В начале пути [сборник рассказов]

Новогодняя ночь всегда прекрасна! Даже если валит снег, даже если мороз, даже если ветер задувает под одежду… Все равно, она прекрасна. Это — сказочная ночь! Когда часы бьют полночь, может случиться чудо. Пусть небольшое, но обязательно необыкновенное.

Наступающий год обещал быть интересным. А как же иначе — год Тигра, как-никак! Тем более, покровительствующая стихия — огонь! Огненный Тигр — это вам не Земляной Кролик. Будет весело!

Праздник вступил во владение городом: в каждой квартире пахло елкой, мандаринами, салатом оливье и сырокопченой колбасой. Жители весело проводили Старый Год, выслушали ежегодное обращение Генерального Секретаря ЦК КПСС, поздравившего народ с очередной победой коммунизма, и под бой кремлевских Курантов с криками и смехом открыли загодя купленные и дождавшиеся своего часа бутылки шампанского. «Советское» звонко хлопнуло пробками и шипя полилось в подставленные бокалы. Потом, вторя Курантам, люди звонко чокнулись парадным хрусталем. Наступил Новый Год.

«Голубой огонек» и «Ирония судьбы» заглянули с экранов во все дома. Кто-то остался смотреть давно полюбившиеся передачи, но большинство празднующих шумными компаниями высыпали на улицы Припяти. Новогодняя ночь радовала жителей молодого украинского городка: небольшой морозец, приятно пощипывающий щеки, легкий снежок и полное безветрие. В такую погоду, особенно — в Новый Год, грех сидеть дома. Праздничная иллюминация, искрящиеся снежинки и общее веселье придавало силы. На высоких крышах шестнадцатиэтажек по улице Лазарева ярко светились гербы СССР. А на юге, плохо различимые в темном новогоднем небе, перемигивались красные огоньки на трубе ЧАЭС.

Жители гуляли по ночному праздничному городу. На реке собрались любители покататься с горок. Шум, смех, веселая возня, игра в снежки, санки, снегокаты, люди — все слилось в огромную веселящуюся кучу-малу.

— Серега! Привет, дорогой! — мужчина в цветастой ГДРовской куртке радостно облапал похожего на снеговика человека, только что скатившегося с горы. — А я думал, ты дежуришь сегодня!

— Сашка! Ты?! — «снеговик» бодро отряхнулся и тоже обнял товарища. — Нет, не дежурю. Ты когда вернулся?!

— Да вот только днем прилетел. — радость встречи, подогретая алкоголем, заставила Александра оторвать своего друга от земли и закружить в веселом вихре. — Представляешь, говорили, что Киев не принимает! Вылет задержали! — продолжил он, поставив Сергея на утрамбованный снег. — Я думал: все, в аэропорту буду Новый Год встречать, или в самолете. Но, ничего, успел. С аэропорта на частнике сюда. Как раз успел. Слушай, совсем эти автомобилисты озверели — «полтинник» и «четвертной» отдал. А то ехать не хотел!

— Ну ты даешь! — Сергей потянул друга за рукав, и мужчины отошли с трассы саночников, пролегавшей рядом с ледяным спуском. — Вот ты буржуй! Но, все равно — молодец! Твои-то где? — он поискал глазами на горе. — Не вижу что-то!

— Да вон же они! — Александр показал рукой на склон. — Глаза протри! С твоими наверху стоят!

— А чего стоят? — Сергей, увидевший, наконец, семью друга, замахал руками и закричал: — Катитесь к нам!

— Иришка боится. — ответил за своих Александр.

— Ну, сейчас мы им поможем! — Сергей опрометью бросился вверх по склону, ловко уворачиваясь от санок.

Вскоре оба веселых семейства стояли на горе.

Из копошащейся у ног взрослых кучи детишек вынырнуло розовое девичье лицо в обрамлении вязанного шерстяного шлема.

— Дядя Сережа! — вслед за лицом из свалки рук, ног и полушубков выбралась девчонка лет пяти и радостно полезла обниматься.

— Иришка! — Сергей поднял девочку на руки. — Ух ты! Какая ты большая стала! Пошли с горки кататься!

— Не-е-е… — девчонка замотала головой и попыталась выбраться из рук взрослого. — Не хочу.

— Да ладно тебе! — Сергей одной рукой покрепче сжал извивающуюся дочку своего друга и плюхнулся на картонку, валявшуюся тут же. — Поехали-и-и-и! — и понесся, сопровождаемый детским визгом, вниз по ледяному склону, высоко задрав ноги.

Вслед за ним скатились и оставшиеся на горе Александр с женой Анной, жена Сергея Олеся и их восьмилетний сын Иван. Внизу оба семейства перемешались и упали в снег.

Когда они разобрались, кому принадлежит эта рука и та нога, то уже все были похожи на снеговиков.

— Ну что? Пошли к нам? — проговорил Александр, вытряхивая снег из пышной шевелюры. — Мне дядька киршвайсер прислал! — и, видимо чтобы предложение выглядело более заманчивым, добавил: — Настоящий!

— Киршвайсер? — Сергей сделал круглые глаза. — Откуда?

— Оттуда! — хитрой подмигнул Александр и показал на свою куртку. — Наш ответ НАТО! Варшавский Договор, друг ты мой ситный, это тебе не Монголия.

— А мне дядя Валера на Новый Год куклу прислал. — звонким голосом вклинилась в разговор Иришка. — Она глаза закрывает и «мама» говорит.

— Правда?! — Сергей сгреб девчонку в охапку и поднял над головой. — Ну, пошли куклу смотреть!

Вскоре шумная компания ввалились в квартиру, что располагалась в одной из тех самых высоток с гербом.

— Ну, буржуи! — одобрительно проговорил Сергей, обозревая стол, накрытый в «большой» комнате. — Как есть — буржуи! Икорка, балычок, колбаска… Тоже дядька прислал? Из Варшавского Договора?

— Не… — протянул Александр, растирая подмороженные на горке щеки. — «Я через завсклад, через завмагазин достал дифисыт!»

— «Ты попробовал — ясык параглатил!» — весело подхватил гость. — Вчера показывали, между прочим! Смотрел?

— А то! Ну, давай, быстренько по маленькой дернем, пока женщины детишек пользуют. — предложил Александр и налили в рюмки киршвайсера из квадратной бутылки. Друзья чокнулись.

— Будем! — произнес тост хозяин дома и отправил содержимое рюмки в рот.

— Гадость-то какая! — притворно скривился гость. — Как ты это пьешь?

— Под хорошую закуску. — ответил Александр и протянул другу кусок балыка. — Вот под эту.

Пока мужчины выпивали и закусывали, из прихожей доносился гомон и смех, сменившиеся вскоре плеском воды и детскими повизгиваниями.

Через некоторое время оба семейства сидели за столом. Женщины подняли бокалы с «Хванчкарой», мужчины — рюмки с киршвайсером, дети — стаканы с пенящейся «Лесной ягодой».

— Ну, за нас с вами! — Александр поднялся, произнося тост. — И за х-х-х-х с ними!

Взрослые весело переглянулись, но сдвинуть бокалы не успели, потому что в разговор опять влезла егоза-Иришка:

— Папа, а что такое «Х-х-х-х»? — девчушка смотрела на отца голубыми доверчивыми глазами. — А, пап?

Под этим взглядом мужчина немного засмущался, поняв, что сболтнул лишку. Но, как любой родитель профессионально, нашелся:

— Потом скажу.

Бокалы сдвинулись, хрустальным звоном возвещая наступление года Огненного Тигра.

Праздник шел своим чередом. Уже отвели спать маленькую Иришку, уже Ваня клевал носом за столом, уже женщины мыли посуду на кухне, судача о чем-то своем, а друзья все еще сидели за рюмками. Им было о чем поговорить, если учесть, что оба работали на одном предприятии, и знали проблемы друг друга. Разговор был тихим, не для посторонних ушей. Все-таки, «Юпитер» — немного оборонный завод…

Под утро гости, несмотря на уговоры хозяев остаться, собрались домой. Олеся разбудила Ваню, уснувшего в кресле возле елки, и повела осоловевшего сына одеваться. Уже из прихожей она задала вопрос, интересовавший ее с самого прихода:

— Саш, а у вас на кухне ветка сосны стоит. Это зачем?

— Ой, Леся, — хозяин дома немного грустно улыбнулся. — Я же родом из Карелии. Там больше сосен, чем елок. Поэтому, Новый Год для меня не елка, а сосна. Детские воспоминания… Куда от них деться?

Гости ушли. Аня обняла мужа, чмокнула его в обросшую за ночь щеку, шепнула: «Не задерживайся»- и скрылась в комнате. За стенкой обиженно захныкал ребенок. Это сынишка соседей просил есть. «Счастливые! — подумал хозяин дома. — Сын родился, Андрюшка. Молодец тезка, расстарался!» Александр задумчиво посмотрел на стену, отделяющую его квартиру от квартиры соседа-тезки. Потом тихо прошел в кухню, постоял немного, глядя на зеленую сосновую ветку, украшенную ярко-синим стеклянным шаром, и тоже направился в спальню.

В Зоне не празднуют Новый Год. В смысле — специально. Не накрываются столы, не произносятся заздравные тосты. Не наряжаются елки. И, конечно, никто не ждет от Деда Мороза подарков. Ходоки стараются скрыться за Периметром, чтобы там по всем правилам отметить праздник. Если же смена годов застает ходоков внутри Периметра, то они стараются собраться в каком-нибудь укромном уголке. Кто-то находит подходящее место и сбрасывает сообщение в сталкерскую сеть. Обычно, на приглашение откликаются те, кто сейчас рядом. Но, бывает, что и специально ходоки закладывают огромный крюк, чтобы встретить Новый Год в веселой компании. Не обязательно, что люди будут из одного клана. В новогоднюю ночь в схроне за общим столом могут оказаться ребята из «Долга» и «Свободы». В эту ночь забывают про войны.

В одном из подвалов Припяти, как раз, собралась такая компания: два «Долговца», три «Свободовца» и двое одиночек.

Сначала сталкеры косо смотрели друг на друга, держа руки на оружии. Но правил никто не рискнул нарушить, и стволы не нагрелись. Потом, когда до полуночи осталось совсем немного, и несколько водочных бутылок уже перекатывалось под импровизированным столом, напряжение спало. Новый Год, все-таки!

— … Вот я и говорю, — в красно-оранжевом свете коптилки было видно, как «Долговец» положил руку на плечо одиночки, а потом продолжил прерванный тостом рассказ: — Идем мы, значит, с Сёмой по Свалке. До блокпоста уже доплюнуть можно, а тут эти два хмыря появились. Помнишь, Сём? — «Долговец» обратился к коллеге.

— А то! — отозвался Сёма, не отвлекаясь, однако, от банки с тушенкой, которую в тот момент открывал.

— Во! — продолжил первый «Долговец», обрадованный поддержкой. — Вышли они, значит, из ложбины, и прямо в нас уперлись. И смотрим: мы на них, они на нас. Потом, когда они сообразили, что тут к чему, как ломанулись! Я такого еще не видел, чтобы бандюки, сквозь кусты убегая, за собой рессору от «Беларуси» на веревке тащили!

Окружающие громко расхохотались, чему, в немалой степени, способствовало выпитое. Не смеялся только Сёма: боялся подавиться куском тушенки, выуженным из банки. И не смеялся один из «Свободовцев» — спал в уголке.

Под общий смех провозгласили очередной тост: «Чтобы уходящий год был хуже наступающего!» Выпили. Тут слово взял «Свободовец».

— Помнится, шли мы с Дрюней от Милитари к Долине. Кто ходил, должен помнить — там ложбина есть, аномалиями перекрытая. Ну вот, идем мы мимо нее, а навстречу нам гон: кто-то кабанов с лежки поднял. И вся стая — голов восемь — на нас ломится. А нам, как говориться, ни подпрыгнуть ни залечь. Влево — аномалии, вправо — кусты непроходимые. А навстречу — кабаны. Я и говорю Дрюне, — «Свободовец» показал на посапывающего в углу товарища. — Во, ему. Так вот, я и говорю…

— Погоди! — прервал сказителя сталкер. Тот, которого «Долговец» обнимал. — Потом дорасскажешь. Сейчас Куранты бить будут.

Собравшиеся, как по команде, посмотрели на свои ПДА. Действительно, через несколько секунд из каждого наладонника, синхронно, раздался бой часов Спасской башни: простенькая программка давно и прочно обосновалась в сталкерских компьютерах.

— С Новым Годом! — дружно провозгласили сталкеры, поднимая алюминиевые кружки.

— Сейчас, мужики! — вдруг заволновался второй сталкер, проглотив водку. — Как же я забыл-то?! — он хлопнул себя по лбу. — Специально же тащил с собой!

И ходок торопливо начал рыться в своем рюкзаке. Все собравшиеся, кроме похрапывающего в углу «Свободовца», наблюдали за этой возней с неприкрытым интересом. Наконец, после нескольких судорожных рывков, сталкер извлек на свет пол-литровую бутылку с коричневой жидкостью и поставил ее на стол. В неровном свете коптилки бутылка соблазнительно блеснула пузатым стеклом.

— Ну ты, Сван, даешь! — первый сталкер завладел алкоголем и принялся рассматривать этикетку, повернув ее к пламени. — «Chivas»! — одобрительно резюмировал он через несколько секунд.

— А то! — довольно осклабился Сван. — Настоящий! Двенадцать лет.

— Иди ты!? — «Долговец» Сёма перехватил бутылку у сталкера. — Вот это да!

— И молчал! — попенял стакеру «Свободовец», чей рассказ был прерван полуночью. — Где взял-то?

— Да я ее уже полгода с сбой таскаю! — Сван отобрал бутылку и на правах хозяина распечатал ее. — Специально для торжественного случая. Вот и пригодилась. Давайте кружки!

Уговаривать никого не пришлось. Буквально через несколько секунд в подставленных емкостях плескалось чуть-чуть виски.

Только Сван собрался сказать тост, как его жестом остановил «Свободовец»-рассказчик. Видимо, желая не отстать в щедрости от какого-то сталкера, он вынул из рюкзака две плитки горького шоколада и положил на стол, сопровождая все жестом «угощайтесь».

Сван опять открыл рот. Но сказать ему опять не дали. На сей раз переглянулись «Долговцы» и, после непродолжительного копания в своих ранцах, добавили к трапезе палку сухой колбасы и два лимона.

Сван оглядел царский, по меркам Зоны, стол и опять набрал в грудь воздуха. И опять ему не дали сказать. Теперь уже его напарник показал рукой «погоди» и скрылся в темноте. Через секунду он уже топал по коридору, ведущему к лестнице. Собравшиеся за столом переглядывались, не понимая, что происходит. В наступившей недоуменной тишине прошло несколько минут. Потом за дверью зашуршало, и в комнату ввалился сталкер, неся в руках какую-то желтую корягу.

— Смотрите, у входа заметил. — он поставил ношу в освещенный угол, и все увидели, что это была сосновая ветка, с давно пожелтевшей, но не опавшей хвоей. — Елки, простите, не нашел! — сталкер в притворном смущении развел руками.

— Во сейчас сделаем! — это ожил второй «Свободовец» и поднял большой палец. — Давай-ка ее нарядим!

И он, подойдя к ветке, достал из контейнера «Ночную звезду». Камень светился чуть голубоватым светом, разгоняя тени. «Свободовец» пристроил артефакт в одну из развилок сосны, и тот, словно того и ждал, вспыхнул яркой синевой.

Собравшиеся в схроне как завороженные смотрели на импровизированную елку. Через некоторое время Сван, которому не терпелось отпробовать дорогого спиртного, кашлянул. Все повернулись к нему.

— Говори! — разрешил, улыбаясь, «Свободовец», пожертвовавший на украшение сосны «Звезду».

— Спасибо! — шутливо поклонился ему Сван и поднял кружку. — Ну, за нас с вами и за х…

Договорить ему опять не дали. На сей раз речь, словами «гусары, молчать!», прервал вовремя проснувшийся третий «Свободовец». Все громко захохотали. Сван тоже не смог удержаться от общего веселья. Пока он смеялся, проснувшийся пробрался к столу и плеснул немного виски себе.

— … с ними! — выдохнул, наконец, Сван и протянул кружку над столом.

— Будем! — с этими словами сталкеры сдвинули кружки. Алюминий глухо звякнул. В Зоне наступил год Огненного Петуха.

Сталкеры выпили, закусили. Снова выпили, только теперь без закуски и не чокаясь: «За тех, кто в море». Потом «Свободовец», тот, что рассказывал, обратился к удачно проснувшемуся под новогодний тост коллеге:

— Ты что, Дрюня, грустишь? Я тут народу рассказываю, как мы от кабанов ушли. Помнишь?

Дрюня, действительно загрустивший после второго тоста, обвел всех собравшихся печальным взглядом и заговорил:

— Я вам сейчас, мужики, другую историю расскажу. — «Свободовец» прикрыл глаза, будто в прошлое смотрел; и от этого собравшимся в подвале стало немного жутко. — Началась она в восемьдесят пятом, когда я родился. Тут, между прочим, родился. В Припяти. В санчасти, на углу Огнева и Дружбы Народов. А родители мои жили в высотке на Лазарева…

Излом — порождение Проклятой Земли — был стар. Даже по человеческим меркам стар: лет полста и еще пятнадцать. Правда, мутант не знал (вернее — не помнил), что такое человеческий возраст, так как сам уже давно не был человеком. Он мог думать почти как человек, мог говорить как человек, но не мог чувствовать, как человек. Зато, он чувствовал лучше иных людей, что подходит его время. Ему становилось все труднее и труднее выживать в этом жестоком мире. Болела «рабочая» рука, на зимнем сыром ветру ныли ноги, да и притупившиеся зубы уже не всегда могли правиться с жестким мясом мутантов. Оставалась, конечно, человечина, но охота на человека с каждым днем давалась все труднее.

Недели две назад или больше он сумел, притворившись раненым сталкером, подловить новичка. Новичок — совсем еще сопляк — подошел к «раненому» с одним намереньем — обобрать беспомощного собрата. Для того, чтобы услышать эту мысль, не нужно было даже обладать талантами телепата. Лихорадочный блеск свинячьих глазок, суетные движения и алчно трясущиеся руки — все это выдавало в сталкере жадного и глупого мародера. Теперь только на таких мог рассчитывать излом, потому что другие люди стали для него слишком опасной дичью.

Мутант расправился с добычей быстро и безжалостно, как и подобает хищнику. Мгновенный, когда взгляд даже не успевает фиксировать движение, взмах «рабочей» руки, и голова жадного глупца откатилась к камням возле дороги. Излом присосался к еще дергающемуся телу и стал пить теплую кровь. Пил, сколько хватило сил. Конечно, излом не кровосос, и его рот, в общем-то человеческий, не приспособлен к этому, но когда мутант оторвался от тела, крови в том осталось немного. Потом излом разорвал на убитом одежду, стянул ее с добычи и потащил обнаженный кусок мяса к себе в берлогу.

Это было давно. От пойманной дичи остались только кости, которые уже растащили по Припяти собаки. Опять пришел голод. Излом понимал, что он стареет и слабеет. Скоро на его территорию, наверняка, заявит права более молодой собрат. Исход схватки за место под проклятым небом Зоны можно предсказать заранее. И излом это понимал.

Он шел по улицам умершего города, кутаясь от промозглого сырого ветра в старенький плащ. Ныла рука, было холодно.

Вдруг, возле одного из полуразвалившихся домов мутант уловил человеческий запах. Излом остановился. Определенно — люди. Эту смесь пота, ружейного масла, дыма от сигарет и спиртового перегара трудно с чем-то спутать. Излом осмотрелся, повел носом, ловя воздух. Запах людей — а теперь он был уверен, что именно людей, а не человека — доносился из подвала. Ну что ж, значит, так тому и быть.

Глупые люди! Они сами забираются в ловушки! Излом был уверен, что справится даже с полудюжиной сталкеров, сидящих под землей. Куда они денутся из замкнутого пространства? Некуда им бежать! Что они могут противопоставить его скорости? Пусть он не так быстр, как раньше, но людям, все равно, до него далеко. Что сможет их глупое оружие в закрытой тесной комнате, да еще в темноте? Да они же сами себе мешать будут, друг друга перестреляют!

Излом решился. Сегодня он будет сыт! И завтра будет сыт, и еще много дней. Пусть мясо протухнет, ему это не страшно. Луженый желудок мутанта мог справиться с мясом зомби. Куда там тухлятине! Только бы добычу не отобрали конкуренты!

Излом подошел к стене дома и прислушался к голосам, невнятно бормочущим из вентиляционной отдушины. Ну, что, куски мяса? Не подозреваете, что смерть к вам пришла? Какая-то фраза неожиданно всплыла из глубин сознания. Фраза из той жизни. «Берегись, ибо жизнь — это сущность творения!» Откуда эти слова, излом не знал, но они ему понравились, потому что точно подходили к ситуации.

Мутант посидел возле стены еще немного. В подвале затихли, и до слуха излома донесся какой-то мелодично-глуховатый металлический бой. Потом голоса опять поползли из отдушины. Излом собрался было спуститься вниз, но по лестнице из подвала кто-то затопал.

Первая заповедь охотника: не бросайся в схватку очертя голову. Излом ее хорошо усвоил в том бою с кровососом. Опыт, сын ошибок трудных, пришел к порождению Зоны вместе с болью в сломанной ноге и долгим голоданием, когда излом вынужденно отсиживался в какой-то пещере.

Врага и добычу надо сначала разглядеть. Поэтому мутант скрючился за обломком бетона и выглянул небольшую щелку между стеной и укрытием. Излом хорошо видел, как из подвала выбрался сталкер, осмотрелся и, не заметив охотника, шагнул в сторону от входа. Излом напрягся — легкая добыча. Он уже был готов напасть, но передумал. В подвале оставались сталкеры. Они могли прийти на помощь своему собрату. Нет, от смерти спасти его, конечно, не успели бы, но на открытой территории излом не справился бы с врагом. Только в подвале были шансы.

Мутант ждал. Сталкер наклонился и вытащил из ниши возле двери невесть как оказавшуюся там ветку. Со своей находкой он спустился в подвал. Мутант выждал немного и тихо пошел вниз по лестнице.

Ни один камень не был задет, ни один кусок штукатурки не упал. В абсолютной тишине мутант прошел вдоль стены длинного темного коридора, не замеченный добычей. Возле поворота он осторожно переступил через проволоку растяжки, мысленно усмехнувшись простоватой уловке. Потом он шагнул в темную и замусоренную комнату.

Сталкеры расположились за стеной. Гул голосов, что был слышен на улице, здесь стал сильнее. По расчетам мутанта выходило, что за стеной в небольшой комнатке собралось человек шесть-семь. Все уже выпившие. Легкая добыча! Охотник подобрался перед атакой.

Что-то заинтересовало излома. Он немного расслабился и прислушался. Слова улавливались с трудом — говоривший почти шептал. Мутант прильнул к кирпичной кладке. Человек за стеной говорил что-то о какой-то «припяти» и непонятной «санчасти». Излом поискал глазами и увидел в стене щелку, сквозь которую пробивался синеватый свет. Мутант заглянул через нее в соседнюю комнату.

Люди — семь штук — сидели вокруг какого-то ящика и слушали рассказчика. Того, который произносил все эти непонятные слова. Слева от него стояла ветка, принесенная сталкером с улицы. На ветке уютно устроился, как новогодняя игрушка, синий камень.

Излом отошел от стены. Охотиться расхотелось.

Медленно и осторожно мутант выбрался на поверхность, оставив сталкеров, так и не узнавших о близкой смерти, мирно отдыхать в подвале.

Излом пошел по улице, сгибаясь на ветру и кутаясь в драный плащ. Со спины донеслось завывание. Это стая слепцов, возглавляемая чернобыльцем, заявляла свои права на добычу, помилованную изломом. Старый мутант развернулся к собакам. Издалека на излома смотрел лохматый, черный как смоль пес. В его глазах читалось: «Можно? Можно?! Ну, разреши!» Получив такое позволение от существа, стоящего выше в иерархии Зоны, вся стая бросится в подвал. Глупые! Они, конечно, погибнут. Но и сталкеры могут пострадать!

Излом не позволил собакам напасть. Он тихо и зло шикнул на вожака. Этот звук затих уже на другой стороне улицы. И, конечно, он не мог донестись до собак. Но чернобылец прекрасно понял приказ. Стая развернулась и унеслась в ночь.

А излом, по-стариковски шаркая ногами, пошел домой. Он смотрел по сторонам, но видел не развалины домов Припяти, а серые скалы, на которых росли кривые, но очень красивые пушистые сосны. Дома, в высотке на улице Лазарева, мутанта ждала ветка сосны, с которой давно облетели порыжевшие иголки. Ветка, на которой висел чудом не утративший свой праздничный блеск стеклянный новогодний шар, синий, как июньское небо Карелии.