёс тяжесть с одной ноги на другую. Закон тяготения требовал опоры. Уперся спиной в немецкого паломника. Тот был отчаянно толст, но не собирался останавливаться на достигнутом и поедал огромный гамбургер. Соус из майонеза, слюней, фарша и салата облепил рубец губ. Круглая мясистая голова с плоским лицом, приплюснутым носом и бесцветными бровями делала мужчину похожим на большой палец, упакованный в синюю куртку. Толстяк размахивал плакатом «Отче! Не оставляй детей своих!». Когда транспарант задирался в небеса, могучий бок потенциального сироты ускользал, переставая быть удобной подпоркой.

Роберто уговаривал себя не злиться. Полные идиоты, которые по причине кретинизма не убивают, не лгут, почитают отца и мать и даже не домогаются жены ближнего, всё равно толпами отправятся в адский костёр.

Пока никто не обращал на Роберто внимания. Простая бежевая куртка, бесхитростное лицо и аккуратная стрижка хорошо маскировали его среди остального человечества. Безмятежную улыбку многие принимали за признак глупости. А отсутствие агрессии радовало собеседника возможностью лёгкой победы. Проблема была в глазах. Если он забывался и терял контроль, что случалось время от времени, во взгляде исчезало добродушно-туповатое выражение, и они начинали светиться кровавыми отблесками костра. И тот, кто случайно перехватывал этот взгляд, спешил посмотреть в сторону, чтобы не впустить в свой разум призраков ночи, которые будут грызть и теребить всю оставшуюся жизнь.

Он отодвинулся от толстяка, расстроенного неудачными попытками выколоть глаза соседям своим плакатом. Тот почувствовал свободу и принялся приплясывать на месте, разминая слежавшийся жир. Впопыхах наступил Роберто на ногу и принялся многословно извиняться.

«Бог простит», – ответил Роберто, пряча глаза. Прощение – эгоистичная вещь. Она делает лучше того, кто прощает, но ничему не учит прощённого.

Подумал, что происходящее похоже на спектакль. Сцена оформлена как площадь, уходящая в мрак позади колонн. Вместо софитов – ослепляющее зимнее солнце. Сейчас невидимый режиссёр скомандует, и кардиналы, толпящиеся на ступеньках собора, спляшут зажигательный чарльстон царя Ирода из мюзикла про Иисуса:

И толпа подпоёт разноголосым хором:

Он сделал несколько танцевальных движений, чтобы согреться. Но, заметив удивлённые взгляды, остановился и, чтобы успокоить соседей, вскинул руки в немой молитве. Здесь многие так делали. И попросил: «Господи, покажи им фокус, сожги дотла весь этот проклятый мир!»

Как же всем страшно и любопытно. Даже тем, кто не отваживается себе в этом признаться. Упиваются тоской и страхом в ожидании неминуемых событий. Так смотрит стадо, которое собрали на забой. Носы подёргиваются, ушки на макушке. «Паси овец моих», – велел Иисус первому папе церкви Петру. Вот и допаслись. Всех под нож!

Боятся! Всего: одиночества, смерти, боли, страданий… Целая планета, утонувшая в страхе и погрязшая в несчастьях. Кто-то спасается в барах и церквах, другие в социальных сетях. Каждый наблюдает за соседом в телевизоре и Интернете и раздражается, если у того проблем меньше, а счастья чуть больше. Вот собрались в толпу на корпоративный «Страшный суд». На миру и смерть красна. Замёрзли? Согреетесь в джакузи с кипящей смолой.

Распахнул зимнюю куртку, откинул капюшон. Вопреки угрозам метеорологов погода стояла отличная. В самый раз для Конца Света. Так уж устроен этот мир: всё хорошее приходит, только чтобы сгинуть.

Удивительно, но в огромной толпе никто не говорил ни о политике, ни о футболе. Обсуждали предсказание Святого Малахии, жившего в одиннадцатом веке и имевшего доверительные отношения с Духом Святым. Провидец составил список пап, бывших и будущих, и утверждал, что количество понтификов небесконечно и Конец Света совпадёт с уходом сто одиннадцатого и вступлением в должность сто двенадцатого. В длинном списке Малахии имена не были названы, но дано короткое описание каждого из ста двенадцати. Все признавали феноменально точное соответствие. Число 112 совпадало с единым телефоном службы спасения, что указывало на наличие чувства юмора у небесных сил.

Дураки обожают совпадения – им кажется, что они что-то угадали и с небес поздравят и выдадут приз. Уходящий папа был сто одиннадцатый. Новый будет сто двенадцатый. Итак, время пришло. Пора всем в буквальном смысле отдавать Богу душу.

Неожиданно рядом раздались крики. Худая и костлявая пожилая женщина в чёрной рясе, надетой прямо на скелет, грозно потрясала воздетыми руками, указывая в сторону собора Святого Петра:

– Грядёт! Огонь небесный сожжёт великий город! И вот! Уже молнии падают на собор Святого Петра. Святые отцы гибнут!

Люди пытались отодвинуться от брызжущих слюней, опасаясь, что вслед дама выплюнет и все зубы. Кто-то стал показывать осведомлённость, получая свою долю странного удовольствия, как человек, непрерывно расчёсывающий зудящий укус.

– В Библии сказано!

– Не может быть.

– Точно. Перед Концом Света начнётся война в Сирии.

– Какой ужас, она уже идёт!

– Отключили дьявольский адронный коллайдер.

– Кто?

– Ясно кто. Учёные-масоны. Испугались! Не поздно ли?

– Читали, огромный астероид пролетел рядом с Землёй? Чудом не зацепил.

– Где же пролетел? Он грохнулся в России. Название города еще такое странное, Чель-Ябинск.

– Так то другой. Второй подряд. Третий будет последним.

– Ничего так не бодрит, как в башку метеорит!

– Зря шутите, сеньор. Всё это не к добру.

– Точно!

– Воистину!

Роберто ощущал, как части мозаики складывались в узор. Точнее, в кошмарный триптих Босха, который он видел в бельгийском музее. На картине в сияющем свете сидел грозный Судья в окружении ангелов, а внизу на площади толпились люди, похожие на зверей или звери – вылитые люди. Эту толпу окружали неведомые механизмы, с помощью которых жуткие твари их терзали.

Всё как сейчас. Судья и ангелы прятались в сиянии низкого зимнего солнца. Зато отлично просматривались кровавые головы кардиналов. Почему они носят такие шапки? Предвидят, что на том свете с них сдерут скальпы? И взрежут животы так, что раны будут похожи на их алые пояса на чёрных рясах? Кто знает? Может быть, так и будет. Религия туманна и расплывчата. Возможно, только сам Иисус Христос понимал суть своего учения. Но унёс эту тайну с собой на крест. Если уж Богу досталась мученическая смерть, что говорить о его праведных слугах.

Грозный Суд будет безжалостным. Понимают ли это остальные или надеются сделать фото и предъявить его как доказательство дружбы с небесными чинами: «Ваша честь, взгляните, вот я, а вот семь ангелов Апокалипсиса. Да, мы близко знакомы. Зачтётся???»

Ноги гудели не на шутку, да и спина стала побаливать. Папа всё не появлялся… Но вокруг начало происходить невероятное, словно какая-то чужая сила уже взялась управлять событиями, выстраивая их в цепочку.

Люди в толпе превращались в зверей. Удивительно, что немногие, кто оставался человеком, не замечали перемен. Вот мужчина рядом вдруг стал ежом в вязаной шапке. Щетинистые, покрытые колючками щёки и брови оставляли открытыми лишь крохотное место, где рядом с бугристым носом в глубоком прищуре прятались чёрные как угли глаза. Он тяжело дышал, будто только что пробежал стометровку.

Страшно залаял человек-гиена, рядом взвыла женщина-лиса с острыми мелкими зубами. Вокруг скалились жуткие морды диких зверей. Кабаны, гигантские рыбы, крысы, насекомые. Разверстые пасти, капающая слюна, глаза навыкате, зловонное дыхание.

Все они одержимы. Наш мир окончательно захвачен. Вокруг нет ничего, чему стоило бы доверять, лишь призраки, обман и иллюзия. И злом, как вирусом, заражено почти всё человечество. Иммунитет лишь у единиц.

Неожиданно в толпе зашевелились, пропускали вперёд тощего и долговязого орангутанга с человеческим детёнышем на руках. Роберто вжался в соседа, освобождая проход. Зачем Господь наказал невинного ребёнка, дав ему родиться в этом мире?

Детство – страшная пора жизни среди издевательств сверстников и учителей, бесконечных хворей и несправедливых наказаний. Именно тогда ты понимаешь, что попал в ад, который здесь, на земле, а не где-то в мифическом ином мире. Что имел в виду Иисус, который сказал: «Будьте как дети»? Может быть, посланец Божий этим не благословил, а проклял всё человечество?

Роберто догадался об этом слишком рано, когда новогодние ёлки были большими, а игрушки – волшебными. Воспоминания царапали душу хуже разъярённой кошки.

В тот страшный день он играл со своим плюшевым медвежонком. Постепенно возня перешла в нешуточную борьбу, ведь Панакота (так звали медведя) был рослым, почти до плеча Роберто.

Неожиданно в комнату вошел отец. Он только что вернулся с работы и был необычно мрачен.

– Папа, папа. Посмотри, как мы боксируем.

– Разве так надо? Хочешь, покажу?

– Конечно.

И тут папа ударил медвежонка. Это был страшный удар, короткий и злой. Панакота отлетел к стене, и его голова с выпученными бусинками-глазками оторвалась. А отец молча вышел из комнаты, тяжело ступая и горбясь, словно только что совершил страшное убийство.

Мальчик в ужасе обнял своего медведя, приставил голову на место. Но там, где была шея, теперь торчали ошметки войлока и ваты. Один глаз вылетел и повис на тонкой нитке. Мама застала сына, прижимающего изувеченную голову друга к обрубку туловища. Он не плакал, просто с ужасом показал ей на то, что минуту назад было медведем.

Женщина вздохнула:

– У папы был тяжёлый день. Я пришью Панакотику голову, и он станет как новый.

Голос у мамы был усталый и спокойный. Она не понимала, что близкий друг погиб, а убитые не оживают. Как не воскресли бабушка с дедушкой. Он хотел расплакаться, но не смог. Слёз не было. Оттолкнул мамину руку, взял искалеченные части медведя и вышел из дома.

Он закопал Панакоту под большой сосной в мягкий песок, щедро смешанный с сосновыми иголками. Густая крона надёжно защищала могилку от дождя. Сверху подгрёб холмик, который получился золотого цвета, как шкурка друга. Погладил ладонью тёплую почву, ощущая пальцами тело умершего. Сверху на руку упало несколько капель янтарной смолы. А может быть, мёда. А возможно, это были слёзы дерева.

И вдруг услышал тяжёлый удар колокола где-то глубоко внутри своего мозга. Боль, возникшая в голове, спустилась чёрным комком по шее, задержалась в сердце так, что он не мог вздохнуть. А затем вдруг провалилась в живот. Штаны стали мокрыми и горячими, запахло какой-то кислятиной. Понял, что описался, как маленький ребёнок. Но это постыдное действие принесло освобождение, и наконец он заплакал.

В эту ночь ему приснился кошмар, где любимых маму с папой подменили. Настоящих украл высокий худой незнакомец. Он завернул тела в плед, который лежал в гостиной на диване, и унёс. А новые лишь выглядели похоже, но на самом деле были демонами, призванными не выпускать ребёнка из преисподней окружающего мира.

Он проснулся от своего крика. Долго лежал в мокрой от пота постели. Боялся встать, потому, что понял: сон был правдой. Реальность разлетелась на мелкие осколки. И её уже нельзя было ни склеить, ни пришить. Ничего не исправить. К старому возврата нет.

– Где наш плед? – закричал он в ужасе.

– Отдала в чистку, – пряча глаза, сказала мама. – Что ты так волнуешься?

Он мгновенно повзрослел и понял, что находится далеко, за тридевять земель от своих родных родителей, старого дома, города, планеты. Вокруг чужой, неизвестный мир. Это странное пространство замаскировали под хорошо знакомую комнату. Но он понимал, что здесь всё бутафорское, нарисованное кистью в его воспалённом разуме. Твёрдый пол под ногами мог в любой момент превратиться в затягивающую трясину. Стены – оползти, как тающие свечи. Женщина и мужчина перед ним были куклами в театральных одеждах, которым нельзя доверять.

Краем глаза ловил хитрый и недобрый прищур глаз «отца», когда тот думал, что сын смотрит в другую сторону. «Мама» торопливо запахивала халат, пряча от сына чужое тело, способное выдать правду. По вечерам слышал, как «родители» шептались в своей спальне, обсуждая неведомые планы. Иногда они тихо смеялись, что пугало еще больше.

Мальчик догадался: чтобы вернуть маму с папой, надо убить пришельцев. Маленький и слабый, он не смог этого сделать, хотя отчаянно попытался. Мужчина вырвал из детской руки кухонный тесак и зверски орал на испуганного, захлёбывающегося от слёз ребёнка, забившегося под стол. Женщина делала страшные глаза и злобно шипела. Чтобы не сойти с ума, он прятался и спал в чулане, положив на кровать муляж, свёрнутый из старых штанов и рубашек. В тёплые дни ложился под сосной у могилы Панакоты. Только там было безопасно. Но злобные твари раз за разом находили его и вели в ненавистный дом.

Сначала наказывали, потом стали таскать к врачам. Те были тоже демоны, раздевали догола, тыкали в беззащитное тельце острыми иголками, травили горьким пойлом.

Как Роберто всё это вынес, не свихнулся, не умер от страха, беспомощности и боли! Представьте час непрерывного ужаса рядом с коварными чудовищами. А если это не час, а долгие годы? Со временем он научился прятаться, быть тихим и незаметным. Делать вид, что не догадывается о произошедшей подмене. Похоже, бесов удалось провести. Они поверили, что тихий и вежливый ребёнок теперь у них в лапах.

Словно святыни, он хранил старые фотографии настоящих папы и мамы. А еще полустёртое фото, где он вместе с Панакотой строили индейский вигвам. Он целовал блестящие клочки картона, как верующий иконы.

Тщетно надеяться, что болезненные воспоминания умирают, они прорываются в настоящее прыщами на лице подростка. Прошлое не исчезает, оно лишь затаивается в глубинах мутных вод подсознания и ждёт своего часа, как притаившийся в заводи крокодил.

Человек невероятно живуч. Пережив ужасные годы, Роберто получил паспорт, уехал в другой город и вычеркнул фальшивых родителей из своей жизни навсегда. Но кошмар остался, а его масштабы неизмеримо увеличились. Страной и большинством её жителей владели демоны, как евангельским стадом свиней. Но некому было отправить их в бездну. Враги побеждали. С каждым днем мир менялся все заметнее. Словно огромный маховик перемен раскручивался с пугающей неотвратимостью.

Как-то Роберто взглянул на небо и обнаружил, что звёзд стало меньше. Намного меньше. Он помнил ночное небо своего детства. Тысячи, миллионы светящихся точек. Почему другие люди этого не видят? Или не хотят замечать.

А оглядеться стоило. Изменился климат. Изнуряющая жара захватывает Европу каждое лето. У моря возник запах жареных котлет. В магазинах появились продукты, отмеченные как биологически чистые. А все остальные? Отравлены пестицидами, антибиотиками и консервантами.

Он мог обсудить происходящее только с единственным другом, Лучано Сорелли. Тот был хорошим хирургом, при этом умудрился сохранить детскую любознательность по отношению к окружающему миру. Изучил чёртову уйму всяческой научной белиберды и любил порассуждать в обнимку с бутылочкой кьянти. По пятницам они допоздна сидели в пиццерии у Пабло. Их разговоры были интересны обоим и наполнены значительностью, как и должно быть у друзей:

– Человеческое тело – симбиоз микроорганизмов, воды и белковых клеток, – утверждал Лучано. – Измени любой из компонентов – и человек либо умрёт, либо мутирует и станет другим.

– Поясни.

– Знаешь, сколько всевозможных существ, живёт внутри нас?

– Наверное, много.

– Не просто много. В десятки раз больше твоих «собственных» клеток.

– Подожди, а если убрать этих многочисленных микробов, что останется?

– Труп. Без микроорганизмов и вирусов мы не выживем.

– Так. Ещё и вирусы. Они тут причём?

– О вирусах толком ничего не известно, другая форма жизни на грани между живым существом и информационной программой. Но именно они влияют на генный код клеток, и, возможно, именно они создали разум.

Роберто чувствовал, как мысли друга бульдозером вспарывают сложившуюся реальность. Открывают внутренней пласт правды, спрятанный за коркой общего невежества.

Лучано поднял свой бокал, тщательно вглядываясь во что-то, видимое только ему и выпил:

– За последние пятьдесят лет симбиоз внутри нашего организма полностью разрушен.

Роберто чувствовал, какой властью обладают слова друга.

– Ну и ну! Ты не преувеличиваешь?

– Давай по порядку. Антибиотики частично убили, частично отравили полезные бактерии. Остались лишь микробы-наркоманы, сдуревшие от лекарств и химии.

– Давно догадываюсь, что моим кишечником командуют психи.

– Это естественно. Поколение пердунов заселяет планету. Но и это не самое страшное.

– Что может быть хуже?

– Знаешь, восемьдесят процентов массы клеток, составляет вода?

– Слышал.

– Японский учёный Эмото Массару доказал, что обычная вода – живое существо, имеющее память и эмоции. Но её заперли в тюрьму ядовитых пластиковых бутылок. Может быть, она кричит, молит о помощи? А может быть, давно умерла. И люди пьют мёртвую жидкость, насыщенную отравой. Какой уж тут симбиоз?

Роберто с сомнением посмотрел на свой стакан с минеральной. Подумал и сделал глоток из бокала с вином.

– И самое паршивое. На наши клетки напали новые, неубиваемые вирусы и принялись что-то менять в генах. Мы уже не совсем мы. Будто в организм человека внедрилось что-то иное и постепенно захватывает его.

– Думаешь, внутрь к человеку подселили «чужого» из фильма ужасов?

– Похоже. В людских телах идёт невидимая война. Отсюда всплеск аутоиммунных заболеваний, когда организм борется сам с собой.

– Да, все сейчас умирают от рака.

– Человек уже потерял большинство отпущенных ему природой свойств. Даже дети не делаются естественным путём.

– Чёрт возьми. Ты не преувеличиваешь?

– Люди из пробирок – уже реальность. Их число растёт в геометрической прогрессии. Думаю, через десять лет обычное зачатие будет считаться неприличным.

– Но секс останется?

Они задумчиво посмотрели на округлый зад молоденькой официантки. Она почувствовала их внимание, обернулась, одарила улыбкой.

– Я не пророк. Но вот что странно. Нам стали внушать, что пол – вопрос психологический. Ребёнок сами вправе выбирать, кем он хочет называться, мальчиком или девочкой. Гендерные различия второстепенны. Однополые браки скоро станут нормой.

– Как думаешь, куда мы катимся?

– Возникает новое человечество.

Роберто чувствовал, как в мозгу загадочный механизм лихорадочно сортировал услышанное, связывал обрывки фактов, додумывал недосказанное. Лучано – очень умный человек. И отмахнуться от того, что он рассказал, было нельзя.

Действительно, медленно и осторожно происходят перемены. И если кто-то их заметит, то назовёт эволюцией.

Он не знал, что творится в душе других людей, но ему самому было тошно. Увернуться от изменённого мира было нельзя, как невозможно выйти сухим из воды. Словно ты приехал в город твоего детства, а вместо знакомых домиков в окружении тенистых садов видишь небоскрёбы и улицы, закатанные в асфальт.

Когда-то он любил ходить в театры. А сейчас? Он бежал из оперы, где актёры визжали и орали свои арии, словно их резали. Аккомпанементом служил звук ножовки по металлу.

Искусство стало иным. В музеях выставлены новые шедевры: горы мусора, бесформенная мазня, человеческие экскременты, замазанные чёрной краской холсты.

Музыка, что случилось с ней? Мелодию заменила скороговорка клоунов, корчащих из себя прожжённых жизнью бандитов.

Вроде бы всё складывалось само собой, но кто-то же раскрутил этот маховик перемен. И продолжал подталкивать его лёгким, чуть заметным касанием. Вопросы громоздились, стоило лишь оглядеться вокруг.

Он хорошо помнил тот день, когда ясно осознал, что творится. Двадцать пятое декабря – Рождество.

В этот день две тысячи лет назад Христос пришёл в наш мир. Обновлённый Бог Нового Завета. Это дало начало современной эре, другому летоисчислению, словно была пройдена пограничная веха цивилизации.

Может быть, и в наши дни человечество проходит новый рубеж, и от этого всё в мире меняется.

Мироздание – проявление небесного в материальном мире. Похоже, следующий всесильный владыка пришёл на смену старому. Где-то на небесах происходит вселенский переворот. Возможно, так уже было в истории. Скорее всего, уже много раз. И цивилизации сменяли друг друга.

Каждому этапу такой космической революции предшествовали смутные времена. Сначала на старого Бога и его мироздание нападала команда захватчиков – демонов-разрушителей. Они ломали взгляды, мораль, даже физические законы, и в конце концов убивали старый мир, чтобы поставить нового Правителя.

Он понял, что глобальная война уже идёт. Возможно, это началось во времена его детства, а может быть, и раньше. Теперь повсюду интервенты, которые завербовали почти всех.

Приняв такое положение вещей, задал себе вопрос: на чьей он стороне? Ведь новый Бог не лучше или хуже старого. Иноземные завоеватели зачастую не страшнее собственных диктаторов. Для большинства людей победитель всегда прав. И рано или поздно в нём найдут неисчислимую кучу достоинств. Тем более что на словах новый Всевышний всегда продолжает линию прежнего. Христос сказал, что пришёл с миром, тих, как агнец, и исполнит волю Ветхозаветного Отца. Но как-то незаметно слово «мир» исправили на «меч», призвали к Крестовым походам, разожгли костры Средневековья и напоследок объявили народ, приближенный к себе Отцом, порождением Сатаны. Темны законы небес, и не ему, Роберто, их судить.

Не то чтобы он испытывал борьбу с совестью или верой. Нет. Просто сделал свой личный выбор из житейских соображений: «Богов на переправе не меняют» и «Старый друг лучше новых двух».

Встав на одну из сторон, он ясно увидел свой путь, его опасности и скрытые знаки. У родного, привычного Господа лишь один выход – стереть предателей и оккупантов одновременно и разом. Если, конечно, удастся. А это война, апокалипсис и Конец Света, как и предсказано пророками древности. И здесь каждый преданный человек на счету. Это осознание вдохнуло смысл в его жизнь. Теперь он знал, что будет, словно смотрел фильм с угаданным сюжетом.

Роберто быстро научился распознавать демонов. Те имели чёрное пятно вокруг головы, оно втягивало, уничтожало окружающий свет. В их глазах плясали дьявольские искры, речь была туманна, слова лживы, движения суетны.

Первого врага он убил, когда тот сидел на лавочке в парке, делая вид, что разглядывает редких прохожих. Нож легко вошёл в спину. Бес долго хрипел, потом затих.

Он принялся бороться с оккупантами неустанно, день за днём. Как же много их было и становилось всё больше. На место одного мёртвого приходили тысячи живых. Он явно не справлялся со своей миссией. Но вступать в ряды разнообразных террористов не хотел. Те не отличали демонов от людей, у них был свой противник. Роберто был уверен, что их цели не совпадают.

Почему нет помощи от Церкви? Задумавшись об этом, он вдруг испугался. А если и Церковь уже давно в руках врагов и переворот вот-вот случится?

Когда заговорили об отречении папы Римского, он понял, час пробил. Это Конец Света, старого света.

От размышлений оторвали всеобщий гул, хрип и звериное рычание.

Наконец началась аудиенция. Где-то далеко, за спинами людей, Бенедикт XVI начал свою речь, его голос разносился по площади, усиленный стократно.

Роберто привстал на цыпочки. Между тем папа не торопился делиться откровениями по поводу возникших неприятностей, а степенно рассказывал о своих отношениях с работодателем:

– Господь вел меня. Он был рядом со мной, я ежедневно чувствовал Его присутствие.

Роберто заметил недалеко две плотные фигуры в тёмных очках. Наверняка полицейские агенты. Их легко распознать по тупым, самодовольным лицам и гладко выбритым щекам, похожим на кожу баклажанов. Неужели они не видят страшной трансформации толпы? Лишь упиваются собственной значимостью. Овощи, одним словом.

В голове зазвучало на мотив детской песенки:

Краем уха уловил слова, где папа хвалил свою святость:

– Я чувствовал себя подобно святому Петру и апостолам… – Затем осторожно покритиковал Бога: – Казалось, что Господь уснул.

Сделал паузу – возможно, ждал восторга толпы. Но никто не впал в неистовство.

Не дождавшись восхищения, решил разъяснить некоторые вопросы собственности:

– Тем не менее я всегда знал, что Господь в лодке, что лодка Церкви не моя, не наша, но Его.

Роберто скривился. Любой грех может быть прощен. Но как быть с тем, что вроде бы грехом не является: ханжеская религиозность, благочестие, ставшее привычкой? Многие священники, как коты учёные, прикованы к дереву веры, которое позволяет им ходить по кругу то налево, то направо и рассказывать сказки да байки.

Папа продолжил речь традиционно:

– Бог любит нас!

Кого это нас? Людей или маскирующихся под них демонов?

Любите врагов ваших! Призыв устарел. Убейте врагов ваших! Вот лозунг момента.

Может ли комар выпить кровь собрата? Может ли пчела ужалить сестру? Может ли паук заманить в паутину родственника? Человек всё может стократ, потому что образ и подобие Всевышнего, а Ему дозволено всё. Ибо Бог неисповедим, ни перед кем не исповедуется и творит что угодно.

Бенедикт VI закончил свою исповедь, взошёл в белый «мерседес» с открытым верхом и массивными рамами. Машина медленно двигалась среди проходов в толпе, словно на сафари. На кого идёт охота? На зверей или людей? «Ловец человеческих душ», – сказано в Евангелии. Человеческих! Значит, бесов не трогает. Потому, что свой среди своих. А трофеи сдаются не богу, а дьяволу.

С каждым мгновением автомобиль приближался всё ближе. Вокруг плотным кругом шли «кабачки» в тёмных костюмах, а на заднем сиденье примостился какой-то прыткий кардинал, на случай, если бы папа решился на побег.

Понтифик был уже совсем близко, его глаза на мгновение встретились со взглядом Роберто. Какая-то странная связь возникла между ними, их разумы замкнулись, как две включённые вместе батарейки. В глазах папы мелькнуло удивление. Он механически осенил Роберто крестным знамением, и автомобиль двинулся дальше.

Вдруг Роберто ощутил боль в затылке, даже попытался повернуться, чтобы понять, кто его стукнул. Услышал звук, будто удар по медному колоколу. Почувствовал, как внутри черепа стронулись, задевая друг друга, неизвестные пружины. И грохот, и гром, и звон. От боли и ужаса непроизвольно вскинул руки, закрыл ладонями глаза, как маленький ребёнок, спасающийся от кошмара, выползающего из-под кровати. Началось! Вот как приходит Конец Света!!!

Темнота под холодными ладонями была липкой и душной. Там, за пределами спасительной слепоты, мир гас, солнце и звёзды сыпались с небес, ангелы трубили последнюю весть. Внутренним зрением он видел, как нечисть выходила из мрака в поисках добычи. Пауки с человеческими лицами на коленчатых лапах вырастали там, где только что были колонны зданий. Крыши и купола превращались в крабов, закованных в броню с острыми шипами. Юркие черти, скользкие, чёрные, со свиными копытами и крысиными хвостами, накидывали на толпу ловчую сеть. Что-то липкое коснулось его головы. Защищаясь, он инстинктивно вскинул руку и открыл глаза.

Людей в толпе уже не было. Их сожрали звери. Они скалили кровавые морды. Многочисленные гиены, похожие на облезлых собак, прятали свирепые глаза и подбирались ближе, чтобы броситься на него, Роберто. Хрипели свиньи с выпученными зрачками и жесткой щетиной вокруг плоского носа. Огромные питоны свивались в клубки в попытке удушить самих себя. Волки, лисы, слоны, гигантские черепахи, буйволы. Море страшных тел шевелилось, как черви в банке рыболова. Они рычали и стонали, из мерзких пастей капала мутная пена.

И тут гонг в мозгу ударил второй раз. Мрак вновь окутал разум.

Господи, что это?

Из темноты на него смотрели стеклянные глазки медвежонка Панакоты.

– Ты сумасшедший, – улыбаясь, молвил плюшевый медведь, задумчиво потирая лапой за ухом. – Вокруг тебя обычный мир и простые люди, состоящие из воды и углерода, как я из ваты и ткани. И нет в них никаких бесов. Нет страшного бога-захватчика. Все они живут лишь у тебя в башке!

– Какое чудо, ты жив! – обрадовался Роберто.

– Вообще-то меня нет. С кем ты дискуссируешь? С игрушкой из далёкого детства, сидящей в твоем мозгу? Ну не больной ли???

Во взгляде Панакоты появилось строгое выражение психиатра.

Вдруг мир вновь вспыхнул красками. Вокруг стояли люди. Аудиенция окончилась. Папа уехал, и толпа рассеивалась.

Оглянулся, разыскивая глазами знакомого человека-ежа. Тот обнаружился рядом, но был заурядным, некрасивым и небритым мужчиной. Роберто отчаянно крутил головой, пытаясь найти в толпе бесов. Но те исчезли.

Жители покидали площадь. Золотистый воздух потемнел, наполнился вишнёвыми и розовыми красками. Чувствовалось, что скоро он станет бордовым и наступит вечер. Стремительно холодало. Части тела жались друг к другу, чтобы унять дрожь. Кожа съёживалась, пытаясь согреться. Голоса превращалась в далёкий рокот, который то усиливался, то ослабевал, будто тысячи комаров спешили на ночное пиршество. Однако затянувшийся день не собирался заканчиваться.

Роберто стоял, ошеломлённо глядя вокруг. Чувствовал себя как оживший мертвец, которому страшно мешали гробовые пелены, да и гроб тоже. Что произошло? Неужели он просто сумасшедший? В мозгу упали пыльные стены. И оказалось, что быть здоровым намного страшнее, чем больным. Свет хуже тьмы.

«Чур меня!» Он скрестил пальцы. Хотелось молиться, но готов ли слушать его, маньяка-убийцу, Великий Бог? Скривит губы, разочарованно свернёт на сторону нос и раздражённо молвит: «Отвали! Не знаю тебя».

И будет прав. Как объяснить, что убивал из любви к Нему? Мускул над правым веком противно задёргался, сердце трепыхалось придавленным воробушком. Если бы рядом было несколько бутылок холодного пива и друг Лучано… Он бы сказал что-нибудь мудрое, и они бы выпили спасительную, усыпляющую мозг жидкость.

Можно ли исправить злодейство? Одно-единственное? Как воскресить сотни невинно загубленных жизней? Убитые ждут его, как крабы в ведре. Схватят, утянут, не отпустят. Будут вечно драть и царапать. Показалось, что его руки и ноги сами по себе, отдельны от туловища. Оторваны и беспомощны и не пришить обратно, как и голову медвежонка. Они с Панакотой уже никогда не встретятся в тёплом песке, наполненном мягкой хвоей, под большой сосной.

Но простил же Иисус кающемуся разбойнику! Может быть, время еще есть, если каждым новым днём, каждой минутой, секундой спасать свою проклятую душу. Делать чёрную работу в доме престарелых. Кормить обездоленных. Утешать обиженных. Тогда, может быть, и удастся что-то изменить?

Но тут Роберто вздрогнул от новой страшной мысли. Вдруг Великая Битва только что случилась. «Наши» проиграли – и прежний мир погиб. Растаял, как дым погашенной свечи. Вокруг новая вселенная другого, неизвестного бога. Люди не замечают разницы, как не видят перемен от смены одного президента на другого. И бежать некуда. Выхода нет!

Как быстро темнеет. А если всё не так? Может быть, сгорел не старый мир, а погас он, Роберто. После смерти мозг работает какое-то время. На самом деле темнеющая картина площади – последние видения умирающего разума. Просветлённым сознанием понял, что Конец Света и есть смерть, приходящая индивидуально. Она делает каждого великомучеником, распинает на кресте, смачивает губы уксусом. Ангелы трубят, и оказываешься на невидимом пороге, за которым у каждого свой ад или рай. Что там? Вдруг обломки мира склеятся, как по волшебству, и вновь увидишь знакомую площадь и продолжишь привычное существование. Дьявольский обман в том, что жизнь, к которой мы так привыкли и за которую так цепляемся, и есть ад. И жить с этим придётся ой как долго…

В психиатрической клинике Рима есть пациент по имени Роберто. Доктора отзываются о нем как о тихом, учтивом пациенте. Он уверен, что давно мёртв и живет в потустороннем мире, где лучше быть вежливым со всеми. Возможно, это просто совпадение.