В наши трудные времена

Малый рост, усы большие,

Волос белый и нечастый.

Генерал любил Россию,

Как предписано начальством.

А еще любил дорогу:

Тройки пляс в глуши просторов.

А еще любил немного

Соль солдатских разговоров.

Шутки тех, кто ляжет утром

Здесь, в Крыму иль на Кавказе.

Устоявшуюся мудрость

В незатейливом рассказе.

Он ведь вырос с ними вместе.

Вместе бегал по баштанам…

Дворянин мелкопоместный,

Сын в отставке капитана.

У отца протекций много,

Только рано умер — жалко.

Генерал пробил дорогу

Только саблей да смекалкой.

Не терпел он светской лени,

Притеснял он интендантов,

Но по части общих мнений

Не имел совсем талантов.

И не знал он всяких всячин

О бесправье и о праве.

Был он тем, кем был назначен, —

Был столпом самодержавья.

Жил, как предки жили прежде,

И гордился тем по праву.

Бил мадьяр при Будапеште,

Бил поляков под Варшавой.

И с французами рубился

В севастопольском угаре…

Знать, по праву он гордился

Верной службой государю.

Шел дождями и ветрами,

Был везде, где было нужно…

Шел он годы… И с годами

Постарел на царской службе.

А когда эмира с ханом

Воевать пошла Россия,

Был он просто стариканом,

Малый рост, усы большие.

Но однажды бывшим в силе

Старым другом был он встречен.

Вместе некогда дружили,

Пили водку перед сечей…

Вместе всё.

Но только скоро

Князь отозван был в Россию,

И пошел, по слухам, в гору,

В люди вышел он большие.

И подумал князь, что нужно

Старику пожить в покое,

И решил по старой дружбе

Все дела его устроить.

Генерала пригласили

В Петербург от марша армий.

Генералу предложили

Службу в корпусе жандармов.

— Хватит вас трепали войны,

Будет с вас судьбы солдатской.

Все же здесь куда спокойней,

Чем под солнцем азиатским.

И ответил строгий старец,

Не выказывая радость:

— Мне доверье государя —

Величайшая награда.

А служить — пусть служба длится

Старой должностью моею…

Я могу еще рубиться,

Ну, а это — не умею.

И пошел паркетом чистым

В азиатские Сахары…

И прослыл бы нигилистом,

Да уж слишком был он старый.