В обмен на рай

Глава одиннадцатая

— Ты собираешься разговаривать со мной?

Путешествие с Сицилии в Нью-Йорк и из аэропорта имени Кеннеди до ее дома заканчивалось, а Джесс так и не смогла заставить себя сказать Лоренцо хотя бы слово.

С той минуты, как она встала из-за стола, все делалось молча. Она не могла смотреть на Лоренцо и всю дорогу — сначала в вертолете, потом в самолете и, наконец, в роскошной машине с шофером, ждавшей их в аэропорту — старательно отворачивалась и смотрела в окно, ничего не видя перед собой.

Казалось, она ничего не чувствовала. Потрясение заставило ее оцепенеть. Так бывает, когда человек теряет конечность во время несчастного случая. Травма столь велика, что сознание просто отказывается воспринимать случившееся и ощущать боль.

— А о чем говорить? — мрачно спросила Джесс, когда раздосадованный Лоренцо опустил ее сумки на пол гостиной. — Ты уже сказал все, что следовало. И изложил свое мнение даже слишком ясно.

— Ты знала об условиях договора, — жестко ответил он.

Да, знала и считала, что сумеет соблюсти их. Но теперь Джесс думала по-другому. Она говорила себе, что готова отдать все, лишь бы быть с ним. Но цена этого удовольствия оказалась слишком высокой. Труднее всего было вынести мысль, что он никогда не полюбит ее. Если у нее и оставались какие-то сомнения на этот счет, то поведение Лоренцо по дороге с Сицилии домой расставило все точки над «i».

Но как ей жить без него? Она попала бы из огня в полымя. Ситуация была безвыходной. И все же надо было принять какое-то решение, даже если оно разобьет ей сердце.

— Я знала, чего ты хотел от нашей связи! Чтобы я соблюдала правила, которые ты придумал нарочно, стремясь причинить мне как можно больше боли!

Лоренцо нахмурился. Джесс тут же поняла, что ее слова и тон были ошибкой, но это уже не трогало ее ожесточившееся сердце. Дамбу, которой она отгородила свои чувства, внезапно прорвало, и наружу хлынули мстительные слова.

— Ты решал, как я должна жить, что носить и как себя вести! Я как дура ждала твоих случайных звонков, поздних возвращений, верила, что должна быть в твоем распоряжении, когда тебе этого захочется, и что у меня не должно быть никого, кроме тебя! Ты проводил со мной ночи, считая, что не гожусь ни для чего иного, кроме твоего сексуального удовлетворения! Ты говорил, что мне есть, как спать и даже как дышать! Ты лишил меня всякой самостоятельности, но теперь все! С этим покончено!

— Ты так не думаешь.

— Считаешь себя телепатом, способным читать у меня в мозгу? Так вот, ты ошибся!

Жестом, который выдавал владевший ею гнев, Джесс стащила с себя белый полотняный жакет и злобно швырнула его на ближайший стул. О, если бы так же легко можно было избавиться от переполнявших ее чувств!

— Именно так я и думаю, Лоренцо! Готова подписаться под каждым словом! Я хочу, чтобы ты сейчас же ушел отсюда и никогда не возвращался…

— Ты не думаешь… — Скарабелли гневно тряхнул головой. — Ты не можешь так думать!

Джесс, занявшая безопасную позицию в дальнем углу комнаты, растерянно замигала глазами. Ей казалось, что настоящий Лоренцо исчез в дыму и пламени, а на его месте появился кто-то другой.

Потому что за последние несколько секунд что-то изменилось. То, в чем она пока была не слишком уверена и чему не могла найти названия.

Потому что Лоренцо споткнулся на полуслове, а затем его тон решительно изменился. Он перестал быть надменным и повелительным, каким был все последние месяцы, и в нем прозвучало нечто похожее на…

Джесс запнулась, начала искать подходящее слово и наконец нашла его. В его тоне звучала просьба!

Одновременно изменилось и выражение лица Лоренцо. В сверкающих глазах появились мрак и уныние; так горизонт застилают тучи, предвещающие грозную бурю.

— Что ты сказал?

Голос Джесс был одновременно подозрительным и неуверенным.

Лоренцо тяжело вздохнул и провел руками по волосам, продолжая смотреть на Джесс взглядом христианского мученика.

— Я сказал, что ты не можешь так думать. Так нельзя.

— Я могу делать все, что хочу.

— Но, Джесс, моя любовь…

— Не называй меня так!

Сбросив жакет, Джесс совершила ошибку. Она все еще была в зеленом платье, надетом к обеду и годившемся только для жаркой Италии. Здесь, в Нью-Йорке, температура была значительно ниже, и обнаженная кожа Джесс покрылась пупырышками. Приходилось бороться с желанием растереть предплечья ладонями.

Лоренцо чувствовал себя не в пример лучше. Легкий пиджак, надетый на черную рубашку, надежно защищал его от холода. Это тоже обернулось против него. Джесс вложила в свои слова всю владевшую ею обиду и гнев. Сейчас ненависть была безопаснее любви.

— Клянусь, если ты еще раз назовешь меня так, я убью тебя!! Моя любовь… — na?eanoe?anee повторила она. — Моя любовь! Любовь! Ты не знаешь значения этого слова!

— Я знаю, что оно значит для меня! — рявкнул Лоренцо. — Оно значит, что я не могу позволить тебе уйти. Что без тебя я не могу спать, не могу работать, не могу жить! Без тебя моя жизнь пуста, невыносима! Я прожил так два с лишним года и не могу больше!

Эти слова громом отдались в мозгу Джесс. Сердце заколотилось так, что кровь бешено побежала по жилам и ударила в голову. Пришлось схватиться за ближайший стул, чтобы не упасть. Она сделала глубокий вдох и заставила себя говорить.

— Лоренцо, я не знаю, понимаешь ли ты то, что сейчас сказал. — Она старалась произносить слова спокойно и ровно, хотя испытывала сильное искушение выпалить их, чтобы поскорее избавиться от звона в ушах. — Но это очень похоже на объяснение в любви.

После этой фразы наступило напряженное молчание. Казалось, ему не будет конца. И без того измотанные нервы едва выдерживали. Казалось, то, что произошло в последнее время, содрало с нее кожу и сделало Джесс более уязвимой и беззащитной перед тем, что готово было обрушиться на ее голову. Она слишком боялась, чтобы надеяться.

— Лоренцо… — испуганно произнесла Джесс, не слыша ответа.

Стоявший перед ней мужчина слегка пошевелился, словно очнувшись после долгого сна. Скарабелли на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их снова, Джесс показалось, что они смотрят куда-то далеко-далеко.

— В любви, — осторожно произнес он, словно пробуя это слово на вкус. — В любви… Ну да, черт возьми, почему бы и не признать это?

Джесс не могла поверить своим ушам.

— Ты любишь…

Казалось, внутри Лоренцо что-то щелкнуло. Сбитый с толку, ошеломленный незнакомец куда-то исчез, и вместо него появился сильный и властный человек, которого Джесс хорошо знала. Его голова гордо откинулась, глаза стали холодными и острыми, как лезвие ножа.

— Я люблю тебя, Джесс. Всегда любил и боюсь, что всегда буду любить. Но это не значит, что я подчинюсь эмоциям. Я никогда не принимал решений под влиянием чувств и не собираюсь принимать их сейчас!

— В моем понимании это не любовь.

Любящий не говорит о страхе или подчинении. Он просто любит, вот и все…

— Похоже, ты сам не понимаешь, что говоришь.

— Господи, Джесс! — выпалил Лоренцо и в два быстрых, гневных шага оказался рядом. — Это ты не понимаешь, о чем говоришь!

Он протянул руку, взял Джесс за подбородок, заставил поднять лицо и начал так пристально изучать его, словно хотел запомнить на всю жизнь.

— Я не могу не любить тебя. Это от меня не зависит. С таким же успехом я мог бы приказать своему сердцу не биться, а легким не дышать. Думаю, я полюбил тебя с первого взгляда. Тогда мне показалось, что я умер и больше никогда не буду прежним.

Услышав эти хриплые слова, Джесс почувствовала, что ее сердце перестало стучать, все жизненно важные органы отказали, и она словно повисла в воздухе. Кровь застыла в венах, не давая пошевелиться. Мозг оцепенел. Она едва видела бледное, взволнованное лицо, бывшее совсем рядом, и смотрела в бездонные озера его глаз, пока окончательно не утонула в них.

Внезапно Лоренцо отпустил ее и вытянул руки по швам.

— Но я не поддамся этому чувству!

В другое время, в другой жизни она с наслаждением выслушала бы такое своеобразное объяснение в любви. Ее сердце пело бы от радости. Но сейчас слова Лоренцо произвели на нее совсем другое впечатление.

Одной рукой Скарабелли давал, а другой отнимал. Не успел он объясниться, как тут же взял свои слова обратно, полностью обесценив их. Он говорил то, что Джесс мечтала услышать два с половиной года, но это только усиливало боль.

— Не верю, что ты способен на это! — мучительно вырвалось у нее.

— Поверишь, — холодно пообещал он. — Если захочу, смогу. Тут у меня есть выбор. Я смогу решить, что мне делать с моими чувствами… если вообще позволю им влиять на меня.

— Влиять?

Она подняла руки и прижала пальцы к вискам, пытаясь справиться с пульсировавшей в них болью. Казалось, кто-то надел на ее голову стальной обруч и медленно, неумолимо стискивал его, доводя Джесс до безумия.

— Я… я не понимаю…

Лоренцо с досадой выпустил воздух сквозь сжатые зубы, отвернулся от нее, подошел к окну в виде фонаря и посмотрел на темную, пустынную улицу. Повторялась сцена, разыгравшаяся на второе утро после дня рождения Брендана, когда Скарабелли сказал, что Джесс никогда не станет его женой. И так же, как тогда, все его тело источало враждебность и нежелание ощущать ее присутствие.

— Я не позволю себе чувствовать эту любовь, — не оборачиваясь, сказал он. — Не позволю ей вторгаться в мой мозг, сердце или какой-нибудь другой орган, который, по словам всяких стихоплетов, способен испытывать эмоции.

— И тебе это удастся? — с ужасом спросила она, широко раскрытыми глазами глядя на его обычно сильную, бугрившуюся мышцами спину.

Внезапно Лоренцо повел широкими плечами, словно почувствовав ее взгляд. Он медленно повернулся, и Джесс вновь увидела холодную, бесстрастную маску. Другого ответа не требовалось. Она все поняла по побелевшим морщинам, окружавшим его нос и рот.

— Мои чувства — такой же факт, как то, что я итальянец, что у меня черные волосы, черные глаза и смуглая кожа. Они есть. Я ничего не могу с ними поделать. Но поскольку нужно как-то жить, я не позволяю себе сосредоточиться на этом. Я боюсь лифтов. Но не даю этому страху овладеть мной.

— Ты?..

Это совершенно неожиданное заявление заставило Джесс отвлечься от своих переживаний. Она застыла на месте и уставилась на Скарабелли. Неужели Лоренцо действительно признался в слабости? Невозможно было поверить, что он чего-то боится…

— Ты боишься?..

— Лифтов, — лаконично подтвердил Лоренцо и коротко кивнул, словно говоря: ну и что?

— Я знаю тебя столько времени, но никогда не догадывалась…

— Так и есть. Я чувствую страх, но не поддаюсь ему.

— И ты думаешь, что так же сможешь справиться со своим чувством ко мне?

— Не думаю, а знаю.

— Ах, знаешь?

И снова, как на Сицилии, гнев стал ее спасением. Он потек по ее жилам, согрел кровь, воскресил, прогнал страх и оцепенение, заставил очнуться, и Джесс несказанно обрадовалась этому. Не успев подумать, она порывисто устремилась к Лоренцо.

Скарабелли осторожно следил за ее приближением, прищурив черные глаза, но не делая попытки отойти в сторону или шагнуть навстречу. Джесс оказалась рядом быстрее, чем рассчитывала; она остановилась только тогда, когда врезалась в его твердую грудь, словно пушечное ядро.

— Значит, ты знаешь, что если я сделаю так…

Она решительно подняла руку, опустила ее на плечо Лоренцо и чувственно провела ладонью по его предплечью до самой кисти, нежно погладив теплую кожу и сильные мышцы. Это прикосновение заставило его пальцы пошевелиться, а затем застыть снова.

— Или так…

Она взяла в ладони его лицо и стала ласкать впалые щеки и напрягшийся подбородок. Затем Джесс погладила его шею и вплела пальцы в темные шелковистые волосы.

Лоренцо молча следил за ней, слегка опустив веки.

— Или даже так…

Она обвила руками его шею и тесно прильнула к его мускулистому телу. Грудь прижалась к груди, бедра к бедрам, и Джесс тут же почувствовала физический отклик, скрыть который Скарабелли был не в силах, так же, как хриплое дыхание и пятна румянца на высоких скулах.

— Ох, Лоренцо, — прошептала она ему на ухо, — если я сделаю так, разве ты сможешь управлять своими поступками?

Но когда ее губы скользнули от уха к скуле, а потом прижались к губам, ответ Лоренцо заставил ее отпрянуть.

Точнее, полное отсутствие всякого ответа. Потому что вместо обычной немедленной вспышки страсти и лютого голода ее встретила каменная неподвижность. Лоренцо молча отвергал ее ласки; это было хуже пощечины. Она чувствовала себя так, словно ударилась лицом о гранитную плиту.

Джесс резко отшатнулась. Она не могла вынести его близости, прикосновения его тела, ощущать презрение, наполнявшее его мышцы и сверкавшее в глубине эбеновых глаз.

— Убедил! — бросила она, отойдя на безопасное расстояние. — Ты действительно умеешь управлять своими чувствами!

— Разве не предки американцев — англичане придумали, что самая худшая жестокость — это доброта? — с поразительной невозмутимостью ответил Лоренцо.

— Доброта! — прошипела Джесс. — В том, что ты делал, не было и намека на доброту!

— Я не хотел, чтобы у тебя оставались иллюзии.

— О, не стоило беспокоиться! Если у меня и были в отношении тебя какие-то иллюзии, то я потеряла их много лет назад!

Если бы это было правдой… Если бы она с самого начала не морочила себе голову дурацкими бреднями… Так и нужно было поступить. В конце концов, Лоренцо был с ней совершенно честен. И ей тоже следовало быть честной с самой собой, чего бы это ни стоило. Только последняя идиотка могла мечтать о том, что все сложится по-другому.

— Вот поэтому я и думаю, что будет лучше, если мы расстанемся раз и навсегда.

Он явно не ожидал этого. Темная голова Лоренцо откинулась, черные глаза посмотрели на нее с недоверием.

— Я не хочу этого.

— Зато этого хочу я, черт побери!

Упрямая гордость заставляла Джесс скрывать жгучую боль и придавала сил смотреть ему прямо в глаза.

— Лоренцо, давай не будем кривить душой. Ничего не вышло.

— А, по-моему, вышло. И очень неплохо. Получилось именно то, что было предусмотрено нашим договором…

— Но этого недостаточно!

Джесс даже топнула ногой в подкрепление своих слов. Что еще сделать, чтобы до него наконец дошло? Если Лоренцо будет продолжать спорить, она этого просто не выдержит!

— Чего тебе не хватает? Денег? Платьев? Может быть, новой квартиры?..

Пришедшей в ужас Джесс показалось, что она ослышалась. Голова закружилась так, что Джесс чуть не упала в обморок. Неужели Лоренцо всерьез думает, что ей не нужно ничего другого?

— Я не хочу никаких вещей! Не хочу ни украшений, ни платьев, ни роскошной квартиры, которые когда-то дарили куртизанкам!

— Тогда чего ты хочешь? Только скажи.

— Я хочу…

Слезы застилают взгляд, мешают видеть его лицо, но она ни за что не заплачет. Не доставит ему такой радости!

— Я хочу того, чего ты не можешь мне дать, — уныло ответила она. — Хочу любви, которая предполагает долгую связь, до… доверие и надежду на совместное будущее. А этого нет.

— Джесс…

В ту же секунду Лоренцо оказался рядом. Одной рукой он схватил ее хрупкое запястье, другой обвил талию и удержал, когда Джесс попыталась вырваться.

— Но, Джесс, то, что у нас есть, слишком тяжело потерять…

Он был близко. Слишком близко. Теплые губы касались лба Джесс и целовали его так нежно, что могло разорваться сердце.

— Неужели ты могла бы жить без этого?

Господи помилуй, достаточно было одного его прикосновения, чтобы она растаяла! Колдовские чары, на которые он был такой мастер, опутали все ее чувства, и на свете остались только его лицо, запах, звук голоса…

Измученная Джесс устремилась в его объятия и прижалась к горячему телу. Его огненные прикосновения обжигали кожу, проникали сквозь тонкую ткань платья, пальцы дразнили пробудившийся к жизни чувствительный сосок.

— Ты знаешь, как это бывает. Как это было. И как может быть снова…

— А свадьба? — пролепетала она еле слышно, так что Лоренцо пришлось нагнуть гордую голову.

— Свадьба…

Можно было не отвечать. Она обо всем догадалась по его лицу, по внезапно напрягшимся красивым чертам и опустившимся на глаза тяжелым векам.

— Джесс, любовь моя…

Эти ласковые слова стали последней каплей. Туман в голове Джесс рассеялся, чары, наведенные ее тюремщиком, бесследно исчезли.

— Нет!

Она сделала отчаянное усилие, вырвалась из его рук и отбежала на середину комнаты. Когда Джесс повернулась к Лоренцо и смогла заговорить, ее глаза блестели от слез.

— Нет. Это не поможет! Я не могу! Не могу жить так! И не буду. Нам нужно расстаться. Я хочу положить этому конец. Ты найдешь другую, которая сможет стать твоей женой, а я… я…

Она не смогла закончить фразу. Не смогла сказать, что тоже найдет себе кого-нибудь другого. Потому что она никогда не сумела бы полюбить другого так же, как любила Лоренцо.

— Джесс…

О Боже, что еще ему нужно? Почему он не уходит и не оставляет в покое ее разбитое сердце?

— Нет, Лоренцо, — ровно и безжизненно ответила она. Эти слова вырвались из глубины ее измученной души. — Хватит слов. Тебе больше нечего сказать. Я приняла решение, и ничто не заставит меня передумать. Уходи.